Текст книги "Похитители грез (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Глава 38
После того, как вечеринка сошла на нет, Гэнси выбрался на заднюю лестницу, избегая своей семьи. Он не знал, где был Адам – предполагалось, что тот будет спать в старой комнате Гэнси, а гости его матери займут все другие свободные комнаты – и он не искал его.
Гэнси должен был спать на диване, но сегодня у него не будет сна. Так что он тихо вышел во внутренний сад.
Вздохнув, он присел на край бетонного фонтана. Здесь было много тонкостей и чудес английского сада, но большинство из них терялось после наступления темноты. Воздух был насыщен ароматом самшита, гардении и китайской еды. Единственные цветы, которые он мог видеть, были белыми и сонливыми.
Его душа внутри была ободранная и избитая.
То, что ему было нужно, это сон, чтобы этот день можно было бы закончить и начать новый. То, что ему было нужно, это способность выключить воспоминания, чтобы он смог прекратить проигрывать ссору с Адамом в голове.
«Он ненавидит меня».
То, что он хотел, это оказаться дома, а дом был не здесь.
Он был на пределе, чтобы решать, что мудро, а что нет. Он позвонил Блу.
– Алло?
Он зажмурил глаза. Только звук ее голоса, колыбельная песня Генриетты, заставлял его чувствовать себя истерзанным и разрушенным.
– Алло? – повторила она.
– Я тебя разбудил?
– О, Гэнси! Нет, не разбудил. У меня была смена в Нино сегодня. Твои дела закончились?
Гэнси лег, прислонившись щекой к всё еще нагретому солнцем бетону ограды фонтана, и вгляделся в полночный сад за натриевым туманом, который был Вашингтоном, округ Колумбия. Он держал трубку телефона у другого уха. Тоска по дому его съедала.
– На сегодня.
– Извини за шум, – сказала Блу. – Здесь зоопарк, как обычно. Я только возьму… хмм… йогурт и тогда… поговорим. Так что тебе нужно?
Он глубоко вздохнул.
«Что мне нужно?»
Он снова увидел лицо Адама. Проиграл в голове свои вопросы. Он не понимал, какой из них был неправильным.
– Ты думаешь… – начал он. – Ты могла бы рассказать мне, что прямо сейчас происходит в твоем доме?
– Что? Типа что делает мама?
Огромное насекомое прожужжало над его ухом, будто на посадке пассажирский самолет. Он продолжал лежать, хотя облет был совершен достаточно низко, чтобы пощекотать его кожу.
– Или Персефона. Или Кайла. Или кто угодно. Просто опиши это мне.
– О, – произнесла она. Ее голос немного изменился. Он услышал, как она придвинула стул к телефону. – Ну, ладно.
И она рассказала. Иногда она говорила с полным ртом, а иногда она делала паузы и отвечала кому-то еще, но она не торопилась и уделила время в полной мере каждой женщине в доме. Гэнси моргал все медленнее. Запах ресторанного ужина пропал, и все, что осталось, это тяжелый, приятный аромат растений. Это и голос Блу на другом конце трубки.
– Вот так? – наконец, поинтересовалась она
– Да, – ответил Гэнси. – Спасибо.
Глава 39
С Серым Человеком происходило что-то странное и химическое. Однажды его зарезали отверткой (головка Филлипс, ярко-синяя ручка), и влюбленность в Мору Сарджент была именно такой. Он ничего не чувствовал, когда отвертка пронзила его бок. Это не было невыносимо, когда он сшивал рану у кровати, смотря одновременно «Последнего рыцаря» по телевизору (Арбор Пэлас: ночлег и питание, местный колорит!). Нет, стало хуже, когда рана начала затягиваться. Когда он уже начал привыкать к новой коже, на месте пореза.
Теперь рваная рана в его сердце рубцевалась, и он не мог перестать это ощущать.
Он чувствовал это, когда установил новые счетчики в Погроме Цвета Шампанского. Цифры ухмылялись ему, подмигивали и щебетали.
