Текст книги "Последний дракон"

Автор книги: Майкл Ривз

Соавторы: Байрон Прейс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Жена и сын засмеялись, Лэгоу тоже улыбнулся и помахал им рукой. Потом он взялся за вожжи и тронулся в путь, а они еще махали ему вслед. Но как только дом исчез из виду, улыбка тотчас же покинула лицо плотника и колесных дел мастера. Эти разговоры о войне его беспокоили. Он тревожился не о себе, хотя горько было сознавать, что он будет лишен спокойствия и комфорта, заслуженных годами тяжелого труда, – он волновался за сына. Для молодых война была куда серьезнее и страшнее, чем для стариков. Сам Лэгоу на войне никогда не был, но дед рассказывал ему о Южных Сражениях, после которых основатели Фандоры пришли из-за гор, чтобы поселиться в степях. Лэгоу был рад, что ему не довелось сражаться самому, и хотел бы, чтобы эта участь миновала и сына.

Отвесные скалы Фандоры вздымались на уровень шестидесяти – девяноста футов над морем, а их глубину под водой никто никогда не измерял. Эта часть океана была опасна – подводные пещеры и гроты были причиной неожиданных течений и водоворотов, которые могли разбить рыбацкие лодки о скалы. И все же рыбу здесь ловили регулярно. На самом деле население Кейп Бейджа жило рыбной ловлей. Ведь только здесь, в глубоких водах, водились огромные рыбины, чья высушенная кожа становилась прочной и притом на удивление мягкой. Здесь же водились стаи мелкой, безвкусной рыбешки, которую в Фандоре готовили с особыми специями и ели едва ли не каждый день.

Рыбачили в основном с помощью лебедок и багров, опуская с их помощью в воду огромный невод прямо с верхушек скал. Все эти приспособления из веревок и сетей были сложны, но получавшийся сачок был одновременно и достаточно прочным, чтобы сопротивляться течениям, и гибким для того, чтобы ловить рыбу.

Тэмарк был рыбаком в Кейп Бейдже с двадцати двух лет. Отец его тоже рыбачил, а его дед изобрел эти самые сети. Тэмарк был крупным мужчиной, с лысой головой, которая блестела, словно намазанная рыбьим жиром, и задиристо торчащим вперед пучком бороды. Нос его был сломан давным-давно, когда рычаг, поднимавший сеть, выскользнул из рук. Его крупные ладони были покрыты шрамами от веревок и затвердели до гладкого блеска от работы с лебедкой. Он был сильным, потому что немало силы нужно, чтобы до сорока раз в день вытаскивать на скалы сети, полные сверкающей, бьющейся рыбы.

Рыбак стоял в одной их «корзин» – плетеных платформ с поручнями, которые нависали над обрывами, и смотрел вдаль, туда, где линия горизонта тонула в тумане над морем. Денек на побережье выдался серым и унылым. Позади Тэмарк услышал странный глухой звук, словно завывание волка в холмах. Он обернулся. Промозглый туман проник под его куртку из рыбьей кожи, в то время как далеко внизу сильная волна разбилась о скалы, и вода, промчавшись через каменные впадины и тоннели, вырвалась на свободу с паром и стонущим звуком. Тэмарк почти и не заметил – эти звуки были такой же частью его жизни, как запах рыбы.

