Текст книги "Вопрос времени. Часть 2 (ЛП)"

Автор книги: Мэри Калмз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь избавиться от полотенца.

– Я вижу, – он лениво усмехнулся. – Но, детка, ты не в той форме, чтобы я...

– О да, я в форме, – заверил я его, взял его руку и провел ею вниз по своему паху, только махровая ткань разделяла нашу кожу. – Это похоже на то, что я не готов?

– Детка, – мягко сказал он, – ты...

Но я оттолкнулся, выведя его из равновесия настолько, что смог перевернуться на живот и отдышаться.

– И что теперь? – спросил он, поглаживая руками мою попку.

– Сэм... пожалуйста... покажи мне, что ты в порядке. Я больше не хочу быть сильным.

Никаких движений.

– Сэм?

– Ты делал все это, чтобы защитить меня, потому что мне было больно.

– Да.

– Значит, если мне станет лучше, ты перестанешь играть в детектива?

Играть?

– Теперь подожди, – мой голос понизился. – Я неплохо справился...

– Заткнись, – прорычал он, прежде чем стянуть полотенце, оставив меня обнаженным под ним. – Угадай, что я тебе принес?

– Я уверен, что у меня нет...

– Не двигайся.

Его вес исчез всего на несколько секунд, а затем вернулся.

По звуку открывающейся крышки я понял, что он достал из своей сумки на полу.

– Ты не беспокоился обо мне, – поддразнил я его. – Ты просто хотел меня трахнуть.

Он схватил меня за волосы и сильно дернул голову назад.

– Нет, Джи, ты хочешь, чтобы я тебя трахнул. Меня тошнит от одной мысли о том, что ты мертв, изнасилован или бог знает что еще.

Я задрожал, ничего не мог с собой поделать. Мой мозг понимал, что мы ведем серьезный разговор, но тело просто переваривало его доминирование и силу, которую он проявлял по отношению ко мне.

Он отпустил мои волосы, и я вжался лицом в подушку. Я почувствовал, как его скользкие пальцы проникают в мое тело, и издал слабый стон.

– Мне уже лучше, Джи, поэтому с этого момента ты должен делать все, что я скажу. Ты понял?

Я кивнул, не в силах говорить, чувствуя, как его руки скользят по моей попке, раздвигая ягодицы.

– Ты должен помнить, кому ты принадлежишь.

– Я знаю, кому я принадлежу, – прохрипел я, пытаясь снова податься к нему.

Он поцеловал мою шею, перешел к плечу, а затем прикусил и глубоко вошел в меня. Я поднял голову, и он повторил свое движение.

– Сэм... – это прозвучало как хрип, когда его рука скользнула под меня.

– Боже... Я скучал по тебе... Я только что получил тебя обратно... – в его голосе прозвучала какая-то нотка, и он сбился на полуслове.

Никакие слова утешения не могли быть сказаны, так как были только тепло, знакомый запах его кожи и мой тонущий, ноющий ответ на него.

– Я ненавижу то, что ты мне нужен.

И я хотел объяснить ему, что то, что он считал слабостью, на самом деле было даром. Большинство людей никогда ни в ком не нуждались.

– Джори....

Я задыхался, стонал от удовольствия и повторял его имя снова и снова. Это было все, что я мог сделать, мои чувства утонули в обжигающем жаре, его прикосновениях и первобытном звуке его голоса. Я был так счастлив, мое тело было так готово, ведь я так долго обходился без него. Мне не хватало обычной выдержки, чтобы сдержать оргазм.

Он задал ритм, который вырвал у меня гортанный стон. Наполненный и поглаживаемый одновременно, я чувствовал, как пульсирует глубоко внутри меня, поднимаясь, достигая пика, моя кожа горела под его кожей, когда я умолял о том, чего хотел и в чем нуждался.

От его признания, что он хочет погрузиться в меня, коснуться моего сердца, кровь запульсировала в моих венах, мышцы напряглись все разом, как волна, нахлынувшая на меня. Я чувствовал, как толчки удовольствия проходят через Сэма, как его тело сотрясается от них, пока его дыхание не перехватило, и он не выкрикнул мое имя. В этот короткий, раскаленный до бела, с колотящимся сердцем, переполненный эйфорией момент... все казалось идеальным.

