Текст книги "Любовь первая, любовь бурная"
Автор книги: Мэдлин Бейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
И теперь уже ничего не существовало во всем мире – только они двое, составлявшие сейчас одно целое. В их мире не было ненависти, не было различий между красными и белыми, только бесконечное чудо слившихся тел с одним сердцем, одной душой…
* * *
Дни тянулись медленно. Одна буря следовала за другой, и снежные сугробы становились все выше и выше. Бриане казалось, что она живет в холодном белом мире. Порой она спрашивала себя: станет ли небо когда-нибудь снова голубым? Бывали дни, когда ветер проносился по земле, завывая, словно причитавшая по покойнику женщина. Бывали ночи, когда гром разрывал небеса и сотрясал землю, когда мощные вспышки молний рассекали чернеющее небо и дождь обрушивался на типи с такой яростью, что Бриана пугалась: как бы оно не рухнуло им прямо на головы.
А потом каким-то сверхъестественным образом наступила весна, Месяц Нежной Травы. Снег исчез, небо стало голубым, подобно сапфиру, лютики и маки расцвели по склонам холмов вместе со шпорником, колокольчиками и диким оранжевым журавельником.
Лакота готовились к переезду на более высокие земли, и вся деревня была охвачена волнением и суматохой.
Теплым апрельским вечером прибыл гонец от племени Хункпапа. Позже Шункаха сообщил Бриане плохие новости. Красное Облако был вызван в Вашингтон еще прошлой осенью. Великий Белый Отец решил купить Па Сапа. Красное Облако был ошеломлен этим сообщением. Когда он отказался продать землю, то понял: быть войне. Понимали это и бледнолицые. Но пока войны не было, Лакота передвигались на запад, следуя за буйволами. Белые люди хлынули к Черным Холмам в поисках золота, когда индейцы уже откочевали оттуда. И на земле Пятнистого Орла сохранился мир.
Пте– буйвол – являлся основным имуществом индейцев. От птеполучали свежее мясо для ежедневной пищи, сухое мясо и сало для пеммикана; его кожей накрывали типи, из нее шили одежду, мокасины, изготавливали щиты. Из недубленой кожи делали короба, веревки, другие хозяйственные принадлежности. Рога превращались в ложки и черпаки, кости и сухожилия – в иголки и нитки. Хвост птемот быть использован для отгона мух или как щетка. Маленькое чудо – так почтительно индейцы называли буйвола; маленькое чудо, которое они защищали, когда белые вырезали животных в огромных количествах, забирая только кожу и оставляя тонны мяса гнить на солнце.
Для Брианы дни и ночи были неповторимы и не похожи на что-либо известное ей ранее. По мере того, как она все сильнее и сильнее любила Шункаха, ей все больше и больше нравились люди Лакота, она стала терпимее относиться к их традициям, лучше понимать их образ жизни. И они уже не видели в ней врага, чужеземку. Ее признали женщиной Шункаха Люта. Ее собственные поступки и природная доброта завоевали уважение племени Оглала. Она усердно трудилась, ее вигвам был чист и хорошо ухожен, муж – счастлив. С каждым днем умение Брианы говорить на языке Лакота возрастало, так же, как и ее способности готовить еду, дубить кожи и шить мокасины. Теперь, когда женщины шли собирать дрова или по воду, она была одной из них, смеялась их шуткам и говорила с ними на их языке. Когда Шункаха Люта уходил охотиться с другими мужчинами, она проводила время за шитьем новой рубашки для него или помогала старым женщинам собирать орехи и ягоды. Веселую и великодушную по натуре Бриану уважали женщины. Ею восхищались и мужчины.
Было много пиршеств, церемоний и танцев. Ночной Танец был самым популярным. Молодые женщины надевали свои лучшие наряды и украшения, чтобы привлечь молодых людей. Это был один из немногих танцев, когда мужчины и женщины танцевали вместе. Танцем Скальпов воины отмечали успехи в бою. Здесь мужчины танцевали в центре, а женщины тихонько в стороне. Мужчины раскрашивались в черный цвет, символизирующий победу.