День был плохим для улова – туман, казалось, погружал рыбу в такое же отчаяние, что и рыбаков. Сети опустили двадцать раз, а рыбой наполнили едва ли три телеги. Тэмарк смотрел, нахмурившись, на вязкие, вялые волны, за которыми не было видно горизонта. Три телеги рыбы… Когда они разделят сегодняшний заработок, его доли вряд ли хватит на приличный обед. Жизнь рыбака порой была трудна. Иногда в такие неудачные дни, как сегодня, Тэмарк жалел, что вернулся в Фандору, к ремеслу отца, что оставил путешествия. Он хотел повидать мир, когда был мальчишкой, и потому записался в ученики купца. Караван, небогатый – четыре лошади и несколько телег, груженных тканями, но ему это казалось состоянием, шел в Бундуру, одну из дальних восточных земель. Несколько недель они пробыли там, и Тэмарк был восхищен чудесами Дагемон-Кен, столицы. На главной площади вода била фонтанами из каменных труб, улицы были вымощены обтесанной плиткой, а не грубыми булыжниками, а здания были огромны – до трех этажей и больше десяти комнат в каждом. Вдоль улиц, под арками, раскинулись таверны и магазины, а вокруг гуляли павлины. Внушительная стена окружала город, и на страже у ворот стояли с копьями в руках солдаты в кирасах из чеканной меди. А женщины! Какие там были женщины! Он безумно влюбился в девушку с оленьими глазами, дочку торговца скотом, но вскоре понял, что любовь его безответна. Его терпели как игрушку, как шута. Мужицкие повадки были смешны, ими можно было развлечь друзей. Поняв это, Тэмарк уехал домой и поклялся, что никогда больше не покинет родной город.

Он вздохнул. Это было давно, но его до сих пор иногда просили рассказать о путешествиях и о чудесах, но воспоминания уже давно не приносили той радости, что раньше. Теперь он был фандорским рыбаком, не более того, и рыбаком он собирался оставаться до конца. Да, кроме этого, он был старейшиной в Кейп Бейдже, но обязанности, связанные с этой должностью, он не всегда воспринимал всерьез, хотя и прилежно исполнял. Разрешение споров о том, какая курица из чьего курятника или кому принадлежат яблоки, упавшие за забором, вряд ли требовали его знаний о чужих землях или опыта путешественника. Тэмарк снова вздохнул. Он хотел бы сделать что-то значительное для себя и для города, принести людям пользу, как сделал его дед, который изобрел невод.

Подошло время тянуть улов, и Тэмарк вышел из «корзины», чтобы занять свое место за лебедкой. Человек двадцать рыбаков подошли к своим постам у лебедок. Тэмарк подождал, пока они займут свои места, их мозолистые ладони лягут на вытертые деревянные рукояти.

– Молитесь о хорошем улове! – выкрикнул он и скомандовал: – Тянем!

Усилию, с которым они тянули за изогнутые рукояти рычага, противостояла тяжесть улова, которую они обычно преодолевали медленно, но верно. Но даже полные сети рыбы не требовали обычно таких усилий. Рычаг провернулся едва ли наполовину и остановился, как будто наткнувшись на невидимую, но прочную стену. Тэмарк посмотрел на своих товарищей, которые выглядели такими же удивленными, как он сам. Улов, должно быть, был невероятно большим.

– Еще раз! Тянем!

По сигналу старейшины рыбаки снова налегли на рычаги, лебедки натянулись, а деревянные опоры тревожно затрещали. Что бы они ни поймали, если обращаться с неводом неосторожно, вся конструкция могла рухнуть в море.

Тэмарк осмотрел дрожащие от напряжения веревки. Такого он никогда еще не видел. Оставалось только надеяться, что они выдержат. Он не мог послать ныряльщика вниз, в водовороты, чтобы распутать сеть, а о том, чтобы обрезать веревки, не могло быть и речи. Месяц уйдет на то, чтобы сплести новый невод.

– Тянем! – скомандовал он снова. – Тянем изо всех сил! Поворачиваем рычаги и поднимаем!

Рыбаки налегли на лебедку изо всех сил. Мышцы на их плечах вздулись буграми, Тэмарк почувствовал, как пот бежит по спине. Скрип лебедок и тяжелое дыхание рыбаков наполнили воздух. Серое небо, казалось, давило сверху, туман поднимался, щупальцами расползаясь по побережью. Тэмарк прислушался к отдаленному реву волн, разбивающихся о скалы внизу, как будто этот звук мог помочь разгадать тайну их груза.

Теперь рыбаков окружал плотный туман, и почему-то Тэмарку пришло в голову, что то, что они вытягивали, не стоило видеть. Свинцовая тяжесть того, что попало в их сети, была невиданна, как и упрямое сопротивление, нежелание этого предмета покидать темные глубины моря. Рыбак заставил себя несколько раз очень медленно вздохнуть, чтобы успокоиться и не дать страху завладеть собой. Но он не отдал приказа резать веревки. Невод был слишком дорог, чтобы потерять его из-за глупого детского страха. Он сжал зубы и продолжал крутить рычаг.