Он чувствовал это, когда вскрывал подошву своей второй пары обуви и вынимал припрятанную заначку. Банкноты нежно трепали его по руке.
Он чувствовал это, когда взялся за дверную ручку винилового особняка Кавински. Входная дверь распахнулась настежь, не сопротивляясь. Он обнаружил дом, полный чудес, и ни одно из них не было Грейвореном. Миссис Кавински медленно подняла щеку с туалетного столика, ресницы едва трепетали, ноздри сопливы.
– Я плод вашего воображения, – сказал он ей.
Она кивнула.
Он чувствовал это, когда склонялся над БМВ Ронана Линча, припаркованной на стоянке Фабрики Монмаут, и смотрел идентификационный номер машины. Обычный номер состоял из семнадцати цифр, которые указывали, что это за машина, и где она была произведена. Номер данного БМВ состоял всего из восьми цифр и указывал на дату рождения Найла Линча. Серый Человек неосознанно порадовался этому.
Он чувствовал это, когда позвонил Гринмантл и кричал сердито и взволнованно о количестве времени, которого не вернуть.
– Вы меня слышите? – требовательным тоном спросил Гнирмантл. – Есть необходимость в моем приезде?
Серый Человек ответил:
– Генриетта – приятный городок.
Он чувствовал это, когда позволил себе войти в дом приходского священника Святой Агнесс и поинтересоваться у пастора внутри, исповедовались ли братья Линч в том, на что следовало бы обратить внимание. Шокированный священник издавал разнообразные шумы, когда Серый Человек схватил того и протащил через небольшую ламинированную столешницу в кухне, круглый стол для завтрака и через автоматическую кормушку для двух приходских кошек, Джоан и Димфны.
– Вы очень больны, – сказал священник Серому Человеку. – Я найду способ вам помочь.
– Мне кажется, – ответил Серый Человек, опуская священнослужителя на ларец с новыми молитвенниками. – Я уже его нашел.
Он чувствовал это, когда каждое устройство в Унынии Цвета Шампанского загорелось, как рождественская елка, вспыхивая, рыдая и пульсируя изо всех сих. Когда это впервые началось, его первой мыслью было: «Да. Да, именно это я чувствую».
А потом он вспомнил, зачем он здесь.
Вспыхнули огни, датчик резко подскочил, заголосил сигнал тревоги.
Это был не тест.
Медленно, неумолимо показания вытянули его из города, вознаграждая еще более мощным результатом. Серый Человек чувствовал это даже сейчас, в неизбежности охоты за сокровищем. Время от времени устройства зависали, данные мерцали. А потом, как раз тогда, когда он начинал подозревать, что аномальность исчезла навсегда, оставив его на произвол судьбы, измерители вновь взрывались светом и звуком, еще более сильными, чем до того.
Это был не тест.
Сегодня он найдет Грейворена.
Он это чувствовал.
Глава 40
В одиннадцать следующим утром Гэнси получил серию сообщений от Ронана. Первое было просто фотографией. Крупный план части анатомии Ронана, которую он раньше не видел.
С привязанным туда закрученным ирландским флагом. Это не было самое гротескное проявление национализма, но близко к тому.
Гэнси получил сообщение в середине чайных посиделок его матери. Одурманенный плохим сном на диване, ошеломленный сдержанной социализацией, творящейся вокруг, и преследуемый ссорой с Адамом, он не сразу осознал возможный смысл такой фотографии. Понимание только начинало пробиваться, когда пришло второе сообщение.
«Прежде чем ты услышишь это от кого-либо другого: я разбил Свинью».
Гэнси внезапно совсем проснулся.
«Но не волнуйся, чувак, я все взял под контроль. Передавай привет твоей маме от меня».
