Текст книги "Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Джон Грегори Бетанкур,Генри Слизар,Эдвард Д. Хох,Даррелл Швайцер,Крэг Шоу Гарднер,Пола Вольски,Морган Лливелин,Терри Макгерри,Дж. Филлмор,Кароль Бугге
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
На следующий день я тоже записался добровольцем. Меня не было девятнадцать лет – я ни разу сюда не приезжал, даже в отпуск, опасаясь того, что может сделать доктор Аттенбороу, если узнает о моем возвращении. Настолько он был жесток.
Я поддерживал связь с Дикки Кларком, и когда он написал мне из Лондона, что Аттенбороу мертв, я решил, что могу без всяких опасений вернуться домой. Я планировал писать мемуары, знаете ли.
Всего две недели назад Дикки умер. Убит – я уверен в этом! И тогда я обратил внимание на то, что люди, одетые как нищие, постоянно околачиваются возле моего дома, наблюдают за мной, отслеживают мои передвижения, как когда-то я сам следил за другими. Желая скрыться от них, я просто однажды вышел из дома и ездил по городу, сменив несколько экипажей, пока не убедился, что за мной не следят. С тех пор я не возвращался домой.
Шерлок Холмс медленно кивнул, когда Пендлтон-Смит закончил.
– Интереснейшая история, – произнес он. – Но почему Общество Нищих-любителей желает вашей смерти? Вы уверены, что нет чего-нибудь еще?
Он поднял голову, выпрямил спину.
– Сэр, заверяю вас, я рассказал вам все. А что касается «почему» – разве это не очевидно? Потому что я слишком много знаю. Они убили старину Дикки и теперь собираются убить меня!
– А как же остальные четверо из Итона? Что с ними случилось?
– Остальные? – Он заморгал. – Я… я правда не знаю. Я ни о ком из них не слышал и ни с кем не разговаривал все эти годы. Надеюсь, у них хватило здравого смысла выбраться и не возвращаться сюда. Святые небеса, как же я сожалею обо всем этом!
– Несомненно, – сказал Холмс. Он поднялся. – Оставайтесь здесь, полковник. Думаю, вы будете в безопасности в руках миссис Корам, по крайней мере, какое-то время. Я должен кое-что выяснить, затем мы снова поговорим.
– Так вы беретесь за это дело? – оживившись, спросил полковник.
– Несомненно. – Холмс наклонил голову. – Уверен, что смогу помочь. И последнее. По какому адресу находился склад, владельцем которого был Аттенбороу?
– Керин-стрит, 42, – ответил Пендлтон-Смит.
Когда мы снова отправились на Бейкер-стрит, Холмс, похоже, был в особо приподнятом настроении, улыбался и насвистывал отрывок из концерта для скрипки – я слышал, как он играл его на этой неделе.
– Ну что? – наконец спросил я.
– Разве вы не видите, Ватсон? – сказал он. – Здесь может быть только один ответ. Мы столкнулись с классическим случаем противостояния двух одинаковых организаций. Это не что иное, как война между конкурирующими группами шпионов-нищих.
– Вы имеете в виду, что настоящее Тайное Общество Нищих до сих пор существует?
– Вот именно!
– Как такое возможно? Как могло это Общество существовать все эти годы, оставаясь никому не известным?
– Некоторые люди умеютхранить секреты, – ответил он.
– Это удивительно!
– Поделюсь догадкой. Представим, если позволите, что настоящее Тайное Общество Нищих узнало о своем конкуренте, Обществе Нищих-любителей. Они оставались в тени на протяжении веков. У них была сеть информаторов на местах. Несложно прийти к заключению, что эти две организации в итоге столкнулись лицом к лицу, ведь Общество любителей стало промышлять на территории Тайного Общества. Конечно же, Тайное Общество Нищих не могло позволить конкуренту незаконно вторгаться на свои земли. Что еще им оставалось делать, как не покарать и уничтожить?
– Аттенбороу, и Кларка, и других…
– Именно! Они систематически убирали дилетантов. Я даже рискну предположить, что теперь они захватили тайный клуб под старым мебельным складом, где хранились дневники Аттенбороу. И эти записи вывели их, без сомнения, на двух сбежавших дилетантов – Дикки, которого они сразу же убили, и нашего клиента, которого они еще не смогли разыскать.
