Текст книги "От полюса до полюса"

Автор книги: Майкл Пэйлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Мне нравится Додома. В городе этом нет красот, но люди очень приятны. Танзанийцы не навязчивы, они не проявляют лишнего любопытства, не склонны к укоризненным и назойливым взглядам. Они просто спокойно занимаются собственными делами, например продают деревянные свистульки перед зданием парламента. «Сколько стоит?» – «Четыре сотни». – «У меня есть только две сотни». – «Отдам за три сотни». – «Но у меня есть только две сотни». – «Хорошо. Пусть будет две сотни». Мы торгуемся, как же иначе.

Слуги Бога пользуются здесь несомненным влиянием. Религия процветает. На одном из главных перекрестков увенчанное огромным куполом неоклассическое шато индийских христиан соседствует с четкими современными очертаниями кирпичных стен лютеранского собора, в свой черед обращенного к приземистым многогранным башенкам и куполам англиканской церкви.

На страницах выходящей на английском языке News читаю вполне привычный, даже ностальгический уже заголовок: «Неистовства разъяренных болельщиков».

Футбол здесь популярен, и сегодня предстоит великий матч: «Черные бойцы» Занзибара встречаются с «Железнодорожниками» из Морогоро, на телах которых, по всей видимости, в каком-нибудь укромном уголке выведено TRC.

В десять минут пополудни большой металлический цилиндр, повешенный снаружи конторы станционного начальника в Додоме, издает громкий звон, и все поставщики орехов, вареных яиц, бананов, вяленой рыбы, сладкого картофеля, резиновых сандалий, пресной воды, буханок хлеба, игрушечных аэропланов и прочих, необходимых в поездке разностей перемещаются поближе к колее. Появившийся вдали как трепещущее облачко дизельный локомотив с красным скотоотбойником и четким желтым «V» впереди медленно материализуется, влача за собой экспресс из порта Дар-эс-Салам[49]49
  Дар-эс-Салам (араб., суахили – Дом мира) – крупнейший город (2,5 млн чел.) и порт Танзании; в 1964–1993 гг. столица страны. – меч. ред.


[Закрыть], находящегося в 280 милях к востоку отсюда. При виде его я испытываю огромное облегчение. Вместе с лодочной переправой через озеро Танганьика он представляет собой второй важнейший этап оставшегося нам пути. Оба даются нелегко. Элемент неопределенности существует в отношении наших прав на купленные места, ибо подтверждения мы так и не получили, и в самом деле все наши купе заняты. Вежливые уговоры не дают результата, и нам остается только погрузиться в вагон и надеяться, что вид тридцати ящиков со съемочным оборудованием сможет заставить кого-то сдвинуться с места. Трогательное прощание с Калулуи и Кабагире, заботившимися о нас от самой границы с Эфиопией. Я оставляю Калулуи мою карту «Северо-Восточная Африка и Аравия», которая страшно интересовала его.

Танзанийский базар

Семь вечера. Отправляемся в вагон-ресторан, чтобы пообедать. На выбор курица или рыба с рисом или картошкой. Здесь жарко и людно, но находится и нечто знакомое. Металлическая табличка изготовителя над дверью гласит: «BREL, Derby 1980»[50]50
  British Rail Engineering Limited (BREL) – бывшее вагоностроительное отделение British Rail.


[Закрыть]. Ну конечно, эти потрепанные вагоны, катящиеся по восточноафриканскому бушу, ничем не отличаются от вагонов British Inter-City. И при всем своем облике они лет на тридцать моложе тех, в которых приходится ездить на работу жителям лондонских пригородов.

Танзанийцы из народности маконде славятся резьбой по дереву. Фигурки изображают персонажи мифов и легенд

Мы часто останавливаемся, и я начинаю жалеть, что поел в поезде. Возле вагонов устраивается целое пиршество – на столах отварные куры, рис и бобы, подаваемые горячими с внушительной сковородки. Через окно можно купить кебаб, живую курицу и даже утку. На всех остановках я замечаю какое-то особенное настойчивое звяканье. Сперва мне кажется, что его производят цикады, но теперь я понимаю, что это дети, несущие свой товар – сигареты или бананы – в одной руке, зажимают в кулаке другой монетки и звенят ими, чтобы привлечь удачу.