Лакота были музыкальным народом. Барабаны считались самым важным инструментом. Некоторые были так велики, что вокруг них могли удобно разместиться четыре человека. Флейтам приписывалась огромная сила. Самые маленькие свистки, сделанные из костей позвоночника орла, использовались воинами для представления Солнечного Танца. Были еще длинные дудки, которые, если на них играть в соответствии с указаниями шамана, имели влияние на женщин. Огромная изогнутая флейта с выгравированным изображением лошади считалась мощным инструментом любви. Такие флейты были очень дорогими и вкупе с магическими любовными заклинаниями могли стоить мужчине целой лошади.
В то лето Лакота собрались для ежегодного Солнечного Танца. Бриана пыталась понять значение этой самой священной церемонии Лакота, но так и не смогла уловить полностью ее важный смысл. Для нее действия мужчин и женщин, предлагающих свою плоть и кровь Вакан Танка, казались просто варварскими. Какой же бог требует такой боли и таких жертвоприношений? Она с отвращением передернула плечами, когда увидела молодых людей, подвешенных к столбу для Солнечного Танца, в то время как остальные предлагали Великому Духу кусочки своей плоти.
Шункаха Люта старался объяснить ей это. Чаще всего мужчины участвуют в Солнечном Танце, чтобы выполнить клятву, которую каждый из них дал Вакан Танка. Иногда человек танцует, чтобы получить от сверхъестественных сил помощь для кого-нибудь из членов своей семьи или для себя. Церемония длится двенадцать дней. Первые четыре дня – это праздничное время, когда готовят место для обряда и встречаются давнишние друзья. Следующие четыре дня уходят на то, чтобы дать указания тем, кто будет участвовать в танце. Воинов, желающих принять участие в танце, изолируют в специальный вигвам вместе со знахарем. Последние четыре дня – Святые Дни. В середине лагеря выстроен большой круглый танцевальный вал. Священный Вигвам, где встречаются участники танца, располагается к востоку от вала. Воин, известный как Охотник, должен разыскать трехгранный тополь, который можно будет использовать в качестве освященного столба для Солнечного Танца. В день когда тополь будет найден, состоится танец Буйвола, чтобы умилостивить божества Буйвола и Урагана, покровителей домашнего хозяйства и любви. За танцем последует пиршество.
Во второй из Святых Дней выбранное дерево рубят женщины. Со ствола снимают кору до того места, где начинаются разветвления, а листья на вершине тополя остаются нетронутыми. Молодые люди поднимают столб, но не руками, а с помощью палок, ибо к священному дереву могут прикасаться только шаманы или те, кто участвовал в Солнечном Танце раньше. После того, как столб водружен в центре танцевального вала, его раскрашивают: западную часть – в красный цвет, северную – в голубой, восточную – в зеленый, а южную – в желтый. Несколько священных узелков размещают у разветвления ствола, и потом начинается Танец Войны.
Но вот наступил последний день церемоний. Танцоры готовились к ритуалу. Знахарь раскрашивал кисти и ступни участников в красный цвет, затем проводил по их плечам голубые полоски. Каждый танцор надевал длинную красную юбку в складку и украшал себя поясом из кроличьего меха.
Бриана отказалась смотреть, как шаман, двигаясь между участниками, разрезал тело под грудью и вставлял деревянные шпильки. Кого-то из участников подвесят к столбу для Солнечного Танца, прочные ремни из сыромятной кожи будут поддерживать их над землей. Остальные со шпильками в спине будут танцевать вокруг столба, держа тяжелые черепа буйволов.
Зрелище было кровавым и диким. Бриана ощутила, что упадет в обморок или не удержит тошноты, если останется еще хоть на секунду. Не обращая внимания на то, что подумают индейцы, она покинула танцевальный вал и ушла в тенистую узкую долину на некоторое расстояние от праздника. Возможно, она и ошиблась, приехав сюда. Как она только могла надеяться понять людей, у которых такая варварская религия? Как она могла надеяться понять Шункаха?