– Гениально! – воскликнул я.
– Но полковнику Пендлтону-Смиту сейчас грозит даже большая опасность, чем он предполагает. Он – последнее звено в цепочке к старому Обществу Нищих-любителей, поэтому должна быть простая причина, чтобы…
Холмс резко остановился. На другой стороне Бейкер-стрит, у порога дома номер 221, сидел одетый в лохмотья старик с трехдневной щетиной и делал вид, что отдыхает после долгой прогулки.
– Он один из них, – тихо произнес я.
Холмс посмотрел на меня так, словно был поражен моим открытием.
– Ватсон, почему вы так подозрительны? Наверняка этот бедный горемыка набирается сил. Его присутствие здесь – не больше, чем совпадение.
Но я все же уловил огонек изумления в его глазах.
– Мне казалось, вы не верите в совпадения, – сказал я.
– Да-а. – Он протянул это слово, затем повернулся и направился к нашей входной двери более медленным шагом. – Давайте предположим, – продолжил он, – что вы правы. Что мы сделаем с беднягой? Прогоним его? Сдадим Лестрейду?
– Это, без сомнения, выдаст нас, – сказал я. – Лучше давайте попробуем направить его на ложный след.
– А вы делаете успехи, Ватсон! Делаете успехи! – Мы дошли до нашего дома, и он открыл дверь. – Полагаю, у вас есть план?
– Вообще-то я надеялся, что он есть у вас, – признался я.
– Собственно говоря, есть, – сказал он. – Но мне понадобится ваша помощь…
Два часа спустя я стоял в гостиной, качая головой. Находившийся передо мной мужчина – толстые губы, щетина на подбородке, спутанные каштановые волосы – был совсем не похож на моего друга. «Его пристрастие к драматургии, так же как и мастерство изменять внешность, говорят о том, что он вполне мог бы стать профессиональным актером», – подумал я. Перевоплощение показалось мне поразительным.
– Вы уверены, что это разумно? – спросил я.
– Разумно? – отозвался он. – Определенно нет. Но сработает ли это? Я очень надеюсь, что сработает. Вы не могли бы выглянуть в окно?
Я поднял занавеску.
– Нищий ушел.
– Ах, наверняка есть другие наблюдатели, – сказал он. – Они перекинулись на меня, сделав вывод, что полковник Пендлтон-Смит обратился за помощью ко мне. – Он изучил в зеркале свой новый облик, поправил густую бровь, затем посмотрел на меня, ожидая одобрения.
– Даже родной брат не узнал бы вас, – сказал я ему.
– Замечательно! – Он закрыл свой гримировальный набор, и я последовал за ним к задней двери.
Холмс осторожно выскользнул на улицу, а я тем временем начал считать. Досчитав до ста, я вышел через переднюю дверь и уверенно направился к банку. У меня не было там никакого дела, однако же это направление как нельзя лучше подходило для моей цели – послужить приманкой на то время, пока Холмс будет наблюдать за теми, кто наблюдал за мной.
Я не заметил никого подозрительного и в условленное время вернулся к нашему дому в той же деловой манере. Поскольку Холмс не появился сразу же вслед за мной, я понял, что его план сработал; теперь он преследовал члена Тайного Общества Нищих.
Я не спеша выпил чаю, затем отправился к инспектору Лестрейду. Он, как обычно, был очень занят, восседая за своим столом. Я вручил ему записку от Шерлока Холмса, в которой говорилось:
Лестрейд,
немедленно приходите на Керин-стрит, 42 с дюжиной своих людей. Там вас ждет убийца, а также доказательство шантажа и других гнусных поступков.
Шерлок Холмс.
Когда Лестрейд прочитал записку, его глаза расширились, и уже через секунду он направлялся к двери, созывая своих подчиненных.
