Текст книги "Развод"

Автор книги: Майк Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Ну, это легко можно поправить. Я проведу с тобой тренировочное собеседование.

– Это не тот случай, когда можно валять дурака.

– Кто валяет дурака? – спрашиваю я его. – Я вполне серьезно.

Я расставляю стулья по одному с каждой стороны кухонного стола, затем убираю с него бутылку с кетчупом, солонку, перечницу и салфетки.

– Если мы намерены этим заняться, – говорю я решительным тоном, – то будем делать это как положено. Ты сходишь домой, наденешь на себя костюм, в котором пойдешь на собеседование, а я тоже оденусь во что-нибудь более подходящее для такого случая. И чтобы ты был здесь в восемь часов, минута в минуту.

20.00

Я стою на пороге дома Элисон, стучусь в дверь. На мне мой единственный костюм, белая сорочка, темно-синий галстук, на ногах пара новеньких черных ботинок.

– Послушай, – говорю я, когда она, открыв дверь, появляется в проеме. – Я поддался на твои уговоры лишь потому, что ты уж очень настаивала. Теперь, когда я здесь, все это сильно напоминает детскую игру в докторов и медсестер, особенно когда ты выступаешь передо мной в таком прикиде.

На ней приталенный черный жакет и длинная черная юбка. Волосы зачесаны назад.

– Ну ты прямо, ни дать ни взять, доминатрикс[37]37
  Это слово имеет двойное значение: доминирующая женщина; женщина, являющаяся доминирующим сексуальным партнером в садомазохистских отношениях.


[Закрыть].

– Прошу прощения, – строго осаживает меня Элисон. – Вы что-то сказали, мистер Оуэн?

– А, – говорю я шутовским тоном. – Вы уже вошли в роль.

Элисон недовольно качает головой, а потом отрывисто, как школьная учительница, обращается ко мне:

– Прошу вас следовать за мной.

Мы в молчании проходим через прихожую в кухню. Здесь она жестом указывает мне на один из стульев:

– Прошу садиться, мистер Оуэн.

Я сажусь и начинаю пристально смотреть на нее через стол. В строгом костюме она выглядит до того ошеломляюще красивой, что я за себя не ручаюсь и способен забыть, что ее соседки могут заявиться домой в любую секунду. А тогда им придется завершить день поимкой нас in flagrante[38]38
  На месте преступления (иск. фр.).


[Закрыть] на кухонном столе. Хотя им это не впервой.

– Итак, мистер Оуэн, – говорит Элисон строгим голосом, – давайте сразу к делу. Я занятая женщина, служащая компании, постоянно перегруженная работой, а поэтому давайте не будем терять времени.

Сказав это, она тут же начинает допрашивать меня с пристрастием о том, что я знаю об экономике, проверяет мои познания в действующем и перспективном финансовом законодательстве Соединенного Королевства, просит меня предложить вариант разрешения трудного спора с клиентом, проверяет мои способности по части быстрого вхождения в новый вид бизнеса и под конец спрашивает меня в не совсем ясной форме, почему игра в бадминтон никогда не упоминается в резюме соискателей в разделе «Внеслужебная деятельность».

– Ну что ж, спасибо вам, мистер Оуэн за то, что нашли время посетить нас, – говорит Элисон в заключении нашего тренировочного собеседования. – Вскоре мы дадим вам о себе знать. Может быть, вы хотели бы меня о чем-либо спросить, прежде чем мы расстанемся?

Я на мгновение задумываюсь.

– Чем вы будете заниматься через пятнадцать минут?

– Проводить очень важную встречу с нашими клиентами, результаты которой, возможно, принесут нам сотни тысяч фунтов, которые мы получим в уплату за свою работу. А чем вызван ваш вопрос?

– Я просто смотрел и не мог насмотреться на вас, вы в этом костюме обалденно хороши, – честно признался я, – ну и…

Элисон смеется и, обойдя вокруг стола, подходит и целует меня.

– Помни, если что-то подобное ты позволишь себе на настоящем собеседовании – ты труп.

Среда, 31 августа 1994 года

19.08

Я дома, вдруг звонит телефон, я моментально хватаю трубку.

