Текст книги "От полюса до полюса"

Автор книги: Майкл Пэйлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Чили

День 133: Сантьяго, Чили

Сантьяго. Вторник. Утро. Нам потребовалось почти три месяца, чтобы проехать 6800 миль от северной до южной оконечности Африки, и всего лишь сорок восемь часов, чтобы пролететь 6200 миль, разделяющих Южную Африку и Чили. Однако при всем том, к месту нашего назначения мы не приблизились.

Сантьяго и Кейптаун находятся на 33° южной широты, примерно в 4200 милях от Южного полюса. Между этими городами есть и другие аналогии. Оба города принадлежат к зоне умеренного климата и имеют явно европейский облик, отражающий стиль и вкусы первопоселенцев – испанцев в Чили и британцев в Капской колонии. Обе страны производят хорошее вино. В политической истории обеих стран недавно бушевал разгул насилия и угнетения. Отец и двое братьев Патрисио, нашего устроителя и проводника по Сантьяго, в сентябре 1973 г. были арестованы и брошены в тюрьму за поддержку президента Альенде, придерживавшегося социалистической ориентации, а самого Патрисио исключили из университета за политические воззрения. Он не затаил злобы и не считает себя особенным неудачником. Полиция генерала Пиночета, пришедшего к власти в ходе военного переворота, арестовала 250 000 сторонников Альенде и три месяца продержала их на стадионах страны, причем 2000 человек бесследно исчезли. Хотя Чили теперь правит реформист и либерал, президент Патрисио Эйлвин[65]65
  Патрисио Эйлвин Асокар (род. в 1918 г.) – видный политический деятель, христианский демократ, президент Чили в 1990–1994 гг. Его преемники: Эдуардо Фрей, Рикардо Лагос, Вероника Мишель Бачелет и (с 2010 г.) Себастьян Пиньера. – Примеч, ред.


[Закрыть], их до сих пор не нашли.

Сантьяго, столица Чили

Солнечное утро у подножия Анд, температура ползет за 70°F (20°C), и военный оркестр марширует возле причудливого, построенного в колониальном стиле президентского дворца Ла Монеда, что в переводе означает «монетный двор». Для данной цели это здание и было построено в 1805 г. Именно здесь совершил самоубийство президент Альенде, после того как здание было обстреляно ракетами истребителей «Хокер Хантер» по приказу возглавившего мятеж Пиночета.

Заученные перестроения караула сменяют друг друга, а затем после долгих приготовлений военный оркестр со смаком заводит незабвенную мелодию «Happy Birthday to you»[66]66
  С днем рожденья тебя (англ.).


[Закрыть]. Звучит не одинокий хор, но длинная симфоническая вариация, на пять минут повергающая собравшихся в полное недоумение. Предположительно, объектом представления является сам президент, однако уверенности в этом никто не испытывает.

Монумент закрыт. Сантьяго-де-Чили

Обедаем в превосходном крытом рынке; снаружи классический фасад, внутри элегантные и причудливые чугунные конструкции. Товары свежие, все в изобилии – спаржа, клубника, авокадо, вишни и ананасы, к которым присоединяется обильный ассортимент морепродуктов, в особенности морской угорь, мелкие твари под названием пикороко, странные слепые упругие создания, живущие в скалах. Их покупают с раковиной и на пару минут бросают в кипящую воду.

Устраивать рестораны на продуктовых рынках кажется весьма здравой идеей, и моя трапеза в обществе Патрисио в марискерии «Донде Аугусто» кажется одной из лучших. Хорошая еда, хорошее вино являются вступлением к Pisco Sour.

Pisco представляет собой eau-de-vie[67]67
  Водка (фр.).


[Закрыть] с третью лимонного сока, яичным белком и большим количеством льда. Напиток получается острым и забористым. Пока мы выпиваем, подходят музыканты, играющие на таких традиционных инструментах как куена, набор дудок, предпочтительно бамбуковых, но теперь пластмассовых, и чарранго, десятиструнный инструмент, прежде изготовлявшийся из панциря броненосца, а ныне из дерева. Звучание западает в душу и, если верить Патрисио, имеет столь старинный и традиционный характер, что Пиночет даже попытался запретить этот инструмент – за слишком большое соответствие «левой» идеологии.