До сегодняшнего дня она с готовностью принимала верования Шункаха. Хотя они отличались от ее собственных, они ей не казались варварскими. Многобожие не раздражало, ибо Бриана верила, что его боги и ее Бог – одно и то же. Но сегодня она поняла: огромная пропасть лежала между тем, во что верил он и во что верила она. Разница больше и важнее, чем разница в их цвете кожи. Кроме любви, которую они разделяли, у них не было ничего общего. Ничего вообще. В первый раз Бриана осознала, что просто одной любви может быть недостаточно.
– Ишна Ви.
Она не слышала шагов. Он неожиданно появился перед ней и выглядел индейцем больше, чем когда-либо. На нем была только легкая черная повязка из волчьей шкуры и мокасины. На поясе висел нож с костяной рукояткой. В длинные черные волосы было вплетено одно белое орлиное перо, грудь раскрашена в ярко-красный цвет.
Бриана показала в сторону вала для Солнечного Танца.
– Ты… ты когда-нибудь делал это?
Шункаха Люта кивнул, и в темных глазах отразилась печаль, когда он увидел возрастающее отвращение во взгляде Брианы.
– Я принадлежу народу Лакота, – сказал он спокойно и гордо. – С детства я воспитывался как воин. Будучи юношей, я один отправился к холмам искать предвидение. После трех дней и трех ночей поста и молитв ко мне явился красный волк. По обычаям моего народа, волк стал моим братом, а я взял его имя. На следующее лето я принял участие в Солнечном Танце.
Он прикоснулся к груди, привлекая внимание Брианы к двум едва заметным шрамам, на которые раньше она не обращала внимания.
– Когда придет время, я поеду на войну рядом с Ташунке-Витке. Я из Лакота. Я не могу казаться меньше и слабее, чем я есть и должен быть.
Бриана медленно кивнула. Все сомнения и страхи ясно отражались в ее глазах. Сейчас он был для нее чужим, этот человек, твердо держащийся традиций своего народа, разделяющий его религию, верящий, что волк может быть его братом.
Бриана снова посмотрела в сторону вала для Солнечного Танца. Сквозь деревья она могла видеть очертания людей, подвешенных к столбу. Слышала постоянную барабанную дробь, монотонное пение шамана, пронзительные звуки свистулек, в которые дули участники танца, когда боль становилась невыносимой. Бриана представила Шункаха, свисающего со столба: лицо поднято к яркому свету летнего солнца, грудь перепачкана кровью, тело напряжено от боли.
И ужасная пропасть между ними стала еще шире и глубже.
– Это очень больно? – спросила она, не глядя на него.
– Да.
– Ты будешь делать это снова?
– Да.
Шункаха наблюдал за лицом Брианы, видел страдание в ее глазах. Он почти собрался обнять и поцеловать ее, чтобы прогнать страхи. Но вместо этого он повернулся и ушел, оставляя ее стоять там, зная, что она сама должна решить для себя, по какой дорожке пойти.
Бриана смотрела на удаляющегося Шункаха, глаза ее наполнились слезами. Она очень сильно любила его. Но хочет ли она провести остаток жизни, оставаясь с человеком, чьи верования и религия так сильно отличались от ее собственных? Хочет ли она рожать детей и воспитывать их так, как был воспитан Шункаха Люта? Хочет ли видеть, как ее сын корчится от боли, предлагая свою кровь и плоть чужому ей богу? Хочет ли она, чтобы ее дочери выросли в доме, сделанном из кож, тяжело трудились от рассвета до заката, не зная никаких удобств и роскоши, известных белым людям? Хочет ли она провести свою жизнь, кочуя от одной стоянки к другой?
Действительно ли она настолько любит Шункаха, чтобы навсегда порвать со своим народом?
Ответить на все эти вопросы и принять самое важное в ее жизни решение Бриана пока не могла. Время и сердце помогут ей найти верный ответ, надеялась она.
* * *
В последующие дни Шункаха очень вежливо относился к Бриане, но не делил с ней постель, никогда не брал на руки и весьма редко разговаривал. Все дни он проводил с другими воинами, оставаясь допоздна у общего костра.
