Текст книги "Стеклянные цветы"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
Глава тринадцатая
Поездка тоже была связана с выставкой: она хотела сама осмотреть помещение галереи, кроме того, ей предстояло сняться для рекламных буклетов. Ну и, разумеется, ей не терпелось увидеться с Рене – та по-прежнему обреталась в Париже и вовсю занималась разводом.
На этот раз Амелия не спрашивала, предпочитает ли он жить отдельно, просто заказала номер на двоих в «Хилтоне».
Филипп едва узнал Рене, настолько она изменилась и похорошела. И дело было не только в короткой светлой стрижке, необычайно ее красившей – изменилось что-то внутри. Оживленная, с сияющими глазами, Рене выглядела элегантной и уверенной в себе, ее худоба и бледность смотрелись теперь как аристократическая утонченность.
У ног ее крутилась черная собачонка, которая вызвала у Амелии радостный вопль:
– Тэвиш?! Собаченька моя, иди сюда!
Баронесса присела на корточки, собачка встала на задние лапы, и они облобызали друг друга.
– Это ж надо – через столько лет тебя узнал! – заулыбалась Рене.
– Ха, еще бы он меня не узнал! – ухмыльнулась Амелия. – Кто бы, кроме меня, догадался его на день рождения ликером угостить!
И они обе рассмеялись.
Она была похожа на Линнет.
Филипп понял это не сразу, Линнет была куда красивее и ярче. Но чем-то неуловимым – то ли хрупким изяществом, то ли изогнутыми ровной дужкой, как у Мадонны на старинной иконе, бровями, Рене напоминала ее.
В холле «королевских апартаментов», где она жила, дежурили двое телохранителей. Филипп было подумал тоже остаться с ними, но потом прошел вместе с Амелией в гостиную и устроился на диване у окна.
И вот тут-то, взглянув в очередной раз на Рене, он и заметил это сходство. И удивился, что раньше его не замечал.
Долговязого приятеля Рене звали Тед – это странное для француза имя досталось ему от отца-американца. Он был частным детективом и, как выразилась Рене, «специалистом по особым поручениям». Похоже, специалистом неплохим, судя по тому, как ловко сумел организовать ее переезд через границу и найти для нее адвоката, одного из лучших в Париже. Даже любимую собаку, которую Виктор забрал у Рене и увез неведомо куда, Тед и то сумел разыскать и вернуть хозяйке.
Сейчас он уехал в Швейцарию, по каким-то делам, связанным с Виктором, и должен был вернуться через несколько дней.
То, что для Рене он не просто друг, было ясно без слов и объяснений. И без слов, по сияющим глазам и по тому, как она, забывшись, пару раз ласково назвала его «Теди», было ясно, как много он для нее значит.
Амелия с настырностью бульдога и любопытством мартышки пыталась выспросить все подробности, но Рене сделала большие глаза и едва заметно кивнула в сторону Филиппа.
«Не бог весть что, но жить можно», – именно так госпожа фон Вальрехт охарактеризовала галерею, в которой должна была проходить выставка – анфиладу из пяти просторных комнат с высокими потолками и паркетным полом. На лице у нее при этом застыла снисходительная гримаска, и выглядела она как королева, удостоившая своим посещением крестьянскую лачугу.
Этот мини-спектакль был предназначен для представителя рекламного отдела «Светской жизни», сопровождавшего ее во время осмотра галереи. Амелия смотрела на него сверху вниз и в переносном, и в прямом смысле слова – он едва достигал ее плеча. Потребовала план помещения, обратила внимание на плохо помытое окно и между делом поинтересовалась, нельзя ли к февралю заменить полы на мраморные;
Лишь когда они с Филиппом вышли на улицу и сели в такси, она разразилась торжествующим смехом:
– Видал, как я его?! Видал?! – сделала несколько размашистых жестов, словно лупила невидимого противника кулаками. – Он аж онемел, когда я про мрамор сказала! Так их всех! А видел, какие там потолки высоченные?! И вообще, галерея – просто блеск!