– Алло!

– Эл, это я, – уныло произносит Джим.

– Что случилось?

– Только что разговаривал с представителем «Грин Лоу».

По его голосу понимаю, что работу ему не дали.

– Да не волнуйся так, миленький ты мой, – утешаю его. – Разве мало других работ?

– Нет, никаких других работ больше нет.

– Так будут. Обещаю тебе.

– Нет, – говорит он твердо. – Нет, таких работ, как эта, уже не будет. Потому что именно эта работа для меня. И я ее получил!

Пятница, 23 декабря 1994 года

10.20

В этот день накануне Рождества я и Джим со всей нашей поклажей сидим на станции Нью-стрит. Прошло уже почти три месяца, как я приступила к учебе, чтобы получить степень магистра. Как хорошо снова стать студенткой и работать головой. Я чувствую, что у меня есть реальная цель, к которой стремлюсь. Пролетел первый триместр, я обзавелась новыми друзьями, изучила много нового и по-настоящему начала задумываться о том, кем бы хотела видеть себя в будущем. Решила, что меня тянет к издательскому делу. Моя мечта – получить работу редактора. Я убеждена, что мне не стать редактором даже через миллион лет. Даже некоторое время скрывала это от Джима, потому что боялась, что он примет меня за дуру. Когда же все-таки поделилась с ним своей мечтой, он сказал:

– Я думаю, ты станешь самым лучшим редактором в мире.

Мне показалось, он произнес это вполне серьезно. Это побудило меня начать писать в различные издательства Лондона, чтобы выяснить, смогут ли они в следующем году предоставить мне производственную практику.

Джим тоже был одержим своей новой работой. Он относился к ней так, будто был рожден специально для нее. Меня буквально поразила произошедшая в нем перемена. Он постоянно приносил работу домой и занимался ею, несмотря на то что ему надо было готовиться к сдаче первого этапа экзаменов по бухгалтерскому учету.

– Это самая лучшая работа, – говорил он мне, когда я в полночь спускалась вниз проведать его. Сам же он обычно сидел за кухонным столом, обложенный книгами, справочниками и папками. И так часов до двух ночи.

– Она не может быть такой, если тебе приходится засиживаться допоздна.

Джим смотрит на часы:

– А я и не заметил, что уже так поздно.

Я улыбаюсь:

– Может, пойдешь спать?

– Пока нет, – отвечает он. – Еще немного поработаю.

Он не приходит ко мне и спустя некоторое время. Когда я просыпаюсь на следующее утро, подушка рядом пуста. Когда спускаюсь вниз, то нахожу его спящим за столом. На том самом месте, где он и сидел.

А сейчас мы на станции Нью-стрит, ждем поезд, чтобы разъехаться каждому к своим родителям на рождественские каникулы.

– Хотя бы на Рождество я тебя увижу? – спрашиваю я.

– У меня пропасть работы, – отвечает он. – Я надеялся, что у родителей, в тиши и в покое, мне удастся поработать. Мы, конечно же, увидимся накануне Нового года. – Он смотрит на часы. – Мой поезд вот-вот подойдет. Я, пожалуй, побегу.

Он целует меня, мы обнимаемся, говорим друг другу прощальные слова. А когда уходит, я, понимая, что это глупо, начинаю плакать. Ведь мы даже не вручили друг другу рождественские подарки. Подарок, приготовленный для него, все еще в моей сумке, а его подарок… я, честно говоря, не уверена, вспомнил ли он о том, чтобы приготовить его для меня.

Суббота, 24 декабря 1994 года

23.20

Канун Рождества. Я у родителей. Только что вернулась из паба после встречи со своими друзьями. Я уже подумываю о том, чтобы лечь спать, как вдруг звонит телефон, приводя мою маму в состояние испуга и оцепенения. В ее мире воспитанные люди не звонят после семи часов.

– Алло?

– Здравствуйте, могу я поговорить с Элисон?

– Джим, это же я. Ты пьян, да?

– Сильно. Счастливо встретить канун Рождества, крошка.

– Где ты?