Чтобы увидеть городскую панораму, поднимаемся на фуникулере повыше зоосада, на горку, увенчанную сорокафутовой статуей Девы Марии. Следуя гнутому металлическому указателю с надписью «А La Virgen», мы поднимаемся наверх по лестницам и ступеням для того лишь, чтобы обнаружить, что Дева закрыта. Заглянув внутрь, я вижу небольшую часовню.

Надо мной высится стальная Дева, отлитая во Франции в 1908 г. и привезенная сюда «в честь 50-й годовщины принятия догмата о Непорочном Зачатии». Руки разведены в стороны, голова чуть приподнята, а глаза смотрят в пространство.

День 134: От Сантьяго до Пунта-Аренас

6:30 утра. На улице 9°C, и я выхожу из отеля в толстой рубашке и свитере – впервые после расставания с северной Норвегией. Мы несем с собой емкие сумки с антарктической одеждой, в срочном порядке присланной нам из Лондона. Аэропорт Сантьяго набит битком, и, предъявляя для проверки сорок одно место багажа на шесть человек, мы отдаем себе полный отчет в том, что в очереди на рейс компании LanChile до Консепсьона и Пунта-Аренас друзей у нас найдется немного.

Пунта-Аренас, находящийся на южной оконечности Южной Америки в паре миль от пролива, отделяющего материк от Огненной Земли, представляет собой нечто незнакомое всем членам нашего видавшего виды и страны экипажа. Благодаря происшедшей в Кейптауне резкой смене планов даже Клем, всегда заранее исследовавший маршрут насколько это представлялось возможным, находится в полном неведении в отношении ожидающих нас 4000 миль.

Дожидаясь посадки, мы обмениваемся слухами и догадками в отношении дальнейших перспектив нашего путешествия. Фактов в нашем распоряжении воистину немного. Существует некая компания Adventure Network — то есть она, по крайней мере, отвечает на телефонные звонки, принимает заявки и располагает бланками с шапкой. Фирма утверждает, что осуществляет прямые перелеты из Пунта-Аренас на антарктическую базу, расположенную в горах Патриот, и имеет возможность предоставить нам транспорт для дальнейшего полета оттуда до Южного полюса. Тот факт, что никто из нас не способен найти Пэтриот-хиллз на любой карте Антарктиды, лишь усиливает наше недоумение.

Система оповещения внезапно оживает.

– LanChile, рейс 085 на Консепсьон и Пунта-Аренас готов к посадке.

Я бросаю последний взгляд на расписание полетов. Наверху его написано: «27 ноября».

Первым, умеренно дискомфортным фактором в нашем полете является то, что осуществляется он на самолете «Боинг-707», машине отличной, однако давно снятой с эксплуатации на тех рейсах, которыми мне приходилось последнее время летать.

Перелет до города Консепсьон недолог, однако ландшафт меняется немедленно. Горы стали крутыми и щерба-«тыми, к морю сбегают узкие, зеленые и лесистые долины. Объявление в кабине, которое мы читаем, отправляясь на терминал, советует нам оставаться на борту. «Продолжительность нашей стоянки в аэропорту составит приблизительно двадцать минут».

Проходит семь с половиной часов, но мы по-прежнему остаемся в Консепсьоне. Мы играли в карты, читали книги, неоднократно пили пиво и кофе и даже съездили в центр города, где в отеле нам был предложен унылый завтрак. Патти и Фрейзер выкроили толику времени на шопинг, или розничную терапию, как они называют это занятие. Я знакомлюсь с ученым, отправляющимся исследовать береговую линию Антарктиды. Ему уже приходилось стоять на Южном полюсе. Было 50 градусов ниже нуля… «…Дыхание у тебя словно отмерзает. Ну, почти. Ты находишься на высоте в 10 000 футов».

Мне и в голову не приходило, что такое унылое, негостеприимное, не знающее солнца в течение половины года место как Южный полюс к тому же еще и находится на уровне альпийских вершин.

