Текст книги "Афины: история города"

Автор книги: Майкл Ллевелин Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава двенадцатая.
Война и беженцы

Рождение Новой Греции пришлось не на 1832 год, а на 1922-й, и беженцы были ее новой кровью.

Спирос Маркезинис

Холод, снег, голод.

Иоанна Цацос. 25 ноября 1941 г.

Гуди находится с восточной стороны города, между отелем «Хилтон» и горой Гиметт. В начале XX века это место занимали военные бараки и тренировочные плацы. Здесь в августе 1909 года, устав от пораженческой политики правительства и преследуя свои интересы, группа молодых офицеров, сторонников «Национального союза» совершила государственный переворот. Они не представляли или, чего хотят добиться, но точно знали, что пора действовать. В течение многих месяцев они контролировали все действия правительства, власть которого стала номинальной. Затем возглавить страну пригласили критского революционного лидера Элефтерия Венизелоса. Так началось национальное возрождение.

Спустя 13 лет в Гуди произошел еще один эпизод, который закончился трагически. После поражения греческой армии в Малой Азии в 1922 году группа офицеров подготовила еще один переворот и, учредив революционное правительство, привлекла к суду пятерых политиков и одного генерала, которых объявили ответственными за поражение и хаос. Приговор был жестоким. 28 ноября 1922 года все шестеро были расстреляны на парадном плацу Гуди. Этот акт необходимой жестокости повлиял на целое поколение политиков. Принц Андрей, генерал-лейтенант греческой армии в Малой Азии, тоже был привлечен к суду, но избежал казни и бежал из Греции на британском военном корабле.

Афины военные

Во время хаоса первых двух десятилетий XX века Афины оставались все тем же городом с населением, выросшим с 217 820 человек в 1910 году до 292 991 человека в 1921-м. Премьер-министр Венизелос провел радикальную финансовую реформу, преобразовал силовые структуры, подправил конституцию и реорганизовал Балканский союз, в результате чего Турция потеряла в Балканских войнах 1912—1913 годов свои европейские провинции. Таким образом, население Греции и ее территория удвоились.

Как и в 1897 году, город пережил все, без чего не обходится ни одно объявление войны: мобилизацию, реквизирование моторного транспорта, повозок и животных, радостные демонстрации после сообщений об успехах на фронте. Ценой побед стало убийство короля Георга на пятидесятом году его царствования. Убийство совершил сумасшедший в Фессалониках, только что занятых греческой армией. Во время похорон короля в марте 1913 года люди вышли на улицы, а за места на балконах и у окон по пути следования похоронного кортежа брали немалые деньги.

Эти последние годы перед началом Первой мировой войны можно считать концом целой эпохи, как сказала Эллен Босанке в своем плаче по умирающим Афинам. В Амфелокипи, Панграти и Кипсели еще оставались огороды и виноградники, хотя даже эти отдаленные районы уже начали застраиваться. (Конечно, теперь это центральные районы.) Но развитие транспорта и связи навсегда изменило жизнь, наступили новые времена. В газетах писали о грохочущих и лязгающих трамваях, которые теперь двигались на электрической тяге, о том, что молочные тележки повсеместно вытесняют прежних молочников, которые гоняли свое стадо коз от квартала к кварталу и доили по море надобности. Теперь можно было по телефону заказать молоко и другие продукты на дом.

К началу Первой мировой войны греки оказались разделены на венизелистов, стремящихся к союзу с государствами Антанты, и роялистов, предпочитающих твердый нейтралитет, чтобы не выказывать своих симпатий Германии. Для Афин это означало два сумбурных года, когда в городе доминировали сначала венизелисты, потом роялисты, затем венизелисты посадили в Фессалониках временное правительство и опять заняли столицу, опираясь на помощь Франции и Великобритании. Одновременно оба союзника обстреляли и заняли столицу роялиста Иностранные дипломатические миссии и здания ар-чес логических школ превратились в центры собраний интеллигенции, о чем, в частности, свидетельствуют мемуары Комптона Маккензи.

Наконец, Венизелос втянул Грецию в войну на стороне Антанты, и греческая армия приняла участие в кампании, развернувшейся в Македонии против болгар и немцев. Война закончилась победой Греции. Наградой стало разрешение Большой четверки на мирной конференции в Париже оккупировать Смирну и окружающие ее территории в Малой Азии, где был большой процент греческого населения. Война продолжалась с 1919 по 1922 год. Греческая армия, сначала подчинявшаяся Венизелосу, потом – правительству роялистов, пыталась удержать Малую Азию в условиях экономического давления и отсутствия помощи союзников.

