Текст книги "Что осталось за кадром"

Автор книги: Мэри Джо Патни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 22

– Стоп! – С тяжелым вздохом Рейн поставила корзинку с цветами на землю. – Не печатать.

Грег, хмурясь, осматривал участок сада, где проходили съемки.

– Нам нужно установить свет.

– Действуйте! Может быть, перерыв успокоит мои нервы. – Она скептически улыбнулась даме, стоявшей напротив нее. Леди Джудит Хоуик. Одна из известнейших театральных актрис Лондона, она согласилась играть небольшую роль матери Сары. Рейни всегда безгранично восхищалась ее талантом, что, по-видимому, сейчас и стало камнем преткновения. Она так нервничала, что им пришлось начинать совместную сцену четыре раза.

Леди Джудит была настоящим профессионалом, чтобы комментировать неудачные попытки Рейн, она лишь выразительно изогнула брови.

– Глоточек виски, моя дорогая. Уверяю вас, это отличное средство от нервов.

– Если я еще раз перепутаю текст, то сделаю это. – Стараясь сбросить напряжение, Рейн отошла от камеры. Как быстро пролетела последняя неделя! Сегодня уже суббота – последний съемочный день на натуре, и потом переезд в Лондон.

Она удивилась, увидев, что Кензи сидит у ближайшего трейлера, скрестив руки на груди. Она предпочла бы, чтобы он не видел ее провала. Но невозможно было не любоваться им. В темных очках и кожаной куртке он являл собой слегка утрированный образец голливудского красавца.

– Леди Джудит, наверное, думает, что я полная идиотка.

– Сомневаюсь. Она очень внимательна к начинающим. – Он улыбнулся своим воспоминаниям. – Так было со мной. Много лет назад я играл крохотную роль в одной пьесе, а она уже была звездой. Так вот, зацепившись за собственную ногу, я упал на ковер. Она посмотрела на меня и сказала: «Быть лакеем не означает, что надо обязательно валяться на полу, чтобы о вас вытирали ноги».

Рейн рассмеялась:

– Может, и мне, чтобы избавиться от зажима, тоже плюхнуться на задницу? Я слишком благоговею перед ней, не могу поверить, что она моя мать, особенно когда она читает мне лекцию о свадебных клятвах: «…и только смерть разлучит нас». Она совсем не такая, как Клементина.

Вспомнив свою настоящую мать, она вдруг остро ощутила досаду и сожаление. Если бы Клементина была жива, какие отношения были бы между ними? Возможно, они стали бы подружками? Скорее всего, и это продолжалось бы до той поры, пока Рейн не задумалась бы о замужестве. Дружба подошла бы Клементине больше, чем материнство.

Кензи улыбнулся:

– Скажи Рейни, чтобы она ушла куда-нибудь подальше, и позволь Саре сыграть эту сцену. Тогда тебе будет проще принять леди Джудит.

– Почему мы вновь должны говорить о таких простых вещах? Спасибо. – С унылым лицом Рейни вернулась в сад. Может, роль не ладится из-за того, что ей приходится совмещать обязанности режиссера и актрисы? Но Кензи удалось показать ей правильный путь, с которого она сбилась.

Чувства оживились, и дело пошло. Все заняли свои места для следующего дубля. Закрыв глаза, Рейн старалась сосредоточиться на образе Сары. Когда она почувствовала, что готова, то открыла глаза и заговорила со своей мудрой практичной матушкой, безмятежной, как увядающие розы.

Сцену сняли и перешли к следующей. Все эпизоды с леди Джудит прошли как по маслу. «Центурион» был готов к переезду в Лондон.

Заключительная сцена, намеченная на этот день, предполагала участие Кензи. Когда прозвучала последняя команда «снято и печатать», он склонился к руке пожилой актрисы:

– Как приятно работать с вами снова, леди Джудит. Особенно когда у меня больше чем одно предложение.

