Текст книги "Антракт"

Автор книги: Мейвис Чик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Я ничего не замечала, совсем ничего…

– Думаю, еще заметишь. Тогда скажи нам, и Реджи поставит ловушки и в твоем саду!

– Спокойной ночи. – Я повернулась, собираясь уходить.

– Спокойной ночи, – попрощались они, но головы тут же опять появились над забором.

– Между прочим, Джоан, вчера утром мы видели на дорожке твоих родителей, – сказала Мод. – Так мило. Я подумала, может быть, вы зайдете, к примеру, завтра вечером? Ты давно не была у нас.

Предатели, ловко маскирующиеся под моих родителей. Крепость не просто лежала в руинах, – уже готовились планы по ее захвату. Я была вынуждена немедленно заново возводить стены.

– Завтра они возвращаются домой, – сказала я. – А у меня, к сожалению, намечено важное дело.

– Очень жаль, – и Реджи снова исчез.

Мод осталась.

– Да, жаль. – Она вежливо улыбнулась. – Что это за новое дело, которым ты будешь так занята?

– Можно сказать, я собираюсь кое-что построить.

Я заметила, как побелели ее пальцы, сжимавшие колья забора, а драконья голова Реджинальда в облаке пара тотчас появилась вновь.

– Здесь? – одновременно в ужасе спросили соседи.

– Конечно.

– Я надеюсь, ты получила разрешение на перепланировку? – Вежливость Мод можно было сравнить с твердостью алмаза.

– В этом не было необходимости, – рассмеялась я. – Вы не заметите ничего. Никто не увидит.

– Значит, в доме? – спокойно уточнил Реджинальд.

– Фактически вокруг меня. – Я подтолкнула ногой еще один камень.

– Джоан, Джоан! – Они продолжали звать меня, но я уже направлялась к дому.

Когда я отвозила родителей на станцию, снега уже не было. И родители тоже оттаяли. Они хорошо провели время. Я была идеальной дочерью. Отец собирался позвонить Джеку, как только доберется домой, и предложить ему, как нежелательному партнеру по игре, попытать свои силы в другом месте. Я была готова ко многому, главное – больше не видеть бывшего мужа.

Поезд уже давно ушел, а я все посылала поцелуи и махала на прощание. Родители наконец уехали, и теперь я чувствовала себя легкой, как воздух. Кружась, я спустилась по лестнице, сделала несколько пируэтов по направлению к машине и поехала в сторону моего тихого, пустого дома, где из крана вода будет капать, только если я забуду его закрыть, и ни одна вещь не сдвинется с места без моего разрешения. А как же Финбар Флинн? А собственно, кто это такой? Просто глупая фантазия. Момент слабости, случившийся в моей жизни по воле других людей. У меня слишком много корней. Я вспомнила засохшую рождественскую ель – это было больше года назад. Вот какой мне следовало оставаться: ствол без корней, одинаково чувствующий себя в любой обстановке, не имеющий обязательств и ничего не получающий взамен. Теперь я могла вернуться в то счастливое состояние.

Чтобы отпраздновать долгожданное событие, по дороге домой я заехала в библиотеку – так ребенок заходит в кондитерскую. Показала язык томам Лоуренса и задумалась, какую бы книгу выбрать, чтобы этот старый козел перевернулся в могиле. Баронесса Орчи [23]23
  Баронесса Орчи (1865–1947) – английская писательница. Ее романы повествуют о Франции конца XVIII века. В те годы возникла лига Красного Цветка – союз англичан, посвятивших себя борьбе с террором.


[Закрыть]показалась мне отличным выбором. Мистический пророк сексуальности совсем по-другому оценил бы придорожный красный цветок и был бы крайне оскорблен Дэном Даром – героем-пижоном ее книг. Я взяла несколько ее романов и весело насвистывала, пока ехала домой.

Третье марта для меня ничего не значило: всего лишь возможность бесплатно посетить театр, что всегда приятно. Но даже если у меня не будет контрамарки? Что с того? Я могу купить билеты сама или вообще не ходить. «Кориолан» не из тех пьес, которые я мечтала увидеть. А ток-шоу? Что ж, ток-шоу оно и есть ток-шоу. Финбар – актер, актер британской школы, он имитирует эмоции ради удовольствия зрителей. Все это больше меня не волновало. Я хотела только одного – вернуть покой пятого измерения. Тот же, кто изобрел страсть и прочие эмоции – подобие автомата для игры в пинбол, – заслуживает хорошей порки.

