Текст книги "Афины: история города"

Автор книги: Майкл Ллевелин Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Символ классической эпохи

Акрополь уже не царит над городом, как это было до XIX столетия. Посреди моря современных зданий он не выделяется, как раньше, меж горных отрогов и оливковых рощ. Порой автомобильный смог размывает линии колонн настолько, что издали кажется, будто скала плывет в дымке. Тем не менее, помимо Ликавитоса, Акрополь остается доминирующим элементом афинского городского пейзажа. Архитекторы XIX столетия соотносили с ним планы городской застройки. Кажется, он повсюду следует за вами. Посмотрев по направлению улицы Афины или Эола, вы непременно увидите детали древней твердыни.

Хорошо смотреть на Акрополь из окна высокого здания, выходящего на запад, отсюда этот комплекс выглядит символом единства прошлого и настоящего Афин. В этом смысле очень удачно расположено министерство иностранных дел Греции, а обычные люди могут любоваться прекрасными видами с крыш и балконов Колонаки, Метса или Панграти.

Иностранцы, даже если они никогда не были в Афинах, воспринимают Акрополь как символ Греции. Для них он выражает историю и культуру Древней Греции, давшей миру демократию, пропорции классического искусства и великую жажду свободы, помогавшую грекам выстоять в годы опустошительных войн и тяжелых испытаний. Карикатуристы, рисуя Грецию, изображают именно колонны Парфенона, не важно, будет ли плакат посвящен мужеству греков во времена сопротивления нацистской оккупации или тюрьме, построенной военной хунтой.

Для греков ряд ассоциаций, вызываемых Акрополем и Парфеноном, намного шире. Глядя на Акрополь, они представляют не только Древнюю Грецию и духовное наследие той эпохи, но также и непрерывность греческой культуры, истории, все то, что столь дорого душе каждого грека. Естественно, Парфенон становится главным визуальным символом, без которого не обходятся производители сувениров и товаров для туристов. Эта скала стоит с первых веков греческой истории. Акрополь был завоеван, пережил оккупацию, осаду, разорение, его храмы использовали различным образом, а памятники разрушали, – и все-таки он вновь царит над городом. О том, что античная чистота Акрополя была достигнута при участии государства – демонтаж Франкской башни и других чужеродных элементов, напоминающих об иноземной оккупации, – большинство греков, вероятно, не подозревают. В XIX веке основной упор был сделан на то, чтобы Грецию воспринимали как европейское государство, чьи истоки уходят непосредственно в классический период античности.

Священный статус Акрополя требует от посетителей соответствующего отношения. Вандализм сурово осуждается. Большинство хулиганов, спустивших штаны перед древнегреческим монументом, были отправлены под суд.

Не одобряется и появление в неподходящей одежде. Прекрасные фотографии балерины Никольской, на которых обнаженная женщина в экстазе танцует перед колоннами Парфенона, представляют собой границу дозволенного. Попытки использовать театр Герода Аттика для обычных показов моды вызвали возмущение и споры о допустимости подобных показов в таком месте.

Мысль о том, что эти камни священны, утвердилась сравнительно недавно. Не только турки опустошали эти руины. И греки, и иностранцы в былые времена рассматривали их как полезный источник строительного материала и известняка. Пока государство не установило над Акрополем свой контроль, все приходящие, особенно иностранцы, распоряжались этим местом как им вздумается. В 1830-х годах группа британских гардемаринов выламывала детали недавно откопанных статуй. Еще в 1875 году Магаффи пришел в ярость, застав молодого грека упражнявшимся в стрельбе из пистолета под театром Диониса. Целью тот избрал кусок обтесанного мрамора. Когда стража так и не пришла, Магаффи с товарищем принялись бросать камни в «жалкого варвара» и выгнали его из театра.

