Текст книги "Что осталось за кадром"
Автор книги: Мэри Джо Патни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
Он усмехнулся:
– А я все думаю, когда же ты заметишь. Аргументы были убедительны тогда и годятся сейчас. Ну, признавайся, что лучше – выслушивать их или произносить?
Она сама не знала, что ей делать: смеяться или плакать от обиды.
– Честно говоря, слушать все это неприятно, особенно если учесть, что я вышла из себя, дав повод тебе торжествовать.
– Не могу сказать, что твои переживания доставили мне удовольствие, но ситуация действительно не лишена юмора. – Он перехватил ее взгляд. – Ты забыла, что в этой работе есть и моя доля. Я отдаю этому фильму свое время, энергию, репутацию… И я хочу, чтобы картина, в которой я снимаюсь, получилась хорошей. А это означает, что ты должна сыграть Сару.
– Найдем английскую актрису, которая исполнит эту роль не хуже меня! Даже лучше.
– Если такая и существует, в чем я сомневаюсь, то где гарантия, что мы сумеем найти ее в течение недели и она будет свободна? – Он едва заметно улыбнулся: – Почему ты так горячо убеждала меня, что роль Рандалла пойдет мне на пользу, а сама трусишь, когда ситуация диаметрально переменилась?
Она прищурилась.
– Пытаешься шантажировать?
– Нет, использую лучшее оружие – твое чувство долга.
Она выругалась про себя.
– Ты всегда знаешь, на какие кнопки нажать.
– Спасибо.
– Я не собиралась делать тебе комплимент! – Рейн потерла виски конниками пальцев. Как же ей не хочется играть эту роль! Но судьба отомстила ей. Она глубоко вздохнула: – Ладно, черт с тобой. Я сыграю Сару.
Глава 13
Кензи расплылся в улыбке, от которой у нее всегда сжималось сердце.
– Ну наконец-то! – воскликнул он. – Я рад. Играть вместе будет непросто, но для фильма это хорошо, к тому же стресс закаляет характер.
– Ты рано радуешься, Кен. Мы доведем друг друга до сумасшествия. Но ты прав, фильм, вероятно, выиграет от нашего участия, даже если операторам придется серьезно потрудиться, чтобы я выглядела в кадре моложе. – Поднявшись с софы, она потянулась: – Пора спать.
– Не рано? Может, немножко поработаем?
Они часто репетировали вдвоем с того памятного вечера в доме Кензи, когда её утвердили на главную роль в «Пурпурном цветке», но с тех пор многое изменилось. Слишком многое…
– У меня нет с собой сценария.
– У меня есть. Я собирался поработать вечером. Обойдемся одним экземпляром. Я уже почти выучил свой текст, а поскольку ты писала сценарий, то должна знать его почти наизусть.
Он забронировал на выходные это удивительное убежище, чтобы поработать?
– Твое трудолюбие может свести с ума любого. – Она покачала головой. – Для нормального человека…
– Наконец-то ты открыла мою страшную тайну: я инопланетянин и просто притворяюсь человеком.
Хотя он шутил, в его словах была доля правды. Он чувствовал себя не от мира сего. Многие актеры воспринимали себя как изгоев, и Рейни не была исключением. Она понимала, что причина лежит в ее трудном детстве. Но что вызывало подобные ощущения у Кензи, она не знала. С самого начала их отношений на эту тему было наложено табу, и она не допытывалась.
И все же ей было интересно, кто оказал на него влияние. Его произношение, утонченность и изысканность манер выдавали принадлежность к высшему английскому обществу. Однако он был напрочь лишен эгоизма, что трудно сочеталось с его феноменальной карьерой и возможным высоким происхождением. Избрав профессию, предполагавшую изрядную степень тщеславия, Кензи остался на удивление скромным. Он стал звездой, но, казалось, никогда особенно не стремился к этому.