– Ну и зачем это?! – поинтересовался Филипп. – Про мрамор?
– Цену себе набивала! – беззастенчиво призналась баронесса.
Всю дорогу до «Хилтона» она от восторга чуть ли не подпрыгивала на сидении, вспоминая галерею и находя в ней все новые достоинства: комнаты достаточно большие, чтобы хорошо смотрелись витражи, а люстра в центральной комнате будет прекрасно гармонировать с двумя бра в виде пионов, которые можно симметрично повесить у входа.
Едва войдя в номер, заявила:
– Есть хочу, есть хочу! Закажи обед, а я пока пойду в душ! И вермута бутылку, и лимончик!
Филипп скинул пиджак и сел звонить – в перевозбужденном состоянии, в котором пребывала сейчас Амелия, каждая минута задержки была чревата скандалом. Но, как выяснилось, у нее были свои идеи о том, как провести оставшееся до обеда время: не успел он повесить трубку и встать, как она налетела на него сзади – мокрая, горячая, голая.
– Фили-ипп! – обняла и принялась щекотать под ребрами. – Ну развеселись ты наконец – так здорово все получается! Вот тебе, чтобы не был такой мрачный! – Приподнялась на цыпочки и поцеловала в шею.
– Ну тебя, всю рубашку промочила! – он попытался вывернуться.
– Не нудись, пошли лучше в душ! Будешь хорошо себя вести – я тебе спинку потру!
Не дожидаясь согласия, принялась расстегивать на нем рубашку.
– Вот так… еще пуговка… вот так… Не дергайся! Ух ты-ы!.. – Это она уже добралась до самого низа.
Они все еще были в душе, когда раздался стук в дверь. Амелия чертыхнулась, схватила полотенце и кое-как обмоталась им.
– Пойду открою сама, а то там может попасться… хи-хи, нервная официантка – еще в обморок упадет…
К тому времени, как он вышел из ванной, баронесса фон Вальрехт сидела по-турецки на кровати и с увлечением обгладывала жареные куриные крылышки. Ее единственную одежду составляло все то же полотенце, намотанное теперь вокруг головы.
Она приглашающе махнула рукой, указывая на стоявший возле кровати сервировочный столик.
– Смотри, сколько всякой вкуснятины!
Филипп сел рядом, по ее примеру взял крылышко и макнул в соус, отломил кусок булки. Есть хотелось зверски.
Баронесса облизала пальцы и пошарила глазами по столу.
– Попробуй мясное желе – смотри, какое красивенькое! – Кубики мясного желе и впрямь сверкали на блюде, будто осколки темного хрусталя. – На вот! – Подцепила пальцами кубик, потянулась к Филиппу – желе выскользнуло и шлепнулось ему на грудь, развалившись на обломки.
– Ты что делаешь!.. – дернулся он.
На лице у Амелии расплылась довольная улыбка.
– Ничего, ща-ас ты у меня будешь чистенький! – она со смехом толкнула Филиппа в плечи, опрокидывая его на спину. – Вот здесь у нас кусочек застрял… – Горячий быстрый язык пробежал по груди, оставив влажную дорожку; острые зубки мимоходом царапнули сосок. – И здесь… Мурр!..
Отрубился он мгновенно, окончательно и бесповоротно, словно рухнул в какой-то колодец или в яму с дегтем – и вынырнул, понятия не имея, сколько проспал, и в первый момент даже не понимая, где находится.
За окном было темно, в комнате тоже. Лишь из приоткрытой двери ванной пробивался узким лучиком свет.
По мере того как прояснялось в голове, недавнее прошлое все четче вставало в памяти. Они с Амелией занимались любовью, потом поели, пили вино – прямо из горлышка, лень было идти в гостиную за бокалами; она смеялась и говорила, что так даже вкуснее. Потом снова оказались в постели…
Интересно, где она? В ванной – непохоже, ни плеска воды, ни шороха… Ушла куда-то?!
Он рывком вскочил и распахнул дверь в гостиную.
