Текст книги "Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Джон Грегори Бетанкур,Генри Слизар,Эдвард Д. Хох,Даррелл Швайцер,Крэг Шоу Гарднер,Пола Вольски,Морган Лливелин,Терри Макгерри,Дж. Филлмор,Кароль Бугге
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Вызывающая отвращение история о красных пиявках
«Морган Лливелин» (приписывается Эрнесту Хемингуэю)
Следующий рассказ вряд ли можно назвать загадочным. Мистер Р. заплатил за него наличными, поэтому мы не можем с уверенностью назвать его автора, хотя в бухгалтерских записях получателем записан Э. М. X. Дожившая до наших дней внучка мистера Р. предполагает, что это лауреат Нобелевской премии Эрнест (Миллер) Хемингуэй (1899–1961), автор таких поистине героических работ, как «Прощай, оружие!», «Убийцы», «Старик и море», а также «И восходит солнце (Фиеста)». Но эта гипотеза основывается частично на «отголоске Хемингуэя» в этом рассказе, а частично – на ее детском воспоминании о бородатом мужчине, которого дедушка, представляя, назвал «папа», чем ужасно ее смутил. Вторая загадка касается канонической ссылки на «вызывающую отвращение историю о красных пиявках и ужасной смерти банкира Кросби». В следующем рассказе нет никакого упоминания о Кросби. Я еще раз изучил записи Ватсона, чтобы убедиться, не пропущено ли его имя, ведь банкир мог быть безымянной жертвой этой истории, или, наоборот, смерть Кросби была отдельным приключением, которое Ватсон ошибочно присовокупил к своим красным пиявкам.
Но ни одна из теорий не оказалась правильной. Мои исследования доказывают, что история о Кросби и красных пиявках – это совершенно другой рассказ (также составленный Э. М. X.), события которого являются продолжением нижеприведенной истории. Если это вызовет интересу читателей, то наследница мистера Р. обещает опубликовать этот рассказ несколько позже. – Дж. А. Ф.
* * *
В последние дни лета 1894 года мы с мистером Шерлоком Холмсом жили в загородном доме с видом на реку и луг, простирающийся до самых холмов. В этом году я продал свой приемный медкабинет и вернулся на старую квартиру на Бейкер-стрит, и после всей этой суеты мне захотелось отдохнуть. А в это время вследствие совокупного воздействия трагедии в Аддлтоне, загадки кургана и других дел мой друг так устал и обессилел, что даже не возражал, когда я предложил провести несколько дней за городом.
На самом деле сама погода помогла мне убедить его. Лондонский дождь, определенно, пагубно воздействует на человека. Непрекращающийся несколько дней кряду дождь до блеска вычищает мостовую, но угнетает душу. В то утро, когда я предложил Холмсу отдохнуть, он развалился в своем любимом кресле у камина, мрачно уставившись на дождевые струи за окном.
– Ватсон, держу пари, что в такую погоду совершается больше преступлений, чем в любую другую, – сказал он невесело, когда я вошел в комнату.
– У меня есть лекарство, и оно вот здесь! – провозгласил я, размахивая письмом. – Это письмо от моего давнего приятеля и коллеги из Бартса, доктора Горацио Флойда. Он приглашает нас в свой загородный дом.
Холмс приподнял бровь.
– И что же мы будем делать в этой глуши? – вяло спросил он.
– Восстанавливать силы.
– С какой целью? – Он продолжал сидеть ссутулившись в своем кресле, засунув руки глубоко в карманы и склонив голову на грудь.
И тогда я понял, что нельзя терять время. Существовала опасность, что Холмс вновь погрузится в пучину тоски, откуда он только что выбрался с таким трудом, ради чего принимал адский семипроцентный раствор. Как доктор и как его друг, я не мог допустить рецидива.
– По крайней мере мы будем наслаждаться сменой погоды, – сказал я, кивнув в сторону окна. – Дом находится в Котсуолдсе, а тамошние жители явно видят больше солнца, чем мы в Лондоне.
Он промолчал.
– Ах, Холмс! – воодушевился я. – Представьте, там можно поохотиться или просто пострелять, проехаться верхом по зеленым полям! А ночью за городом так тихо, и никто не беспокоит!
Мой друг неохотно поднялся.