Когда мы отъезжаем от Итиги, расположенного в 105 милях от Додомы, появляется наш проводник Мбего, похожий на призрак, в белой шапочке, синей рубашке и брюках, с бесформенным свертком, завернутым в зеленый брезент. Из свертка он извлекает мое постельное белье и стелит его с бесконечной тщательностью и аккуратностью. Позже я вижу его сидящим в проеме открытой двери вагона и задумчиво поглаживающим по голове сидящего рядом с ним молодого человека.

Наступает ночь, а вместе с нею темнота приходит в вагон: свет выключен. Перед сном читаю «Сердце тьмы» Джозефа Конрада[51]51
  «Сердце тьмы» (1902) – приключенческая повесть английского писателя Джозефа Конрада (1857–1924).


[Закрыть] при свете фонарика. Снаружи Африка… «…ее тайна, ее величие, удивительная реальность ее прикровенной жизни».

День 103: От Додомы до Кигомы

Мне снятся тысячи шаркающих ног, говор странных голосов, кудахтанье кур, крики младенцев, звук влекомых мимо тяжелых предметов, звяканье, ругательства и непонятные крики. Мои глаза широко раскрыты, но я ничего не вижу. Окно мое загорожено. Шумы нарастают, становятся более громкими.

Утром оказалось, что наш поезд стал короче, и вагон-ресторан теперь тоже другой (часы в нем стоят на 8:10, а не на 1:05). За завтраком, состоящим из яичницы, вареной картошки, хлеба, маргарина и трех стаканов сладкого чая, я слышу объяснение вчерашнего сна. Вскоре после полуночи наш поезд остановился в Таборе, чтобы состав разделили и перегруппировали в три отдельных поезда. Патти и Крейг провели три часа на платформе, стараясь проследить, чтобы наше оборудование не уехало на север в Мванзу или на юг в Мпанду. Патти удостоилась предложения вступить в брак. Крейг, увы, такового не получил. Анжела пыталась помочь им и посветить фонарем, но наконец поняла, что все маневрирование в Таборе координируется с помощью фонарей.

Идем в вагон-ресторан на одиннадцатичасовой завтрак Вагон закрыт. Все окна занавешены какой-то тканью.

В экспрессе Кигома, Танзания

Вокруг неуверенные улыбки. Впрочем, кроме меня никто не встревожен. Я делаю вторую попытку через полчаса и обнаруживаю, что сдержанные улыбки превратились в искреннее веселье, хотя дверь ресторана по-прежнему остается закрытой. Наконец изнутри появляется просто сияющий солдат.

– Это девочка, – объявляет он.

Оказывается, едва ли не точно в тот самый миг, когда впервые после Средиземноморья мы оказались на 30-м меридиане, в вагоне-ресторане экспресса Дар-эс-Салам – Кигома родилась крохотная девчушка. Факт этот, на мой взгляд, с самой лучшей стороны характеризует вагон-ресторан, и я нахожу в нем очень доброе предзнаменование в отношении продолжения нашего путешествия.

В данное мгновение Меркурий давно уже находится не в ретрограде, дела идут сами собой, если и без особого комфорта, то, во всяком случае, гладко, и в конце дня по последней дуге мы въезжаем в Кигому, опоздав всего на три с половиной часа. Густой и тяжелый жар вливается в открытую дверь. Дети выскакивают из зарослей бананов, папайи и манго, чтобы помахать поезду. Мбего сидит на ступеньке в конце нашего вагона. Никаких признаков напряженности и стресса…

Вокзал Кигомы представляет собой отличное старое здание колониальных времен, и при своих арках и лоджиях вполне мог бы располагаться где-нибудь на севере Италии. Большие вокзальные часы стоят – в точном соответствии с прекрасной традицией TRC. А вот и информация по ведомству Департамента бесполезных фактов: из таблички на двери одного из помещений я узнаю, что начальник станции, Stationmaster, на суахили будет «стешинимаста».

На постой нас везет не особо речистый мужчина средних лет в ухоженной «тойоте-королла». На одном из окон переводная картинка с изображением папы римского. Наш таксист оказывается заодно врачом и приносит нам извинения за то, что не везет в гостиницу кратчайшим путем:

– Понимаете ли, не дорога, а сплошные выбоины.

Объезд приводит нас на колдобины красноземной грунтовки, с которой мы, распугивая кур и коз, попадаем к невысокому и ничем не примечательному фасаду железнодорожного отеля.