Рыбаки почувствовали, как сеть с грузом вырвалась из воды, но никто не мог покинуть своего поста у лебедки, чтобы взглянуть на добычу. Веревки ползли, поскрипывая в желобах, наматывались на барабаны медленно, как во сне.

– Еще немного! – выдохнул Тэмарк. Его слова повторили остальные.

Судя по длине веревки на барабане, невод должен был вот-вот показаться над обрывом. Тэмарк уже хотел покончить с этим, дать отдых уставшим мышцам, но и страшился того, что они увидят.

Сеть поднялась.

На какое-то время все скрыл туман. Затем изменчивый морской ветер подул в сторону, и рыбаки замерли перед открывшейся им картиной.

Их сети поймали белый, до последней косточки отмытый морем скелет чудовища. Тэмарк никогда не видел ничего подобного. Скелет был гигантским, больше пятидесяти футов в длину, с головой больше лошадиной. Длинный, изогнутый позвоночник позволял судить о гнущейся, подобно змее, шее, а размер ребер предполагал, что тело должно было быть не меньше десяти футов в обхвате. Ни крошки плоти не осталось на скелете – в море есть кому за этим проследить. И все же кости не рассыпались, потому что связки и сухожилия большей частью сохранились, затвердев, как канаты. У черепа не хватало нижней челюсти, но огромные изогнутые клыки, свисающие с верхней, не оставляли сомнений в том, что это был хищник. Два оставшихся зуба были толще и длиннее руки Тэмарка. Вода стекала ручьями, до ужаса похожими на слезы, из черной пустой глазницы.

Рыбаки стояли молча, без движения. В тишине был слышен только скрип натянутых веревок. Затем сзади раздался знакомый свист воздуха, выходящего из расщелины в скале. Один из рыбаков закричал.

Как будто этот звук был последней каплей, одна из веревок, держащих невод, не выдержала и лопнула с резким хлопком. Это неожиданное движение было единственным, чего не хватало конструкции для того, чтобы рухнуть. Одна за другой веревки начали лопаться с оглушительным треском, похожим на хруст ломающихся костей. Рыбаки едва успели отскочить от освободившегося от веса механизма, Деревянные рычаги хлестали вниз и вверх, как кнуты, и, когда последняя веревка порвалась, Тэмарку показалось, что белый череп кивнул ему с пугающей значительностью. Затем скелет и остатки изорванного невода рухнули вниз. Несколько рыбаков подбежали к краю обрыва, чтобы увидеть, как кости чудовища исчезли в клубящемся тумане, и услышать отдаленный глухой всплеск. Тэмарк не двинулся с места. Перед его мысленным взором все еще стоял взгляд монстра, который по неведомой рыбаку причине выделил его из всех.

Рыбаки долго молчали, потрясенные произошедшим, а затем до слуха Тэмарка донеслись отдельные голоса.

– Что это было?

– Никогда такого не видел!

Высокий, дрожащий голос старика Кенана, того, что занимался починкой сетей, раздался над общим гулом.

– Я вам скажу, что вы поймали, – сказал он. – Это останки морского червя, змея морского, мы их называли крушителями кораблей. Они могли обернуться вокруг рыбацкой лодки и разбить ее в щепки. Я издалека видел одного, он погружался и всплывал, нырял в воде, что твоя иголка в ткани. Это уж лет сорок тому назад было, а я не забыл.

Снова раздался гул голосов. То, что произошло с ними, на глазах превращалось в легенду. Тэмарк повернулся и на негнущихся ногах пошел прочь. Рыбаки потянулись за ним, кто по домам, а кто в таверны Кейп Бейджа. Теперь, пока не починят невод, ловли не будет.

Старейшина Тэмарк тяжело дышал, словно пытаясь этим усилием прогнать страх. Он не был удовлетворен своей судьбой, хотя она была лучшей, чем у многих в Фандоре. Что ж, подумал он сожалением, возможно, всему пришел конец. Некая тень неясно вырисовывалась в его будущем, и он не стремился узнать, что это такое.

