Текст книги "Новые приключения Шерлока Холмса (антология)"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

Соавторы: Лей Б. Гринвуд,Саймон Кларк,Питер Тримейн,Бэзил Коппер,Джон Грегори Бетанкур,Эдвард Д. Хох,Стивен М. Бакстер,Дэвид Лэнгфорд,Дэвид Стюарт Дэвис,Майк Эшли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 44 страниц)

Дэнис О. Смит
Серебряная пряжка
(рассказ, перевод Е. Осеневой)

В течение всего 1887 года Холмс был постоянно завален работой, и каждое новое расследование бывало не легче предыдущего. Среди прочих значилось дело о пропаже британского барка «Софи Андерсон», известное мне довольно подробно, однако не настолько, чтобы можно было представить его публике. Но и в своем нынешнем виде оно ясно свидетельствует о той напряженной работе, которой потребовало от Холмса данное расследование. Далее он занялся делом семейства Дейвнок из Шорисвуд-холла, делом, которое долгое время оставалось в тени, но получило известность благодаря усилиям знаменитого и неутомимого исследователя всех холмсовских подвигов Дэниса Смита, вырвавшего из забвения и ныне публикуемую историю. После расследования шорисвуд-холлского дела Холмс устанавливал причину смерти миссис Стюарт из Лодера. И хотя убийство, к удовольствию моего друга, и было раскрыто, представить необходимые доказательства того, что за убийством этим стоял Себастьян Моран, и, соответственно, подвести последнего под арест, Холмс не сумел. Эта неудача стала причиной уныния Холмса и упадка его жизненных сил, что заставило Ватсона вновь озаботиться здоровьем друга. В тот же период возникло дело Грайс-Патерсонов, связанное с событиями на острове Юффа, о чем упоминается в «Пяти зернышках апельсина». Эту историю и раскопал Дэнис Смит.

Косени 1887 года вновь пошатнувшееся здоровье моего друга Шерлока Холмса дало основания для тревоги. Беспрестанный тяжкий труд, столь для него привычный, не оставлял ему времени на восстановление сил, столь необходимых для борьбы со всевозможными недугами и хворями, сносить которые есть удел человеческий и от которых не был застрахован даже могучий организм Холмса.

Холмс был на ногах, но казался не полностью преодолевшим утомление, охватившее его в начале года. В какой-то момент всем, кто знал его, стала очевидна необходимость увезти его с Бейкер-стрит, где Холмсу не давали покоя, постоянно покушаясь на его время и не оставляя возможности этого избежать. Лишь покинув Бейкер-стрит, он мог восстановить здоровье и набраться сил.

Случилось так, что, читая как раз в это время записки Босуэлла о его путешествии в горную Шотландию и далее на Гебриды, предпринятом совместно с доктором Джонсоном, я увлекся описанием дикой красоты этих отдаленных мест. В порыве увлечения я осмелился предложить моему другу последовать примеру прославленных литераторов XVIII века и постараться превзойти их обилием впечатлений. Ответом мне было лишь лаконичное пожелание ограничить наше путешествие твердой землей. Поняв это замечание как наиболее близкое к выражению согласия и даже энтузиазма, на кои я мог рассчитывать, я занялся необходимыми приготовлениями к отъезду, и через четыре дня отходящий от Юстонского вокзала экспресс доставил нас ранним утром на продуваемую всеми ветрами платформу станции Инвернесс, куда мы и высадились из спального вагона.

Отсюда после некоторой заминки местный поезд повез нас дальше на северо-запад, пока мы не добрались до одинокого и пустынного полустанка, окруженного со всех сторон молчаливой и лишенной древесной растительности пустошью, где нас подхватил экипаж, чтобы помочь нам, одолев последний этап пути, добраться до цели всей нашей эскапады.