– В телефонной будке за пабом, в котором пью уже с трех часов дня. Рассказываю всем своим школьным друзьям о тебе. Я сказал им, что ты самая лучшая подружка в мире, а я самый дерьмовый в мире бойфренд.

– Почему ты говоришь им это?

– Да потому, что позабыл отдать тебе рождественский подарок. Ты меня простишь?

– Конечно прощу.

– Если хочешь, я приеду и вручу его тебе на следующий день после Дня рождественских подарков[39]39
  26 декабря.


[Закрыть].

– В этом нет необходимости. Получу его, когда мы увидимся накануне Нового года, хорошо?

Телефон загудел, предупреждая, что связь сейчас прервется.

– У меня нет больше мелочи, – говорит Джим.

– Все нормально, – отвечаю я. – Счастливого Рождества!

23.25

Около телефонной будки стоит такси, и водитель, которого я попросил подождать, сигналит мне.

– Ну, куда теперь, дружище? – спрашивает он, когда я влезаю в машину.

– Я понимаю, сейчас канун Рождества, – начинаю я, – но сколько я должен буду заплатить за то, чтобы сегодня вечером забросить этот пакет в Норидж?

– Ты шутишь?

– Нисколько.

Он на минуту задумывается, а потом называет мне такую цену, которая, по его мнению, покажется мне настолько нереальной, что заставит отказаться от задуманного. Не колеблясь ни секунды, я отвечаю:

– Идет.

Френки, водитель, и я идем к ближайшему банкомату, где я беру деньги и вручаю их водителю. После этого мы заезжаем к моим родителям, чтобы взять подарок, а оттуда пускаемся в шестичасовой путь, который закончится у входной двери дома родителей Элисон. Когда мы подъезжаем, я сначала намереваюсь постучать в дверь, но не делаю этого. Я открываю дверь, ведущую в дом, и оставляю подарок на циновке. Когда я осторожно закрываю дверь, мне в голову приходит мысль, что сейчас я почти что Санта-Клаус.

Суббота, 31 декабря 1994 года

23.59

Я и Элисон на домашней вечеринке в Мосли в окружении всех наших друзей. Все отсчитывают секунды, остающиеся до Нового года. Когда произносится «ноль-ноль», все начинают кричать что есть силы.

– С Новым годом, – говорю я Элисон и обнимаю ее обеими руками.

– И тебя с Новым годом.

– Какие новогодние решения?

– Я думаю, что снова начну курить, – говорит она. – Кто-то ведь должен подумать о том, чтобы соотношение между людьми курящими и теми, кто бросил курить, но потом начал опять, не изменялось. Стоит подумать также и о производителях сигарет. Нельзя же допустить, чтобы их бизнес закончился. А у тебя какие решения?

– Только одно.

– И какое же?

– Быть более внимательным и ласковым с тобой. Я знаю, в последнее время я уделял тебе недостаточно внимания…

– Да нет, ты неправ.

– Я прав. И ты это знаешь. Я просто хотел сказать тебе, что такого больше не будет.

– Ну что ж, я тоже буду стараться изо всех сил, – говорит она. – Я уверена, что новый год будет нашим годом.

1995 год

Вторник, 17 января 1995 года

19.17

После Нового года прошло уже две недели. Элисон только что пришла ко мне, и мы собираемся поесть. Она сидит на кухне за столом и смотрит, как я готовлю единственно знакомое мне блюдо: Всемирно известная овощная запеканка по рецепту Джима Оуэна (что практически то же самое, что и Всемирно известная обычная запеканка по рецепту Джима Оуэна, но sans[40]40
  Без (фр.).


[Закрыть] мясной начинки).

– У меня есть для тебя подарок, – говорит Элисон и открывает сумку.

– А что за юбилей мы отмечаем, малышка, я не только о нем забыл, но и не приготовил для тебя никакого подарка.

Она смеется, бросает быстрый взгляд на подарок, который держит в руке. Выражение ее лица меняется, но только на мгновение. Взгляд взволнованный и в то же время оценивающий. Она подает мне небольшой пакетик, я беру его, разворачиваю бумагу, в которую он завернут, в руках у меня небольшая коробочка для хранения крупы, они бывают разных размеров и продаются как в наборах, так и в розницу. На коробочке наклейка: «Кокосовая стружка». Я трясу коробочку. В ней что-то звякает. Я смотрю на Элисон, стараясь по ее лицу понять, что внутри.