Не было в нем и самолюбования, свойственного большинству исключительно красивых людей. Рейн тоже не отличалась этим качеством, но скорее из-за того, что в детстве пережила комплекс настоящего гадкого утенка. Тощая, с худеньким личиком и копной рыжих волос, она была, что называется, так себе. Смотрясь в зеркало, часто сетовала на несправедливость судьбы, лишившей ее яркой красоты матери. Со временем Рейн научилась подчеркивать то лучшее, что дала ей природа, приобрела определенный шарм и вела себя так, словно была красавицей. Но это совсем иное, нежели от рождения обладать сногсшибательной внешностью.
Она сделала вывод, что и у Кензи было трудное детство. Кто знает, может быть, из-за пьянства и конфликтов родителей? Не страдал ли он, как и она, от комплексов? Вполне возможно, он был неповоротливым увальнем, тогда и отсутствие тщеславия, и постоянные занятия спортом вполне объяснимы. Посещение тренажерного зала было обязательным пунктом всех его контрактов в кино.
Не исключено, что родители отдали мальчика в пансион и не интересовались его судьбой. Или он был худеньким коротышкой, которого безжалостно дразнили товарищи? Как бы то ни было, но он ни с кем, даже с ней, не говорил о своем детстве: видимо, тема была для него очень болезненной.
Вероятно, предчувствуя их расставание, он опасался, что она расскажет его историю журналистам и это невыгодно скажется на его имидже. Жизнь сделала Скотта крайне осторожным.
Но как ни странно, в этом они были похожи.
Можно было бы уйти и запереть дверь спальни, но глупо терять время, когда на съемках возникла такая глобальная проблема.
– Давай просто почитаем текст, не стоит устраивать серьезную репетицию, – предложила она.
– Согласен. Этот Рандалл и так мне всю душу разбередил, прибережем эмоции до съемок. – Он вытащил из рюкзака сценарий и протянул Рейни. – Просто покопаемся в тексте, чтобы понять, как нам сыграть все это.
Они уже снимались вдвоем в двух фильмах, и ей нравилось сотрудничать с ним. Он был прекрасным партнером, и совместная работа давала возможность подольше побыть вместе. Из-за постоянных съемок половину своего супружества они провели врозь, и это в конце концов привело к разрыву. Сколько раз, говоря с ним по телефону, она чуть ли не стонала от боли разлуки.
Заставив себя вернуться мыслями к настоящему, Рейн принялась листать сценарий. Все сцены Сары и Рандалла были исполнены тонкого лиризма, но вместе с тем требовали накала страстей. Как режиссер, Рейн порой испытывала трудности в работе с Кензи. Если учесть, что они переживали тяжелый период развода, то задача сыграть влюбленных была не из легких. Хорошо, что ее героиня постоянно пребывала на грани слез, что соответствовало настроению Рейн.
Они начали с первой сцены, в которой Рандалл просит Сару выйти за него замуж. Она преисполнена восторга от того, что красавец офицер, которого она обожала с детства, берет ее в жены. Рейн старалась читать ровным голосом и гнала от себя воспоминания о том дне, когда Кензи сделал ей предложение. Он произносил свой текст столь же нейтральным тоном.
После помолвки Рандалл участвует в кампании в Африке и попадает в плен. В неволе он мечтает о Саре. Эта невинная девушка олицетворяет для него родину, но они не увидят друг друга, пока он не выйдет из поезда на вокзале Виктория, где его встретят как героя.
Родители этой скромной, воспитанной девушки не одобряли ее встречу с женихом в столь публичном месте, но Сара настояла на том, чтобы поехать на вокзал. Вместе с отцом она ждала, когда Рандалл выйдет из поезда… Вокруг бурлила толпа. Они не могли подойти друг к другу. Рандалла окружали репортеры и восторженные соотечественники. Сара стояла достаточно близко, чтобы разглядеть в его глазах любовь и панику.
Строчка за строчкой Рейн и Кензи отрабатывали диалоги, добиваясь, чтобы несколько вычурный язык викторианских времен звучал естественно. Исторические персонажи должны быть убедительными, и язык не может резать слух зрителей. Вот почему Рейн хотела, чтобы роль Сары сыграла английская актриса с классической театральной подготовкой. Но поскольку она хорошо помнила написанные ею диалоги, то довольно легко справлялась с высокопарным слогом.
