Текст книги "Похитители грез (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
Гэнси ничего не добавил. Его глаза просто задержались на Ронане с печалью. Он знал того достаточно хорошо, чтобы оскорбиться. Ронан чувствовал, что его анализируют, и, может быть, он хотел, чтобы его анализировали.
– Пойдемте, похороним ту хрень, – сказал он.
Вернувшись к БМВ, Гэнси оказался достаточно тактичен, чтобы не выглядеть самодовольным, когда Блу зажала рукой рот, а Адам втянул воздух при первом взгляде на человека-птицу. Ронан и Гэнси запихнули его в коробку из-под динамика настолько, насколько смогли, но достаточно, чтобы воображение материлось при виде трупа, торчащего с обеих сторон коробки. В любом случае, несколько часов после смерти никак не улучшили его внешнего вида.
– Что это? – спросил Адам.
Ронан коснулся одного из неровных когтей, свесившегося с края коробки. Существо было ужасным, леденящим душу. Он боялся их неярко, первобытно, непрерывно, из-за того, что бывал убит ими снова и снова в своей голове.
– Они приходят в кошмарах. Как будто кошмар их притягивает. Они ненавидят меня. Во снах их называют ночными ужасами. Или… niri viclis.
Адам нахмурился.
– Это латынь?
Ронан озадачился и решил:
– Я… не думаю.
Блу посмотрела на него пристально, и тут же Ронан вспомнил, как она обвинила его в знании другого языка на коробке-паззл. Вероятно, она была права.
Вчетвером они донесли гроб-коробку до линии деревьев. Пока моросил дождь, они, по очереди сменяя друг друга, копали мокрую почву. Ронан поглядывал наверх каждые несколько секунд, чтобы проверить Чейнсо. Ничто большое и черное ее не беспокоило, включая ее саму, и она держала дистанцию от гроба, даже когда тот оказался в яме. Но она обожала Ронана больше всего остального, так что притащилась ближе и клевала на земле невидимых насекомых.
К моменту, когда они скинули последнюю горсть земли на могилу, они промокли от дождя и пота. Ронан подумал, что было что-то согревающее в том, как они все закапывали тело в его интересах. Он бы предпочел, чтобы это существо осталось в его снах, но если оно должно было выскользнуть, то так было лучше, чем последний неконтролируемый кошмар.
С мягким ругательством Гэнси воткнул кончик лопаты в землю и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он положил лист мяты в рот.
– У меня мозоли. В «Нино»?
Блу безмолвно протестовала.
Гэнси посмотрел на Адама.
– Я согласен на все, – ответил Адам, в словах проскользнул его генриеттовский акцент, выдавая усталость. Это не было его обычное утомление. Что-то глубже. Для Ронана не так уж и невозможно было представить такую сделку, свитую на костях Адама.
Гэнси посмотрел на Ронана.
Ронан заботливо потер большим пальцем под одним из кожаных браслетов, убирая пыль и пот. Его интересовало, вернется ли он когда-либо назад. Мягко, только для Гэнси, он задал вопрос:
– Могу я пойти повидать маму?
Глава 20
Внутри фермерского дома все было черно-белым. Воздух был традиционно окрашен приятным ароматом детства Ронана: дыма гикори и самшита, семян травы и лимонного чистящего средства.
– Я помню, – глубокомысленно сказал Гэнси Ронану, – раньше ты обычно пах именно так.
Гэнси фыркнул на свое потрепанное отражение в зеркале в темной оправе, висящем в прихожей. Чейнсо кратко осмотрела себя, прежде чем спрятаться на другой стороне шеи Ронана. Адам сделал то же самое, но без части спрятаться в шее Ронана.
Даже Блу выглядела менее причудливо, чем обычно, освещение превращало ее абажуроподобное платье и колючие волосы в меланхоличного Пьеро.
– Такое ощущение, что тут все так же, как и когда вы здесь жили, – наконец, выдал Гэнси. – А, казалось бы, должно было измениться.
– Ты сюда часто приходил? – поинтересовалась Блу.
Он обменялся взглядами с Ронаном.
– Достаточно часто.
Он не сказал того, что думал Ронан: Гэнси был намного больше, чем брат для Ронана, больше, чем когда-либо им был Деклан.