Он быстро поднял меня, стараясь не раздавить, и я услышал, как застегивается его молния, а затем звякнула пряжка ремня.

– Ты уже закончил со мной, да? – спросил я, улыбаясь в подушку.

– С тобой никогда не бывает покончено, – хрипло сказал он. – Перевернись.

И когда я это сделал, он обнял меня и прижал к своему сердцу. Я поцеловал его шею, почувствовал его бешено бьющийся пульс и приник губами к его покрытой щетиной челюсти. Он просунул ногу в джинсовой одежде между моими голыми ногами и провел рукой по бедру, прежде чем натянуть на меня плед. Я был голым, он – полностью одетым, и я знал, что он был доволен. Его господство не вызывало сомнений.

– Тебе это нравится, – усмехнулся он, хриплым голосом поглаживая меня по спине и позволяя своей руке спуститься по моим ягодицам к ноге, перекинутой через его бедро. Проведя рукой под моим коленом, он притянул меня ближе, желая еще большего контакта, желая, чтобы я прижался к нему так, что мой пах оказался напротив молнии его джинсов. – Тебе нравится, когда я тебя одолеваю.

Я бы расплакался, если бы открыл рот. Слишком много было облегчения, слишком много счастья, и все это грозило вылиться из меня, если бы я позволил. Внутри бушевали эмоции, которые я испытывал еще тогда, когда он лежал на больничной койке. Я должен быть сильным ради Сэма и держать это в себе.

– Позволь мне это, Джи. Я знаю, ты злишься, что я не был достаточно сильным, чтобы не пострадать. Это потрясло весь твой мир и заставило тебя бояться, потому что ты ненавидишь мысль о том, что ты уязвим, что у тебя что-то отняли, – его голос был ласковым, таким нежным, как и его губы на моих веках, щеках, лбу. – Вот ты снова впускаешь меня в свою жизнь, а я чуть не умираю из-за тебя... твое сердце, которое ты так стараешься уберечь, я чуть не уничтожаю при каждом удобном случае.

Я тяжело сглотнул, желая, чтобы он замолчал.

– Не злись на меня больше. Мне жаль, что я пострадал. Я обещаю, что этого больше не случится. Просто не оставляй меня. Никогда не оставляй меня.

Я пытался дышать, но это было так трудно.

Его пальцы провели по моей челюсти, а затем он приподнял мой подбородок и одновременно наклонился вперед. Он завладел моим ртом и глубоко поцеловал меня. Я поцеловал в ответ со всей силой, на которую был способен, и он опрокинул меня на спину, прижав к кровати.

– Черт возьми, Джори... Я не думаю, что когда-либо хотел тебя так сильно, – его голос был низким, почти рычащим.

– Нет? – я поддразнил его, прикусив губу.

Он быстро поднялся с меня, скатился с кровати, стал возиться с ремнем, дергать за одежду, сбрасывая с себя все так быстро, как только мог. Я хихикал, наблюдая за ним, потому что он так старался, а потом увидел шрам и затаил дыхание.

– О, нет-нет, – он улыбнулся, забрался обратно в кровать под плед и обнял меня, прижимая к своей груди. – Ты не можешь использовать мою недавнюю операцию как причину, чтобы не заниматься мной.

Меня трясло. Я почти его потерял.

– Я больше не достаточно красив для тебя, да? – поддразнил он меня, припав ртом к ключице, медленно облизывая и покусывая ее от плеча до челюсти. – Я изуродован.

– Сэм, – с трудом выдавил я. – Ты мог...

– Знаешь, вместо того чтобы думать о том, что могло бы случиться, почему бы тебе не направить весь этот страх в страсть и не взорвать меня... то есть... взорвать мой мозг, – он засмеялся.

Я просто уставился на него.

– Что? – он лукаво улыбнулся, в его глазах заплясали искорки.

Он был невероятен. Его мысли были заняты только одним.

– Я не знаю, почему ты так на меня смотришь, – он продолжал ухмыляться. – Я ничем не отличаюсь от всех остальных парней на планете.

Я хмыкнул, и он рассмеялся, когда я навалился на него, чтобы отстранить его от себя. Он позволил мне перевернуть его на спину.