Они не заметили, как от читки перешли к репетиции. Рейн уже видела эту сцену в своем воображении, точно знала, какими должны быть мизансцены. Как они стоят, как смотрят друг на друга, а может быть, наоборот, избегают взглядов.
Несмотря на свои сомнения, она начала потихоньку вживаться в роль. Когда она писала финальную сцену, то сама пребывала словно в тумане от расставания с Кензи. Она была не в состоянии отделить себя от Сары, их объединяла горечь потери возлюбленного, и обе не могли постичь причины случившегося.
Кажется, с Кензи происходило то же самое. Присущая ему плавность движений исчезла, на смену пришли суровые манеры прошедшего плен офицера времен королевы Виктории. Он произносил каждую фразу так, словно находился перед камерой. Когда они добрались до сцены, в которой Джон Рандалл пытается расторгнуть помолвку, нервы Рейки были взвинчены до предела, а Кензи, казалось, ничего не стоило изобразить человека, дошедшего до крайности.
Доведенный до отчаяния тем, что общественное мнение неумолимо толкало их к алтарю, Джон пригласил невесту на прогулку. Сара согласилась и без умолку щебетала о свадьбе, пока Рандалл не перебил ее.
– Сара, милая моя, – хрипло начал он, – я… я не могу на тебе жениться.
– Не можешь? – Сара помертвела от ужаса. – Нет-нет, ты этого не говорил! Какие-нибудь сложности с обрядом? Если хочешь, я согласна на самую простую церемонию.
– Нет! Дело не в церемонии, а в самом браке.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она прошептала:
– В чем я провинилась, Джон?
– Это не твоя вина, милая, а моя. – Он отвернулся. – Жизнь моя погублена. Я обесчещен. И не стою того, чтобы быть твоим мужем.
– Неправда! Ты джентльмен, солдат, герой… Ты достоин любой девушки в Англии! – У нее перехватило дыхание. – У тебя кто-то есть? Конечно, девушка из высшего общества больше подходит тебе в жены.
– Другой женщины нет. И никогда не будет.
В его глазах отразилось страдание. Была ли это боль Рандалла или какая-то часть принадлежала Скотту Кензи? Трудно сказать.
– Тогда почему? Я не понимаю.
– Слава Богу, что не понимаешь. – По его скулам заходили желваки. – Мир полон зла, моя честь погублена. Я не могу жениться.
Сердце Рейни неистово колотилось. Она понимала, что сейчас они с Кензи играют сцену, на которую у нее не хватило отваги в реальной жизни.
– Но ведь мы дали обет друг другу! – взмолилась Сара. – Даже если ты не станешь моим мужем, в душе я все равно буду твоей женой. Я люблю тебя безмерно. И это навсегда.
– Как ты можешь любить, если не знаешь меня? Я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь, Сара. И никогда им не был. – Он коснулся ее волос столь красноречивым жестом, что оставалось лишь пожалеть об отсутствии оператора с камерой. – Ты не можешь выйти замуж за незнакомца.
Но когда-то Рейн поступила именно так и прекрасно отдавала себе в этом отчет.
– Мужчины и женщины никогда до конца не знают друг друга. Ты думаешь о доблести и чести, а я мечтаю создать для тебя уютный дом и родить тебе детей. – Ее голос сорвался. Рейн так хотелось иметь ребенка от Кензи. – Два года ожидания и молитв, – продолжала она читать текст Сары, – половину этого времени я думала, что тебя нет в живых. Я ни разу не взглянула на другого мужчину. И ты вообразил, что я способна разлюбить тебя только потому, что ты сейчас сказал?
– Ты должна оставить меня, – настаивал он, едва сдерживая ярость. – Ради нас обоих.
– Судя по твоим словам, ты более благороден, чем о себе думаешь. – Рейн, забыв о роли, подошла ближе, борясь с желанием коснуться его. – Я оставлю тебя, если ты этого желаешь, но только поклянись, что не любишь меня.
– Любовь здесь ни при чем!
– Как ты можешь так говорить? – вспылила она. Она остановилась так близко, что они почти касались друг друга. – Скажи, что я тебе безразлична, и ты свободен.
