Текст книги "Королева сплетен выходит замуж"
Автор книги: Мэг Кэбот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
– Давайте просто забудем все, что я говорила, ладно? – нетвердым голосом спрашиваю я, – Давайте поговорим о чем-нибудь другом...
– Неееет! – кричит бабуля так громко,что мне приходится убрать трубку от уха.
– Давайте поговорим о вашем платье, Ава, – говорю я, игнорируя бабулю. – Я думаю, что вы правы, нам надо добавить немного консервативности сюда. В конце концов это ваша свадьба, и вы выходите замуж за парня из королевской семьи. Но так как церемония будет летом, я думаю, что надо немного укоротить рукава.
– До чего же скучно, – угрожает бабуля, – Я отключаюсь.
– Вы молоды и стройны, и мы можем этим воспользоваться. И так как свадьба будет проходить в Греции, я думаю платье с талией в стиле ампир будет подходить обстановке. Вот, взгляните, что я имею ввиду.
В моем ухе раздается гудки отбоя. Я игнорирую их, закрывая сотовый телефон и откладывая его в сторону. Я поговорю с бабулей позже. Хочет побывать в моей пещерке?
С трудом, я, наконец, смогла сдвинуть тему нашего разговора подальше от моей личной жизни на мои идеи относительно платья Авы – которые ей, кажется, понравились – до тех пор, пока Тиффани ни раздражается, вглянув на часы, висящие на стене:
– Дерьмо! Мне нужно идти на работу. Я имею ввиду на мою другую работу. Ладно, ребята, не говорите ни о чем интересном, пока меня не будет. И, Лиззи, не смей принимать ни каких решений относительно Чаза, не посоветовавшись со мной. Очевидно, что тебе нельзя это доверять. Короче, ты знаешь. Сначала позвони мне, если появиться что-то новенькое, и мы это обсудим.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – сопя, говорю я. – Как я уже сказала – причем неоднократно – я люблю своего парня – то есть, я имею ввиду, своего жениха – и между мной и его лучшим другом ничего не будет происходить, потому что между нами ничего не может быть.
– Правильно, – говорит Тиффани со смехом, который подхватили все остальные в ателье, кроме меня.
Потом Тиффани вышла – сообщила, что папарацци все еще ждут на углу и что Аве лучше продолжить прятаться – на что я объявила, что мне необходимо работать – сделать кое-какие наброски платья для Авы; плюс были платья от Бианки, которые я была настроена закончить; не считая того множества проектов, которые я начала, учитывая тот факт, что мой босс будет отсутствовать в течение ближайших четырех-шести недель по словам его жены, которая звонила и дала полный отчет, – и крадучись ушла.
Но вместо того, чтобы делать наброски или переделки Бианки, я замечаю, что смотрю в пространство, задаваясь вопросом может или нет то, что говорили остальные – то, что Чаз влюблен в меня – быть правдой.
"У меня депрессия, потому что я, наконец, понял, что всегда любил одну девушку, которая, как я думал, любит меня тоже. Но она отвернулась от меня и обручилась с моим лучшим другом, который, откровенно говоря, не заслуживает ее."
Конечно, он сказал это. Но ведь он просто дразнил меня. И я, как простая дурочка со Среднего Запада, попалась на это. Почему мое сердце так запрыгало, когда он сказал это? Я полностью и на сто процентов предана Люку.
Конечно... Чаз сказал, что не видит ничего, кроме меня в своем будущем... и что на мне даже нет утягивающих трусов.
Люк даже не знает, что я ношу утягивающие трусы или что они вообще бывают. Мне удалось сохранить этот хорошо охраняемый секрет от него.
Так как я набрала около девяти килограммов, после того как переехала в Нью-Йорк, скрывать секрет от него стало намного труднее. Мне приходится поворачиваться к нему спиной, когда я раздеваюсь и всегда позволять ему быть сверху во время наших... эээ, интимных моментов, чтобы он не видел моего живота. Спасибо Господу за силу тяжести.
Как долго мне удастся продержать эту форму, я не знаю. Может в конечном итоге будет проще отказаться от сэндвича с цыпленком тандури в обмен на салат или – Бог не допустит – я должна буду начать заниматься спортом.
Но я хочу быть стройной невестой. По крайней мере стройнее, чем я сейчас.