Глава 2

Следующие несколько недель в школе можно было сравнить с крещением огнем, потому что Робин посчитал необходимым сообщить всем, что я знакома с известным актером Финбаром Флинном. Даже две девочки из моего класса спросили, стесняясь, не могла бы я раздобыть им его автограф. Массовый интерес был вполне объясним, учитывая неподдельную привлекательность этого актера и таланты его агента. Средства массовой информации уделяли Флинну чрезвычайно много внимания.

Марджери, сгорая от возбуждения, спросила у меня, что он собой представляет, а я ответила: «Как любой актер».

Рода предположила, едко и с завистью, что я не теряла времени даром. И даже Пимми – седовласая дама в очках, уже приступившая к вязке кардигана на следующее лето, не смогла удержаться и сообщила мне, как ей нравится (она покраснела) смотреть на него.

Чем старательнее я избегала общества Робина, тем сильнее он волновался. Фактически он преследовал меня, – теперь уже не облокачивался о подлокотник моего кресла, а шлепался на него, как обиженная, но преданная собака.

Естественно, я не хотела обсуждать с Робином Финбара Флинна, зато он постоянно заводил о нем разговор – наверное, считал эту тему нейтральной.

– Боюсь, он забыл о билетах… – мрачно начинал Робин.

– Возможно, – говорила я, не отрываясь от проверки тетрадей.

– Джоан, поужинаешь сегодня со мной?

Я продолжала изучать работу Шарон о милосердии.

– Я не могу говорить здесь, а мне очень нужно тебе кое-что рассказать.

– Как твой канадский роман? – Я отметила работу Шарон большой галочкой. По крайней мере она не считала, что милосердие сыплется на нас, словно из решета.

– Все кончено, – прошептал он.

Так вот в чем дело.

– Мне очень жаль, Робин.

– Мы можем встретиться?

Я подняла глаза и увидела рядом Роду. Она понимающе улыбнулась.

– Как поживают саламандры? – спросила я.

– Холодные и мокрые, – недовольно ответила она и подмигнула мне. – Как и вся моя семья. Ты счастливая отшельница… Не завела еще кошку?

– Кошку?

– Да, у Мардж есть. Для дружеского общения.

– Спасибо, Рода, но я прекрасно себя чувствую и без кошки.

Я еще больше поверила в пятое измерение, открытое в Данбаре.

Если от Робина я сумела отделаться, то с Фредом и Джеральдиной все оказалось не так просто – речь шла о моей совести. Я очень обрадовалась, когда соседи сообщили, что отправляются в Америку. Они улетели к своей любимой, находящейся на последнем сроке беременности Порции, и на меня больше ничего не давило. «Пан-Америкен» разорвала серебряную нить, которая связывала меня с этими золотыми яблоками. Мне ничто не угрожало, и я могла погрузиться в себя, уподобившись Аталанте, – снова сознательно покинуть общество.

– Мы будем там, пока не родится ребенок, – сказала Джеральдина, – и вернемся к Пасхе. А пока придется оставить сад.

Фред улыбнулся:

– В конце концов, есть некоторые плюсы в том, чтобы трижды становиться дедом.

– Как бы там ни было, сейчас в саду не так уж много работы, – сказала я, выглянув в окно задней комнаты, где мы стояли, держа в руках кофейные чашки. – Он безжизненный, как сама смерть.

Сад действительно выглядел именно так. Влажный воздух, прошлогодняя гниль.

– Не обманывайся, моя девочка, – возразила Джеральдина. – Земля уже в движении. Готовит силы для финального рывка. Еще неделя, и пора начинать работу.

– Джоан, она не дает мне покоя со Дня святого Валентина, – весело пожаловался Фред. – Большинству людей дарят шоколад или открытки. Джерри же ведет меня в центр садоводства и предлагает купить то, что мне понравится. А потом я вынужден возвращаться домой и сажать свой подарок. И до декабря у меня ни минуты покоя. Всего два свободных месяца в году – вот все, что она мне позволяет.