– Свободен? – Рот его скривился. – Пока я был в Африке, ты все время была со мной. В самые мрачные часы только мысль о тебе не давала мне сойти с ума. Ты была моим спасением. Как я могу взвалить на твои плечи столь тяжкий груз?
– Пока ты со мной, мне ничего не страшно. – Рейн поцеловала его руку, из ее глаз струились слезы. Она оставила попытку притворяться, что играет роль. – Почему, Кензи? Я понимаю это не больше Сары.
Он вздрогнул, прячась от ее вопроса за словами роли.
– Не плачь, Сара. Невыносимо думать, что я обидел тебя.
Сценарий требовал, чтобы он поцелуями осушил ее слезы. Они напряженно смотрели друг на друга, захваченные силой чувств своих героев и горькой реальностью. Рейн думала, что Кензи не решится, но он наклонился поцеловать ее. Хрупкая грань между персонажами фильма и действительностью исчезла, и Рейн откинула голову. Их губы встретились, и он ощутил солоноватый привкус ее слез. Это не был поцелуй солдата викторианской эпохи и его невинной невесты, скорее, порыв мужа, желавшего свою жену.
Сценарий выпал у нее из рук, и она вцепилась в Кензи так, как утопающий хватается за соломинку. Месяцами она мечтала о его прикосновениях. Да, это безумие, но долой здравый смысл, да здравствуют чувства!
– Ах, Кензи, как я по тебе тосковала…
– Не больше, чем я по тебе. – Он обнял Рейн, они целовались, не в силах оторваться друг от друга. Она прижималась к нему все сильнее, стремясь слиться с ним, пока Кензи не отступил, едва слышно пробормотав проклятие. – Больше никогда не соглашусь репетировать один на один.
Потрясенная его отступлением, она мрачно заметила:
– Ты хочешь сказать, что это не было запланировано?
– Безусловно. Я и так причинил тебе много горя. И меньше всего хочу обидеть тебя снова.
– Как и Джон Рандалл, ты слишком благороден.
Рейн положила ладони ему на плечи, потом провела по рукам, почувствовав, как от ее ласки напряглись его мускулы. И все-таки чего она хотела больше: здравомыслия или страсти?
Вместо ответа она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке.
– На меня свалилось столько неприятностей, – вздохнула она. – Если мы проведем вместе ночь, может быть, я вновь смогу обрести себя?
– Возможно, но утром придет разочарование.
Она не отпускала полы его рубашки.
– Я где-то читала, что очень часто разводящиеся супруги спят друг с другом, так что это вполне нормальное поведение.
– Нормальное, но неразумное.
– Ах, Кен, к черту разум.
Она поцеловала ямку между его ключицами и улыбнулась, ощутив ответную дрожь.
– Ты уверена?
Его руки скользнули по ее спине, легли на бедра…
Она заколебалась. Еще не поздно передумать. Но она так хотела его, желала до физической боли, другого такого момента у них не будет.
– Уверена, это ничего не изменит, но… Я хочу побыть с тобой в последний раз.
Наверное, этот акт физической близости необходим, чтобы сказать последнее «прости».
– Тогда пусть это будет незабываемая ночь. – Он подхватил ее на руки и понес в спальню. Целуя ее шею, пробормотал: – Нет ни прошлого, ни будущего. Только настоящее.
– Которое не повторится.
Она запустила пальцы в его волосы, отбросив все страхи и Сомнения. Сейчас они были любовниками, больше ничего не существовало. Они отдавались друг другу с яростной страстью и нежностью, вдохновенно и жадно, как в последний раз… Они столь хорошо знали друг друга, что слова были лишними. И все же Кензи что-то скрывает, но почему? Рейн отбросила эту мысль. Остался только жар в крови, желание, которое затмевало рассудок, боль и наслаждение.
Пока бушевал этот огонь, она чувствовала себя свободной.
Глава 14
Пришло утро и вместе с прохладой занимавшегося дня принесло горечь отрезвления. В комнате стояла мертвая тишина. Кензи казалось, он слышит биение сердца спящей в его объятиях Рейн.