Его глаза были прикрыты тяжелыми веками, когда он смотрел на меня снизу вверх.

– Иди сюда.

Я приподнялся над ним, а затем медленно опустился на него, насаживаясь так глубоко, как только мог, и погружая его в себя.

У него перехватило дыхание, и это было очень сексуально – то, как он реагировал на меня, его руки сжимали мои бедра, его тело напряглось под моим.

– О... Боже, – его голос надломился.

– Скажи мне, что ты скучал по мне, – потребовал я у него, прежде чем наклониться вперед, чтобы поцеловать.

– Ты знаешь, что я... о... Джори... – он говорил так, будто ему было больно, пока я поднимался и опускался по его длинной, твердой, скользкой длине. – Твое тело такое горячее.

Я улыбнулся, он застонал. Это была изысканная пытка, и я наслаждался участью своей добровольной жертвы. Когда он выкрикнул мое имя, запустил руки в мои волосы, чтобы притянуть меня к себе для поцелуя, я вместе с ним поплыл по волнам, его чувства на мгновение затопило наслаждение, не оставившее места для рационального мышления.

Он ворвался в меня, одновременно притягивая к себе, его пальцы впились в мои бедра, чтобы я не мог вырваться.

– Джори!

Я улыбнулся, когда его тело обмякло под моим, а его стон заставил меня захихикать.

– Ты слишком милый, – вздохнул я.

– Черт, – пробормотал он. – Мне нужно было кое-что сказать.

– Скажи это, – сказал я, отстраняясь от него, что вызвало у него гримасу и ухмылку одновременно.

Он похлопал себя по груди.

– Ложись.

Я прижался к его плечу, и он обнял меня, подоткнув одеяло. Я никогда не чувствовал такой заботы, как в объятиях Сэма.

– Так скажи мне, что...

– Я люблю тебя.

– Почему?

– Потому что ты мой, – сказал он, проведя большим пальцем по моим губам, а затем поднял мой подбородок и приблизился, чтобы поцеловать меня.

Это был медленный, глубокий, чувственный поцелуй, от которого я почувствовал, как по всему телу пробежали мурашки.

– Мой.

Я был без сил в его объятиях, его теплая кожа и рука, гладившая мои волосы, быстро убаюкали меня, и я расслабился. Я был полностью опустошен и отдан на его милость.

– Ты знаешь, что без тебя у меня нет дома, – внезапно сказал он, прикоснувшись губами к моему лбу, и его руки крепко обхватили меня, прижав мое тело к своему.

Я заставил себя не плакать. Иногда то, что он говорил, было просто слишком. Его честность, жар и сила его слов ошеломляли.

– Я действительно люблю тебя.

И в этом не было никаких сомнений.

– Ты меня слышал?

– Да.

– Хорошо, – он захихикал, целуя мои брови, переносицу и все, что попадало под его губы, пока я продолжал поднимать подбородок. – Теперь ты должен сосредоточиться, потому что мне нужно рассказать тебе кучу всего, а Дейн будет здесь, наверное, минут через пять или около того. Я едва убедил его позволить мне увидеться с тобой наедине, а агент Калхун…

Я прижался к нему, и он издал довольный звук, который я так любил, прежде чем продолжить говорить. Бесполезно было объяснять ему, что мой мозг отключился много лет назад. Я задремал и не беспокоился о том, чтобы поднимать эту тему. Я был в безопасности в его объятиях, и это было все, что имело значение.

****

Судя по тому, как агент Калхун продолжал смотреть на меня, я чувствовал себя скорее Джейсоном Борном, чем Джори Харкортом. Он выглядел почти испуганным. В каком-то смысле это было вполне обоснованно. Я сбежал из тюрьмы, довольно успешно ускользнул от него и проскользнул сквозь его пальцы ранее в тот же день. Когда я объяснил, как мне удалось освободиться от наручников, он был особенно поражен. Сэм действительно был впечатлен тем, что под предлогом освобождения из заточения люди пришли мне на помощь.

– Только ты, – сказал он, и его пальцы провели по моей шее и волосам. Он не мог оторвать от меня руки. – Люди сделают для тебя все.

Это была неправда, но, судя по тому, как он смотрел на меня, я не хотел с ним спорить.