Но где я найду время для этого теперь, когда я управляю магазином единолично – хорошо, не считая Тиффани и Моник, – и буду делать это как минимум в течение полутора месяцев... может быть дольше, так как по словам мадам Анри, время восстановления после шунтирования трудно предсказать, потому что все зависит от индивидуальных особенностей человека? У меня даже нет времени, чтобы спланировать собственную свадьбу, не говоря уж о том, чтобы прийти в форму для нее.
Забавно, но стоит только подумать: “моя свадьба”, в груди у меня все сжимает. Серьезно, как будто я не могу дышать. И что с тем зудящим красным пятном на моем локте? Что это? Почему оно продолжает появляться и затем исчезать, только для того, чтобы вновь появиться в новом месте, а иногда даже больше чем одному пятну.
Это… Боже мой, это крапивница? Нет, быть такого не может. У меня не было крапивницы с времён средней школы, когда я была костюмером в мюзикле «Иисус Христос – суперзвезда» и режиссёр хотел, чтобы у всех были клёши. Это было ещё до того, как клёши вернулись в моду, так что я поняла, что придётся разрезать и сделать цветастые вставки в брюки семидесяти пяти актёрам. За выходные. У меня началась такая крапивница, что доктору Деннису – отцу Шери – пришлось вколоть мне преднизон.
Боже мой. На другом локте еще одно пятнышко.
О нет, пожалуйста. Не дай случится такому на этой чертовой свадьбе с Люком, как тогда с брюками клеш. Почему? Почему это случилось? Может это из-за мамы и ее настойчивости в том, что наш задний двор такое же прекрасное место для свадьбы, как и шато Мирак? Этого не может быть... ты же понимаешь, что это случилось по другой причине. Потому что Моник сказала, что Чаз влюблен в меня. Но нет, этого тоже не может быть.
Нет. Все-таки это из-за мамы и из-за представления моей семьи в фамильном поместье Люка и того, что они там будут вытворять, когда доберутся. Бабуля с ее алкоголизмом, Роза и Сара с препирательствами и придирками ко мне и...
Ах вот, видите? новое пятно. Тут же появилось на моем запястье. Я так и знала . Это потому, что я все время вижу мужа Роуз, Анджело, в своем воображении, блуждающего вокруг замка, и желающего знать, где он может получить пиво Пабст с Голубой лентой ...
И бабуля. Бабуля подходит к миссис де Вильер и спрашивает ее о том, во сколько будет "Доктор Куинн, женщина-врач"...
О Господи. Еще два пятна.
Чаз шагает вперед, когда священник – или тот, кто женит людей во Франции – спрашивает, если причина, по которой этой паре не стоит жениться, потому что он не верит в брак, для него это бумажки...
Боже мой! И на запястье.
Хорошо. Вот и все. Вот и все. Я не собираюсь думать о Чазе или моей свадьбе снова. Что бы ни случилось между мной и Чазом, это будет забыто. Поставим на этом точку. Нашим отношениям нету будущего – даже если бы мы решили – потому что один из нас не верит в брак.
И я сожалею, но – вы можете назвать меня наивной дурой – я верю. Действительно верю.
Нет, это так. Я не собираюсь видеться или говорить с Чазом когда-нибудь снова так будет лучше, чтобы избежать искушения, за исключением, когда я должна, потому что он лучший друг и шафер моего жениха, и это будет выглядеть странно, если я не буду говорить с шафером на своей собственной свадьбе.
Вот и все. Я больше с ним не заговорю.
И я больше не буду думать о свадьбе. Пока.
Хорошо. Выдыхаю.
Сейчас. Что я делала? О, да, Бианка. Ладно.
Это правда. Я просто полностью погружусь в свою работу. Это все, что мне сейчас нужно делать, и время пролетит так быстро, что я даже не осознаю это. Прежде чем я это осознаю, уже будет июнь ... время, чтобы подготовиться к дню моей собственной свадьбы.
И тогда никакие слова или действия Чаза не смогут меня переубедить... И всё будет прекрасно. Прекрасно.
Точно так, как это и должно быть.
Видите? Я чувствую себя уже лучше.
И посмотрите. Нет новых пятен крапивницы.