Причиной нашей задержки является «Боинг-707», на мой взгляд, поставленный на рейс в последнюю минуту в качестве замены. Когда пришло время запускать двигатели, во всем аэропорту Консепсьона не нашлось достаточно мощного генератора. Однако двигатели наконец запущены, и в конце дня мы снова взлетаем. На сей раз отказывает кондиционер, и, когда под крылом появляются ледяные вершины и ледники, температура на борту приближается к суданской.

Где-то внизу под нами заканчивается Панамериканское шоссе, а с ним и дороги до Пунта-Аренас. Длинное чилийское побережье превращается в захватывающе прекрасную россыпь гористых островов, проливов и фьордов, выглядывающих из-под плотного облачного одеяла на короткие, но вдохновляющие мгновения.

В 19:30 мы поворачиваем над проливом Магеллана и спускаемся над поросшей редкой травой равниной к аэропорту «Карлос Ибаньес» в Пунта-Аренас. Теперь мы находимся на 53° южной широты. Я должен чувствовать себя как дома, ибо родился и вырос как раз на 53-й параллели – северной конечно.

Понимание этого доносит до меня масштаб той части пути, которую нам еще предстоит совершить. Пунта-Аренас будет нашей последней остановкой перед Антарктикой, однако городок этот отстоит от Южного полюса столь же далеко, как Шеффилд от Северного.

День 136: Пунта-Аренас

Просыпаюсь от звука автомобильной сигнализации, на короткое и счастливое мгновение переносящего меня в Лондон. Неторопливо пробуждающееся сознание возвращает меня к тесным, ничем не украшенным стенам номера отеля «Кабо-до-Хорнос» в Пунта-Аренас. Под романтическим названием отель «Мыса Горн» скрывается абсолютно неромантичное восьмиэтажное кирпичное сооружение, чьи бледно-желтые стены под невысокой, чуть заостренной крышей стоят на вершине холма, высящегося над городом.

Вчера отослал открытку дочери, причем отчаянно хотелось соврать ей и сказать, что окно моей комнаты выходит на Огненную Землю. Но к Огненной Земле обращены окна номера Бэзила, а с моей стороны они выходят на главную площадь с ее аккуратными деревьями, содержащимися в такой же чистоте и почете, как в любом французском провинциальном городке, покровительственно окружившими пышное бронзовое изваяние Фернандо Магеллана. Великий человек попирает одной ногой пушку на постаменте, две русалки под ним поднимают щиты с гербами Испании и Чили. На одной стороне памятника изображена Патагония, на другой – Огненная Земля вместе с бронзовым рельефом отважного кораблика Магеллана. Он прокладывал между ними путь в 1520 г., став первым европейцем, проплывшим из Атлантического океана в Тихий. Неведомый мне скульптор поместил под ногами Магеллана также двоих покоренных индейцев. Чтобы благополучно вернуться из Антарктиды, положено припасть с поцелуем к пальцу ноги одного из них. После знакомства с корой доктора Баелы я внимательно отношусь к любым суевериям и посему торопливо прикладываюсь к пальцу.

Далее отправляюсь в отель «Навигантес», чтобы встретиться с нашими собратьями по предстоящему путешествию и получить инструктаж в отношении запланированного на завтра отбытия.

Некоторые из них обладают неожиданно высокой квалификацией. Грэм Джой, проницательный и остроумный новозеландец, ходил на Северный полюс на лыжах. На всю дорогу у них ушло пятьдесят шесть дней, причем следы белых медведей попадались на всем пути.

Пестрые крыши Пунта-Аренас, Чили

– Это заставляло нас держаться вместе, – ухмыляется он, – никто не хотел отставать.

Он возглавляет группу из семи австралийцев и новозеландцев, намеревающихся подняться на гору Винсон, которая при своих 16 000 футов (4892 м) над уровнем моря является высочайшей точкой Антарктиды. Некоторые из них завершают серию восхождений на высочайшие вершины всех континентов. Помощником Грэма является Питер Хиллари, сын сэра Эдмунда, первым поднявшегося на вершину горы Эверест.