Затихшим голосом Адам попросил:
– Можно нам немного воды?
Ронан повел их на кухню. Это была кухня деревенского дома, без излишеств, сильно потрепанная от использования. Ничего никогда не ремонтировалось и не обновлялось до тех пор, пока не прекращало работать, так что комната была смешением десятилетий и стилей: простые белые шкафы украшены сочетанием старых стеклянных затворов и медных ручек, столешня, на половину новая разделочная доска, на половину потертый ламинат, бытовые приборы – смесь снежно-белого и отполированного стального.
С Блу и Адамом, присутствующими там, Ронан смотрел на Барнс свежими глазами. Это были не пафосные, красивые, старые деньги семьи Гэнси. Этот дом был убого богат, предав его богатство не культурой или гонором, а тем, что никакого комфорта не хотелось: несогласованный антиквариат и медные кастрюли, настоящая ручная роспись на стенах и настоящие вручную связанные ковры на полу. Где родовое имение Гэнси было неприкасаемым музеем элегантных и непохожих вещей, Барнс был заповедником бильярдных столов и лоскутных одеял, шнуров для видеоигр и некачественно дорогих кожаных диванов. Ронан так это все любил. Почти невыносимо. Ему хотелось что-нибудь разрушить.
Вместо этого он сказал:
– Помните, я рассказывал, что папа… что мой отец был как я?
Он указал на тостер. Это был обычный тостер из нержавеющей стали для изготовления двух тостов сразу. Гэнси поднял бровь.
– Это? Это же тостер.
– Приснившийся тостер.
Адам беззвучно засмеялся.
– Как ты можешь так утверждать? – не унимался Гэнси.
Ронан отодвинул тостер от стены. В стене никакой розетки, в приборе никакого аккумулятора. Все же, когда он нажал на рычаг, нити накаливания внутри начали светиться. Как много лет он использовал этот тостер до того, как понял, что такое невозможно?
– На чем он тогда работает? – спросил Адам.
– Энергия грез, – сказал Ронан. Чейнсо неаккуратно спрыгнула с плеча Ронана на столешницу, и ей пришлось отпрянуть от прибора. – Там слишком чисто.
Пыльные брови Адама поднялись к линии его волос. Он произнес:
– Политики будут не рады. Не в обиду твоей маме, Гэнси.
– Все в порядке, – радушно ответил Гэнси.
– О, и это, – Ронан указал на календарь на дверце холодильника.
Блу его пролистала. Никого тут не было, чтобы сменить месяц, но это не важно. Каждая страница была одинаковой – двенадцать страниц апреля, на каждом фото изображены три черные птицы, сидящие на заборе. Было время, когда Ронан думал, что это просто подарок-розыгрыш. Теперь он мог с легкостью признать, что это артефакт разочарованного сна. Блу смотрела на птиц, носом почти касаясь изображения.
– Это стервятники или вороны?
А ту же самую секунду, как Ронан сказал:
– Вороны.
Адам ответил:
– Стервятники.
– Что здесь еще? – спросил Гэнси. Он использовал свой очень любопытный голос и очень любопытное лицо, те самые, которые обычно оставлял для всего, связанного с Глендовером. – Я имею в виду вещи из снов?
– Черт его знает, – ответил Ронан. – Никогда не изучал.
Генси предложил:
– Так давай изучим.
Все четверо кинулись от холодильника открывать шкафы и передвигать предметы на столешне.
– Телефон не подсоединен к стене, – заметил Адам, переворачивая старинный дисковый аппарат. – Но у него все еще есть длинный гудок.
В век сотовых телефонов Ронан нашел это открытие вообще не интересным. Сам он обнаружил карандаш, который на самом деле был ручкой. Даже царапанье ногтем грифеля в исследовательских целях показало, что это грифель карандаша, но кончик чертил идеальную линию синими чернилами, когда его вели по блокноту рядом с банкой карандашей.
– Микроволновка тоже не подключена, – сообщил Адам.
– Здесь ложка с двумя концами, – добавил Гэнси.
Пронзительный визг наполнил кухню. Блу обнаружила, что, когда сидение одного из высоких стульев вращалось, оно издавало звук, немного похожий на «Ветер, который колышет ячмень», играющую в несколько раз быстрее, чем она должна была бы играть. Она несколько раз провернула стул, чтобы увидеть, проиграет ли мелодия целиком. Не проиграла. Продукт еще одного разочарованного сна.
