Текст книги "Что осталось за кадром"
Автор книги: Мэри Джо Патни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Он ехал вдоль побережья в западном направлении к Корнвеллу, потом свернул в глубь материка, следуя по старым дорогам, отмеченным на большинстве карт желтым цветом. Теперь его путь пролегал через деревни и небольшие городки, вдали от современных трасс.
Дорога извивалась между скал, «ягуар» мчался, выписывая крутые виражи и требуя от своего хозяина особого внимания. Ему не раз пришлось нажимать на тормоза, чтобы не врезаться в стадо овец, и позже миновать столкновение с велосипедистом, которому вздумалось ехать посреди дороги. После этого он немного сбавил скорость.
Он остановился только для заправки. Ему давно следовало бы перекусить: он не помнил, когда ел в последний раз. Но одна мысль о еде вызывала тошноту.
Сложная, извилистая дорога требовала сосредоточенности, но зато избавляла его от мыслей о Найджеле Стоуне и Джоне Рандалле и о тщательно созданном творении по имени Кензи Скотт. Но несмотря на все, Рейни по-прежнему оставалась в его мыслях. Он хотел се так, как умирающий жаждет последнего причастия. Проклятие, он знал, если он попросит, она даст ему это, не выразив ни слова. Но он запрещал себе просить ее.
Он мчался посреди ночной мглы, пытаясь избавиться от демонов, преследующих его.
Кензи поздно вернулся в маленький отель, который временно стал ему домом. Несмотря на безмерную усталость, он плохо спал в последнее время. Он должен лечь и расслабиться, мускул за мускулом, что, как он знал по опыту, даст ему необходимый отдых, чтобы выдержать следующий день.
Он уже взялся за ручку двери, когда его взгляд упал на противоположный конец коридора, где находился номер Рейн. Она должна быть дома. Мягкая, теплая, понимающая, с благородным сердцем, она делала все, что могла, чтобы обрести убежище в работе. Она так близко…
Больше всего на свете он хотел поддержать ее. Разум какое-то мгновение боролся с инстинктом и отступил. В его кармане оказалась пара скрепок для бумаг, он вытащил их и выпрямил в длинную проволочку.
Замки в отеле были очень простые, и он не забыл одно из своих старых умений. Меньше чем за минуту он открыл замок и
Глава 21
Кто-то был в комнате.
Рейн вздрогнула, открыла глаза, чувствуя прилив адреналина в крови. Но тут же вспомнила, что она не в криминальной Калифорнии, а в тихом добропорядочном английском предместье. Но могло ли это избавить от страха?
Она уже хотела закричать, когда послышался знакомый низкий баритон:
– Это я.
– Кен? – Ее сердце отчаянно стучало, она все еще не могла отделаться от неожиданного испуга. – Что ты здесь делаешь?
Не сказав ни слова, он подошел к постели. В зыбком свете луны его темный силуэт четко выделялся на фоне окна. Матрас скрипнул, он опустился на край постели. Она хотела спросить, что ему нужно, но тут он коснулся ее щеки. Пальцы были холодными, как у мертвеца.
Она вспомнила выражение его лица после окончания съемок. Ей было неизвестно, что он делал в последующие часы, но это явно не принесло ему облегчения. Тогда она обняла его и уложила рядом с собой. Господи, он дрожал всем телом.
Беспокоясь, не заболел ли он, она прижала его покрепче к груди, баюкая, словно маленького ребенка. Его дыхание постепенно успокоилось. Она понимала, что он пришел не для разговора, а просто в поисках человеческого тепла и участия.
Она набросила на него плед и, аккуратно подоткнув его, снова обняла. Она была так близко, что он чувствовал ее тепло через слой плотной ткани. И постепенно кровь побежала по жилам, согревая и принося отдохновение, а напряжение отступило. Он стал дышать ровнее и ритмичнее и наконец погрузился в сон.
Глубокая ирония заключалась в том, что сейчас она утешала его. В прошлом это гораздо чаще приходилось делать Кензи, он всегда мог успокоить ее, когда она в этом нуждалась. Но история его героя разбередила в нем что-то личное, спрятанное в глубинах его души. Нахмурившись, она думала о том, что лучше бы ее режиссерские амбиции проявились в другом проекте, в котором не было бы роли для Кензи.