Дама в этом отряде, доктор из Австралии, пролетела на легком самолете над океаном из Калифорнии в Сидней, летала над США и Европой. Они много говорят об уверенности в себе, о проверке себя. Австралиец, адвокат и директор компании, цитирует вдохновившие его слова Питера Хиллари: «Это жажда познания тех пределов, которые доступны тебе, и продвижение к этим пределам».

Я с облегчением знакомлюсь с Рудольфом Дрисколлом, тихим и несколько мрачным американцем, уже оплатившим полет на полюс к нашему прибытию. Руди не поднимался на горы и не летал по миру на легких самолетах, однако после случившегося десять лет назад развода ходил на Северный полюс на русском ледоколе (в компании еще восьмидесяти девяти человек) и путешествовал по Транссибирской железной дороге.

– Сын сказал мне: ступай, папа, проветрись. И я отправился в путешествие.

Остаток нашей партии дополняют японцы – трое аккуратно и одинаковым образом одетых альпинистов и бодрый и лохматый весельчак и провокатор по имени Синдзи Кадзама. Кадзама-сан, как именуют его соотечественники, намеревается совершить первое путешествие к полюсу на мотоцикле. Он уже поднимался на нем на Эверест – на высоту 15 000 футов. Ему помогают ассистент по имени Антонио и безупречно одетое кинотрио.

В Англии многие предполагали, что я намереваюсь совершить путешествие от полюса к полюсу по суше. Здесь, в вестибюле отеля «Навигантес», находящегося в Пунта-Аренас, я прихожу к выводу, что являюсь самым здравомыслящим человеком среди собравшихся. За исключением, однако, местного руководителя Adventure Network, оказавшегося не одичавшим бородачом и не высушенным путешествиями двухметровым детиной, но стройной, привлекательной и не громкоречивой шотландкой по имени Энни.

Она просвещает нас, рассказывает о том, что компания Adventure Network и ее великолепно названный филиал Antarctic Airways были основаны в 1983 г. двумя канадскими горовосходителями и «опытным антарктическим пилотом Джайлсом Кершоу». Последнее имя она произносит без запинки, что дается ей не слишком легко, так как Кершоу, человек во всех отношениях отважный и неординарный, погиб в катастрофе более года назад. Она пробыла за ним замужем восемнадцать месяцев. Два года спустя Adventure Network устроила постоянный базовый лагерь в Пэтриот-хиллз, на 78° южной широты.

Основными опасностями для человека в Антарктиде, объясняет она нам, являются холод, ветер и снег. Обнаженные участки тела скоро обмораживаются, а болезненную снежную слепоту приобрести не так уж сложно. В любое мгновение может налететь метель, поэтому «всегда передвигайтесь группой». Оставляя завтра утром отель, мы должны быть одеты как положено и иметь при себе все необходимые вещи; «…каждый из вас должен быть самодостаточной единицей, способной функционировать, если самолет совершит посадку в любом месте Антарктиды».

Нас заверяют в том, что на базе имеется постоянный доктор. Фамилия его Скотт, и, как кричит какой-то остряк из задних рядов, «…он берет за операции на сердце не так уж много».

– Положительных результатов в его практике столь же немного, – немедленно приходит ответ.

После инструктажа я разговариваю с Энни и удивляюсь тому, как мало еще людей побывало на Южном полюсе. В этом месте, более высокогорном, более холодном и менее доступном, чем Северный полюс, никто не был целых сорок четыре года, после того как Скотт покинул его в январе 1912 г. В 1956 г. там побывала экспедиция американского флота. С тех пор на полюсе постоянно работали ученые, однако туристы появлялись нечасто. По подсчетам Энни, за шесть лет работы Adventure Network доставила на Южный полюс всего двадцать пять или двадцать шесть человек.

Все это заставляет меня серьезно задуматься, когда чуть позже, поглядывая на пестрые крыши этого компактного, обладающего собственным характером городка, я вновь проверяю список необходимых вещей.

День 137: Пунта-Аренас

Прибываем в аэропорт, однако новости не радуют. Наш пилот Брюс Олкорн, седовласый и седобородый широкоплечий канадец, налетавший четверть века в Арктике и еще три года здесь, на противоположной стороне планеты, согнулся над компьютером метеорологической службы. Он манит меня к себе и показывает на четыре области низкого давления, лежащие между нами и Пэтриот-хиллз.