Удивительные картины открывались нам в тот день: заросшие тростником берега озер, суровые голые скалы, как сжатые кулаки, вклинивались и прорезали собой скудные поля. Много утомительных часов вилась и кружила меж ними наша дорога, поворачивая то вправо, то влево, то внезапно обрываясь и падая с кручи в ложбины, минуя искрящиеся брызгами водопады, пока мы не уперлись наконец в Западное побережье и городок Килбуй, приютившийся в подножье величественных гор на северной стороне озера Лох-Эхил. Беленные известью домики, жавшиеся к гавани, имели вид веселый и радушный, такое же радушие излучал маленький, ладно скроенный из прочных гранитных плит отель «Лох-Эхил». Но, едва спрыгнув на землю из экипажа и увидев бледное и осунувшееся лицо Холмса, я понял, что на долгом нашем пути его укачало. Меня огорчило, что такой живой и энергичный человек мог прийти в столь плачевное состояние, но я искренне надеялся, что бодрящий и целительный воздух этих мест быстро вернет изменившие ему было силы.

Отель «Лох-Эхил» представлял собой приятное, удачно расположенное строение, чьи прочные стены способны были снести все, что могли уготовить им холодные зимы высокогорья. Комнаты наши были удобны и уютны. Я быстро распаковал вещи и, оставив Холмса приходить в себя в его комнате, пошел прогуляться, знакомясь с новыми местами. Погода была прекрасной, и Лох-Эхил лежало между горами гладкое, подобное зеркалу. В этом месте ширина его достигала почти мили, но дальше к востоку оно сужалось и длинной, в полмили, полосой вклинивалось в сушу. К западу же, за последним из домиков городка, озеро превращалось в широкий залив, где водную гладь испещряло множество мелких островков и торчащих из воды скалистых рифов. Я взял с собой мой старый бинокль и целый час провел, сидя на скамье у самой кромки воды, любуясь рыбацкими лодками, вышедшими на промысел к рифам, где на скалах гнездились бакланы, а высоко в небе кружили чайки.

Однообразная череда островов, низких и голых, напоминала неподвижную стаю горбатых китов, но на одном островке покрупнее я заприметил высившуюся над волнами и скалами темную и вытянутую вверх громаду какой-то башни. Заинтригованный увиденным, я спросил о башне управляющего отелем Мердока Маклеода, которого, вернувшись, я встретил при входе.

– Это остров Юффа, – сказал он, – пристанище мистера Макглевина, или просто Макглевина, как он просит его называть.

– Не хотите ли вы сказать, что остров этот обитаем? – удивился я.

Маклеод кивнул:

– Макглевин восстановил старинный замок, лежавший там в развалинах, и часть его превратил в музей старины, открытый для публики и достойный осмотра. Большинство ваших собратьев – постояльцев отеля вчера осматривали музей. Там имеются очень интересные и ценные экспонаты, в том числе знаменитая пряжка Макглевина – чудесный образец ювелирного искусства кельтов, выполненный из серебряного слитка. Мечтой Макглевина было обустроить жизнь родичей из его клана, предоставив им хороший прочный дом, однако почему-то выбрал он для этого место уединенное, вдали от всех и вся. Сам он имеет дом в Эдинбурге, который сдает, предпочитая почти все время прятаться в нашей глуши. Не считая престарелой супружеской пары, следящей за порядком в доме, кров этот он ни с кем не делит: живет в гордом одиночестве, любуясь видом своих владений и не пытаясь ничего в них изменить.

– Похоже, он большой чудак.

– Ну, можно и так сказать, – сдержанно отвечал Маклеод. – Вы, может быть, увидите его – время от времени он приплывает к нам на своем паровом суденышке «Альба», чтобы пополнить запасы провизии. Это огромный детина с огненно-рыжей бородой. Встретившись с ним, вы сразу поймете, кто перед вами.

Но я и вообразить не мог, какой драмой обернется эта встреча.

На первом этаже отеля, сразу же при входе, располагалась просторная гостиная, пустоту которой весьма оживляли большие окна, открывавшие замечательный вид на гавань, тихое озеро и неспокойные воды залива с западной стороны. В плохую погоду, когда Холмс не испытывал желания выходить на прогулку, мы нередко проводили время возле этих окон, глядя, как плывут темные тучи над озером и крутыми силуэтами дальних гор, как, подгоняемые западным ветром, по необозримой водной стихии тянутся к гавани рыбацкие лодчонки. Нередко видел я рыбаков-любителей, удивших на озере в лодках, взятых напрокат в отеле, и всякий раз думал, как приятно было бы заняться этим и нам, но раз-другой, когда я заговаривал об этом, Холмс не выказывал ни малейшего сочувствия подобной идее.