– Там набор ключей, – говорит она.

– Набор ключей от чего?

– От меня, – отвечает она с застенчивой улыбкой.

Я вынул их из коробочки и стал рассматривать.

– Обмен ключами? А знаешь ли ты, что это означает?

– Я знаю только то, что тебе не придется швыряться камнями в мое окно, когда ты будешь приходить из паба под хмельком, и рассчитывать, что тебе повезет, а что еще?

– Это значит, что ты никогда не сможешь уйти от меня, даже если захочешь.

– Я знаю, – отвечает Элисон. – Но я не думаю, что наступит такое время, когда я захочу уйти от тебя.

Я роюсь в кармане, вытаскиваю связку своих ключей и протягиваю их Элисон.

– Взаимный обмен, – говорю я ей. – Теперь ни у одного из нас нет места, где можно спрятаться друг от друга.

Вторник, 14 февраля 1995 года

7.08

Сегодня День святого Валентина. Я получил две почтовые открытки:

Первая. На странице внутри – одинокая роза, и почерком Элисон написано: «Дорогой Джим, поздравляю с Днем святого Валентина. Любовь к тебе сделала мою жизнь такой сладкой, какой она никогда прежде не была. С любовью к тебе, Элисон».

Вторая. Рисунок двух целующихся котят – на другой стороне почерком Элисон сделана приписка: «Дорогой мой человек с консервооткрывателем, желаю тебе поистине счастливого Дня святого Валентина. Спасибо тебе за все банки с „Вискас“, люблю тебя кошачьей любовью, Диско».

7.17

Я получила две почтовые поздравительные открытки:

Первая. Изображение двух свинок, развалившихся в грязи. И заголовок: «Давай приготовим бекон». Ниже витиеватая надпись: «Моей возлюбленной. С великим Днем тебя, моя самая большая любовь! Джимми Джимми».

Вторая. Репродукция с картины Модильяни «Девушка в блузке в горошек». Надпись, сделанная, как я сразу же определила, рукой Деймона: «Я никогда не перестану любить тебя, потому что не могу перестать тебя любить».

Пятница, 24 марта 1995 года

19.04

Я сижу на кухне у Элисон, обдумывая свои проблемы, и вдруг входит она; лицо ее задумчиво-печально.

– Джим?

– Да? – отзываюсь я, поднося ко рту тост с консервированными бобами.

– А чем ты будешь занят в уикенд через две недели?

– Ничем, – отвечаю я. – А что?

– Мне необходимо съездить к родителям.

Я с набитым ртом спрашиваю, неужто эта информация настолько важна и срочна, что стоит портить мне обед, чтобы сообщить о ней.

– Что ж, надо так надо, – добавил я, все еще двигая челюстями. – Я буду скучать без тебя.

– Надеюсь, что не будешь.

– Ты напрасно так говоришь, малышка, – успокаиваю я ее. – Я действительно буду без тебя скучать.

– Ты не понял меня, – говорит Элисон. – Я надеюсь, тебе не будет без меня скучно, потому что хочу, чтобы ты поехал со мной.

Я откладываю в сторону вилку и делаю сосредоточенное лицо, надеясь придать тому, что собираюсь сказать, большую весомость. Видишь, мысленно обращаюсь к ней, я отложил в сторону еду и весь внимание.

– Это прекрасно, Эл, но я не хочу ехать к родителям.

– Я знаю, но это особая просьба, – умоляюще глядя на меня, говорит Элисон. – Они сами очень хотят встретиться с тобой.

– Не обижайся, Эл, но твои родители постоянно донимают нас советами и наставлениями.

– Ты прав, – соглашается Элисон. – Ты прав на сто процентов. А сейчас они хотят повидаться с тобой. И я заведомо знаю, как они отнесутся к твоему отказу, ведь я уже пыталась говорить с ними об этом. Итак, что ты скажешь?

Я на минуту задумываюсь, а потом четко произношу:

– Нет.

– Как понимать твое «нет»?

