Текст книги "Антракт"

Автор книги: Мейвис Чик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что за звук разбудил меня. Луч солнца бил в глаза, я заморгала и снова зажмурилась. Снова этот противный звук, а потом что-то упало. Я все вспомнила и потянулась, надеясь, что выгляжу не очень растрепанной. Открыв один глаз, я постепенно привыкала к яркому солнцу. Потом пригляделась и увидела обнаженного мужчину, прыгавшего на одной ноге – другая безнадежно запуталась в трусах. Он едва двигал рукой, пытаясь ухватиться то за трещащий кусок хлопка, то за голову. И дергался, как зверь, страдающий от сильной боли.

– О Боже, – бормотал он, – Боже, Боже! – Потом, сдавшись, упал на пол, снова застонал и тихо пожаловался: – Голова, моя голова…

– Полцарства за мою голову, – хихикнула я.

– Совсем не смешно. – Приглушенный голос доносился откуда-то из района коленей.

Мужская ступня – практически идеальная, потому что ей никогда не приходилось приспосабливаться к крайностям обувной моды, – осторожно прокладывала путь в сторону отверстия для ног в изделии «Уай-франт» [27]27
  «Уай-франт» – фирменное название белья для мужчин и мальчиков производства компании «Лайл энд Скотт».


[Закрыть]. Вторая, на которой все еще виднелся едва заметный след от острого каблука, какое-то время продолжала дергаться, пока тоже не достигла своей цели. Финбар ухватился за резинку и, снова застонав, поднялся; эластичный пояс шлепнул его по талии. Он постоял некоторое время, похожий на приболевшего Геркулеса, – слабый, но торжествующий. Дрожа от возбуждения, я похлопала по пустующему месту рядом с собой.

– Иди, приляг, – пригласила я, наивно представляя себя сиреной с темными глазами.

– Где мои брюки? – высокомерно и с раздражением – что всегда характерно для состояния похмелья – потребовал Финбар.

Мне было жаль его. Да, момент, чтобы предпринимать попытки к сближению, был явно неподходящий. Распутная темноглазая сирена отправилась обратно в свой придуманный будуар, а я – помогать Финбару. Ведь в большей степени его состояние – моя вина. Я задернула шторы, преградив путь яркому солнцу, нашла джинсы и подошла к нему.

Мне захотелось признаться в своих чувствах. Фраза «Я люблю тебя, Финбар!» могла бы прозвучать очень мило, но, честно говоря, его состояние не располагало к таким откровениям. И я просто протянула ему джинсы:

– Держи, нужно просунуть ногу вот сюда…

Он попробовал, не получилось.

– Обопрись, я помогу.

Он так и сделал. Снова застонал и натянул сначала одну штанину, затем справился с другой. Я подняла джинсы до талии, но не стала их застегивать: не нужно, чтобы мужчина ассоциировал меня со своей слабостью.

– Спасибо, – кротко поблагодарил он. Глаза закрыты, лицо очень бледное.

Я поцеловала его в щеку.

– Кофе, – взмолился он. – Мне нужен кофе…

– Глупости, – сказала я. – Что тебе нужно, так это вода. Много-много воды, чтобы не было обезвоживания. – У меня появилась замечательная эротическая идея. – Может быть, принять ванну? Тебе станет лучше…

– Нет времени, – пробормотал Финбар. Пытаясь надеть футболку, он рассеянно размахивал руками. – Нужно репетировать драку на мечах… О Господи! – Он обхватил голову руками. – Как мне плохо!

Я провела пальцем по его виску.

– Ты такая милая, – сказал он с несчастным видом. – Прости, что я… Господи, я не предполагал, что могу так напиться…

– Принесу тебе «Алка-Зельтцер». – Я подняла с пола ночную рубашку, надела – вряд ли имело смысл оставаться обнаженной – и отправилась вниз.

Когда я принесла стакан с шипящей жидкостью, Финбар был немногословен:

– А почему ты так хороша сегодня утром? – И подмигнул. – О, я забыл, ты ведь практически всегда навеселе! – Финбар храбро попытался изобразить веселую улыбку, но его лицо, скорее, стало похоже на посмертную маску Дантона, и прикоснулся к моей щеке. – Ты выглядишь удивительно свежей.