В августе 1922 года турецкая армия под командованием националиста Кемаля Ататюрка атаковала греческие силы, укрепившиеся в Малой Азии, быстро прорвала фронт и обратила греческих солдат в бегство. Турки отбили Смирну, современный Измир. Гражданское население города бежало вслед за армией и морем покидало страну. Турки заняли Смирну и сожгли до основания. Сотни тысяч греков бежали из Малой Азии, успев взять с собой только то, что смогли унести в руках. Весь следующий год беженцы покидали территории в Малой Азии и восточной Фракии, где преобладало греческое население. Их обменяли на более чем 300 000 мусульман, живших в Греции. Обмен происходил в рамках Лозаннской конвенции, которая была принята в январе 1923 года. После победы Турции такая новая форма урегулирования вопросов о национальных меньшинствах позволила решить проблему в отношениях между государствами. Всего в Грецию переселилось около полутора миллионов беженцев, это равнялось приблизительно трети уже проживавшего в Греции населения, которое достигало, по данным 1928 года, почти пяти миллионов. Большая часть беженцев следовала через Пирей. По данным чиновников, в 1921 году прибыли 292 991 человек, а в 1926 году – 642 000. В течение двадцатых годов через Пирей прошли около миллиона человек.

Проблема беженцев

Ганс Моргентау, назначенный президентом комиссии мо поселению беженцев, утвержденной Лигой Наций в 1923 году в Греции, рассказывал о выгрузке беженцев с корабля в Фессалониках:

…семь тысяч человек столпились на корабле, рассчитанном при нормальной загрузке на две тысячи… набитые, как сельди в бочке. Скрученная, скорченная масса человеческой тоски. Они четыре дня пробыли в море. Им не хватало места, чтобы лечь поспать, нечего было есть, не было возможности сходить в туалет. Эти четыре дня и ночи многие из них простояли на открытой палубе под осенним дождем и холодным ночным ветром, под жарким полуденным солнцем. Они сошли на берег, оборванные, голодные, грязные, вшивые, с пустыми глазами, источающие ужасный запах человеческих экскрементов, сломленные отчаянием.

Беженцы просто опустошили Афины. Большая часть пыла временно размещена в больших городах – Афинах, Пирее, Фессалониках, хотя в конечном итоге как можно больше беженцев постарались разместить на севере Греции. Чтобы заселить греками Македонию, были построены новые деревни. Прибывших из Пирея в Афины селили в палатках вокруг колонн храма Зевса Олимпийского, и пакгаузах, школах, университетских зданиях, даже в театрах – по семье на каждую комнату. Беженцы сами себе строили хижины из досок и бочек на любом пятачке, который находили, на пустырях и окраинах города. Многие молодые люди были убиты, многие отправлены в «трудовые батальоны», в глубь Анатолии. Появился переизбыток женщин и недостаток мужчин.

Главной проблемой стало выживание. Далеко не все пережили первую зиму 1922/23 года. После первоначальной неразберихи, нищеты и смерти беженцы постепенно приспосабливались к новым условиям, находили собственные способы выжить перед лицом враждебности, которую местные жители питали к ним, считая чужаками. Греческий историк Георгос Маврогордатос считает, что положение беженца в условиях греческого послевоенного общества определяли три параметра: экономическое отчуждение, ухудшение социальной мобильности, утрата социального статуса и связанные с ней сегрегация и дискриминация.

Поначалу жизнь носила непредсказуемый характер. Улицы Афин обрели новый вид и звучание, когда на них появились оборванцы в азиатской одежде. Они волочили тележки, пытались продать какие-то ошметки, говорили на режущим слух афинянина диалекте греческого языка или вовсе не говорили по-гречески, потому что многие беженцы-христиане были туркоязычными. Моргентау рассказывает, что те десятки тысяч, которым повезло меньше, расположились на голых склонах холмов вокруг Афин, открытых холодным ветрам приближающейся зимы. Они ютились в палатках, соединенных между собой холщовыми мешками, или в хижинах, устроенных из пятигаллонных керосиновых бочек. Обувь делали из старых автомобильных покрышек, посуду – из консервных банок.