– Итак, ваша догадка оказалась верной, Джори, – медленно произнес агент Калхун. – Похоже, ваш друг Калеб Рид на самом деле невиновен, а его мать – преступница.

Я наклонился вперед и посмотрел на него, уделяя ему все свое внимание.

– На ноже, который мы нашли в доме мистера Рида, есть отпечатки пальцев его матери, и больше ничего.

Я постарался не улыбнуться.

– В конце концов он признался, что несколько месяцев назад узнал, чем занимаются его мать и мистер Фейн, и собирался обратиться в полицию, когда мистер Фейн пригрозил убить вас. Чтобы обезопасить вас, он притворился, будто его похитили, а когда дело зашло слишком далеко, он убежал и был подстрелен. Он хотел рассказать вам правду, но не знал, что делать, – он глубоко вздохнул. – Он идиот, но он невиновный идиот.

– Разве он все еще не соучастник? – спросил Дейн у агента Калхуна.

– О, его обвинят в препятствовании, соучастии и...

– Но есть смягчающие обстоятельства, которые будут приняты во внимание, – заверил меня Сэм, поглаживая по спине. – Не волнуйся, детка, мы не позволим Калебу попасть в тюрьму.

Я кивнул и посмотрел на агента Калхуна.

– Чья это была квартира сегодня?

– Кэмпбелла Хэддока.

– Кто это?

– Очевидно, у него был роман со Сьюзен Рид.

– И где он?

– Он мертв, – сказал агент Калхун, глядя на меня.

– Как? – предугадал Дейн мой вопрос.

– На террасе стоял морозильник – вы его видели? – спросил он меня.

Я покачал головой.

– Ну, он был под виниловой скатертью, а сверху на нем стояло много растений в горшках... Я рад, что вы этого не видели.

Я кивнул.

– Он был там, да?

– Да.

– Как его убили?

– Его застрелили.

– И что вы думаете? Сьюзан Рид убила его?

– Пуля вылетела из ее пистолета. Та же пуля, что вышла из ее сына... Сам пистолет пропал. Это косвенные улики, но в сочетании со всем остальным... они могут многое значить.

– Зачем ей убивать своего любовника?

– Понятия не имею. Может, он застал ее за чем-то, может, нашел ее пистолет... Мы не узнаем, пока она сама нам не расскажет.

– Если она расскажет вам.

– Точно.

– Значит, она убила тех парней.

– Она и Грег Фейн.

– Зачем ему помогать ей?

– Этого мы не знаем, но мы найдем связь.

– Хорошо.

– Джори.

Я посмотрел на Дейна.

– Вы должны гордиться собой. Вы один спасли Калеба – вы один поверили в него. Он должен благодарить вас до конца своих дней.

И я был рад за Калеба, так рад, но что-то было не так в той квартире.

– Что вы думаете обо всех этих картинах на стене? – спросил я агента Калхуна.

– Обычное сумасшествие, уверен, они будут изучать Сьюзан Рид годами.

И я был уверен, что так и будет, но все равно что-то было не так.

– Боже, не могу дождаться, когда вернусь домой, – Дейн глубоко выдохнул, и я понял, глядя на него и на то, какими усталыми выглядели и он, и Сэм, что я заставил их обоих пройти через ад.

– Мне жаль, – честно признался я, и мой голос дрогнул.

– Как кто-то может на тебя злиться, если твое сердце всегда в правильном месте? – мягко спросил он, улыбаясь мне.

– Вот так, – огрызнулся Сэм, наставив на меня обвиняющий палец. – Еще раз повторишь такой трюк, и ты узнаешь истинное значение боли.

Я улыбнулся ему, а Дейн рассмеялся.

– Я сам надеюсь, что ты облажаешься, – заверил меня агент Калхун.

Там не было утраченной любви.

Часть 14

Один день может изменить все на свете. Две недели могут сделать еще больше. Удивительно, что всего через четырнадцать дней я был в безопасности, исцелен и полностью вернулся в свою жизнь. Я был на работе с Обри, Сэм занимался полицейскими делами, а Сьюзен Рид, а не Калеб Рид, сидела в психиатрической больнице строгого режима под наблюдением. Все это было вполне нормально, если бы вы были на моем месте.