Я чуть не призналась ему, в чем причина, однако сдержалась. Вместо этого во мне снова заговорила надежда.

– Думаю, тебе следует принять ванну.

– Нет времени. Где мой джемпер?

Мы нашли его – скомканный – на лестнице, у двери в туалет.

– Финбар, – мягко сказала я. – Ты не очень-то любезен со мной, учитывая происшедшее прошлой ночью.

Опустила глаза и жеманно улыбнулась, но момент выбрала не самый подходящий, – он только что выпил газировку.

– О Боже! – Финбар отрыгнул.

– Сейчас лучше? – осмелилась я.

– Нет, хуже. Пожалуйста, прости меня и за это, и за прошлую ночь. Мне вообще не следовало приходить сюда и вторгаться в твою спокойную жизнь со своими проблемами.

Я разыскала его туфли и носки и, вздыхая, вспомнила, как он избавлялся от них, но время нежных мыслей прошло. Я подумала, не спрятать ли обувь под кровать, но решила, что это бессмысленно, и, как жертву, бросила на пол перед Финбаром. Потом обхватила его руками за талию, прижала голову к груди. Изнутри доносились ужасные звуки: журчание, шипение и хныканье многих органов.

– А мне понравилось, – заявила я. – Не нужно извиняться. Я уже давно не получала такого удовольствия.

Он слегка отстранился, держа меня за руки, и озадаченно посмотрел мне в глаза.

– Удовольствия? – спросил он. – Разве я… – Поднял голову, посмотрел на потолок, потом на меня и снова на потолок. – Разве я… – Он снова описал головой круг, как будто делал какое-то упражнение для шеи. – Хочу сказать, насколько я помню… А мне кажется, я все помню достаточно хорошо: стихи, цветы, потом танцы… Я ничего не упустил, так ведь?

– О нет, – подтвердила я, – ты все отлично помнишь. Будь по-другому, разве это имело бы значение?

– Не знаю. Зависит от того, что именно я мог бы забыть.

– Финбар, не думаю, что выбор так уж разнообразен.

К несчастью.

– Мне не хотелось бы причинить тебе боль.

– Ты бы этого не сделал.

Он прижал мою голову к своей груди и чмокнул в макушку.

– Герань, ты ужасно кокетлива.

– Как и ты.

– О Господи, – произнес он, обхватив ладонью лоб, как будто мог выжать из него боль, – мне пора. Это правда. Опоздать на репетицию – самое большое преступление для профессионала, особенно на завершающем этапе репетиций, как у нас сейчас.

– Извини. – Я разжала руки.

– Это не твоя вина, – сказал он, ущипнув меня за подбородок. – Я достаточно взрослый и противный, чтобы самому нести ответственность… В конце концов, ты же не вливала в меня виски насильно, правда? – И подмигнул.

Сознаюсь, я отрицательно покачала головой.

Мы начали сражаться с его носками и туфлями.

О, проза жизни!

– Финбар, как насчет фильма?

Он обувался так, словно видел туфли впервые в жизни. Я ждала, почтительно соблюдая тишину, пока он не укротил незнакомцев.

– Ты согласишься?

Финбар не был похож на человека, который готов хоть па что-нибудь согласиться, но я чувствовала, что подобный разговор необходим. Он поднялся с пола, явно вдохновленный своим достижением.

– О, конечно, буду сниматься. Я намеренно разжигал страсти, чтобы проще было принести себя в жертву.

– Разве имеет значение, какие роли ты играешь? Знаешь, кто-то сказал однажды, что актер – это скульптор, высекающий статую из снега.

Он задумался над моими словами.

– Пожалуй, верно, если говорить о театре… Но с кино все по-другому, ведь фильм будет существовать вечно. Но не важно – я соглашусь, буду вести себя примерно, как хороший мальчик, так что этот Клейтон-младший еще скажет спасибо Господу за такой чистый лист бумаги, как я. Ал-ли-луйя! – Финбар снова схватился руками за голову, застонал и начал с трудом спускаться по лестнице.