Леди Джудит рассмеялась:

– Но вы упали на ковер просто неподражаемо! Я всегда знала, что вы далеко пойдете, Кензи. Может быть, мы сыграем вместе в каком-нибудь спектакле? Что, если это будет Оскар Уайльд?

Леди Джудит что-то прикидывала в уме.

– Я вскоре собираюсь осуществить свой первый режиссерский опыт в Америке и надеюсь повторить его в Ист-Энде примерно через год. Вы не возражаете, если мой агент свяжется с вашим, чтобы обговорить условия?

– Это не просто из-за моего жесткого графика, но стоит попробовать.

– Я готова пролететь над половиной света, – Рейн с улыбкой вмешалась в разговор, – чтобы увидеть вас двоих на сцене.

Серые глаза леди Джудит сузились, как у кошки, преследующей мышь.

– А как насчет тебя, дочь? Ты когда-либо исполняла роль в театре?

– Да, мама. – Рейни подхватила игру. – Но мне страшно выходить на сцену с такими великими актерами.

– Глупости, дорогая, ты можешь играть с кем угодно. Шанс воплощения подобного проекта в жизнь ничтожен, но почему бы не помечтать? Я надеюсь увидеть вас обоих в Лондоне. – Леди Джудит грациозно склонила голову и направилась к выходу с площадки.

Рейни тут же представила, как было бы замечательно сыграть в одной пьесе с леди Джудит и Кензи, в каком-нибудь романтическом месте, таком, как Стратфорд-он-Эйвон. Кто знает, может быть, там у них снова вспыхнет роман? Что ж, ради этого стоило постараться. Но она хотела большего, и поначалу он тоже. Отбросив прочь волнующие мысли, она пошла к своему вагончику. Кензи следовал рядом. Уставшая, но довольная проделанной работой, она тихо проговорила:

– Сегодня у тебя или у меня?

Он окинул ее таким красноречивым взглядом, что ее настроение сразу подскочило на несколько градусов.

– Как насчет моего номера? Мне нравится идея: ты врываешься и насилуешь меня…

Обещание, вспыхнувшее в его зеленых глазах, заставило ее захотеть его прямо на месте. Она боролась с искушением, но тут появился ассистент Кензи:

– Кензи, там для тебя несколько сообщений из Лондона. Состояние мистера Уинфилда необратимо ухудшается… Если ты немедленно не поедешь, то может быть поздно.

Кензи замер на месте.

– Что? Чарлз болен?

Джош удивленно приподнял брови:

– Ты разве не видел записку, которую я оставил тебе вчера? Директриса из Рамиллис-Мэнор позвонила сказать… что дело идет к концу. Они… боятся, что…

Кензи выглядел так, словно его ударили в солнечное сплетение.

– Черт, я вчера не просмотрел сообщения. Рейни, я еду в Лондон. Встретимся там…

Она быстро положила руку ему на плечо:

– Ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой?

Он покачал головой:

– Я должен пройти через это один.

Она и не ожидала ничего другого – он гораздо охотнее оказывал кому-то поддержку, чем принимал.

– Не сомневаюсь, что ты сможешь, но мне хотелось бы поехать с тобой. – Она вспомнила о своем полете в Балтимор после катастрофы с ее дедом. – Это путешествие из разряда таких, когда не стоит быть одному.

Он колебался минуту-другую.

– Хорошо, если у тебя есть свободное время. Пятнадцать минут на сборы. Встретимся у машины. – Резко повернувшись, он зашагал к своему трейлеру, отдавая на ходу распоряжения Джошу.

Рейни направилась в свой вагончик так быстро, насколько ей позволяло длинное платье. По дороге она подхватила костюмершу, чтобы та помогла ей переодеться. Пока девушка расстегивала крючки и расшнуровывала ненавистный корсет, Рейни торопливо снимала грим. Еще осталась пара минут, чтобы бросить в сумку зубную щетку и мобильник, надеть удобную рубашку, пиджак и джинсы.