Южная оконечность Чили

Несколько дней назад на этом пространстве насчитывалось девять воздушных фронтов. Он качает головой.

– Такого больше не увидишь нигде на свете. Если бы такую метеокарту занесло в Европу, всем пришлось бы перебираться куда подальше.

Его тревожит то, что вокруг сплошные дожди, а сочетание влаги и высоты ведет к оледенению. Также важно иметь «хорошее видение» гор. А это подразумевает, что он не поверит в их существование, доколе не увидит собственными глазами. Здесь нет никаких радиомаяков. Более того, в широтах более высоких, чем 60-я параллель, отсутствует даже спутниковое покрытие. Именно поэтому Брюс любит видеть, куда направляется.

Он представляет меня второму пилоту, которого зовут Луи:

– Настоящий каскадер высшей квалификации, знаете ли.

Моложавое, угловатое, симпатичное лицо. Глаза, отвечающие тебе бесстрастным взором.

– Так значит… сегодня мы не полетим? – спрашиваю я у Брюса.

– Безусловно.

– Значит, завтра?

Брюс пожимает плечами.

– Завтра я буду здесь примерно в 7:15 утра… а к 7:30 мы примем решение.

Должно быть, я смотрю на него как пес на косточку. Он не хочет разочаровывать меня, однако ему не нравится и то, как я смотрю на него.

– Задержки на пять – десять дней у нас достаточно обыкновенны, дело в погоде… а не в желании потомить вас.

Возвращаюсь назад в «Кабо-до-Хорнос», к горестной табличке на лифте: «Пожалуйста, нажимайте кнопку только один раз». Я в преисподней. Все мы одеты, а полюса нет и не предвидится. Отправляемся в ближайшую пингвинью колонию, однако начавшийся яростный шторм не позволяет Найджелу снимать.

После скверной паэльи[68]68
  Паэлья – испанское блюдо из риса, подкрашенного шафраном, с добавлением оливкового масла. Могут добавляться морепродукты, овощи, курица, колбаса. – Примеч. ред.


[Закрыть] рано отправляюсь в кровать. Лежу и тревожусь из-за всяких пустяков.

Антарктида

День 138: Из Пунта-Аренас до Пэтриот-хиллз

Уже декабрь. Рождественские открытки. Списки подарков. Вечеринки. Телефонные звонки. Мутным оком вглядываюсь в циферблат часов, пока рука моя тянется к трубке. Сейчас 7:15 утра, и голос в ней сообщает мне о том, что в полдень мы улетаем на Антарктиду. Влезаю в терможилет и кальсоны, джинсовую куртку, верные молескиновые брюки, толстый вязаный свитер, две пары носок, ботинки «Asolo» и пуховик фирмы RAB из Шеффилда. Звоню домой, чтобы сообщить о том, что я улетаю на Южный полюс. Никто не подходит. Оставляю сообщение на автоответчике.

– Отправляюсь на Южный полюс. Пока!

Надеясь, что делаю это в последний раз, нажимаю «кнопку только однажды» и снова прощаюсь с опытным персоналом «Кабо-до-Хорнос». В отеле привыкли служить стартовой точкой для исследователей Антарктики, и на всякий случай наши комнаты останутся свободными до завтра.

Классические очертания «Дугласа DC-6», синяя и красная полосы по белому с серебром фюзеляжу, оказываются на взлетной полосе. Возле него видим Брюса Олкорна и его жену Пат, приглядывающую за погрузкой и заправкой. Вчера Энни Кершоу сказала мне, что самолет был построен в 1948 г. Брюс качает головой, успокаивая меня:

– Нет, конечно же нет… в 1953-м.

Я уже собираюсь ответить «когда это еще было», но тут соображаю, что это самолет из моего детства. Именно его я рисовал, намереваясь изобразить самолет.