Ребенок, родившийся в вагоне-ресторане экспресса Кигома, Танзания

Разгружаемся – в пятьдесят третий раз. Кигома, высота над уровнем моря 2541 фут, население 50 044 человека, лишь самую малость отклоняется от нашего меридиана со своими 29,36 градусами восточной долготы. Так мы завершаем свой долгий обходной маневр на восток, начатый после Хартума и проделанный за тридцать дней, – к счастью вовремя, чтобы застать нечастый, но жизненно важный для нас паром до находящегося уже в Замбии Мпулунгу.

Клем, которому подобало бы чувствовать себя триумфатором, появляется из регистрационной комнаты в противоположном настроении. Как оказалось, в отеле никто и слыхом не слыхал про наши заказы, и у них не хватает места для всех. Кигома отнюдь не усыпана гостиницами, поэтому поиск альтернатив представляет для нас жестокий удар. Клем и Анжела приступают к небыстрому поиску нашей брони, а я через пустынный и неприглядный вестибюль попадаю в место, способное привести в хорошее расположение духа всякого, в каком бы расстройстве он ни находился. Несколько щербатых бетонных ступенек приводят меня на поросший травой бережок, уставленный столиками и зонтами, а за ними волны широкого сине-зеленого озера в летаргическом сне лижут грубый красный песок пляжа. Озеро Танганьика, образующее передо мной узкую бухточку между двумя невысокими травянистыми мысами, тянется вдаль, к тающим в дымке утесам Заира, прежнего Бельгийского Конго, «Сердца тьмы» у Конрада.

Захватывающее дух откровение в масштабе и пространстве… я словно бы открываю дверь в центр Африки. «Когда я вырасту, я приеду сюда…»

Что же, свой космический миг я пережил, а теперь надо обратиться лицом к реальности. «Железнодорожный отель» в Кигоме никак не назовешь сердцем тьмы. Он более похож на гибрид между пабом в Эрлс-Корт и каким-нибудь мелким «Хилтоном». На нестриженой лужайке становище антиподов – две дюжины австралийцев и новозеландцев пьют пиво. На озере за работой японская съемочная бригада… мимо нас проносится еще один запыхавшийся европеец со стопкой бумаг.

Отдав несколько часов терпеливым переговорам, мы обретаем нужное. Все комнаты расположены отнюдь не в гламурных функциональных блоках, совершенно не соответствующих великолепию места. В моей комнате находится небольшая кровать с рамкой для противомоскитной сетки, однако самой сетки не существует. Бетонный пол заходит в умывальный угол, где есть душ и поддон, но нет горячей воды.

Наконец я устраиваюсь с книгой Конрада на своей узкой постели и читаю, чтобы заснуть под нежный плеск, доносящийся от переполненного смывного бачка.

День 104: Кигома

День посвящен отдыху и восстановлению сил. Внимательно рассматриваю себя в зеркале, чтобы определить уровень повреждений, которые три с половиной месяца путешествия нанесли моей внешности. На меня смотрят тусклые усталые глаза, вправленные в красную от загара физиономию. Блеклая и невыразительная личность. Я напоминаю себе человека, уцелевшего в какой-то жуткой природной катастрофе. Мысль эта заставляет меня улыбнуться, и только тут я узнаю некую толику себя самого.

За завтраком – омлет, чипсы и нарезанный белый хлеб. Управитель извиняется за неудобства:

– У нас есть и водяные котлы и все необходимое, но никто не приходит, чтобы поставить их.

За омлетом несколько жутких африканских историй… Крейг говорит, что с его точки зрения электрошок является лучшим средством против змеиных укусов. Он вспоминает историю о приятеле, которому удалось сохранить себе жизнь после укуса «какой-то разновидности кобры», подключившись к подвесному мотору.

– Взял горсть земли в одну руку и находящийся под напряжением провод в другую. Пять ударов за пятнадцать секунд. Конечно, волосы на его голове стояли дыбом, и его подбрасывало на пару футов над землей, но врачи сказали, что эта процедура спасла ему жизнь.

После завтрака, удостоверившись в том, что крокодилы сюда не приходят, равно как и водяные змеи, со всеми предосторожностями окунаюсь. Вода чиста и прозрачна, окрестности прекрасны. Царящий вокруг покой не нарушают ни яхты, ни любители водных видов спорта. Лишь едва заметная волна от проплывающего мимо каноэ возмущает мирную гладь. И теперь имею право сказать своим внукам, что купался в озере Танганьика.