Каждый день он надеялся, что Бриана подойдет к нему и скажет, что она принадлежит ему телом и душой, что его народ станет ее народом, его боги – ее богами. И каждую ночь пропасть, разделяющая их, становилась все шире, и им все труднее было воссоединиться.
Уже заканчивалось лето, а решение все еще не было принято. Бриана все глубже и глубже погружалась в отчаяние. Остаться или уйти? Если она останется, ей придется искренне принять образ жизни Лакота, сделать его своим, верить его богам, следовать его убеждениям и традициям. Ей придется проводить несколько дней каждого месяца в особом вигваме с другими женщинами, у которых тоже в это время идут месячные, потому что индейцы относятся с благоговением и страхом к женщине, переживающей такие дни. Считается, что ею тогда завладевает сильный и опасный дух… А если оставить Шункаха, придется вернуться к дяде, потому что ей некуда больше идти. Ей нужен был кто-нибудь, чтобы поговорить и посоветоваться. Но Шункаха молчал. А среди местных женщин она не видела подруги, которой могла бы довериться. И потому Бриана все откладывала и откладывала решение, зная: любое решение определит ее дальнейшие отношения с любимым человеком.
А потом снова подул холодный Вазиаха, и путешествие стало невозможным. Снова огромные сугробы покрыли равнины, зима превратила весь мир в сказочную страну белых кружевных деревьев и заснеженных холмов. Напряжение несколько ослабло, и Бриана отложила окончательный вывод до весны, когда дороги откроются для проезда.
Именно в это время Армия прислала ультиматум народам Лакота и Чейенам, в котором говорилось: любой индеец, не приехавший к концу января в резервацию, будет считаться врагом, и обращаться с ним будут соответственно. Приказ был датирован третьим декабря 1875 года.
– Белый человек хочет войны, – сказал Шункаха, услышав новости. – Ближайшая резервация находится более чем в трехстах милях отсюда.
– Что же будет? – спросила Бриана.
– Будет война. Неистовая Лошадь не заставит свой народ ехать три сотни миль через снега, чтобы достичь Агентства, где для них нет пищи. Многие индейцы из Агентства пришли сюда, чтобы наполнить желудки чем-нибудь, кроме пустых обещаний. Белый человек хочет войны, – повторил Шункаха. – И он получит ее.
– Конечно, твой народ знает, что не сможет победить, – заметила Бриана. Мысль о войне переполняла ее страхом за жизнь Шункаха.
– Это сражение мы выиграем, – ответил Шункаха. – Татонка Ийотаке предложил Вакан Ганка сотню кусочков своей плоти в Солнечном Танце и был вознагражден предвидением, которое показало ему сотни и сотни падающих белых людей.
– Ты не можешь верить этому! – воскликнула Бриана. – Зачем, зачем, ведь это всего лишь суеверная чепуха…
– Неистовая Лошадь верит в это, – спокойно сказал Шункаха. – Наши братья, Чейены, верят этому. Они пошли присоединиться к Сидящему Быку в его зимнем лагере у Бобрового Ручья. Сидящий Бык послал гонцов во все племена, которые еще свободно живут, и пригласил их подняться для последней битвы с солдатами.
– Но ты не должен ехать, – закричала Бриана.
– Я дал слово, что буду сражаться рядом с Неистовой Лошадью.
Бриана уставилась на него. Полный смысл его слов поразил ее, как громовой удар. Он собирался пойти за Неистовой Лошадью в лагерь Сидящего Быка. Он собирался сражаться. Как он себе это представляет? Последняя битва с солдатами. Она не хотела, чтобы он оказался ее участником. Она понимала (хорошо понимал и он сам), что индейцы проиграют. У белых больше людей, больше оружия, больше всего. И в конце концов Лакота и Чейены окажутся в резервациях – так же, как Команчи. Как Пауни. Как Киава…
Темные глаза Шункаха задержались на лице Брианы. Последние недели были тяжелыми для него. Жить с ней, но не прикасаться, хотеть ее, но быть нежеланным. Неужели он недооценивал ее? Может, она была не такой мужественной, как он предполагал. Может, она не так сильно любила его, чтобы принять его образ жизни. И все же, если они будут вместе, она должна принимать его таким, каков он есть, жить, как он живет и где он живет. Другого выхода не было.