Дейн уволил телохранителя Аджи, они переехали из кондоминиума в свой потрясающий трехэтажный дом в Хайленд-Парке, и он одолжил отцу деньги, необходимые ему, чтобы поставить бизнес на ноги. Это было все, что он мог сделать, чтобы успокоить Дэниела Рида. Он и представить себе не мог, что его жена, мать Дейна, способна на такие злодеяния, которые она совершила в жажде мести. Где-то на полпути ее любовь к сыну превратилась в ненависть. Она больше ни с кем не разговаривала, поэтому ее истинные мотивы – как и почему она совершала преступления, почему просто не убила меня, а других – были заперты внутри нее. Неизвестно, когда и сможет ли она вообще объяснить свои убийственные действия.

Калеб был освобожден условно-досрочно и должен был посещать психиатра, ходить на групповые занятия и выполнять непомерное количество общественных работ, но он был свободен и мог жить своей жизнью. Он собирался работать со своим отцом и Джереми, втроем они переименовали компанию из «Рид Глобал» в «Рид и сыновья». Они начнут все с чистого листа, а с Дейном в качестве подстраховки и множеством новых перспектив, казалось, что они уже на пути к успеху. Со временем все раны затягиваются.

Я увидел Калеба перед тем, как он отправился домой, и он так крепко и долго обнимал меня, что я наконец начал смеяться. Он тоже, а когда мы отстранились, наклонился и поцеловал меня. Я был ошеломлен, а он лишь озорно улыбнулся. Он не хотел, чтобы у меня возникли какие-то мысли о нем, он просто не знал, как еще выразить глубину своих чувств. Я один верил в него, доверял ему и знал его истинное сердце. Он любил меня, и это было все, что оставалось сказать. Когда я покидал аэропорт, начался дождь, и это было похоже на благословение.

Я мог бы жить в Сиэтле, поскольку любил дождь, но я был в меньшинстве. Постоянное серое небо, мокрая одежда и лужи выводили из себя большинство людей. Тот факт, что дождь не прекращался уже полторы недели, сказывался на настроении всех моих знакомых. Половина проблемы, на мой взгляд, заключалась в холодных ногах. Ботинки промокали, потом промокали носки или чулки, и, по дороге на работу, ноги замерзали. Всем нужны были галоши. У меня была ярко-желтая пара, как в пятилетнем возрасте, так что ноги никогда не промокали.

Дейн был уверен, что только геи могут носить такую обувь, но я с ним не соглашался. У Сэма была оливково-зеленая пара, которую я ему купил, и никто никогда не высказывал ему никаких претензий. Дейн считал, что это больше связано с размером и мускулами моего парня, чем с чем-то еще.

Как бы то ни было, я приучил Сэма держать на работе две лишние пары обуви. Он сказал мне, что у всех женатых парней есть галоши и сухие носки. Я был очень доволен им. Но мое расположение изменилось, когда мы стали постоянно ссориться. Все началось с Аарона Саттера.

Сэм хотел принять предложение Аарона поужинать с ним, потому что считал, что если Аарон увидит нас вместе, общающихся, он поймет, что мы – исключительная вещь, которая работает. Я не хотел идти на ужин, исходя из этой предпосылки. Я хотел, чтобы мы были друзьями. Сэм сказал, что это будет только один раз.

Мы поедим, попрощаемся, и все, навсегда. Мне все это казалось незрелым и детским. Он же считал это катарсисом. Я не хотел участвовать в том, чтобы властвовать над Аароном Саттером. Сэм сказал, что нам с Аароном нужно покончить с этим; я сказал ему, чтобы он завязывал с этим. Аарон продолжал звонить Сэму, а я говорил Сэму «нет». Мы зашли в тупик.