Уф.Великолепно. Хорошо.Так...работать.РАБОТАТЬ!
История свадеб.
Известно, что невесте следует надевать что-то старое, что-то новое, что-то подаренное, что-то голубое. Но вряд ли кто знает, почему. Согласно древним поверьям, «старое» обеспечивает невесте верных друзей, которые не бросят её, когда та начнёт новую жизнь с мужем и его семьёй. «Новое», возможно, обещает успех в этой новой жизни. «Подаренное» символизирует любовь к своей семье, так как невеста берёт эту вещь в семью мужа. А «голубое» означает верность и постоянство.
Поверье продолжается словами, что невеста должна носить «шесть пенсов в своей туфле».
Это было необходимо для оплаты извозчика, если предыдущие «что-то» не сработали.
Совет, как избежать свадебных несчастий.
Знаете ли вы античную поговорку – чрезмерная уверенность становится причиной больших бед? Не думайте, что все гости знают дорогу к церкви и залу регистраций. Вложите чётко нарисованную, разборчивую карту в приглашение. Поверьте мне, некоторые ваши гости будут так пьяны ещё до церемонии, что она им понадобится.
«Лиззи Николс Дизайн».
Глава 8
Всегда полна по край
Любви супружней чаша:
Ошибки признавай,
А прав – ни пикни даже.
Огден Нэш, (1902-1971), американский поэт.
Июнь, шесть месяцев спустя.
– У нас новый навес.
Это первое, что сказал месье Анри, зайдя в ателье.
– Ну, конечно же, – говорю я со смехом. – Вы же знаете это. Ваша жена помогла выбрать его.
– Но.. – месье Анри оборачивается через плечо и смотрит на навес, растянутый над входом в ателье, – .. он же розовый.
Мадам Анри легко ударяет мужа по плечу.
– Не делай вид, что не знал, – советует она ему на французском языке. – Конечно, розовый. Я показывала тебе образцы. Ты выбрал этот цвет самостоятельно.
– Нет,– месье Анри качает головой, – не этот розовый.
–Да, Жан, – настаивает мадам Анри, – Вспомни, ты был в саду, я принесла тебе образцы, и ты сказал, что тебе нравится лососёвый цвет.
– Это не лососевый, – возражает месье Анри, – Это розовый, – он смотрит вниз, потом задыхается, – Боже. Ковер тоже?
– Это не розовый – встреваю я,чтобы сообщить ему, -это оттенок розового. Это практически бежевый.
– Если он насчет этого коврика, то скажите ему, что клиентам он нравится, – говорит Тиффани в защиту. Она наклоняется к своему столу, чтобы пристально посмотреть на новый цвет стены. – Он очень женственный.
Месье Анри смотрит на нее.
– Что, – говорит он на английском, который ужасен, – случилось с вашими волосами?
Тиффани поднимает руку, чтобы прикоснуться к своей новой, ультра короткой челке.
– Вам нравится? Это называется Ава. В честь Авы Джек. Все делают так, – когда она замечает непонимание на его лице, то добавляет: – Это все Лиззи сделала. Она преобразила ее. Ава была, как животное, прежде чем Лиззи взялась за нее. Серьезно. Она едва могла сформулировать понятные предложения. И теперь, она всегда помнит о том, что надо надевать нижнее белье. Ну, почти всегда.
–Отвези меня обратно,– бормочет месье Анри, – отвези меня обратно в Нью Джерси, – говорит он своей жене.
– Нет, Жан, не будь смешным. – Говорит мадам Анри, беря своего мужа за руку и проводя его к одному из недавно обитых стульев и садя его возле полностью укомплектованного кофе-бара. Месье Анри со вздохом опускается на гладкий розовый шелк. Он оправился после шунтирования не так быстро – или не так полно – как все надеялись. Его восстановление проходило с осложнениями, включая случай двойной пневмонии, из-за которой он был прикован к кровати еще на несколько недель и только сейчас, месяцы спустя, он делает свои первые незначительные шаги к возвращению на работу.
Но ясно, что у него к этому, как говорится, душа не лежит.
– Откуда эти стулья? – подвывает он, заметив на чем сидит. – И что это за запах?