Только этой зимой Бриана начала понимать, почему индейцы ненавидят белого человека. Она проводила часы, слушая рассказы стариков о прежних временах. У Лакота не было письменности, и поэтому их история существовала в виде рассказов и легенд, которые передавались из уст в уста каждую зиму.
Сидя в типи холодной зимней ночью, Бриана узнала про полковника Джона М. Чивингтона, напавшего на мирную группу Чейенов у Песочного Ручья двадцать четвертого ноября 1864 года. Вождь племени, Черный Котел, поднял американский флаг над своим лагерем и отправил посланцев встретить войско, подтвердить или убедить: Чейены – друзья! Но все эти попытки были проигнорированы Чивингтоном и его волонтерами. Против шестисот васикувыступили обороняться приблизительно двести воинов. Белые, вооруженные гаубицами, легко разделались с Чейенами. Несколько индейцев спаслось при первом обстреле, но большинство были убиты, включая женщин и детей. Чивингтон и его люди вернулись в Денвер, сняв более чем сотню скальпов.
Старики рассказывали, как Кастер напал на поселение Чейенов, стоявшее лагерем в долине реки Вашита. Они рассказывали о нарушенных договорах, о произнесенных белыми людьми, но никогда не выполненных обещаниях, и Бриана слышала гнев в их голосах, горечь от предательства.
Зима проходила медленно, но момент, которого Бриана боялась, приближался быстро.
И вот снова наступила весна и время кочевать к лагерю Сидящего Быка.
– Глава 11 —
Бриана сидела у своего вигвама и смотрела, как воины въезжали и выезжали из деревни. Лагерь располагался у Большой Излучины Реки Роузбад, в нем царила постоянная суматоха. Воинов посылали в фактории Агентства выменивать ружья и амуницию. Другие храбрецы отправлялись на поиски свежих коней для войны. Остальные разносили слова Татанка Ийотаке: «Война; приезжайте в Роузбад». Старики уходили искать одежду и одеяла, индианки, казалось, всегда готовили пищу, так как нужно было накормить множество людей.
Бриана мало виделась с Шункаха Люта. Он также был захвачен волнением, молнией носившимся по лагерю и заражавшим каждого, к кому прикасалось.
Один раз она видела Сидящего Быка. Это был невысокий человек, крепкого телосложения, с большой головой и широким, плоским лицом. Его волосы начинали седеть. Когда она услышала, как он говорит, то поняла, почему индейцы хотят следовать за ним, – он был ярким оратором.
Итак, быть войне, как предсказал Сидящий Бык, а Неистовая Лошадь поведёт их.
В середине мая Лакота и Чейены вышли навстречу «Трем Звездам» генерала Джорджа Крука. Бриана стояла у вигвама и смотрела на Шункаха Люта, сердце ее было холодно, как вчерашняя зола. Он собирался сражаться – она не знала и не могла сказать никаких слов, чтобы изменить его решение. Он сидел верхом на огромном черном жеребце, воин от кончика пера в волосах до носка мокасин. В одной руке он держал ружье, в другой – украшенное перьями копье. На нем не было рубашки, бронзовый торс разрисован полосками, мускулы вздымались под гладкой, смуглой кожей, которую она знала так же хорошо, как и свою собственную.
Он собирался сражаться.