Баронесса сидела в кресле и что-то увлеченно рисовала в блокноте. Рядом с ней стояла бутылка от вермута и тарелка с ошметками лимона.
– Ну что – проснулся?! – подняла она голову. Ехидно фыркнула: – Ну и видок у тебя!
Холодный, больно исхлеставший кожу душ привел его в норму. Собрав валявшееся на полу белье, Филипп сложил его в корзину и полез в шкаф за новым; на минуту задумался, что лучше надеть, костюм – или, для разнообразия, слаксы с джемпером (вот Амелия удивится!)
Заговори о черте… в данном случае хватило и подумать – она тут же, словно ее звали, появилась на пороге.
– Слышь, поехали танцевать!
– Че-его?!
– Танцевать! Ты в Париже все знаешь – где тут самое крутое место, чтобы поплясать можно было? Или прямо в «Локомотив» двинем?
Несмотря на выпитую бутылку вермута, на ногах она держалась крепко, настроение у нее было преотличное.
– Тебе же завтра на буклет сниматься – к половине девятого у стилиста нужно быть, – напомнил Филипп.
– Ну и что?! Еще только полдесятого – время детское! О, и давай Рене возьмем, что ей одной в номере сидеть?!
Рене была в номере не одна – нежданно-негаданно, на пару дней раньше, чем обещал, вернулся Тед. Узнав, что Амелия приглашает их в «Локомотив», он сразу загорелся этой идеей.
– Наконец-то мы сможем по-настоящему познакомиться, – заявила ему баронесса, – Рене мне про тебя все уши прожужжала. – Обернулась к подруге: – Ну давай одевайся! Не наряжайся особо, надень свитер и брюки, в самый раз будет!
Хотя Рене улыбалась, но Филиппу показалось, что она чем-то расстроена, да и ехать ей не слишком хочется. Тем не менее она послушно ушла и минут через пятнадцать появилась в серых брюках и сиреневом жакете поверх белой водолазки.
Все это время баронесса рассказывала Теду про свою будущую выставку. Стоило ему ненадолго уйти в спальню – залезла в бар, налила себе порцию джина и выпила.
В «Локомотив» они поехали вчетвером – телохранитель Рене остался в номере. Как заявила Амелия:
– На что он вам? Пусть сидит, собаку стережет! Двое мужчин – неужели вы нас не защитите в случае чего?! – Последняя фраза, как и кокетливая улыбка, предназначались Теду.
Филипп знал, что флиртовать с любым более-менее приемлемым мужчиной для Амелии так же естественно, как дышать, не предполагал только, что «мишенью» для подобного флирта может стать и Тед. Но Рене, очевидно, знала подругу лучше – теперь было понятно и ее плохое настроение, и нежелание ехать на дискотеку.
В такси Тед сидел между двумя женщинами; обнимал за плечи Рене, но голова его была повернута к Амелии. Баронесса со смехом выспрашивала, каково это быть частным детективом, и упрашивала рассказать что-нибудь «интересненькое».
Сидя рядом с водителем, Филипп то и дело поглядывал в зеркальце. Не на нее – на Рене. Та сидела очень пряменько, улыбалась скупой вежливой улыбкой, но если бы это была Линнет, он бы при первой возможности отозвал ее в сторону и спросил, почему у нее такие несчастные глаза.
Если бы это была Линнет… да он бы и не взглянул в сторону другой женщины – сидел бы, держал ее за руку и нашептывал ей на ухо все те ласковые слова, которые ему так давно уже некому было сказать.
Линнет… имя твое – как перестук капель весеннего дождя. Линнет…
«Локомотив» встретил их обычным шумом, пестро разодетой публикой и вспышками разноцветных огней. Филипп бывал здесь всего несколько раз и ориентировался не слишком хорошо, но Тед уверенно кивнул на боковую лестницу:
– Пошли туда. Я тот зал больше всего люблю.
Лестница привела их на балкон. Вдоль стены тянулась стойка бара, а через перила открывался вид на расположенную ниже танцплощадку. Звучала медленная мелодия, и публика, раскачивающаяся в такт музыке, показалась Филиппу похожей на пестрое варево, которое кто-то помешивает гигантской поварешкой.