Я последовал за ним, и к тому времени, как мы прибыли на Керин-стрит, 42 – на старый, разваливающийся кирпичный склад, – его сопровождали пятнадцать человек. Они начали колотить в дверь, но к ним подошел человек в рваной одежде и с густыми бровями и открыл ее: она была заперта лишь на щеколду. Даже не взглянув на переодетого Шерлока Холмса, Лестрейд со своими людьми поспешил внутрь.
Мы же с Холмсом неторопливым прогулочным шагом направились к людной улице, где можно было поймать экипаж, чтобы отправиться домой. Холмс начал снимать свой грим и постепенно превратился в человека, которого я знал.
– Как все прошло? – спросил я.
– Было несколько напряженных моментов, – сказал он, – но я справился весьма неплохо, как мне кажется.
– Расскажите же мне все! – попросил я.
– Для ваших дневников, наверное?
– Именно так.
– Очень хорошо. Когда вы с важным видом отправились вниз по улице, пожилой джентльмен, вышедший на полуденную прогулку, неожиданно сменил направление своего движения и последовал за вами. Он был хорошо одет и ничем не походил на нищего, поэтому я сразу понял, что теперь он следит за нами. Я догнал его, крепко схватил за руку и представился.
«Мне приятно с вами познакомиться, сэр, – сказал он. – Думаю, нам есть что обсудить».
«Это точно, – сказал я ему. – Вы уполномочены говорить от имени Общества или же мы должны обратиться к вашему руководству?»
«Пойдемте со мной», – сказал он и отвел меня в малоприметное здание на Харли-стрит. Я бывал там однажды в связи с одним расследованием для Министерства иностранных дел, но не выказал и намека на удивление; в самом деле, эта часть загадки, похоже, решилась на удивление легко.
Он провел меня наверх к контр-адмиралу, чье имя я пообещал не разглашать, и здесь мне открылась вся правда о Тайном Обществе Нищих.
Я догадался:
– Они уже не работают на Рим – они работают на нас.
– Абсолютно верно, Ватсон, – произнес Холмс. – Этот контр-адмирал посвятил меня в их дела. Оказалось, что у них есть на меня досье, и они знают, что мне можно доверять. Когда-то Тайное Общество Нищих было довольно внушительной организацией, а сейчас, похоже, доживает свои последние дни. У них немного членов, насколько я могу судить, и преимущественно это люди старше семидесяти лет. Времена изменились настолько, что нищая братия вымирает; нынешние шпионы имеют намного более эффективные средства политического шпионажа – а именно это и есть сегодняшняя цель Тайного Общества Нищих.
– Так что насчет убийц? – воскликнул я. – Вне всякого сомнения, даже Министерство иностранных дел не стало бы…
– Оно не только стало бы, оно сделало это. Политика становится все менее и менее джентльменской игрой, дорогой Ватсон. В интересах безопасности нашей великой страны все их действия следует считать правомерными – согласно законам, которым должны подчиняться простые люди, такие как вы и я или тот же бедный Пендлтон-Смит.
– Значит, вы не в силах ничего сделать, чтобы помочь полковнику, – с горечью произнес я.
– Мы с адмиралом быстро пришли к согласию, – продолжал Холмс, – когда я рассказал, что предприняли мы с вами и Лестрейдом. Узнав о том, что Скотланд-Ярд готов ворваться в штаб-квартиру Общества Нищих-любителей, он был вынужден согласиться со мной, что дилетантов нужно разоблачить. Привлечение к ним внимания общества поможет скрыть деятельность настоящего Тайного Общества Нищих и позволит Пендлтону-Смиту прожить остаток жизни в мире и благополучии. Что касается его, то он никогда даже не подозревал о существовании настоящего Тайного Общества Нищих. Это его и спасло.
– Складывается такое впечатление, – произнес я, – что все замечательно разрешилось само собой.
– Мне все это кажется далеко не приятным.
– Что найдет Лестрейд?
– Он обнаружит записи Общества Нищих-любителей, в которых во всех подробностях разоблачаются их постыдные действия. Они специализировались на шантаже, как мы и предполагали. Эти записи, пожалуй, сделают полным список преступлений доктора Аттенбороу, который отчаянно пытался сохранить контроль над рассыпающейся преступной империей. Уверен, что газетчики найдут там много скандальных материалов – и полковнику не останется ничего другого, кроме как отрицать свою причастность к этим делам и стереть эту часть воспоминаний, а ведь он так хотел описать их! Все, чего в связи с этим желает Министерство иностранных дел, – так это сохранить анонимность Тайного Общества Нищих, какой бы небольшой ни была приносимая им польза по предотвращению военных действий.