Его лицо и вправду было почти таким же белым, как пальто, но, даже осунувшийся и небритый, Финбар Флинн все равно оставался самым привлекательным мужчиной, которого я, к сожалению, так и не узнала с чувственной стороны. И когда он запахнул пальто – оно сидело как влитое, – я поняла, что он снова превратился в актера.

– Ты никогда не видела, как я играю?

– Видела, конечно. Ты постоянно играешь. Иди, – сказала я, потому что знала: свой момент я уже упустила. – Тебе лучше поторопиться.

И протиснулась мимо него, чтобы отпереть дверь. Лучи солнца потоком хлынули в дом, заставив меня зажмуриться. Финбар прикрыл глаза рукой и шагнул на улицу.

– Когда?.. – начала было я, но он захныкал, оказавшись на солнце.

– Хмурые дни, неделя за неделей, – и именно сегодня природа решила одарить нас сиянием. Что ж, думаю, это справедливо… в каком-то смысле. – Финбар переступил через порог, вышел на дорожку и обернулся. – Боже мой, моя дорогая Герань, что же я натворил? В твоем экзотическом мире существует прощение?

И вдруг, словно гром среди ясного неба, утреннее спокойствие нарушил голос.

– Джоан, это ты?

Мод Монтгомери: ее укладка показалась из-за забора, разделяющего участки, – глазки победно блестели.

– Я решила, тебе будет интересно узнать, – мы поймали…

Дама посмотрела на Финбара Флинна, который, вздрогнув и явственно застонав, повернулся в ее сторону. Голос моей соседки справа тяжело переносить и на трезвую голову, а услышать его в состоянии похмелья, должно быть, было убийственно.

– О, – проскрипела миссис Монтгомери, – извините…

Он снова застонал.

– …Я не думала, что у тебя гость.

– Сифилис [28]28
  Игра слов: рох (англ.) – сифилис и схожее с ним по звучанию fox (англ.) – лиса.


[Закрыть]? – мстительно переспросил Финбар.

– Простите?

Мне хотелось одновременно плакать и смеяться. Как она могла прервать нас в такой момент? Но смех все же взял верх.

– Лису, – нашлась я. – Он думает, вы поймали лису…

– Ловко, – с удовольствием заметил Финбар, игриво, а возможно, просто спьяну, подмигнув мне.

– Нет, нет, – запротестовала она так, что он зажмурился… как от боли. – Э-э, крысу.

– Герань, – сказал Финбар, – я должен идти.

Открыл калитку и вышел, покачиваясь. А я осталась стоять в ночной рубашке на ярком солнце, абсолютно беспомощная.

Он помахал мне и обеими руками взялся за свои виски.

– До свидания!

Я подумала, что каждый раз расстаюсь с ним, причинив какой-то вред. Неудивительно, что он не особо жаждет следующих встреч.

– Не забудь про билеты, – прокричал Финбар и припустился по дороге, держась руками за голову.

– Это ведь актер? – спросила Мод.

– Конечно, – ответила я и захлопнула дверь с такой силой, что затрясся весь дом, от крыши до пустого подвала.

Глава 6

Прошло две недели. Я не виделась с Финбаром и не говорила с ним. В следующий за неудачной оргией день я получила огромный букет цветов, к которому была приложена записка с незатейливым текстом: «Цветы – цветку. С любовью и извинениями. Ф.». А позже, примерно неделю спустя, я коротко поговорила по телефону – с кем бы вы думали? – с маленьким толстяком Джимом.

– Моя дорогая, ты ведь собираешься на премьеру?

– Да, – ответила я, – Финбар принес мне билеты.

– Отлично, отлично. Не обижайся, что он не звонит, – сейчас очень сложное время.

– Я понимаю.

Как ни странно, меня вполне устраивало отсутствие общения. Почему-то мы не ждем ординарного поведения от известных людей. С их стороны это проявление определенного снобизма, который, честно говоря, ничуть не лучше, чем желание Мод и Реджи общаться только с аристократами. Если бы я провела такую же ночь с бухгалтером или водителем автобуса, а тот просто прислал бы букет цветов, я бы недолго церемонилась с поклонником, но все, что имело отношение к Финбару, казалось мне вполне приемлемым. Я получала удовольствие от его необычности. Кроме этого, я великолепно себя чувствовала и была полна энергии.