Ледяные поля Антарктиды

Мы поднимаемся на борт по подозрительно тонкой и хрупкой выдвижной лестнице, для страховки держась за веревку. Внутри самолета никакой давки и тесноты, привычных для коммерческого рейса. Практически мы оказываемся внутри пустого фюзеляжа, в который помещается все необходимое для полета. До Пэтриот-хиллз нас летит двадцать восемь человек, поэтому нам приготовлено тридцать мест. От грузового трюма пассажиров отделяет перегородка, за которой почетное место предоставлено мотоциклу Кадзама-сан. Безупречно белый, он стоит в своей раме подобно рыцарю… Брюс в командирском комбинезоне с четырьмя полосами на эполетах и квалифицированный каскадер Луи забираются в тесный кокпит и проводят последнюю проверку.

Вокруг царит нервное возбуждение. Сухой голос Брюса доносится из интеркома:

– Сначала придется потерпеть… над горами сильная турбулентность… Садиться будем на ледяную полосу… лед грубоват, и аэроплан вихляет… Двигатели шумят… Но все в порядке… рад буду видеть вас в кокпите, но если вы соберетесь снимать со вспышкой, предупредите меня заранее… пугаюсь, понимаете ли.

Луи добавляет, что корпус не герметизирован, что кондиционера на борту нет, и просит следовать знаку и не курить. Сообщение вызывает дружный гогот и одобрение австралийцев:

– А на борту у вас, между прочим, люди!

Я вижу, как Бэзил, не представляющий лучшего занятия, чем пара-другая затяжек перед началом путешествия в края, что на старых картах обыкновенно назывались Terra Australis Incognita, поглубже зарывается в кресло.

В 12:10 заводится первый двигатель, и, когда обороты набирают все четыре, корпус самолета начинает трястись и дергаться, и Энни с облегчением машет рукой на прощание, когда мы отъезжаем на взлетную полосу.

В 12:30, получив уточненный прогноз погоды, DC-6 грохочет по взлетно-посадочной полосе, уверенно поднимается в небо, разворачивается и направляется на юг вдоль Магелланова пролива, подальше от нефтеперегонных и яркоокрашенных крыш Пунта-Аренас и просторного безлесного плато Огненной Земли.

Поднявшись на крейсерскую высоту в 10 000 футов, мы видим за окнами первые облака и посылаем прощальный взгляд величественным, увенчанным снегом Андам, протянувшимся отсюда на 4500 миль до берегов Карибского моря.

С помощью приколотой к перегородке карты Антарктиды из National Geographic, Роб, высокий и худощавый молодой канадец из Network, рисует нам план восьми с половиной часов путешествия: 1700 морских миль при крейсерской скорости 220 узлов сулят нам прибытие в 20:30. Первые четыре часа мы будем лететь над проливом Дрейка. Ближе к континенту появятся первые айсберги и ледяной шельф, когда мы пересечем море Беллинсгаузена. На сушу выйдем над островом Александра, на 70-м градусе южной долготы, и далее над хребтом Эллсворта.

В отличие от Арктики – холодного океана, покрытого многофутовыми льдами, Антарктика представляет собой сушу, придавленную ледовым щитом, местами достигающим толщины 12 000 футов. По площади этот континент превосходит США, хотя общее население его никогда не превышает 4000 человек (Согласно моей оценке, это означает, что после приземления – если таковое произойдет – наша съемочная группа составит одну шестьсот шестидесятую часть всего населения Антарктиды.)

Примерно через три часа летного времени от Пунта-Аренас, когда все мы расхаживаем по самолету, собирая на скорую руку ленч, самолет резко дергается, взлетает вверх, ныряет обратно и мгновенно набирает прежнюю высоту Пока мы пытаемся восстановить равновесие, лаконичный голос Брюса гудит по интеркому:

– Мы только что задели Южный Полярный круг.