Тяжело задыхаясь, она подбежала к «ягуару» Кензи. Он нетерпеливо расхаживал около машины, но все равно открыл ей дверцу. Его мать хорошо воспитала его. Когда он уселся на водительское сиденье, подскочила Вэл и протянула через открытое окно дорожную сумку:

– Провиант на дорогу.

Как быстро распространяются плохие новости! Рейни заглянула в сумку и ахнула.

– Бог благословит тебя, Валентина. Проследи, чтобы все было в порядке. Я позвоню, как только смогу.

Вэл кивнула и отошла от машины. «Ягуар» рванулся вперед. Пристегнув ремень, Рейн вынула шпильки из волос, расчесала их, и они свободно упали на плечи.

Кензи молча вел машину по узкой дороге. Он ехал с предельной скоростью. Губы сжаты, взгляд устремлен в ветровое стекло, чеканный профиль. Казалось, он совершенно забыл о ее присутствии. Она уже стала подумывать, не совершила ли ошибку, навязав себя. Подождав, пока они выедут на трассу, Рейн спросила:

– Ты хочешь что-нибудь выпить? У нас есть термос с кофе.

Ее голос вернул его к действительности.

– Спасибо, с удовольствием.

Она налила горячий кофе в одну из кружек, что положила Вэл. Какая предусмотрительность, она даже не забыла сливки.

– Вэл зря теряет время, работая юристом. Она могла бы быть первоклассным поставщиком провизии. Когда проголодаешься, у нас есть сандвичи, фрукты и парочка кукурузных лепешек, еще теплые.

– Отлично. Не придется останавливаться и терять время на еду. – Он отхлебнул кофе, не сводя глаз с дороги. – Тебе знакомо имя Чарлз Уинфилд?

– Театральный актер Чарлз Уинфилд? – Когда Кензи кивнул, она продолжила: – Во время моей первой поездки в Лондон я видела его в «Ночи ошибок». Мне кажется, он был лучший мистер Хардкастл, которого я когда-либо вообще видела. Он твой друг?

– Больше чем друг. Наставник. – Они проехали еще полмили. – Человек, который преподал мне первые уроки актерского мастерства и убедил, что я могу сделать театральную карьеру.

Кензи говорил отрывисто, почти резко. Может быть, потому, что он впервые приоткрывал тайники своего прошлого? Он рассказывал об Уинфилде как о приемном отце.

– Он, должно быть, уже в годах сейчас?

– Ему где-то около семидесяти. Он и его друзья – все заядлые курильщики. Некоторых из них он уже пережил, но его здоровье в последние годы стало сдавать… поэтому неудивительно, что… Мне будет не хватать его.

– Хорошо, что ты в Англии. У тебя хотя бы есть шанс попрощаться с ним.

– Если успею. – Его губы сложились в твердую линию. – Как это я умудрился не взглянуть на сообщения, которые Джош оставил мне вчера?

– Не вини себя, ничего удивительного, что ты забыл обо всем на свете. Ведь ты играешь такую роль! Я уверена, ты сумеешь попрощаться с ним. Такой истинный лицедей, как Уинфилд, не упустит шанса устроить грандиозное прощание.

Кензи взглянул на нее. Суровое выражение его лица смягчилось.

– Ты права. Он всегда любил публику.

Она улыбнулась и на какой-то момент положила руку ему на колено.

Разговор снова иссяк. Но она больше не думала, правильно ли поступила, поехав с Кензи.

Глава 23

Они добрались до Лондона за рекордное время, да еще и умудрились не получить штрафа за превышение скорости. Рейни считала, что это Божье провидение, не иначе. Если бы она не была уверена в способностях Кензи управлять машиной, то, наверное, со страха забралась бы под приборную доску, зажмурив глаза и зажав уши.

Когда они подъехали к Рамиллис-Мэнор, их встретила пожилая дама, сидевшая за конторкой администратора.

– Я так рада, что вы смогли приехать, мистер Скотт. Мистер Уинфилд каждый раз смотрит на дверь, когда кто-то входит. В ожидании вас…

Кензи ощутил, словно груз свалился с его плеч, значит, его друг еще жив.