– Хоть я никогда и не встречался с вашим доктором Флойдом, думаю, мне стоит послушать вас, – сказал он, – тем более что вы уже договорились о нашем приезде.
– Как вы это узнали? – Зачем лишать Холмса возможности лишний раз продемонстрировать силу своей дедукции, ведь это всегда, похоже, поднимает ему настроение.
– Письмо, которое вы держите в руке, распечатывалось уже дважды, – заметил он, – и всякий раз запечатывалось по-разному. После первоначального прочтения вы снова заглянули в него перед покупкой билетов на поезд и еще раз – когда выписывали ярлыки на багаж. На вашем указательном пальце все еще осталось пятно от чернил, а ваши ботинки покрыты специфической красной пылью, характерной для окрестностей Паддингтона, после того как там вновь подняли тротуар.
Эта небольшая разминка для ума немного развеселила Холмса, и мне удалось убедить его поехать вместе со мной на несколько дней в Котсуолдс. Я надеялся, что в кои-то веки нам удастся отдохнуть от расследований. Холмсу был просто необходим отдых, и я прописал ему буколическую роскошь загородного поместья.
За время нашего долгого знакомства мы редко брали отпуск, и благодаря этой совместной поездке в провинцию мы могли бы лучше узнать друг друга. Мой энтузиазм еще больше возрос. В письме доктора Флойда было сказано, что мы можем приехать в любое время, поэтому на следующий же день я купил билеты.
Поезд отправлялся в полдень. Нам нужно было прийти заранее, чтобы найти вагон первого класса. В дороге не случилось особых происшествий, купе было удобным, кроме нас в нем никого не было, лишь на одной из последних станций вошел бледный мужчина в сапогах для верховой езды из темной седельной кожи, начищенных до блеска. Я сам бы не отказался от такой пары для наших конных прогулок за городом. Тем не менее Холмс лишь едва взглянул на них. Большую часть пути он смотрел в окно, погруженный в свои мысли.
Наш попутчик тоже был неразговорчив. Кроме предложения открыть окно, мы почти ничего больше ему не сказали. Когда мы повернули на запад, солнце зашло за тучи, и я с удовольствием вдохнул свежий воздух, но мужчина в сапогах настойчиво попросил закрыть окно. Поскольку Холмс не возражал, я молча согласился – из вежливости.
Совсем скоро, пообещал я себе, у нас будет сколько угодно свежего воздуха.
Маленькая станция в Мач Маркле производила впечатление совсем заброшенной, сохранившейся лишь в интересах начальника станции, который стоял в тени, поэтому я так и не смог разглядеть его лица. В конце платформы ожидала одинокая двуколка с костлявым кучером в выцветшем черном пальто.
Я думал, что мы с Холмсом были единственными путешественниками, направлявшимися в деревню, но мужчина в сапогах для верховой езды вышел вместе с нами и встал неподалеку на платформе.
Возница с двуколки с недоумением посмотрел на нас троих.
– Хоп Хилл?
– Мы с мистером Холмсом – да.
– Тогда садитесь.
– Я тоже, – сказал мужчина в сапогах для верховой езды. Странно хромая, он прошел мимо нас и, поморщившись, забрался в двуколку.
Кучер и я обменялись взглядами.
– Мы с мистером Холмсом гости доктора Горацио Флойда, владельца Хоп Хилла, – заявил я.
– И я, – буркнул мужчина в сапогах.
Не задавая лишних вопросов, возница погрузил наш багаж в экипаж, и мы отправились. Как двуколка, так и упряжь скрипели из-за тяжелого груза. Вскоре лошадь пустилась рысью по извилистой проселочной дороге. Местность была буквально усеяна каменными коттеджами, едва выглядывающими из-за пышных садов. Я уже было собирался спросить нашего возницу, когда мы повернем к поместью доктора Флойда, как он натянул поводья, и лошадь остановилась.
– Хоп Хилл.
Холмс взглянул на меня и вопросительно поднял бровь.
Просторный большой дом, который я себе представлял, оказался обычным котсуолдским коттеджем, обвитым плющом, с толстым слоем соломы на крыше. Экономка, пухленькая круглощекая женщина, назвавшаяся миссис Пиблс, встретила нас у двери и закудахтала по поводу нашей запылившейся одежды. Она провела нас в наши комнаты, которые оказались еще меньше, чем те, что мы снимали на Бейкер-стрит, узкими, с низкими потолками, к тому же еще и довольно темными. Мебель была в основном дубовая и давно вышедшая из моды, а окна закрывали тяжелые портьеры из грубой ткани. Сложно было представить что-либо менее соответствующее понятию роскоши.
