Текст книги "Антракт"

Автор книги: Мейвис Чик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 9

Финбар вышел мне навстречу, широко раскинув руки, приветливо улыбаясь и кивая от удовольствия. Если бы он двигался, как в замедленной съемке, это появление могло бы прекрасно вписаться в какой-нибудь романтический фильм.

– Герань, – эффектно произнес он, – вот ты и пришла.

Фраза в его устах была такой совершенной, что мне пришлось сдерживаться, чтобы не опуститься перед ним на колени и не сказать: «Мой господин, конечно, я пришла». Вместо этого я просто улыбнулась.

– И что меня ожидает сегодня? Ты проткнешь каблуком мою ногу? Или ударишь в нос? Или собираешься проявить доброту в момент моего скромного триумфа и позволишь мне остаться невредимым?

Я открыла было рот, чтобы ответить, но не успела. Финбар посмотрел мне через плечо, протянул руку и сказал:

– И Робин тоже здесь? Отлично, отлично. Входите.

Мужчины пожали друг другу руки. Я заметила, с какой силой Робин сомкнул челюсти, и мне даже захотелось вдруг сказать: «Два сильных удара или нокаут для определения победителя», когда, к счастью, появился Джим и галантно проводил меня в комнату.

Я услышала за спиной голос Финбара:

– Напитки вон там, в углу. Пойдем, я покажу тебе. – Он увел Робина, бросив, что вернется через минуту, а Джим должен присмотреть за мной и не выпускать меня из виду. Я провожала Финбара взглядом и думала о его невероятной привлекательности. Обычная белая футболка, джинсы и еще влажные после мытья волосы, прилипшие к шее, – я вздохнула.

– Нравится он тебе, да? – радостно поинтересовался Джим.

– Мне кажется, да, – призналась я.

– Хорошо. Это очень хорошо, потому что он очень увлечен тобой…

Во второй раз мне захотелось поднять этого маленького коренастого толстяка и расцеловать.

Даже странно, насколько просто выглядели гости. Я заметила всего один или два ярких мужских костюма и одну или двух дам в экстравагантных нарядах. В основном же актеры и актрисы, смутно знакомые мне по пьесе, выглядели вполне буднично. Виргилия в черном джемпере вгрызалась в куриную ножку, Авфидий в обычной рубашке и пиджаке стоял рядом с женщиной с большой грудью, которую я в последний раз видела в толпе горожан – дама выкрикивала оскорбления в адрес Кориолана. А Волумния сидела на стуле, положив на колени салфетку, и с хрустом жевала сельдерей. Самым странным человеком в комнате – он единственный возвышался над лабиринтом голов – был Клейтон-младший с растянутым в широчайшей улыбке сияющим лицом. Наверное, я в своем свадебном платье и с примулами лишь немного уступала ему.

Хлоп! – открыли бутылку шампанского, и Финбар снова оказался рядом со мной. Я заметила, что Робин с бокалом пенящегося напитка в руке остался подпирать стену рядом с баром. Раскрасневшись, он смотрел в сторону Финбара. Я ощутила короткий укол совести, а потом абсолютно забыла о Робине, потому что Финбар обнял меня за плечи, намереваясь увлечь в толпу гостей. Джим улыбнулся нам обоим, пообещал, что мы увидимся позже, и ушел, раскачиваясь из стороны в сторону. «Одни, – подумала я, – наконец-то мы одни». Но я не могла ничего сказать, – боялась расплакаться, или упасть в обморок, или того и другого сразу.

От всех этих напастей меня спасло объятие Финбара: он легонько притянул меня к себе – это было необходимо, потому что я как будто приросла к месту, а когда я прижалась к нему, наклонился и поцеловал в щеку. По крайней мере он собирался сделать это, и, если бы я не выбрала именно тот момент, чтобы опустить голову и проверить, нет ли препятствий у меня под ногами, все было бы отлично. А вышло так, что я подставила под его губы увядшие примулы. Выпрямляясь, подняла глаза и увидела, что Финбар вынимает изо рта сморщенные лепестки. Я помогла ему. Это было все, что я могла сделать в тот момент, если не брать в расчет смерть на месте, – и длилось почти секунду.