Мраморы Элгина

В свете современного отношения к Акрополю как к священному месту становится ясно, почему вывоз лордом Элгином скульптур из Парфенона в Великобританию вызывает яростные дебаты. Все-таки это статуи Парфенона, признанные прекраснейшими образцами греческого классического искусства. Греки считают, что чужеземец, пользуясь полномочиями посланника, получил разрешение у турецких властей на похищение их самых ценных произведений искусства.

Томас Брюс, седьмой граф Элгин, был в 1799 году назначен британским послом при османском правительстве в Константинополе. Это был самый разгар увлечения европейцами наследием античности. Покровительствуя Оттоманской Порте и используя ее против Франции, Великобритания наделяла своих консулов в Стамбуле огромной властью, и Элгин получил от правительства фирман, официальное разрешение вывозить с Парфенона «отдельные каменные фрагменты, содержащие надписи или скульптуры», выкапывать их из земли, а также зарисовывать. Этим документом помощники Элгина в Афинах воспользовались в полной мере.

Полномочия, которые давал фирман, неоднозначны, как и все, что связано со скульптурами Парфенона. Далеко не ясно, было ли разрешено Элгину отбивать от фриза целые части и метопы, или он должен был ограничиться сбором частей, уже отвалившихся в результате венецианского обстрела. Как бы то ни было, группа Элгина под руководством итальянского художника Люзьери применила силу, отпилив от фриза пластины, чтобы отделить понравившиеся части. Они сняли большую часть внутреннего фриза Парфенона, скульптуры с треугольных фронтонов и пятнадцать так называемых метоп, отдельных сцен с наружной части. «Мраморы» были упакованы и отправлены в Англию, там выкуплены правительством и помещены в Британский музей, где и остаются по сей день (их можно увидеть в галерее Дювина). Любой житель или гость Лондона, собирающийся посмотреть на Акрополь, должен увидеть эти камни, не важно – до поездки в Афины или после.

Вокруг скульптур Парфенона, история которых подробно рассказана Уильямом Сент-Клером в книге «Лорд Элгин и мрамор», шли оживленные споры, похоже, не-утихшие и по сей день. Как бы поступили в этой ситуации Байрон, греческий поэт Кавафис и Мелина Меркури? Противоречивы и данные о времени вывоза камней. Свидетели этих событий, среди которых был путешественник Эдвард Дэниел Кларк, уже тогда понимали, что произошло нечто значительное. Современники (и позднее Шатобриан) не считали важным событием вывоз древнегреческих руин. После взрыва Парфенона в 1687 году расхищение стало обычным делом в Греции, и особенно в Афинах. Это подтверждают ученые, посланники и обычные люди, которые своими глазами видели быстрое разрушение древних сооружений. О неприкосновенности и защите памятников никто не думал. Грабеж порождали не эстетическое чувство и не чувство национальной неприязни, а непробиваемая османская бюрократия. Однако «оптовая экспроприация» Элгина была первой, следовательно, оказалась всеми порицаемой. Кларк, Эдуард Додуэлл и прочие говорили, что распиливание памятников – шаг на пути, который может завести далеко. Несколько лет спустя Байрон использовал всю силу своего таланта, чтобы заявить о вандализме Элгина.

Как оказалось, Элгин спас вывезенные мраморы от эрозии, вызванной загрязнением воздуха, которой подверглись остальные скульптуры афинского Парфенона. Это легко увидеть, если сравнить рельефы в Британском музее и в музее Акрополя. С этой точки зрения Элгин принес Парфенону пользу. Но эта польза никакого отношения не имеет к вопросу о том, где мраморы должны находиться сейчас, хотя никто не может доказать, что их следует вернуть в храм.