– Еще раз спрашиваю вас, Ватсон, – спросил Холмс с суровыми нотками в голосе, – что мы собираемся здесь делать?
Очевидно, нас ожидал наискромнейший отпуск. Экономка сообщила, что доктора Флойда нет, и его не ожидают.
– Удивительно! – заметил я. – Я давно не виделся с Горацио, но помню его весьма милым человеком. Никогда бы не подумал, что он способен пригласить гостей и не поприветствовать их лично. Жаль, что он так и не женился, его бы обучили манерам. Наверное, слишком много работает.
За ужином в тот вечер были только я и Холмс. Миссис Пиблс не только приготовила еду, но и прислуживала нам. Мы слышали тяжелые шаги наверху, но мужчина в сапогах для верховой езды так и не спустился. С таким же успехом мы могли бы поужинать и на Бейкер-стрит, где еда, признаюсь, была мне более по вкусу.
– Я дико извиняюсь, Холмс. Это недоразумение, – сказал я своему другу, который, прищурив глаза, внимательно рассматривал содержимое блюд на обеденном столе, – и я намерен утром первым же делом исправить его. Я съезжу на вокзал и куплю билеты, чтобы мы могли немедленно вернуться в Лондон.
– Не стоит, Ватсон. Вы обеспечили нас увлекательной загадкой. Отведайте консоме и передайте мне, пожалуйста, вон то блюдо с кусочками говядины. – Он с удовольствием продолжил трапезу, чего я не замечал за ним уже несколько месяцев.
На следующее утро мое недоумение только усилилось, когда я нашел Холмса в непривычно веселом настроении, болтающим в кухне с экономкой. Надев длинный фартук и собрав свои каштановые волосы в хвост, она варила нам крепкий бульон.
– Я предполагаю, что к доктору Флойду нечасто наведываются гости, – говорил он ей.
– Напротив, сэр. Почти каждые выходные, а иногда и среди недели, по крайней мере одна или даже две леди и джентльмен приезжали сюда из города. Конечно же, это его пациенты, специально приглашенные для оздоровления в деревне. Доктор очень великодушен. Как раз перед вашим приездом у нас была одна леди со своей горничной. Та совсем исхудала от непомерной работы, бедняжка. У ее хозяйки было много одежды, несмотря на сезон, и горничной приходилось то и дело чистить ее.
– А добрый доктор много времени проводит здесь со своими пациентами? – осведомился Холмс. Он облокотился на подоконник, но я видел, что он наблюдает за отражением миссис Пиблс в стекле.
– Что вы, сэр, доктор Флойд здесь почти не бывает. Он ненавидит солнце. Говорит, что его обсыпает. Днем и ночью он работает в больнице в городе. Его гости рассказывали мне, что он часто работает по ночам.
– А ведь вы давно уже в Хоп Хилле, – сказал Холмс.
– Двадцать пять лет, сэр. Моя мать была экономкой его отца еще до того, как беднягу забрали отсюда, как я вам уже говорила. Но как вы узнали?
– Вы только что открыли кухонный ящик и взяли острый нож, даже не взглянув на него. Только тот, кто очень хорошо знает, где что лежит, смог бы так. Хорошего дня, – неожиданно добавил он.
Он подошел ко мне – я в это время стоял в дверях в нерешительности, – взял меня под руку и вывел в коридор.
– Замечательно, Ватсон. Замечательно.
Я признался, что не понимаю, что может быть такого заманчивого в сплетнях сельской жительницы.
– Представьте доктора с коттеджем в глуши, в котором он очень редко бывает, тем не менее он настойчиво рекомендует приезжать сюда некоторым своим пациентам. Экономка – имейте в виду, Ватсон, что прислуга в любом доме обеспечит вас массой информации, – экономка сказала мне, что доктор Флойд сам составляет меню и присылает ей его по почте. Естественно, вы заметили огромное количество красного мяса в кладовой?
Я вынужден был признать, что этого не заметил.