– Спасибо, – сказал он любезно, – мне следовало догадаться.

– Извини, – сказала я.

– Не стоит.

Он посмеивался надо мной, вполне безобидно, и я решила, что это лучше, чем ничего.

– Финбар, – сказала я, – ты был великолепен.

– Очень рад, что тебе понравилось.

Я поцеловала его в щеку и почти не промахнулась, если не считать части уха, но это не так важно.

– Я думаю, ты гений.

– На восемьдесят процентов – драматург, на десять – режиссер, и на десять – я… – сказал Финбар, но было заметно, что ему польстили мои слова. – Я рад, что тебе понравилось. Это очень важно. И мне жаль, что я пренебрег нашей… – он улыбнулся несчастным цветам и прикоснулся к ним, а потом взял меня за подбородок (я почувствовала нежность теплого шелка), – дружбой. Мне следовало навестить тебя после той веселой ночи, но перед самой премьерой все так осложнилось.

– Спасибо за цветы, – сказала я.

Он снова притронулся к моей голове и так проникновенно улыбнулся, что эта улыбка согрела мне душу.

– Спасибо за твои… – И тут же, заметив кого-то, он напрягся, наклонился ко мне и прошептал на ухо: – Ты готова? К нам движется «Желтая роза Техаса» [30]30
  «Желтая роза Техаса» – песня о любви негра к мулатке, созданная в 1853 г. неизвестным автором для шоу менестрелей. Текст был впервые напечатан в 1858 г., во время Гражданской войны песня стала любимым маршем северян.


[Закрыть], заранее приношу извинения.

– Фиинбарр, – пророкотал голос за моей спиной.

– Клейтон, – отреагировал Финбар настолько дружелюбно, что не могло возникнуть сомнений в его искренности, – разреши мне представить моего особого друга, мисс Герань… гм-м…

– Я очарован, – сказал продюсер и на этот раз сжал мою руку, что было лучше, хотя немного больнее, чем посасывание.

– Вам понравилась пьеса? – спросила я.

Он серьезно взглянул на меня из-под густых седых бровей, в глазах читался укор.

– Я думаю, «нравиться» не совсем верное слово, мисс Герань. Сегодня вечером я был тронут. Я прикоснулся к священному великолепию. Думаю, этот парень наделен сверхъестественным даром.

Он говорил с сильным акцентом и слегка повышал тон каждый раз, когда произносил «Я думаю!». А потом посмотрел на потолок, как будто сказанное уже достигло его. Казалось, он наблюдает за своими словами, словно член секты шейкеров, готовый вот-вот затрястись. Но вместо этого Клейтон обратил свой разоблачительный взгляд на меня и спросил:

– Ты была в Техасе, мисс Герань?

– Нет, – сказала я, – но я уверена, что там замечательно.

– Цветы там, – он посмотрел на мою прическу, – цветут гораздо дольше, чем здесь, это точно… Хочешь поехать как-нибудь?

– С удовольствием.

– Фин-бой, – Клейтон потрепал Фин-боя по плечу, – привози эту маленькую леди с собой, когда приедешь. – Он посмотрел на меня. – Не отпускайте его от себя, мадам.

Финбар вцепился в мое плечо чуть сильнее, чем следовало бы.

– Тебе понравится там, дорогая, я уверен, – закончил Клейтон.

«Техас, – подумала я, – или Богнор [31]31
  Богнор – климатический приморский курорт Великобритании на берегу пролива Ла-Манш.


[Закрыть], – какая разница в сырое февральское воскресенье».

– О да. – Я жеманно улыбнулась.

Я чувствовала, как Финбара пробирает легкая дрожь. И меня тоже. Еще немного в том же духе, и я, как любила выражаться моя бабушка, «свалюсь на пол».

