Текст книги "Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Джон Грегори Бетанкур,Генри Слизар,Эдвард Д. Хох,Даррелл Швайцер,Крэг Шоу Гарднер,Пола Вольски,Морган Лливелин,Терри Макгерри,Дж. Филлмор,Кароль Бугге
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Прусский офицер, я думаю майор, или, возможно, капитан, почему они не носят знаки различия на своих плечах, как английские офицеры, но это не имеет значения, сказал мне не отрывая взгляда от женщин и размыкая только угол рта: ах, Ватсон, как мило с вашей стороны нанести визит, я узнал ваши шаги на лестнице, конечно, ваши характерные нерешительные шаги, особенность которых, без сомнения, – причиняющая беспокойство пуля Джезаила в вашем бедре или в пальце вашей ноги. А мы здесь раздумываем, Ватсон, что вы скажете о том, что видите перед своими глазами?
Я был поражен. Как этот прусский капитан или майор мог так много знать обо мне, как он знал о пуле Джезаила в моей лодыжке, или это было в моей голени, как он вообще узнал, что я доктор Джон Ватсон? Я уставился на него с недоверием, а он подмигнул мне, что не так уж легко сделать, если у тебя в глазу монокль, и я понял, что это не прусский офицер вовсе, а мой добрый друг Шерлок Холмс, отлично замаскировавшийся.
Я переместил свой взгляд с фальшивого офицера на диван. Там бок о бок сидели две совершенно одинаковые женщины среднего возраста, седовласые, крупные, добродушные женщины с правильными красивыми чертами лица, одетые в одинаковые серые платья и туфли, волосы собраны в гульку на затылке, глаза весело блестели, или мне, наверное, следует сказать, были сердито или может даже лукаво устремлены на офицера в серой форме, затем бросили взгляд на меня, затем снова на офицера, на оружие, которое он держал в руках, токи,вытесанное из камня оружие племени маори из Новой Зеландии. Ну, что скажете, Ватсон, сказал он снова.
Я ответил молчанием.
Вы видите перед собой две миссис Хадсон, сказал он.
Я молча кивнул.
Одна из них опасна, она убийца, сумасшедшая, сказал он, другая – наша дорогая любимая Марта, наша хозяйка, наш повар, наша мать, духовник, если я могу ее так возвышенно назвать. Он наклонился к обеим женщинам, сидящим рядом на диване, и они посмотрели на него теперь равнодушно. Так кто из них кто, Ватсон, спросил Холмс.
Как это может быть, произнес я заикаясь.
Ты видишь перед собой фройляйн фон Трепов, сказал Холмс, сестру печально известного прусского агента, которого схватили вчера накануне, она же «сумасшедший мим из Мейфэра», воровка драгоценностей, чье акробатическое присвоение тюрбана ее собственного брата привело к его разоблачению, а еще я с сожалением хочу сказать, что теперь Бульвар Убийц стал пользоваться дурной славой, Ватсон.
Нет, Холмс, выдохнул я. Я думал, что я совершил ужасный ложный шаг, упомянув его имя, но он улыбнулся мне тонкой улыбкой, но тем не менее улыбкой, словно хотел сказать: не волнуйся, приятель, это ничего. Но все же, которая из этих женщин – наша любимая Марта Хадсон, а которая – сумасшедшая мим и бульварный убийца, воскликнул я.
Ага, сказал Холмс, давайте определим. Твое воссоединение с любимой невестой – Уильям Уилсон. На самом деле, Ватсон, вы удивляете меня, правда, вы счастливый человек, в самом деле, ведь обрели любовь такой женщины, как бывшая мисс Мери Морстан. Это заострило или притупило ваши умственные возможности, скажите мне, Ватсон, как же определить настоящую Марту?
Миссис Хадсон, сказал я, раздумывая над решением загадки, миссис Хадсон, какая моя любимая еда? Я думал, что только настоящая Марта Хадсон может знать ответ на этот вопрос, а даже если ответ знает ненастоящая Марта Хадсон, то по ее акценту я смогу ее уличить.