Апелляция к закону выглядит неубедительной. Британский музей представляет твердые правовые обоснования, хотя кое-кто и пытается их оспорить. Греческое правительство, что бы ни обсуждалось в частном порядке, не имеет законных оснований требовать возврата коллекции. Правда, говорят, что Британский музей может сохранять за собой право собственности на коллекцию, даже если передаст ее в Афины для устройства постоянной выставки. Аргументы, касающиеся хранения, малоубедительны и несущественны. Когда-то считалось, что надзор за скульптурами в Британском музее лучше, чем могут обеспечить греки. Однако этот довод отпал, когда выяснилось, что в 1930-х годах рельефы по рекомендации Дювина были вычищены абразивным материалом с целью их отбелить. В результате обработки часть поверхности мрамора потеряла патину, «налет старины» (напомним вдобавок, что исходная поверхность была раскрашенной). Но сейчас, во всяком случае, программа реставрации Парфенона стала настоящим искусством, и следят за ее выполнением греческие археологи, знающие свои здания и скульптурное наследие лучше кого бы то ни было. Если мраморы когда-нибудь вернутся в Грецию, им обеспечат хороший уход.

Итак, мы имеем непреодолимое противоречие. С точки зрения греков, эти мраморы, как часть античного наследия, принадлежат Парфенону и, следовательно, должны вернуться в храмовый комплекс и музей Акрополя, где здания и скульптуры составляют единую эстетическую композицию..

С точки зрения англичан, Британский музей владеет этими скульптурами на законных основаниях, и потому они должны оставаться частью величайшей мировой коллекции, где ученые могут изучать их, а посетители – любоваться ими в окружении всей экспозиции музея. Также Британский музей опасается, что возвращение скульптур может стать опасным прецедентом, который способен привести к распадению постоянных коллекций.

Если согласиться с этими аргументами, то верно «право нашедшего». Британский музей владеет скульптурами и не собирается их возвращать, если его не принудит к тому правительство. Правительство не станет этого делать без серьезных политических причин. Сейчас такого не предвидится. Хотя Комитет по реституции скульптур Акрополя провел бурную и настойчивую кампанию и получил поддержку нескольких влиятельных голосов из академического мира, греческое правительство никогда не пойдет на длительную ссору с Великобританией. В результате останется только груда бумаг – заявления многих министров культуры, начиная с пламенной Мелины Меркури и заканчивая Евангелом Венизелосом, тогда как премьер-министры и министры иностранных дел обсуждают более важные дела, например цены на оливковое масло или кипрский вопрос. Хоть и не стоит зарекаться, но возвращение скульптур Парфенона в Афины выглядит сегодня столь же несбыточным, как и в прошлом.

Глава пятая.
Агора и классический город

Взгляни, пока мы не сошли с горы,

На запад – но поближе: на брегу

Эгейском виден град; в нем воздух чист,

Прекрасны зданья, почва же легка.

Афины! Око Греции, искусств

И красноречья матерь! Сколь умов

Там родилось, не то нашло приют

В самих Афинах иль невдалеке![11]11
  Перевод С. Александровского.


[Закрыть]

Дж. Мильтон. Возвращенный рай. IV, 237-243

Место нельзя назвать городом, а обитателей его – горожанами, если нет в нем архивов, гимназии, театра, агоры и запаса воды в колодцах.

Павсаний. Описание Эллады. X, 4, 7

На нижней части склона холма Ареопаг, неподалеку от хорошо сохранившегося дорического храма Гефеста, который, как считают, раньше был Тесейоном, храмом Тесея, стоит камень с выбитой на нем надписью V века до н. э.: «Се граница Агоры». Греческие предметы материальной культуры нередко оснащались такими очаровательными «этикетками». Если вы читаете надпись на горшке: «Я горшок того-то и того-то», скорее всего, это назначение горшка, а не имя владельца.

Как нетрудно догадаться по надписи на камне, он обозначает границу древней Агоры – места народных собраний и рыночной площади, окруженной с юга Акрополем и Ареопагом, с востока – кварталом Плака, с севера – железной дорогой Афины—Пирей и блошиным рынком и с запада – территорией Тесейона (хотя название храма и изменилось, но даже станция подземки хранит имя Тесея). Здесь находилось сердце античного города. Представление об Агоре целиком можно получить, если подняться по дороге к Акрополю над Плакой. Прекрасны виды Агоры, если смотреть в сторону Акрополя, от окрестностей храма Гефеста, особенно во время цветения деревьев и кустарников.