Слабый утренний свет, проникавший из гостиной, подчеркивал изящество ее фигуры. Она не была потрясающе сексуальной, как некоторые, но дисциплина и упорный труд придали ее телу гибкость и совершенный стиль. Она излучала сияние неподдельной страсти и глубокого чувства. Ему хотелось коснуться нежных изгибов ее тела и исчезнуть, прежде чем она проснется.
Выругавшись про себя, он поднялся с постели. Измотавшись за долгие дни работы, она даже не шевельнулась. Интересно, скоро ли она пожалеет, что поддалась искушению, подумал Кензи. Наверное, сразу же, как откроет глаза.
Он натянул джинсы и рубашку, прошел через гостиную и вышел на балкон. Утренний холодок быстро стряхнул с него усталость бурной ночи. Положив руки на перила, он спрашивал себя: как же так случилось,.что их поездка закончилась постелью? Их близость снова растравила раны, усилив боль разлуки. Но он не жалел о том, что произошло. Он был… счастлив.
Он даже позволил себе слабость поразмышлять, как бы поступила Рейн, если бы он попросил прощения и захотел начать все сначала. Наверное, она сказала бы «нет», но шанс, что она могла согласиться, таил в себе опасное искушение.
К счастью, здравый смысл вернулся к нему. Бурная страсть ничего не изменит, только ухудшит дело. Развод – вопрос решенный, но им предстояли тяжелые недели совместного труда. Работать было непросто и тогда, когда их разделяли прочные незримые барьеры. Теперь же его душа вероломно, вопреки всякой логике, стремилась к Рейни. Ему хотелось постоянно быть рядом с ней, хотя ночное прегрешение было непреднамеренным.
Поежившись от холода, он обхватил себя руками. Наверное, во всем виноват Рандалл, чья безнадежная любовь к Саре завладела его разумом и эмоциями. Да он обвинял своего героя. Если бы они репетировали другую историю, он не потерял бы голову.
Оставалось только гадать, худа еще заведет его Рандалл, горько подумал Кензи.
Целый месяц они работали на разных континентах: Кензи – в Греции, Рейн – в Калифорнии. Даже ежедневные телефонные разговоры не скрашивали горечи разлуки. До встречи оставалось еще две недели, и ей казалось, что она просто умрет от желания. Даже не от жажды секса, хотя каждая ночь приносила обжигающие грезы. Она тосковала по эмоциональной близости. По сознанию, что Кензи поймет, поддержит, всегда будет на ее стороне. Она считала, что именно благодаря этому сохранился институт брака.
Если бы она так не хотела его, то не сболтнула бы по телефону то, что следует говорить с глазу на глаз и в подходящий момент. Во время очередного разговора она сказала:
– Наверное, пора завести ребенка. Я стану брать его с собой, когда мы будем работать в разных концах света. А может, и двух, тогда у каждого будет по малышу.
Тишина. Они никогда не обсуждали этот вопрос, и теперь Рейн поняла почему – инстинкт подсказывал ей, что эта тема станет причиной конфликта. Она начала что-то лепетать, чтобы заполнить паузу, когда он наконец произнес:
– Интересная мысль, но проще завести кошек.
Они прежде ни разу не ссорились, и его тон, воздвигший стену между ними, испугал больше любых доводов.
– Я пошутила, Кензи. Дети не игрушка.
Снова молчание.
– Ты не заговаривала о ребенке, пока эта мысль не пришла тебе в голову. Вполне разумное желание – иметь детей. Большинство людей так й делают.
Не успела она ответить, как в дверь ее вагончика постучали и на пороге появился ассистент режиссера:
– Мисс Марло, пора на площадку.
– Я буду через несколько минут. Ассистент засуетился:
– Извините, но вам нужно идти прямо сейчас. Он хочет снять сцену на фоне грозовых туч, а погода быстро меняется.
Она сжимала трубку, разрываясь между желанием поговорить с Кензи и чувством долга. Победила работа.
– Я позвоню позднее, – сказала она в трубку.
– Будет слишком поздно, не забывай о десятичасовой разнице во времени. Я позвоню тебе завтра. Доброй ночи, дорогая.
