Текст книги "Что осталось за кадром"
Автор книги: Мэри Джо Патни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Глава 24
Первые лучи солнца, проникнув в комнату, разбудили Кензи. Несколько секунд он лежал, припоминая события ушедшего дня. Поездка в Лондон. Часы, проведенные у постели Чарлза. Его конец. Он проснулся, лежа на постели рядом с Рейни. Его голова покоилась на ее плече. Они оба одеты, и кто-то заботливо укрыл его одеялом. Скорее всего Рейни – он вообще ничего не помнил.
С трудом поднявшись, он на цыпочках отправился в ванную. Хотя комнатка и была крохотных размеров, но он нашел здесь все необходимое: на крючке висел свежий халат, а на полочке лежали туалетные принадлежности, включая одноразовую бритву. Слуги, когда-то занимавшие эти помещения, наверное, были лишены такого комфорта.
Он принял душ, побрился, и его мысли прояснились, хотя он чувствовал себя совершенно, опустошенным. Последняя ниточка, связывающая его с юностью, оборвалась.
Закутавшись в махровый халат, он вышел из ванной. Рейни проснулась и смотрела на него из-под одеяла. Ее волосы разметались по подушке, как золотая канитель. Она выглядела посвежевшей, в ней явно пробудился аппетит. Но его сексуальные желания молчали, лишний раз подтверждая тягостное состояние. Все, что он хотел, – обнять ее и снова уснуть рядом.
Он присел около нее на постели.
– Спасибо, что поехала со мной, Рейни. Мне это помогло…
– Я рада, что познакомилась с Чарлзом. – Она прикрыла ладонью зевок. – Как хорошо, что ты смог сделать его уход поистине достойным замечательного актера. Послав ему последний отсвет славы.
Он вздохнул:
– Я так много должен ему, что вовек не расплатиться.
– Чарлз Уинфилд – первый из твоей доголливудской жизни, с кем я познакомилась. – Утверждение было лишено какого-то особого смысла, но она внимательно следила за его лицом.
– Чарлз и Тревор – лучшая часть той жизни.
– Тревор?
Кензи, видимо, так устал, что не заметил, как сказал это.
– Тревор был… другом Чарлза. Ты, наверное, видела его на фотографиях внизу.
– Не думаю, что когда-нибудь смогу понять, насколько много значил для тебя Чарлз, – сказала она нежно, – но мне пришло в голову, что я могла бы вставить в титры «Центуриона» посвящение в его честь. Ты бы хотел?
Его горло перехватило от внезапного волнения.
– Да, и Чарлз тоже.
Он перевернул Рейни на живот и начал массировать ее спину. Она промурлыкала что-то себе под нос и потянулась, как котенок.
– О, как приятно!
Массаж оказался как нельзя кстати не только ей, но и ему тоже. Как, впрочем, было всегда. Он мысленно поблагодарил судьбу, что Чарлз умер, когда он и Рейн переживали последний период близости. И не только из-за ее поддержки, но и потому, что она и Чарлз познакомились.
Когда Рейни чуть-чуть расслабилась, она позволила себе спросить:
– У Чарлза когда-нибудь была семья?
– Никто из родных не признавал его. – Кензи усердно массировал ее плечи, ждущие расслабления. – Он был белой вороной в высших слоях общества. Когда он оставил Кембридж ради сцены, ему было объявлено, что, если он и дальше собирается вести не отвечающую общественной морали жизнь отщепенца, ему придется взять псевдоним и навсегда проститься с семьей, что он и сделал.
– Выходит, ты посвящен во многое, – задумчиво произнесла она.
Проигнорировав скрытый вопрос, он продолжил:
– Я исполнитель его воли. Он хотел, чтобы его кремировали и устроили скромные похороны. Он как-то сказал, что и так слишком долго был на виду у всех и каждому актеру надлежит знать, когда нужно тихо уйти.
– Я думаю, английские актеры в большей степени обладают здравым смыслом, чем американские.