Заговорили обе миссис Хадсон. Мне было легко отличить одну от другой – одна из них сказала: ну что вы, доктор Ватсон, конечно же, это моя копченая рыба со сливками. А другая сказала: ну что вы, доктор Ватсон, конечно же, это сливки с копченой рыбой. И обе они говорили на безупречном английском языке с незначительной шотландской картавостью. Это уж слишком для безмолвного мима, Холмс, я сказал, что я озадачен.
Я устрою вам маленькое испытание, Ватсон, сказал Холмс, и вы скажете мне, кто из них настоящая Марта Хадсон, а кто сумасшедшая и смертоносная фройляйн фон Трепов. Холмс поднял маорийский токинад своей головой, как если бы собирался опустить его острие на одну или другую женщину, и закричал на брутальном гортанном немецком языке: Der Kdenigи Kaiser ist ein Esel.
Одна миссис Хадсон сидела с невозмутимым видом, как будто она не знала, что Холмс, мастер лингвист, назвал короля Пруссии и императора Германии ослом, в то время как другая миссис Хадсон покраснела, сжала зубы и сверкнула на Холмса глазами. Ну, Ватсон, сказал мне Холмс, можете ответить, где настоящая миссис Хадсон? Может быть, эта, сказал я и указал на женщину, которая отреагировала на оскорбление Холмсом монарха. Нет, Ватсон, сказал Холмс. Будьте так добры и принесите веревку, миссис Хадсон, сказал Холмс женщине, которую я выбрал как бульварную убийцу, мы свяжем это жалкое существо «сумасшедшего мима из Мейфэра» и убийцу проституток, и подождем, пока не придет один из наших знаменитых инспекторов.
Как только миссис Хадсон пошла выполнять просьбу потерянного и мудрейшего из людей, другая начала сердито ругаться с Холмсом по-немецки. Вы правы, о Юпитер-Холмс, воскликнул я, но как вы узнали, что я подумаю, что та женщина, которая сердито отреагировала на брань о Кайзере, – это его шпионка, а та, которая не отреагировала, – это добропорядочная британка, наша Марта Хадсон.
Ах, Ватсон, Ватсон, сказал Холмс, похлопывая меня по спине свободной рукой. Теперь, когда фройляйн фон Трепов была надежно связана, он мог положить токи.А кайзеровская шпионка, несмотря на ее провал, все еще была талантливой актрисой и смогла сдержаться от реакции на мои подстрекательские высказывания.
Но, Холмс, сказал я, почему настоящая миссис Хадсон, хотя я даже не знаю этого, понимает по-немецки? Холмс сказал, что миссис Хадсон немного знает немецкий, так как общалась со многими учеными, которые поднимались по этим старым ступенькам. Это небольшие знания, но достаточные, чтобы понять, что я назвал Кайзера ослом, словом, как мне кажется, грубым в приличном обществе и обидном для монарха, который, несмотря на свой провал, все еще является кузеном нашей любимой королевы. А потом убрав свои фальшивые усы, позволив моноклю выпасть из глаза и стерев фальшивый шрам, Холмс вытащил из кармана своей формы прусского полковника револьвер и добавил еще одну дырку от пули к надписи на полке камина.
«ПОЙМАТЬ ВОРА…»
После публикации предполагаемого финала неоконченного романа Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда» мистер Р. написал в своем дневнике: «Господин Оубралз выдвигает мудреные теории, даже не обращая внимания на ТИТУЛ Диккенса. Поговорка гласит: вор вора скорее поймает. Если секреты Друда когда-нибудь и раскроют, то я думаю, что ключ к ним найдет автор детективов». Мистер Р. последовал своему собственному совету и пригласил почти всех известных в Америке авторов детективов, чтобы попытаться превратить записи Ватсона в новые рассказы о Шерлоке Холмсе. Вот некоторые из них.
Безумие полковника Уорбертона
«Кароль Буш» (приписывается Дэшиллу Хэммету)
Мистер Р. щедро заплатил десять тысяч долларов «Д. X.», предположительно Дэшилу Хэммету (1894–1961), автору «Мальтийского сокола», «Кровавой жатвы», «Худого» и многих других реалистичных приключений Оперативника и Сэма Спейда. Ватсон утверждает, что «Безумие полковника Уорбертона» – одно из двух дел, на которые он лично обратил внимание Холмса, но это обычное вступ – ление. Он считает своей заслугой то, что привлек внимание своего друга к этому больному человеку, хотя Холмс до этого уже и сам наблюдал за ним. – Дж. А. Ф.