– Это все те же старые стулья, которые у нас всегда были, – объясняю я. – Я их только восстановила. Они были уродливые и все в пятнах. И пахли как колумбийское жаркое. Еще я установила аппарат для каппучино, чтобы матери могли что-нибудь попить, пока у их дочерей идет примерка...
– И во сколько это обошлось мне? – месье Анри раздраженно посмотрел на недавно покрашенные стены (немного покраснев) и на картины с винтажными образцами платьев, которые я поместила в искусно сделанные позолоченные рамки.
– Это не стоило тебе ничего, старый ты дурень, – отчитывает мадам Анри своего мужа, тыкая пальцем в его плечо. – Я говорила тебе. Благодаря Лиззи бизнес возрос на тысячу процентов по сравнению с тем же временем в прошлом году. Ты помнишь Джилл Хиггинс – она была у нас в прошлом году? Все женщины из высшего общества посылают своих дочерей в тоже самое место, которое сделало из нее выдающуюся невесту. Что с тобой? Почему ты больше не слушаешь? Тебе забыли прочистить уши, когда прочищали артерии?
Месье Анри сгорбил свои плечи. Из-за операции он потерял очень много веса и теперь выглядел как совсем другой человек. Он выглядит лет на двадцать и теперь похож чем-то на своих сыновей, став таким же длинным и худым, как они.
В отличие от них,однако, он уже давно поседел.
– Я ничего не могу понять, – говорит он со вздохом. – Дайте мне посмотреть дневник. Лиззи... просто дайте мне дневник.
Я беру почтенный дневник деловых встреч у Тиффани – несмотря на ее настояния, чтобы мы перешли на компьютеризированный способ фиксирования деловых встреч, мы так и остались со старым дневником месье Анри.
И теперь я этому рада. Потому что могу вручить его ему, почти преклоняя колени, что я и делаю.
– Вот он, – говорю я. – Все готово для вас.
Месье Анри ворчит и начинает пролистывать исписанный карандашом – и сильно истертый – дневник. Его жена, тем временем, кивает головой на занавес, который все еще отделяет переднюю половину комнаты от задней (хотя занавес уже не черный, это красивая парча цвета лосося). Я следую за ней туда.
– Ола, Лиззи, – говорят две швеи, обнаруженные нами на стульях для отдыха за вышивкой вручную бисером юбки из органзы, которая была частью украшенного кружевом трапециевидного платья и за просмотром сериала по портативному телевизору, который я поставила для них.
– Марисоль, Сильвия, – говорю я. – Вы помните мадам Анри, правильно?
Марисоль и Сильвия усмехнулись и помахали. Мадам Анри махала им в ответ.
– Как вижу, они тут работают, – говорит она по-французски.
– Скорость – вот то, что нужно Манхэттену, – отвечаю я на ее родном языке. – Шери предоставляет лучшие кадры.
– Да, – говорит мадам Анри. – Я предполагаю, что выбор между возвращением к их мужьям, которые дурно с ними обращаются, и работой у нас, делает из них полных энтузиазма сотрудников. Но я не понимаю почему вы не можете рассказать им о соглашении. Вы могли бы тогда платить им поменьше.
Я бросаю на мадам Анри неодобрительный взгляд:
– Мадам...
Она совершенно по-французски пожимает плечами:
– Я только говорю...
Секундой позже к нам присоединилась Тиффани, хотя ее ни кто не приглашал.
– Какого черта с ним творится? – хочет знать Тиффани. – Он смотрит на дневник – на мой дневник – и стонет.
– Послеопереционная депрессия, – говорит мадам Анри по-английски. – Мне так жаль... Я должна была предупредить вас заранее. И это только легкий случай... в основном это раздражение появляется, когда не даешь ему съесть весь сыр, он думает, что он в состоянии делать тоже, что делал раньше без труда. Он скучает, сидя целыми днями дома, и я подумала, что приведя его в ателье... ну я только подумала он может приободриться, придя сюда снова. Похоже я была неправа. Вы проделали замечательную работу, Лиззи, когда мы ушли. Это в самом деле так. Пожалуйста не идите по его дороге критицизма.
Я отрицательно качаю головой:
– Я не буду, – говорю я. – Я не...
– Это место выглядит просто прекрасно, – говорит мадам Анри. – Мне нравятся свежесрезанные цветы.