– Сегодня днем будет еще один гость, – продолжил Холмс. – Некая мисс Френсис, гувернантка семьи Хэилшам. Мне сказали, что она некоторое время находилась под наблюдением доктора Флойда после болезни, обнаруженной у нее, пока семья была за границей. Интересно, что от лечения ей, похоже, становилось скорее хуже, чем лучше.
– Вы же не полагаете…
– Я ничего не полагаю. Вам ведь известно, что не в моих правилах делать предположения, не имея на руках фактов. Вы, конечно же, заметили одно противоречие.
– Какое противоречие?
– Ну хватит, Ватсон, я начинаю думать, что отдых вам действительно был нужен! Мы же с вами не пациенты доктора Флойда.
– Но он мой коллега, – оправдывался я.
– С которым вы не поддерживали связь несколько лет, а меня он и вообще не знает, – подчеркнул мой друг. – И тем не менее, он пригласил нас двоих. – Он посмотрел на меня так, словно эти слова все объясняли.
Когда я снова предложил Холмсу вернуться в Лондон, он и слышать об этом не хотел, так что я настроился на скучную неделю с долгими прогулками и простой пищей.
Мисс Френсис приехала в тот же день. Это была брюнетка с кожей цвета слоновой кости, очень худая. Закутавшись до ушей в тяжелый плащ, несмотря на теплый день, она прошла прямиком в свою комнату. Мы не имели удовольствия поужинать в ее обществе, что разочаровало меня, но Холмс, казалось, даже не удивился.
– Ей отнесут еду наверх – это несомненно, – объяснил он, – так же, как и нашему приятелю с поезда.
– Странный, однако, отдых – сидеть все время в комнате.
Мой друг сухо рассмеялся.
– Действительно странный, мой дорогой Ватсон.
На следующее утро он бродил по дому, погруженный в свои мысли, и я давно усвоил, что в таком настроении ему лучше побыть одному. Мне оставалось самому найти себе развлечение.
В Хоп Хилле не было обычной для поместий библиотеки, только пара полок в кабинете с покрытыми пылью и плесенью книгами, которые не вызвали у меня интереса. После беглого их просмотра я разыскал экономку и спросил, чем еще можно заняться в этой глуши.
У нее было всего одно предложение:
– Ближайший паб «Лебедь и лебедята», сэр. Он находится на приличном расстоянии, так что вам лучше взять трость. У этажерки возле двери есть трости разных размеров.
Я тотчас же отправился в «Лебедь и лебедята», мысленно досадуя на то, что вместо радушного гостеприимства мы получили скуку. Мое удовольствие от отпуска значительно поубавилось.
Паб был темным и весьма специфическим, с опилками на полу. Там собралось полдюжины мужчин с обветренными лицами, которые производили впечатление завсегдатаев. За кружкой пенного пива я решил заговорить с одним из них.
– Чем здесь можно заняться? – обратился я к крупному парню в матерчатой кепке с твердым козырьком. – Есть какие-нибудь развлечения?
– Почти никаких. – Он не отводил взгляда от своей кружки.
– Может быть, верховая езда?
– Конюшен нет.
– А охота?
– Не в это время года.
– Что же вы делаете для моциона?
– Работаю на ферме.
Я сразу же уткнулся в свою собственную кружку.
По возвращении в Хоп Хилл я нашел Холмса в дверях маленькой тусклой гостиной, разговаривающим с неуловимой мисс Френсис. Она любезно поприветствовала меня осипшим голосом, который я едва расслышал, и в скором времени извинилась, намереваясь уйти.
– У меня болит горло, – объяснила она. – С вашего позволения, джентльмены.
Мы видели, как устало она поднимается по лестнице. Дверь в ее комнату закрылась.
За ужином я пожаловался:
– Здесь почти нечем заняться, Холмс. Местный паб не слишком веселое заведение, как и следовало ожидать, а что касается спорта – в округе нет ни одной конюшни. И поскольку здешние гости больны…
– Мы должны быть благодарны, что теперь у нас есть адекватное упражнение для ума, – заключил мой друг. Однако он не стал развивать эту мысль.
Прошло несколько скучных дней. Мой сон никогда не был крепким, а непривычная загородная тишина, вопреки моим ожиданиям, тем более не давала мне уснуть, производя противоположный эффект. Я понял, что мне просто необходим городской шум.