И он положил трубку. Она пошла вслед за ассистентом, так закусив губу, что пришлось поправлять макияж. К счастью, по сценарию от нее требовалось задумчиво вглядываться в даль, а не действовать, поэтому ее внутреннее состояние было подходящим.
Ее, тревога нарастала, и к концу съемки она попросила режиссера изменить план и дать ей три свободных дня. После бурных протестов он согласился. Прежде Рейн не требовала ничего подобного.
Кензи снимался в главной роли в большом фильме, съемки которого шли на Крите. Поскольку на день рождения он подарил Рейн солидную долю акций частной авиакомпании, Эмми быстро организовала перелет.
Спустя два часа Рейни была уже в воздухе. Она раздумывала, сообщить ли ему о приезде, но решила, что сюрприз – лучше. Если у него будет время обдумать ответ, то она так и не узнает, какие чувства он испытывает к детям, а им просто необходимо поговорить на эту тему.
Она летела всю ночь и утро и приземлилась на Крите около полудня. Ее ждал автомобиль, чтобы отвезти на съемочную площадку.
За окном мелькал залитый солнцем пейзаж. Рейн размышляла, что сказать мужу. Всю жизнь она мечтала о детях; по меньшей мере о двух, потому что сама была единственным ребенком и страдала от этого. Она так живо представляла их детей, что порой просыпалась, потянувшись во сне к крошечному детскому тельцу. Их будет трое, две девочки и мальчик. В мечтах она видела их лица. Они вырастут в нормальной обстановке, чего она была лишена с Клементиной, ив любви, которой не получила от бабушки и деда.
Но даже больше, чем детей, она хотела Кензи. Если он действительно против детей, она смирится с этим. Одному Богу известно, сколько веских доводов против того, чтобы иметь детей, приводят люди их профессии. Но некоторым актерам это удается, и она верила, что получится и у них.
Возможно, он просто испугался, что она затронула эту тему так внезапно? И ему понравится эта мысль, когда он сам придет к ней? Рейн вздохнула, понимая, что выдает желаемое за действительное.
Она и раньше навещала Кензи на съемках, поэтому попасть на площадку было нетрудно. Узнав ее, охранник широко улыбнулся и указал на Правый вагончик, заверив, что ее муж там.
Вагончик стоял в тени кипариса, кондиционер был включен. Дверь оказалась не заперта, и Рейн шагнула в приятную прохладу.
– Кензи, – позвала она, привыкая к полумраку после яркого солнца. – Надеюсь, сюрприз тебе понравится!
– Черт возьми! – послышался грудной женский голос.
Рейн пригляделась и похолодела.
Кензи растянулся на постели среди груды подушек, над ним склонилась полуобнаженная Анджела Грин, его партнерша по фильму. Ее пальцы с ярко-алыми ногтями лежали на застежке его брюк.
– Могла бы и постучать, – мрачно сказала Анджела.
У Рейни было чувство, будто ее ударили бейсбольной битой. Не может такого быть, это эпизод из дешевой мелодрамы. Возможно, они репетируют постельную сцену? Но Кензи не сделал попытки объясниться. Первый шок миновал. Лицо его было непроницаемым. Рейн казалось, что она слышит ход его мыслей, пока он подбирал лучшее объяснение.
Анджела сидела в прежней позе. Откинув назад пышные белокурые волосы, она весело сказала;
– Не расстраивайся, Рейни. Это все пустяки. Не велика беда.
Возможно, для Анджелы Грин, роскошной женщины, мечты многих мужчин и постоянной героини скандальных статей, это и пустяки, но не для Рейн Марло.
Не хватало еще разрыдаться перед ними. Усилием воли Рейн вскинула подбородок, приняв ледяной вид Вирджинии Марло. Что ж, уроки бабушки не прошли бесследно.
– Черт возьми, – начала она сквозь зубы, – как это я не подумала, что не стоит слишком доверять мужу? Я была о нем лучшего мнения.
Отстранив Анджелу, Кензи сел на кровати.
– Прости, Рейни. А впрочем, может, все к лучшему.
Хрупкая надежда рухнула. Стащив с пальца обручальное кольцо, Рейн с такой силой швырнула его, что оно подскочило и покатилось по полу.
– Предоставим это нашим адвокатам.