– Америка – молодая страна. А здесь повсюду вековая история. Это невольно побуждает к благоразумию и трезвости. – Он похлопал ее по спине и встал. – Ну, а теперь душ и завтрак.
– Иду. Спасибо, Кен. – Она поднялась с постели и обняла его. – Они, наверное, уже сервируют традиционный английский завтрак с яйцами, беконом и гренками? И все это будет полно убийственных калорий.
– Возможно. Обладающие в большей степени здравомыслием, нежели американцы, англичане менее разборчивы в еде.
– Я могла бы привыкнуть к этому. Может, мне купить здесь квартиру? – Зевнув, она вернулась к себе, чтобы принять душ.
Кензи стоял у окна, сверху город был как на ладони. В воскресное утро Лондон обычно тих и безлюден. Слава Богу, что у него выдалось несколько свободных дней до возобновления работы над «Центурионом». Сцены; которые им предстоит снять, будут самыми изнурительными в картине.
Одному Богу известно, откуда взять энергию, чтобы продержаться до конца. Еще до смерти Чарлза он уже был на грани. Если бы не ночи с Рейни, он не выдержал бы.
Его губы упрямо сжались. Чарлз сказал бы, что шоу должно продолжаться. Как ученик своего наставника, он должен признать, что, как бы то ни было, эти последние сцены – лучшее, что ему выпало сыграть за вею его жизнь.
И потом у него будет целых два месяца, чтобы отдохнуть до начала новой работы. Обычно он просил Сета Коуэна найти для него какой-нибудь небольшой проект, чтобы заполнить время простоя. Но на этот раз он хотел другого. Он поедет в Сиболу, к тому времени Грейди уже переедут в новый дом. Он с радостью примется обустраивать старое ранчо, так как ему хочется поработать на земле, которая теперь принадлежит ему.
Возделывать ее и стараться не думать о Рейни.
Завтрак в столовой Рамиллис-Мэнор, как и ожидала Рейн, оказался высококалорийным. Но иногда женщинам стоит отбросить осторожность.
Постоянно проживающие в доме пожилые люди были слишком хорошо воспитаны, чтобы проявлять любопытство к знаменитостям в такой печальный для них момент. Хотя когда они закончили еду, одна женщина робко попросила автограф для своей внучки и несколько других жильцов окружили их, чтобы выразить свое восхищение Уинфилдом. Кензи принимал соболезнования с обычной для него доброжелательностью, но от глаз Рейни не укрылась его напряженность. Решив, что самое время сбежать в «Дорчестер», где они заказали номера на ночь, она подала Кензи молчаливый сигнал, и они попрощались.
По дороге к выходу она вдруг спохватилась:
– Я забыла сумочку в комнате Чарлза. Как туда пройти?
Кензи проводил ее по коридору и, открыв дверь, пропустил вперед. Здесь все было так же, как вчера, только кровать аккуратно застелена чистым бельем. Переступив порог, Рейни натолкнулась взглядом на мужчину, стоящего у камина. Он повернулся к ней и быстро сунул руку в карман. Найджел Стоун.
Увидев репортера, Кензи выругался.
– Что за черт? – возмутился он. – У тебя нет никакого стыда?
– Как журналист, я просто выполняю свою работу, – миролюбиво отозвался Стоун. – Смерть полузабытого актера не та новость, ради которой стоит лезть из кожи. Но ты и твоя прелестная жена провели ночь, читая ему пьесу? Вот это и вправду стоящая история…
– Убирайся отсюда сейчас же! – Вид у Кензи был угрожающий, он подался вперед, готовый применить силу.
– Он что-то засунул в карман, – шепнула Рейни.
Глаза Кензи опасно сверкнули.
– Так ты, оказывается, к тому же еще и воришка!
– Клянусь, я не брал ничего. Мисс Марло видела, как я убрал свой диктофон. – Стоун вытащил маленький диктофон из кармана.
– Он говорит правду, Рейни?
– Кажется, да. – Она пожала плечами. – То, что я видела, имело подобную форму и размеры.
Поверив ее словам, Кензи продолжил более сдержанно:
– Уходите сейчас же. Пока не доставили мне удовольствие собственноручно выпроводить вас за дверь.