Даже в том случае, если ее профессиональная гордость будет вознаграждена, стоит ли она той цены, которую ему придется заплатить за это?
Она проснулась от попытки Кензи встать с постели. И взглянула на часы. Летом в Англии светает рано, наверное, у нее еще есть часа два до начала рабочего дня?
– Подожди минутку, дружок. – Она ухватила его за запястье, используя реплику своей героини из триллера, где они снимались вместе. – Я что тебе – девушка на одну ночь?
На его губах возникло подобие улыбки.
– Я не хотел будить тебя, надеялся, ты проснешься и не вспомнишь, что я был здесь.
Она села. Опершись на подушки, изучала его лицо. Ему надо побриться, но он выглядел вполне сносно.
– Как ты проник cюда? Я помню, что заперла дверь на ночь. Он отвел взгляд.
– Замок не трудный…
– Только не рассказывай мне, что ты научился этому в кино, когда играл грабителя, который взламывал замки.
– Никогда не стоит упускать шанс овладеть каким-нибудь ремеслом.
Она ощутила прилив зависти, ей никогда не удавалось пойти дальше, чем подобрать шпильку для дешевого висячего замка. Дети так и норовят совершить что-то запретное.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Когда ты пришел вчера, на тебе лица не было.
– Если кто-то опять предложит мне роль, пообещав «Оскара», то я плюну ему в лицо.
Она вздрогнула.
– Прости. Я не хотела… я понятия не имела, насколько это будет тяжело для тебя.
– Съемки закончатся через две недели. Мне надо продержаться до конца. – Он сел, скользнул взглядом по ее обнаженным плечам и отвел глаза. Имитируя интонацию джентльмена викторианских времен, он произнес: – Пожалуй, мне лучше уйти, пока я не нанес урона вашей репутации, миледи.
Она накрыла его руку своей ладонью.
– Если кто-то увидит, как муж выходит из спальни жены, не думаю, что это повредит ее репутации. Он не шевельнулся.
– Для нас дело скорее не в репутации, а в сплетнях желтой прессы.
Она не могла допустить, чтобы он ушел просто так, и попыталась все перевести в шутку.
– Будет непоправимой ошибкой с моей стороны – лежать в постели с самым сексуальным мужчиной в мире и не воспользоваться этим.
– Ты предлагаешь это в качестве лечения? – Он прошелся по ней взглядом. – Чтобы я чувствовал себя лучше?
Она страшно покраснела и отодвинулась от него, свернувшись клубочком на другой стороне постели.
– Как тебе не стыдно, Кен! Если ты действительно так думаешь, убирайся!
Он чертыхнулся и лег рядом с ней. Обнял ее за талию и привлек к себе.
– Прости, Рейни. Прошлой ночью я… попросил у тебя больше, чем следовало. Мы позволили себе это дважды, правда, все произошло само собой. Но в третий раз… Не довольно ли искушать судьбу? – Его голос стал сухим. – Особенно если тобой руководит чувство благотворительности. У меня не так уж много гордости, но достаточно, чтобы отказаться.
– Почему ты думаешь, что мое предложение касается только тебя? – Она проглотила комок в горле. – Даже если я и Упрямый маленький птенчик, то мне тоже нужно немного нежности. Разумеется, если ты не хочешь…
– Не хочу? – Он чуть не задохнулся. Его дыхание было таким горячим и близким… Он потянулся и нежно прикоснулся губами к ее губам, потом приник к той точке на ее плече, которая была особенно чувствительной. – Для умной женщины ты порой бываешь на удивление бестолковой.
Он уложил ее на спину и спустил простыни до талии. Она испытывала особенно острое желание от того, что была раздета, а он нет.
– Ты безумно эротична сейчас. Богиня на рассвете, кожа светится, а волосы цвета первых солнечных лучей. – Он начал расстегивать пуговицы на своей рубашке. – Я рад, что ты избавилась от привычки спать в ночной сорочке.
Внезапно ощутив жадность предвкушения, она взялась за молнию на его джинсах.
– Потому что сейчас лето, зимой я укуталась бы во фланель от пяток до макушки.