Она резко повернулась и вышла. Какое счастье, что она не появилась пятью минутами позже и не застала любовную сцену в самом разгаре! Если бы это произошло у нее на глазах, она бы не выдержала.
Она возвращалась в аэропорт. Потрясение было настолько сильным, что, казалось, лишило ее всяких эмоций. Слава Богу, она успела на обратный рейс.
Все семь тысяч миль полета она проплакала.
Рейн проснулась в слезах и обнаружила, что Кензи сидит на краю постели и озабоченно смотрит на нее.
– Ты в порядке?
Она чуть было не рассказала ему свой сон, но вовремя сообразила, что ей снилось случившееся наяву. Близость с Кензи воскресила прежние страдания, и они снова терзали ее. Он был прав, предупреждая накануне, что за радостью ночи придет горькое утро. Вздохнув, она сказала:
– Мне лучше.
Он помрачнел.
– Прости. Надо было отвезти тебя в отель сразу после ресторана. С моей стороны глупо было не предвидеть, что может произойти.
Рейн молча сравнивала недавнее наслаждение с ожившей болью.
– Все к лучшему. Я не люблю незавершенных дел. Теперь все кончено.
– Что ж, приятно узнать, что ночь прошла не напрасно.
Кензи хотел подняться, но Рейн остановила его:
– Поскольку у нас такой откровенный разговоp, самое время спросить, почему ты так быстро согласился расторгнуть наш брак. Он тебе так противен?
– Ничего подобного. – Он запнулся, подбирая слова. – Как и Джон Рандалл, я не создан для семейной жизни. Разница лишь в том, что я поздно понял это. И не так благороден. Лучше было бы вообще не жениться.
– Ради Бога, Кен, сейчас не девятнадцатый век. Старинные правила остались в прошлом. Ты был хорошим мужем и не казался несчастным. Совсем наоборот. Или это было притворство?
– Я не притворялся. Но у нас был роман, а не настоящий брак.
– Значит, нас связывал только секс?
На мгновение ей показалось, что он согласится. Вместо этого он неохотно сказал:
– Больше, чем секс. Я сделал тебе предложение, поддавшись эгоистическому желанию быть с тобой, но брак предполагает нечто большее. В сущности, я никогда не задумывался, что значит быть женатым мужчиной.
– Ты мог бы найти лучший способ покончить с нашим супружеством.
Он криво усмехнулся:
– Я не просчитываю все наперед, извини; Вместо того чтобы обдумать ситуацию, я позволил событиям идти своим чередом. И все закончилось хуже, чем можно было предположить. С моей стороны это непростительно.
– В жизни мало что нельзя простить.
Разговор был болезненный, но они в кои-то веки поговорили откровенно.
– Если бы у нас обоих была хоть капля рассудка, то мы могли бы пожить отдельно после выхода «Пурпурного цветка» и избежали бы многих неприятностей.
– Здравый смысл никогда не был моей сильной стороной, – слабо улыбнулся Кензи. – Относись к разводу как к пополнению твоего творческого багажа.
– Я предпочитаю учиться на чужих ошибках.
Но он был прав. Любое событие, даже самое неприятное и мучительное, преломлялось в ее творчестве.
– Кое-что надо пережить самой. – Он потянул за край одеяла, открывая ее до талии. – Хорошо, Рейни, уедем отсюда и забудем об этом. А пока, как подсказывает разум, надо использовать возможности – ночь на исходе.
Он наклонился и поцеловал ее живот, обведя языком края впадинки.
У Рейни перехватило дыхание, все ее женское существо напряглось, отвечая на ласку.
– Если… если ты снова это сделаешь, я буду не в состоянии анализировать твои слова.
Он снова сделал это, и мысли покинули ее.
Вэл подняла глаза от стола, заваленного документами, и вздохнула с облегчением, когда на пороге офиса появилась ее подруга.
Рейни подошла к кофеварке и поинтересовалась:
– В мое отсутствие больше никаких катастроф не произошло?
– Ни единой. Наверное, потому, что сегодня воскресенье и почти все отдыхают.
– Но ты работаешь. А где Гордон?