В конечном итоге нас спасла телеграмма из Лондона, адресованная Холмсу, – от самого инспектора Лестрейда.
Мой друг прочел ее, вскинув бровь, затем передал мне.
– Что думаете, Ватсон?
«Ужас восемьдесят восьмого возвращается», – этими словами начинался текст телеграммы.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять эту фразу. Я озадаченно уставился на Холмса, который, похоже, уже разгадал эту загадку.
– Но разве Потрошитель не умер?
– Джеймс Мейбрик отравлен, – таинственно ответил он, – и тем не менее ужасы продолжаются, мой дорогой Ватсон. Потрошитель орудовал ножом и был зол. А эти новые преступления совершены с большим хладнокровием. Теперь я просто обязан вернуться в Лондон. И чем быстрее мы туда отправимся, тем лучше. Некоторые жизни еще можно спасти.
Его голос был решительным, на лице появилось несколько суровых морщин.
В тот же день мы сели на поезд. Я с облегчением отметил, что в этот раз мужчины в сапогах для верховой езды с нами не было. Когда я упомянул о нем, Холмс сказал:
– Вы не задавались вопросом, зачем кому-то обувать сапоги для верховой езды, направляясь в место, где нет ни одной конюшни?
Пока поезд мчался в Лондон, я снова и снова перечитывал телеграмму Лестрейда. В заброшенных кварталах города обнаружили несколько тел. Подробности были ужасающими. Из всех трупов была высосана кровь. Жертвы не были ни бомжами, ни проститутками Уайтчепела. Это были как мужчины, так и женщины. Единственное, что было у них общего, – лишь обескровленность и багровые пятна на горле, запястьях и лодыжках. Это явно было делом рук какого-то изверга.
– Лестрейд не сообщает, что они были зарезаны или застрелены, – отметил я. – Значит, причина смерти неизвестна? И мы спешим в Лондон, чтобы разобраться в этом?
Холмс ответил лаконично:
– Я уже разобрался. Но предстоит более важная работа. – Замолчав, он с непроницаемым видом уставился на мелькающие за окном вагона сельские пейзажи.
Я так и не смог смириться с замкнутостью Шерлока Холмса – он не обсуждал свои планы даже со мной, своим надежным, проверенным другом. Его я уже давно знал о его чрезмерной потребности контролировать и доминировать, и это был один из его приемов. Приняв решение терпеть его молчание – ведь именно этого он требовал от меня, – я скрестил руки на груди и попытался вздремнуть.
Смог и мусор возвестили о приближении города. Когда-то я сетовал на все это, а теперь встретил с дружеским расположением. Даже грязные многоэтажные дома вдоль дороги были мне приятны.
– Нам нужно сразу же ехать в Бартс, – объявил Холмс, когда поезд подъезжал к станции. – Нельзя терять время! Сообщите Лестрейду о нашем приезде, пусть он присоединится к нам, Ватсон, и присмотрите, пожалуйста, за нашим багажом.
Я сделал все, как он просил, затем нанял двуколку, чтобы нас довезли до больницы.
По приезде Холмс низким голосом задал один или два вопроса в приемной, оттуда его направили в архив больницы.
– Дождитесь Лестрейда, – сказал он мне. – Больше ни с кем не разговаривайте, ни с кем,а как только он приедет, приведите его ко мне. Есть пара фактов, которые я должен проверить, прежде чем мы двинемся дальше.
Я, сгорая от нетерпения, ожидал Лестрейда. Напряжение Холмса передалось и мне, я понял, что мы напали на след и ситуация очень опасна.
Когда приехал Лестрейд, у меня нашлось несколько слов для него и от себя лично:
– Почему вы прервали наш первый за долгое время отпуск? Ладно я, но Холмсу просто необходим отдых.
Инспектор все так же походил на маленького бульдога, хотя годы сделали его менее поворотливым, чем когда мы впервые встретили его, расследуя незабываемое дело о собаке Баскервилей.
– Все, что Холмсу нужно, – так это загадка, способная занять его мозг, – заявил он. – Но должен признаться, я не понимаю, почему он явился в эту больницу. Жертв этого убийцы отвезли в другое место, а место преступления…
– Находится здесь, – перебил его Холмс, выходя из архива. – Мне показалось, что я слышу ваш голос, Лестрейд.