Прочие постояльцы нашего отеля представляли собой довольно своеобразную компанию. Например, один из них, доктор Олифант, пожилой господин с седыми усиками и залысинами, отличался столь тонким и пронзительным голосом, что понимать его речь было затруднительно. Все же я разобрал, что занимается он древностями и археологией, преподавая в университете Сент-Эндрюс в Файфе. Два рыжеватых юноши, настолько схожие внешне, что я сразу же заподозрил в них братьев, что впоследствии и подтвердилось, отрекомендовались Энгусом и Фергюсом Джонстонами, приехавшими из Пейсли на рыбалку. Неразговорчивая, в строгой одежде супружеская пара средних лет, мистер и миссис Хэмиш Мортон, была из Глазго. Оттуда же прибыла и дряхлая старушка с палочкой, в траурной вдовьей одежде и глухая как пень. Казалось маловероятным, чтобы у столь разношерстной компании нашлась бы тема для общего разговора, однако, когда общительные братья Джонстон заговорили о рыбалке, тихий и сдержанный мистер Мортон выказал интерес к предмету, и между ними завязался спор о сравнительных достоинствах различных видов рыбацкого снаряжения. Миссис Мортон, которую поднятая тема не слишком интересовала, что и неудивительно, как показалось мне, увлечение мужа скорее терпела, нежели разделяла. Сама же миссис Мортон, как сообщила она мне, надеялась свое пребывание в Килбуе скрасить живописью – ходить на этюды, хотя погода в этом смысле ее и ограничивала. Такие слова ее заставили доктора Олифанта предаться размышлениям о неистребимой тяге рода человеческого к выражению себя средствами искусства, размышлениям, которыми он не преминул с нами поделиться, втянув миссис Мортон и меня в оживленную дискуссию. Холмс в ней, как и в прочих дискуссиях, участия почти не принимал. Он сидел откинувшись на спинку кресла и лениво прикрыв глаза. Увлекшись беседой с миссис Мортон, я перестал следить за спором любителей рыбалки, шедшим в другом углу гостиной, однако позабавился, видя, как обе споривших стороны по очереди притащили в гостиную свои снасти и, разложив их на ковре, принялись серьезнейшим образом сравнивать.

Признаться, я мало разбираюсь в этом предмете, но, судя по тону каждого участника дискуссии, они говорили со знанием дела, как настоящие эксперты. Тем удивительнее, что на следующий же день, когда каждая из сторон предавалась своему увлечению, всех их постигла неудача. Братья Джонстон прибыли к чаю явно сконфуженные: у Энгуса сломалась удочка, запутались лески, и в последовавшей затем сумятице Фергюс упал за борт, Энгус же уронил в воду спиннинг. Неприятность, случившаяся с мистером Мортоном, оказалась серьезнее, и вернулся он в отель уязвленный в своем самолюбии, хоть и невредимый. Он рыбачил в одиночестве в протоке между островков залива, в то время как жена его, оставшись на берегу, делала наброски гавани. Внезапно в лодке Мортона открылась течь. Будучи не в силах остановить поток воды, хлынувшей в днище, и не имея ничего, чем можно было бы ее вычерпать, Мортон со всею возможной быстротой стал грести к берегу, однако лодка погружалась в воду еще быстрее, уходя из-под его ног, и остаток пути до берега ему пришлось одолевать вплавь. Мердока Маклеода рассказ Мортона чрезвычайно расстроил. Он слушал его, в волнении ломая руки, и потом, преисполненный сочувствия, воскликнул:

– Как же вы, должно быть, испугались угрожавшей вам смертельной опасности!

На что Мортон лишь мотнул головой.

– Ничуть не бывало, – отрезал он. – Всего через пять футов с небольшим я нащупал ногами дно. Гораздо больше, поверьте, испугала меня необходимость долгого обратного пути пешком. Ведь на берег я вылез у южной стороны залива, и, чтобы вернуться, мне пришлось обогнуть чуть ли не все озеро! От усталости у меня буквально ноги подкашиваются!