Обсыхаю под теплым солнышком с холодным пивом в руке. За стойкой бара вижу невысокого европейца. Узнаю, что некогда он провел в Антарктике девятнадцать месяцев.

– И как вам понравилось?

Он свирепо затягивается сигаретой, извлекая из нее весь никотин до последней унции, и, прежде чем ответить, закатывает глаза, следуя бесконечному выдоху.

– Скажем так., это испытание, которое следует пройти.

Ему известен теплоход «Агулхас», на котором мы рассчитываем добраться до Антарктики, и он просит меня передать от него привет капитану.

– Конечно… а как вас зовут?

– Доктор Брандт, – отвечает он после необъяснимой паузы.

Заканчиваю этот пестрый день в местном ресторанчике – за тушеной козлятиной и бурундийским пивом при отключенном электричестве. Нас пригласил сюда таксист и доктор Вильям, добровольно взявший на себя обязанности нашего гида в Кигоме. Ресторанчик, точнее то, что я могу видеть в свете керосиновых ламп, прост и доступен, в нем угадывается нечто древнее, едва ли не библейское. Над дверью большая деревянная доска с надписью от руки, похожая на знак паба. Я предполагаю, что на ней написано название ресторана, и прошу Вильяма перевести.

– Там написано: «Сперва плати – потом уходи».

Тем не менее козлятина великолепна, а самое главное – то, что она не принадлежит Танзанийским железным дорогам.

День 105: Кигома

Остался еще один день до отправления парома. Нанимаю лодку до Уджиджи, расположенного в нескольких милях от Кигомы на берегу. Городок этот, прежде благоденствовавший в качестве крупного центра работорговли, в 1871 г. послужил местом, в котором пути Ливингстона и Стэнли пересеклись.

На месте этой исторической встречи теперь воздвигнут крохотный музейчик, расположенный в ухоженном садике, устроенном на горке над деловым берегом. Памятник, «поставленный правительством территории Танганьика» в 1927 г., неприятной серой глыбой застыл под двумя манговыми деревьями, – как здесь утверждают, являющимися потомками того самого, под которым встретились Ливингстон и Стэнли. На камне изображена карта Африки с врезанным в нее крестом. Жесткое и надменное изображение. Кроме нас в музее присутствует лишь один посетитель – англичанин из Лестера, багровый и обгоревший на солнце. Ему уже за пятьдесят и, прочитав в книге о намерении Сесила Родса проложить железную дорогу от Кейптауна до Каира, он решил проделать все путешествие самостоятельно.

Лодкой до Уджиджи

Внутри музея обстановка более радостная. Большинство экспонатов – произведения местного учителя А. Хамиси. Целая серия картин посвящена великим мгновениям в жизни Ливингстона: «Доктор Ливингстон спасает Тчума и остальных от рабства»; «Доктор Ливингстон, сидя под манговым деревом, размышляет о рабстве в Уджиджи». Тут же находятся две модели, выполненные в натуральную величину из папье-маше: Ливингстон в темно-синем костюме-тройке приподнимает тропический шлем, приветствуя краснолицего Стэнли в голубом костюме-сафари.

Мы выезжаем из Уджиджи по улице Ливингстона, сворачиваем направо, на Лумумба-род и возвращаемся через Мвангу на деловую, обсаженную манго и акациями главную улицу Кигомы, также нареченную в честь Патриса Лумумбы, одного из великих героев борьбы за африканскую независимость, убитого в 1961 г.

Возвращаемся в «Железнодорожный отель» за час до заката. Волшебное время, когда солнце медленно опускается к озеру и всегда таящиеся в дымке горы Заира обретают резкость и глубокую черноту. Сегодня на берег высыпали все: австралийцы и новозеландцы, доктор Брандт, прямой и дымящий как паровоз, двое молодых голландцев, японский оператор, мастер подводных съемок, англичанин из Лестера; все они собрались, чтобы полюбоваться закатом; и на несколько минут все звуки вокруг, даже крики плещущихся у берега в воде голых ребятишек уходят куда-то вдаль.