– Вы имеете в виду, что преступления были совершены здесь? Боже мой, да это же больница!
– Именно так, – согласился Холмс. – Какое еще место так хорошо подходит для того, чтобы скрыть кровь? – Повернувшись ко мне, он заметил: – Я посмотрел расписание работы, ваш коллега, доктор Флойд, сегодня здесь. Может быть, он будет так добр, что поможет нам в этом расследовании?
Лестрейд хотел было что-то сказать, но передумал.
– Доктор Флойд в операционной? – спросил я Холмса.
Тот не ответил, а быстро пошел по коридору, заставив нас тем самым следовать за ним.
Словно он каждый день бывал в Бартсе с тех пор, как мы впервые встретились здесь много лет назад, Холмс уверенно провел нас по одному коридору, затем по другому, вниз по лестнице и вывел через тускло освещенный служебный выход. Он бросил Лестрейду через плечо:
– Надеюсь, вы подготовились?
Инспектор засмеялся.
– Пока у меня есть брюки с задним карманом, пистолет будет при мне.
Холмс слегка кивнул.
Свернув за угол, мы уткнулись в две вращающиеся двери, за которыми могла быть операционная, а возможно, морг. Холмс сунул руку в карман пальто, затем вошел в дверь, а следом за ним мы. Доктор Горацио Флойд склонился над телом, а когда мы вошли, с тревогой посмотрел на нас. Но поднятое на нас лицо с трудом можно было узнать.
Его лицо, которое запомнилось мне очень интеллигентным, сейчас было покрыто ужасными язвами, а под глазами была кровь. Еще сильнее кровь сочилась из его широко открытого рта на грудь, на хирургический халат, который уже был насквозь ею пропитан. В одной руке он держал окровавленную плоть, которую, очевидно, смял при нашем внезапном появлении.
– Горацио! – не веря своим глазам, выкрикнул я.
Опустив руку с зажатым в ней предметом, он попытался оббежать вокруг стола, но Холмс оказался там раньше с пистолетом, направленным на Горацио.
– Вам не удастся сбежать, доктор Флойд, – холодно произнес он.
Флойд замер. Затем он зарыдал и закрыл руками свое ужасное лицо.
Лестрейд без промедления подошел к нему с другой стороны и тяжело опустил руку ему на плечо.
Я же обратил внимание на тело, лежавшее на столе, – обнаженное тело женщины. К ее горлу, предплечьям и нижней части ног присосалось множество раздувшихся красных пиявок. Налитые кровью, они были похожи на темно-красные пакеты, набитые до такой степени, что вот-вот могли лопнуть.
Я в замешательстве уставился на них.
– Какого черта доктор прицепил пиявок к мертвому телу? – вслух удивился я.
– Боюсь, она не была мертва, когда он начал, – ответил Холмс.
Несколько часов спустя, когда доктора Флойда взяли под стражу, Лестрейд отправился вместе с нами на Бейкер-стрит. Он дрожал, также как и я. Но Холмс был абсолютно спокоен. Казалось, он даже оживился, завершив это дело.
– Я начал кое-что подозревать, когда увидел мужчину в сапогах для верховой езды, – объяснил он, после того как мы уселись в гостиной перед зажженным камином. – Сапоги нужны были для того, чтобы скрыть следы нескольких укусов пиявок на его ногах и лодыжках. Возможно, эти сапоги посоветовал ему носить доктор Флойд, чтобы дать дополнительную опору его израненным ногам. Он хромал от боли, если вы помните, Ватсон.
– Но он был жив!
– Как и женщина, находившаяся в доме до него, и мисс Френсис, которая прибыла вслед за ним. Они были последними счастливчиками. – Холмс начал набивать свою трубку. Рядом на столе стояли большие стаканы с бренди. Учитывая все то, что мы только что пережили, портвейна никто не захотел. – К тому времени мания доктора Флойда стала неконтролируемой, и он осознавал это. Поэтому он нас и пригласил. Меня, в частности, ведь он рассчитывал, что вы возьмете меня с собой.
Лестрейд спросил:
– Какой прок в том, чтобы заполучить вас в качестве гостей, заманить в загородный дом?
– Благодаря тому, что Холмса не было в Лондоне, он избегал разоблачения, – ответил я, но Холмс покачал головой.