В своей комнате, позади деревенской пекарни, он нашел короткую записку, сообщавшую о встрече старейшин в Тамберли. Тэмарк всегда хотел сделать что-нибудь важное для общины, внести вклад, равный тому, что внес много лет назад его дед. Может быть, его время пришло? Происшествие на скалах и записка показались ему связанными. Это не могло быть простым совпадением.

Он сел на кровать и положил лист пергамента на табуретку перед собой. Писать он научился в путешествиях, но ему редко приходилось этим заниматься, поэтому он долго писал своим людям о том, что делать в его отсутствие.

В конце концов он поднялся, взял несколько монеток из ящичка стола и позвонил в звонок у окна, сделанный для того, чтобы старейшина всегда мог призвать гонца.

Мальчик убежал с письмом, а Тэмарк все еще не мог справиться с неуютным чувством не то страха, не то некой неуверенности. Мечты о делах, достойных предков, никуда не делись, но на совет он ехать не хотел.

ГЛАВА 5

Тамберли был наполнен обычным городским шумом: криками детей, играющих на улицах, сердитыми окриками их родителей, перепалкой торговцев и пересудами фермеров. Пожалуй, никто из фандорцев еще не испытывал возбуждения, подобного тому, что царило сейчас на рыночной площади. Горячо обсуждая последние события, горожане нет-нет да поднимали головы к небу, словно опасаясь внезапного появления симбалийского корабля.

Разговоры шли о симбалийцах и о пугающей близости войны с ними.

– Я слышала, они просто дьяволы, – говорила госпожа Сарнесс сестре. – Говорят, они могут превратиться во что угодно в мгновение ока, хоть в пчел и пауков, пробраться в дом и задушить нас в собственных постелях!

Она так это описала, что ее сестра убежала домой с криком ужаса и до вечера уничтожала насекомых в доме.

– Магия, конечно, – со знанием дела рассказывал пекарь мяснику. – Все, что нужно, – это клок твоих волос или заусенец, и ты так запляшешь под их дудку – в страшном сне не приснится!

– Да если они ко мне подойдут, я у них не то что клок волос отрежу! – обещал мясник, пробуя мозолистым пальцем остроту лезвия ножа.

– Не верь всем сказкам, что тебе рассказывают, – увещевал Эгрон жену, – симбалийцы тоже люди, и их война тоже вряд ли порадует.

– Меня беспокоят не те, кто войны боится, – сказала жена, – они-то как раз разумны. Вот те, кто хочет воевать, – они пугают меня.

Дети играли в войну на улицах города, сражаясь на мечах, сделанных из стеблей чертополоха, превращая силой воображения тележки и корзины в воздушные корабли. Много таких сражений было выиграно во дворах, и множество симбалийских колдунов там бесславно погибло.

– Ты правда пойдешь на войну? – выспрашивала девушка своего парня, сидя рядом с ним на высоком холме, с которого открывался вид на город. – Ты будешь носить форму и меч, как в легендах, что рассказывают трубадуры?

– А то! – важно кивал он. – А ты будешь ждать, когда я вернусь с орденами?

Она скорчила кислую гримасу:

– А долго тебя не будет? Долго-долго? Год?

– Ну нет! Да мы выпорем этих симбалийцев и к концу недели дома будем с такими сокровищами, что тебе и не снились!

Прошла неделя с тех пор, как Йондалран созвал старейшин окрестных городов. Было принято, что город, созвавший совет, принимал у себя тех, кто откликнулся и приехал. И вот холодным весенним вечером Тамберли приветствовал двадцать старейшин Фандоры.

Напряжение последней недели улетучилось само собой перед торжественностью случая. Пир, достойный королей, был организован на городской площади, и буквально все население участвовало в подготовке. Знамена свисали с высоких строений. Дети с восторгом смотрели, как гонцы развешивали фонарики над улицами. Сапожники заработали кучу денег на горожанах, готовых заплатить вдвое за то, чтобы их обувь выглядела прилично случаю. Танцоры – нарядные юноши и девушки с раскрашенными лицами – развлекали гостей пантомимами и танцами.

