сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Погруженный в мечты, он вздрогнул, когда по комнате пробежался свет фар. Райлан осторожно снял Кару с коленок и накрыл ее пушистым принцессиным одеяльцем, потом проверил трех мальчиков, спавших на другом конце дивана и на полу.
Он выключил телевизор и подхватил с кресла любимое покрывало Хизер, а потом пошел встречать ее на крыльцо.
— Пока! — проорала Хизер, с трудом выкарабкиваясь из машины. — Люблю тебя, сучка ты чертова!
— Пока, детка, — отозвалась женщина за рулем — видимо, Таня. Хизер с грохотом захлопнула за собой дверцу и поковыляла к крыльцу, а машина, визжа, задом выехала со двора и умчалась.
— Здрасте, — невнятно пробормотала Хизер, заметив его. Когда она покачнулась, Райлан спрыгнул с крыльца и хотел было поддержать ее, но она с воинственностью закоренелой пьяницы отдернула локоть. — Не лезь. Обойдусь без твоей чертовой помощи.
Райлан на шаг отступил, но пока она медленно поднималась по ступенькам крыльца, все же на всякий случай держался поближе. Когда она рухнула в кресло-качалку, он укрыл ее покрывалом и, прислонившись к перилам, пристально осмотрел. Ее взгляд был стеклянным, расфокусированным, в уголках рта блестела слюна. Господи, она была в хлам.
— Чего пялишься? — проворчала она.
— Просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке, — ровно ответил Райлан. — Малыши спят. Мы посмотрели «Аладдина». Опять.
— Понятно. — Хизер, сев прямо, потерла лоб, потом запрокинула голову и застонала. — Дьявол, все кружится.
— Налить тебе кофе?
Когда она кивнула, Райлан сходил внутрь, заварил полчайничка кофе и, вернувшись, осторожно поставил кружку ей в руки. Она сделала пару неловких глотков и вздохнула.
— Ты хороший пацан, — проговорила она. Потом прибавила: — Не то что эта бестолочь Скотт.
— Не надо так говорить. — Райлан старался сохранять голос ровным. — Он вовсе не бестолочь.
— Тогда где его носит? — Она резко взмахнула рукой. — Тут его нет, значит, где-то блядует.
— Друзья решили сводить его куда-нибудь в честь дня рождения. На ужин в кафе и в кино.
Свой подарок Райлан планировал подарить Скотту позже. Он поежился, вспоминая, как улизнул после школы в аптеку. На кассе его лицо стало красным, как свекла, но скучающая кассирша, когда он протянул ей презервативы и смазку, и бровью не повела.
Оно стоило любого смущения, потому что Райлан хотел, чтобы сегодня ночью Скотт овладел им. Чтобы они сделали завершающий шаг к полной близости. А после, когда они, как всегда, крепко обнимутся, Райлан признается Скотту, что любит его. Следуй своему пути прямо с начала.
Хизер, издевательски фыркнув, снова перевела его внимание на себя.
— Черт подери, я и забыла про его день рождения. Ха. Уже восемнадцать, да? Пусть теперь следит за своим поведением, иначе я в два счета вышвырну его вон.
Райлан сразу же ощетинился.
— Тебе не придется его выгонять, — сжато вымолвил он, пока она прикуривала сигарету, — потому что после школы он запишется в ВМС. Потерпи еще пару месяцев, и он сам отсюда уедет, окей?
Хизер, выпустив дым из ноздрей, закашлялась смехом.
— В ВМС? — просипела она. — За каким хером? Этот никчемный дебил и полгода там не протянет.
Тут Райлан не выдержал.
— Ты можешь хоть на минуту перестать его принижать? — рявкнул он, не обращая внимания на ее гневный взгляд. — Он не дебил и не никчемный. Он ходил к вербовщику и, как только выпустится из школы, пойдет служить в армию.
— Да ну и флаг ему в задницу! — огрызнулась она. — Пусть будет проблемой Дядюшки Сэма. Мне насрать. — Она опять глубоко затянулась и, выдохнув дым, ядовито добавила: — Вот веселье-то его ждет — драить палубы. Посреди океана смазливая рожа ему точно не пригодится.
Райлан, утратив запал, обреченно поник.
— Почему ты так сильно его ненавидишь? — проговорил он. — Хизер, он же не виноват, что похож на отца.
Хизер перекосило, и она наставила на него трясущийся палец.
— Не смей упоминать при мне эту тварь! Никогда!
— Но почему? — продолжал недоумевать Райлан. — Если все давно в прошлом, и ничего уже не исправить, то зачем цепляться за ненависть? Зачем вымещать ее на своем сыне?