Появились первые ледяные поля. Огромные белые плавучие платформы снизу отливают пронзительной нефритовой зеленью, некоторые из них достигают в поперечнике трех четвертей мили и 800 футов высоты (хотя над поверхностью может находиться всего 200 футов). Паковый лед, начинающийся как свернувшееся молоко в чашке черного кофе, затем превращающийся в дробленую яичную скорлупу, сливается в постоянную полосу льда, и поэтому невозможно различить, где кончается шельфовый лед и начинается сам континент. Внизу задувают свирепые ветры, вспенивающие волны и сдувающие снежные шлейфы с утесов. Эти ветры называют катабатическими, их вызывают массы чрезвычайно холодного воздуха, опускающиеся на полярное плато и стекающие с него вниз, подчас ускоряясь по мере приближения к берегу до 180 миль в час.

Ровную белую пустыню под нами пронзают нунатаки – вершины, которым хватает высоты, чтобы пробиться сквозь ледяной щит. Затем появляются гряды черных скал, из которых слагаются горы Эллсворта.

Существенная доля Антарктики пока остается не нанесенной на карту, и в полном разгаре находится гонка за право назвать новую гору, плато, залив или ледник. Полную сумятицу в вопросах топонимики предотвращает международный комитет, рассматривающий названия и заявки. Судя по последней карте, его членам существенно не хватает воображения – одна из горных цепей получила название «Хребет Исполнительного комитета». Если это сойдет им с рук, буду добиваться, чтобы какой-нибудь горке присвоили название «Пик Пэлина».

Мгновение посадки приближается. Брюс сравнивает посадку самолета на ледяную полосу с приземлением на булыжную мостовую. Солнце проплавило во льду карманы, так называемые проталины, делающие его поверхность коварной и неровной. Лед настолько скользок, что пилот не сможет рискнуть и воспользоваться тормозами и вынужден ограничиться только изменением оборотов. Однако самолет с такими большими колесами как наш посадить на снег вообще невозможно.

В 19:45, развернувшись в последний раз под прикрытием невысокого скалистого гребня, Брюс опускает DC-6 прямо на прозрачную, стеклянную, сине-зеленую поверхность антарктической ледяной шапки. Шума становится больше, голос моторов все пронзительнее, нас подбрасывает и качает. За окнами проносятся снежные вихри созданной самолетом скоротечной метели. После пары проникнутых напряжением мгновений все успокаивается, Брюс разворачивает самолет и катит нас к скоплению топливных бочек и тесной группе прицепленных к снегокатам Ski-Doo деревянных саней.

Опасности антарктической жизни начинаются с того самого мгновения, когда ты ступаешь ногой на «почву» этого континента. Континент этот чрезвычайно скользок, и все мы, шаркая ногами, отчаянно пытаемся удержаться, то и дело мешая передвигаться другим. На приветствия времени практически нет. Сегодня в Пэтриот-хиллз должен быть самый оживленный день сезона. Двадцать восемь человек вместе с выгруженным багажом следует перевезти по льду в находящийся в полумиле отсюда лагерь. Самолет нужно заправить и в течение двух часов отправить обратно в Пунта-Аренас, иначе двигатели замерзнут.

Я решаю дойти до лагеря. Впереди меня хрустящая поверхность продутого ветрами льда и снежных гребней, называемых застругами (надо же, русское слово), простирается до горизонта. Небо безоблачное, и мы снова вернулись в Страну полуночного солнца. Ветер милостив и кроток, на моем термометре 22°F (−6°C). Сущая ерунда.

Я думаю о том, что нахожусь теперь всего в 600 милях от Южного полюса. С точки зрения своего домашнего глобуса я как раз пребываю в той темной и никому не видной области у его основания, с которой никто и никогда не смахивает пыль. И вот реальность, потрясающая своей иронической противоположностью. Чистая, ясная, ослепительная белизна. И тишина, которую нарушает только скрип и хруст снега под ногой.

База Пэтриот-хиллз представляет собой подлинную коллекцию современных легких палаток различного размера и цвета – в основном красных и белых, сделанных из армированной нейлоновой ткани. Патти будет располагать собственной, но нам пятерым и Руди придется ютиться вместе. Одна из палаток выполняет функции кухни, столовой, радиорубки, офиса, библиотеки и места общего сбора.

Я как раз выкладываю свой спальный мешок, когда раздается рев авиационных двигателей, высовываю голову из палатки – как раз вовремя для того, чтобы увидеть DC-6 взмывающим футов на тридцать над лагерем и удаляющимся в сторону от гор. Брюс отправился назад, домой, а с ним и наша единственная надежда на спасение.