Агора представляет собой пример драматического сосуществования старого и нового в Афинах. Это кусочек города XIX века, именно тогда строилась большая ее часть. Однако раньше она была торговым и гражданским сердцем античного города. Как же следует поступить? Сносить дома и начинать раскопки? Отдать главенство современному городу и оставить прошлое погребенным, как сделали с большей частью Плаки? Может, раскопать ее, найти, что следует, поместить находки в музеи, а затем перестроить здания? Несмотря на редкие голоса несогласных, значение Древней Греции в национальном самосознании столь велико, что становится понятна необходимость раскопок на этой территории.

Агора, Акрополь, возвышающийся над ней, и окрестности, включая район Керамик, – вот места города, олицетворяющие «чудо» Афин V—IV веков до н. э. Расположение этого чуда – извечный вопрос. В какой-то момент в конце бронзового века, на рубеже тысячелетия, разрозненные селенья Аттики, объединившись, образовали город-государство Афины. Сами афиняне связывают этот процесс с легендарным царем Тесеем, поэтому надпись на арке Адриана гласит: «Это город Тесея…» В начале V века до н. э. в Афинах были развиты демократические институты и существовало просвещенное, патриотически настроенное гражданское общество. Затем, примерно через столетие после греко-персидских войн, словно вдохновленный какой-то таинственной силой, в Афинах, со взрослым мужским населением около 50 000 и общим населением, вероятно, 300 000 человек, произошел прорыв в области литературы, театра, историографии, философии, искусства, скульптуры и архитектуры. Удивительно, что все это сочеталось с имперской идеологией Перикла, неравноправным положением женщин, рабовладением и чрезвычайной жестокостью по отношению к врагам и предавшим союзникам.

Рассматривать это явление можно, изучая влияние афинских философов, писателей, архитекторов, скульпторов и других служителей искусства на современный мир. Эсхил, Софокл и Еврипид, создатели трагической драмы, до сих пор в бесчисленных вариациях представлены на сцене. Чтобы в полной мере ощутить рождение трагедии, можно посмотреть «Агамемнона» или «Царя Эдипа» в театре Герода Аттика или в Эпидавре, где их дает греческая труппа в переводе на современный греческий язык, или в Британском национальном театре под управлением Питера Холла. Огромное значение для современной философии по-прежнему имеет учение Сократа и его последователя Платона. Фукидид, о котором в этой книге много сказано, и Геродот остаются отцами истории. Beлико влияние Фидия, скульптора и создателя проекта Парфенона, и архитектора Иктина на неоклассическую архитектуру Возрождения и более поздних времен. Даже афинские гончары, в афинской литературе не увековеченные, до сих пор определяют западные вкусы, и влияние их с веками не убывает.

Не все эти люди были афинянами. Геродот, к примеру, прибыл из Галикарнаса в Малой Азии. Но лучшие свои творения они создали в Афинах. Можно попытаться объяснить чудо тем, что Афины были бурлящим котлом, торговым центром, местом, где талантливые люди могли себя проявить.

Общественная жизнь, религиозные обряды, социально значимые события и театр – все это находило отражение здесь, в пределах полумили от Акрополя, хотя территория Афин по сравнению с другими греческими городами казалась просто огромной – около тысячи квадратных миль. Город являлся ключевой точкой, для защиты которого Фемистокл на серебро, добытое рабами на копях Лавриона, вблизи оконечности Аттического полуострова, построил новый флот. Если обойти центр старого города, можно своими глазами увидеть места событий повседневной жизни афинян – религиозных обрядов в храмах Акрополя, пьес Еврипида в театре Диониса под южной стеной Акрополя (этот театр построили только в IV веке, так что пьесы Эсхила и Софокла на самом деле играли в более раннем и более примитивном театре), похоронной речи Перикла с трибуны на площади, публичных похорон у кладбища Керамика, воинственных речей Фукидида перед городским собранием на холме Пникс, к западу от Акрополя. Активная политическая, экономическая и интеллектуальная жизнь афинян – собрания, торговля и пиры – проходили главным образом на Агоре.