– А снаряжение свое вы, по-видимому, потеряли? – спросил Маклеод.

– Увы! Оно потонуло. Безвозвратно исчезло в пучине.

– Мы, конечно, возместим вам убыток.

– Обсудим это позже, – сказал Мортон и повернулся на каблуках. – В данный момент меня более всего интересует горячая ванна.

– Не везет нам в этом сезоне, – сокрушенно вздохнул Маклеод, когда Мортон удалился. – Если так пойдет, никто не захочет больше у нас останавливаться. Ведь всего две недели назад одна молодая дама из Пиблса у нас с лестницы свалилась при весьма загадочных обстоятельствах, а перед самым вашим приездом, мистер Ватсон и мистер Холмс, приехавшая из Арброта миссис Формартин потеряла здесь очень дорогую жемчужную брошь. А я ведь проверял лодки и был уверен, что все они в порядке. Счастье еще, что вроде все обошлось!

И, покачав головой, он вышел.

– Какая странная и неприятная история, – сказал я.

– Согласен, – поддакнул Холмс, и по лицу его я понял, что поднимать вновь вопрос о рыбалке было бы бессмысленно.

В ту ночь лил сильный дождь, но утром небо прояснилось, и за завтраком все принялись оживленно обсуждать, как провести предстоящий день. Некоторые постояльцы собирались в пятницу уезжать из Килбуя и напоследок хотели как можно лучше воспользоваться возможностями, которые предоставляла погода. Братья Джонстон, видимо ничуть не обескураженные неудачным опытом накануне, намеревались, обновив снаряжение, порыбачить опять.

– Сегодня мы к островам направимся, – объявил Энгус Джонстон перед уходом. – Что бы там ни было, хуже вчерашнего не будет.

К моему удивлению, тихий и хрупкого телосложения доктор Олифант тоже захотел взять лодку. Он желал посетить остров Стальва, где, по его словам, можно было осмотреть то, что осталось от захоронений времен викингов. Мортоны наняли пони и тележку и, нагрузив последнюю корзинкой с провизией для пикника и этюдником миссис Мортон, выехали к водопаду Друймар, живописной местной достопримечательности, находившейся милях в десяти от городка. Погода была прекрасная, легкий ветерок ласкал кожу, и мы с Холмсом чудесно провели день, бродя по городу, гавани и берегу озера.

Вопреки опасениям Маклеода, так беспокоившегося о благополучии постояльцев, никаких новых происшествий не было, и к ужину все прибыли в хорошем настроении и вовремя, опоздав разве что самую малость. Войдя с Холмсом в тот вечер в обеденную залу, я сразу заметил, что сервирован лишний столик, хотя за ним никого и нет. Было ясно, что к ужину ждут еще кого-то, хотя приехать новый гость мог только в собственном экипаже, ибо почтовая карета, подававшаяся к поезду, давно уже уехала и приехала.

Однако маленькая загадка эта вскоре разрешилась. Уже когда, отужинав, мы пили кофе в гостиной, дверь внезапно распахнулась, впустив двух мужчин, представившихся Александром и Дональдом Грайс-Патерсонами, отцом и сыном соответственно, приплывшими, как сообщили они, на собственной маленькой яхте, пришвартованной в гавани. Александр Грайс-Патерсон был небольшого роста жилистым пятидесятилетним господином, темноволосым, чисто выбритым, с лукавым, почти лисьим выражением лица. Его сыну Дональду на вид можно было дать года двадцать два, ростом он был повыше отца и отличался от него наличием усов, но во внешности его также проскальзывало что-то лисье. Им немедленно принесли на блюде сэндвичи с сыром, которые те с жадностью принялись уплетать, а насытившись, заговорили очень возбужденно, из чего можно было сделать вывод, что их снедает нетерпение поделиться с постояльцами отеля чем-то крайне интересным и необычным.

Пожилой, как оказалось, являлся главным соучредителем одной из юридических контор Эдинбурга, в то время как сын его не так давно тоже занял там должность в качестве младшего партнера. Специальностью обоих было торговое законодательство – сфера деятельности, как признался отец, довольно скучная даже для юристов по призванию.