* * *
– Ну что ж, Ватсон, я считаю, что тут уже ничего не поделаешь, остается поступить так, как говорит этот добрый доктор.
Доктор, на которого он ссылался, это не я, а врач по имени Оукшот. С тех пор как Холмс своим плечом остановил быстро летящий кусок свинца пару недель назад, врач пытался убедить его, что пулевые ранения сами по себе не проходят. Холмс, как всегда, не стал прислушиваться к такому здравому медицинскому совету и в результате стал таким же слабым, как моральные принципы копа.
И вот теперь он растянулся на диване, а вокруг него, как сорванные лепестки цветов, были разбросаны газеты. Он поднял с пола одну из них и протянул мне.
– Круиз, Ватсон, в Америку, отплытие через два дня. Доктор говорит, мне следует избегать волнений, а куда лучше всего уехать, как не в Америку? Я помру от скуки, пока выздоровею.
Я посмотрел на рекламное объявление.
«Путешествуйте с комфортом круизными маршрутами компании „Барбизон“. Отправление из Лондона в Нью-Йорк ежемесячно. Разумные цены».
Я опустил газету и зажег сигарету. Холмс тоже потянулся к пачке, но я отодвинул ее.
– Доктор говорит, что вы должны воздержаться хотя бы неделю.
Холмс раздраженно фыркнул.
– О, ради бога, Ватсон, сжальтесь! Ни сигарет, ни работы; я умру от тоски, и мне даже не понадобится ехать в Америку для этого.
Он перевернулся на спину и раздраженно сказал в потолок:
– Ну, что скажете? Сможете взять отпуск или нет?
Я выглянул в окно, где по мокрым улицам начал стелиться зеленоватый туман. Дождь шел уже три дня и даже не думал прекращаться. Мой поток больных был такой же вялый, как и погода; казалось, что ни у кого не было сил даже заболеть в эти дни. Я снова посмотрел на Холмса. Он выглядел угрюмым и обиженным.
– Думаю, что смогу… Я могу попросить доктора Апшоу подменить меня, что…
– Отлично! – воскликнул Холмс, вскочив с дивана и схватив сигареты со стола, прежде чем я успел остановить его. – Мы отпразднуем это сигаретой.
Он подошел к двери, распахнул ее и крикнул в холл:
– Миссис Хадсон! Не могли бы вы подойти сюда на минутку? Мне нужно поговорить с вами.
Оставив дверь открытой, он схватил со стола зажигалку и прикурил. Он откинул голову назад в знак истинного удовольствия и выдохнул, на его длинную сильную шею падал бледный свет уличного фонаря. Одновременно с восхищением и удивлением я наблюдал, как он ходил взад-вперед перед окном, заложив руки за спину. Он напоминал мне зверя в клетке – его тоже всегда следовало опасаться, и лишь впечатляющий интеллект сдерживал его неистовство. Именно в такие моменты я понимал, почему ему нужна была работа: даже когда он был ранен, он обладал энергией настолько всепоглощающей, что, не найдя выхода, она бы повернулась и направилась на него самого. Я встал и налил себе виски, в это время в комнату вошла миссис Хадсон.
– А, миссис Хадсон! – воскликнул Холмс. – Мне нужно собрать вещи: доктор Ватсон и я уезжаем на некоторое время.
Не могу поклясться, но что-то похожее на облегчение пробежало по лицу хозяйки нашего дома, когда она услышала эту новость.
И вот, пару дней спустя, мы сидели на палубе «Принцессы Барбизон», завернувшись в пледы и глядя на чаек, паривших над кораблем. Мы пробыли в море всего лишь чуть больше часа, а Холмс уже погрузился в свои мысли.
– Интересно, ночью птицы тоже охотятся? – сказал он, наблюдая, как чайка устремилась вниз на ничего не подозревающую рыбу. – Или они смотрят на нас и думают: зачем мы, глупые и медлительные, ползаем туда-сюда здесь, внизу?