– Ваше счастье, что они не попытались убить вас, – прокомментировал я.
– Мне кажется, адмирал подумывал об этом. Однако я вношу свой собственный, пусть и небольшой вклад в решение вопросов, относящихся к компетенции Министерства иностранных дел, как вы прекрасно знаете. Можно даже сказать, у нас есть общие друзья.
– Ваш брат, например.
– Именно так, – подтвердил он.
– Значит, мы успешно решили это дело – в некотором роде.
– В некотором роде, – согласился Холмс, – хотя я нахожу возмутительным потворствовать тому, что сделали Министерство иностранных дел и Тайное Общество Нищих. Это заставляет меня задуматься, защищает ли наивысшая форма власти трудящегося человека – более того, уполномоченного! – своей системой самоуправления.
– Более того? – переспросил я. – Вы говорите так, словно начитались Маркса и Энгельса.
На что мой товарищ ответил:
– «Капитал» Карла Маркса – это выдающийся труд. Я так понимаю, вам не доводилось его читать.
– Еще нет, – подтвердил я.
– Напомните мне, чтобы я дал вам его на время. Полагаю, вы извлечете оттуда очень много полезного.
– Постараюсь, – сказал я ему.
– Но для начала давайте нанесем визит полковнику Пендлтону-Смиту. Уверен, он будет рад услышать хорошие новости.
Виктор Линч, подделыватель рукописей
«Терри Макгерри» (приписывается Теодору Драйзеру)
Хотя Теодор Драйзер (1871–1945) написал такие солидные американские романы, как «Американская трагедия», «Сестра Керри», «Гений», «Дженни Герхардт» и трилогию о Фрэнке Каупервуде, насколько мне известно, ни один критик никогда не хвалил его стиль. Даже его друг X. Л. Менкен сомневался в том, что Драйзер чувствовал структуру языка, а студентов всегда смущал запутанный синтаксис в печально известном предложении, которое начинается с определенного артикля «The», сразу же отделенного запятой! «Виктор Линч, подделыватель рукописей» – хоть, без сомнения, и занимательный рассказ, но он чем-то напоминает наблюдение за Шерлоком Холмсом через окно, покрытое инеем. – Дж. А. Ф.
* * *
То, что единственной сферой, в которой был компетентен Шерлок Холмс, была логика, а сам он никогда не решался пускать в ход загадочную и туманную область сердца, никоим образом не приводило к недостатку иронии – и даже, по мнению некоторых, трагедийности – в бесчисленных приключениях, в которых я участвовал вместе с ним. Кстати, человеческий фактор всегда присутствовал в его расследованиях. Но порой, благодаря своему интеллекту и научному складу ума, делающих его экспертом в мастерстве дедукции, он мог распутывать только поступки людей, а не те непредсказуемые душевные порывы, которые провоцировали их.
С нами произошел один случай, прекрасно иллюстрирующий это. С первой весточкой этого дела мы столкнулись за завтраком в одно зимнее утро, когда снег накрыл покрывалом огромный город, укутав и Бейкер-стрит. Холмс, в фиолетовом домашнем халате и тапочках, развалившись в кресле и просматривая «Дейли телеграф», неожиданно воскликнул:
– О, вот опять! Странное дело.
Я оторвался от конкурирующей «Морнинг пост», которую увлеченно читал, отлично зная способность моего друга выискивать наиболее интересные статьи, коллекционирование которых у него было чуть ли не маниакальным.
Холмс свернул газету в несколько раз и протянул мне, указывая пальцем на заметку в колонке объявлений о пропавших без вести:
ПРОШЛОЕ – ЭТО ТОЛЬКО БУКВИЦА, УКРАШЕННАЯ УЗОРОМ. РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПОВЕШЕННЫЙ. ПОЗОЛОТУ НЕ УТАИШЬ, А В ЧАСОСЛОВЕ [4]4
Богослужебная книга, содержащая тексты неизменяемых молитвословий ежедневных церковных служб.