Джеральдина ткнула мужа пальцем в живот.

– Тебе необходимо поработать над ним, знаешь, рождественские излишества…

«Пожалуйста, – умоляла я про себя, – не нужно демонстрировать вашу взаимную любовь в моей гостиной».

Книги пришлось вернуть в библиотеку. Я ошиблась, выбрав баронессу Орчи, и от попытки поиздеваться над Лоуренсом пострадала сама, потому что забыла, насколько романтичны ее произведения. В романе есть эпизод, когда гордый и надменный сэр Перси, публично оттолкнувший свою красавицу жену Маргариту, смотрит, как она уходит, а потом наклоняется и целует каждый сантиметр перил, к которым прикасалась ее маленькая ручка. В этот момент у меня из глаз потекли слезы, еще не успевшие превратиться в лед. С литературой нужно быть осторожнее. Похоже, несчастные любовники встречаются повсюду.

Естественно, пару дней спустя мне позвонил Джек. Что ж, по-другому и быть не могло, не так ли? Он просто обязан был появиться.

– Это Джек.

– Джек?

– Да, Джек.

Снова та же песня.

– Ты говорил с моими родителями?

– Что? Да, говорил. Очень давно.

– И что же?

– Послушай, можно я приеду к тебе?

– Нет, ни в коем случае… – Я намотала телефонный провод на палец, но не сердилась, – скорее, скучала.

– Хорошо, ладно. Придется обсудить это с тобой по телефону.

– Когда?

– Сейчас, конечно.

– Только я очень занята…

(Хемингуэй, Вирджиния Вулф, Пруст.)

– Это чрезвычайно важно.

– Ну, выкладывай, – смягчилась я.

– Проблема в том… Гм-м, я кое-кого встретил.

Я взглянула на провод, он свободно болтался вокруг пальца, не причиняя мне никакой боли.

– О, Джек, так нельзя. Сейчас ведь не Рождество.

– Что, прости?

– Ничего. Это просто замечательно…

– Что?

– Это здорово!

– Знаешь, я действительно считаю, что ты рехнулась.

– Что ж, это ведь не твоя проблема, правда?

– Естественно.

– Верность, – произнесла я, – забавное слово.

– Джоан, ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да. Она ирландка?

– Что? Нет, черт возьми, не ирландка. Просто послушай меня, ладно?

– Хорошо, – смиренно сказала я, распустив провод.

– Не нужно сильно волноваться, но я собираюсь вернуть свою долю за дом.

Я покачала пальцем, потом несколько раз его согнула и вспомнила отличную реплику Джеймса Бонда: «Откуда у такой девушки, как ты, этот замечательный сустав?» И захихикала.

– Алло, алло? Ты слушаешь?

– Джек, ты не можешь так поступить.

– Джоан, я собираюсь сделать это.

Он в самом деле взбесился.

– Что ж, раз так, мне придется искать возможность заработать.

– Черт возьми, ты можешь поступать как хочешь, но я не понимаю, почему я должен по-прежнему терять деньги! Давай продадим дом и поделим сумму пополам – я готов быть честным. Ты можешь купить квартиру. Цены в этой части Лондона взлетели настолько высоко, что с твоей долей ты обязательно найдешь что-нибудь подходящее. Хорошо, Джоан? Ты все поняла? – По его тону стало ясно, что у меня остается лишь призрачный шанс.

– Я благодарна тебе гораздо больше, чем могу выразить словами… – Американская школа. – И говорю это абсолютно искренне. Надеюсь, ты будешь очень счастлив.

– Спасибо. – Он немного смягчился. – Ты все поняла по поводу денег?

– О да.

– Ладно-ладно.

– Только я не согласна…

– Отлично, мне придется действовать через адвокатов.

– Отлично. А я буду вынуждена продать мою историю.

– Что?

Я снова покачала пальцем.

– В таблоиды.

– Какую историю?

– Режиссер телевидения бросает беременную жену. Женщина делает аборт в больнице, в палате полно проституток (прости меня, флегматичная Энни!). «Он Заставил Меня Сделать Это». После чего режиссер телевидения бросает подружку-ирландку и пытается вышвырнуть на улицу бывшую жену. Уверена, я могла бы связаться с ирландкой. И мы бы вместе набросали статью. Она произвела бы сенсацию…

– Ты сошла с ума.