Приехавшие издалека старейшины усилия хозяев оценили. Лэгоу из Джелриха с удовольствием поглощал палтуса, которого ему давно уж не приходилось есть. Рыба, как ему сказали, была подарком от Кейп Бейджа к собранию старейшин. Лэгоу этот жест старейшины Тэмарка из Кейп Бейджа оценил высоко. Заметив рыбаков, сидящих под алым знаменем, он поспешил выразить Тэмарку свое почтение и благодарность за щедрый дар и поразился произошедшей со старейшиной из Кейп Бейджа перемене. Рыбак говорил коротко и угрюмо, отпуская циничные замечания насчет излишнего веселья собрания. Сначала Лэгоу был готов списать настроение рыбака на выпитое вино, но стоило ему упомянуть Йондалрана, как Тэмарк посерьезнел.

– По мне, так не стоит проводить знак равенства между смертью и справедливостью. Скажи мне, Лэгоу, есть ли хоть какая-нибудь причина бросать нашу молодежь в битву с волшебниками? Если Йондалран считает симов виновными в наших бедах, почему он не пошлет к ним глашатая, как мы поступаем в случае спора с южанами?

Лэгоу кивнул:

– Я понимаю, Тэмарк, да только Симбалия – не южане. Ни один фандорец там никогда не был, и нашим людям нужны действительно веские причины, чтобы туда отправиться. Многим кажется очевидным, что симы виновны. Йондалран думает, что, послав глашатая, мы потеряем преимущество неожиданности.

– Неожиданности? Когда мы даже правды о них не знаем? – Тэмарк поднял кубок с элем и провел пальцем вдоль ободка, там, где выступала белая пена. – Неожиданность сама по себе ничего нам не даст. Крошечная рыбка может напугать акулу, появившись неожиданно, да вот акула ее все равно съест. Неожиданность без знаний – это вот… – рыбак взял пальцами облачко пены с поверхности эля и подул, – ничто.

Самый молодой старейшина, Тенньел из Боргена, приговаривал вторую индюшачью ножку, когда почувствовал, как тяжелая ладонь легла на его плечо. Он поднял голову и, к своему удивлению, увидел Йондалрана. Молодой человек быстро вытер жирную ладонь и протянул руку фермеру.

– Рад познакомиться с вами, сэр! – сказал он. – Ведь вы тот самый человек, который отбил атаку симбалийского корабля, пытаясь спасти сына?

Старик уставился на него, а потом сердито фыркнул.

– Вот, значит, как рождаются легенды, – ворчливо произнес он. Посмотрев на смущенного молодого человека долгим оценивающим взглядом, он добавил: – Ты слишком молод, чтобы носить пояс старейшины.

– Мне двадцать восемь, – попытался защититься Тенньел.

Йондалран покачал головой с копной седых волос.

– Поразительно. Я бы как-нибудь к вам в гости съездил. У вас в кузницах, наверное, управляются младенцы, а фермеры пашут в пеленках.

До того как Тенньел успел возразить, он продолжил:

– А что до твоего вопроса, так я тебе расскажу, как все было на самом деле.

Затем он рассказал свою историю, кратко и сухо, и все же к концу рассказа молодой человек услышал дрожь в голосе старика. Ему было жаль старого фермера, но еще больше он возмутился тем, что злонамеренный Эмсель все еще спокойно жил в своем доме на дереве.

– Почему же горожане не пошли туда с факелами и кольями и не привели его к суду? – спросил он. – Я думаю, нам нужно пойти прямо сейчас…

– Такие вещи должно делать по закону! – резко сказал старик. Затем, почувствовав укол совести от того, что говорит не всю правду, он добавил: – Я именно так, как ты говоришь, и пытался поступить, но я был ослеплен гневом. Мы не безответственные нарушители законов, как симы. Мы все будем поступать как положено.

– Как скажешь, – согласился Тенньел, но в глубине души он стремился встретиться лицом к лицу с этим самым Эмселем.