Должно быть, это отразилось на моей внешности, потому что Робин подошел ко мне в школе с комплиментом:

– Джоан, вот это да, ты вся светишься, прямо излучаешь жизнь!

На этот раз фраза в стиле Лоуренса не вызвала моего раздражения. В конце концов, почему он должен сдерживать свою одержимость? Ведь я поощряю свою.

Я не хотела говорить ему про билет, но с моей стороны это было бы жестоко. А кроме того, однажды могло выясниться, что я солгала. Поэтому я отдала Робину конверт, и наградой мне стали радость и признательность.

– Я отправил записку в кассу театра, – сообщил Робин, – но сейчас это уже не важно.

Я была довольна, что поступила честно.

– Джоан, – попросил он, сжимая в руке билет, – мы ведь можем пойти вместе, правда? Может, встретимся немного раньше и выпьем по коктейлю? Мне по-прежнему необходимо поговорить. Я должен о многом рассказать тебе.

«Не сомневаюсь», – подумала я. И ответила:

– Да, Робин, конечно, мы можем пойти вместе, только, если ты не возражаешь, мне не хотелось бы встречаться заранее. Давай просто получим удовольствие от премьеры, ладно?

И он отступил, волоча ноги, – печальное воплощение уныния.

Рода возникла у меня за спиной.

– Кто-то должен помочь этому бедолаге, – сказала она.

– Возможно, только не я.

– Тогда тебе не следует постоянно искушать его своими золотыми волосами и сексуальными флюидами.

Я польщенно улыбнулась.

– По твоему виду кажется, что тебе не терпится сдернуть трусики. – Она похотливо подмигнула.

– Что ты такое говоришь! – Я не смогла сдержать улыбку.

– Вот видишь, совсем другой разговор. Ты похожа на кошку, которой предстоит справиться с горой сметаны. – Рода рассмеялась. – Скажу честно, если бы для ухода из дома мне требовался идеальный пример одинокой жизни, я подумала бы о тебе. – Она начертила пальцем крест на стопке тетрадей. – Мардж всегда удерживала меня от такого шага, достаточно было посмотреть на нее, и я понимала: лучше ничего не менять. Но с тех пор, как я увидела тебя, искушение растет, особенно когда я вожусь с отвратительной сковородой, в которой тушилась фасоль, или с горой мужского нижнего белья. – Она качнула головой в ту сторону, куда ушел Робин. – Насколько я понимаю, ты отвергла ухаживания нашего местного секс-символа ради суперзвезды? Открой тайну, ты бросаешь своего мужа или нет?

– Нет, – ответила я, – с мужем это никак не связано.

– Что ж, приятно слышать, – сказала она наполовину всерьез. – А с чем же тогда?

– Узнаешь, когда твой бросит тебя.

И я направилась в ту же сторону, что и Робин.

– Подбери задницу, – раздраженно крикнула она мне вслед. – Пока можешь…

Разделы светской хроники в газетах пестрели новостями о предстоящих съемках фильма о боксе. Указывались суммы гонораров – с каждым разом все более внушительные, – было много информации о Клейтоне-младшем, который утвердился в вере и не стеснялся заявлять об этом. Вроде бы он видел в сценарии, в сюжете некоторое сходство с миссией Христа, и потому – не знаю, правда это или нет – фильму уделялось так много внимания. Я не сомневалась, что Финбар получит роль: даже если не брать в расчет актерские способности, физические данные вполне позволяли ему изображать крепкого боксера, бывшего некогда плотником в Назарете. Я зашла настолько далеко, что выяснила это, и рассеянно размышляла, как же они планируют изобразить апостолов. Двенадцать спарринг-партнеров? По данным одного из самых ядовитых таблоидов, контракт еще не был подписан, но я не сомневалась, что это произойдет, – несмотря на муки совести Финбара. Одно дело отказываться от богатства, когда ты вряд ли можешь рассчитывать на него, и совсем другое – когда нужно лишь протянуть руку. Потому и растет популярность партии либерал-демократов.