– Черт побери, – воскликнул Гэнси, роняя нож на столешницу. Он потряс рукой. – Он раскаленный докрасна.
Только это было не так. Лезвие из обычной нержавеющей стали, а его высокая температура стала очевидна только из-за слабого запаха расплавленной столешницы под ним. Гэнси дотронулся до ручки несколько раз, чтобы убедиться, что нож горячий целиком, а не только лезвие, и затем использовал кухонное полотенце, чтобы переложить его в подставку для ножей.
Ронан прекратил всерьез искать, а просто открывал и захлопывал ящики ради удовольствия слышать этот грохот. Он не был уверен, что хуже: отъезд или ожидание отъезда.
– Ну, это совсем не разочарование, – заметил Адам, демонстрируя рулетку, которую он нашел. Лента в ней растягивалась до двух футов шести дюймов и не больше. – Я бы выбросил ее на следующее утро.
– Идеально для измерения ящиков с хлебом, – сделал наблюдение Гэнси.
– Может, у нее ностальгическая ценность.
– Что насчет этого? – Блу в холле коснулась лепестка идеально синей лилии. Одной из дюжины, собранной в букет на столе. Ронан никогда особо не думал об этих цветах, а когда думал, то всегда полагал, что они искусственные, так как в вазе с ними никогда не было воды. Белые и синие лилии были увеличенного размера, похожие на паука с пористыми тычинками, таких бутонов он нигде больше не видел. Оглядываясь назад, он понимал, что должен был знать лучше. Адам отщипнул почку и повернул сырой стебель к другим парням.
– Они живые.
Таким вещам Гэнси не мог сопротивляться, так что Адам и Ронан направились дальше по холлу в столовую, пока Гэнси задержался у цветов. Когда Ронан обернулся через плечо, Гэнси стоял, держа в ладони один из бутонов. Было что-то смиренное и внушающее благоговение в том, как он стоял, что-то признательное и тоскливое в его чертах, когда он смотрел на цветок. Это было странное почтительное выражение лица.
Каким-то образом это заставило Ронана злиться сильнее. Он быстро отвернулся, пока Гэнси не поймал его за тем, что он наблюдает. В бледно-серой столовой Адам снимал деревянную маску с крюка на стене. Она была вырезана из мягкого темного дерева и выглядела как дешевый туристический сувенир. Дырки для глаз круглые и удивленные, губы сложены в легкую улыбку, достаточно большую для большого количества зубов. Ронан бросился через комнату.
– Нет.
Маска с грохотом упала на пол. Адам пораженно уставился туда, где Ронан схватил его за запястье. Ронан чувствовал свое собственное сердцебиение и стук сердца Адама через его запястье.
Тут же он освободил его и отпустил. Он поднял маску. И вернул ее на стену. Но пульс при этом не успокоился. Он не взглянул на Адама.
– Не надо, – сказал он. Но он не знал, что просил Адама не делать. Возможно, версия маски у его отца была полностью безопасна. Вполне вероятно, что она становилась смертельной только на голове Ронана.
Внезапно он не мог выдержать ничего этого: ни грез своего отца, ни дома своего детства, ни собственной кожи.
Он ударил кулаком по стене. Суставы вонзились в штукатурку, и штукатурка впилась в кожу. В момент он ощутил, как разорвалась кожа. Он оставил слабый оттиск своего гнева на стене, но она не треснула.
– Ох, да ладно, Линч, – сказал Адам. – Ты пытаешься сломать руку?
– Что это было? – позвал Гэнси из другой комнаты. Ронан понятия не имел, что это было, но он сделал это снова. А затем он пнул один из обеденных стульев. Швырнул высокую корзину с магнитофонами и свистульками напротив стены.
Сорвал несколько маленьких рамок с креплений. Раньше он бывал зол, но теперь он был ничем. Просто суставами и искрами боли.
Его рука резко остановилась на замахе.
Захват Гэнси был крепким, а его лицо в двух дюймах от лица Ронана не выражало веселья. Его взгляд одновременно светился молодостью и опытом. Больше опытом, чем молодостью.