– Но мы нашли средство от скуки, – признался он, посверкивая глазами, с привычным, хорошо отрепетированным выражением лукавства, – каждый год мы стараемся как можно больше времени проводить на воде! Проще говоря, мы приобрели суденышко, двадцатипятифутовую яхту «Буревестник», и ходим на нем туда-сюда каждый год неделю или две.

Мы уже проплавали весь Ферт-оф-Клайд вдоль и поперек, от Эйршира до Кинтайра. А в этом году собрались походить вдоль Западного побережья, до Аргайла и дальше. Ветер не слишком нам благоприятствовал, но мы справились неплохо, если учесть погоду, и позапрошлым вечером прошли Слитский пролив, а на ночь встали в Лох-Алш. После этого мы уже не спешили, исследовали каждый островок, каждый заливчик, который привлекал нас и казался интересным. Мы рассчитывали прибыть в Килбуй еще днем, но ветер был встречный, и последние мили яхта еле шла. В конце концов, уже к вечеру, мы вошли в залив Эхил, и тут с нами случилось нечто необыкновенное, о чем я и помыслить не мог. Мы и раньше понимали, что эти неведомые края окутаны тайной и волшебством, но не ожидали, что сами окажемся жертвами таинственных сил!

Сделав паузу, он отхлебнул виски с водой из стакана, что стоял у него под боком, и окинул взглядом присутствующих, словно проверяя впечатление от своих слов, – так оценивает эффект своей речи адвокат, выступающий в битком набитом зале суда. Завершив таким образом вступительную часть, он перешел к сути истории:

– Мы шли, лавируя между островов, и ветер больше не бил нам в нос, а, наоборот, совершенно стих, сменившись полным штилем, когда идти можно только очень медленно. Солнце садилось за нашими спинами, отбрасывая вперед длинные тени, когда мы и заметили на одном из островов покрупнее нечто вроде разрушенной башни. Дональд сверился с картами и сообщил мне, что остров этот зовется Юффа и что на нем должны находиться развалины старинного не то монастыря, не то собора. Не воспользоваться представившимся случаем нам показалось неразумным, и мы решили выйти на берег и осмотреть развалины.

Бросив якорь, «Буревестник» наш встал ярдах в тридцати от берега, мы спустили шлюпку и на веслах пошли к естественной бухточке среди скал на дальней западной оконечности острова. К тому времени, как мы ступили на сушу, свет уже быстро мерк, но тропа, шедшая сквозь заросли вереска, была хорошо убита и виделась четко, поэтому к развалинам мы шли уверенно, думая, что скоро их достигнем. Тропа вилась, то карабкаясь круто вверх, то падая вниз, и не прошло и нескольких минут, как развалины скрылись из вида, и мы уверились, что путь от западной оконечности Юффы на восток, где и находились развалины, займет больше времени, чем мы рассчитывали. И все же, пройдя уже большое расстояние, мы посчитали, подобно Макбету, что продолжать наш путь нам будет не труднее, чем возвращаться вспять. Похоже, мы ошиблись, но кто же знал заранее? – Он помолчал, потом повернулся к сыну: – Может быть, теперь ты, Дональд, доскажешь то, что с нами было потом?

– Стало совсем темно, – после секундной паузы подхватил рассказ юноша. – Мы с трудом различали, куда ступаем. Тропинки разбегались во все стороны, и мы уж стали беспокоиться, по правильной ли тропе идем, как вдруг за гребнем холма прямо перед собой увидели долгожданную цель нашего путешествия. И хоть небо виделось нам совершенно темным, развалины показались еще темнее – черный силуэт на темном фоне. Слева высилась полуразвалившаяся башня – длинная, застывшая в своем одиночестве, рядом в беспорядке громоздились остатки строений поменьше. С правой стороны – настоящие руины, а потом… – Он осекся, борясь с судорогой в горле, а затем продолжал: – Когда мы подошли поближе, осторожно пробираясь по каменистой тропе, впереди послышался какой-то звук, шум от некоего движения, и тропу всего футах в двадцати от нас перебежало какое-то существо – темная приземистая фигура.

– Черный Боров! – охнул Мердок.