Чтобы пережить двухнедельный период ожидания, я читала Пруста – детали в его книгах способствуют расслаблению, и это помогало сдерживать сладострастные мысли, которые все чаще появлялись в моем блуждающем сознании. То, что мы с Финбаром делали на закате после прогулки по пляжу, можно было назвать шокирующим. Проблема с фантазиями в том, что от них можно избавиться, только неоднократно переживая их вновь. Я начала сомневаться, не забрела ли случайно на заповедную территорию, которая считается мужской, – территорию под названием похоть. Я старалась вставить в свои фантазии интересные беседы, но та Джоан, которая обитала в моей голове, была не в восторге от обсуждения нюансов белого стиха Шекспира, и, боюсь, они с Финбаром в основном занимались тем, что называют активными действиями. Однако фантазии помогали мне скоротать время, а если ситуация уж слишком выходила из-под контроля, рядом всегда был старый добрый Сван.

Примерно за неделю до премьеры по дороге в школу из машины я наблюдала довольно странную картину. Робин катил на велосипеде передо мной, но не в спортивной форме, как обычно, а в джинсах и очень мятом джемпере. Это было совсем не похоже на него, и я, осторожно обогнав его, взглянула в зеркало заднего вида. Робин даже надел очки от солнца – глупое жеманство, которого он обычно избегал. Казалось, он с трудом крутит педали, а лицо, несмотря на свежий утренний воздух, казалось бледным и измученным.

Я дождалась его на парковке. Он очень медленно слез с велосипеда и тихо застонал, уронив на асфальт сумку с книгами. Сочувствуя, я подняла ее.

– Спасибо, – пробормотал он.

Если бы я не знала, как он дорожит своим здоровьем, то заподозрила бы его в пьянстве: коллега Карстоун выглядел так, будто только что вышел из питейного заведения, где провел всю ночь.

Я начала переживать.

– Бедняга, у тебя грипп? – спросила я.

– Не совсем. – Он поднял руку к голове.

– Похмелье! – заметила я злорадно. – Узнаю симптомы!

Робин закрыл глаза.

– Не так громко, пожалуйста!

Вспомнив собственный опыт, я добавила:

– Робин, надеюсь, ты не отключился, лежа на ней.

С изрядной долей достоинства, несмотря на пунцовый румянец, он возразил:

– Не ожидал от тебя подобной грубости, Джоан.

– Ах да, – сказала я, – надеюсь, «пророк сексуальности» хорошо присматривает за тобой.

Он смутился, неприязненно взглянул на меня и ушел. Я хотела извиниться, побежала за ним в школу, но Робина уже и след простыл – только хлопнула дверь мужского туалета.

Позже, в учительской, мне удалось извиниться, но он с трудом понимал, что я говорила, только пил одну чашку кофе за другой и щурил покрасневшие глаза.

Через день или два Рода начала откровенно дразнить его:

– Тяжело тебе с ней приходится, да? Мне казалось, ты можешь быть более выносливым, ты столько тренируешься… – И так далее в том же духе.

Мне немного не хватало Робина на подлокотнике моего кресла, но всю оставшуюся неделю он держался в отдалении. Цвет его лица чуть-чуть – но не радикально – улучшился, и он являл собой великолепный пример страдающего молодого любовника. Я очень удивилась, когда, несмотря на все это, он заявил, что по-прежнему собирается в театр.

– Она дает тебе выходной на одну ночь? – ляпнула я, не подумав, – насмешки Роды оказались заразительны.

– Только ты не начинай, – рассердился он. – И так все сложно.

Я извинилась и подмигнула ему:

– Но ведь здорово быть влюбленным, правда?

– Кто говорит, что я влюблен? – спросил он с затравленным видом.

– Разве нет?

Робин потер шею; казалось, он чувствует себя неловко.

– Может быть. Да. Не знаю. Я не совсем уверен.

– Она не будет возражать, что ты сегодня вечером пойдешь со мной?