– Ронан Линч, – сказал он. Это был голос, который Ронан не мог не слушать. В нем была вся та уверенность, которой у Ронана не было. – Прекрати это сейчас же. Иди, взгляни на мать. И затем мы уезжаем.
Гэнси держал руку Ронана на секунду дольше, чтобы удостовериться, что тот понял смысл верно, а затем бросил его руку и повернулся к Адаму.
– Ты просто собирался там стоять?
– Ага, – ответил Адам.
– Скромно для тебя, – заметил Гэнси.
В ответе Адама не было горячности.
– Я не могу справиться с его демонами.
Блу вообще ничего не сказала, но она ждала в дверях, пока Ронан к ней не присоединился. А потом, пока остальные двое начали приводить в порядок столовую, она сопроводила Ронана в гостиную. Это была не настоящая гостиная, никому больше не нужны были гостиные. Вместо этого, комната стала хранилищем для всего, что, казалось, не попадало куда-либо еще. Три несочетающихся кожаных стула стояли, обращенные друг к другу, на неровном деревянном полу – это была часть для заседаний. Высокая, тонкая глиняная вешалка держала зонты и затупленные мечи. Резиновые сапоги и детские ходули выстроились в ряд у стены. Коврики, сделанные из тугих обивочных завитков, в углу. Один из них был помечен заковыристой надписью, гласящей «не этот», сделанной почерком Найла. Странная железная люстра, напоминающая орбиты планет, висела в центре комнаты. Вероятно, Найлу она приснилась. Естественно, две другие люстры, висящие в углах, наполовину светильники, наполовину горшечные растения, были вещами из грез. Наверное, все здесь было оттуда. Только теперь, когда Ронан побывал вдали от дома, он мог увидеть, насколько дом был наполнен снами.
И там, в центре, находилась его красивая мать. У нее была аудитория из катетеров, капельниц, зондов для кормления – всего, в чем, как считала служба ухода на дому, она бы нуждалась. Но ей ничего не требовалось. Она была сидячей королевой старой легенды: золотые волосы отброшены с ее бледного лица, щеки пылали, губы красные, как дьявол, глаза спокойно прикрыты. Она выглядела совсем не так, как ее харизматичный муж и ее беспокойные сыновья.
Ронан подошел прямо к ней достаточно близко, чтобы заметить, что она совсем не изменилась с того момента, когда он ее в последний раз видел месяцы, месяцы назад. Хотя его дыхание колыхало волосы на ее висках, она не реагировала на присутствие сына.
Ее грудь поднималась и опускалась. Ее глаза оставались закрытыми.
Non mortem, somni fratrem. Не смерть, а брат ее, сон. Блу прошептала:
– Прямо как другие животные.
Правда – а он знал ее с самого начала, если бы он только подумал об этом – зарылась глубоко в нем. Блу была права.
Его дом был населен вещами и существами из грез Найла Линча, и его мать была просто одним из них.
Глава 21
Блу подумала, что было бы неплохо, если бы они взяли Ронана для консультации к ее семье. Нагреженные монстры это одно. Нагреженная мать – совсем другое. Следующим утром она на велосипеде прикатила на Фабрику Монмаут и предложила свою идею. Возникла тишина, а потом:
– Нет, – сказал Ронан.
– Извини? – переспросила она.
– Нет, – повторил он. – Я не пойду.
Гэнси, лежащий на полу рядом с длинной распечатанной аэрофотосъемкой энергетической линии, не поднял глаз.
– Ронан, не усложняй.
– Я не усложняю. Я просто говорю, что не пойду.
Блу продолжала:
– Это не поход к дантисту.
Ронан, прислонившись к двери в свою комнату, ответил:
– Точно.
Гэнси что-то пометил в распечатке.
– Это не имеет смысла.
Но смысл был. Блу думала, она точно знала, что происходило. Презрительно она спросила:
– Это связано с религией, не так ли?
Ронан усмехнулся:
– Ты не должна так говорить.
– Вообще-то, должна. Это та часть, в которой ты пошлешь меня и мою маму к черту?
– Я бы такую возможность не исключал, – сказал он. – Но у меня действительно нет внутренних ограничений.