Эмсель решил выбраться из Спинделейнского леса в тот вечер, решив пожить немного в большой сухой пещере, которую он давно уже обустроил как перевалочный пункт для дальних путешествий. Ему пришло в голову, что история о том, что случилось с Йоганом, может разрастись в жуткую небылицу, и тогда кто-нибудь непременно решит, что настало время действия. Ему нужно было о многом подумать, и он предпочитал размышлять в спокойной обстановке.

Эмселю до сих пор с трудом верилось, что Йоган мертв. Он помнил первую встречу с мальчиком – на опушке леса, около ручейка, который протекал мимо его лесного дома. Йоган играл с черепахой, вертел ее так и эдак, положив на спину.

– Ты собираешься ее есть? – спросил Эмсель мальчика, который молча покачал головой, глядя на отшельника с удивлением и испугом.

– Тогда тебе хорошо бы знать, – продолжал Эмсель дружелюбно, – что, если ты оставишь ее лежать на солнце кверху брюхом, она умрет. Убивать для того, чтобы есть, – простительно, но убивать ради развлечения – нет.

К удивлению изобретателя, мальчик кивнул, сказал, что ему понятно, перевернул черепаху и опустил ее обратно в воду. Эта встреча стала началом их дружбы. Эмсель обнаружил, что мальчик умен, ему нравится учиться и у него есть чувство юмора. Узнав парнишку поближе, отшельник сообразил, что следует быть поосторожнее в словах, потому что Йоган был одним из тех редких людей, которые задумываются о том, что им говорят, и даже следуют советам. Хорошо давать советы с высоты своего опыта, прекрасно осознавая, что на них не обратят внимания, но с Йоганом следовало быть осмотрительнее.

Очевидно, он был недостаточно осторожен. Это была его вина, это он, не задумываясь о последствиях, пробудил в фермерском сыне интерес к необычному, к тому, что далеко выходило за рамки привычной мальчику жизни. Возможно, не стоило так много рассказывать Йогану, но Эмсель не представлял себе, о чем положено говорить ребенку, а о чем нет. Он вообще плохо ладил с людьми. И теперь мальчик, доверившийся ему, погиб.

Эмсель сложил кое-какие вещи в небольшую сумку и отправился в путь. Он взобрался на плато Гринмедоу и начал подъем в Толденарские холмы. Тропинка поднималась вверх так круто, что ему пришлось в какой-то момент даже остановиться, чтобы перевести дыхание. Изображать горного козла среди утесов и расщелин было уже не так легко, как раньше. Он угрюмо подумал о том, что старость была бы не так ужасна, если б с годами он становился еще чуть-чуть мудрее.

Уже собираясь продолжить путь, он услышал приглушенные голоса неподалеку и шорох гравия на тропинке. Холодный страх сжал его сердце. Встретить опасность лицом к лицу? Бежать и надеяться, что его спасет знание холмов? Не успев принять решения, Эмсель услышал шаги за изгибом скалы и выскочил навстречу предполагаемой опасности, чувствуя, как сердце отчаянно бьется в груди.

Трое детей стояли рядышком на тропинке, два мальчика и девочка. Он их узнал, они встречались раньше – это были друзья Йогана. Мальчик долго пытался подбить их на то, чтобы вместе посетить жилище безумного отшельника, и они в конце концов пришли, поначалу дрожа от страха. Бояться они скоро перестали, особенно после того, как Эмсель угостил их сладостями и сидром и показал свои изобретения. Они обещали прийти еще, но так и не собрались, что отшельника, откровенно говоря, порадовало. Если б он целыми днями принимал гостей, у него не осталось бы времени на исследования и опыты.

Эмсель кивнул им, понимая, что не в состоянии вспомнить ни одного имени, и поинтересовался:

– Что вы здесь делаете?

– Мы играли в камешки на дальнем холме, – сказал плотно сбитый мальчик с темными волосами, – и увидели тебя.

Он говорил сердито, и Эмсель с горечью подумал о том, что теперь никакие сладости и никакой сидр не помогут ему завоевать их доверие.

– Давай, спроси его, – сказала девочка, – ты сказал, что спросишь.

Темноволосый мальчик отвернулся от Эмселя и покачал головой.