Мы также ссорились из-за моих друзей-геев. Сэму нравились Эван и Лаудон, но на этом все и ограничивалось. И я знал, почему ему было комфортно с ними. Пока никто не говорил, догадаться, что Лаудон – гей, было все равно что догадаться о Сэме. А поскольку Лаудон вел себя как натурал, он мог смириться с тем, что Эван – примадонна. Так что Сэм был не против встречаться с ними, быть увиденным с ними – проблема возникла с моим расширенным кругом. Мои друзья, которые использовали утрированный язык, делали заявления своей одеждой или ее отсутствием, и у которых были очаровательные выражения для всего – включая клички для нас с Сэмом. Они называли нас Девочки, или Джори и его девочка, или Дива и его мужчина... все это чертовски раздражало детектива Кейджа. То, что мой телефон иногда звонил посреди ночи, сводило его с ума. То, что мне нужно было с кем-то сидеть, кого-то спасать или быть рядом, чтобы поплакаться в плечо, – все это Сэм не понимал, или делал вид, что понимает. Я объяснил, что, поскольку он старше меня, наши друзья находятся на разных этапах своей жизни. Большинство его друзей остепенились и обзавелись детьми, а большинство моих все еще веселятся, как рок-звезды, до самого утра. Когда я заговорил о нашей разнице в возрасте, он спросил, не считаю ли я это проблемой. Я честно ответил, что никогда раньше так не думал. Он ничего не ответил, а мне больше нечего было сказать. Было над чем поразмыслить, и мы занялись этим в разных концах квартиры.

Когда мы расставались и мирились в прошлом, было проще не задумываться о том, что нам предстоит жить вместе, и о том, каким счастьем и ужасом это может обернуться. Столкнуться с реальностью, пытаясь совместить две очень разные жизни, с людьми, которые населяют оба места... это оказалось сложнее, чем мы могли себе представить. То, что мы съехались сразу после возвращения из Далласа, было поспешным решением, о котором я уже начал жалеть. Мы действовали второпях, и это было видно.

Друзья Сэма делали со мной все, что могли. Это было неловко. Они случайно говорили что-то вроде «это так по-гейски», когда речь шла о чем-то плохом, а потом тут же смотрели на меня и морщились, или вздрагивали, или бормотали ругательства себе под нос. Они никогда не смотрели на Сэма, только на меня. Как будто я был единственным гомосексуалистом в комнате. Однажды вечером я услышал, как две жены его друзей сказали, что это просто этап. Сэм сначала был натуралом, а потом найдет хорошую девушку и остепенится, как только выкинет из головы все эти «гомосексуальные штучки».

Как будто я был гриппом, а не тем, кого он любил. Когда я рассказал ему о том, что было сказано, желая, чтобы он обратил на это внимание, он сказал, чтобы я не беспокоился об этом, что они все придут в себя. Я не собирался задерживать дыхание.

Будучи по натуре упрямыми людьми, я не собирался отказываться от субботних танцев с друзьями, а он не собирался отказываться от ужина, пива и бильярда со своими друзьями. Так что мы разошлись в разные стороны, и всю ночь я чувствовал пустоту внутри, даже когда заставлял себя наслаждаться тем, что делал. Когда я сломался и позвонил ему, чтобы сказать, как сильно я его люблю и скучаю, он вел себя так, будто его это не волнует. Он хорошо проводил время, не обращая на меня ни малейшего внимания, а я всю ночь переживал. Я бросил трубку, отключил телефон и вернулся домой только в три часа ночи. Я не успел дойти дальше дивана, прежде чем отключился.

В воскресенье утром его не было, когда я проснулся в полдень, все еще в ботинках и куртке с вечера. Мне было обидно, что он меня не разбудил, обидно, что он меня не перенес, и обидно, что он так легко меня бросил. Когда я позвонил ему, звонок сразу же попал на голосовую почту. Я постарался уйти до того, как он вернулся домой. Я ужинал с его семьей, и в итоге именно он оказался в затруднительном положении из-за того, что не позвонил и не сказал, что работает и не сможет прийти. После этого я отправился в свой офис, а затем к Эвану и Лаудону за поздним десертом. Эван отругал меня за то, что я веду себя как ребенок, и сказал, чтобы я просто набрался смелости и сделал первый шаг к примирению.

– Какой смелости? – спросил я его. – Легко быть тем, кто сдается.

– Нет, – заверил он меня. – Это самое сложное.

Аджа согласилась с Эваном, когда я разговаривал с ней по телефону.

– Не отрезай нос назло лицу, – сказала она.

– Что это вообще значит?

– Ты знаешь, что это значит.

– Ну да, я знаю, что это значит, но что? Я должен уступить и не быть слишком упрямым для своего собственного блага?