В этой напряженной атмосфере я выбрала достаточно спокойную тему:

– А с фильмом вопрос уже решен?

Уловка сработала. Финбар тут же перестал трястись.

Джим, который беспрестанно вертел головой, как игрушечный болванчик, разговаривая одновременно с несколькими собеседниками, внезапно застыл на месте.

– Да, – сказал Клейтон, – и Финбар будет играть главную роль. – Он глубокомысленно похлопал его по спине. – Что скажешь? Договорились?

Я почувствовала, что Финбар совершенно расслабился. Он решительно произнес:

– Естественно, договорились.

Клейтон радостно рассмеялся.

Финбар радостно рассмеялся.

Я радостно рассмеялась.

На гребне всего этого восторга неожиданно возникла голова Джима, и прозвучали слова:

– Что ж, дело за контрактом.

– Конечно, конечно, – сказал Клейтон, – мы можем заняться этим завтра. Скажем, часов в десять, у меня в отеле?

Все пожали друг другу руки. Клейтон снова присосался к моей руке, после чего, напомнив про Техас и бросив на примулы последний, полный сожаления взгляд, позволил Джиму увести себя.

– Извини, – сказал Финбар, – все это было крайне неприятно. Но он очень хотел познакомиться с тобой. Они начинают считать людей своей собственностью, эти магнаты. – Глубокий вздох облегчения вырвался из его груди, и очень изысканным жестом Финбар подманил официанта, держащего поднос с напитками. – Думаю, мы это заслужили. – Финбар протянул мне бокал, и мы чокнулись. – Господи, готов спорить, Джимбо на седьмом небе от счастья. Он две недели потел ради этого. И я тоже. Думаю, именно поэтому было так тяжело сегодня играть. – Он потер затылок, на лице появилась грусть. – Раньше мне все давалось легко и абсолютно естественно. Учить слова, репетировать, играть премьерный спектакль, максимально выкладываться перед залом… А в этот раз меня настолько захватили мысли об этом надутом нефтепромышленнике и его долларах, что весь процесс превратился в борьбу…

– Финбар, – нежно сказала я, – сегодня ты играл просто замечательно, я никогда не забуду этого.

– Я дерьмо, – смиренно произнес он, – и более того, я начинаю все лучше понимать своего циничного, амбициозного героя – Кориолана.

– Что ж, это объясняет, почему ты был так хорош.

– Я всегда хорошо играю, – возразил он, забыв о скромности.

– Ну, скорее, вдохновенно…

– Герань, – сказал он, – не нужно меня хвалить, из-за этого я чувствую себя еще хуже. От тебя я ожидаю насмешек, какого-нибудь необычного физического выражения твоего неудовольствия, а вовсе не лести и восторгов.

– Лести ты никогда от меня не услышишь! – вскрикнула я. (Конечно, если только это не повысит мои шансы. Ему пришлось бы слушать дифирамбы часами, если бы я считала, что это поможет.)

– Ты такая естественная, – сказал Финбар, сильно растрогавшись. Я захлопала ресницами. – Даже не представляешь, с какой легкостью мы в нашем деле произносим слово «искренность». Иногда я спрашиваю себя, остался ли кто-нибудь, кто пользуется словом «правдивость»?

– О, перестань, – сказала я, – ты слишком все драматизируешь.

Но потом осознала всю глупость данного замечания. Я только что сказала наследнику трона Оливье, что он слишком все драматизирует! Это было так забавно, что я не смогла удержаться от смеха и слегка толкнула Финбара, чтобы он тоже повеселился.

– Драматизируешь, – хохотала я. – Понимаешь… – Мне никак не удавалось остановиться. – Ну же, – я снова толкнула его, – ты должен научиться смеяться над собой, если хочешь выжить…

Он пристально смотрел на меня и, мне кажется, ощущал неуверенность.