Хизер все тыкала в него пальцем.
— Ты думаешь, будто все знаешь, сопляк, — прошипела она. — Но это не так. Ни хера ты не знаешь.
— Так объясни. Помоги мне понять, почему заставляешь его снова и снова расплачиваться за ошибку, совершенную почти двадцать лет назад!
Она прикурила от бычка новую сигарету и щелчком отправила его в темноту.
— За ошибку, — с горечью повторила она. — За ошибку. — Хизер направила на него немигающий взгляд. — Ладно, дружочек, сейчас я тебе расскажу. — Ее глаза сузились. — Но сперва принеси-ка мне виски.
Райлан медленно оттолкнулся от перил и ушел в трейлер, где выудил из верхнего шкафчика спрятанную Скоттом бутылку. Захватив стопку, он вернулся обратно, но Хизер сразу потянулась к бутылке и приложилась к ней на несколько долгих глотков.
— Глядя на меня и не скажешь, что когда-то я была религиозной паинькой, да? — У него вытянулось лицо, и она засмеялась. — Да-да. Именно так. Я любила Иисуса и церковь. Посещала собрания, каждое воскресенье ходила на службу.
Она вытерла тыльной стороной руки рот и, глядя куда-то вдаль, сквозь него, откинулась на спинку кресла-качалки.
— В пятнадцать я приняла обет целомудрия и в качестве «ключей от моего сердца» надела на шею жетоны отца. Он был морпехом. Погиб в Ираке, когда я была маленькой.
У Райлана округлились глаза.
— Я не знал.
— Ты вообще мало что знаешь, пацан, — огрызнулась она. — Но да. Он был капелланом. Молился над умирающим парнем, и его самого подстрелил снайпер. Все говорили, что он делал богоугодное дело, и Господь забрал его на небеса. — Хизер вздохнула. — В общем, надела я на шею папочкины жетоны и поклялась ему, что отдам свою девственность только в первую брачную ночь.
Райлан посмотрел на нее — такую ожесточенную, пьяную — и сглотнул.
— Что же случилось?
Отхлебнув еще виски, она глубоко затянулась.
— Мы, дети военных, подрабатывали в магазине при части. Только за чаевые, но по субботам, когда люди получали зарплату, легко могли сделать долларов сто. Складываешь продукты в пакеты, провожаешь покупателя до машины, помогаешь все загрузить. Получаешь бабло.
— Неплохо, — произнес Райлан — тихо, чтобы не прервать череду ее мыслей.
— Да. Поэтому по воскресеньям у меня всегда находилось что положить в ящик для сборов. Отдавать десятину в память о папе было для меня очень важно. — Она рассеянно поглаживала себя по груди, будто искала жетоны, которые когда-то висели на ее шее. — Как-то раз на экспресс-кассе я положила в пакет упаковку пива, чипсы и пачку презервативов. Увидев этот набор, я покраснела, а когда подняла взгляд, то утонула в зеленых глазах самого прекрасного парня, какого я когда-либо видела в жизни. — Она сглотнула. — Он был высоким, красивым, черноволосым… просто невероятным. В общем, представь себе Скотти, и тогда ты поймешь, что в тот день увидела я.
Райлан кивнул, и Хизер продолжила:
— Он подмигнул мне, и я в буквальном смысле перестала дышать. А потом никак не могла перестать о нем думать. Все спрашивала себя, неужели по нашей земле и впрямь ходит подобная красота.
— Через неделю он снова пришел. Я глаз не могла оторвать от него, и он со мной поздоровался. Я тоже сказала «привет», и мы пару минут поболтали, уже не помню, о чем. Где-то с месяц он появлялся, как по часам, словно уходил в увольнение и вставал в мою очередь только ради меня. Я жила этими встречами.
Райлан прекрасно знал, что она чувствовала. Он подумал о силе красоты Скотта, о том, как его улыбка озаряла всю комнату, когда он туда заходил.
— Как-то раз, пока я несла его пакет до пикапа, он пригласил меня на свидание. Сказал: «Давай как-нибудь сходим выпить». Я ответила, что мне еще рано пить алкоголь и что я все равно бы не стала. Мол, спиртное — от дьявола. Он рассмеялся, но без издевки. И предложил просто прогуляться по пляжу.
Она вздохнула.
— Мне не разрешали ходить на свидания. Я могла гулять с друзьями из церкви, среди которых были ребята, но только с парнем — ни-ни. Но боже, мне так хотелось увидеться с ним… Он был бесподобен, и я ему нравилась. Я! И тогда я впервые в жизни нарушила правила. Выскользнула из дома, дошла до продуктового магазина, и там он меня и забрал.