Стоун топтался возле двери, оттягивая время.
– Не распускай руки, Скотт. Я просто хотел посмотреть, что тут и как…
Рейни взяла свою сумку и следом за мужчинами направилась к выходу. Перед тем как выйти, Стоун сделал паузу, внимательно взглянув на Кензи.
– Я однажды уже где-то видел эти зеленые глаза, – многозначительно сказал он.
– Никогда не слышал о цветных линзах? – Кензи толкнул дверь и наткнулся на группу репортеров и фотографов.
Рейни разволновалась. Сейчас эта встреча была совсем ни к чему. Стоун присоединился к коллегам, а она встала поближе к Кензи.
– Уйдем отсюда поскорее.
На его лице не дрогнул ни один мускул. Оно было холодным, как гранит. Он обнял ее за плечи и повел к машине. Репортеры, испуганные его видом, отступили, пропуская их. Но вопросы сыпались градом. Рейни склонила голову, в душе молясь, чтобы машина стояла не так далеко.
Памела Лейк – журналистка, с которой Рейн была знакома, воспользовавшись моментом, сунула ей газету:
– Посмотри это, и, если захочешь дать комментарии, позвони мне.
Стремясь поскорее оторваться от журналистов, Рейни едва обратила внимание на ее слова.
Позади раздался резкий голос, перекрывающий все остальные:
– Это правда, что у Чарлза Уинфилда был СПИД?
И тут же послышался смех Найджела Стоуна.
– То, что он был гомосексуалист, ясно как белый день.
Рейни ощутила, как напрягся Кензи. Он резко повернулся, и в какой-то момент ей показалось, что он набросится на Стоуна. Вместо этого он положил руку на плечо репортера, жест казался небрежным, если бы не железная хватка. Стоун охнул, пытаясь высвободиться.
– У Чарлза Уинфилда не было СПИДа, – процедил Скотт ледяным тоном. – А если бы и был, то не вам его судить. Цените его за талант, жизнелюбие и благородство и стольких друзей, которые сейчас оплакивают его уход.
Кензи отпустил Стоуна так резко, что тот чуть не упал. Затем достал ключи, нажав на пульт, открыл дверь машины. Рейни нырнула в спасительное пространство «ягуара», и через тридцать секунд они отъехали от Рамиллис-Мэнор.
Только тогда она вздохнула с облегчением.
– У тебя на самом деле зеленые глаза.
– Я и не отрицал. Просто сказал, что он, видимо, никогда не слышал о существовании цветных линз, – ответил Кензи не без мрачного юмора.
– Вдруг он откопает нечто неожиданное? – Она думала о словах репортера по поводу глаз Кензи. – У вас что-то было в прошлом?
– «Давным-давно и в другой стране, и, кроме того, парень давно умер».
Она подумала, что он ответил цитатой, давая понять, что они знакомы, но он не хочет говорить об этом.
– У Чарлза действительно был СПИД или репортер спросил, зная, что покойный был гомосексуалистом?
– Я сказал правду, у него не было СПИДа. Но он был ВИЧ-инфицированным, и это ухудшило его состояние. Он предпочел отказаться от общения со своими друзьями, которых у него было предостаточно, не желая вызывать жалость к себе и оберегая их от неловкости общения с ним. – Кензи сбавил скорость, так как они обогнали колонну велосипедистов. – Чарлз вырос в среде, где геи общаются в своем замкнутом кругу. Он не хотел, чтобы после его смерти подробности его жизни стали достоянием публики.
– ВИЧ, курение и английский завтрак – так это просто чудо, что он прожил так долго! – Выстоял, добился успеха и умер своей смертью. – Его семья отказалась от него из-за его нетрадиционной ориентации?
– Это сыграло первостепенную роль. В мире театра он нашел куда более теплый прием. – Где люди, подобные Кензи, готовы защищать его честь даже после его смерти.