– Что? – вскричал старший Грайс-Патерсон.

– Здесь люди очень суеверны, – сказал доктор Олифант. – Есть местное поверье, что явление Черного Борова – дурное предзнаменование.

– Некоторые говорят, – понизив голос, проговорил Маклеод, – что Черный Боров – это сам дьявол!

Александр Грайс-Патерсон фыркнул.

– В таком случае нам повезло, – сказал он, – потому что то, что мы видели, даже отдаленно не напоминало свинью. Скорее фигура эта была похожа на крадущегося, пригнувшегося к земле человека.

– Ну да, – поддержал его сын. – Он крался, пробирался почти ползком, и одежда его волочилась за ним по земле.

– Излишне говорить, как встревожило нас это явление, – продолжал старший Грайс-Патерсон. – Мы словно окаменели, и, пока стояли как вкопанные, высоко в окне башни замерцал слабый трепещущий огонек. Мне кажется, что тут Дональд вскрикнул.

– При всем моем к тебе уважении, папа, – прервал отца Дональд, – должен сказать, что мне показалось, будто крик этот издал ты.

– Ладно, ладно. Как бы там ни было, но в следующую секунду в глаза нам ударил пучок света, потому что дверь в подножии башни распахнулась, и к нам шагнул огромного роста человек с рыжей бородой с фонарем в руках.

– Макглевин, – тихонько проговорил Маклеод, а Грайс-Патерсон продолжал:

– «Кто тут?» – прогремел голос великана.

– Знаете, приятель, – со смехом воскликнул Энгус Джонстон, – это уж какая-то сказка братьев Гримм!

– Несомненно, – отозвался Александр Грайс-Патерсон, казалось, он досадует, что его прервали, – это очень похоже на сказку, но в тот момент мы меньше всего думали об этом сходстве. Мы выступили вперед и представились.

«Неподходящее время вы выбрали для визита», – рявкнул великан.

В ответ на это я поспешил объяснить ему, что мы считали остров необитаемым. «На нашей карте, – сказал я, – это строение отмечено лишь как руины».

«Вот как? – парировал великан. – В таком случае, сэр, карта ваша врет. Однако прошу! Даже самого жалкого бедолагу – не про вас будь сказано – Макглевин не прогонит от своих дверей! Сюда, пожалуйста, джентльмены!»

И мы прошествовали за ним в замок. Он был само гостеприимство и показал нам музей истории своего клана, который он устроил в замке. «Я не стану зажигать ламп здесь, – сказал он, – потому что знаю, что вы торопитесь уйти, – но возьмите фонарь и оглядите здесь все, пока я приготовлю что-нибудь, что вас согреет». И вскоре мы уже сидели с ним перед жарким огнем и пили за его здоровье, а пять минут спустя отправились к нашему судну, освещая путь одолженным им фонарем.

– Вы спросили его о существе, перебежавшем ранее вам дорогу? – поинтересовался Холмс.

Грайс-Патерсон покачал головой:

– Я решил, что не стоит этого делать.

– А нет ли у него собаки?

– Нет. И ни овец, ни прочих животных на острове нет также.

– Это Черный Боров! – опять повторил Маклеод голосом полным благоговения.

– Прошу минуточку внимания, если можно, – сказал Грайс-Патерсон, – наша история еще не закончена.

– О боже! – воскликнул доктор Олифант. – Неужто новые приключения?

– Именно. Вы еще не слышали о самом удивительном эпизоде. В конце концов мы все-таки добрались до западной оконечности Юффы, хотя отыскать дорогу в кромешной тьме было нелегко, а фонарь нам в этом не очень помогал. Но в том месте, где мы оставили шлюпку, мы обнаружили… – Он сделал паузу и обвел взглядом комнату.

– Ну и?.. Что? – нетерпеливо вопросил Олифант.

– Пустоту.

– Пустоту?

– Там не было ничего. Ни малейшего следа нашей шлюпки. Лишь темная вода, бьющаяся о черные скалы. На небольшом расстоянии от берега болтался на якоре наш «Буревестник», его мы видели ясно, так как, отчаливая, зажгли на нем фонарь, но никакой возможности добраться до судна у нас не было. При этом я был совершенно уверен, что шлюпку мы привязали крепко, – сомнений в этом у меня не было.