В этот момент Гэнси повернулся на спину и сложил руки на груди. Он был одет в оранжево-желтую рубашку-поло, которая, по мнению Блу, была куда более адской, чем все, что они здесь обсуждали.
– О чем все это теперь?
Блу не могла поверить, что он все еще не знал, в чем был конфликт. Он был либо невероятно забывчив, либо удивительно осведомлен. Зная Гэнси, это было, без сомнений, первое.
– А тут Ронан начинает использовать слово «оккультный», – огрызнулась Блу. Она слышала различные версии этой беседы бесчисленное количество раз в ее жизни, это стало слишком банально, чтобы и дальше ее дразнить. Но она не ожидала такого от близкого окружения.
– Я никаких слов не использую, – сказал Ронан. Раздражающей чертой в Ронане всегда было то, что он злился, когда другие спокойны, и был спокоен, когда другие злились. Поскольку у Блу были готовы лопнуться жилы, его голос был совершенно тихим: – Я просто говорю, что не пойду. Может, это неправильно, а может, и нет. Моя душа и так в достаточной опасности.
При этом лицо Гэнси стало подлинно хмурым, и он выглядел, как будто собирался что-то сказать. Но потом просто немного покачал головой.
– Думаешь, мы в союзе с дьяволом, Ронан? – спросила Блу. Вопрос произвел бы лучший эффект, если бы она задала его с тошнотворной сладостью в голосе (она могла бы представить, как с этим справляется Кайла), но она была слишком раздражена. – Они злые прорицательницы?
Он роскошно закатил глаза. Было похоже, что он просто поглощал ее гнев, сохраняя его для момента, когда тот понадобится ему самому.
– Моя мама впервые узнала, что она экстрасенс, когда увидела будущее во сне, – не унималась Блу. – Во сне, Ронан. Было непохоже, чтобы она пожертвовала козу на заднем дворе, чтобы так было. Она не старалась видеть будущее. Это не что-то, чем она стала, это то, кто она есть. Я могла бы столь же легко заявить, что ты зло, потому что ты можешь забирать вещи из снов.
Ронан произнес:
– Да, могла бы.
Гэнси еще больше нахмурился. Он снова открыл рот и закрыл его.
Блу не могла оставить это так. Она сказала:
– И даже если это может помочь тебе понять себя и твоего отца, ты не пойдешь с ними поговорить.
Он пожал плечами так же пренебрежительно, как Кавински.
– Неа.
– Почему ты такой консервативный…
– Джейн, – громко сказал Гэнси. Забывчив! Он направил взгляд на нее, выглядя при этом настолько величественно, насколько мог, лежа на спине в оранжево-желтой рубашке поло. – Ронан.
Ронан возразил:
– Я совершенно, на хрен, цивилизованный.
– Ты средневековый, – ответил Гэнси. – Многократные исследования показали, что ясновидение приходится на область науки, а не магии.
Ох. Осведомлен.
– Да ладно, чувак, – отмахнулся Ронан.
Гэнси сел.
– Сам ты «да ладно, чувак». Мы все здесь знаем, что Энергетический пузырь может изгибать время. Ты сам каким-то образом умудрился написать на той скале в Энергетическом пузыре раньше, чем кто-либо из нас туда попал. Время – не прямая линия. Это круг, восьмерка или даже чертова пружина. Если ты в это можешь поверить, то я не понимаю, почему ты не можешь поверить, что кто-то способен подсмотреть что-нибудь дальше по этой пружине.
Ронан уставился на него.
Этот взгляд. Блу показалось, что Ронан Личн сделал бы что угодно для Гэнси.
«Возможно, я тоже», – подумала она. Ей было невозможно понять, как ему удавалось произвести такой эффект в этой рубашке-поло.
– Плевать! – сказал Ронан. Что означало, он пойдет. Гэнси взглянул на Блу.
– Счастлива, Джейн?
Блу произнесла:
– Плевать.
Что означало, она счастлива.
Мора и Персефона работали, но Блу удалось загнать в угол Кайлу в телефонной/швейной/кошачей комнате. Если у нее не могло быть всех троих, то Кайла была той, которая нужна в любом случае. Кайла была традиционной ясновидящей, как и две другие, но вдобавок она обладала странным даром – психометрией. Когда она касалась объекта, она могла часто почувствовать, откуда он, что думал его хозяин, когда его использовал, и что с ним будет в конце. Так как они, казалось, имели дело с чем-то, что было и людьми, и объектами одновременно, талант Кайлы был очень кстати.