Заметив несколько свободных табуретов у стойки, он подтолкнул баронессу туда. Садиться она не стала – прислонилась к стойке и махнула бармену:
– «Водка-Мартини»!
Медленная музыка сменилась быстрой и ритмичной.
– Ну что, – сказал Тед, – встречаемся здесь, в баре? – Протянул Рене руку: – Пойдем?! – Но та испуганно отступила:
– Нет, я… не умею…
Амелия, которая нетерпеливо отбивала ритм носком сапожка, тут же схватила его за руку.
– Пошли, пошли! – потянула за собой в сторону лестницы. – Она действительно не умеет, не мучай зря человека. Я еще со школы… – Последние слова прозвучали неразборчиво.
Рене проводила их взглядом и залезла на табурет. Почувствовала, что Филипп на нее смотрит, подняла голову и улыбнулась, вежливо и дружелюбно.
– Увы, я действительно плохо танцую.
– Я тоже, – улыбнулся в ответ Филипп. – Вам заказать коктейль?
– Да.
– Какой?
– Не знаю…
Он заказал «Шампань-коблер» – Рене кивком поблагодарила.
Внизу, на площадке, было почти темно – лишь с потолка серебристыми конусами били лучи прожекторов, блуждая по пляшущей толпе. Различить в таком освещении Амелию или Теда было невозможно.
Одна мелодия сменялась другой, серебристые конусы уступили место разноцветным вспышкам, но они все не возвращались. Рене вздыхала и чем дальше тем чаще украдкой поглядывала через перила.
Появились они внезапно. Филипп услышал возглас:
– Ух, давно так хорошо не плясал!
Тед вывернулся откуда-то сбоку; проходя мимо Рене, легонько потрепал ее по затылку свободной рукой – за вторую руку держалась Амелия, довольная и раскрасневшаяся.
– Здорово ты танцевать умеешь! – весело воскликнула она.
– Ну а ты думала! – обернулся к ней Тед. – Я сюда лет с пятнадцати через черный ход бегал! – Присев на табурет рядом с Рене, глотнул из ее стакана.
Только теперь Амелия отцепилась от него, но вместо того чтобы тоже сесть, снова прислонилась к стойке, втиснувшись между ним и Рене.
Что ж ты творишь, стерва?! Сначала ради подруги готова через всю страну мчаться, одежду буквально с себя снимаешь – а потом вдруг берешь и вот так, в наглую, парня у нее уводишь?! Причем парня, к которому та явно неровно дышит!
Филипп сжал зубы, так ему хотелось сейчас взять баронессу за шкирку и встряхнуть ее, чтобы опомнилась. Но вместо этого он заказал ей «Манхеттен» – и заодно себе, нарушив зарок не пить на работе ничего крепче сухого вина.
– Скучаешь? – улыбнулся Тед, дотронувшись до плеча Рене. – Ничего, как только заиграют что-нибудь помедленнее, мы с тобой тоже потанцуем!
– А почему через черный ход?! – перебила Амелия, не дав подруге ответить.
– Чтобы за вход не платить! – рассмеялся он.
Бармен принес коктейли. Баронесса выпила залпом и кивнула Теду:
– Пошли?!
Он сполз с табурета и послушно двинулся за ней.
Рене смотрела им вслед. Филипп не видел ее лица, только очень прямую закаменевшую спину и руку, судорожно вцепившуюся в край стойки.
И снова музыка, музыка – утомительно похожие одна на другую ритмичные мелодии. Рене, уже не таясь, все чаще и чаще поглядывала вниз, на площадку.
Может, потанцевать ее пригласить? – подумал Филипп. Пусть хоть немного отвлечется, чем так сидеть! Танцор он, конечно, никакой – но если медленная мелодия…
Словно угадав его мысли, Рене подняла голову и беспомощно взглянула на него. Он улыбнулся, пытаясь хоть как-то ее подбодрить – она заморгала, быстро отвела глаза, сказала:
– Ладно… я, пожалуй, пойду, – сорвалась с табурета и почти бегом устремилась к выходу.