– Знаешь, – я вытерла глаза, стараясь хотя бы немного успокоиться, – мы смеемся, затем плачем, затем слабый вздох, и приходит смерть. Примерно так это звучит.

– Иди сюда, – и он неожиданно, но довольно грубо, что взволновало меня (помните фашиста, девушки?), схватил меня за руку и заставил встать около стены, на которой висело две картины: «живопись четких контуров» [32]32
  «Живопись четких контуров» – разновидность абстрактной живописи, для которой характерны симметричные композиции, яркие контрастные цвета, четкие контуры фигур.


[Закрыть]– судя по тому, как они давили мне в спину. Финбар оперся о стену обеими руками, моя голова была между ними, и я оказалась в ловушке – когда-то на вечеринках мы называли такое положение «позиция волка», потому что оно всегда предвещало неизбежный тяжелый разговор. Я в надежде взглянула на Финбара, но поняла, что он всего лишь расстроен.

– В чем дело? – спросила я.

Он покачал головой и отвел глаза – посмотрел вниз, как будто стыдился чего-то.

– Ты такая красивая, – сказал он, – а я такой идиот.

– Неправда…

– Да, это так. Я собираюсь сниматься в этом фильме только из-за денег, вот и все. Он не интересен мне как актеру.

– Ну и что? – Я пересчитала все его ресницы, пока он смотрел вниз.

– Знаешь, когда я пришел в ту ночь, меня по-настоящему влекло к тебе, понимаешь?

– Да, – начала я, – я хотела спросить тебя… Ключ, который ты упоминал, и все эти слова обо мне и надежде. Я не поняла, что ты имел в виду?

Финбар закрыл мне рот ладонью.

– Забудь, – попросил он.

И снова ковер показался ему более привлекательным, чем я.

Я бы не возражала простоять так всю ночь, но у меня было такое чувство, что мы балансируем на грани и он хочет сказать нечто особенное. Я с грустью догадывалась, что это может быть. А поскольку я была хорошо воспитана, мне показалось, что нужно облегчить ему эту задачу.

– Ты мог бы посмотреть на меня, – произнесла я, думая: «Она и так изо всех сил старается делать вид, что ей весело».

Но Финбар не поднимал глаз.

– Послушай, – продолжала я так беззаботно, что могла бы претендовать на «Оскар», – я опытная женщина. И понимаю, что значит одна ночь, пусть даже нереализованная. И если ты не хочешь, гм-м… – Я звонко рассмеялась. – …Погасить этот долг, тебе и, гм-м, не придется. Просто я не совсем понимаю, какая роль отведена мне здесь. То есть было очень мило получить приглашение, и пьеса мне понравилась, и я чувствую себя польщенной, что ты выделил именно меня из всех окружающих женщин, когда тебе понадобилось немного заботы и внимания, но, в самом деле… – Здесь мужество, как и должно было случиться, оставило меня. Что это за глупая женщина бормочет, что с ней все в полном порядке, и всякую ерунду о случайных встречах? Это не я. – О, Финбар, – печально закончила я, нагибаясь, чтобы поцеловать кудри на его опушенной голове, – я люблю тебя. Вот в чем беда. Я действительно тебя люблю.

«Фантазия создала плоть, – думала я, – фантазия создала плоть, мы все иногда нуждаемся в этом».

Голова Финбара не двигалась.

– Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Он очень медленно поднял глаза, как будто, играя на камеру, изображал большое горе. И спросил:

– Дорогая Герань, ты выйдешь за меня замуж?

Джек делал мне предложение ледяной январской ночью. Он лежал в моей постели, нам было тепло и уютно – в такие моменты становишься сентиментальным, – а потом внезапно сел и сказал: «О Господи, мне нужно быть в шесть в Хитроу, а все вещи дома (в его квартире, в одной или двух милях от моей). Джоан, так не может продолжаться (объятия, объятия, объятия). Думаю, нам следует пожениться. Жизнь станет проще, гораздо проще».