В общей палатке врач Скотт и новозеландка Сью уже соорудили горячий, густой и питательный суп из мяса и овощей, после чего альпинисты – японцы, австралийцы и новозеландцы – на одномоторном самолетике Otter отправляются к массиву гор Винсон, находящемуся в полутора часах лета отсюда. Следует использовать каждое мгновение хорошей и устоявшейся погоды.

Питер Хиллари находится во второй очереди отлетающих. Вместе со своим отрядом он вернется сюда лишь через две недели. Я спрашиваю у него, сына прославленного сэра Эдмунда, имел ли он возможность стать не альпинистом, а кем-то еще.

– Ну, я бы сказал, что дело обстояло как раз наоборот, и отец отговаривал нас от путешествий в горы… он совсем не хотел делать из нас альпинистов.

Уж и не знаю, что там случилось не так, но Питер кажется мне одним из самых горячих энтузиастов – выдержанным, предприимчивым и все-таки способным не воспринимать это занятие слишком всерьез.

После отбытия Брюса и отряда, отправившегося на штурм Винсона, на базу возвращается некое спокойствие. Группа Кадзама-сан ставит собственные палатки. Мотоцикл его подобно конкурсной скульптуре располагается посреди лагеря. Фрейзер вовсю снимает лопату – постигает ее, по его собственным словам. Найджел потягивает виски на припеке возле нашего походного шатра. Уже два часа ночи, но никто из нас еще не способен отвести глаз от ослепительно белого ландшафта.

День 139: Пэтриот-хиллз

«Вдали от берега жизни нет, и поэтому нет бактерий, нет заразы, нет хищников, нет следов человеческого пребывания. Вокруг царит клиническая чистота... Ее можно сравнить только с жизнью в глубинах океана или в космосе».

Я читаю это описание Антарктиды в книге Роланда Хантфорда «Последнее место на земле» за ранним утренним чаем в общей палатке. Воздух снаружи практически недвижим. Безмолвие невозможно описать словами. Как будто разом отключили все, что может жить, может производить звуки. Жена Брюса называла это молчание оглушительным, таково оно и есть на самом деле.

У нас есть шанс отправиться на полюс завтра. Погоду нам дают с базы Амундсен-Скотт. Все весьма ограниченное человеческое присутствие в Антарктиде связано с не менее ограниченным количеством научно-исследовательских станций на ее поверхности. (Поскольку международные договоры на следующие пять десятков лет запрещают любую разведку и разработку минеральных ресурсов континента, крупные денежные мешки еще не угнездились в этих краях.) Эти станции или базы обмениваются друг с другом информацией и даже сплетничают по радио в течение дня, подобно членам какого-то эксклюзивного клуба, часто даже не зная друг друга в лицо.

Послеобеденная прогулка в горах Патриот

Adventure Network является единственной туристической организацией на всем континенте. Но их появится больше, если не мешать Майку Шарпу.

– Вы доставляете сюда разных людей… до шести десятков душ… хотя прежде этот континент был наглухо закрыт для всех неправительственных организаций… государства управляли Антарктикой. То есть, все организации, подобные ВВС, например, должны были следовать правительственной линии в отношении Антарктиды, в то время как сейчас они вправе самостоятельно передвигаться по континенту… и это произвело эффект. Правительственные организации теперь прочищают свои топливные цистерны и вывозят отсюда мусор, в то время как прежде они просто устраивали здесь свалки.

В конце сезона лагерное снаряжение закапывают в снежную пещеру глубиной четыре фута, которую вскрывают в следующем году. Так поступают и с самолетами. «Сессну-185» закапывали вверх хвостовым оперением, чтобы можно было найти ее на будущий год, но свирепые зимние ветры сорвали с места бочонок, поломавший хвост самолета. Сейчас починкой его занят Билл Алеекук, эскимосский инженер, работающий в компании первый год. Белых медведей в Антарктиде не водится, эскимосов в ней тоже не наблюдалось – до прибытия Билла в ноябре прошлого года.