– Извините, я не смог приехать раньше. Миссис Линкольн, разрешите представить вам Рейн Марло. – После небольшой паузы он добавил: – Моя жена. Рейни, миссис Линкольн всем здесь заведует.

Миссис Линкольн рассматривала Рейни с нескрываемым интересом.

– Он не спит, поэтому вы можете сразу же пройти к нему.

Кензи уже готов был идти, но, повернувшись к директрисе, спросил:

– Как его состояние?

– Спокойное, болей нет. – Она вздохнула. – Мы сделали все, что могли.

Другими словами, чуда ждать не приходится. Положив руку на спину Рейни, Кензи легонько подтолкнул ее в коридор, затем они повернули налево. Она тихо спросила:

– Это хоспис?

– Нет, хотя они оказывают подобную помощь, если необходимо. Чарлз переехал в это заведение несколько лет назад, хотел прожить в нем до конца и умереть здесь, а не в госпитале. Обслуживающий персонал делал все, чтобы он чувствовал себя комфортно.

Кензи остановился у двери в конце коридора.

– Ты хочешь побыть с ним наедине? – поинтересовалась Рейн.

– Думаю, Чарлз будет рад познакомиться с тобой. Что может быть лучше для актера, чем уйти, болтая со своими коллегами?

Она подумала, что, когда придет время, она бы хо-216 тела встретить смерть так же. Она последовала за Кензи в просторную, красиво обставленную угловую комнату. Последние лучи солнца заглядывали в окна. Их золотые отблески ложились на традиционную старинную мебель, дубовый стол, персидский ковер… Одна из стен была увешана фотографиями, плакатами и афишами, которые свидетельствовали о творческом пути Уинфилда, а на другой от пола до потолка высились книжные полки.

Актер лежал на постели, лицо осунувшееся и бледное, но ему удалось улыбнуться, когда вошел Кензи.

– Я знал, что ты приедешь. – У него был хриплый голос заядлого курильщика.

Дежурная сестра, сидевшая у окна, тихо вышла из комнаты. Кензи подошел к Уинфилду и взял его руку.

– Прости, Чарлз, я должен был приехать раньше, но вел ожесточенную борьбу со своим героем и не удосужился просмотреть сообщения, которые оставил мой помощник.

Уинфилд издал скрежещущий, хриплый звук, который отдаленно напоминал смех.

– Я сам такой же… когда приходит вдохновение, все остальное исчезает. – Он подвигал головой взад и вперед, чтобы лучше разглядеть Кензи. – Ты собираешься познакомить меня со своей прелестной спутницей?

Кензи подтолкнул Рейн к постели.

– Моя жена Рейни Марло. – На этот раз он произнес слово «жена» с большей непринужденностью.

– Прошу прощения, что не могу поклониться как подобает. – Уинфилд улыбнулся с шармом, который сопутствовал каждой его роли. – Вам следовало дать «Оскара» за «Открытый дом».

– Я бы не отказалась, – усмехнулась она, – но попасть в число номинантов для любого актера уже большая честь.

Он снова издал визгливый смешок.

– Что правда, то правда. – Его взгляд остановился на наградах, стоявших на каминной доске. – Я был среди победителей и сам долго не мог поверить в это. Не печалься, Кензи, когда я уйду, просто выпей в память обо мне. – Его начал сотрясать кашель.

– Я позову миссис Линкольн, – торопливо проговорил Кензи. – Останься с Чарлзом.

Рейни послушалась, горло перехватило от переполнявших ее чувств. Было нетрудно понять глубокую привязанность, которая связывала Кензи и этого старого актера. Если бы ее дед был наделен хотя бы крупицей такой доброты!

Надеясь, что глоток воды сможет остановить кашель, она взяла маленький поильник с прикроватного столика и поднесла к губам Уинфилда. Он сделал крохотный глоток, закашлялся, потом выпил еще немного. Приступ миновал.

Когда она поставила поильник на место, он взял ее за запястье своей костлявой рукой. Она была горячей и сухой.