– Тогда да здравствует лето! – Он встал и сбросил с себя все. Она хотела бы, чтобы он раздевался не так быстро, потому что любила смотреть на его сильное, красивое и пропорциональное тело порой даже больше, чем ощущать плотское наслаждение. Она пододвинулась, когда он опустился на постель рядом с ней, столь же полный желания, как и она.
Несмотря на ту неистовую страсть, которую они испытали в Нью-Мексико и около лабиринта, сейчас, на рассвете, их любовные ласки были полны той веселой игривости, по которой она давно соскучилась. Однажды они уже занимались любовью смеясь…
И не от недостатка страсти. Кензи был очень щедрый в любви. У него был такой чувственный, искусный рот, и именно это он и продемонстрировал сейчас, заставляя ее забыть о Кино, о разводе, обо всем на свете, отдаваясь радости и наслаждению. Она горячо отвечала ему, погружая его в сладострастие и терзая сладкой пыткой, пока он не ощутил полного блаженства, так же как и она.
После они лежали, не размыкая рук. Прислушиваясь к его сердцебиению и стараясь не обращать внимания на быстрое тиканье часов, она спрашивала себя, как он может быть таким близким, не только физически, но и духовно, и вместе с тем настаивать на разводе.
Ответ простой – брак тяготил его. Он не стал возражать против развода, не просил прощения, не настаивал на том, чтобы остаться вместе. Он сказал, что не создан для брака, и, по-видимому, это его последнее слово.
Услышав ее вздох, Кензи пробормотал:
– Мне кажется, это утро особенное. Оно отличается от того, что случалось прежде.
– Глупо было бы отрицать. – Она перевернулась на спину и смотрела на гофрированный полог над их романтической постелью, прислушиваясь к той боли, которая, точно раскаленная лава, растекалась в ней под внешней безмятежностью. – Я предпочла бы, чтобы то, что произошло, осталось между нами, но… как ты сказал, у нас всего лишь две недели до конца съемок. Ясно, как божий день, если мы иногда позволим себе подобные отступления, то будем чувствовать себя гораздо лучше, во всяком случае, пока не закончатся съемки.
– А что дальше? – спросил он голосом, лишенным какого-либо выражения.
Вулкан прорвался, и лава накрыла ее, но что бы ни случилось потом, это не должно повлиять на их поведение в оставшиеся две недели.
– Когда съемки закончатся, мы пойдем каждый своим путем. Это будет… трудно, независимо от того, будем мы спать вместе или нет. Определенно одно – для нас обоих полезно, если мы иногда будем встречаться, пусть украдкой. – Она посмотрела на него в упор: – Что ты думаешь?
– Полезно? Надо же найти такое рациональное словечко, чтобы сказать, что вместе мы будем гораздо счастливее и нам стоит подумать об этом! – Он задумчиво улыбнулся. – Наши формулировки могут отличаться, но в одном есть полное понимание – это встречи украдкой.
Она прижалась к нему крепче, понимая, что позже ей придется заплатить за эти две недели близости. Но пока это длится, она получает ни с чем не сравнимое удовольствие, находя в этом глубокий смысл. Удар, который она испытала, застав его с другой женщиной, был слишком неожиданным и глубоко ранил ее.
Кензи и Анджела Грин… Ужасная картина встала перед ее глазами, и она непроизвольно вздрогнула. Он заметил и мягко поинтересовался:
– О чем ты подумала, Рейни?
Не желая портить дивное утро, она выбрала другую правду:
– Я подумала о Саре. Я до сих пор не могу ухватить ее суть. Если так пойдет и дальше, я завалю роль.
– Попробуй забыть о себе и позволь Саре войти в тебя.
– Что-то от дзэн-буддизма? Ты можешь объяснить более внятно?
– Ты наверняка знаешь, что на душе у Сары, но все еще чувствуешь себя неловко, играя ее. Мне кажется, она не очень близка тебе. Между тобой и твоей героиней слишком большое расстояние.
Рейни хотела возразить, но смолчала.
– Возможно, ты прав. Мне нравится Джон Рандалл, потому что его проблемы и метания созвучны с сегодняшним днем. Что касается Сары, ее мысли и чувства слишком привязаны ко времени и месту и не такие общечеловеческие. Мне трудно войти в образ, потому что мир, окружающий нас, резко изменился.