Стоя в дверном проеме с Ронаном и Гэнси, Блу сказала:
– Нам нужен твой совет.
– Уверена, что нужен, – ответила Кайла не самым теплым тоном. Она использовала один из тех томный, выразительных голосов, который всегда казался больше подходящим для черно-белого кино. – Задавайте свой вопрос.
Гэнси вежливо поинтересовался:
– А вы уверены, что можете думать таким образом?
– Если сомневаетесь во мне, – рявкнула Кайла, – не вижу причины, почему вы здесь.
В защиту Гэнси нужно уточнить, что Кайла расположилась вверх ногами. Она была великолепно подвешена к потолку телефонной/швейной/кошачей комнаты. Единственной вещью, препятствующей ее падению на пол, была ярко-фиолетовая полоса шелка, обернутся вокруг одного из ее бедер.
Гэнси отвел взгляд. Он прошептал Блу на ухо:
– Это такой ритуал?
Блу допускала, что в этом было что-то немного магическое. Несмотря на то, что зеленая, обклеенная обоями в полоску, комната была заполнена множеством случайных предметов, было сложно отвести взгляд от медленно вращающейся фигуры Кайлы. Казалось невозможным, что длинный шелк выдержит ее вес. В данный момент она была повернута лицом в угол, а спиной к ним. Ее туника отклонилась, показывая много темно-коричневой кожи, розовую полоску бюстгальтера и четыре маленьких вытатуированных койота, бегущих по ее спине.
Блу, держа коробку-паззл в руке, прошептала ему назад:
– Это висячая йога. – А громче она произнесла: – Кайла, это о Ронане.
Кайла приняла другую позу, обернув шелк вокруг другого бедра.
– Напомни, который из них он? Симпатичненький?
Блу и Гэнси обменялись взглядами. Взгляд Блу говорил: «Извини, извини меня». А взгляд Гэнси спрашивал: «Это я симпатичненький?»
Кайла продолжала вращаться почти неощутимо. Становилось все более очевидно, когда она повернулась, что она не была самой худой женщиной на планете, но на животе у нее были ого-го какие мышцы.
– Футболка кока-кола?
Она имела в виду Адама. Он был одет в красную футболку кока-кола на первом гадании и теперь (уже навсегда) определялся по ней.
Ронан тихо прорычал:
– Змея.
Как только он произнес это слово, вращения Кайлы прекратились. Они долгое мгновение пялились друг на друга, он – снизу вверх, она – сверху вниз. Чейнсо на плече Ронана повернула голову, чтобы получше рассмотреть. Ронан сейчас не вызывал к себе никакого особенного сочувствия: красивый рот изогнулся в кривую линию, жуткая тату выползла из-под ворота его черной футболки, а ворон прижалась к его бритой голове. Сложно было вспоминать того Ронана, который приложил к своей щеке крошечную мышь в Барнс.
Кайла, висящая вверх тормашками, пыталась делать совершенно не заинтересованный вид, но по изогнутым бровям было очевидно, что ей ужасно интересно.
– Вижу, – наконец, сказала она. – Какого рода совет тебе нужен, змея?
– Мои сны, – ответил Ронан.
Теперь пренебрежительность бровей Кайлы соответствовала и её губам. Она позволила себе снова откружиться подальше от них.
– Для интерпретации снов вам нужна Персефона. Всего хорошего.
– Они тебя заинтересуют, – сказал Ронан.
Кайла хихикнула и вытянула ногу.
Блу издала звук раздражения. Сделав два больших шага через всю комнату, она прижала коробку-паззл к голой щеке Кайлы.
Кайла перестала вращаться.
Она медленно перевернула себя. Это телодвижение было таким же элегантным, как балетное па, неисполненный танец лебедя. Она произнесла:
– Почему ты не сказал?
Ронан ответил:
– Сказал.
Она сморщила сливовые губы.
– Кое-что ты должен обо мне знать, змея. Я никому не верю.
Чейнсо зашипела. Ронан сказал:
– Кое-что ты должна знать обо мне. Я никогда не лгу.