Филипп промедлил лишь несколько секунд, прежде чем броситься за ней. Он сам не очень понимал, что собирается делать – но было ясно одно: отпускать ее одну в таком состоянии просто нельзя.
Тем более на бульваре Клиши, в полночь… район уж больно нехороший! А у нее на руке бриллиантовые часики, которые стоят больше, чем многие из местных завсегдатаев зарабатывают за год…
Нет, нужно убедиться, что она нормально села в такси, тогда он с чистой совестью вернется обратно, чтобы препроводить Амелию до отеля. Кстати, что делать, если эта сучка потащит Теда в номер – в холле ночевать?!
Мимо проехало свободное такси. Рене не попыталась его остановить – вместо этого вдруг повернулась и решительно направилась к подземному переходу.
Куда это она, неужели на метро? – удивился Филипп. Ноги тем временем сами понесли его вслед за ней.
Глава четырнадцатая
Раз-два, раз-два – стук каблучков Рене далеко разносился по пустынной ночной улице. Он шел сзади, метрах в пятнадцати, стараясь ступать как можно более бесшумно. Не надо, чтобы она слышала его шаги за спиной, но если понадобится, он за несколько секунд окажется рядом.
Мимо входа в метро она прошла, не взглянув туда; поднялась по эскалатору, огляделась – и уверенно зашагала в сторону вокзала Сен-Лазар. Филипп немного замешкался, хотя в глубине души понимал, что выбора нет: если он сейчас вернется в «Локомотив», а с ней что-нибудь случится, он никогда себе этого не простит. А Амелия… в конце концов, обойдется она без него один раз!
Отбросив последние сомнения, он двинулся вслед за удалявшейся худенькой светлой фигуркой.
Довольно скоро он догадался, что Рене идет в направлении «Хилтона». Но почему пешком, почему такси не взяла?!
Наверное, Амелия давно вернулась в бар и сейчас удивляется, куда он делся. Или, не дай бог, уже напиться успела…
Нет, о ней сейчас думать не стоит. Думать надо о Рене.
Может, догнать ее, заговорить?
Очередная улица вывела их на берег Сены – отсюда до «Хилтона» было уже рукой подать. Только тут Рене впервые замедлила ход – перешла улицу, спустилась по пандусу к самой воде и села на большой гранитный шар, выступающий из мощеной булыжником набережной.
Филипп пристроился «этажом выше» – на парапете набережной.
К ночи сильно похолодало. Пока он шел, этого не чувствовалось, но стоило присесть, и даже сквозь пиджак, надетый поверх джемпера, холод начал пробирать до костей.
Рене сидела неподвижно, смотрела то ли на Сену, то ли на переливающуюся золотистыми огнями Эйфелеву башню на противоположном берегу. Дыхание белыми облачками вырывалось у нее изо рта.
Еще досидится, дурочка, до воспаления легких, мрачно подумал Филипп. Если он, здоровый мужик, зубами стучит, то что же должна чувствовать такая худышка, да притом в легком жакете?!
Наконец, не выдержав, он слез с парапета и нерешительно (еще за грабителя примет!) подошел к ней, позвал негромко:
– Рене!
Она медленно подняла голову.
– Вставай! Не надо тебе здесь сидеть, простудишься!
– Я не хочу идти в отель, – сказала она жалобно, как обиженный ребенок.
Филипп присел на корточки, взял лежавшую на коленях худенькую руку. Пальцы оказались такими же ледяными, как в ночь их знакомства.
– За мостом есть бар, пойдем туда. Там горячий пунш подают в глиняных кружках – выпьешь, согреешься. – Рене молча смотрела на него, и неясно было, доходят ли до нее его слова. Выпрямляясь, он подхватил ее за плечи и поставил на ноги. – Пойдем!
Бар оказался на прежнем месте. И бармен был тот же самый – невысокий носатый канадец с печальными черными глазами, он даже кивнул Филиппу, как старому знакомому, хотя они не виделись уже лет шесть.