День 106: От Кигомы до Мпулунгу

В 9:00 утра мы уже на берегу – в очереди за билетами на паром, который ходит отсюда в Мпулунгу раз в неделю. Передо мной стоит Френсис, фермер из Каремы, куда паром зайдет по пути. Я вполне непринужденным образом объясняю ему, чем мы здесь занимаемся и уже с большими трудностями зачем мы делаем это. Он внимательно слушает меня, а потом вежливо спрашивает:

– А поможет ли ваш фильм решить поставленные им проблемы?

Теплоход «Лиемба» водоизмещением 800 т, наделенный обводами столь же строгими и прямыми как спина прусского кавалерийского офицера, считается старейшим на нашей планете среди всех находящихся в эксплуатации кораблей. Судя по истории этого судна, ему более пристало бы имя «Лазарь Многострадальный». Сооруженное в Германии в качестве военного корабля, оно было доставлено сюда по суше разрезанным на отдельные части, после чего в 1913 г. его собрали на озере Танганьика. В конце войны немцы затопили свой корабль, пролежавший на дне до 1922 г., когда он был поднят и переоснащен англичанами. Далее он работал как пароход, пока в 1978-м не был переделан под дизель. После восьми десятков лет эксплуатации это судно остается единственным, обслуживающим выезд из Кигомы на юг и на запад. Если бы мы опоздали на сегодняшний рейс, то почти наверняка не успели бы и на рейс из Кейптауна до Антарктиды, и следующей оказии пришлось бы дожидаться целый месяц.

Мы отплываем в 17:00. Австралийцы и новозеландцы устроились на носовой палубе, местные жители толпятся на корме и спускаются на нижние палубы со своими коробками, полными пластмассовых сандалий, ананасов и противомоскитных спиралек, даже не думая протестовать против присутствия там двух принадлежащих белым «лендроверов», еще более уменьшающих доступное для них пространство. Во всяком случае, всем нам много лучше, чем нескольким сотням усталых и помятых пассажиров «Кабамбаре», баржи, только что пришедшей из Калемие, Заир. Все они стали жертвами межплеменных раздоров, только что вспыхнувших на их родине. Они даже не знают, примут ли их танзанийские власти.

…Последний взгляд, брошенный на Кигому с борта отплывающего парома. Я прибыл сюда, ожидая увидеть густые джунгли, змей, обезьян и болота. Однако городок этот, расположенный в самом центре Африки, скорее напоминает небольшой надежный и уютный порт на берегу какого-нибудь шотландского лоха[52]52
  Лох (гэльск. loch) – шотландское название пресного озера или глубокого морского залива. – Примеч. ред.


[Закрыть], к которому протянута живописная линия железной дороги, изгибающаяся между водой и невысокими поросшими травой холмами. Нотку экзотики в общий пейзаж добавляют лишь яркие кроны жакаранд, цветущих на берегу.

Моя каюта буквально пропитана оттиском штемпеля Танзанийских железных дорог. Она считается кондиционированной, но вентилятор отсутствует. Раковина есть, нет только воды, горячей или холодной. Электролампа, увы, одна – остальные куда-то попрятались.

Через три часа после отплытия из Кигомы, когда я без малейшего энтузиазма взираю на тарелку с рисом и тощей куриной ножкой, голос машины меняется на октаву, корабль замедляет ход, и за какие-то секунды ночной воздух наполняется гулом голосов. Они становятся все более громкими и настойчивыми, к ним примешивается плеск весел и стук лодок о борта корабля. С некоторой тревогой вылетев на палубу, застаю необычную сценку. Под мощными бортовыми прожекторами «Лиембы» к борту корабля, как поросята к свиноматке, теснятся лодки, полные продавцов всякого рода еды; семейств, пытающихся перебраться вместе с багажом к нам на борт; а также водные такси, подающие сигналы потенциальным пассажирам. Все вопят, боясь, что их не услышат, с нижней палубы протягивается лес рук: машущих, подзывающих, протягивающих деньги, помогающих одним спуститься вниз, в качающееся на воде скопище лодок, а другим подняться на борт.

Соседи отчаянно соперничают друг с другом, чтобы подобраться поближе к «Лиембе». Как только на воде образуется хотя бы крохотное свободное от лодок местечко, пускаются в ход весла, и нос одной из лодок наезжает на борт другой и наконец отталкивается обратно – под громкие, полные негодования возражения. Младенцев бережно передают из одних протянутых рук в другие. Маленькие ребята вычерпывают воду из лодок. Это Африка и бизнес по-африкански. Белым остается только наблюдать и фотографировать. Во всем ощущается спешка – завораживающая, возбуждающая и утомительная. Позже мне говорят, что это полномасштабное нападение туземцев на корабль является всего лишь одной из пятнадцати запланированных остановок.