Неистовая Лошадь подъехал к Шункаха, они обменялись несколькими словами. Бриана перевела взгляд с Шункаха на Неистовую Лошадь. Тело вождя Оглала было разрисовано белыми пятнами. Красная стрела молнии рассекла одну щеку. За исключением мокасин и набедренной повязки; на нем ничего не было. Шункаха рассказывал ей: когда Неистовая Лошадь был мальчиком двенадцати или тринадцати лет, он провел три дня на вершине холма без еды и сна. Когда он ослаб и у него закружилась голова, ему померещилась лошадь, идущая к нему. На спине лошади сидел воин. Он не вез скальпов. Распущенные волосы спускались ниже талии, тело было разрисовано мелкими пятнами, зигзаг молнии изгибался от лба до подбородка. Пули и стрелы атаковали призрачного воина, но не задели его. Свирепствовала буря, но он проходил сквозь нее невредимым. К нему подходили люди, но он проезжал сквозь них. И над его головой летел ястреб с красной спиной.
Став из мальчика воином, Неистовая Лошадь принял отличительные черты того, кто был ниспослан его взору в пророчестве-предсказании. Шункаха сказал, что Неистовая Лошадь никогда не снимает скальпов, потому что у привидевшегося воина их не было.
А сейчас все больше и больше бойцов собиралось вокруг, поднимая вверх ружья, издавая воинственный клич Лакота – хока-хей! – и крик хухн!, предвещающий смерть врагам Народа.
Пыль клубилась под копытами лошадей, гарцующих в возбуждении. Хвосты перевязаны для войны, гривы украшены перьями. У многих лошадей на крестце стоят знак, указывающий на то, что наездник убил врага в рукопашном поединке. Некоторые животные были украшены стрелами молний, которые являлись символами войны. У других лошадей через храп были проведены линии – две, три или четыре полоски, по числу удачных походов, в которых участвовал воин.
Собаки влезали в гущу среди ног лошадей и исступленно лаяли. Маленькие мальчики подхватывали крик хухн!громкими и пронзительными голосами, глаза широко раскрывались от зависти, когда они видели своих отцов и братьев, готовых к сражению. Мечтой каждого мальчишки Лакота было стать воином, биться с врагом и добывать славу на поле брани.
Если женщины волновались и тревожились – это не отражалось на их лицах, когда они махали своим мужчинам. Их глаза были полны гордости, легкий ветерок нес их голоса в уши мужьям и сыновьям – призывы сражаться, как подобает настоящим воинам и пожелания совершить много удачных вылазок.
Неистовая Лошадь поднял ружье над головой и развернул коня, подняв на дыбы.
– Хоппо! – закричал он громким голосом. – Поехали!
Шункаха Люта выехал из деревни в арьергарде отряда. Прежде чем он последовал за Неистовой Лошадью и остальными, его глаза на мгновение встретились с глазами Брианы, и вся любовь, которую он питал к ней, ясно отразилась в их глубине.
А потом он уехал.
Этот взгляд сопровождал Бриану весь день. Однажды Шункаха предлагал отвезти ее домой, но она убедила его, что никогда не расстанется с ним по собственной воле, что она хочет быть только там, где и он. Сейчас, провожая его на битву, из которой он, возможно, и не вернется, она знала, что чувство ее не изменилось. Она позволила своим глупым страхам разрушить их счастье в последние месяцы жизни. Она спала в холодной одинокой постели, когда могла отдыхать в его объятиях. И сейчас она позволила уехать ему на войну – и не сказала, что любит его. Если он погибнет, она знала, что будет страдать от чувства вины и раскаяния всю оставшуюся жизнь. Если бы только она могла поцеловать его на прощание! Если бы только она сказала, что любит его и будет любить всегда!
Потерянная, она бродила по деревне, чувствуя на себе взгляды индейских женщин. Не так уже сильно они отличались от нее: присматривали за своими детьми, плакали, когда им было грустно, любили своих мужей, почитали старших, поклонялись богам, смеялись и танцевали, скорбели по мертвым. Они были благородными людьми, живущими по традициям своих отцов, надеющимися и мечтающими, что будущее их детей окажется лучше.
Она видела беспокойство, затаившееся в глазах в ожидании, когда мужья, братья и отцы вернутся с поля битвы, видела волнение на их лицах, слышала его в их голосах. Глядя на них, она почувствовала связь с этими женщинами – и со всеми женщинами мира, проводящими долгие часы одиночества до тех пор, пока не закончатся война и разлука.