Во всяком случае, выбор времени был удачным. Потому что Гэнси унаследовал от своей матери крайнюю неприязнь демонстрации скверных эмоций на публике («Лицо каждого – это зеркало, Дик, стремись заставить его отражать улыбку»), получение новостей в окружении аудитории, тонкого фарфора и смеха дам в их пятьдесят подарило ему время, чтобы выяснить, как реагировать.
– Все в порядке? – спросила женщина напротив него. Гэнси моргнул.
– О, да, спасибо.
Не было таких обстоятельств, при которых он ответил бы на этот вопрос по-другому. Возможно, только если бы он обнаружил, что кто-то из его семьи умер. Возможно, если бы одна из его конечностей была бы отделена от тела.
Возможно.
Когда он передавал поднос огуречных сэндвичей от женщины справа к женщине слева, он задался вопросом, проснулся ли уже Адам. Он подозревал, что Адам не спустился бы, даже если и проснулся.
Его мозг проиграл изображение Адама, швыряющего фигурки на пол.
– Эти сэндвичи восхитительны, – сказала женщина справа женщине слева. Или, может быть, ему.
– Они из ресторана Клариссы, – автоматически ответил Гэнси. – Огурцы местные.
«Ронан взял мою машину».
В этот момент воспоминание о Ронане и его отвратительной улыбочке не казалось сильно отличающимся от Джозефа Кавински и его соответствующей грязной ухмылки. Гэнси пришлось себе напомнить, что у них есть очень существенные различия. Ронан был сломлен, Ронан излечился, у Ронана есть душа.
– Я так довольна стремлением поддержать местную пищу, – сказала женщина справа, наверное, женщине слева. Или, может быть, ему.
Ронан обладал очарованием. Просто оно было глубоко зарыто.
Очень глубоко.
– На вкус свежие, – добавила женщина слева.
Дело в том, что Гэнси знал, что происходило по пятничным вечерам, когда БМВ Ронана возвращалась с запахом горелых под давлением тормозов и сцепления. И он поэтому забрал ключи от Камаро с собой, когда уезжал. Так что это не было сюрпризом.
– И правда, преимущества здесь в снижении затрат на топливо и транспортировку, – произнес Гэнси, – это передается потребителю. И на окружающую среду.
Но что он имел в виду под «разбил»?
Мозг Гэнси был перегружен. Он чувствовал, как его синапсы [47]47
синапс – область контакта нервных клеток между собой или с иннервируемыми ими тканями
[Закрыть]убивают друг друга.
– Можно только гадать о потерянных рабочих местах в грузоперевозках, – сказала женщина справа. – Передай сахар, будь любезен.
Передавай привет твоей маме?
– Я, конечно, чувствую, что есть необходимость местной инфраструктуры в обработке, и продажа продукции приведет к нулевым потерям рабочих мест, – рассуждал Гэнси. – Самой большой проблемой будет регулирование ожиданий людей в связи с сезонностью производства, которое они ожидают круглый год.
Отключка.
– Возможно, ты прав, – согласилась женщина слева. – Хотя мне нравятся персики зимой. Я тоже возьму сахар, если не возражаешь?
Он передал чашу комковатого рафинированного коричневого сахара от женщины справа женщине слева. Через стол Хелен активно показывала на сливочник, выполненный в виде лампы джина. Она выглядела свежо, как диктор новостей.
Подняв глаза, она поймала взгляд Гэнси, затем промокнула уголки губ салфеткой, сказала что-то своему собеседнику и встала. Она указала на Гэнси и махнула в сторону двери на кухню.
Гэнси извинился и присоединился к ней на кухне. Это была единственная часть дома, которая не была отремонтирована за последние два десятка лет, здесь всегда было темно и неопределенно пахло луком. Гэнси остановился у кофе-машины. У него тут же возникло отдаленное воспоминание о его гламурной матери, помещающей термометр кувшина для молочной пены ему под язык, чтобы измерить температуру. Время ощущалось неуместным.
За Хелен захлопнулась дверь.
– Что? – тихо спросил он.