Хизер надолго умолкла. В конце концов Райлан решился спросить:
— И что случилось потом?
Ее глаза заблестели от непролитых слез.
— Лучшая ночь в моей жизни — вот, что случилось, — просто сказала она. — Мы долго-долго гуляли по пляжу и разговаривали. Он вел себя, как истинный джентльмен, даже за ручку не брал, не спросив. Перед рассветом мы сели рядышком на песок, и когда взошло солнце, он попросил разрешения поцеловать меня.
Хизер закрыла глаза.
— И такой это был нежный, такой ласковый поцелуй... Прекрасный рассвет, шелест волн… все было как в сказке. Он прошептал, что влюбился в меня. — Она закусила губу. — Я призналась, что тоже полюбила его, и тогда он поднял меня на ноги, закружил и сказал, что я сделала его счастливейшим человеком на свете.
Когда она замолчала, Райлан мягко сказал:
— Наверное, это казалось таким нереальным. Ты была совсем неопытной и наивной, и вдруг появился мужчина, который сказал, что любит тебя.
— Это было как сон. Как дурман, — сказала она. — Я начала тайком уносить телефон в свою комнату, чтобы он мог мне звонить. По полночи перешептывалась с ним под одеялом. Исписывала его именем последние страницы тетрадок, а перед своим именем ставила «миссис». В общем, вела себя, как все влюбленные школьницы.
Она подняла лицо к козырьку над крыльцом. В тусклом сиянии света из трейлера она выглядела мягче, моложе. Более похожей на ту невинную девушку, которой когда-то была.
— Спустя какое-то время он начал говорить, что хочет меня. Ну, ты понимаешь. В постели. Что влюбленные выражают свои чувства именно так. — Она снова начала перебирать на груди несуществующие жетоны. — Начал говорить, как тяжело ему ждать, как сильно он хочет заняться любовью со мной.
Она заморгала, стиснула руки.
— Я не хотела нарушать клятву Господу и отцу, поэтому снова и снова отказывала ему. Говорила, что если он любит меня, то потерпит до свадьбы. Он соглашался. Говорил, что такую, как я, стоит ждать. Когда мы гуляли, он целовал меня, трогал — немного, — но ничего большего не позволял. Он говорил, что хочет, чтобы я ему доверяла.
— Однажды мы шептались по телефону, и он сказал, что скоро их отправляют за океан и что он не знает, надолго ли уезжает и вернется ли оттуда вообще. Он умолял прийти к нему и подарить воспоминания, которые помогли бы ему пережить время разлуки. Пообещал, что когда он вернется, мы сразу поженимся.
Костяшки ее пальцев совсем побелели, и Райлан, тронутый ее болью, накрыл ее руки своей.
— На следующий день, ночью, я пошла в казармы, — хрипло проговорила она, — готовая отдаться ему. Я говорила себе, что ничего неправильного в этом нет, ведь мы любим друг друга, что Господь нас поймет. И папочка на небесах тоже. Мы же поженимся. Я займусь сексом с законным мужем, просто немного раньше. Я повторяла это себе снова и снова, отталкивая чувство вины.
По ее щеке скатилась слеза.
— Мне было шестнадцать, но я практически ничего не знала о сексе — только основы — и не знала, чего ожидать. Мама ничего мне не объяснила, и мне запрещалось смотреть телевизор, слушать мирскую музыку и читать не связанные с религией книги. О предохранении я, естественно, тоже не знала.
— Он тебя изнасиловал? — выпалил Райлан, и она горько фыркнула.
— Может показаться, что все идет именно к этому, но нет, он меня не насиловал. Когда я пришла в его комнату, мы разделись и легли вместе в постель. Он поцеловал меня, поласкал, а затем забрал мою девственность. Мне было так больно. Ужасно. У него далеко не сразу получилось проникнуть внутрь, но он не принуждал меня, нет. Я сама хотела, чтобы он это сделал, ведь жене следовало подчиняться супругу, и это было богоугодным занятием для женатых людей. У меня в голове мы были женаты, поэтому то, что мы делали, было правильным, чистым.
Она перевернула руку ладонью вверх, и Райлан крепко сжал ее пальцы.
— Но едва успев кончить, он слез с кровати, завязал вокруг талии полотенце и, бросив меня там одну, ушел в коридор. — Она через силу сглотнула, и ее голос стал сиплым от слез. — Дверь осталась полуоткрыта, и я услышала, как он крикнул: «Готово! Сучки, платите!», а потом раздались голоса, поздравления, смех, шлепки по плечу. Они... они говорили ему: «Я не стану платить, пока не пойму, что ты точно трахнул ее! Где доказательства, бро?»