– Театр всегда жил по своим законам. Из того, что я читала, даже в Древней Греции актеры были аутсайдерами. Люди, которых можно было бы назвать ненормальными, осмелившиеся придерживаться своей собственной морали. Однако им все прощали за их талант. И в Голливуде происходит все то же самое, как в Афинах двадцать пять веков назад.
– Терпимость к неординарному – может быть, лучшее, что есть в шоу-бизнесе. И как ни жесток этот мир, для талантливого человека всегда найдется место. – В словах Кензи не содержалось ничего необычного, но по его тону было ясно, что за этим стоит нечто очень личное. – Даже если кто-то из репортеров раскопает какие-то низкие подробности о Чарлзе, он все равно выше этого. Я думаю, он предпочел бы, чтобы его похоронили без лишнего шума. Уж если мы заговорили об этом, – продолжал он, – то стоит сказать, что британцы здоровее американцев, мы не чувствуем необходимости вываливать всю грязь на публику.
– Американцы готовы рассказывать о своей личной жизни гораздо больше, чем ты хотел бы знать, – заметила Рейни. – Они круглый день делают это перед камерами телевизора. Но некоторые проблемы действительно стоит обсуждать, иначе они превратятся в гноящиеся раны. – Было бы лучше, если бы Кензи был менее закрыт? Может быть. Но и в ее жизни существовал ряд вещей, о которых она не хотела бы говорить. – Я подозреваю, что актеры, которые много рассуждают о своих пагубных склонностях и сексуальной жизни, рискуют своей карьерой. Немного загадочности рождает у публики желание узнать больше, это ценное качество звезды.
– Секрет моего успеха, – усмехнулся Кензи.
– Ты смеешься, а я думаю, так и есть. Будучи знаменитостью, ты проделал огромную работу, чтобы сохранить загадочный ореол вокруг своей персоны. – После того как она вышла за него замуж, любой ее шаг стал во много раз интереснее для журналистов. И, думая о разводе, она радовалась, что скоро окажется в знакомой изоляции. – Куда мы едем, в «Дорчестер»?
Он кивнул.
– Я решил не возвращаться в Девон.
– Правильно, не сомневаюсь, Джош и Вэл соберут наши вещи. – Ее взгляд упал на сумку у ее ног, и она вытащила газету, которую ей дала Памела Лейк.
Это издание было не единственным, где работала Памела, хотя ее личная визитка была приколота к первой странице. Очевидно, в надежде на ответ.
Взгляд Рейни упал на фотографию на первой странице, и она чуть не задохнулась от изумления.
– Что случилось? – резко спросил Кензи.
– Какой-то фотокор выследил нас в Девоне. – Она указала на фотографию. Там Кензи склонился к ней, одной рукой обнимая дерево. Она улыбалась ему с любовью в глазах и в душе. – Это самая романтическая фотография, где мы вдвоем. И подпись вопиющая: «Кензи и Рейни снова вместе!»
– Проклятие! – бросил он. – Никаких фактов, просто сотрясение воздуха.
Она просмотрела заметку ниже, которая включала еще несколько снимков. Хотя фотограф был не в состоянии проникнуть в спальню, он поймал момент, полный интимности и выразительный, как поцелуй.
Она прочла текст и, беспомощно положив газету на колени, сказала:
– Один работник отеля, пожелавший остаться неизвестным, уверяет, что видел, как мы входили в комнаты друг друга поздно ночью, а местная девица, которую я в глаза не видела, утверждает, что она получила мое «признание» за чаем. Ссылается на мои слова, что мы с тобой примирились и я жду от тебя ребенка. – Ее голос дрогнул. – Боже, как мне все это надоело, Кензи! Сил больше нет…
Он резко крутанул руль и припарковал машину прямо на автобусной остановке. Взяв газету, он просмотрел заголовки и фотографии.
– Эта самопровозглашенная наперсница может заблуждаться, а что касается того, что мы спим вместе, это правда. Поэтому нет оснований для суда.
– Даже если бы и были, процесс не заставит всех закрыть рты. Ненавижу, когда о моей личной жизни трубят на весь мир. – Она обхватила себя руками. – Я чувствую себя так, словно… чьи-то грязные пальцы ощупали меня…
Его лицо приняло неприступное выражение.