Я со злостью подумала, что с удовольствием пошла бы одна.

Робин выглядел слегка растерянным и вдруг спросил, обращаясь не прямо ко мне, а, скорее, в пространство вокруг меня:

– Значит, ты по-прежнему хочешь пойти?

– Конечно, хочу. Но тебе вовсе не обязательно идти со мной. Я могу пойти одна, если у тебя будут сложности.

Сказав это, я поняла, что неудачно выразила свою мысль. Он обязательно почувствует, что самолюбие в опасности. Но взять свои слова назад я уже не могла. И все же перспектива пойти в театр вместе с Робином, влюбленным в другую, пугала меня гораздо меньше: я могла не переживать, что держу его на расстоянии.

– Я же сказал, что поведу тебя, и собираюсь это сделать.

– Может быть, тебе не очень хочется?

– Джоан, мы пойдем на премьеру, как и собирались. Я заеду на такси в семь, хорошо? Я очень жду этого.

Последнюю фразу Робин произнес, стиснув зубы, поэтому я решила, что будет лучше больше не спорить. Он удалился, высоко подняв голову.

Я видела, как Рода провожает его изумленным взглядом. Она подошла ко мне и поинтересовалась:

– Пытаешься снова завлечь его? Не выйдет, милочка! Ты осталась на бобах.

– Именно к этому я и стремилась, – отрезала я. – Мне так лучше живется.

– Ты мне нравишься, – заявила Рода. – Несмотря на то что избегаешь нас, простых смертных. И я не осуждаю тебя.

Пронзительный взгляд Роды переместился в сторону, алые губы скривились, и она указала на Пимми и Марджери, склонившихся над схемой для вязания.

– Вот смотри, какие варианты: комедия, лишенная секса, как у них, или домашняя трагедия, как у меня. Не особо богатый выбор, правда? – прошипела она. – Только задумайся, дорогая, стоит уступить, и ты получишь это…

И Рода швырнула свою лакированную черную сумочку через комнату. С глухим стуком сумка упала к ногам вязальщиц, те удивленно подняли головы.

– Извините, – сказала Рода, растянув губы в легкой улыбке, – я уронила сумку.

Я рассмеялась, но все-таки почувствовала легкую, едва различимую волну дрожи, пробежавшую по спине, словно кто-то наступил на мою могилу.

Предзнаменования – это нечто особенное. Несмотря на то что мы живем в рациональный век высоких технологий и жизнь человека изучена наукой, мы по-прежнему призываем на помощь приметы, как делали те, кого мы считаем первобытными людьми. Помню, я слушала по радио репортаж о запуске космического челнока, и вначале серьезный голос с американским акцентом сообщил, что небо над стартовой площадкой чистое, сияет солнце, – и это отличное предзнаменование. Вот так эпоха покорения космоса: что может быть более примитивным, чем, задумывая какое-то дело, ждать благословения с небес?

Я вела себя точно так же: наступило третье марта, и я ощущала приближение беды – в магазинах не было цветущей герани. Но, спешу заметить, я – по крайней мере насколько это в моих силах – решила ни в коем случае не следовать примеру Финбара с его тостерами. Герани в бутонах продавалось огромное количество. Я даже купила один горшок и поставила рядом с батареей, включенной на полную мощность, но цветок так и не раскрылся. Я купила еще одну герань и запихнула в едва теплую духовку, но у цветка лишь засохли листья. Я выставила оба несчастных растения на улицу и попросила у них прощения, особенно у того, с обожженными листьями. Выхода не было – придется обойтись примулой, в конце концов, с этим цветком тоже связана сентиментальная история, хотя Финбар мог ее и не запомнить…

Хорошо, что днем мне удалось немного поспать. Но в три часа тридцать минут я проснулась, и к моему дальнейшему дню можно было применить любое избитое выражение о времени. Стрелки часов не просто медленно тащились по циферблату, казалось, они умирали, и примерно в пять вечера я решила, что надо мной проводится какой-то тайный эксперимент. Но потом время пошло немного быстрее, и я наконец начала собираться в театр. Потому что сегодня мы бы «встретились в Филиппи».