– Так и понимать, что «нет». А если подробно, то: «Благодарю тебя за приглашение поехать к твоим родителям, но ехать к ним я не хочу». Вот так и понимай мое «нет».

– Но ведь ты не можешь так ответить. Мы же живем вместе.

– Ты права. Прости. О чем я только думаю? Мне не следовало говорить «нет». Я должен был сказать: «Нет, моя любимая».

– Это ничуть не лучше, – говорит Элисон раздраженно.

– Ну хорошо, скажи мне, как мне сказать «нет», чтобы ты приняла это нормально, я так и скажу.

– Но почему?

– Просто меня это не радует?

– Что именно?

– Встреча с родителями.

– Тут ты прав.

– Да нет, я не о том. Каждая встреча с родителями подружки лично у меня проходит ужасно.

– Я тебе не верю.

– Я не шучу. Родители Саманты Гош пригласили меня на обед. Ее отец не обмолвился со мной ни единым словом и только пристально смотрел на меня через стол. Родители Натали Мур пригласили меня провести с ними уикенд в своем летнем домике на юге Уэльса. Ее мамаша напилась и принялась донимать меня расспросами и разговорами. А уж хуже всего было, когда я однажды вечером столкнулся с родителями Кристин Тейлор. Я тогда повсюду разыскивал их дочь, чтобы уединиться с ней на ночь. Все было очень мило и пристойно до тех пор, пока мы не стали прощаться. Когда ее отец пожимал мне руку, я почувствовал на своей ладони какой-то предмет, который он незаметно сунул мне.

– И что это было?

– Догадайся. Обычно они упаковываются по три штуки, но он дал мне всего один.

– Ну и ну! – восклицает Элисон. Ее хохот разносится по всему дому.

– Да, да, а проделав эту манипуляцию, он прошептал мне на ухо: «Не можешь вести себя прилично, так будь хотя бы аккуратным». В этом не было бы ничего плохого, но мне в то время было всего четырнадцать, и это была наша первая встреча с его дочерью. Между прочим, рассказывая тебе об этом, я причиняю страдания себе.

Суббота, 25 марта 1995 года

20.20

Невзирая на мои протесты, Элисон не соглашается с моим «нет». Она изводит меня и пристает до тех пор, пока мне не остается ничего другого, как сдаться. Мне приходит в голову, что на всех ранних этапах отношений с девушками встреча с ее родителями должна была бы занять первую строку в «Перечне того, что я не желал бы делать, будь у меня на то выбор». Но факт остается фактом, выбора-то у меня никогда и не было. Как говорит Элисон, я уже довольно долго выхожу сухим из воды.

Я собираюсь подчиниться и ехать.

И с того самого момента, как я согласился ехать, Элисон начинает инструктировать меня, как мне вести себя с ее родителями, как будто она готовит некую военную операцию (которую, если принять во внимание многочисленные факты, она таки готовит). Мне вдалбливается, что делать и чего не делать и чего они будут ожидать от меня. А если Элисон почему-либо вдруг кажется, что я что-то делаю не так, тестирование начинает проводиться ежедневно.

Воскресенье, 26 марта 1995 года

10.35

– Итак, беседа на какую тему может продолжаться сколь угодно долго? – первым делом спрашивает она меня сразу же после завершения того, что мы называем «воскресными кувырканиями в сене».

– На общеполитические темы, – говорю я не совсем уверенно.

– Правильно, – поощрительно кивает Элисон. – А какая тема является особенно интересной?

– Положение в лейбористской партии после 1979 года?

– Неплохо, – бесстрастно произносит Элисон. – Совсем неплохо.

Среда, 29 марта 1995 года

17.45

Уже наступил вечер, я и Элисон идем по проходу секции свежезамороженных продуктов супермаркета «Сэйфуэй». Я пытаюсь решить, купить или не покупать упаковку замороженных французских лепешек для пиццы, когда Элисон, внезапно повернувшись ко мне, спрашивает:

– А еще на какую тему беседа может продолжаться бесконечно?

Я на мгновение задумываюсь.

– Общие проблемы религии?

– Отлично… и?

– Конкретно, о положении Англиканской церкви?