– Она искренняя и любящая, и эти качества универсальны во все времена, как и у Рандалла. Любопытно, что ты чувствуешь его боль гораздо точнее, чем ее.
Если бы Рейн была кошкой, ее шерсть встала бы дыбом.
– Она юная девушка, обладающая определенным потенциалом, но живет в обществе, которое не дает ей никакого выбора! Возможно, для Рандалла это даже хорошо, но у меня она не вызывает ничего, кроме жалости.
– В то время жизнь была намного суровей, ведь развод был практически невозможен. Как хорошо, что ты способна разорвать неудачный брак в отличие от Сары.
Понимая, что они вступили на тонкий лед, она решила не развивать эту тему и посмотреть на действия Сары со стороны, как делала всегда, когда изучала новый характер.
– Может быть, ситуация Сары заставляет меня вспомнить о тех годах, когда я жила со своими стариками и чувствовала себя совершенно неспособной как-то изменить свою жизнь?
– Возможно, некая параллель существует, но помни, Сара довольна и собой, и своей ситуацией. И пожалуй, есть в ней одна специфическая особенность. Она полностью удовлетворена своим положением в жизни. Она несет в себе чувство стабильности и силы, так необходимые Рандаллу.
– Ты, кажется, много размышлял о ней, да?
– Конечно. Она все в жизни моего героя, и мне нужно понять почему.
Кензи всегда дотошно прослеживал линии персонажей. Она скучала по подобным дискуссиям, которые они нередко затевали в былые времена. Особенно часто эти разговоры происходили в постели.
– Какие у тебя соображения насчет Сары? – допытывалась она.
Он, хмурясь, рассматривал полог над кроватью.
– Почему бы тебе не отыскать в своей жизни такое же спокойное, безмятежное время и не исходить из этого?
– Потому что такого периода в моей жизни не существовало. Он положил руку на ее обнаженную грудь.
– Тогда именно в этом камень преткновения! – воскликнул он. – Значит, ты должна выстроить роль, опираясь лишь на свое мастерство.
– С твоей помощью. Он усмехнулся:
– Что ж… Время вернуться к истокам. В чем секрет Сары? Или в чем зерно роли?
Каждый из нас в жизни имеет нечто личное, глубоко спрятанное в анналах души. Открыть этот секрет – значит получить ключ к роли, проникнуть в ее таинственные глубины.
– Ты знаешь, я никогда не думала о секрете Сары, – призналась Рейн. – Смотрела на нее как бы со стороны.
– Найди его, – посоветовал он. – Может быть, тогда ты соединишься с ней.
Какой такой секрет может быть у этой юной наивной особы?
И вдруг ответ пришел, словно удар грома средь ясного неба. Под внешней наивностью Сары таилась глубокая физическая страсть, и это вто время, когда женщинам полагалось быть притворно застенчивыми, лишенными секса «леди»! Зная о своих страстях, Сара стыдилась этого.
Она любила Рандалла не только за его благородный профиль и героические военные успехи, но и за его зрелое, мужественное тело. Она инстинктивно понимала, что он именно тот мужчина, который сможет удовлетворить ее страсть. Этот зов крови придавал силы ее любви. И хотя их женитьба еще не состоялась, в глубине души она верила, что они предназначены судьбой друг другу. Но она не могла позволить никому, даже Рандаллу, узнать о своей страстной натуре, боясь, что все станут презирать ее. Ее пульс участился.
– О Господи, спасибо. Кажется, я поняла! Да, я знаю ее секрет.
– Это?.. – Он вопросительно взглянул на нее.
– Если я скажу тебе, то это уже не будет секрет.
– Может, я смогу уговорить тебя? – Он внезапно набросился на нее, целуя и лаская, то что-то мурлыкая около ее груди, то грозно рыча. – Скажи мне, или я доведу тебя до безумия.
– Я тебе доведу! – Смеясь, она перевернула его на спину и прижала к постели руками и коленями, прежде чем, покусывая его тело, спуститься ниже. Смех сблизил их еще крепче. Шутка испарилась, превратившись в горячее желание.