– Я виноват, что так получилось. – Он тщательно сложил газету. – Прости, Рейни, мне следовало держать дистанцию.
– Ах, Кен, все произошло по взаимному согласию. – И к их обоюдному удовольствию. Они оба счастливы, она понимала это душой.
Чувствуя безмерную усталость, она не сдержалась и спросила напрямик:
– Кензи, зачем мы разводимся, ведь нам так хорошо вместе? И не только в постели.
Он горько вздохнул:
– Потому что ты не доверяла мне, не доверяешь и никогда не будешь доверять.
Глава 25
Рейни подняла на него глаза и похолодела, ощутив, как в один миг он воздвиг между ними невидимую стену.
– Я не понимаю! Если бы ты был помешан на сексе и не пропускал ни одну женщину, тогда другое дело. Но ты не такой. Неужели так трудно сохранить целомудренность, когда мы врозь?
Красный двухэтажный автобус промчался мимо них, пронзительно сигналя.
Не обращая на него внимания, Кензи сказал:
– Ты заслуживаешь больше, чем я могу дать. – Он оставил ее вопрос без ответа. Пропустив мимо ушей ее слова так же, как проигнорировал автобус. – Время, проведенное в Девоне, – продолжал он, – было прекрасно, но оно кончилось. Даже там мы не смогли сохранить в тайне то, что произошло между нами. А в Лондоне это вообще будет невозможно.
– И что же? Секс стал ненужной забавой?
Другой автобус пророкотал, обгоняя их и обдавая клубами выхлопных газов.
– В том, что мы делали, определенно был элемент терапии. Впереди еще одна неделя съемок. Нам придется обойтись без этого. – Он прибавил газ и выехал на полосу интенсивного движения. – Каждый день, проведенный вместе, дает пищу для нелепых вымыслов и поводов вмешаться в нашу жизнь. Лучше закончить сейчас, иначе будет только хуже.
– Значит, ты принимаешь решение за нас двоих?
– Да. – Его губы сжались. – Я и так причинил тебе много вреда. Чем скорее мы расстанемся, тем лучше для тебя.
– Лишать женщину права голоса! Это действительно по-викториански! – Она слепо смотрела в окно, думая, как она обманулась. Но даже если и так, то она готова закончить все через неделю, но не сейчас.
– Джон Рандалл с каждым днем все больше превращает меня в викторианца. – Он подъезжал к «Дорчестеру». – Сегодня я буду заниматься организацией похорон Чарлза. Увидимся завтра на,съемке.
На глазах служителей отеля им пришлось обойтись без прощального поцелуя. Хотя, возможно, Кензи и не собирался целовать ее. Как быстро исчезла та близость, которая только что соединяла их. Она чувствовала, что лишилась чего-то очень важного.
Проснулась гордость. Будь она проклята, если позволит ему увидеть, как ей больно!
– Ты прав, наше взаимовыгодное приключение невозможно в Лондоне. – Она надела темные очки. – Что ж, секс был исключительный! И время, что мы провели вместе, просто чудо, но я больше не желаю, чтобы папарацци лезли мне в душу.
Швейцар распахнул дверь, и она грациозно выпорхнула из автомобиля, одарив улыбкой настоящей кинозвезды мужчину, протянувшего ей руку. Затем поплыла в отель, гордо подняв голову, будто и не спала ночью одетая. «Да. Мисс Марло, ваш номер готов, нам приятно видеть вас снова. Ваш багаж доставят позже? О'кей. Очень хорошо, мисс Марло. Для вас есть сообщения…»
Управляющий самолично проводил ее в номер, где она нашла свежие цветы и фрукты. Учитывая напряженный бюджет проекта, она возражала против дорогих отелей, но Маркус настаивал. Если она босс, то и жить должна, как подобает боссу. Так же, как и к Кензи должны относиться как к звезде, хотя он и согласился сниматься ради нее.