Он был прав. За неделю до этого он выскочил от меня в семь утра и доехал до Дувра, прежде чем вспомнил, что не взял с собой паспорт. Поэтому в этом предложении руки и сердца была определенная доля неизбежности и выгоды, и лишь малая толика внезапного, искренне возникшего желания.

Но такое предложение?

В вертикальном положении и в сознании меня поддерживали только картины в ужасных рамах, которые кололи мне в спину и производили эффект, подобный уколу пикадора.

– Да, – сразу ответила я.

Мой отец всегда подчеркивает, как важно быть решительным. Он постоянно повторяет, что, если человек хочет взять инициативу в свои руки, нужно заговорить, причем уверенно, а потом найти способ, чтобы твои высказывания произвели нужное впечатление. Да уж, отставка моего отца стала большой потерей для вооруженных сил.

Финбар посмотрел на меня. Взгляд был немного… страдальческим. Я подумала, что в такой момент странно испытывать подобные эмоции, но, поскольку чувства не подчиняются правилам, было бы самоуверенно это утверждать.

Мы уже собирались обняться по-настоящему, как взрослые, когда я – не знаю почему, может быть, ревнивая Семела летала где-то рядом – сказала:

– А как же Робин… Я абсолютно про него забыла.

Финбар напрягся и погрузился в раздумья.

– Робин? Что Робин? – встрепенулся он.

– Ну, он привез меня сюда, а я с тех пор и не говорила с ним, – объяснила я. – Он был немного не в форме, когда мы приехали. Возможно, будет лучше…

Мы вдвоем обвели взглядом комнату и обнаружили, что Робин по-прежнему там, где остановился, когда мы приехали: опершись о стену у бара, с затуманенным взглядом и бокалом в руке. Казалось, он разговаривает сам с собой.

– Боже мой, он сошел с ума! – расстроилась я.

Финбар подпрыгнул.

– О нет, не сошел, – поправилась я с огромным облегчением, потому что увидела пару мужских ног в вельветовых брюках, выглядывающих из-под стола рядом с Робином. – Кто это?

– Наш режиссер, – коротко ответил Финбар.

– Думаю, нужно попытаться отправить Робина домой, – сказала я. – Казалось, он едва держится на ногах.

– Оставь это мне. – Финбар ушел, и, наблюдая за ним, я подумала: «Мой герой!»

Обычно в моей жизни самоуверенные мужчины, способные прийти на помощь, вели себя совсем по-другому: когда требовалось их вмешательство, они либо скрывались в туалете, либо прятались под ресторанным столиком.

Я протянула руку, взяла еще один бокал шампанского с проплывающего мимо подноса и попыталась осознать происшедшее. Но потом сдалась и просто прислонилась к стене в ожидании.

Я видела, как Финбар пытается успокоить Робина, а лицо Робина постепенно бледнеет и вместо кирпично-красного, каким было сначала, приобретает более свойственный ему розовый цвет. В конце концов он, похоже, утратил весь свой пыл и позволил Финбару проводить его к выходу. Проходя через дверь, возле которой я стояла, Робин обернулся и сказал: «Мои поздравления!», не торопясь и очень тщательно выговаривая слова. А потом, выпрямив спину сильнее, чем обычно, отчего он стал казаться еще выше, медленно зашагал вперед. Финбар шел позади.

– Я, пожалуй, посажу его в такси, – сказал мой новоиспеченный жених.

* * *

Какой странной потом была эта вечеринка! Мы рассказали Джиму. Он передал новость Клейтону-младшему. Но Финбар настаивал, чтобы в ту ночь никто больше не узнал этого. Он отвел меня в сторонку и сказал:

– В любом случае, когда наша новость станет достоянием общественности, приятного будет мало, и тебе следует наслаждаться последними мгновениями безвестности, пока это возможно.

– Ты счастлив? – спросила я его.

Он не был похож на счастливого человека.

– А ты? – спросил он в ответ.