– И как же вы поступили? – задал вопрос Фергюс Джонстон.

– Нам не оставалось ничего другого, как поплестись обратно во владения Макглевина и сдаться на его милость. Казалось, он был не слишком рад новому нашему появлению, но сказал, что отвезет нас к «Буревестнику» на собственном ялике, стоящем в заливчике как раз под замком. Теперь твоя очередь, Дональд.

– И когда мы, обогнув остров, приблизились к задней его оконечности, отец вскрикнул. Я взглянул туда, куда он показывал пальцем, и там стояла наша шлюпка, стояла, уткнувшись носом в берег, аккуратно запрятанная и привязанная. Макглевина, разумеется, странность эта ничуть не взволновала, и он лишь сказал с добродушной усмешкой, что даже ребенок поймет это как нашу оплошность: просто мы пошли не той дорогой и искали шлюпку не в том месте. Посадив нас в шлюпку и берясь за весла, чтоб отправиться в обратный путь, он посоветовал нам на прощание ограничить наши неумелые попытки путешествий улицами Эдинбурга.

– На этом все могло бы и кончиться, – подхватил эстафету старший Грайс-Патерсон, – оставшись в нашей памяти очередным конфузом, хоть я и сейчас думаю, что мы не ошиблись и шлюпки в месте, где мы ее оставили, действительно не было, но, уже карабкаясь из шлюпки на яхту, Дональд споткнулся о некий предмет. Покажи им его, Дональд, мальчик!

Сунув руку в карман, Дональд Грайс-Патерсон извлек оттуда складной нож – большой, с деревянной рукояткой. Он обнажил лезвие, оказавшееся широким, весьма грозного вида, со странным усеченным кончиком.

– Это не наш нож, – пояснил отец. – Так как же он очутился на дне нашей шлюпки?

– Кто-то подшутил над вами, – сказал доктор Олифант.

– Кто-то или что-то, – сказал Мердок Маклеод.

– Проказливый дух, – выдвинул свою версию Мортон.

Шерлок Холмс не высказал собственных предположений, а когда позже я попытался узнать, что означало его загадочное молчание по этому поводу, он лишь с улыбкой покачал головой.

– Мой дорогой друг, – сказал он, – в прошлом вы наверняка замечали то странное очарование, каким обладает для нас неразгаданная тайна, очарование, каким редко бывает окутано разрешение загадки. По этой-то причине тайны и привлекают людей гораздо больше, чем их раскрытие, люди тянутся к тайнам, пренебрегая даже опасностями, с которыми тайны эти могут быть сопряжены. Я готов был представить семь возможных объяснений так заинтересовавшего всех случая, но эти объяснения сугубо прозаичны, и потому, боюсь, общество не оценило бы их.

С этими словами он удалился в постель, а происшествие с Грайс-Патерсонами так и осталось бы странным и необъяснимым эпизодом, если бы не удивительное продолжение, которое оно возымело.

На следующее утро, сидя за завтраком, мы вдруг услышали доносившийся из коридора шум – чьи-то возбужденные голоса. Через секунду дверь распахнулась и, вопреки всем протестам управляющего, в залу ворвался великанского роста мужчина, чья спутанная борода и рыжая копна волос безошибочно указывали на его личность. За гигантом следовал констебль. Обежав глазами сидевших за столиками, хозяин Юффы остановил взгляд на незадачливых отце и сыне Грайс-Патерсонах.

– Вот они! – прорычал он. – Вот эти негодяи! Арестуйте их немедленно, Макферсон!

Грайс-Патерсона, как и всех других, это внезапное появление буквально парализовало – он застыл, не донеся до рта ложечку с яйцом, но потом вскочил из-за стола.

– Как вы смеете! – сердито вскричал он. – Что все это значит?

– Это значит, – так же запальчиво отвечал Макглевин, – что вы надругались над моим гостеприимством! Я приютил, пригласил в дом вас, взявшихся неизвестно откуда, плутавших в темноте, вы же отплатили мне тем, что предательски выкрали у меня драгоценную реликвию нашего рода – пряжку Макглевина!