– О, мы заключили сделку с цветочным магазином ниже по улице, – говорю я, убирая выбившуюся из прически прядь за ухо. – Я рекомендую их магазин тем невестам, которые еще не выбрали флориста, а они доставляют свежие букеты каждую неделю...
– Блестяще, – говорит мадам Анри. – И я надеюсь, вы получите скидку на свою собственную свадьбу. О, но ведь я полагаю, что вы с Люком поженитесь во Франции...
Тиффани начинает смеяться, но увидев мою поднятую бровь, неловко переводит смех в кашель. Мадам Анри глядит на меня:
– О нет, – произносит она. – Не говорите мне. Проблемы в раю?
– Конечно, нет, – возмущаюсь я. – У нас все в порядке. Люк и я настолько заняты, он со своими курсами, я с ателье, у нас даже нет времени, чтобы запланировать что-то...
– Но она собирается начать сейчас, – говорит Тиффани твердо. – Тем более, что с помощью Марисоль и Сильвии, она практически закончила платья для июньского свадебного пика. Правда ведь, Лиззи?
– Хм, – говорю я, стреляя в Тиффани предостерегающим взглядом. – Правда. Абсолютная правда.
– Что это? – прогромыхал месье Анри из другой комнаты ателье. – Что это?
– О, Боже, – бормочет мадам Анри, закатывая глаза, – Что теперь?
Мы ныряем под парчовый занавес и находим месье Анри на ногах, прижимающего дневник деловых встреч к груди и выглядещего так, словно его сейчас хватит апоплексический удар.
– Жан! – Мадам Анри, наверняка, смертельно бледная под аккуратным и сделанным со вкусом макияжем, бросается в сторону мужа. – Что случилось? Опять сердце?
– Да, это мое сердце, – кричит месье Анри. – Я думаю, что оно разбито, потому я чувствую себя преданным. Скажи мне, что я вижу, пожалуйста... или это правда, что мадемуазель Николс использовала мое ателье, чтобы продавать ее собственную линию свадебных платьев?
Я уставилась на него с отвисшей челюстью. Я никогда не видела месье Анри таким расстроенным... я видела, как он терял свое хладнокровие из-за многих Брайдезилл (bridezilla – сочетание двух слов bride – невеста и zilla – окончание от Годзилла – прим. пер.) Лонг-Айленда, разрывавших его тщательную работу на куски словесными оскорблениями.
Но это что-то другое.
– Всего... всего пару раз, – заикаюсь я, – после свадьбы Джилл Хиггинс и лишь нескольким избранным клиентам. Что послужило для ателье хорошей рекламой...
– Для ателье? – отзывается месье Анри , – или для тебя?
– Жан, сохраняй спокойствие. – Мадам Анри выглядит раздраженной. – Хватит драматизировать! Ты должен быть благодарным мадемуазель Элизабет, а не кричать на нее. Если ты не прекратишь нести чушь, то я заставлю тебя пойти и сесть в автомобиль, как я когда-то наказывала мальчиков, когда они были помладше.
– Я должен вернуться в машину, – говорит месье Анри, его плечи снова опустились. – Какой смысл мне оставаться здесь? Никто во мне не нуждается.
Мое сердце наполнено жалостью к этому пожилому человеку.
– Конечно вы нужны нам, месье, – плачу я, обнимая его. – Я работала здесь без вас несколько месяцев. Но теперь я хочу сделать перерыв. Вы знаете, ведь у меня же не было ни одного выходного дня – даже по воскресениям – с тех пор, как у вас случился сердечный приступ.
– Да, – говорит Тиффани. – И она хочет выйти замуж этим летом. Сможете предоставить ей отпуск, чтобы она смогла начать готовиться к этому? О, да, и она собирается требовать еще свободное время для медового месяца.
Я стреляю в нее злым взглядом.Я не нуждаюсь в напоминаниях, сколько всего – ладно, почти всё – мне еще надо сделать для своей свадьбы.
– Её нет, – вздыхает месье Анри. – Её больше нет.
Я всё ещё обнимаю его худую шею и заглядываю ему в глаза:
– Кого больше нет, месье Анри?
– Страсти, – говорит он со вздохом и бросает ежедневник обратно на стол Тиффани.