– Более, более конкретно?!

– Хм… хм… – Я знаю ответ. Он буквально на кончике языка. – Вспомнил, – говорю я наконец. – Могут ли женщины быть священниками?

– Очень хорошо, – хвалит меня Элисон. – Действительно очень хорошо.

Суббота, 1 апреля 1995 года

20.00

Элисон со своими соседками Джейн и Мэри все еще сидят в гостиной и спорят, идти ли в магазин за видеофильмами. Мэри все равно, что смотреть, были бы субтитры. Джейн все равно, что смотреть, лишь бы без субтитров. Мне все равно, что смотреть, были бы взрывы. Элисон абсолютно все равно, что смотреть, поскольку голова ее занята совсем другими мыслями.

– А еще на какую тему беседа может продолжаться бесконечно? – шепотом спрашивает она меня.

Это-то я знаю. Это легче легкого.

– У него все еще тянется судебная тяжба с соседом, который слева, из-за размеров живой изгороди из бирючины между участками.

– Потрясающе, – блестя глазами, хвалит меня Элисон, а затем во весь голос объявляет, что ей все равно, что смотреть, были бы взрывы.

Среда, 5 апреля 1995 года

6.55

Я ночевал у Элисон, выхожу из душа, направляюсь через лестничную площадку в спальню и вдруг лицом к лицу сталкиваюсь с Элисон. Она в пеньюаре с несколькими полотенцами и косметичкой в руках направляется туда, откуда я только что вышел.

– С добрым утром, малышка, – приветствую ее я.

– Что за тема под номером четыре, которую не следует затрагивать в разговоре?

Еще один легкий вопрос.

– Твоя младшая сестра недавно увлеклась пирсингом. Это определенно табу.

– Великолепно, – говорит Элисон, входя в ванную и закрывая за собой дверь.

Четверг, 6 апреля 1995 года

20.08

Я стою в прихожей с Джейн и Мэри; мы ждем Элисон, чтобы всей компанией пойти в «Кувшин эля». Наконец на верхней ступеньке лестницы появляется Элисон, но еще до того, как она открывает рот, я говорю:

– Никаких тестов.

– Но…

– Никаких «но».

Она с хитрой улыбкой смотрит на меня:

– Ну, только один. Я всего лишь хочу удостовериться. Этот вопрос без подвоха. Просто мне хочется, чтобы ты был полностью подготовлен.

– Ладно, давай.

– Слушай, какая тема под номером пять, которую ни под каким видом не следует затрагивать в разговоре с моим отцом?

– Французские сыры? – спрашиваю я, намереваясь завести ее.

– Нет, – отвечает она, пораженная моим ответом.

– Садоводство? – спрашиваю я с прежним намерением.

Она отрицательно крутит головой.

– Последняя попытка.

Я задумываюсь на минуту.

– То, что ты куришь?

– Теперь мне понятно, что ты относишься к этому легкомысленно, – говорит она, – потому что нам обоим хорошо известно, что мы никогда всерьез не обсуждали это. Если мой отец хотя бы заподозрит, что я курю, то он по меньшей мере сойдет с ума.

– Да я знаю, знаю, – отвечаю я, смеясь. – Но ведь и ты знаешь, что это погубит тебя, ведь знаешь?

– Ты просто решил выиграть время, чтобы подумать, Оуэн, – говорит с улыбкой Элисон.

– Ну уж нет, – протестую я. – Ответ на твой вопрос: роль Америки во Второй мировой войне, точнее, в освобождении Европы. Это, по всей вероятности, его заводит и до сих пор не оставляет равнодушным. Но, говоря по правде, Эл, ни разу в своей жизни я ни в одном из разговоров не обсуждал ни одну из этих тем. Но тем не менее остынь и не переживай, все будет в порядке.

Суббота, 8 апреля 1995 года

12.23

Я и Джим только что подошли к калитке палисадника, в котором стоит наш дом, и мама, выйдя на крыльцо, уже приветливо машет нам рукой. Она, скорее всего, стоит на карауле уже довольно долго, желая быть первой, кто официально встретит нового бойфренда ее дочери.