Я улыбнулась, но про себя подумала, что не знаю. Если я смотрела или дотрагивалась до него, а он улыбался мне – а это Финбар делал с легкостью, – то я была счастлива. Но сама по себе, наедине с собственными мыслями, я не могла разобраться в своих истинных чувствах.

Но это же, как я объясняла себе, была театральная вечеринка. Люди, которые смеялись, ели и пили вокруг меня, были актерами и актрисами. Вряд ли они демонстрировали свои подлинные эмоции. Я сказала себе: «Но я почти не знаю этого человека», а потом подумала: «Ну и что, никого до конца невозможно узнать». К примеру, женщина выходит замуж за тихого бухгалтера, а он потом разбивает ей нос за то, что она купила не тот сыр. Или мужчина берет в жены сладкое нежное существо, а у нее оказывается темперамент породистой фурии. Если размышлять таким образом, в моем замужестве, как и во всех, достаточно здравого смысла. Мы выбрали друг друга. И этого было достаточно. Во всяком случае, казалось, что мы выбрали друг друга. Я была крайне озадачена.

А потом Финбар снова стал Великим фокусником, и это была та его роль, которую я знала и больше всего любила. Он расхаживал с важным видом, обменивался шутками с гостями, иногда представлял меня, иногда нет, и время от времени подмигивал, словно говоря: согласен, дорогая, ужасно скучно, но они этого ждут. Короткие профессионально исполненные танцевальные номера, шутки, вызывающие взрывы хохота, эффектные позы и томные взгляды – все для того, чтобы развлекать, разыгрывать, строить глазки. Слух уже распространился – о нет, не о нас, а о планах Финбара по поводу фильма. Гости похлопывали героя дня по спине, косились украдкой в сторону главного распорядителя в темно-красном костюме и улыбались про себя, осознавая не только его исключительную власть, но и необыкновенное уродство. Клейтон же стоял, широко улыбаясь всем собравшимся, как будто он уже был здесь хозяином.

В какой-то момент Финбар прошептал:

– По крайней мере праздник вполне искренний. У нас, возможно, лучший в мире театр. – Наш Финбар всегда готов к скромным высказываниям. – Но не такой богатый. Каждый надеется, что эта пьеса откроет новые возможности, и кто… – он откинул голову и весело рассмеялся, – может винить их за это?

Вдруг заиграла музыка: Рой Бьюкенен, Гленн Миллер и другие джазовые исполнители. Финбар вдруг обхватил меня за талию и начал кружить по комнате, другие последовали за нами, и вскоре вечеринка напоминала сельский праздник с танцами, а не светский прием в Уэст-Энде. Я перешла к одному из вольсков, пока Финбар танцевал с Волумнией, потом я была в паре с Авфидием, а Финбар – со служанкой Виргилии. Веселье продолжалось. Занявшись приятной физической активностью, можно позабыть почти обо всем. Естественно, я забыла, что только что состоялась моя помолвка, и с удовольствием отдалась происходящему. Клейтон, Джимбо и все присутствующие закружились в веселом общем танце. И каждый раз, когда мы оказывались рядом, я смотрела на Финбара, он смотрел на меня, я ждала, что вот-вот почувствую то приятное, теперь гораздо более сильное ощущение, но оно не приходило. Только все больше музыки, танцев, и все сильнее чувство нереальности происходящего.

Нас осталось четверо и еще два человека из обслуживающего персонала. Но кто их считает? Джимбо с довольным видом, чем-то напоминая Петрушку, сидел, развалившись на диване, с бокалом бренди в руке.

Клейтон-младший занимал другой диван, его темно-красные лакированные туфли с надписью «Гуччи» на пряжке валялись рядом, пиджак у ног напоминал лужу засохшей крови. Он спал, слегка похрапывая.