[Закрыть]ОСТАЛОСЬ НЕСКОЛЬКО РЕДКИХ СТРАНИЦ.
– Загадочно, конечно, но на самом деле это не так уж необычно, – отважился прокомментировать я, озадаченный его интересом. – Думаю, подобное появлялось и раньше.
– Каждое утро в течение месяца на данный момент!
– Очевидно, человек, давший объявление, желает связаться с кем-то, не разглашая информацию случайным читателям, – сказал я и затем озвучил еще одну пришедшую мне в голову мысль: – Пожалуй, он не знает точно, когда этот некто прибудет в Лондон.
Холмс, как обычно после завтрака, взял свою трубку.
– Очевидно. Но почему? Мне становится все интереснее, Ватсон. Что-то подсказывает мне, что мы будем вовлечены в это дело до конца дня, хотя не рискну предположить, придет ли это дело ко мне или я сам отправлюсь к нему.
Деликатный стук во входную дверь, обмен репликами женских голосов и быстрые легкие шаги, поднимающиеся по лестнице, заставили нас обоих поднять глаза.
– Наверное, предполагать уже не нужно, – с воодушевлением произнес Холмс, выражая мои собственные мысли, и опустил свою так и не зажженную трубку.
В гостиную вместе с потоком холодного воздуха ворвалась женщина. Ее щеки пылали и почти слились с выбившимися из-под шляпки золотистыми волосами, а ее глаза сверкали изумрудными искрами. На ней было кремовое пальто из овечьей шерсти поверх платья цвета слоновой кости – обычный зимний гардероб, благодаря которому предполагалось затеряться среди заснеженного уличного пейзажа.
– Мистер Холмс? – начала она. Мы встали, она тем временем изящным движением поднесла к своему носику платок с вышитым на нем лавандовым цветком. При этом в свете газовой лампы на ее шее блеснул медальон. – Я никогда бы не потревожила вас в такое время, сэр, если бы это не было делом чрезвычайной важности. Меня зовут Энн Гибни…
– Из Уэстмита, [5]5
Графство в центральной Ирландии.
[Закрыть]если мне не изменяет слух. Вижу по медальону, что ваша девичья фамилия начиналась на «К», вы остановились в «Сент-Панкрас», где выдают ароматические носовые платки самых восхитительных оттенков.
Хоть миссис Гибни, бесспорно, была встревожена из-за дела, которое привело ее сюда, похоже, ее ничуть не смутило весьма точное определение Холмсом ее происхождения и места, где она остановилась. Наоборот, она с легкой улыбкой – скривившись, если быть более точным, – сняла перчатки, словно ожидала столь глубокой проницательности и не была разочарована. Мы подождали, пока она сядет, и предложили ей чаю, который она лишь пригубила, прежде чем начала энергично описывать свою дилемму: пропажу мужа накануне ночью, его подозрительное поведение, предшествовавшее этому необъяснимому исчезновению, любовные письма, присланные из Англии и написанные рукой ее мужа, которые она перехватила, но настаивала, что он не мог их написать, и за которыми так и не последовала ожидаемая угроза шантажа.
Сначала Холмс слушал внимательно, но через несколько фраз его интерес ослаб, и прежде чем она закончила, он встал и взмахом руки прервал ее тираду.
– Прошу простить меня, мадам, но я не буду вам помогать. Умоляю, прекратите ваши напрасные стенания.
От удивления ее тоненькая бровь изогнулась дугой, да и я тоже почувствовал себя неловко из-за того, что меня незаслуженно сочтут грубияном.
– Вот как, сэр? – сказала она голосом еще более ледяным, чем булыжники на улице. – Даже там, откуда я приехала, наслышаны о ваших удивительных способностях. Может быть, задача показалась вам чересчур сложной или ваша цена слишком высока?
– Боюсь, что следить за блудным супругом – это не по моей части, – сказал Холмс, на этот раз более участливо, что я отметил с облегчением.