Когда-то Филипп по дороге с работы частенько заскакивал в этот бар. Ел «дежурное блюдо», пил вино или пунш, сидел, расслаблялся и вполуха прислушивался к болтовне пожилых завсегдатаев – собравшись тесной группкой за столиком в углу, они обычно спорили о политике. Порой он уходил уже заполночь, а они все сидели – иной раз у него даже мелькала нелепая мысль: а не ночуют ли они здесь?!
За прошедшие годы в баре, казалось, ничего не изменилось – даже несколько стариков, которые сидели за угловым столиком, были те же. Или очень похожие на тех.
Он усадил Рене за столик, подальше от двери, подошел к стойке:
– Две кружки пунша, пожалуйста!
– И ужин? – уточнил бармен.
До тех пор Филипп не помышлял о еде, но на эти слова его желудок отреагировал мгновенно – сжался чуть ли не до боли.
– Сегодня рыба с пюре запеченная, – добавил бармен. – А пунша советую взять кувшин – туда четыре кружки влезает, а стоит ненамного дороже.
– Хорошо, пусть будет ужин и кувшин пунша.
– Ужин – один?
– Пока один.
Рене безучастно сидела за столиком.
– Согреваешься? – спросил он, садясь напротив.
Почему он еще на набережной вдруг заговорил с ней на «ты», Филипп и сам не знал: малознакомая женщина, да и по положению намного выше его, что уже не предполагает особой фамильярности… Но Рене не возражала и сейчас лишь улыбнулась вежливой тоскливой улыбкой.
– Да. Спасибо, Филипп.
– Скоро будет пунш.
Она кивнула.
Кувшин с пуншем оказался выполнен в виде сидящей на задних лапах таксы. На передних, приподнятых вверх лапках висели две керамические кружки.
Глиняная собачка вызвала на губах Рене слабое подобие улыбки – настоящей, а не заученно-вежливой, как до того. Ах да, она же любит собак!
– На вот! – Филипп налил полную кружку, поставил перед ней. – Пей мелкими глоточками, смотри не обожгись.
Пунш был самый простой – подогретое красное вино с небольшой добавкой коньяка, пряностей и сахара. Но согревал этот состав очень здорово – буквально через пару минут щеки Рене порозовели.
– Может, поесть хочешь? – Сам Филипп рыбу смел в момент и теперь подумывал, не заказать ли еще одну порцию.
Девушка молча покачала головой. Она сидела, держа обеими руками кружку, и изредка делала из нее глоток-другой.
– Я ведь не хотела их знакомить. Знала, что так может получиться, – сказала она вдруг, глядя не на него, а на какую-то точку на пластиковой поверхности столика. Лоб был наморщен, чувствовалось, что ей неприятно об этом говорить – но и сил молчать тоже нет.
– Брось ты! Ну потанцевали они – не придавай значения.
– Да нет, я же видела, как он на нее смотрел – и в Мюнхене, и здесь тоже. Конечно, Бруни меня намного красивее, тут уж ничего не поделаешь. – Рене вздохнула. – Еще в школе, если какому-то парню я… вроде как нравилась, и мы с ним на танцы приходили – Бруни подбегала, веселая, красивая! И танцует она здорово, а я ведь танцевать почти не умею. Ну и… – она криво улыбнулась, пожала плечами, – я уж потом, если видела, что парень на меня больше не смотрит, сама начала уходить, пораньше. Иначе очень обидно получается – стоять и ждать неизвестно чего.
Было видно, что ей очень хочется плакать, но не позволяет воспитание.
– Ну что ты! – ответил Филипп, не зная, что еще сказать. – Вы уже не в школе, и Тед – взрослый человек, и…
Скорее всего, у парня действительно поначалу не было никаких намерений в адрес баронессы. И никак он «особенно» на нее не смотрел… Но если такая красотка вдруг сама предложит – не всякий мужчина устоит.
А у нее ведь не залежится – предложить! Особенно если еще выпьет.