Я убираю от него свои руки и кидаю беспокойный взгляд в сторону его жены:
– Конечно, она у вас есть. Вы же всего лишь первый день на работе! Вы снова её ощутите, когда свыкнетесь.
– Нет, – говорит месье Анри. Он смотрит вдаль. – Меня больше не волнуют свадебные платья. Меня теперь волнует только одна вещь.
Его жена смотрит в сторону недавно перекрашенного потолка.
– Ну вот, опять.
–О? – я смотрю на мадам Анри. – И что же это, месье?
– Петанк, – говорит он, задумчиво смотря через окно на солнечный свет, льющийся на Семьдесят восьмую улицу.
– Я же тебе говорила, – огрызается мадам Анри. – Это не профессия, Жан. Это хобби.
– И что? – Ее муж отдергивает голову,задавая вопрос. – Мне шестьдесят пять лет! У меня только что было четырехкратное шунтирование! Я что, не могу играть в петанк, если хочу?
Звонит телефон. Тиффани снимает трубку и мурлыкает:
– Ателье месье Анри,чем могу помочь? – я единственная, кто слышит, что она добавляет, вполголоса, – Вытащите меня из этого сумасшедшего дома.
– Вот и все, – мадам Анри наклоняется и хватает свою сумочку от Прада. – Мы уезжаем. Я думала, у нас будет замечательный день в городе, что, может быть, мы прелестно позавтракаем. Но ты все испортил.
– Это я испортил? – кричит месье Анри. – Я не настаивал на своем возвращении на работать прежде, чем буду эмоционально подготовлен к этому!Ты знаешь, что говорит мой физиотерапевт. Всему свое время.
– Я покажу, к чему ты эмоционально готов, – говорит мадам Анри, грозя ему кулаком.
– Мадемуазель Элизабет, – вежливо кланяется месье Анри, хотя видно, что он думает о чём-то другом... наверное, об игре в петанк в своём саду в Нью-Джерси. – Запомните... жизнь коротка. Каждая минута – драгоценность, каждая секунда – сокровище. Не тратьте их на то, что вы не любите. Если вы мечтаете быть не сертифицированным реставратором свадебных платьев, а дизайнером – тогда вперёд, осуществите свою мечту. Так и я намерен при любой возможности исполнить свою мечту играть в петанк.
– Жан!– кричит мадам Анри, – я говорила тебе! Не начинай!
– Это ты не начинай ! -гремит ее муж в ответ,– Мадемуазель Элизабет...До свидания.
– Гм... До свидания,– я уставилась вслед препирающейся паре,которая покидала магазин. Мадам Анри сделала жест за спиной мужа, означающий, что она позвонит мне позже.
Едва колокольчик на входной двери перестает звонить, Тиффани кладет трубку и объявляет:
–О боже мой, я думала,он никогда не уйдет.
– Сейчас, Тифф, – сказала я. Но это правда, я чувствовала то же самое.
– Серьезно, – говорит Тиффани, – Почему он уходит? Не похоже, что ты не работаешь, словно собака, на него. И ради чего? Я же знаю, как много ты, Лиззи, делаешь. Работая здесь, ты растрачиваешь себя попусту. Ты должна бросить это, и открыть собственное ателье.
– А откуда мне взять деньги? – Я подхожу к мини-холодильнику – искусно замаскированному под деревянный корпус – под кофе-баром и вытаскиваю диетическую колу. – Кроме того, я обязана Анри. И он все еще не чувствует себя хорошо. Ты же слышала, что сказала его жена.
– Если он вернется на работу, я уйду, – объявляет Тиффани. – Я серьезно. Я не хочу быть поблизости с тем старым простаком, который сует нос в наш бизнес.
– Тиффани, – говорю я. – Это его ателье. Оно называется ателье месье Анри. Он владелец, помнишь?
– А мне все равно. – складывает руки на груди Тиффани. – Он мужчина. Он полностью портит атмосферу, которую мы создали.
Я не хотела признаваться вслух, но Тиффани права. Это же свадебное ателье, в конце концов. А месье Анри расстроился из-за лососёвого навеса. Более того, мы с мадам Анри потратили кучу денег на этот навес. И выглядит он прекрасно, напоминает Лулу Гиннес и магазин «Фушон», где продают шоколад. Кстати, о шоколаде… ммм…
– Да ладно, – говорит Тиффани, как обычно не меняя темы разговора, к которой я потеряла всякий интерес, – ты же знаешь, я права. И что он там болтал про петанк? Что такое петанк?