– Он отправился с друзьями на ленч в Санта-Фе. Я прикрыла тебя на случай, если ты не сможешь объяснить свое неожиданное исчезновение с Кензи.
Кофеварка заурчала, Рейн подставила чашку, достала из холодильника молоко.
– Ну, спрашивай, а то умрешь от любопытства.
– Я хорошо себе представляю, что могло произойти, – Валентина саркастически улыбнулась, – но не отказалась бы узнать душераздирающие подробности.
Добавив в кофе молоко, Рейн опустилась в мягкое кресло.
– Кензи отвез меня на одно ранчо, хотел, чтобы я посмотрела котят. Потом в ресторан и напоследок в потрясающие апартаменты, вырубленные в скале.
– Я читала об этом месте. Мне хотелось бы там побывать.
– Там невероятный покой и, уж конечно, ничто не напоминает о безумном мире кино. Мы говорили о Саре, и Кензи убедил меня, что лучше, чем я, ее никто не сыграет.
– Отлично! Я всегда считала, что это будет твоя лучшая роль.
Рейн состроила кислую мину.
– Кажется, все так думают, кроме меня. Однако как-то надо решать проблему, и я согласилась. Что и говорить, искусство требует жертв! У Кензи был с собой сценарий, так что мы почитали некоторые сцены.
– Так вы репетировали?! Какое благоразумие!
– Да, пока не оказались в постели.
– Я думала, что вы намерены поддерживать только деловые отношения.
– Мы пали жертвой безумия, вызванного тем, что изображали влюбленных. – Иронично улыбнувшись, Рейни закинула ногу на ногу. – Именно поэтому я отчаянно не хотела играть роль Сары.
Да, играть беззаветно влюбленную женщину непросто, если сама не любишь. Или любишь, но не должна себе этого позволять.
– Понимаю. Но нет ничего необычного в том, чтобы лечь в постель с мужчиной, с которым разводишься. Близкое знакомство и предчувствие вожделенной свободы залог бурного секса. И на мой взгляд, это дало тебе эмоциональную разрядку.
– Совершенно верно. У нас был долгий хороший разговор. – Рейн потянулась. – В какой-то момент я, подумала, не предложить ли ему начать все сначала, но, к счастью, наваждение быстро прошло.
Вэл отложила бумаги и подперла рукой подбородок.
– Ты хотела бы вернуться к нему?
Рейн нахмурилась:
– Если бы он был порядочным мужем, пожалуй, да. Но я не могу жить с человеком, которому не доверяю.
– Тогда не стоит и пытаться,
Вэл задумалась, стоит ли продолжать разговор. Она приехала в Нью-Мексико с намерением презирать Кензи, но ей это не удалось. Кроме того, что он был на редкость красивый мужчина, он еще обладал удивительной добротой, всегда был внимательным и обходительным. Но увы, чтобы быть порядочным мужем, этого недостаточно.
– Кензи абсолютно безнадежен? – все же спросила она. – Или просто однажды оступился и не хочет просить прощения?
– Вчера ночью он много говорил о том, что не создан для брака и наше супружество было ошибкой.
– Это всего лишь мое личное мнение, но по нему всегда заметно, если ты рядом. Кажется, он не упускает тебя из виду, даже если не смотрит на тебя. Мужчина, безразличный к женщине, не ведет себя так.
– Сексуальное влечение, и ничего больше, – фыркнула Рейн.
– Не скажи. В этом есть… не знаю… может быть, желание защитить. Забота. Скрытая любовь.
– Даже если ты и права, в чем я сомневаюсь, это не имеет значения. Ты знаешь, что такое быть замужем за героем-любовником? Женщины вешаются ему на шею и только и думают, как бы избавиться от меня. Школьницы вечно торчат у порога дома и готовы тут же сбросить юбчонки. Люди смотрят на меня и удивляются, как это мне удалось отхватить такой приз, и гадают, когда самый сексуальный мужчина в мире меня бросит. – Рейн отставила чашку и обхватила руками колени.
– Постарайся расслабиться. Ты сейчас сама не своя, – одернула ее Валентина. – Это ведь реакция публики, а не его собственные склонности и порывы.