День 107: Из Кигомы в Мпулунгу

На борту «Лиембы», озеро Танганьика. Сегодня последний день октября 1991 г.

Перед рассветом прошел дождь, и я выхожу из своей каюты, переступая через голову спящей фигуры, закутанной в хлопковое одеяние и шерстяные накидки. Пространные английские извинения оказываются излишними, поскольку персона эта не просыпается. За лежащим пристроился ряд пассажиров. Они поворачивают ко мне лица – негодующие и неулыбчивые. Пусть моя жаркая и душная крохотная кабинка не является последним словом техники, однако это «первый класс». К тому времени, когда я возвращусь с завтрака, присутствующие на борту услужливые полицейские загонят эту публику назад, на нижнюю палубу.

Днем капитан соглашается дать нам интервью. Его имя Беатус Т. Мгамба, и проживает он на мостике корабля, на котором нет почти ничего кроме спасательных лодок, группы развеселых леди и крепко пьющего англичанина. В назначенное нам для интервью время – около 17:00 – я стучу в дверь каюты капитана Мгамбы. Спустя некоторое время на стук отвечает симпатичная леди, на голове которой тысяча косичек; она явно удивлена моим появлением. Я спрашиваю, где капитан. Она исчезает в каюте. И возвращается после долгой паузы и доносящегося изнутри бормотания.

– Он спит.

Эти слова она произносит с полной невозмутимостью и, выслушав сошедшие с моих уст бессмертные слова: «Когда капитан проснется, сообщите ему, что ВВС ждет», закрывает передо мной дверь.

Водоплавающая свадьба

Наконец появляется и капитан, несколько растрепанный, но удивительно бодрый после сна. Я спрашиваю его о проблемах, которые возникают при использовании восьмидесятилетнего корабля.

– Корабль большой, а машина маленькая… трудновато бывает маневрировать. – Он пожимает плечами. Да, карты озера у него нет. – Плаваем по опыту. Если держаться в миле от берега, кораблю ничто не угрожает.

«Лиемба», по его словам, имеет разрешение перевозить 500 пассажиров при 34 членах экипажа.

– Однако в летнее время, когда люди вокруг озера Танганьика убирают урожай, их может набраться больше.

– И на сколько же?

– До тысячи человек.

На одной из пятнадцати остановок к кораблю подплывает свадебный кортеж, чтобы встретить своих гостей. Ветер полощет огромные флаги и знамена, процессия оплывает корабль кругом с пением и скандированием. Продвижение «Лиембы» напоминает мне о рейсе Hurtigrute, возившей нас по норвежским фьордам три с половиной месяца назад. В обоих случаях корабль является единственным средством связи с общинами, не достижимыми ни по суше, ни по воздуху. На этом сходство, однако, кончается. Никак не могу представить себе, чтобы тропическое, не поддающееся контролю буйство «Лиембы» могло сколько-нибудь долго протянуть в холодных протестантских водах Северной Атлантики.

По мере того как мы продвигаемся на юг, на корабле появляются замбийцы. Завтра они будут голосовать на выборах нового правительства, и я с немалым потрясением слышу, что Кеннет Каунда[53]53
  Кеннет Дэвид Каунда (род. в 1924 г.) – первый президент Республики Замбия (1964–1991). Проводил политику «африканского социализма». – Примеч. ред.


[Закрыть] настолько утратил популярность, что может быть смещен со своего поста после двадцати восьми лет правления. Я-то всегда считал его наиболее надежным, успешным и ответственным среди всех постколониальных лидеров, но Джафет Зулу из Чинголы, называющий себя «простым бизнесменом», считает, что Каунда разрушил экономику страны, и уверяет меня в том, что не будет голосовать за него.

В сумерках, незаметно для всех, кроме меня, один из полисменов, сгоняющих нижних пассажиров с верхних палуб, снимает свою шляпу, потом ботинки и молится, обратившись в сторону Мекки. Зрелище земной власти, падающей ниц перед властью еще более высокой, странным образом трогает мое сердце.