Я сказал, что не знаю, и заказал выпивку у проходившего мимо официанта в белоснежном, как перья чаек, жакете. Когда официант ушел, я повернулся к Холмсу и увидел, что его внимание приковано к мужчине, сидевшему через несколько сидений от нас. Я тоже посмотрел на мужчину, но ничего особенного в нем не увидел. Насколько я мог судить, это был здоровый полный мужчина средних лет, одетый в хороший твидовый костюм; его волосы были необычайно густыми и белыми, в тон им были усы и бакенбарды. У него было румяное загорелое лицо, такой загар вы не получите, сидя в Лондоне в это время года. Я решил поделиться своими наблюдениями с Холмсом.
– Что вы думаете вон о том парне? Похоже, он уже провел некоторое время в Америке, судя по его загару.
Холмс заговорил, не отводя взгляда от мужчины:
– О нет, Ватсон, совсем наоборот. Он только что вернулся с Востока, возможно, из Китая, где он пробыл довольно долгое время.
– Как вы это определили? – спросил я, не слишком довольный, что мое мнение отмели, как ненужные крошки.
– Ну, если бы я не смог догадаться об этом по татуировке дракона на его левом предплечье – кстати, такое изображение невозможно сделать в лондонских салонах
тату (вы, может быть, помните мою небольшую монографию на эту тему), – я бы заключил это по его чаю.
– Чаю?
– Да, разве вы не замечаете нечто необычное?
Мужчина пил чай из фарфоровой чашки с голубым ивовым узором, достаточно распространенным в Лондоне в то время. Я сказал об этом Холмсу, но он покачал головой.
– Хм, Ватсон, вы смотрите, но не замечаете. Вы видите молочный кувшин на его чайном подносе?
Я посмотрел на поднос, стоявший на столике рядом с ним; там был заварной чайник, ложка и сахарница.
– Какой уважающий себя англичанин будет пить чай без молока? Только тот, кто очень долго прожил в Китае, достаточно долго, чтобы научиться любить чай без него. Кроме того, как у вас с обонянием, Ватсон?
Я сказал, что оно сносное, несмотря на мою привязанность к сигаретам «Фатима».
– Ветер дует от нашего друга прямо на нас, а аромат зеленого чая существенно отличается от черного. – Он замолчал и принюхался, как гончая собака, его длинный нос при этом вздрогнул. – Этот человек, несомненно, пьет зеленый чай, улун, если я не ошибаюсь. Так вот, Ватсон, этот человек позаимствовал много китайских пристрастий, поэтому можно предположить, что его пребывание там не было кратким.
Холмс с удовлетворением откинулся на спинку кресла и посмотрел на пушистые белые облака, проплывающие по небу. Он всегда наслаждался этими небольшими победами, наслаждался сознанием того, что умнее меня, если уж на то пошло. Это было частью нашей сложной дружбы. Он мог порисоваться передо мной: я был его постоянным слушателем и большим почитателем. Мне приятно было осознавать, что, несмотря на все его таланты, Холмс доверял мне – и нуждался во мне. Я иногда думал, что без моего постоянного влияния он бы сгорел, как комета, пролетающая через тонкие слои атмосферы, съедаемый сам собой. Мое присутствие было как защитный слой вокруг него, удерживающий его в этом мире. Я думаю, он знал это и держал себя скромно – или терпимо, во всяком случае. Мы никогда об этом не говорили, конечно, – не такой он человек, Холмс; он все всегда держал в секрете.
Подошел официант с моей выпивкой. Я сделал глоток, а затем увидел ее.Она была одета слишком нарядно для палубы корабля в середине дня – многовато украшений и чересчур много румян. Ее лицо было слишком круглым, чтобы быть красивым, губы слишком полными, но все это не имело значения. Все искупали ее волосы: густые и пышные, они были цвета скотча двенадцатилетней выдержки. Зеленое платье сидело на ней отлично, словно было сшито специально для нее, оно подчеркивало каждое движение ее пышных бедер во время движения. Она знала, что хорошо выглядит, и это угадывалось в ее поступи. Ее походка завораживала: медленная и покачивающаяся, как у пантеры, подкрадывающейся к своей жертве. Я догадывался, что в случае с этой женщиной ее жертва могла считать себя счастливой, потому что именно ей оказали такую честь.