Райлан мог только в ужасе слушать.
— Видимо, он распахнул полотенце, чтобы показать кровь на себе — ту же кровь, которой были испачканы мои бедра. Я помню, как смотрела на эти темные пятна на своей белой коже, на простынях. В комнату то и дело заглядывали — злые, глумливые лица. А потом я услышала, как он пересчитывает, что получил.
Райлан ахнул, и Хизер кивнула.
— Он выиграл сотню баксов за то, что сорвал вишенку Хизер Эшворт, самой стойкой, самой повернутой на Христе девственницы нашего города. Я не скрывала, что приняла обет целомудрия. Я рассказывала о нем, гордилась им и всем, кто бы ни попросил, показывала жетоны отца. Очевидно, солдаты из части решили, что будет забавно устроить пари. Поспорить на то, что ради смазливого парня даже добрая христианочка станет шлюхой.
— Они все это спланировали. — Райлан услышал в своем голосе мучительный гнев. — Они подослали его к тебе, и все, что он говорил и что делал, было спланировано.
Хизер кивнула.
— Именно так. Он дурачил меня с первой встречи. Знал, что невинную, юную девушку, которая не разбирается ни в мужчинах, ни в том, как устроена жизнь, легко подцепить на крючок. Особенно подлецу с его внешностью. По условиям спора я должна была прийти к нему без принуждения, по собственной воле. И он заставил меня влюбиться в себя, а чтобы его дружки убедились в том, что все добровольно, разрешил им подслушивать наши с ним разговоры по телефону.
Райлан сжал ее пальцы.
— О боже.
— Слушай дальше. Вернувшись из коридора, он включил свет, бросил деньги на тумбочку и сказал: «Цыпа, давай-ка вставай. Тебе нельзя здесь оставаться. Через час придет моя девушка». Он поднял меня на ноги и сунул мне мои вещи, а увидев на простыне кровь, разозлился, потому что теперь ему было нужно перестилать ее.
— К тому времени я будто бы онемела. Не чувствовала вообще ничего. Пока он меня подгонял, я оделась. Он извинился за то, что не может меня отвезти — ведь ему было надо поменять простыню, — вытолкнул меня в коридор и запер дверь на замок.
По ее щекам потекли слезы.
— Мне пришлось идти через всю казарму одной, пока ублюдки вокруг смеялись, отпускали грязные шутки, спрашивали, понравилось ли мне быть распечатанной таким жеребцом, и предлагали добавить еще — мол, лишь попроси.
— О Хизер. — Райлан непроизвольно обнял ее, и она, прильнув к нему, задрожала.
— Кое-как добравшись до дома, я села в душ и оттерла с себя его запах, смыла все липкое между ног. Всю ночь я проплакала. Потом несколько дней не могла подняться с кровати. Мама жутко перепугалась, стала умолять меня рассказать, что со мною стряслось.
Райлан мягко баюкал ее, пока она всхлипывала.
— Но когда я наконец-то сломалась и призналась во всем, она не стала меня утешать. Нет. Она накричала на меня и назвала шлюхой, а потом сорвала с моей шеи жетоны и сказала, что я опозорила память отца, что он сейчас плачет на небесах, что его сердце разбито. Она сказала, что я грязная грешница, что отныне мне запрещено появляться перед приличными, богобоязненными людьми. Больше никакого церковного хора, никаких молодежных групп, ведь я могу развратить невинных детей.
Райлан прижал ее к своему плечу, и она, уткнувшись в его футболку лицом, сдавленно прошептала:
— Конечно же, я забеременела, и мама не разрешила мне сделать аборт. Она и ее подруги показали мне ужасные фотографии абортированных младенцев, сказали, что это убийство, что Господь, поместив в мое чрево ребенка любовника, наказывает меня за мой грех.
— А потом, после того, как они «спасли жизнь моего малыша», и он появился на свет, меня выставили за порог. Мама сказала, что будет молиться за спасение моей души, но видеть меня больше не хочет.
Райлан закрыл глаза.
— Что же ты сделала?
Хизер с искаженным лицом отодвинулась от него.
— Взяла ребенка и пошла жить к подруге. Танины мать и отец сидели в тюрьме, и она жила с двумя старшими братьями. Как-то ночью один из них пришел в мою комнату и сказал, что мне можно остаться у них при условии, что я буду с ним спать. «Жить за бесплатно здесь ты не будешь». Что еще мне оставалось? Я дала ему. И его брату. Они растрепали об этом, и за мной окончательно закрепилась репутация шлюхи. Чем я могла оправдаться, если у меня на руках был ублюдок?