– Что-то вроде этого.

– Но почему я должен каждый раз уступать?

– Нет, не каждый раз. Но, может быть, в этот раз или в этот первый раз ты сделаешь это или должен сделать.

Я застонал.

– Не будь таким ребенком.

Это было именно то, что сказал Эван.

Но я просто не мог отступить, сдаться или оставить все как есть. Это было глупо и по-юношески, но я играл с ним в кошки-мышки, и конца этому не было видно. Я довел эту глупость до предела, изменив свое расписание. Я знал, что ему нужно рано вставать, чтобы идти на работу, и поэтому оставался в офисе до того времени, когда, как я знал, он мог бодрствовать и быть работоспособным на следующий день. Я приходил домой, когда знал, что его не будет, возвращался домой, чтобы поспать, а потом вставал поздно и принимал душ. Я работаю на себя, поэтому мое время было гибким; я просто передвигал все дела, чтобы приспособиться к отлучкам моего любовника. Так продолжалось три дня и всю следующую неделю.

Итак, он работал допоздна, а я не ответил на его последний звонок, когда мне позвонил мой друг Трейси. Ему нужно было привести приятеля на семинар по самооценке, потому что в тот вечер у них была группа и люди должны были поделиться с кем-то в комнате, кто их знает. Идея заключалась в том, что человек из вашей жизни, друг, мог бы назвать чушью то, что вы сказали. Только друг может сказать, правду вы говорите или нет.

Я изо всех сил пытался отмазаться от посещения группы, когда понял, во что ввязался, но к тому времени было уже слишком поздно. Я был в полном порядке и застрял с ним в YMCA.

Группа – это именно то, на что она похожа. Вы садитесь в круг и говорите о том, что происходит в вашей жизни. В случае Трейси он должен был рассказать, что он сделал за неделю до этого, что помогло ему почувствовать себя сильным. Он, похоже, нервничал, так как ерзал на стуле и делал то, что жевал внутреннюю сторону щеки и прищуривал левый глаз. Я прищурился, и он прервал свой монолог о том, что не пошел домой с первым парнем, который спросил его в клубе в субботу вечером.

– Что?

Я покачал головой.

– Нет – он вздохнул. – Меня учат, что, когда я расстроен, мне нужно немедленно поговорить с человеком и выяснить ситуацию, а не считать, что это я во всем виноват.

– Что я всегда тебе говорю? – спросил я его.

Он нахмурился.

– Ну давай, скажи мне.

Он закатил глаза.

– Ты всегда говоришь, что я не знаю себе цену и что мне не стоит идти домой с кем попало – я особенный, и они должны быть особенными.

– Именно, – я со вздохом повернулся вперед, вытянул ноги перед собой и скрестил их в лодыжках.

– Трейси, – обратился к нему руководитель группы. – Как ты относишься к тому, что... простите, я не могу разобрать ваше имя – это Джордан?

– Это Джори, – сказал я ему.

Он улыбнулся и снова посмотрел на Трейси.

– Что ты думаешь о том, что Джори только что сказал?

– Не знаю. Я знаю, что он это имеет в виду, но я не чувствую себя особенным. Он может сказать это, потому что... то есть, посмотри на него, он просто идеален.

Я бросил на него взгляд, который, надеюсь, передавал всю степень моего раздражения.

– Брось, Джори, ты же знаешь, что это так.

Он был изнурен.

– Как и ты. Ты когда-нибудь... Ты самый милый, самый хороший парень с самым добрым сердцем и...

– Джори, никого не волнует мой внутренний мир – их волнует только внешний... Я не ты.

Я пожал плечами.

– И что?

– Джори, я хожу в спортзал столько же раз в неделю, сколько и ты, и у меня никогда не будет твоего тела.

Это было так скучно.

– Тебе нужно познакомиться с кем-то хорошим, а не с кем-то в баре.

Он вскинул руки и повернулся к лидеру группы.

– Видите, мы всегда возвращаемся к этому.

– И что же это такое, Трейси? – спросил лидер.

– Он хочет, чтобы я встретил кого-нибудь хорошего, а сам в это время портит жизнь всему Чикаго.

– Это правда, Джори?