– Вы говорите так, словно у него был роман, а у него его не было, я абсолютно уверена в этом, сэр. Я готова поставить свою жизнь на то, что это не так. Гарри никогда бы не ушел от меня. Я знаю это наверняка. Мне неизвестно, кто написал эти письма, но точно не он, и я не представляю, с какой целью они написаны, если только не ради денег. Я чувствую, здесь что-то не так, может произойти нечто ужасное, если уже не произошло. О господи! Я должна найти его прежде, чем случится беда!
– Вы говорите, что незаметно следили за ним, – произнес Холмс. – Говорите, что он заходил только в картинные галереи, аукционные дома и места, где у него обычно бывают деловые встречи. Не думаю, что здесь что-то неладно. Нет никаких сомнений, что он встретился с компаньонами и провел скучную ночь, торгуясь по спорным вопросам.
– Но он не сказал мне, зачем ему понадобилось приезжать сюда! – выкрикнула она, словно уже давно вела этот разговор сама с собой в глубине своего сознания, не в силах унять свой страх. – Мне не стоит беспокоиться по этому поводу, как он сказал. Раньше он всегда рассказывал мне о своих делах, отвечал на любой заданный мной вопрос! Но он сразу же не захотел брать меня в эту поездку. И письма… Ах, все так запутано!
Холмс не внимал ее мольбам.
– Дорогая миссис Гибни, я просто ничего не могу сделать для вас. Сохраните свой порыв, чтобы предъявить эти письма мистеру Гибни и все выяснить. У меня неотложные дела. Желаю вам удачи и приятного времяпрепровождения в Лондоне. А теперь всего хорошего.
Мне показалось, что причиной блеснувших в ее глазах слез было разочарование, даже отчаяние, а отнюдь не обида на его резкий тон. Но она три раза моргнула, сделав усилие, взяла себя в руки и покинула нас. Даже если Холмс и услышал ее короткое жалостное бормотание, когда она выходила: «Что мне делать теперь? Что я могусделать?», то не подал виду, а лишь снова поднял газету и продолжил изучение загадочного объявления – это было единственное неотложное дело, о котором я знал.
– Могли бы и посочувствовать ей немного, – сказал я, все еще тронутый растерянностью молодой женщины и удивленный поведением Холмса, который был, я в этом не сомневался, добрым человеком, всегда готовым оказать помощь, если мог.
– Сочувствие здесь бессмысленно. Письма, без сомнения, написаны им, а прислал их муж любовницы, пытающийся положить конец роману, или любовница, желающая разрушить брак. В этом деле нет ничего сложного, как и в деле Чарльза Огастеса Милвертона. Правда находится у нее прямо перед носом. Здесь не нужно разгадывать никакой головоломки.
Прежде чем я продолжил – для меня недостаточную сложность этого дела значительно перевешивало душевное страдание леди, – он вскочил со стула с характерным и тем не менее поразительным приливом энергии.
– Я должен одеться и идти в офис «Телеграф». Вы не могли бы быть так любезны, Ватсон, остаться здесь – на случай, если кто-нибудь позвонит с более подходящей проблемой?
И тогда я понял, что он просто принимал желаемое за действительное. У него был один из периодов нехватки активности, и помочь ему смог бы только самый запутанный клубок. Не желая отговаривать его даже от выдуманной загадки – ведь чем больше он ищет, тем больше нагрузка на мозг, – я молча согласился.
Когда он ушел, я вновь взял «Пост» и продолжил читать статью о предстоящей распродаже на аукционе Сотбис полной коллекции манускриптов сэра Томаса Филипса – в общей сложности их было шестьдесят тысяч, и только на то, чтобы расположить их по порядку, потребуется, вероятно, несколько лет. «Странный этот мир искусства», – размышлял я, вспомнив о торговце произведениями искусства Гарри Гибни, в любовные похождения которого мы едва не впутались; но второй посетитель заставил меня выйти из состояния задумчивости.
Выходит, в отношении грядущего дела интуиция не подвела Холмса. Когда он вернулся из офиса газеты новостей, то увидел, что я развлекаю инспектора Леланда Барнея, который, ссылаясь на погоду и охвативший его ужас, не отказался выпить немного бренди и согревал у камина свое тучное тело.