– Чепуха это все! – решительно закончил он.
– Спасибо, Филипп. – Нагретые кружкой тонкие пальцы коснулись его запястья. – Но… не надо. Я все понимаю, Бруни мне рассказывала… Вам, наверное, сейчас тоже неприятно, да?
Неприятно?! Не то слово! Он был в бешенстве. Мало всего прочего – так она, оказывается, уже успела натрепать Рене об их отношениях! Какого черта?!
Филипп не знал, задело бы это его так, если бы эта девочка не была похожа на Линнет. Но она была похожа…
Очевидно, Рене прочла что-то на его лице.
– Не сердитесь на нее. Она хорошая, добрая, и… и друг она хороший! На нее просто… ну, находит что-то иногда.
Находит на нее, на стерву… находит!!
Попытка Рене оправдать в его глазах подругу возымела обратное действие: злость вспыхнула с новой силой.
Кукла, самодовольная кукла! Оказывается, она и раньше такие же номера проделывала! И, главное, зачем?! Ведь Рене ее искренне любит – зачем же было ей гадить в душу?!
– Неудачно так получилось, – повторила Рене, – Тед просто приехал слишком рано. Иначе вы бы уже уехать успели, и все бы и дальше было хорошо… – Она помолчала несколько секунд, потом вдруг наморщила лоб и спросила быстро, почти шепотом: – Филипп, а где тут… дамская комната?
– Слева от стойки дверь, – объяснил он.
Отсутствовала Рене довольно долго. За это время Филипп успел придти к выводу, что пора бы уже двигаться в сторону «Хилтона». Наверняка ее все обыскались – хорошо, если в полицию еще не позвонили.
Вернулась она с покрасневшими глазами – похоже, плакала. Села за столик и пробормотала воспитанной скороговоркой:
– Можно мне еще этого… пунша, пожалуйста?
Филипп вылил ей все, что оставалось в кувшине, чуть больше половины кружки.
– Сейчас допьешь – и давай уже поедем в отель.
– Не хочу. – Рене сделала пару больших глотков и поморщилась. – Не хочу в отель! Они сейчас там… трахаются! Тра-ха-ют-ся! – Повторила она по слогам так отчетливо и громко, что даже бармен от стойки взглянул на них, и жалко усмехнулась: – Видишь, я могу это сказать, а Теди все время смеется, что не могу, что я в закрытой школе училась, и не умею… А я умею, да, умею! – почти выкрикнула она плачущим голосом.
Только теперь Филипп понял, что он болван; идиот, клинический и несомненный! Для Амелии такой кувшин был бы пшик! – выпила и пошла танцевать. А тут – хрупкая девчушка, весом чуть ли не вполовину меньше баронессы, наверняка непьющая, да еще с холоду, натощак – разве ей можно было столько пунша давать?! Немудрено, что ее повело уже!
– Ну успокойся, успокойся, тише! – похлопал он ее по руке.
Что делать в такой ситуации с Амелией, Филипп хорошо знал – невзирая на возражения, везти домой. А вот какова во хмелю мадемуазель Перро, даже представить себе было трудно, настолько это с ней не вязалось.
– Конечно, разве можно нас сравнивать, – все тем же плачущим голосом продолжала Рене. – Еще В…виктор говорил, что у меня ни морды, ни задницы, и ни один мужик на меня не польстится! А Теди сказал, что все у меня в порядке – врал, жалел, наверное…
– Ну что ты – ты очень хорошенькая!
– И ты тоже в…врешь! Не хочу! – отбросила она его руку. – И будет медленная мелодия, сказал, мы с тобой потанцуем – а так и не пришел…
Та-ак! Срочно, срочно везти домой!
– Посиди, сейчас я приду. – Он быстро встал, подошел к стойке. – Как бы мне такси вызвать?
Бармен вытащил из-под прилавка телефон, кивнул:
– Звони!