– Ерунда какая! – фыркнул Грайс-Патерсон. – Ничего я не крал! Никогда в жизни я не брал чужого! А вашу несчастную пряжку я в глаза не видел!

Лицо Макглевина потемнело от гнева, а жилы на его висках вздулись.

– Как смеете вы так пренебрежительно говорить о моем фамильном наследии! – рявкнул он. – Вы презренный негодяй!

Трудно сказать, сколько длилась бы эта яростная перепалка. Судя по всему, Макглевин был готов уже наброситься всей своей мощью на хилого эдинбургского юриста. Но констебль Макферсон, чья фигура тоже была не из мелких, ухитрился вклиниться между противниками и каким-то образом разрядить обстановку.

– Джентльмены, джентльмены, – заговорил он примирительно, – давайте же обсудим все это, как подобает культурным людям!

Вскоре была изложена фактическая сторона дела. В последний раз драгоценную реликвию своего рода хозяин Юффы видел накануне днем, когда переставлял экспонаты в своем музее. С Грайс-Патерсонами сам он в музей не входил, но, давая им фонарь, разрешил осмотреть там все, если им это интересно. Что они и сделали, оставаясь в помещении минуты две-три, прежде чем встретиться с ним за горячим пуншем. Позднее, войдя в музей за книгой, он обнаружил пропажу пряжки. Ничто не мешало грабителю ее взять, так как экспонат этот не был защищен футляром, а лежал открытый на маленькой подставке. Кроме Грайс-Патерсонов, в дом в течение всего дня никто не входил, да и следов взлома видно не было. Поэтому подозрения, павшие на основании косвенных доказательств на двух эдинбургских юристов, казались по меньшей мере обоснованными, однако, пообщавшись с ними накануне вечером, я не мог поверить, чтобы тот либо другой совершил столь гнусное преступление. Они, со своей стороны, утверждали, что пряжки не видели и вообще осмотрели музей лишь мельком.

Но выход из этого impasse[39]39
  Тупик (фр.).


[Закрыть] представился совершенно неожиданно. Шерлок Холмс, резким движением отодвинув стул, поднялся со своего места за столом. Он коротко отрекомендовался, и, хоть слава его в то время еще не так гремела, как впоследствии, когда он мог наслаждаться ею уже в полной мере, имя его в ту же секунду признали несколько присутствующих.

– Я следил по газетам за расследованием дела Мопертюи, – с большим почтением начал было пояснять полицейский, но Холмс лишь отмахнулся от него.

– Думаю, что не вредно будет до того, как помышлять об арестах, сперва осмотреть место преступления, – авторитетным тоном заметил он. – Там могут открыться обстоятельства, способные помочь нам разрешить вопрос о вине и невиновности и раз и навсегда внести в него ясность или даже направить наше расследование в иное русло.

– Ерунду городите! – презрительно бросил Макглевин, но констебль Макферсон одобрительно кивнул.

– Не могу я брать под стражу человека только из-за ваших слов, – сказал он. – Джентльмен этот прав. Сперва надо осмотреть место преступления. Вы будете так любезны, что поможете нам, мистер Холмс?

Мой друг согласился, и Макферсон быстро приступил к действиям. После краткого совещания с Холмсом, во время которого тот дал ему необходимые инструкции, двум местным рыбакам, являвшимся помощниками констебля, было поручено следить за порядком в Килбуе до нашего возвращения. Затем Макглевин, Макферсон, старший Грайс-Патерсон и мы с Холмсом отправились на остров на паровом катере «Альба».

Подплывая к Юффе, мы еще издали увидели маячивший над островом угрюмый и одинокий силуэт – башню макглевинского обиталища. За ней простиралась унылая однообразная равнина, неровно окрашенная в тускло-бурый цвет. Странной казалась идея выбрать для дома такое неприветливое, не располагающее к себе место. Да и вести расследование в подобных неблагоприятных условиях другу моему дотоле вряд ли приходилось. На сотню ярдов к северу водную стихию оживляли другие, мелкие островки, море пенилось, биясь об острые их скалы, а в двухстах ярдах, если смотреть на юг, был край материка – нагромождение скал, поросших непролазными зарослями.