Она села рядом с нашим соседом, и по тому, как он посмотрел на нее, я догадался, что он был одним из тех счастливчиков. Был ли он единственным или нет, говорить об этом было слишком рано.
Я посмотрел на Холмса, чтобы понять, заметил ли он все это, и увидел, что он все понял.
– Так вот куда он тратит свои деньги, – сказал он задумчиво, почти самому себе.
Даже я смог заметить, глядя на мужчину, что его одежда была самого дорогого покроя, и сказал об этом Холмсу.
– Да, у него есть деньги, Ватсон, а также красивая молодая жена, но у этого человека какие-то проблемы.
– Проблемы?
– Да, несомненно. Видите, он приобретает только лучшую одежду, которую он вынужден был заказывать из Лондона, будучи в Китае, – и все же заметьте, что его жилет этим утром застегнут неправильно. Я даже отсюда вижу одну свободную петлю, а он этого не заметил. Посмотрите также, как небрежно он стряхнул пепел с сигары, и тот попал ему на рукав – но, тем не менее, состояние его одежды показывает, что обычно он очень требователен к своему наряду. Нет, Ватсон, его что-то тревожит.
Некоторое время я размышлял над этой информацией, и когда официант принес мне следующую порцию виски, я все еще думал об этом. К тому времени солнце начало садиться и свежий морской бриз начал задувать под наши пледы. Мне показалось, что Холмс выглядел немного бледным, поэтому я предложил пойти в каюту.
Там я снова выпил, а так как было еще рано переодеваться к ужину, то настоял, чтобы Холмс немного полежал. Когда я вошел проверить, то увидел, что он лежал на спине, закинув одну руку за голову, и крепко спал. Я накрыл его одеялом и на цыпочках вышел из спальни.
Я сидел, допивая свой виски, когда услышал голоса, доносившиеся из соседней каюты. Трудно было разобрать слова, но это было похоже на ссору женщины и мужчины. Я сел на диван, прислушался и смог разобрать некоторые слова.
– …все в твоем воображении, – говорила женщина.
– Не пытайся меня запугать, – сказал мужчина, а затем еще что-то, чего я не смог разобрать. Затем хлопнула дверь, и я услышал шаги в холле. На дюйм приоткрыв дверь, я увидел удаляющуюся фигуру нашего светловолосого друга. Я тихо закрыл дверь, но через минуту раздался стук. Пока я решал, стоит отвечать или нет, стук стал громче. Я боялся, что это разбудит Холмса, поэтому открыл дверь.
Там стояла она, одетая – если так можно сказать – только в халат бледного желто-зеленого цвета. Халат многое не прикрывал, и я старался не смотреть в те места.
– Ничего, если я войду? – спросила она, и я мог придумать дюжину причин, чтобы отказать ей, но ни одна из них не пересилила желто-зеленый халатик, поэтому я разрешил ей войти.
– Не угостите выпивкой? – сказала она, глядя на бутылку джина в баре, и я начал задаваться вопросом, что еще она попросит, но тут из спальни вышел Холмс. Его волосы растрепались, глаза были сонные, но по тому, как она посмотрела на него, я видел, что он произвел впечатление.
– Я пришла извиниться, – сказала она, когда я протянул ей мартини.
Холмс не ответил, но сел в кресло и смотрел на нее, полузакрыв глаза.
– Боюсь, что мы немножко пошумели по соседству, и я просто пришла извиниться. – Голос у нее был ровный, бархатный, как блестящий шелк ее халата.
Холмс продолжал молчать, и я видел, что это заставляет ее немного нервничать, хоть она этого и не показывала.
– Видите ли, мой муж…
– Полковник, – вставил Холмс.
– Ну, да, – сказала она удивленно. – Вы знаете Эдварда?
– Только зрительно, – лениво ответил Холмс.
– Тогда, как вы узнали…
Холмс отмахнулся от ее вопроса.
– Это неинтересно, – сказал он. – Не представляет особого интереса и то, что я также знаю, что он был кавалерийским офицером, что он дважды был ранен и что только недавно вышел в отставку. Пожалуйста, продолжайте свой рассказ.