– Доведена до безумия, – поправила я. – Как бы там ни было, это граничит с гениальностью…

– Даже не пытайся.

– Не вынуждай меня.

– Посмотрим, – мрачно сказал он.

– Действительно, посмотрим. Это все, что ты хотел сказать?

– Джоан… – В его голосе послышалось предостережение.

– И угрожает расправой.

Короткие гудки.

Джек остался за занавесом.

Ничтожество.

Робин предпринял еще одну попытку встретиться со мной наедине, предложив поговорить за ленчем. К тому времени его лицо уже утратило чистоту и свежеть и выглядело немного измученным, возмужавшим, гладкую кожу прорезали морщины. Щенячье выражение сменилось другим, менее открытым, которое отражало борьбу, происходившую у него в душе. Поскольку, как я себя ни уговаривала, я не смогла полностью освободиться от чувства вины, у меня был соблазн принять приглашение, но имело ли это смысл? Рано или поздно Робин сделает неизбежный ход, и тогда все станет еще хуже. Я видела, как он уезжает на велосипеде, и вынуждена была признать: несмотря на сильные душевные муки, его тело по-прежнему в идеальной форме. На улице было холодно, а Робин приезжал и уезжал из школы в велосипедном костюме. И в тот момент, глядя, как блестящие мускулистые ноги крутят педали, я подумала об Адонисе – странно, при всей физической привлекательности Робина, я-то не Афродита, совсем не похожа на богиню…

Это показалось мне очень хорошим знаком, и я отбросила мысли о том, что подобное сравнение не может появиться у человека с холодным рассудком, скорее, он должен мечтать о чем-то отвлеченном…

Я решила, что в большей степени вина лежит на Робине, – ведь он то и дело спрашивал про билеты в театр. И не сомневалась, что, если бы не он, я бы давно уже забыла о почти нереальной возможности когда-нибудь снова увидеть Финбара Флинна.

Глава 3

Февраль – самый неприятный из всех месяцев, потому что играет с нашими мечтами о весне. Он может подарить один теплый солнечный день, и мы чувствуем прилив жизненных сил и верим, что скоро забудем про горячую грелку в кровати и вечно текущий нос. Но следующие дни снова мрачны, как тень Юпитера на скале Прометея, и мы снова окажемся в преисподней. К счастью, меня не посещали подобные иллюзии: наступало утро, потом вечер, и я довольствовалась этим. Дебаты по поводу прогноза погоды ничуть меня не трогали.

Примерно через неделю после отъезда Дарреллов я получила от них открытку: ужасные небоскребы на фоне неестественно голубого неба. Не понимаю, как кто-то может считать Нью-Йорк красивым. С обратной стороны было небольшое веселое послание о том, как они счастливы в Америке, как хорошо чувствует себя Порция и так далее, постскриптум же звучал тоскливо: «…и передай привет нашему садику, ведь он, вероятно, чувствует себя заброшенным». Я поставила открытку на стеллаж в холле и отправилась в школу.

Я редко получаю письма, поэтому была очень удивлена, когда Рода и Марджери, поздоровавшись со мной в коридоре, спросили:

– Ну что, ты получила почту сегодня утром?

Рода с энтузиазмом подмигнула мне и сообщила:

– Бедная старушка Мардж ничего не получила, так ведь?

Бедная старушка Мардж закивала, хихикая.

– Правда, она не особо из-за этого переживает, как считаешь, Джоан? Но, я уверена, у тебя-то есть новости.

Я озадаченно ответила, что получила открытку. Может быть, Рода с учениками стали изучать работу почтовой службы, ведь я, как правило, не участвовала в беседах учителей, – так что не было смысла скрывать правду.

– Только одну? – спросила Рода.

– Одну, – подтвердила я.

– О, дорогая. – В ее голосе явно послышалась насмешка. – И все же, одна лучше, чем ничего. Мы все знаем, от кого она, так ведь?

– Разве? – Я ничего не могла понять.

– Ну ладно. – Рода похлопала Марджери по руке. – Удачи в новом году! Мы еще увидим, как ты пойдешь к алтарю.