– Это игра с мячом, – объясняю я, – у нас её иногда называют бочче или боулз, с начерченным на земле кругом и стальным шариком…
– Это всё? – пренебрежительно отмахивается Тиффани. – Что ж, он увлёкся этой штукой, и что? Он начнёт продавать тут снаряжение для петанка?
– Нет, я уверена,он...
– Что ты собираешься делать, Лиззи? Он разрушит все то, над чем ты так трудилась. Все!
Другое, в чем преуспевает Тиффани,так это все слишком драматизировать. Месье Анри вовсе не собирается погубить все.
Я вполне уверена в этом.
К счастью, зазвонил мой мобильный телефон, избавляя меня от необходимости обсудить этот вопрос ... по крайней мере с Тиффани. Я вижу, что это Люк и хочу побыстрее ответить. У нас с ним все хорошо, кроме того, что мы не назначили дату свадьбы. Или место. Или ещё даже не обсудили это.
Как бы то ни было, отдельное проживание работает на ура. У каждого из нас есть личное пространство, мы не играем друг другу на нервах, и можем оценить, как же хорошо время, которое мы проводим вместе. Следовательно, секс лучше некуда.
И, ладно, может, он все ещё не знает о моих утягивающих трусах.
И может быть я по-прежнему отказываюсь быть сверху,когда мы занимаемся любовью. Или отворачиваюсь от него,когда я голая.
И,да,Люк говорит,что он хочет провести ночь у себя,один,потому что только так он может подготовиться к экзамену,а я убеждаюсь,что он спит с другими девушками из своей группы.
И да, каждый раз, когда он говорит, что проводит субботу в библиотеке, я уверена, что на самом деле он за моей спиной встречается с другими девушками, и всё что я могу сделать, это удерживать себя, чтобы не пробраться в библиотеку Нью-Йоркского университета и не шпионить за ним (к тому же у меня нет студенческого билета, чтобы попасть в библиотеку).
Зато всё остальное просто великолепно!
Конечно, у меня нет причин винить во всём Люка, мы уже почти год вместе, а я до сих пор не могу поверить, что такой замечательный парень хочет что-то иметь с неврастеничкой вроде меня. Как Шери частенько замечает, это поразительно, что сообразительная и деловая женщина, как я, совсем теряется в своей личной жизни.
Но во всём виноват канал Лайфтайм, который я сейчас смотрю гораздо больше, так как живу одна и в доме нет человека, который каждый раз стонет, стоит мне переключиться на Лайфтайм.
– Привет,– говорю я сейчас Люку.
– Что не так? – спрашивает он.
– Не так? -отзываюсь я, – Все нормально. С чего ты взял,что что-то не так?
– Потому что я знаю тебя. У тебя сейчас такой голос,как будто кто-то только что сказал тебе,что Лили Пулитцер умерла.
– О, – говорю я, понизив голос так, чтобы Тиффани, которая в это время отвечает на звонок, не могла подслушать. – Ну, на самом деле, месье Анри был в ателье несколько минут назад и он не слишком доволен некоторыми изменениями, которые я сделала, когда он был в больнице. Он выглядел.. сдержанным.
– Что? – Люк прелестен, когда заступается за меня. – Да ты работала на него как ломовая лошадь. Благодаря тебе в магазине вдвое больше заказов!
Он здорово преувеличил, если верить мадам Анри. Но я не стала его поправлять.
– Что ж, – вместо этого говорю я, – ну и пусть. Уверена, всё будет хорошо. Просто он ещё приспосабливается к жизни после недавнего шунтирования, сам знаешь.
– Тот ещё наглец. В любом случае, я звоню тебе с хорошими новостями. Они должны поднять тебе настроение.
– Правда? – я не могу придумать то, что он собирается сказать. – Я слушаю.
– Сегодня последний день моей учебы..