Она сделала глоток мартини – хороший глоток – и посмотрела на Холмса, словно оценивая его.
– Ну, я собиралась объяснить, что мой муж… ну, он такой ранимый, и иногда у него бывают… эмоциональные всплески… и я просто хотела извиниться, если мы потревожили вас, – закончила она довольно неубедительно, вспыхнув от пристального взгляда Холмса.
– Не надо повторяться, миссис… – спокойно сказал Холмс.
– О, как грубо с моей стороны – я вторглась, даже не представившись! Элизабет Уорбертон.
– Значит, миссис Уорбертон, – продолжал Холмс. – Разрешите представиться: я Шерлок Холмс, а это мой лучший друг и соратник, доктор Ватсон.
– А, так вы не семья Шерлоков Холмсов, – слишком воодушевленно сказала наша гостья.
– Насколько мне известно, я один, – сухо ответил Холмс, – а теперь извините, но мне нужно переодеться к ужину.
Она поднялась с дивана, словно ужаленная.
– Да, конечно, не смею вас задерживать, – сказала она, направляясь к двери, но не отрывая глаз от Холмса. Он вернулся в спальню, не сказав ни слова, тем самым оставив нас одних.
– Вы, должно быть, считаете меня глупой, – сказала она, глядя на меня зелеными, как ее халат, глазами. Я подумал, что она может быть какой угодно, но только не глупой.
– Просто, когда мы среди людей, которые не знаютЭдварда, – в общем, я всегда беспокоюсь о том, как люди его воспримут, вот и все. Спасибо вам за угощение, – сказала она, протягивая мне бокал, и я заметил ее длинные красные ногти на фоне белой кожи. Я подумал о том, как могут ранить эти ноготки, а потом задумался, может быть, это того стоит.
– Всегда пожалуйста, – сказал я.
После того как она ушла, я сел на диван и закурил «Фатиму». Я достаточно хорошо разбирался в женщинах и знал, что Холмс был в ее вкусе, а я нет. Я также знал, что мог бы предостеречь ее от напрасных усилий, но подумал, что было бы интересно понаблюдать, как она сама это поймет. Я не очень верил в ее заботу о своем муже и был абсолютно уверен, что Холмс со мной солидарен.
Я узнал его мнение в тот же вечер за грудинкой из ягненка и бутылкой «Монраше».
– Она переигрывала, когда я представился, – сказал он, – хотя до этого она играла правдоподобно. Интересно, что ей нужно было на самом деле…
И тут вошла в комнату та, что была легка на помине. Она сменила желто-зеленый халат на красное атласное платье с открытыми плечами, на шее у нее красовалось бриллиантовое колье стоимостью в несколько бутылок «Монраше». Полковник шел рядом с ней, с красным лицом на фоне белой кружевной сорочки. Сразу за ними следовала стройная, скромно одетая молодая восточная женщина. Она не была красавицей – нос был слишком длинным, кожа неровная – но в ней было чувство собственного достоинства, и это бросилось мне в глаза. Это заметил и Холмс; он наблюдал за нею, когда их проводили за столик в дальней части зала.
– Интрига продолжает нарастать, Ватсон, – сказал он, наполняя бокалы вином.
С того места, где мы сидели, полковник был хорошо виден, и я непрерывно наблюдал за ним во время еды. Первое впечатление, которое он произвел на Холмса, естественно, касалось денег: он был чем-то расстроен и то и дело прикладывался к бутылке «Мерло». Восточная женщина не пила, а миссис Уорбертон не отрывалась от мартини. Я спросил Холмса, что бы это значило.
– Думаю, мы предложим полковнику партию в бридж после ужина – если я не ошибаюсь, он из тех людей, кто не прочь сыграть пару партий, потягивая виски с содовой.
Я уже собирался спросить Холмса, почему он так думает, когда увидел, что кто-то направляется к нам через зал. Это был сам полковник, он продвигался между столами с такой грациозной легкостью, какой я от него не ожидал; выпитое «Мерло», по-видимому, не сильно сказалось на его координации. Он остановился возле нашего столика и кашлянул. Шея у него была большая, а впрочем, у него все было большим: голова с копной белых волос, широкий рот и круглые голубые глаза – все говорило о том, что этот человек много времени провел на открытом воздухе. Он казался слишком большим даже для обеденного зала этого судна с хрустальными люстрами и аккуратными скатертями.