– Ты просто невыносима! – заметила Марджери. На ней был искусно связанный жакет, и она жеманно улыбалась.

Рода засмеялась, а потом оглянулась, услышав хлопок входной двери.

– Хо-хо, а вот и он. Пойдем, Марджери, нам здесь не место.

Это был Робин, он только что приехал. Я быстро улыбнулась ему издалека и поспешила удалиться, но за спиной раздался стук его кроссовок – он догнал меня.

– Есть новости? – выдохнул он.

Что это такое?

– О чем? – рассердилась я. – И с какой стати вдруг всех интересует моя почта?

– Билеты. В театр. Финбар Флинн участвовал в программе об искусстве пару дней назад. – (Я знала об этом). – Похоже, это будет великолепная постановка.

Я почувствовала странное легкое покалывание в одном интимном месте и, к несчастью, не смогла сдержать раздражения.

– Нет, билетов нет. Просто забудь об этом, ладно? Я не желаю больше слышать ни слова на эту тему.

– Может быть, стоит написать ему. У тебя есть адрес?

– Нет, – сказала я. – У меня нет его адреса. И я не представляю себе, где он живет.

– Наверное, – произнес он задумчиво, – я могу написать в театр на его имя. Это может быть просто замечательный спектакль. Разве ты не хочешь его увидеть?

– Робин, – я сдерживалась изо всех сил, – ты всегда можешь пойти и купить билеты. Нет необходимости, чтобы их присылал Финбар Флинн.

– Знаю, – горячился он. – Но он ведь сам сказал, что приглашает нас – нас обоих… Думаешь, он будет недоволен, если я об этом напомню?

Звонок возвестил о начале общего собрания перед уроками.

– Господи, мне пора, – и Робин исчез в мужском туалете – его ожидало превращение в супермена.

Я вернулась домой – в блаженную тишину – и бросила сумки в холле. На стеллаже стояла очень красивая открытка с ужасными небоскребами на фоне неба. Я вспомнила о тоскливой приписке Джеральдины, подумала, что совсем не сложно выполнить ее просьбу, и вышла на улицу. Взглянула через изгородь на их грустный, сиротливый сад, который даже наполовину не был таким запущенным, как мой, и сказала: «Привет от твоих хозяев. Они любят тебя». Обязанность была выполнена, и я направилась назад по топкой тропинке.

Это был один из тех февральских дней, когда госпожа природа колебалась: теплый и унылый, не такой плохой, чтобы навевать тоску, но и не дарящий весенней радости. Проходя мимо ящика с засохшими цветами в патио, я вдруг заметила свежий зеленый побег, торчащий из неухоженных прошлогодних зарослей, а потом еще и еще один. Это проклюнулись луковицы, которые мы с Джеком посадили позапрошлой осенью, – я совсем забыла о них. Нарциссы, белые и желтые, тюльпаны – они были посажены до того, как финальный занавес опустился на радостный мирок, который мы хотели создать вместе. Удивительно, но в прошлом году я скучала без них. Как же далеко простирается могущество природы!

Я была готова к боли и обрадовалась, когда ничего не почувствовала. Я изгнала Джека, ни единой эмоции не осталось. Передо мной были обычные растения, а они не имеют власти над чувствами.

Не думаю, что Дарреллы назвали бы мое занятие садоводством, однако все же я задержалась на улице на некоторое время: выдернула сорняки из ящика и собрала в ладони влажную листву с каменных желобов для стока воды, которые окружали патио. И везде я видела признаки приближающейся весны. Ухватить, потянуть, бросить – мне нравилось работать в этом ритме и наблюдать, как растут вокруг горы поверженных сорняков. Выдергивать из земли все подряд – непередаваемое удовольствие. Я даже нашла несколько изгрызенных кусков хлеба – доказательство существования крысы, и наши щипцы для барбекю, которые погода превратила в настоящий римский артефакт. Я решила поддержать крысу в борьбе против Мод и Реджи и не выдавать ее.

Во время садоводческого порыва я обнаружила первые настоящие цветы этого года: несколько розовых и желтых бутонов в зарослях примулы – маленькие, немного влажные, мягкие, они напоминали только что вылупившихся цыплят. Какие хорошенькие! Я обрадовалась им, выполола вокруг все сорняки и, проголодавшись, вернулась в дом.