Греческая община Малой Азии разделилась надвое: следы одних потерялись навсегда, а другие старались объединиться со своими товарищами на земле Греции. Старый дворец на площади Конституции превратился в управление по делам беженцев и центр раздачи хлеба. Там вывешивались списки имен потерянных родственников. Лидеры сообществ беженцев договорились с греческими властями, министерством сельского хозяйства и министерством социального обеспечения о предоставлении нуждающимся палаток, домов, хозяйственных принадлежностей, а впоследствии – школ и церквей. Они стремились организовать общины из семей образованных, работящих переселенцев.

Благодаря гуманитарной помощи Лиги Наций, городские беженцы постепенно обзаводились постоянным жильем. Большинство не смогли найти или построить себе дом, и правительство строило целые районы между Пиреем и Афинами и повсюду, где только удавалось организовать строительство. Так появились кварталы Коккиния, Кесариани, Новая Иония, Новая Смирна, Виронас. Дома были рассчитаны на одну-две семьи, удобства были минимальны, но позволяли жить сносно. Слово «новый» в названии района обычно предшествует названию города или деревни, из которой бежали жители этого района. Наряду с этими большими поселениями, уже ставшими частью больших Афин, по всей Аттике от Анависсо и Фокеи на побережье возле Суния до Рафины и Элевсина разбросаны мелкие поселки, где обосновались беженцы из Каппадокии и Вифинии.

Только спустя много лет после окончания Второй мировой войны кварталы беженцев подключили к городской канализации. Сорванные с насиженных мест, брошенные, выросшие в атмосфере неприятия и враждебности, беженцы выработали свои правила выживания, культивируя и своей среде память о прежнем доме в Малой Азии, сохраняя отличия от греков, среди которых они теперь живут.

Они продолжают осознавать себя беженцами, «просфигес», жителями Малой Азии. Гордясь своим особым статусом изгнанников, они обустраивают свои дома, окапывают фундамент во избежание потопа в период осенних дождей, поддерживают чистоту на улицах, белят стены, выращивают в жестянках цветы – все как на Кикладских островах. В годы депрессии жизнь была очень тяжела, но мужчины работали на заводах Пирея, продавцами на улицах или строителями, молодые женщины – на фабриках и в швейных мастерских, в качестве прислуги.

Идентичность и перемены.
Иерания и Кесариани

В начале 1970-х годов, через 50 лет после катастрофы н Малой Азии, молодой антрополог из Оксфорда Рене Хиршон приехала в Иеранию, являвшуюся частью района Коккиния, возле Пирея. Там она жила и общалась с семьями беженцев. Она обнаружила, что сообщества сохранили свою индивидуальность и не утратили национальное самосознание. Она описывает, как выглядит землячество беженцев:

В противоположность засилью бетонных коробок, кубов из мрамора и стекла, душащих город, здесь строят низкие домики с черепичными крышами и стенами, красят их светлой краской с оттенками голубого, охры, зеленого и розового. У ворот и стен цветут жасмин и жимолость. На деревянных балконах выстроились горшки с геранью и сладким базиликом. Улицы чистые, тротуары размечены свежими белыми линиями.

По утрам хозяйки возвращаются из местной пекарни, нагруженные свежим хлебом, развешивают во двоpaх постиранное белье, проветривают простыни на веревках, натянутых между фонарными столбами. По будним дням все внезапно оживает, когда женщины с мусорными ведрами бегут к тележке мусорщика, который важно шествует по главной улице, позванивая в колокольчик. Проходя по улице ближе к вечеру, можно полюбоваться на людей, которые сидят на тротуаре с чашечками кофе, беседуя друг с другом и прерывая рассказ, чтобы обменяться приветствиями.

Вскоре Хиршон обнаружила, что такое положительное первоначальное впечатление от этих чистеньких, ярких жилищ и дружеской атмосферы вскоре сменяют некоторые вопросы. Натянутые между столбами простыни и дети, играющие на улицах, – признаки высокой плотности населения. Оказывается, большая часть домов разделена между несколькими семьями, и им трудно найти взаимопонимание в условиях конфликта поколений. Дороги разбиты транспортом. Резкий запах и шум насоса обнаруживают, что домашняя выгребная яма обслуживается частным ассенизатором. Однако дружелюбие и гостеприимство жителей искренни, а это признаки сплоченности и гордых людей, сумевших адаптироваться и сохранивших память, свои национальные особенности, – сумевших создать свою жизнь заново.