Испытав полное наслаждение, она, тяжело дыша, лежала в его руках. «Не думай, что скоро все это закончится, помни, что у тебя есть еще целых две недели!»
После небольшого отдыха Кензи поцеловал ее в висок. Затем встал с постели и начал одеваться.
– Самое время вернуться в свой номер.
Она тоже неохотно поднялась и потянулась к махровому халатику.
– Я внесла несколько изменений в твои последние сцены. Сегодня же напечатаю и дам тебе. – После того как он кивнул, она спросила: – При твоей дислексии тебе не трудно выучить новые диалоги?
Его руки замерли на ремне.
– Что, прости?
– У тебя ведь дислексия, правда? Я всегда это знала. Он резко затянул ремень, кожа угрожающе затрещала.
– С чего ты взяла?
– Ты путаешь право и лево, вперед и назад, у тебя трудности с чтением, и твоя орфография оставляет желать лучшего. – Она беспокойно смотрела на него. – Или я ошиблась с дислексией, или это одна из тем, которые ты не хочешь обсуждать?
Его выражение стало менее напряженным.
– И то и другое. Я думал, что сделал все, чтобы преодолеть свои недостатки. Кто-то еще знает?
– Не думаю. Ты это умело скрываешь. Просто я ближе всех, потому и заметила. – Она все узнала о нем за три с лишним года совместной жизни.
Он подошел к окну и молча стоял, засунув руки в задние карманы брюк.
– Когда я был ребенком, то был безнадежен… Возможно, отставал в развитии. И долго не хотел разговаривать.
Спокойные слова остудили ее. Хотя она поняла, что он давно страдал дислексией, она не представляла, насколько сильно повлияли на него условия его жизни.
– Англия – цивилизованная страна, и дислексия давно изучена. Почему тебе не поставили этот диагноз, когда ты поступил в школу?
Он пожал плечами:
– Англичане предпочитают не навешивать ярлыков на детей. К тому же существовали еще… и другие обстоятельства.
Если ребенок растет в обычной семье, то почему детский мозг развивается иначе, чем у других? Неудивительно, что он был напрочь лишен высокомерия. Но его всегда отличали сдержанность и отсутствие заносчивости не потому, что он был «английским джентльменом», а оттого, что трудно быть надменным, когда столько лет к тебе относились как к глупцу.
– Опытный учитель понял бы, в чем дело.
– Да. К счастью, напряженная работа помогла мне исправить дефекты. Но не совсем, конечно.
И он все годы страдал от этого, с горечью подумала она.
– Этому способствовала твоя профессия. У тебя феноменальная память, не говоря уже об абсолютном слухе на акцент. И твоя дисциплинированность. Мне не часто приходилось встречать столь хорошо подготовленных актеров, и я подозреваю, что существовал иной способ компенсации.
Он кивнул, по-прежнему глядя в окно.
– Удивительно, как одному человеку удается открыть то, что другой не менее искусно скрывает?
– Дислексия не такая уж редкая проблема, Кен. Несколько моих друзей страдают ею в разной степени. Я сама порой замечаю нечто похожее за собой. Это кажется…
– Я рад, что для тебя это не проблема, – перебил он. Но для него, очевидно, это было иначе.
– О'кей. Вопрос закрыт. Не будем больше говорить об этом.
– Благодарю. – Он отвернулся от окна. – И предпочитаю, чтобы это не стало достоянием общественности.
Она старалась перевести все в шутку.
– Если бы я рассказала журналистам, что Кензи Скотт занимается любовью с тремя женщинами и ангорской козой, это было бы достойной новостью, но предание гласности его дефектов вряд ли кого-то заинтересует.
– Если ты собираешься поделиться своими соображениями с репортерами, начни с оргий. Это куда интересней. – Он вышел из комнаты, закрыв дверь с подчеркнутой тщательностью.
Она завернулась в халат, чувствуя себя отвратительно. Кто бы ни был тот кретин, который убеждал Кензи, что он пропащий ребенок, он заслуживал сурового наказания. Несмотря на присущий ей пацифизм, она с радостью разрядила бы свой пистолет в этого ублюдка.