Войдя в свой вигвам, Бриана легла на постель и свернулась калачиком, желая, чтобы время двигалось быстрее. Ожидание, нетерпение, неизвестность – это гораздо больше того, что она может вынести. Все ли с ним в порядке? Она представила его раненым и истекающим кровью… с лицом, искаженным страданием… увидела его умирающим… мертвым… О, Господи, пожалуйста, верни мне его невредимым!
Триумфальный крик вернул ее из забытья к действительности. Вскочив на ноги, она поторопилась выйти из вигвама и увидела, как отряд воинов быстро заполняет лагерь. Битва была жестокой и кровавой, о чем свидетельствовали многие раненые индейцы и большое количество свежих скальпов, развевающихся на кончиках копий. Сражение закончилось победой индейцев. Пятьдесят человек генерала Джорджа Крука были убиты или ранены, а Крук отступил, чтобы зализать раны и перегруппировать людей, назад к Гусиному Ручью, где оставил свой обоз.
Бриана стояла в нескольких шагах от вигвама, когда подъехал Шункаха Люта. Он был покрыт грязью и потом, черные глаза все еще светились волнением битвы, возбуждением победы. Он выглядел, как настоящий дикарь, и, когда он легко соскользнул со спины черного жеребца, она заметила свежий скальп, болтающийся на гриве коня. Вид кровавого трофея вызвал приступ тошноты, и Бриана прижала руку ко рту, представляя, как Шункаха убивает человека и потом срезает волосы с его головы.
Шункаха Люта стоял перед Брианой, едва смея дышать, ожидая, что она сделает первое движение. Он умышленно привязал скальп к гриве своего жеребца, зная, как это на нее подействует. Белые думают, что снятие скальпа – жестокий и варварский обычай. Но все же это – не намеренный акт жестокости, а скорее часть религии Лакота, продукт веры в то, что в Загробном мире врагов будет меньше, чем своих, следовательно, и угроза будет невелика. Неужели вид этого вызывающего ужас трофея оттолкнет ее? Он не думал ни о чем; другом на обратном пути в лагерь. Если Бриана останется, она должна знать все и принять его таким, каков он есть, а не таким, каким она желает его видеть или сделать. Он воин, сражающийся человек. Она должна осознать и смириться с этим, если они собираются жить вместе.
Одно долгое мгновение Бриана смотрела на него, а потом с тихим вскриком бросилась к нему в объятия.
– Ишна Ви, – хрипло пробормотал Шункаха Люта, его чувства всполохнулись от ее близости, тело заболело от желания овладеть ею.
– Обними меня, – умоляла Бриана. – Обними меня крепко и никогда не отпускай. – Слезы потекли из глаз, когда его руки обвили ее талию. – Я была такой глупой.
Шункаха Люта улыбался и, взяв ее на руки, понес свою дорогую ношу вниз к реке, в укромное место, подальше от лагеря. Бриана прильнула к нему, когда он хотел поставить ее на ноги.
– Я должен помыться, – сказал Шункаха Люта, ласково похлопывая ее.
Бриана кивнула и медленно разомкнула руки на его шее, не желая ни на мгновение отделяться от него. Она смотрела, как он снимает мокасины, развязывает пояс штанов, освобождается от набедренной повязки; Ее глаза ощупывали каждый дюйм его тела, убеждаясь, что он действительно цел и невредим.
Ее близость и жаркий взгляд вызвали ожидаемый результат, и Бриана тихо и нежно засмеялась, увидев доказательство его возрастающего желания.
– Ты осмелилась смеяться надо мной, женщина? – грозно и требовательно спросил Шункаха Люта, направляясь к ней.
– Нет, – сказала Бриана. Подойдя ближе, она провела пальцами по рисунку на его щеках и груди. – Я просто очень рада, что ты вернулся домой невредим.
Глаза Шункаха Люта загорелись неистовой страстью, когда он расслабил завязки на ее одежде, и та соскользнул вниз к лодыжкам.
– Идем. Искупайся со мной.