– Привет, ма, – кричу я и машу ей рукой, второй рукой я крепко держу за руку Джима. – Обещай мне, что все будет хорошо, – шепчу я ему, когда мы идем по тропинке.

– Все будет хорошо, – обещает Джим. – Абсолютно все.

Отец появляется рядом с мамой неожиданно. Я внимательно изучаю выражение его лица, пытаясь определить первое впечатление, которое произвел на него Джим. Выражение лица у него такое, как при чтении газет. А поскольку Джим это не страница «Дейли телеграф», я так ничего и не понимаю. Я роюсь в сумке, вынимаю упаковку особо сильных мятных таблеток и сую в рот еще одну, чтобы убить остатки запаха десяти сигарет, которые я выкурила в поезде за время поездки.

– Привет, моя красавица, – говорит папа, заключая меня в крепкие объятия. – Ну как ты?

– Все нормально, папа, – отвечаю я, сжимая при этом руку Джима с такой силой, что боюсь, как бы она не сломалась.

– А это, как я понимаю, и есть тот самый молодой человек, о котором мы столько слышали? – Отец протянул Джиму руку.

Сердце мое на секунду остановилось.

Я почему-то вдруг подумала, что Джим хлопнет моего отца по ладони растопыренной пятерней, подобно тому как это делают американские баскетболисты, приветствуя друг друга. Не могу понять, почему мне пришла в голову эта мысль, ведь такого я не замечала за Джимом никогда.

Джим широко улыбается, как будто приветствует соперника в телеигре, и пожимает руку отца так, как это делают нормальные люди, а я издаю вздох облегчения.

– Я очень рад встрече с вами, – говорит Джим. – Как вы себя сегодня чувствуете, мистер Смит?

– Спасибо, я в порядке, – отвечает отец.

Все еще продолжая приветствовать друг друга, мы заходим в прихожую. Мама все время смеется и порывается взять наши пальто и сумки. Папа тоже смеется, хотя и не так много, как мама; он стоит и смотрит на нее. Когда я открываю дверь, чтобы пройти в гостиную, то мысленно представляю себе, что именно будет происходить в последующие несколько часов: мама будет посвящать меня в то, что случилось с ней и со всеми соседями со времени нашей последней встречи; папа будет стараться вызвать Джима на разговор о машинах; мы сядем за стол, на котором еды будет намного больше, чем могли бы съесть четыре человека; мы с Джимом будем пытаться съесть как можно больше всего и как можно быстрее; около шести часов я сделаю вид, что чрезмерно устала; папа вызовет нам такси, мы доедем до вокзала, сядем в поезд, идущий домой, и я буду навсегда благодарна Джиму за то, что он показал себя лучшим бойфрендом на свете.

Войдя в гостиную, я в ту же секунду осознаю, что меня перехитрили.

– Сюрприз! – произносит нараспев моя старшая сестрица Эмма.

– Привет, – вторит ей ее супруг Эдуардо.

– Тетя Элли! – пищит их трехлетняя дочка Молли.

– Как поживаешь, сестренка? – мимоходом приветствует меня вопросом моя семнадцатилетняя сестра Кэролайн.

– Здравствуй, моя дорогая, – говорит Нана Смит.

– Здравствуй, моя дорогая, – эхом откликается Нана Грехем.

У меня отнялся язык. За обеденным столом собрались три поколения нашей семьи, движимые единственным желанием – увидеть Джима. Я так и остаюсь безмолвной, созерцая лица сидящей вокруг стола родни, мои глаза полны безнадежного ужаса. Может, Джим и был в конечном счете прав, когда упирался и не хотел ехать. Знай я, что нас ждет, я бы тоже наверняка упиралась.

Я снова смотрю на Джима. По нему незаметно, чтобы он собирался как-то отыграться на мне за столь неожиданный прием, даже когда мама во всеуслышание оповещает гостей:

– Смотрите все, это Джим, новый партнер Элисон – в современном мире так принято, верно?

Я унижена. Моя мама, которая за всю свою жизнь ни разу не произнесла слова «партнер», вдруг заговорила в терминах политкорректности. Я решила, что теперь можно ждать только худшего.

Но все оказалось совсем не так.