– Простите, джентльмены, – сказал он. Его голос подходил ему: низкий, грубый – голос человека, привыкшего отдавать команды. – Надеюсь, я не прерываю ваш обед, – продолжил он.
– Вовсе нет, полковник, – ответил Холмс. – Чем обязаны?
– Моя жена говорит, что имела удовольствие познакомиться с вами этим вечером, и я рад тому, что мы на одном корабле с такой выдающейся личностью, как вы, мистер Холмс.
– Я смущен тем, что вы мне льстите, – сказал Холмс тоном, который доказывал, что ничего подобного он не чувствует. – Позвольте мне представить вам моего друга и коллегу доктора Ватсона.
Полковник протянул одну из самых больших рук, которые мне приходилось когда-либо видеть, и с силой, с которой тоже нельзя не считаться, пожал мне руку.
– Очень, очень рад. Я один из самых преданных ваших читателей, доктор Ватсон. Я не пропустил ни одного из ваших рассказов, пока распивал чаи в Китае.
– Я так понимаю, там очень много чая, – сухо сказал Холмс.
– О, да, вполне. На самом деле чай – это мой бизнес. И сейчас я направляюсь в Америку, чтобы посмотреть, нельзя ли немного расширить рынок, знаете ли, побудить янки пить чуть больше чая. Боюсь, что после небольшого Бостонского чаепития у них во рту остался плохой привкус. – Он засмеялся над своей собственной шуткой.
Холмс снисходительно улыбнулся и свернул свою салфетку.
– Я задавался вопросом, – продолжал полковник, – не захотят ли джентльмены составить мне компанию сыграть пару партий в бридж после обеда? Я считаю, что это способствует лучшему перевариванию сытной еды.
– Я бы с удовольствием, – сказал Холмс и взглянул на меня. – Что скажете, Ватсон?
– О, непременно.
– Очень хорошо, – сказал наш гость. – Тогда встретимся в девять в игровом зале?
– Замечательно, – с энтузиазмом, который не относился к игре, сказал Холмс. На самом деле он не особо любил играть, но со своей феноменальной памятью и выдержкой всегда побеждал в любой карточной игре.
– Как вы узнали, что он играет в бридж? – спросил я, когда полковник ушел.
– Право, Ватсон, это настолько просто, что я даже сомневаюсь, нужно ли говорить вам об этом. Если бы я, скажем, не знал, что бридж – это самое распространенное занятие в большинстве офицерских клубов, то я бы определил это по небольшой булавке, приколотой к его лацкану, указывающей на его принадлежность к «Бескозырному Обществу».
– «Бескозырное Общество»?
– Да, это лондонский клуб, куда мой брат Майкрофт частенько захаживал, прежде чем нашел «Диоген», который его больше устраивает. Одним из необходимых условий членства в нем – кроме определенного общественного положения – является умение играть в бридж. Таким образом, наш полковник – человек, который серьезно относится к бриджу.
Полчаса спустя мы сидели в игровом зале. Благодаря сиреневым стенам и тяжелой дубовой мебели он довольно успешно имитировал обстановку лондонского клуба. В конце комнаты стоял бильярдный стол, а тяжелые золотистые шторы не пропускали морской воздух.
Уорбертон нашел четвертого для нашей игры, молчаливого невысокого человека с лисьим лицом по имени Пенсток, которого он представил как своего партнера по бизнесу. Со своим острым, непроницательным лицом и зачесанными назад черными волосами Пенсток имел вид профессионального картежника. Холмс и я составили одну команду, а полковник был в паре с Пенстоком.
Как я и подозревал, маленький человек мастерски вел спокойную игру, но попадал в невыгодное положение из-за безрассудных торгов своего партнера. Опрометчивость полковника росла пропорционально его потреблению коктейля, пока на это стало неловко смотреть. Холмс сидел напротив меня, неподвижный как моллюск, а затем, когда мы выиграли вторую партию, предложил перерыв. Пенсток воспользовался этой возможностью и, извинившись за вечер, ушел, мы остались одни с Уорбертоном. Хотя это длилось недолго.