Небольшая физическая активность принесла удовлетворение, и вскоре я легла в постель, забралась под одеяло, чувствуя, что заслуживаю вознаграждения. Одинокая жизнь дает много привилегий. Книга Вирджинии Вулф упала мне на грудь, и я погрузилась в глубокий спокойный сон. Если мужчина, осужденный на казнь, просит сытный завтрак, то женщина направляется навстречу своей участи, хорошо отдохнув. Учитывая трудности предстоящей ночи, мне это пошло на пользу.

Обычно я включала концерт по «Радио-три», лежа в ванне и время от времени добавляя горячую воду. Но с того вечера, когда во время упомянутой Робином программы о культуре я мокрой рукой резко выключила радиоприемник (мне нужно было защитить себя от Финбара Флинна), слушать его стало невозможно. Поэтому пришлось изменить своим привычкам: сначала принять ванну, а потом спуститься вниз, чтобы насладиться концертом. Удивительно, насколько важными становятся подобные вещи, когда живешь одна. Я с удовольствием полежала в ванне во время первой части концерта. Играли Бар-тока, поэтому меня не раздражало, когда в музыку вклинивались громкие неприличные звуки. Вполне вероятно, от них она становилась даже лучше. Но потом музыка закончилась, и диктор (откуда берутся эти сказочные создания?) мягким голосом объявил, что первая часть концерта завершена, за ней последует небольшой рассказ о средневековых изделиях из слоновой кости, а затем, во второй части, прозвучит первый концерт Сибелиуса. Я быстро вылезла из ванны и вытерлась. Первый концерт Сибелиуса не из тех произведений, в которых допустимо пукание радиоприемника. От крешендо струнных в начале можно пережить оргазм. Если у вас не получится, с вами что-то не в порядке, – не сомневаюсь в этом.

Я вышла из ванной под вкрадчивую болтовню специалиста по слоновой кости и надела старомодную ночную сорочку с многочисленными оборками вокруг воротника и по подолу – очень теплую, зимнюю, хотя чересчур изысканную для сна в одиночестве. И спустилась вниз к радиоприемнику. Возможно, из-за дневной работы в саду мне захотелось выпить что-нибудь покрепче, чем какао, но в буфете я ничего не нашла, – бренди мы допили с родителями.

Вот это был удар! Голос в радиоприемнике зазвучал громче, и я поняла, что рассказ о резьбе тринадцатого века подходит к концу. Монотонный разговор продолжался, – почему они никогда не обсуждают в перерыве современные темы? В самом деле, кому интересна резьба по слоновой кости!

Итак, в доме не было ни бренди, ни другого крепкого напитка, а концерт Сибелиуса должен был вот-вот начаться. И тут я вспомнила про бутылку водки, которую спрятала, когда приехали родители. Я отправилась за ней под шуршание оборок и кружева. Осталась всего минута. Отогнав воспоминания, я плеснула в бокал чуть-чуть водки и прошуршала обратно в комнату, чтобы принять расслабленную позу, как у женщин на картинах Милле. «Вот оно – тайное удовольствие», – сказала я себе, когда первые волшебные звуки, вызывающие томление в сердце, повисли в воздухе. Я была рада, что дирижер по-доброму отнесся к партитуре – музыка звучала очень-очень медленно. Я лежала, разомлев от жары, потому что отопление было включено на полную мощность, и напоминала тепличный цветок – орхидею с кремовыми лепестками, изолированную от мира. Только я, музыка и немного водки в бокале.

Па-бам, па-ба, бам, дзынь, дзынь, па-бам, па-ба, бам.

Когда прозвенел звонок, я не поверила собственным ушам. И зря. Мне он показался настолько невероятным, что я направилась к двери, не сомневаясь, что за ней никого нет. И даже открыла, потому что была уверена в этом. Распахнула дверь настежь, не ожидая никого увидеть, – я все еще была во власти великолепной музыки Сибелиуса, чувствовала ее накал и полноту звучания.

Но для того, чтобы нажать на кнопку звонка, нужны пальцы, а пальцы обычно принадлежат кому-нибудь, правда?