– Ага! – воскликнул Холмс. – Инспектор, добро пожаловать. Хотя ваши новости об убийстве на Айлсли-стрит действительно заслуживают сожаления.
У инспектора заметно отвисла челюсть.
– Как? Мы всю ночь не подпускали туда охотников за сенсациями! Клянусь, это был последний раз, когда они проваливают мое расследование!
– Я нанял извозчика, который ожидает на улице, чтобы отвезти нас туда, и зашел, только чтобы прихватить Ватсона, потому что мне было по пути. Ваше присутствие – это неожиданная удача, ведь по дороге вы сможете рассказать о некоторых недостающих деталях.
Мы надели пальто и шарфы и, выйдя на улицу, побрели к экипажу сквозь густой снег. Удобно устроившись, инспектор потер свое помятое то ли от усталости, то ли из-за свалившихся на него проблем лицо и начал рассказывать.
– Мужчина был заколот кочергой. Домовладелица считает, что он был каким-то писателем; мне же он показался больше похожим на химика или сумасшедшего… или на колдуна. Исходя из состояния его квартиры, ограбление можно исключить – там нет почти ничего ценного, что можно было бы украсть, и, судя по всему, никогда не было. Даже клочка какой-нибудь одежды. Несколько старых книг и листы бумаги, похоже, были всем его имуществом, это и… Ну, вам нужно взглянуть на это, я не могу разобраться. Домовладелица обнаружила его, когда вошла прибраться. Ее удивление было невообразимым, ведь она клянется, что он вышел из дома несколькими часами ранее, как раз когда она шла домой, и так и не возвращался. Тело, должно быть, пролежало там уже некоторое время – камин был совершенно холодным.
– Если он был так беден, как вы говорите, возможно, ему нечем было развести огонь, – предположил я.
Инспектор пожал плечами.
– В камине было полно золы. Похоже, он что-то сжигал. Во всяком случае, мы пребываем в затруднении. Единственная наша зацепка – это инициалы В. Е. Д., высеченные на камине.
– У него были какие-нибудь документы, удостоверяющие личность? – немного язвительно спросил Холмс, ведь в подобных случаях имя жертвы обычно называют в первую очередь.
Инспектор Барни почесал затылок.
– В том-то и дело. В его бумагах значилось несколько имен, но ни одно из них он не называл хозяйке квартиры и ни одно из них не соответствует инициалам В. Е. Л.
– Вы говорите, там есть книги. Какие-нибудь из них подписаны?
Озадаченное выражение лица инспектора свидетельствовало о том, что он не удосужился это проверить.
Холмс больше не задавал вопросов и весь оставшийся путь смотрел на снежные заносы, задумчиво сдвинув брови.
Экипаж остановился возле большого дома с ветхой обшивкой, очень запущенного, в убогом районе, и лишь благодаря тому, что все вокруг было занесено снегом, впечатление от этого немного сглаживалось. Холмс быстро вышел из экипажа, но ему сразу же преградил путь узнавший его репортер, который попытался выудить у него информацию, выкрикнув:
– Значит, это убийство, раз вы здесь, мистер Холмс?
Холмс ничего не подтвердил и не опроверг, он прошмыгнул мимо настойчивого молодого человека, бросив:
– Мой милый, вам просто нужно подождать – и ответ будет.
Внутри царил полумрак, пропитанный запахом сигарет и испортившейся еды, повсюду были следы отчаяния и безысходности. Стены в коридоре были оклеены желто-коричневыми обоями. Узкая лестница, заскрипевшая под весом констебля, которого Барни оставил за старшего, вела к квартирам на второй и третий этажи.
Краткий расспрос испуганной хозяйки – тучной невысокой женщины с маленькими глазками – не дал никакой информации, которую бы перед этим не сообщил инспектор.
– Мужчина выходит, затем оказывается мертвым там, где его не было! Кто в это поверит? И это в моем собственном доме! А за жилье не уплачено!