Сегодня различия не так заметны, экономический прогресс стирает разницу между кварталами. Из бывших кварталов беженцев наиболее привлекателен район Кесариани, расположенный в десяти минутах езды на автобусе от авеню Василиссис Софиас. Магазины здесь рассчитаны на уровень доходов среднего и рабочего класса. В районе преобладает рабочий колорит, как можно заключить из газет, вывешенных в витринах киосков, по политическим надписям и плакатам. Но среди булочных, овощных и бакалейных лавок, лавочек с безделушками и дешевых магазинов мелькают вывески банков и магазинов модной дамской одежды. С 1920-х годов осталось только несколько одноэтажных домов беженцев, затесавшихся среди пяти– и шестиэтажных многоквартирных зданий. Вокруг площади Анагенисис (Возрождения), главной площади района, оставлены самые красивые, двухэтажные дома. Большинство из них превратились в кафе или рыбные рестораны. Уходящая вдаль главная улица залита ярким солнцем, она теряется в нежной дымке и сливается с серо-голубым голым склоном горы.

Если несколько минут идти от автобусной остановки в гору, можно увидеть большое кладбище с рядами белых, ухоженных мраморных надгробий среди сосен. К некоторым из них прикреплены фотографии. Здесь нет такого скульптурного великолепия, как на Первом кладбище, но оно хранит память людей, родители и деды которых были оторваны от своих корней. Когда я был там в последний раз, на солнышке, возле входа, лежали три рыжих собаки. У дверей похоронной конторы виднелось объявление местной администрации: «Захоронение на три года. Связывайтесь с инспектором заблаговременно, до истечения этого срока». На кладбище тихо, только повсюду видны обычные атрибуты: дамы в черном и мужчины в костюмах над могилами родственников зажигают лампады, обновляют цветы, кладбищенские работники пропалывают траву под кипарисами и чинят поврежденные могилы. Через каждые несколько ярдов здесь поставлены колонки, чтобы можно было полить цветы и тропинки в жаркие летние месяцы. Через дорогу, у монастыря Святого Иоанна Богослова, вдоль длинного газона, усаженного соснами, стоят ряды ульев.

Получасовая прогулка от кладбища в гору приводит вас к знаменитому монастырю Кесариани, одному из самых очаровательных мест в Афинах. Этот монастырь находится достаточно высоко, чтобы сюда не долетали шум и пыль города, отсюда открывается прекрасный вид на город и Акрополь. Здесь можно представить себе платоновский Илисс, исток которого был неподалеку, или соловьиную рощу Софокла. Сады, питомник саженцев и покрытые лесом холмы, где так хорошо гулять, находятся в пятнадцати минутах от центра Афин.

Облик Афин в межвоенный период

«Не многие города изменились больше, чем новые Афины», – писал в 1928 году историк Уильям Миллер. Он жил в период реформ конца XIX века, в эпоху конных трамваев. Причиной перемен он считал наплыв беженцев, рост населения и появление автомобилей. Но кажется, что послевоенные Афины с их пятью тысячами машин были просто раем для пешеходов. Миллер так не считал. Он вспоминал, как в 1832 году сэру Палтенею Малькольму, командиру британского флота, стоявшего у Мальты, пришлось довольствоваться двуколкой, чтобы привезти строительные материалы к дому, который он строил в деревне Патиссия (этот дом сохранился, сейчас там размещен хоспис). Первые четырехколесные повозки появились два года спустя. Первый автомобиль в городе появился на рубеже столетия. К началу войны 1914 года насчитывалось 226 авто. Первыми водителями были принцы. Александр, вскоре ставший королем и печально окончивший свои дни, убитый собственной ручной обезьяной, любил погонять на автомобиле.

К концу 1920-х годов в центре города стало шумно: рев клаксонов, грохот электрических трамваев, – повсюду возникали транспортные пробки. В центре города, застроенного невысокими особняками с садами, выросли первые многоквартирные дома. Миллер отметил несколько больших многоквартирных домов с одним общим входом. Для Афин это было новшеством.

К этому времени переместились центры городской жизни. Во времена короля Оттона считалось престижным жить на улице Адриана в районе Плака, а главным торговым центром была улица Гермеса. По улице Гермеса приезжие попадали в Афины из Пирея. В расположенном на ней здании заседал государственный совет, на этой улице обслуживали клиентов первые торговцы безделушками, первый европейский портной и парикмахеры. Знаменитое кафе «Ореа Эллас» («Любимая Греция») на углу улиц Эола и Гермеса было центром распространения слухов, общественной жизни и политической агитации.