– Ты выглядишь так, будто бы потратил свой последний чек радости.
Он прошипел:
– Что же это значит?
– Не знаю. Я просто проверяю.
– Ну, это не сработает. Не имеет смысла. И в любом случае, у меня множество чеков радости. Целый вагон.
Хелен спросила:
– Что там случилось, в твоем телефоне?
– Очень маленькое списание со счета радости.
Улыбка его старшей сестры ярко засияла.
– Видишь, работает. А теперь, тебе было нужно или не нужно убраться из той комнаты?
Гэнси слегка наклонил голову, подтверждая. Братья и сестры Гэнси хорошо знали друг друга.
– Всегда пожалуйста, – сказала Хелен. – Дай мне знать, если тебе понадобится подписать чек радости.
– Я, правда, не думаю, что сработает.
– О, я считаю, тут обещание, – ответила она. – Теперь, если ты меня извинишь, я должна вернуться к мисс Капелли. Мы говорим о пространстве адаптационного синдрома и эффекте Кориолис. Я просто хотела, чтобы ты знал, что упускаешь.
– Упускаю – сильное слово.
– Да, сильное.
Она толкнула раскачивающиеся двери. Гэнси стоял в тусклой, пахнущей овощами кухне, пока они не прекратили качаться. Затем он набрал номер Ронана.
– Дик, – произнес Кавински. – Гэнси.
Убрав телефон от уха, Гэнси проверил, действительно ли он звонит на правильный номер. На экране читалось: РОНАН ЛИНЧ. Он не мог понять, как телефон Ронана оказался в руках Кавински, но случались вещи и более странные. По крайней мере, сообщения теперь имели смысл.
– Дик-Три, – сказал Кавински. – Ты там?
– Джозеф, – любезно обратился Гэнси.
– Забавно, что я от тебя услышу. Видел, твой автомобиль катался по округе прошлой ночью. Теперь у него пол лица. Бедный ублюдок.
Гэнси закрыл глаза и позволил себе тихий вздох.
– Извини, я тебя не слышал, – продолжи Кавински. – Повтори? Знаю, знаю… То же самое мне сказал Линч.
Гэнси свел зубы в очень ровную линию. Отец Гэнси, Ричард Кэмпбел Гэнси II, тоже прошел через школу-интернат, теперь уже не существующий Рочестер Холл. Его отец, коллекционер вещей, коллекционер слов, коллекционер денег, рассказывал заманчивые истории. В них Гэнси мельком улавливал утопическое общество лордов, предназначенных для знаний, заинтересованных в погоне за мудростью. Это была школа, в которой не просто преподавали историю, нет, она носила историю, как удобный пиджак, любимый со всех его потертых сторон. Гэнси II описывал студентов – по правде, товарищей – сформировавших узы братства, которые будут длиться до конца их жизней. Как Клайв Стейплз Льюис [48]48
Клайв Стейплз Льюис – англ. писатель, филолог-медиевист и литературовед
[Закрыть]и Инклинги [49]49
Инклинги – клуб оксфордских преподавателей и литераторов, существовавший в 1930-40-х
[Закрыть], Уильям Батлер Йейтс [50]50
Уильям Батлер Йейтс – ирландский поэт и драматург, Лауреат Нобелевской премии по литературе graph-definition>
1923 года
[Закрыть]. и Национальный Театр Ирландии, Толкиен и его Колбитар [51]51
Колбират – клуб любителей викингов, образованный Джоном Рональдом Руэлом Толкиеном.
[Закрыть], Глендовер и его придворный поэт Иоло Гох, Артур и его рыцари. Это было сообщество знатоков, только за пределами юности, своего рода Marvel Comic [52]52
Marvel Comics – американская компания, издающая комиксы, получившая среди поклонников комиксов прозвище «Дом идей»
[Закрыть], где каждый герой представляет другую руку гуманитарных наук.
Это были не деревья из туалетной бумаги и шепчущие взятки, не лужайка для игры в сокс и способность к делам, не подаренная водка и украденные автомобили.