– Думаю, не совсем так, Ватсон. Я верю, что доктор Флойд действительно хотел, чтобы его остановили. Пригласив меня в свой дом в Котсуолдсе в то время, когда там были его пациенты, он проявил остатки своего благоразумия. Он надеялся, что я выстрою цепочку из собранных улик и спасу его от самого себя.
– Каких улик?
– Пациентов, отправленных в его дом на оздоровление, обильно кормили красным мясом по распоряжению доктора. Я обращал ваше внимание, Ватсон, на то, что кладовая забита говядиной. Она присутствовала в каждом блюде.
– Слишком много мяса, – с недовольством отметил я. – От него моему желудку было совсем нехорошо, Холмс. Мне ужасно хотелось хорошей порции рыбы. Но продолжайте, продолжайте.
– Мужчина в сапогах для верховой езды был ужасно бледен. Женщина, которая была там до нас, так страдала от простуды, что закутывалась в плотную одежду. Все это симптомы анемии, что могло быть результатом серьезной потери крови. Гувернантка, мисс Френсис, тоже сильно куталась. Вдобавок у нее болело горло. Хотя я ни разу не видел этого, но я почти уверен, что все оно было в ранках от укусов пиявок. В разговоре со мной она подтвердила, что проходила курс кровопускания у доктора Флойда.
– Как вы связали это с телами, которые мы начали находить? – спросил Лестрейд.
– Эти тела были его недавними жертвами. Видите ли, доктор Флойд сам жертва. Он страдает от редкой болезни, называемой порфирия, это тот самый недут, что повредил психику короля Георга III. На ранней стадии ее можно определить по отвращению к солнечному свету, причиной этого является поражение кожи больного. Я обратил внимание на плотные портьеры на окнах в Хоп Хилле, а экономка сообщила о неприязни ее хозяина к солнцу.
– Но самое неестественное проявление порфирии – это неконтролируемая жажда человеческой крови, – вставил Лестрейд.
– Вампиризм? – Я вспомнил случай в Суссексе, который закончился совершенно иначе.
– Не совсем, Ватсон, хотя некоторых жертв болезни считали вампирами. Жажда крови удовлетворяется странными способами, о чем мне напомнил беглый просмотр историй болезни в архиве больницы.
– Ваш доктор Флойд нашел единственный приемлемый для него способ удовлетворить свои желания. С помощью обычной медицинской практики, назначая своим пациентам пиявок, он мог извлекать из них кровь при нормальных, казалось бы, обстоятельствах. Он питался кровью не прямо от человека, а через пиявку.
– Он держал пиявку, когда вы неожиданно ворвались к нему! – воскликнул Лестрейд.
– Так и было. У него во рту все еще оставалась кровь. – Даже Холмс произнес это с отвращением. – Поначалу Флойд брал кровь у пациентов под предлогом обычного курса лечения. Чтобы облегчить свою душу, он предлагал им оздоровиться за городом. Но когда болезнь начала прогрессировать, его аппетит стал неконтролируемым. В итоге ему хотелось столько крови, что он стал ставить слишком много пиявок, что приводило к смерти пациента. Именно тогда он начал выбрасывать тела в заброшенных кварталах. У него никогда не было намерения убивать, он просто делал то, что считал необходимым. Такова сила галлюцинаций.
Холмс сделал паузу и выглянул в окно. Снова начался дождь.
– Это были непреднамеренные убийства, Лестрейд, – с сочувствием подытожил он, а я редко слышал, чтобы он его выражал. – Но они были неизбежны. Из разговора с экономкой я узнал, что отец доктора Флойда умер в сумасшедшем доме. Так что сын страдает той же болезнью, что и отец.
Глаза инспектора озарились пониманием происходящего.
– Значит, порфирия содержится в крови и передается из поколения в поколение.
– Да, даже в самых благородных семьях.
Я воскликнул:
– Это ужасное наследство! Когда-то Горацио Флойд был приветливым и умным человеком, он заслужил лучшую участь. Успешную карьеру, любящую семью…
Холмс повернулся ко мне со странной, печальной улыбкой.
– Ах, Ватсон, – сказал он, – есть люди, которым лучше никогда не жениться.
За окном продолжал идти дождь. Становилось все темнее. Зажглись лампы.