К концу столетия улица Гермеса уступила первенство другим, соединяющим площади Конституции и Согласия. Кафе «Захаратос» («Сладкий») на углу площади Конституции приняло эстафету у «Любимой Греции». Улица Стадиу, прежде занятая учебными зданиями, врачами, профессорами, адвокатами и не имевшая магазинов, теперь стала средоточием торговли и банков. Старые Королевские конюшни между Панепистимиу и Стадиу стали ненужными и в период между войнами были перестроены в деловой квартал.

Ожила авеню Вассилис София с красивыми неоклассическими зданиями. В конце XIX века вырос престижный район Колонаки. По мере того как город расширялся, многие стремились жить за его пределами, приезжая на работу из Кифиссии, Марусси, нового «города-сада» Психико или из Старого Фалерона и Глифады.

В 1890-х годах, перед олимпиадой, возникло множество атлетических клубов. Появились новые увлечения. В 1923 году возле Глифады и Айос-Космас устроили новое поле для гольфа, в 1925 году в Фалероне, в конце авеню Сингру, – беговую дорожку. Общества любителей леса (филодасикос) придумывали схемы, по которым озеленялись Ликавет, Филопапп, окрестности Акрополя и холмы за стадионом.

Растущее население нуждалось в большем количестве воды. В Афинах мало природных источников воды, ключи есть на Акрополе, да еще несколько в других местах. Император Адриан, помимо прочих благодеяний, обеспечил Афины водой, проведя акведук от источников у горы Парнас. Водопровод заканчивался у западного края Ликавитоса цистернами (дексамени), давшими имя ближайшей площади. В 1830-х годах местная администрация их починила. К 1880-м годам стало ясно, что требуется более радикальное решение, и чиновники Трикуписа рассматривали разные варианты, вплоть до подведения воды из озера Стимфалия на Пелопоннесе. Только в 1925 году был подписан контракт с американской компанией на сооружение плотины и создание водохранилища в холмах у Марафона. Оттуда по водопроводу через туннель вода подавалась в Афины. Этим источником до сих пор пользуется четырехмиллионный город, но помимо того используют воду, поступающую из источников, расположенных северо-западнее Дельф. Во времена Миллера вода казалась дорогим удовольствием. Теперь недостатка в ней нет.

Питьевой воды сейчас тоже хватает. В XIX веке ее в бочках везли от родников Марусси, Кифиссии и Кесариани. Спиридон Луис, победитель марафонского забега, приобрел разрешение поставлять в Афины воду из Марус-си. Сегодня в любом киоске продают пластиковые бутылки с охлажденной водой.

В период между мировыми войнами афинские улицы патрулировались британской полицией. Иностранные миссии имеют долгую историю. Это был один из способов греческого правительства установить свою власть и поддерживать связь с западными странами. Правительство Венизелоса придавало им большое значение перед Первой мировой войной, пригласив французских специалистов реформировать армию, британских – обучать личный состав флота и итальянских – тренировать жандармерию. Британская полицейская миссия из трех человек была приглашена Венизелосом в 1918 году «с целью обучения методам лондонской полиции». Англичане решили, что обученная ими полиция способна заменить жандармерию в пяти основных городах Греции.

Согласно Миллеру, новая городская полиция в центральных Афинах была введена в январе 1925 года.

В регулировании дорожного движения стали заметны улучшения: частные автомобили парковались на своих местах, станции техобслуживания были реорганизованы, в моторных омнибусах появились объявления о плате за проезд и максимальном числе пассажиров, их салоны регулярно чистились и обеззараживались. «Раскуривать и свистать» запрещалось классическим объявлением, содержавшим два устаревших инфинитива. Первое время горожане собирались группами и восхищались тем, как полицейский управляет движением. Ловкость, справедливость, вежливость, точность, только в крайнем случае – проявление силы.

И главное достоинство греческих полицейских – их аполитичность. Люди верили полицейским, потому что они провозглашали один закон для всех. Люди знали, что полицейский, сэр Фредерик Холлидей, не делает исключений ни для кого. Это явственно было показано во время выборов 1926 года, когда полиция поддерживала порядок.