Старомодно поклонившись, управляющий ушел, и, слава Богу, она осталась одна. Не обращая внимания на прекрасный вид Гайд-парка, открывавшийся из окна, она опустилась на элегантную софу и свернулась калачиком. Она и Кензи расстались, через месяц развод будет оформлен. Но почему ей так больно? Она ведь с самого начала знала, что их близость не продлится долго.
Мрачно копаясь в своих ощущениях, она пришла к выводу, что где-то в самом укромном уголке сознания тлела надежда на примирение. Она хотела, чтобы Кензи умолял ее о прощении и обещал никогда не предавать ее больше. Когда она была моложе, то поклялась, что ни один мужчина никогда не обидит ее более чем однажды. И несмотря на то, что ее предал собственный муж, она готова дать ему шанс! Как она ни старалась быть другой, чем Клементина, она верна своей матери. Его слова: «Ты не доверяешь мне, не доверяла и не будешь доверять никогда»… Что может быть проще?
Вероятно, Кензи прав, говоря, что лучше закончить их отношения. Но как она выдержит остаток недели, зная, что все закончилось? Как она сможет провести рядом последнюю ночь, зная, что она последняя?
В номер вошла Валентина, прервав ее оцепенение.
– Рейни? О, прости. Я не знала, что ты отдыхаешь.
– Я не отдыхала. – Она сделала паузу, усаживаясь на софе. – Просто мы провели тяжелую ночь у постели умирающего друга Кензи.
– Прости…
– Чарлз Уинфилд скончался в мире. Может быть, нам тоже повезет?
Посыльный появился в дверях с тележкой багажа. Валентина сама распределяла чемоданы и сумки, затем выпроводила его, дав щедрые чаевые. Когда они остались одни, она повернулась к подруге:
– Я думаю, ты не захочешь, чтобы я поселилась во второй комнате? Я справилась внизу, они найдут мне номер.
Рейни потерла виски, не совсем улавливая смысл сказанного.
– Почему ты так решила? Мне будет приятно, если ты будешь со мной.
– Может быть, раньше… но сейчас… я буду третьим лишним.
Значит, и Вэл известно об их девонширском романе?
– Не беспокойся, эта маленькая эскапада закончилась. – Она нашла газету и подала подруге.
Вэл хмурилась, читая статью.
– И как ты к этому относишься, Рейни?
– Очень плохо. Отрицательно.
– Давай я позвоню Памеле и дам опровержение? Мне кажется, она будет рада процитировать тебя.
Мозг Рейн снова начал работать.
– Нет, я позвоню ей сама. На меня она потратит больше чернил, чем на тебя.
Глаза Вэл остановились на стопке сообщений.
– Тогда я просмотрю, что тут нового…
– Не надо. Разве ты не планировала провести сегодня вечер с Лаурой? – Лаура была помощником продюсера. Рейни смотрела в окно, где солнце светило так ярко и радостно, как будто в последний раз. – Иди. Воскресенье все-таки, поработаешь в другое время.
Валентина с сомнением взглянула на подругу:
– Ты уверена?
– Разумеется. – Она улыбнулась. – Если честно, то я хотела бы побыть одна.
– О'кей. Мы где-нибудь пообедаем, так что я вернусь поздно. – Вэл направилась в соседнюю комнату, катя за собой чемодан на колесиках.
Рейн распаковала свой багаж, мысленно готовя себя к разговору с Памелой Лейк. Разумеется, она будет счастлива получить эксклюзивное интервью, которое можно было бы назвать: «Рейни и Кензи – правдивая история». Но Памела из того сорта людей, чьим хорошим отношением не стоит пренебрегать, и ее издание – подходящее место для того, чтобы остановить сплетни.
Закрыв глаза, Рейн мысленно определила поле действий. Ясность, небрежность, осторожность, искреннее удивление невероятной историей. Один раз обмануть удастся, если ты вообще в состоянии обмануть. Затем набрала номер мобильного телефона Памелы.
Когда журналистка ответила, Рейн постаралась вложить в свой голос тепло и открытость, возможные только между двумя женщинами.