– О чем ты хотел меня спросить? – попытался подбодрить его Эмсель. – О Йогане?

Мальчик по-прежнему отводил глаза.

– Это был несчастный случай. Я не хотел, чтобы это случилось, – сказал Эмсель.

– Но случилось же. И он теперь мертв. А ты, ты что будешь делать? – спросила девочка.

– Я не знаю, – откровенно ответил Эмсель. – Я действительно не знаю. Думаю, я должен… поговорить с людьми.

– С какими людьми? – настаивала девочка.

– Я еще не знаю. Но у меня есть такое чувство, что это случилось потому, что люди, я сам, Йоган, его отец, слишком мало разговаривали друг с другом.

– Ты идешь на совет? – спросил худенький мальчик с беспомощно свисающей искривленной рукой, до сих пор хранивший молчание.

– Какой совет? – спросил Эмсель. Городские старейшины к этому времени уже точно встречались.

– На Лестнице, – сказала девочка, – все идут. Это большой совет, самый большой.

Эмсель заморгал в изумлении. Созвали Верховный совет! Последний раз такой совет созывали давным-давно, насколько он помнил, тогда речь шла о помощи жертвам наводнения на реке Вайан. В свитках, посвященных истории Фандоры, было записано всего пять случаев, когда созывали Верховный совет.

Вряд ли совет созывали из-за него. Тогда что? Конечно, возможно, что созыв совета не имеет к лесному отшельнику никакого отношения. Хотя сомнительно, Эмсель слишком хорошо помнил обвинения Йондалрана и его угрозы отомстить симбалийцам за то, что они, по его разумению, сделали. Эмсель вдруг с чудовищной ясностью осознал, что знает, зачем собрался совет.

– Когда будет совет? – Он услышал свой голос, задающий этот вопрос, как будто издалека, и так же отдаленно прозвучал ответ девочки:

– Через три дня, на рассвете. Ты придешь?

Он задумчиво провел ладонью по волосам.

– Ну, даже и не знаю. Вряд ли меня там тепло встретят. Знаете что, дети, холодает. Идите-ка по домам.

Трое детей повернулись и убежали в сторону города. Эмсель проводил их взглядом, а потом посмотрел на холмы, где ждала старейшин Лестница Лета.

– Да уж, вряд ли мне обрадуются, – пробормотал он себе под нос, – но есть у меня такое чувство, что пойти я должен.

Было темно, слишком темно для утра, затянутое мрачными черными тучами небо предвещало дождь. Разъезжий сидел в таверне спиной к двери. Было слишком рано, чтобы пить, но на донышке его стакана плескались уже последние капли красного вина.

Было слишком темно для утра, слишком рано, чтобы пить, и он был слишком умен для того, чтобы быть простым разъезжим, однако утро уже наступило, он пил и он по-прежнему состоял на службе в разъезде. Через окно таверны он смотрел, как горожане сбиваются в группки. Скоро начнется Верховный совет, и все отправляются туда. Люди несли с собой одеяла и кожаные покрывала для защиты от дождя. В ожидании решения старейшин они, без сомнения, раскинут лагерь на спиральных ступенях Верхнего перевала.

Разъезжий усмехнулся. Фандорцы хорошие люди, справедливые. Сам он был южанином и жертвой гораздо менее благородной системы. Он бежал в Фандору, потеряв свое дело и левый глаз из-за шайки воров. Не в состоянии выплатить долги, он отправился на север и в конце концов нашел работу в Фандоре. Разъезд был подходящим занятием для чужака. Разъезжие разыскивали по дорогам беглецов, покинувших дом детей, уставших от суровой крестьянской жизни, и мелких воришек, чьими жертвами время от времени становились фермеры и купцы.

Разъезжий хоть и был одним из немногих иностранцев, постоянно проживающих в Фандоре, тем не менее ощущал уважение и симпатию местных жителей к себе. Его южный опыт был бесценен в новой работе, а высокий рост и широкие плечи значительно облегчали разговоры с клиентами. Он жил одиноко, заработок откладывал, а в свободное время исследовал окрестности.