Я просто посмотрел на него. Марк, лидер группы, казался приятным парнем, общительным, с мягким голосом. Но я пришел не для того, чтобы меня подвергали психоанализу. Я был там, чтобы поддержать Трейси.

– Нет.

– Возможно, нам нужно решить некоторые проблемы с самооценкой.

Я посмотрел на Трейси.

Он снова посмотрел на меня, и вдруг его лицо расплылось в огромной улыбке.

– Ты такой засранец, – заверил я его.

Он так смеялся, что упал ко мне на колени. Все смотрели на нас.

После сеанса, когда все сидели и разговаривали, я стоял возле двери и ждал Трейси, когда ко мне подошли Марк и еще один парень.

– Джори.

Я ждал, что он скажет.

– Мы хотели бы пригласить тебя присоединиться к нашей группе.

Я кивнул.

– Спасибо.

– Значит, мы встречаемся каждый...

– О нет, я не приду, – я улыбнулся им, отодвигаясь от стены, когда Трейси начал приближаться ко мне. – Просто приятно, что вы меня пригласили. Извините.

Я прошел мимо них, и Трейси улыбнулся, а затем обнял меня за шею и притянул к себе.

– Спасибо, что пришел, Джи, ты был очень хорошим партнером.

Я хмыкнул.

– Я не хотел тебя смущать.

– Не хотел, – я зевнул, коротко обнял его, прежде чем оттолкнуть от себя. – Но для протокола, теперь только я и Сэм, хорошо?

– Правда?

– Ага. Я приглашу тебя на ужин, чтобы ты мог по-настоящему с ним познакомиться.

– Это было бы здорово.

Я улыбнулся и похлопал его по плечу, а затем повернулся, чтобы уйти. Я был на улице, направляясь к метро, когда услышал, что меня окликнули по имени. Оглянувшись, я увидел Аарона Саттера, который стоял возле своей машины под дождем и прикрывался зонтиком. Я побежал к нему, и когда я оказался достаточно близко, он потянулся к лацкану моего пиджака и потянул меня вперед.

– Хай, – я улыбнулся ему, проведя руками по мокрым волосам. – Что ты здесь делаешь?

Он просто уставился на меня, на мое лицо, впиваясь в меня глазами.

– Аарон?

Он опустил зонтик, положил руки мне на лицо и поцеловал меня. Это было так спонтанно, как никогда, что застало меня врасплох. Обычно он спрашивал, можно ли что-то делать или нет, объявлял о своих намерениях и получал разрешение или нет. То, что он вдруг целует меня на улице, ни с того ни с сего, его язык скользит по моим губам в поисках входа... это был шок.

– Аарон, – я повторил его имя, взяв его за запястья и отстранив от себя. Я сделал шаг назад, прежде чем он успел прийти в себя. – Что происходит?

– Джори, – вздохнул он, его глаза стали мягкими. – Я сожалею обо всем. Прости за все, начиная с того момента, когда я впервые взял тебя в постель и был осторожен, а не так, как мне хотелось. Прости, что не сказал тебе всего, о чем думал, и прости, что заставлял тебя чувствовать, что ты менее совершенен, чем ты есть на самом деле, – он быстро улыбнулся, прикусил губу и откинул волосы с лица. – Понимаешь, я хочу вернуть тебя и сделаю все, что ты захочешь, чтобы это произошло.

Все, что я мог делать, – это смотреть на него.

– Я должен был сказать тебе, что, когда меня не было, я только и делал, что думал о тебе. Я имею в виду, что скучал по разговорам с тобой, по смеху с тобой, по спорам с тобой, по постели с тобой и просто по всему этому. Ты делаешь мою жизнь веселой, заставляешь меня смеяться над собой и наполняешь мой дом теплом, которого теперь нет. Даже мой дворецкий скучает по тебе. Он сказал мне, что я не был таким засранцем, когда ты был рядом.

Я рассмеялся. Мне очень нравился его дворецкий; он был очень язвительным, с сухим, но злым чувством юмора.

Он протянул руку и снова взял мое лицо в свои ладони.

– Джори, мне плевать на все остальное, мне все равно, что ты будешь падать пьяным с ног каждый вечер, когда мы встречаемся, лишь бы я забрал тебя к себе домой.