Холмс бегло осмотрел лестницу, пробормотал что-то о ботинках полицейского, успевших затоптать возможные улики, а затем потребовал, чтобы ему показали комнату, которую снимал убитый. Я извинился перед хозяйкой и вместе с Барни последовал за ним.
Комната на третьем этаже оказалась поистине холодной могилой для бедного малого, встретившего здесь свой конец. В ней не было никаких украшений и мебели, кроме испачканного матраса, стула и расшатанного стола, заваленного огромной кипой бумаг, банками, кусками дерева, высушенными корешками, перьями, камнями и книгами. Другие книги в кожаных и деревянных переплетах были как попало свалены в кучу на полу; все было разбросано будто бы в бешеной ярости или в результате борьбы. Ощущался легкий запах скипидара и каких-то других веществ, которые я не мог идентифицировать. Газ не был проведен к этому зданию; фонарь, в котором было немного керосина и какое-то подобие фитиля, был опрокинут на затоптанный ковер – удивительно, что эта могила не стала погребальным костром.
Тело лежало возле холодного камина, оружие убийства зловеще торчало из груди. Убитый был высоким мужчиной, когда-то сильным, но нищета, похоже, подорвала его силы задолго до такой жестокой кончины. Саваном ему служил только поношенный, испачканный сажей твидовый костюм, а его глаза, серые, как тусклое зимнее небо, все еще были открыты, и в них застыло первое мимолетное видение потустороннего мира и последний взгляд на суровую жизнь на этой земле.
Ни моя работа с ранеными в Афганистане, ни тяготы войны не подготовили меня должным образом, как могут подумать некоторые, к работе с Холмсом. Нам приходилось сталкиваться с огромным количеством зла и печали, и мы всегда видели их трагические последствия. Убийство, поджог, взяточничество, вымогательство, лжесвидетельство, какое только можно себе представить (а бывало и такое, что вовсе невозможно)… Мое сердце всегда было с жертвами, как с мертвыми, так и с выжившими, но даже если мы могли обеспечить им правосудие, мы не могли избавить их от боли и утраты. Как медик я стремился вылечить, но порой, должен сознаться, я приходил в отчаяние из-за невозможности что-то изменить. И этого беднягу, лежащего мертвым в таком убогом месте, служившем ему домом, уже невозможно было спасти. Мной овладела глубокая печаль, и я никак не мог с ней справиться.
Наверное, Холмс почувствовал мое необычное уныние. Он, преисполненный энергии, уже успел обойти комнату, наклониться и осмотреть книги, бумаги, нечеткие отпечатки обуви, золу в камине и само тело – в частности, пальцы умершего странного зеленоватого оттенка; он обнюхал горшки и банки и исследовал смесь из непонятных веществ. А теперь выпрямился и, устремив на меня взгляд острее, чем кочерга, вонзенная в тело жертвы, сказал:
– Он был подделывателем, Ватсон, и прекрасным. Вне всяких сомнений, когда-то это приносило ему значительный доход. Его одежда, хоть износилась и сильно пообтрепалась с годами, когда-то была высокого качества. Что-то привело его к стесненному положению, так что он едва сводил концы с концами, и он вынужден был подделывать банковские чеки и контракты, ведь его обычный труд мог принести ему лишь жалкие гроши. Посмотрите сюда, видите – он порвал несколько своих подделок; возможно, часть их он сжег. Но взгляните-ка на это!
Он протянул мне книгу в потрескавшейся кожаной обложке. Я открыл ее и ахнул: в ней были страницы из ценнейшего древнего пергамента и надписи на латыни. Буквицы были украшены миниатюрными замысловатыми изображениями зверей, пейзажами, фигурами людей, некоторые рисунки были с золотым тиснением; края обвивали листы плюща, цветы, чередующиеся с очертаниями животных, лентами и переливающейся тесьмой. Это было произведение искусства.
– Часослов, – объяснил мне Холмс, – приблизительно тринадцатый век, полагаю.
– Должно быть, очень ценный! А другие – такие же солидные и древние? Возможно, он хотел продать их…
Я сделал паузу – блеск в глазах Холмса говорил, что он уже давно связал все воедино, тогда как у меня в голове эта связь лишь смутно зарождалась.