– Будьте повнимательнее к мальчику, моя дорогая. Он так много пережил. Слишком много.

Рейн не знала, как реагировать. Известно ли Уинфилду о разводе? Вряд ли, если судить по выражению его лица. Тем временем он продолжил:

– Не разрешайте ему оставить вас. Он попытается, вы знаете, но вы не должны позволить ему совершить это.

Рейн хотела расспросить Уинфилда подробнее, но в этот момент в комнату вошли Кензи и миссис Линкольн. Подойдя к постели, директриса склонилась к больному. Тихим голосом Уинфилд произнес:

– Я еще не умер, если это вас интересует.

– Мы все когда-нибудь умрем, – отвечала она. – Вопрос только когда.

– «Уж близок час мой, когда в мучительный и серный пламень вернуться должен я…» – пробормотал он.

– Снова Шекспир? – Она улыбнулась. – Вы нас всех здесь просветили, мистер Уинфилд.

Рейни узнала строчку из «Гамлета». Она поняла, Уинфилд хочет сказать, что не переживет эту ночь. Он ждал Кензи и дождался. Больше у него не осталось никаких дел.

Миссис Линкольн дала пациенту лекарство и вышла. Чтобы не мешать Кензи беседовать со своим другом, Рейн отошла к книжным полкам. Судя по книгам, вкусы Уинфилда отличались разнообразием. Чего только здесь не было: пьесы, мемуары, поэзия и романы, среди которых превалировали детективы. Аудиокниги заменили печатные издания, когда его зрение начало падать.

Она всматривалась в фотографии, висевшие вокруг камина. Десятилетия дружеских отношений связывали Уинфилда с представителями театральных кругов Англии. Сначала он специализировался на жизнерадостных, остроумных героях, потом перешел на характерные роли.

На трех снимках рядом с ним был Кензи, который выглядел моложе, но уже достаточно взрослым. Он родился с этими необыкновенными зелеными глазами?

На одном фото она увидела третьего джентльмена, возраста Уинфилда. Лысый, лицо интеллигентное и приятное. Не актер, судя по его виду, но он присутствовал еще на нескольких фотографиях рядом с Уинфилдом. Вероятно, близкий друг.

Солнце ушло, воцарились сумерки. Она притушила лампу так, чтобы та не светила в глаза больного. Затем выбрала богато иллюстрированный том истории британского театра, уселась в кресло у камина и погрузилась в чтение. Хотя она старалась не прислушиваться к разговору двух мужчин, ее внимание привлекли слова Уинфилда:

– Я часто думал, что хотел бы иметь сына. Такого, как ты.

– Ты и был моим отцом в театре, – отвечал Кензи. – Это почти то же самое.

– Даже больше. Не многие сыновья готовы содержать своих отцов в такой роскоши, как ты.

Рейни продолжала рассматривать книгу, удивляясь тому, что только что услышала. Оказывается, Кензи платил за Рамиллис-Мэнор. Она была замужем за ним более двух лет, когда случайно узнала, как много денег он отдает на благотворительность. Он помогал людям, особенно детям, которые росли в бедности и нуждались в поддержке, чтобы как-то изменить свою жизнь.

Уинфилд тяжело вздохнул:

– Я всегда хотел сыграть с тобой в одной пьесе. Увы, теперь у нас уже не будет такого шанса.

– Мы можем просто почитать, – предложил Кензи. – Есть что-то такое, что бы ты хотел сыграть в последний раз?

– Прекрасная идея, – поддержал Уинфилд, на этот раз его голос звучал более уверенно. – Шекспир, конечно. «Король Лир» был бы логичным выбором, но я сейчас не в том настроении, чтобы изображать переживания выжившего из ума короля. – Снова скрежещущий смех. – Я предпочел бы комедию. «Двенадцатая ночь»? Нет, «Много шума из ничего»! Я буду Леонато, констебль Догберри и монах, так как я играл их всех. Ты играл Бенедикта в академии, так что, наверное, помнишь текст? И возьми все остальные мужские роли. А Рейни, конечно, прочтет за Беатриче и остальных женщин. Я думаю, что все еще помню слова… У меня есть два экземпляра этой пьесы на книжной полке, если вам нужно.