В течение всей беседы, Кайла продолжала заниматься воздушной йогой. Порой она находилась головой вверх, изогнув под собою ноги.
– Все эти вещи по-прежнему являются частью тебя. На мой взгляд, они ощущают себя так же, как ты ощущаешь себя. Ну, в основном. Они как обрезки твоих ногтей. Таким образом, они делят с тобой одну и ту же жизнь. Одну и ту же душу. Ты – та же самая данность.
Ронан хотел возразить этому – если Чейнсо свалится со стола, то он не почувствует её боли – но он также не почувствует боли ни одного из обрезков от своих ногтей.
– Поэтому, когда ты умрешь, они замрут.
– Замрут? Не умрут сами по себе? – спросил Гэнси.
Кайла перевернулась вниз головой, её колени и ступни были прижаты друг к другу. В этой позе она казалась коварным пауком.
– Когда ты умираешь, твой компьютер не умирает вместе с тобой. Они на самом деле не жили в том смысле, в котором ты воспринимаешь жизнь. Нет души, которая бы их оживила. Отними грезившего и… они, как компьютер, ждущий, когда нажмется «ввод».
Ронан подумал о тех словах, которые произнес Деклан несколько месяцев назад: «Мама без отца – ничто». Он был прав. Значит, мама никогда не проснется.
Кайла медленно перетекла в вертикальное положение, высвобождая руки.
– Змея, дай мне эту птицу.
– Сильно не сжимай, – предупредил Ронан, складывая и прижимая крылья ворона к её телу, отдавая её.
Чейнсо немедленно клюнула палец Кайлы. В ответ невпечатленная Кайла клацнула зубами.
– Поосторожнее, птичка-синичка, – сказала она Чейнсо с убийственной улыбкой. – Я тоже умею кусаться. Блу?
Это означало, что она хотела воспользоваться неочевидной способностью Блу, чтобы довести до совершенства свое видение. Блу положила одну руку Кайле на колено, а другой удерживала ее от вращения. Кайла так и зависла на долгое время, закрыв глаза. Чейнсо в её руках была неподвижна, распушив перья из-за испытанного от всего этого унижения. А потом Кайла устремила свой взгляд на Ронана, и её накрашенные сливовым губы растянулись в резко очерченную улыбку.
– Что ты натворил, Змея?
Ронан не ответил. Молчание никогда не принималось за неправильный ответ.
Кайла вложила птицу в руки Блу, которая, прежде чем вернуть её Ронану, попыталась её успокоить.
Кайла продолжила:
– Вот в чем дело. Твоя мать была сном. Твой дуралей-отец вынул её из него – что, разве недостаточно в мире женщин, обязательно делать еще одну? – и вот, у неё не стало сновидца. Ты хочешь её вернуть, она должна вернуться обратно в сон.
Она сотворила несколько положений, все элегантные и легкие на первый взгляд. Они чуть-чуть напомнили Ронану движение коробки-паззл тем, что казались немного нелогичными, немного невозможными. Было сложно понять, как она извлекала руку из шелка, не запутывая талию. Трудно видеть, как она крутила ногой, не падая на пол.
Ронан прервал молчание.
– Энергетический пузырь. Энергетический пузырь – сон?
Кайла перестала вращаться.
– Тебе не надо говорить, что я прав, – сказал Ронан. Он думал обо всех тех случаях, когда ему снились старые деревья Энергетического пузыря, какими знакомыми они казались, когда он гулял среди них, о том, что деревья знали его имя. Каким-то образом он был переплетен с их корнями, а они – с его венами. – Если мама окажется в Энергетическом пузыре, то она оживет.
Кайла уставилась на него. Молчание никогда не принималось за неправильный ответ.
Вмешался Гэнси:
– Значит, полагаю, мы должны вернуть Энергетический пузырь.
Блу наклонила голову, чтобы Кайла была чуть менее в перевернутом виде по отношению к ней.
– Есть предложения?
– Я не волшебник, – сказала Кайла. Блу её крутанула. Кайла все вращение беспечно и довольно смеялась. Она указала на Ронана, когда тот направился к двери.
– Но есть он. Еще избавьтесь от той маски. Будет немного противно.