Сердце города

Слово «агора» обозначает место, где люди встречаются и разговаривают, оно подразумевает рыночную площадь, поскольку в раннеклассическом периоде были распространены организованные рынки. Открытая площадка у северного подножья Акрополя стала считаться Агорой в VI веке до н. э. Место было хорошее, с удобными подступами со стороны материковой Аттики и со стороны гавани Пирея. Его пересекал Панафинейский путь, мощеная дорога, по которой проходили процессии людей и животных во время ежегодных Панафинейских игр, изображенных (хотя некоторые искусствоведы это отрицают) на фризе Парфенона, что хранится в Британском музее. Территория рынка считалась священной и отделялась от остального города камнями, один из которых сохранился до наших дней. По мере того как эта территория развивалась, ее окружали протяженные здания, колоннады и портики, включая портик Аттала Пергамского, построенный во II веке до н. э. и восстановленный во всем своем великолепии американцами в 1950-х годах.

Продавцы, менялы и крестьяне приходили на Агору, чтобы заключить сделки и продать свой товар с лотков и прилавков, а позже магазинов. Агора становилась центром гражданской жизни древнего города. Это было место политических собраний, религиозных празднеств, театра, музыки и соревнований атлетов. Там осталось немало следов гражданских и религиозных построек последующих времен.

Здесь, под открытым небом, афинские граждане – а это были взрослые мужчины – собирались для прогулок, общения, торговли и даже голосования. Здесь они могли встречать чужеземцев и смотреть их товар. Выход на местный рынок был важен для греков из других городов, желавших поддерживать с Афинами политические и коммерческие отношения, запрет на ведение здесь торговли являлся очень жесткой санкцией. Незадолго до того, как разразилась великая война со Спартой, в Афинах был издан указ, запрещавший всем гражданам Мегар пользоваться афинскими гаванями и рынками за то, что те распахали часть не принадлежавшей им священной земли и давали убежище беглым афинским рабам. Этот запрет стал одной из непосредственных причин войны.

Жизнь Агоры хорошо проиллюстрирована в буклетах, изданных Американской школой классических наук в Афинах. Один из них, «Сократ на Агоре», рассказывает о том, как великий философ второй половины V века до н. э., чтобы привлечь слушателей, захаживал на Агору. По свидетельству его ученика Ксенофона, он вставал пораньше, чтобы отыскать человека, с которым можно было бы обсуждать философские вопросы. Он спорил и разговаривал с кем угодно, используя для сравнения примеры из ремесла плетельщиков сандалий, кожевенников, кузнецов и других ремесленников, встречавшихся на Агоре. Чаще всего его можно было найти среди толпы. Здесь он жил и умер, приговоренный к смерти за воспитание в юношестве непочтительности к богам. Отправиться в изгнание он отказался. Он спровоцировал судей, заявив, что прокормить его, наказанного, обойдется государству дороже, чем предать смерти, которой требовало обвинение. Прочитав описание этого процесса, сделанное Платоном, можно своими глазами взглянуть на остатки тюрьмы на Агоре, где Сократ провел свои последние дни.