Кензи повернулся к Рейн:

– Рейни, ты поможешь нам?

Она отложила тяжелый том истории театра и подошла к полкам.

– С удовольствием, я люблю «Много шума из ничего» больше всего. Я играла Беатриче в антрепризе во время летнего отпуска. – Она встала в позу и продекламировала: – «Но в это время звезда плясала в небе, под ней-то я и родилась…»

Она нашла оба издания пьесы: одно в сборнике, другое отдельное, с многочисленными иллюстрациями. Подумав о дислексии Кензи, она дала ему одиночный, чтобы было проще читать, затем уселась с другой стороны постели и раскрыла сборник.

В глазах Уинфилда вспыхнули азартные огоньки, хотя он выглядел настолько слабым, что, казалось, подуй, и рассыплется. Рейни подумала, сможет ли он дочитать до конца. Правда, «Много шума из ничего» – одна из самых коротких пьес Шекспира.

Она заговорщически улыбнулась Чарлзу.

– Я создам музыкальное сопровождение. – Стараясь изобразить звучание труб, она сложила руки около рта и пропела некое подобие гимна. – Ваш выход, мистер Уинфилд.

Слабым, но все еще красивым голосом он прочел первые строки роли Леонато:

– «Я вижу из этого письма, что герцог Арагонский прибудет сегодня вечером к нам в Мессину».

Так как все трое когда-то играли в этой пьесе, они заглядывали в текст, только когда читали за второстепенных персонажей. Рейни обожала полные жизни и борьбы диалоги Бенедикта и Беатриче. Играя с Кензи, ей было легче понять те скрытые мотивы, которые обусловливали отношения шекспировских любовников.

Несмотря на грубый юмор пьесы, по мере чтения обстоятельства набирали силу и остроту. Любовь Уинфилда к своей профессии была очевидной, вереница красивых слов сплеталась в дивный венок, представляя законченный образец изумительной речи.

Но его голос становился все слабее и слабее. В четвертом акте, читая строки: «Если он любил… тогда оплакивать ее он станет… жалеть о том, что обвинил ее…» – он испустил долгий хриплый вздох, потом продолжил едва слышным шепотом: «Умереть… просто. Труднее сыграть… комедию».

Когда он затих, Рейни с тревогой посмотрела на его грудь. Нет, она медленно поднималась и опускалась. Кензи подождал, пока не стало ясно, что его друг больше не произнесет ни слова, затем взял его роль. Он читал так, словно от этого зависела вся его будущая карьера. Его чудесный низкий баритон превосходно держал ритм белого стиха.

Где-то в последнем акте душа оставила Чарлза Уинфилда, хотя Рейн упустила этот момент. Поняв, что он больше не дышит, она призвала всю свою профессиональную волю, чтобы дочитать до конца.

Когда Беатриче и Бенедикт пришли к согласию и решили пожениться, все еще ссорясь, но не в силах противостоять своей любви, Бенедикт – Кензи произнес последние слова роли:

– Эй, флейты, начинайте!

Помня, что она взялась аккомпанировать, Рейни запела, но так как бравурная музыка исключалась, то ей на ум пришла традиционная песня «Удивительная благодать». Клементина часто пела ее дочери.

Она закончила, воцарившееся молчание было прервано рыданиями. Рейни повернулась и увидела, что у дверей собралась небольшая группа. Миссис Линкольн, персонал, с именными табличками на груди, и несколько пациентов молча слушали. Пожилая дама в инвалидной коляске тихо всхлипывала, поднося платок к глазам.

Стараясь сдержать свои чувства, Кензи поднялся. Прежде чем накрыть лицо друга простыней, он прикоснулся к его холодному лбу.

– Чарлз просил нас не печалиться, а выпить в его честь. Миссис Линкольн, можно это организовать?