В Фандоре было не более тридцати поселений, разбросанных на почти квадратном участке земли примерно в пятьдесят миль вдоль северного и пятьдесят вдоль восточного побережья выступающего в море мыса. Разъезжий посетил почти половину из них и нашел, что во многом похожие, фандорские города управлялись практически независимо, за исключением случаев, когда собирался Верховный совет. Частные фермы и хутора приписывались к ближайшему городу или деревне, а возникающие между поселениями споры решались сообща старейшинами. Это была простая система, особенно в сравнении с достаточно запутанной системой государственного управления, принятой на юге, но до сих пор она работала без сбоев.

Разъезжий встал и направился к выходу. На площади он увидел группу танцоров – молодых людей и девушек, одетых в черное, в белых вязаных шапочках. Он как раз смотрел их представление, когда больной глаз снова воспалился.

Этот месяц выдался тяжелым для разъезжего. Его наняли найти пропавшего сына купца из далекого города Делькарена, но он уже дважды упускал парнишку. Теперь южанин был уверен, что мальчик в Тамберли, но морозный воздух фандорской весны не пошел на пользу его больному глазу, и он потерял много времени, пока сидел в темной комнате и возился с примочками.

Последние несколько дней вокруг только и разговоров было, что о войне. Речи старика Йондалрана взбудоражили город. Двое детей погибли, воздушный корабль разбился. Южанин еще никогда не видел фандорцев такими разгневанными. Разъезжий кое-что знал о симбалийцах и понимал, что фандорским крестьянам не справиться ни с их воздушными кораблями, ни с их военной стратегией. Но эти крестьяне его приютили, и, если они проголосуют за войну, он сделает все, чтобы им помочь. И все же в глубине души он надеялся, что разум возобладает.

Эмсель шагал по направлению к Лестнице Лета. Дорога, которую он выбрал, была куда короче, чем та, по которой шли остальные, но и куда опасней. Ему приходилось перепрыгивать с камня на камень, перебираясь через расщелины до семидесяти футов глубиной, и пробираться, прижавшись к скале, по узким уступам. Когда он был моложе, такое удавалось легче, но все же он и теперь продвигался достаточно быстро.

Отшельник беспокоился, ведь со встречи с детьми прошло уже три дня, и многое могло произойти за это время в Тамберли. Он всегда старался держаться подальше от горожан, но на расстоянии трудно было быть в курсе событий.

Он спрыгнул с выступа, приземлился на край узкого каньона, который разделял холм параллельно Лестнице, и начал спускаться вдоль него, одной ногой на одном краю, другой на другом. В конце пути его ждала пещерка, выступ которой нависал над частью вырезанного самой природой каменного амфитеатра, называемого Лестницей Лета. Эмсель устроился в пещерке, достал тетрадку и перо и приготовился ждать.

Многие горожане последовали за старейшинами к Лестнице Лета. Такое событие, как совет, случалось редко, да и предмет обсуждения касался всех без исключения. Никто, однако, кроме старейшин, не допускался на ступени природного амфитеатра, где проходило собрание. Йондалран поднялся последним. Перед тем как ступить на запретную для других территорию, он обернулся к людям, следовавшим за ним.

– Помните, что вам нельзя и шагу ступить на Лестницу, – напомнил он. – Оставайтесь здесь и ждите нашего решения.

– Может, мы хоть послушаем? – предположил один из мужчин. – Мы не будем прерывать совет!

– Вы не можете слушать, мы будем действовать по закону, – твердо ответил старик и пошел вслед за остальными старейшинами.

Старейшины Фандоры не выглядели знатными гражданами. Многие сжимали в руках посохи и кирки, с помощью которых они шли горными тропами. Большинство было одето в простую крестьянскую одежду.

В соответствии с правилами проведения совета старейшины заранее избрали из своих рядов председателя. В этот раз им оказался Пеннел. Его место было на небольшом каменном возвышении в центре амфитеатра. Он стоял там и смотрел на собрание, освещенное факелами. Он видел напряженные, суровые лица. Пеннел знал, кто должен согласно традиции говорить первым, и поэтому он назвал имя старейшины, по чьему призыву собрался совет.