Это была не Академия Аглионбай.
Иногда разница между той утопией и реальностью опустошала Гэнси.
– Хорошо, – сказал Гэнси. – Это было здорово. Ты возвращаешь телефон обратно Ронану во всех смыслах.
Повисла тишина. Это была ловкая тишина, такая, которая заставляет случайных свидетелей поворачивать головы и замечать ее, точно так же, как громкий смех.
Гэнси это не совсем заботило.
– Он собирается попытаться сильнее, – произнес Кавински.
– Прошу прощения?
– И это тоже мне сказал Линч.
Гэнси мог слышать кривую улыбку в голосе Кавински. Он спросил:
– Ты когда-нибудь думал, что твой юмор делает слишком много виражей в сторону похотливости?
– Чувак, не тестируй меня. Вот что происходит. Ронана, которого ты знаешь, больше нет. У него момент совершеннолетия. Ро… Рон… ронановзросления. Черт меня побери! Тестируй это, Дик-дик-дик.
– Кавински, – ровно произнес Гэнси. – Где Ронан?
– Прямо здесь. ПРОСНИСЬ, ГРЕБАННЫЙ ПОДЛИЗА, ЭТО ТВОЯ ПОДРУЖКА! – проорал Кавински. – Извини. Он полностью в отключке. Могу я принять сообщение?
У Гэнси ушла очень долгая минута, чтобы успокоиться. Он обнаружил по другую сторону минуты, что все еще зол, чтобы говорить.
– Дикки, ты все еще там?
– Я здесь. Что ты хочешь?
Кавински ответил:
– То же, что хочу всегда. Развлечений.
Телефон замолчал.
Пока Гэнси стоял там, он внезапно вспомнил историю о Глендовере, ту, которая его всегда беспокоила. Глендовер был легендой во многих отношениях. Он поднял мятеж против англичан, когда любой другой средневековый человек его возраста награждал старость и смерть уничтожительным взглядом. Он объединил людей, преодолел невозможные разногласия и объехал весь Уэльс на слухах о его магических силах. Защитник, воин, отец. Мистический гигант, который оставил за собой постоянный след.
Но эта история… Некоторые валийцы не были убеждены, что бросание камней в их английских соседей улучшило бы тяжелое положение Уэльса. В частности, один из двоюродных братьев Глендовера, человек по имени Хивел, думал, что Глендовер был не в своем уме. Как и в большинстве семей, он выразил свои разногласия во взглядах, подняв небольшую армию. Это должно было оттолкнуть большинство принцев, но не Глендовера. Он был защитником – как Гэнси – и верил в силу слов. Он договорился встретиться с Хивелом один на один в оленьем парке, чтобы все обсудить.
У Гэнси не было проблем с историей до этого момента. Это был Глендовер, за которым он следовал всюду.
Затем двое мужчин заметили оленя. Хивел поднял лук. Но вместо того, чтобы выстрелить в животное, он выпустил стрелу в Глендовера… который умно надел кольчугу под тунику.
Гэнси бы предпочел, чтобы история заканчивалась здесь.
Но нет. Вместо этого, неповрежденный стрелой и разъяренный предательством Глендовер погнался за Хивелом, ударил его ножом и, наконец, засунул тело Хивела внутрь дуба.
Вся эта поножовщина, засовывание и полная потеря характера казались довольно позорными. Гэнси желал бы никогда не находить эту историю. Но теперь, слушая неторопливый смех Кавински на другом конце связи, воображая пьяного Ронана во время его отсутствия в Генриетте, представляя Камаро в любом состоянии, кроме того, в котором он ее оставил, Гэнси подумал, что он, наконец, понял.
Он был одновременно и ближе, и дальше от Глендовера, чем когда-либо до этого.