Филипп начал набирать номер, стоя вполоборота к Рене, и напрягся, когда она встала: еще выскочит за дверь, лови ее! Но мадемуазель Перро пошатывающейся походкой подошла к нему:
– Что, расплатиться надо? Давай, я заплачу! Я за все могу заплатить. – Обернулась к бармену. – Только какой смысл, если главное – не я, а деньги? Если всем только это и интересно. Деньги! Я сама знаю, сама знаю… Вот! – Сняла свои бриллиантовые часики, кинула на стойку. Филипп тут же перехватил их и сунул в карман, обнял ее за плечи:
– Стой спокойно!
В таксопарке наконец ответили – пообещали прислать машину через пять минут. Рене пошатнулась и привалилась к нему, сказала тихо и испуганно:
– Мне, кажется, сейчас будет нехорошо…
– Черт! – он бросил трубку и взглянул на ее покрывшееся испариной лицо. – Пошли! – Полуповел, полупонес ее в «дамскую комнату» – небольшой закуток с раковиной размером с книгу и отгороженным фанерной дверью туалетом.
На секунду Филипп заколебался: не возмутится ли она его бесцеремонностью – но потом распахнул дверь и нагнул Рене над унитазом. Дождавшись, пока утихнет последний спазм, развернул ее, поставил перед раковиной:
– Стой здесь! Лицо пока умой!
Выскочил к бармену:
– Стакан воды можно?! И… вот! – вытащил из бумажника пару купюр, положил на стойку. – Сдачи не надо! – Заметил, что стариков-завсегдатаев в зале не было – выходит, хоть раз в жизни, а пересидел он их!
Окончательно отключилась Рене уже в «Хилтоне».
Филипп попросил водителя остановиться у служебного входа – в вестибюле могли оказаться репортеры, которые потом бы красочно расписали, в каком состоянии вернулась мадемуазель Перро – вытащил Рене из такси, обхватил за талию и повел. Она спотыкалась и еле двигала ногами.
Все ходы и выходы «Хилтона» он знал еще с тех пор, как работал в охранном агентстве – многие их клиенты останавливались в этом отеле. Поэтому он уверенно подошел к неприметной двери и нажал кнопку звонка, открывшему дверь охраннику показал карточку отеля, сунул сотню франков – парень отступил, открывая им дорогу к служебному лифту.
И тут, в лифте, – Рене вдруг обмякла, тяжело повиснув у Филиппа на руке.
– Ты чего?! – Он слегка тряхнул ее – никакой реакции, глаза закрыты…
Что ж, может, это и к лучшему. Если Тед сейчас действительно где-то с Амелией – лучше, чтобы Рене об этом не знала. Пока она проспится, он наверняка успеет вернуться. Хватит же у парня соображения не докладывать ей потом о своих «подвигах»!
Но Тед открыл сам, взъерошенный и встревоженный, и оцепенел при виде безвольно запрокинувшей голову девушки.
– Что с ней?!
– Ничего, – Филипп подхватил Рене на руки. – Выпила. Вырубилась. Куда ее?
– Давай в спальню.
В чем он не был уверен, так это что Тед знает, как обращаться с пьяными женщинами. Поэтому, уложив Рене на кровать, он сам повернул ее на бок, снял туфли. Повернулся, спросил:
– Моя в номере?
– Да, спит. Вот. – Тед протянул ключ.
– Много еще пила?
– Стакан джина.
Да, стакан джина – это именно то, чего ей не хватало впридачу к бутылке вермута и паре коктейлей!
– Кофе выпьешь? – спросил Тед.
После секундного колебания Филипп кивнул:
– Сейчас вернусь.
Баронесса фон Вальрехт сладко почивала на полу в обнимку с подушкой, одетая в один сапог, джинсы и лифчик. Спиртным от нее несло так, словно кто-то разбил в номере бутылку джина.
Проходя мимо, Филипп с трудом поборол в себе искушение дать ей пинка. Раздевать ее и укладывать на постель не стал – обойдется, вместо этого взял в баре бутылку коньяка и вышел из номера. Опрокинуть пару стаканчиков в мужской компании стало для него в последнее время недостижимым удовольствием, и предложение Теда пришлось весьма кстати.