– Это хорошая новость, – отвечаю я. Никаких уходов на учёбу! Никаких фокусов с библиотекой! Меня, конечно, не слишком расстраивала его учёба (кроме мыслей о его потенциальных девушках), потому что в те выходные, когда он не учился, я работала над свадебными платьями. Вообще, я была немного рада, что он так поглощён своей учёбой. Какой парень захочет услышать: «Ой, милый, я не могу. Мне нужно закончить декольте этого платья-русалки к понедельнику», – каждый раз, когда он позовёт свою невесту на выходные?
К счастью, у нас с Люком никогда не было с этим проблем. Потому что он никогда не звал меня на выходные. Потому что он тоже был занят.
– И я подумал, что нужно поужинать и отпраздновать, – продолжает он, – где-нибудь в центре. Мы так часто едим на окраине, не уверен, что смогу выдержать такое ещё раз.
– Звучит здорово, – взволнованно говорю я, – Я могу сесть в метро и встретить тебя.
– Я тут подумал, – говорит Люк, – мы можем встретиться в квартире у Чаза.
Мое сердце замирает. Это не то, что я имела в виду.
– Чаз? – говорю я, – Правда? Ты Чаза одного пригласил?
Я стиснула зубы. Честно говоря, я не в восторге от перспективы встретиться с Чазом. Нет, конечно, и речи быть не может о повторении чего-либо, что произошло на заднем сидении такси по пути домой со свадьбы Джилл Хиггинс. Чаз даже не сказал ни одной колкости, в отличие от того случая в спорт-баре. Нет, он был настоящим джентльменом. Теория бабули, Тиффани и Моник, что он в меня влюблён, полная чушь. Потому что если Чаз был бы в меня влюблён, то у него была куча возможностей доказать это.
Но он этого не сделал. И не сделает.
Но я всё равно не хочу, чтобы он увязался за нами в последний вечер, который я проведу с Люком, прежде чем тот улетит во Францию на три месяца.
Но ничего страшного. Потому что я не собираюсь вклиниваться между моим парнем и его лучшим другом. Как я читала в женских журналах, это главное табу.
– Ну, это одна из последних возможностей, увидеться с ним, – говорит Люк, – прежде, чем я уеду в Париж на лето. Я не думал, что ты будешь возражать.Ты же не возражаешь? И я думал, что это будет хорошая возможность для нас увидеть его новую девушку.
У меня отвисла челюсть. В буквальном смысле. Мне надо вернуть её на место с помощью руки, прежде чем я снова смогу говорить.
– Его.. его кого?
– Я знаю, – говорит Люк с усмешкой. – Можешь в это поверить? А мы все думали, что он никогда не полюбит снова после Шери.
Я уверена, что плохо расслышала Люка. Я спрашиваю, затыкая одно ухо пальцем:
– Когда… когда это случилось?
– О, не знаю. Видимо, они уже долго встречались, но держали отношения в тайне, потому что она преподаватель на факультете философии, а он просто помощник, да и формально считается студентом – даже если он аспирант – так что тут сплошные секреты. Да и Чаз не из тех, что сплетничает о своих любовных похождениях. Её зовут Валенсия Как-то-там. Забыл уже. Но я уверен, что она сногсшибательна. И гений. Наверное, она придёт на ужин.
Я ее ненавижу. Я уже ее ненавижу.
А ещё я испытываю сильный порыв пырнуть себя чем-нибудь. Вот поблизости лежат ножницы. Я мечтаю воткнуть их в своё сердце. Затем я мечтаю воткнуть их в сердце Валенсии. Правда, я считаю, так будет лучше для всех. Для меня. Для мира. Для Валенсии. Любая Валенсия, преподающая философию в крупнейшем частном университете, заслуживает пару воткнутых в сердце ножниц. Так ведь?
– Итак, – продолжает Люк, – Ну, что ты скажешь? Ужин? Только мы вчетвером?
– Отлично, – отвечаю я, – просто отлично.
Я не говорю о том, что возьму с собой пару ножниц. Потому что я и не собираюсь их брать. Не совсем. Также я не говорю о том, что мы – Люк и я, то есть, не ножницы – ни разу не ужинали вчетвером с моей лучшей подругой и её девушкой. Не то чтобы Люк станет возражать, уверена, что нет. Просто Шери никогда не выражала ни малейшей заинтересованности в подобном ужине. А я хотела бы. Но её приглашения всегда только для меня, для меня одной. Люк никогда не был приглашён.