Глава 41
Ронан очнулся в кресле кинотеатра. Конечно, это был не совсем кинотеатр, а домашний подвальный кинотеатр в большом, зыбком пригородном особняке. При свете дня он увидел, что все было устроено как надо. Настоящие киношные кресла, машина для попкорна, потолочный проектор, полки, полные дисков с боевиками и порно с незатейливыми названиями. Он смутно вспоминал, менее остро, чем сон, как смотрел бесконечное видео про гонки, проходящие на улицах Саудовской Аравии, на большом опускающемся экране прошлой ночью. Что он делал? Он понятия не имел, что делал. Он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме сотни белых Митсубиши в поле.
– Тебя не вырвало, – заметил Кавински со своего насеста через два кресла. Он держал в руке сотовый Ронана. – Большинство людей после такого количества возлияний рвёт.
Ронан не сказал правды, что было связанно с тем, что он знал, как это, напиваться до бесчувствия. Он вообще ничего не сказал. Он просто уставился на Кавински, делая в уме подсчеты: сотня белых Митсубиши, два десятка поддельных удостоверений личности, пять кожаных браслетов. Их двое.
– Скажи чего-нибудь, Человек Дождя, – обратился Кавински.
– Остальные здесь?
Кавински пожал плечами.
– Черт их знает.
– Твой отец такой же?
– ТВОЙ отец такой же?
Ронан поднялся. Кавински наблюдал за ним, как он испытывал три хлипкие белые двери, пока не нашел ванную. Он захлопнул за собой дверь, пописал, плеснул себе в лицо водой и уставился на себя.
Сотня Митсубиши. По другую сторону двери раздался голос Кавински:
– Чувак, я начинаю скучать. Хочешь дорожку?
Ронан не ответил. Он вытер трясущиеся руки, заставил себя собраться и вышел. Он сел у стены и наблюдал за Кавински, который делал дорожку на машине для попкорна. Вновь мотнул головой, когда Кавински приподнял бровь, предлагая.
– Ты всегда такой разговорчивый, когда выпьешь? – поинтересовался Кавински.
– Что ты делаешь с моим телефоном?
– Звоню твоей маме.
– Еще одно слово про мою мать, – просто сказал Ронан, – и я разобью тебе рожу. Как ты это делаешь?
Он ожидал, что Кавински отпустит еще одну скабрезную шуточку про его мать, но вместо этого, тот только сосредоточил взгляд на Ронане, свои прококаиненные огромные зрачки.
– Такой ожесточенный. Прямо парнишка с плаката о посттравматическом стрессе. Тебе известно, как я это делаю, – ответил Кавински. – Я видел, как ты это делал.
Сердце Ронана судорожно дернулось. Казалось, невозможно привыкнуть к этому секрету, будучи на противоположной стороне.
– Что ты несешь?
Кавински вскочил на ноги.
– Твоя «попытка самоубийства», чувак. Я видел, как это произошло. Ворота выходят прямо на окна Проко. Я видел, как ты проснулся, и появилась кровь. Я знал, что ты такое.
Это было месяцы, месяцы и месяцы тому назад. До начала уличных гонок. Все время. Кавински знал все это время.
– Ни черта ты не знаешь обо мне, – сказал Ронан.
Кавински подпрыгнул и встал на одно из кресел. Мебель качнулась под ним, тихо пропев – скрипнув популярной попсой двухгодичной давности – и Ронан осознал, что это, должно быть, тоже сон.
– Да ладно, чувак.
– Расскажи, как ты это сделал, – потребовал Ронан. – Я имею в виду не только сны. Машины. Удостоверения личности. И… – Он поднял запястья, указывающие на браслеты. Список можно было продолжать бесконечно. Фейерверки. Наркотики.
– Ты должен пойти за тем, что хочешь, – сказал Кавински. – Ты должен знать, чего хочешь.
Ронан ничего на это не сказал. Невозможные условия для него. Ему бы и самому хотелось знать, чего он хочет.
Кавински расплылся в широкой улыбке.
– Я тебя научу.