Миссис Уорбертон была женщиной, которая никогда не входила в комнату просто так – это всегда был ее выход. Она снова переоделась, на этот раз в бледно-голубой шифон с перьями. Я задался вопросом, как долго должен продолжаться круиз, чтобы она продемонстрировала весь свой гардероб, и догадался, что это должно быть только кругосветное плавание. Когда она присела на ручку стула своего мужа, я понял: насколько она была эффектной, настолько же и опасной.
– Я просто спустилась посмотреть, чем вы, джентльмены, так соблазнили моего мужа, – сказала она, улыбнувшись Холмсу и пытаясь пустить в ход немного своего собственного соблазна.
– Смею вас заверить, мадам, это он нас соблазнил, – ответил Холмс.
– В любом случае, уже поздно, и я думаю, что лучше мне спасти вас от него.
– Еще не поздно, – невнятно произнес полковник. – Вечер только начинается, моя дорогая.
– А сейчас, Эдвард, ты должен позволить джентльменам уйти, – сказала она, словно разговаривала с ребенком. – Мистер Холмс выгладит совершенно бледным.
Я посмотрел на Холмса и увидел, что она права. У него был блеклый цвет лица, и хотя глаза светились нервной энергией, он просто сползал со стула.
– Вы выглядите совершенно обессилевшим, мистер Холмс, – сказала она, – вы не находите, доктор Ватсон?
– Да. Холмс, нам, наверное, лучше уйти.
В этот момент наш разговор был прерван появлением большого белого длинношерстного персидского кота, который пробежал по ковру и прыгнул миссис Уорбертон на колени.
– Ой, Ариэль! Как ты вышла? – сказала она, поглаживая кошку.
Ответ пришел незамедлительно в виде ее китайской сопровождающей, которая вошла в зал так же робко, как миссис Уорбертон пафосно.
– Я прошу прощения, – сказала она низким сиплым голосом. – Но кошка выскользнула в дверь, когда я вышла за льдом.
– Ариэль, ты плохая киска! – проворковала миссис Уорбертон. – Сейчас же иди домой с Цинь Ши, вот так, теперь ты хорошая кошечка.
Она передала кошку Цинь Ши, которая молча взяла ее и вышла из зала так же тихо, как и вошла. Холмс с какой-то искоркой в глазах наблюдал за тем, как она уходила.
– Ох, эта несносная кошка! – Миссис Уорбертон, провела по платью рукой. – Посмотрите сколько белой шерсти на моем новом платье! Не нужно было мне заводить перса.
– Ваша компаньонка очень скромная женщина, – заметил Холмс, глядя на миссис Уорбертон.
– О да, она истинная китаянка, правда? – весело сказала миссис Уорбертон, при этом взглянув на мужа.
– А вот ты совсем не сдержана, моя дорогая, – быстро произнес полковник, похлопывая ее по щеке.
Я заметил, что она слегка вздрогнула при этом, и был уверен, что Холмс тоже это видел.
– Нет, конечно, я же не китаянка, верно? – парировала она с притворным раздражением.
– Где вы ее нашли? – равнодушно спросил Холмс.
Я достаточно хорошо знал Холмса, чтобы понимать: чем меньше интереса он выказывает к чему-то, тем больше хочет узнать об этом.
– Цинь Ши или жену? – буркнул Уорбертон.
– Цинь Ши.
– О, на самом деле здесь не обошлось без чертовщины. Мы жили в Маньчжурии, и Элизабет говорила, что ей одиноко, когда я бываю в отъезде, – мне приходилось много ездить в то время. Она все собиралась дать объявление в газету, чтобы найти компаньонку, и… – Полковник прервал свой рассказ громкой икотой, а его жена смущенно повернулась к нам.
– Почему бы мне не рассказать остальное, дорогой, – сказала она успокаивающим тоном, снова заговорив с ним, как с ребенком.
– Ты права, продолжай. Послушайте, где этот чертов официант? Мне нужно выпить!
Естественно, ему нужно было выпить еще. Обычно я в таких случаях не отстаю, но полковник уже прилично меня опередил. Я взглянул на Холмса, его лицо ничего не выражало.