Бриана подумала, что пойдет за ним куда угодно, позволяя ему увлечь себя в реку. Вода была прозрачной и холодной, но руки Шункаха быстро согрели ее. Он мыл ее с головы до ног; его руки, такие большие и загорелые, задержались на стройном изгибе ее шеи, сладостных бугорках ее грудей, потом он обхватил узкую талию и притянул Бриану ближе, прижимая ее к своей груди. Со вздохом Бриана склонила голову ему на плечо, волны счастья накатывались одна за другой. Наконец-то он здесь, и она снова в его объятиях, там, где всегда жаждала быть.
Он прошептал ее имя, и она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Все ее существо затрепетало от радости, когда она увидела, что его глаза пылают любовью.
Одним плавным движением Шункаха поднял ее на руки и вынес из воды. На берегу он опустился на землю, все еще держа ее в своих объятиях, его рот покрывал поцелуями каждый дюйм ее лица, и все это время он шептал ей гортанные слова Лакота, звучащие, словно самая прекрасная музыка, какую ей приходилось слышать.
Шункаха нежно положил любимую на землю и лег рядом, не сводя глаз с ее лица, руки блуждали по влажной коже, заново знакомясь с шелковистыми холмами и долинами, пока Бриана не начала дрожать от его прикосновений.
Она смотрела ему в глаза, в черные бездонные глаза, которые сейчас горели страстью, и чувствовала, как жар охватывает ее всю, до самых кончиков пальцев на ногах.
Нетерпеливо она обвила руками его шею и притянула к себе, чувствуя, как что-то теплое и прекрасное заполняет все ее существо, когда они наконец слились в одно целое. Месяцы, проведенные раздельно, добавили пылкости их любви, равно как и осознание того, что Шункаха Люта могли убить и этому радостному воссоединению уже никогда не суждено было бы произойти.
О, какое ни с чем не сравнимое счастье! Он снова прикасается к ней, она вновь становится его женщиной! Ее руки ласкали атласную сталь мускулов, когда он вошел в нее, удовлетворяя более чем физическую потребность, испытывая нечто большее самой сильной страсти. Это было новое подтверждение их любви, новый обмен клятвами.
Бриана выдохнула имя Шункаха, когда его жизнь пролилась в нее, наполняя солнечным светом и заставляя насладиться им до конца.
Позже Шункаха Люта крепко обнимал Бриану, слегка поглаживая ее волосы. Сегодня он выиграл две войны, размышлял он, и каждая победа была сладкой, так как досталась ему в борьбе.
* * *
Бриана предполагала, что победа индейцев означает конец сражениям, что предвидение Сидящего Быка осуществилось, и сейчас Лакота могли возвращаться к Черным Холмам и жить в мире.
Но это было совсем не так. Сидящий Бык отважно заявил: битва против «Трех Звезд» Крука была не та, что явилась ему в ниспосланном богами пророчестве. Он видел сотни мертвых белых солдат, а не горсточку «синих мундиров», сраженных у реки Роузбад. Так утверждал он. Значит, предстояло сразиться еще в одной схватке и выиграть ее.
Неистовая Лошадь верил словам шамана Хункпапа, поэтому его племя готовилось к откочевке. Местом назначения была долина Маленького Большого Рога.
Бриана не могла не взволноваться во время переезда, так как никогда раньше не видела ничего подобного. Она с интересом разглядывала красоту окрестностей пути через северное подножие холмов у Волчьих Гор. Высокая трава доходила лошадям до брюха. Им встречались рощи трехгранных тополей, чистые горные ручьи и стройные березы. А вдалеке виднелись Сияющие Горы, которые белые люди называли Большими Рогами. Их заснеженные вершины вздымались в торжественном великолепии к безоблачному голубому небу.
Длинный караван Сиуксов возглавлял Неистовая Лошадь, сопровождаемый Тупым Кинжалом и Двумя Лунами – вождями Чейенов. Следом, выстроившись в цепочку, ехали на своих боевых конях воины. За ними двигались женщины и дети, грузовые лошади, и завершало шествие огромное стадо индейских пони.