Мы с Финбаром сидели рядом на полу, не очень трезвые и, думаю, вполне счастливые. Он повернулся ко мне боком, и я вздрогнула, заметив, какой у него красивый профиль. Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Даже эксцентрики устают, – сказал Финбар. Я вынула цветы – то, что от них осталось, – из волос и положила ему на ладонь. Он сжал их в кулаке и поднес к носу.

– Безумие, – сказала я, – все это безумие.

Клейтон на диване захрапел долго и непрерывно.

– У тебя или у меня? По-моему, так договариваются? – Он наклонился ко мне и впервые очень осторожно поцеловал в губы. Это был очень целомудренный поцелуй. Я почувствовала себя абсолютно невинной.

– Моя грелка остыла. – Я не смогла придумать другого ответа.

Финбар довольно хмыкнул и покачал головой. Кудри, мокрые от пота, прилипли к голове.

– Не сомневался, что ты скажешь нечто подобное.

Если бы я сейчас услышала «Праздник окончен», клянусь, я бы взвыла.

– Финбар, – сказала я, – мне нужно немного времени. Небольшая пауза, чтобы осознать…

– Герань, – сказал он, – конечно, делай как знаешь. Пойдем… – Он встал и потянул меня за руку, я поднялась. – Будет тебе твоя пауза. Сейчас сядешь в такси и сможешь подумать до утра. Одна.

Он был очень чутким человеком.

– Спокойной ночи, Джим. – Я взяла агента за руку. Он поднял на меня мутные глаза. – Удачи с контрактом… завтра.

– Конечно, – сказал он, уютно устроившись, закрыл глаза и присоединился к Клейтону в сладком сне.

Мы вышли втихую темную ночь. Вдоль улицы стояли мешки с мусором, они отбрасывали на стены домов причудливые тени. На вечно забитой площади перед Сент-Джеймсским дворцом не было ни одной машины. Облаков стало меньше, и они уже не напоминали темно-синий бархат, а луна представляла собой почти идеально круглый светящийся диск. Похолодало. После жаркой квартиры я была рада этому и сделала несколько глубоких отрезвляющих вдохов, пока Финбар искал такси. На это не потребовалось много времени, думаю, мы были недалеко от отеля «Ритц». Финбар открыл дверцу и, как будто я была очень слаба, усадил меня внутрь. Но я не обиделась, потому что его внимание не было обычным проявлением актерской галантности. Он был добр ко мне, и я была благодарна ему за это. Я действительно чувствовала себя очень слабой, даже немного потерянной, и решила, что это некая новая плоскость счастья: после сильного желания – успех, а после успеха – чувство потери.

– Я могу позвонить тебе завтра? – спросил он через открытое окно.

Я кивнула.

– И не огорчай своего замечательного водителя импульсивными поступками. Я вас предупреждаю, – обратился он к мужчине за рулем, – эта женщина очень опасна.

Если он собирался пошутить, то прогадал. Я не могла заставить себя улыбнуться, и это, безусловно, уязвило Финбара. А потом, когда завелся мотор, я вцепилась ему в руку. Это так сильно напомнило мне самый лучший момент в пьесе, что я сказала:

– Скажи снова то, что ты говорил Волумнии, своей матери, потому что ты произнес это так красиво…

Тогда я еще не знала, что из всех похвал, которые обрушатся на спектакль завтра, именно эту сцену за особую яркость критики назовут лучшей.

Он произнес слова очень просто, как делал это на сцене, держа мою руку так, как он держал ее:

 
А если не просить не можешь, помни:
Не отступлюсь я от того, в чем клялся.
Не требуй…
 

Машина тронулась слишком быстро. Мы разжали руки.

– В какую часть Чизвика? – спросил водитель.

Я оглянулась и махала Финбару, пока мы не повернули за угол, а потом откинулась на сиденье и погрузилась в теплую атмосферу такси.

И сказала:

– А я скоро выхожу замуж.

– Тепло сегодня, – ответил водитель.

– Если серьезно, мне кажется, что холодает.

– Да, это верно, – весело откликнулся он.

– Очень тепло.