В ходе раскопок на Агоре были найдены тысячи керамических фрагментов. Горшки легко разбивались, но их осколки из практически вечной обожженой глины сохранились. Общечеловеческая тяга к оставлению имен или осмысленных надписей на горшках, стенах или бумаге часто придает таким осколкам историческую ценность. Особенно интересны так называемые острака (черепки) – кусочки, на которых горожане выцарапывали имена во время демократической процедуры остракизма, позволявшей изгонять неугодных личностей. На Агоре и в районе Керамик их было найдено более 10 000, а в колодце на северной стороне Акрополя было обнаружено 190 штук, содержавших имя Фемистокла, спасителя Афин от персидского вторжения 480 года до н. э. Все они были написаны лишь несколькими людьми, вероятно организаторами голосования.

По условиям вопросы, связанные с остракизмом, решались раз в году на афинском собрании, где горожане решали, следует ли изгонять конкретную личность. Если большинство голосовало в пользу изгнания, то вскоре афиняне формально голосовали на Агоре, выцарапывая имя на черепке, называвшемся остракон. Если голосовало достаточное число участников – не меньше 6000, – голоса подсчитывались, и тот, чье имя встречалось чаще, должен был в течение десяти дней покинуть территорию Афин на 10 лет. Однако он сохранял свое гражданство, имущество и право им распоряжаться и мог, находясь в изгнании, получать от государства свои доходы.

Так, остракизму были подвергнуты некоторые из самых знаменитых политических деятелей, к примеру отец Перикла Ксантипп в 484 году до н. э. и великий Фемистокл. Еще этот процесс упомянут в историческом анекдоте, рассказанном Плутархом. Во время голосования по остракизму на Агоре неграмотный крестьянин попросил стоявшего рядом написать на черепке имя Аристида. Этот сосед оказался самим Аристидом, носившим прозвание Справедливый. Удивленный такой просьбой, Аристид спросил крестьянина, чем Аристид так навредил ему. «Да ничем, – ответил крестьянин. – Я его и знать-то не знаю, только надоело все время слышать о нем: “Он справедлив во всем”». Аристид ничего не сказал, написал свое имя и вернул табличку. Когда объявили результаты голосования, он был изгнан.

Еще одним человеком, прославившимся своей речью на Агоре перед афинянами, был святой Павел. Он прибыл в Афины в 54 году после своего недолгого пребывания в северной Греции, где он был враждебно встречен евреями синагоги в Фессалониках. Павел был поражен, найдя Афины целиком ввергнутыми в идолопоклонничество. Тогда он пустился в споры с евреями в синагоге и на Агоре с каждым, кто хотел с ним говорить. Его спор с афинянами дает интересный портрет афинян того времени и характеризует обычаи спора в I веке н. э.:

Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним; и одни говорили: «что хочет сказать этот суеслов?», а другие: «кажется, он проповедует о чужих божествах», потому что он благовествовал им Иисуса и воскресение.

И, взяв его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою?

Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое?

Афиняне же все и живущие у них чужеземцы ни в чем охотнее не занимались, как выслушивая и разговаривая о чем-нибудь новом.

И, став Павел среди ареопага, сказал: «Афиняне! по всему вижу я, что как вы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано “неведомому Богу”. Его-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам.

Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как имеющий в чем-либо нужду, Сам давая всему жизнь и дыхание и все»[13]13
  Деян 17:18-25.


[Закрыть].

Холм Марса, который Павел избрал себе трибуной, скорее всего, был Ареопагом, прямо напротив входа в Акрополь. Об этом событии напоминает бронзовая табличка. Рассказ о воскресении из мертвых, бывший в основе проповеди, произвел неоднозначное действие: кто-то посмеялся, а кто-то пожелал прийти послушать снова. Павел ставил себе целью обратить афинян в христианство. Сократ убеждал слушателей, что жизнь следует исследовать, основываясь на том принципе, что неисследованная жизнь недостойна живущего.

Павлу удалось обратить в свою веру нескольких человек,, включая Дионисия Ареопагита и женщину по имени Дамарис, так что широкая, ныне пешеходная улица Дионисия Ареопагита к югу от Акрополя напоминает о первых шагах святого Павла на пути обращения Афин в христианство.