– Памела, это Рейни Марло. Спасибо за газету. Невероятно, как некоторые люди могут придумать столько нелепостей, лишь бы заполнить колонки новостей.
Памела перевела дыхание, когда узнала голос мисс Марло.
– То есть история выдуманная?
– Конечно, ни капли правды! Поверь мне. Никакого восстановления отношений нет и не может быть. Нам приятно работать вместе, и мы намерены и впредь оставаться друзьями. Но при чем тут брак? – Она рассмеялась над абсурдностью этой идеи. – Кстати, я никогда не слышала о женщине, которая утверждает, что мы имели доверительную беседу.
Тихий стрекочущий звук пояснил, что Памела печатает то, что говорит Рейн, так быстро, как только успевает.
– А как же служитель отеля, который видел, как вы входите и выходите из номеров друг друга?
– Наши комнаты расположены напротив, так что неудивительно, что могли видеть, как мы шли в том направлении. Но спать вместе? – Рейн снова рассмеялась. – Ты хоть понимаешь, что это за мука одновременно быть и режиссером, и актрисой? В конце дня я просто никакая… и мои фантазии исчерпываются ванной и бокалом хорошего вина. – И ночью, которую они провели вместе…
– Расскажи о вашем посещении Чарлза Уинфилда. Вы были похожи на двух голубков, когда покидали Рамиллис-Мэнор…
Рейни потерла виски, но постаралась ответить как можно мягче:
– Кензи потерял близкого друга, поэтому мы оба были взволнованы. Я рада, что оказалась рядом с ним в трудную минуту.
Разговор продолжался, и Рейни с энтузиазмом рассказывала, какое замечательное кино они делают, как спорится работа, насколько цивилизованные между ними отношения, несмотря на приближающийся развод, и так далее, и так далее – прочую официальную ложь… К тому времени как она закончила, она была уверена, что на следующее утро газета Памелы выйдет со статьей, опровергающей мнение, будто их отношения продолжаются. Может быть, тогда она немного успокоится?
Методично она продолжала делать звонки. В период съемок воскресенье было редким днем отдыха. Она работала на автопилоте. Заказав ужин в номер, продолжала заниматься делами фильма.
Когда она устала настолько, чтобы заснуть, она приняла ванну, затем проглотила последнюю предохранительную таблетку из пластиковой коробочки, которая содержала запас на месяц. Она уже хотела бросить коробку в мусор, но вдруг замерла.
Сегодня воскресенье. Обычно упаковка заканчивалась в субботу. И если осталась таблетка, значит, она пропустила какой-то день. Черт, почему именно сейчас, а не в течение нескольких месяцев воздержания?
Очевидно, она так заработалась, что забыла. Но когда? Она делала это автоматически, так что представить не могла, какой именно день пропустила. Было много загруженных дней, когда она могла допустить оплошность.
Даже при том, что забеременеть в один-единственный пропущенный день было маловероятно, она не могла удержаться от мысли, как было бы замечательно, если бы такое случилось. Во время замужества она порой хотела забыть о таблетках, но было бы непростительно с ее стороны поймать Кензи на подобный крючок. Но на этот раз она сделала это непроизвольно.
Хотя она всегда мечтала иметь полноценную семью, где, как и положено, оба родителя участвуют в воспитании ребенка, она достаточно зарабатывает и сможет вырастить ребенка сама. Она не должна спрашивать совета Кензи. И будет даже лучше, если он не узнает, что это его ребенок, пока сам не захочет стать отцом.
Пребывая в радужных мечтах, она вздохнула и улеглась в постель, надеясь уснуть. Она почти задремала, когда вспомнила слова Уинфилда: «Не позволяйте ему оставить вас».
Как раз это Кензи и делает – отталкивает ее, потому что думает, что должен, а не потому, что хочет. Он несчастлив сам с собой, не с ней.
Если бы он был благороден и готов к самопожертвованию, как Джон Рандалл! В отношениях всегда участвуют двое, и только один заканчивает их.
Как он и сделал. Снова.