Сцены, в которых участвовал Кензи, предполагалось снимать только после ленча. Он побрился и поел. Ночь с Рейн сделала нечто поразительное с его аппетитом. Затем поехал в Морчард-Хаус и прошел через сад к лабиринту. Это однажды уже помогло ему, может, попробовать и сегодня?
Оказывается, Рейни знала о его дислексии. Он чувствовал себя сродни черепахе, с которой сняли панцирь. Умом он понимал, что его реакция была глупой. Этот дефект действительно встречался довольно часто. Многие из известных людей предали гласности собственный недостаток.
Но у него никогда не возникало желания стать объектом для изучения или касаться условий, которые сформировали его детство. Даже с Рейни он чувствовал животный страх, когда случайно упоминали о его слабостях.
Если бы его умственные способности с самого начала соответствовали норме, его детские годы были бы лишены тех диккенсовских ужасов, которые ему пришлось пережить. Но его развитие было явно неадекватным, и, будучи ребенком, он не знал, как скрыть это. Твердо уверенный в своей неполноценности, он не искал возможности исправить это, считая непреодолимым. Он послушно делал то, что ему говорили, и постепенно втянулся в порок, который навсегда оставил в его душе неизлечимые шрамы.
Кино и радио спасли его. Хотя он научился писать гораздо позже, мальчиком он любил красивую речь. Ему было девять, когда он впервые услышал трансляцию одной из шекспировских пьес. Полный поэзии, выразительный слог «Бури» заворожил его настолько, что он невольно потерял интерес к тому, чем занимался и что делали с ним.
Чудесный язык, комбинация слов завораживали, а впечатление от кино было полно таинственной притягательности. Фильмы открыли ему другой мир, очистили его мысли, позволили хоть на время забыть печальную реальность собственной жизни.
Ему повезло получить терпеливую, усиленную помощь, пока он был еще настолько молод, что мог воспользоваться этим, но чтение по сей день оставалось для него слишком тяжелой работой, чтобы он мог получать от него удовольствие. Он завидовал способности Рейни уходить с головой в интересную книгу. Его незаслуженная репутация знатока литературы и начитанного человека существовала благодаря бесконечному количеству аудиокниг, которые он слушал во время вынужденных перерывов между фильмами или когда был слишком измучен, чтобы заниматься чем-то другим.
Он выбрал профессию, не предполагая, что чтение – одна из ее важнейших составляющих. Сотни сценариев приходили в его офис каждый год. Чаще, чем большинство других актеров, он доверял своим помощникам отобрать то, что могло бы заинтересовать его. Раз или два они упускали роль, которая, как он потом видел, могла бы подойти ему, но в целом система оправдывала себя, за исключением тех редких случаев, когда он принимал решение слишком поспешно.
Так случилось с «Центурионом». Ему, конечно, следовало самому прочитать сценарий, но он был занят, а Рейни так пересказала сюжет, что он положился на ее компетентность и согласился, хотя ему не следовало делать этого. Так что винить он должен только себя.
Он так и не мог ответить на вопрос, жалеет ли он о своем участии в этом проекте. После ночи с Рейни его настроение явно улучшилось. «Центурион» предоставлял ему возможность общения с ней, но вместе с тем освобождал его от всяких обещаний. Конечно, он сумеет еще две недели быть Джоном Рандаллом.
Но потом он вспомнил, как чувствовал себя во время съемок «первой брачной ночи», и опять засомневался.
Он почти дошел до конца лабиринта. Повернувшись, направился обратно. Что, если ему построить такой же лабиринт в Сиболе? Ведь, черт побери, он и в самом деле успокаивает!
Да, думал Кензи, если бы все не было так грустно, то можно было бы посмеяться. Ситуация и вправду занятная – у него роман с собственной женой! Сюжет для бульварной комедии. Вообще-то он не задумывался над тем, скоро ли она перестанет быть его женой. Ни один из них не прикладывал усилий, чтобы ускорить развод. А вернее, он просто попросил своего адвоката не препятствовать ходу дела и, если необходимо, встретиться с адвокатом Рейни. Но развод не проблема в Калифорнии, еще несколько недель, – и все закончится.
Рейни будет свободна, а он останется со своим одиночеством.