Директриса кивнула и прошептала что-то своей помощнице. Когда девушка вышла, женщина с седыми, словно серебро, волосами робко проговорила:

– Что бы ни играл Чарлз Уинфилд, я всегда была на премьере. На него стоило посмотреть, даже если спектакль был никудышный. Это было так волнующе, когда он переехал сюда. – Она улыбнулась сквозь слезы. – Он заставил меня чувствовать себя настоящей герцогиней.

Кто-то из мужчин произнес:

– Он всегда был джентльменом, как бы плохо ему ни было.

Один за другим люди делились своими воспоминаниями.

– Я не была знакома с мистером Уинфилдом до сегодняшнего дня, – начала Рейн, – но сразу почувствовала в нем друга. Как будто я знаю его много лет.

Пока она говорила, девушка вошла в комнату с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Рейн взяла бокал, подумав, что такое было бы невозможно в Америке.

Кензи подождал, пока все разберут шампанское, затем его глубокий выразительный голос заполнил комнату:

– Ты просил, чтобы мы не грустили, а выпили за память о тебе. Чарлз, прости, но я сделаю и то и другое. «Почил высокий дух. Спи, милый принц. Спи, убаюкан пеньем херувимов!»

Он одним махом осушил бокал. И резким движением бросил его в камин. Когда он раскололся на сверкающие кусочки, ударившись о кирпич, Кензи тихо пояснил:

– Когда кто-то пьет от души, он должен разбить свой бокал.

– За Чарлза Уинфилда. – Слезы текли из глаз Рейни, она последовала примеру Кензи, за ней остальные. Дама на коляске подъехала поближе, чтобы не промахнуться.

Когда присутствующие молча покинули комнату, миссис Линкольн обратилась к Кензи и Рейн:

– Уже поздно. Наверху есть комнаты для посетителей, вы можете остаться, если хотите.

Рейни взглянула на Кензи. Горло саднило, она смертельно устала. Мысль остаться в Рамиллис-Мэнор была более приемлемой, чем искать отель посреди ночи.

Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы Кензи принял решение.

– Мы остаемся, миссис Линкольн.

Бросив последний взгляд на умершего друга, Кензи вышел вместе с женщинами из комнаты. Они поднялись на лифте на последний этаж, где в коридор выходило несколько дверей.

– Когда-то здесь были комнаты для прислуги. Они небольшие, но уютные и выручают, если кто-то должен переночевать. – Миссис Линкольн указала Рейн на дверь одной комнаты, а рядом для Кензи. – Спокойной ночи. Если пожелаете, то можете позавтракать с нами в большой столовой на первом этаже.

– Спасибо, миссис Линкольн. Вы очень добры. – Зажав в руке старинного вида ключ, Рейни открыла замок и вошла в свою комнату.

Затворив дверь, она прислонилась к ней спиной и на секунду прикрыла глаза. Она не жалела, что приехала, но чувствовала себя совершенно опустошенной как физически, так и эмоционально.

Помещение напоминало сотни подобных комнат, какие обычно встречаются в маленьких деревенских гостиницах. Смежная дверь вела в покои Кензи. Усталая улыбка тронула ее губы. Как умно поступила миссис Линкольн, предложив эти апартаменты паре с непонятными супружескими отношениями. Пройдя через комнату, она вошла в номер Кензи.

Он стоял у окна, слепо глядя на залитый ночными огнями Лондон. Услышав ее шаги, тотчас повернулся. Сдержанность, которая помогала ему выдержать этот трудный день, иссякла. В его глазах стояла невыносимая тоска.

Она протянула к нему руки, и он упал в ее объятия.

– Мне так жаль, – прошептала она, склоняясь к нему.

– Его время пришло. – Он зарылся лицом в ее волосах. – Чарлз прожил интересную долгую жизнь.

– Но от этого боль не становится меньше.

Говорить было слишком трудно. Она молча повела его к постели, сбросила туфли и уложила рядом с собой. Спустя несколько минут она встала и хотела раздеться, но передумала. Сейчас ей нужен был только отдых…