Моя семья была очарована Джимом.

Отец говорил с ним о современной тенденции в западном кинематографе, заставляющей актера бить на внешний эффект, о музыке, о политике и о религии.

Мама расспрашивала его об экзаменах по бухгалтерскому учету и о его семье в Олдеме.

Моя младшая сестрица, обычно пребывающая в состоянии угрюмости и озлобления, сегодня вела себя отчаянно нагло и напропалую кокетничала с Джимом.

Моя старшая сестра хохотала до колик над каждой произнесенной им шуткой.

То же самое делал и мой зять.

То же самое делала и Нана Смит.

То же самое делала Нана Грехем всякий раз, когда моя старшая сестра повторяла Джимовы шутки в ее тугое ухо.

Даже моя племянница, для которой контакт со мной всякий раз заканчивался слезами, весь обед, до того как мы покончили с десертом, просидела у Джима на коленях.

18.34

– Все прошло не так уж плохо, – шепчет мне на ухо Джим, когда мы уютно устраиваемся на заднем сиденье такси, которое везет нас на вокзал.

– Я абсолютно уверена, что папа хотел бы принять тебя как родственника, – говорю я, сжимая его руку. – Если что и останавливает его, так только мама. Мама говорит, что он всегда хотел иметь мальчика. Я думаю, что своему появлению на свет моя младшая сестра обязана тому, что они решили предпринять последнюю попытку. Ты именно такой сын, которого им всегда хотелось иметь. После сегодняшней поездки каждый телефонный звонок будет состоять наполовину из «Джим то…», «Джим это…» и тому подобного. Если бы я, средний ребенок в семье, не приложила раньше столько сил, чтобы родители обратили на меня внимание, сейчас это было бы практически невозможно. Но меня это не сильно волнует. Важно то, что ты выдержал родительский тест. И я горжусь тобой.

Воскресенье, 6 августа 1995 года

15.45

Джим, два громадных чемодана и я находимся в прихожей; мы только что вернулись из нашего первого совместного заграничного путешествия – семидневной туристической поездки на Мальту. Погода была хорошей, и мы неплохо провели время, хотя и я, и он с большой натяжкой посчитали бы это отдыхом. Последние несколько месяцев наши с Джимом отношения были какими-то расплывчатыми. Джим все еще без ума от своей работы и, кажется, постоянно находится в процессе подготовки к экзаменам, которые следуют один за другим. Я между тем с удовольствием занимаюсь по программе на получение степени бакалавра и интенсивно тружусь над диссертацией. Мы, похоже, выглядели самой великовозрастной парой на всем пляже и все дни пролежали на лежаках, практически с них не вставая: Джим читал книги по экономике, а я не торопясь, углубленно вчитывалась в произведения Чарльза Диккенса.

– Дом, родимый дом, – напеваю я, просматривая почту.

– Кто-нибудь есть, – кричит Джим, задрав голову. – Да нет, все разошлись куда-то. Никто и не подумал о том, чтобы устроить нам торжественную встречу.

Я перебираю почту: счет за газ, письмо из студенческой кассы взаимопомощи, два корешка-чека покупки по кредитной карточке, разная макулатурная почта и среди всего этого ослепительно белый конверт с лондонским почтовым штемпелем, который я сразу же раскрываю.

– Что это? – спрашивает Джим.

– Помнишь, я в начале года обращалась в несколько издательств с просьбой пройти у них практику? – невнятным взволнованным голосом бормочу я, вчитываясь в письмо. – Так вот, «Купер и Лоутон» ответили мне.

– Отлично, – говорит Джим. – Несколько недель в Лондоне – это то, что надо.

– Это даже лучше, – отвечаю я. – Фактически, это лучше, чем я могла ожидать: они приглашают меня на собеседование на должность редактора. Это просто фантастика!

– Здорово, – говорит он каким-то усталым, кислым голосом, целует меня в щеку, молча берет мой чемодан и также молча тащит его наверх.

20.59

Мы с Джимом и с моими соседками сидим в пабе. Джим почти весь вечер молчит. На него это нашло сразу, как только я получила эту окрыляющую новость. Несколько раз я спрашивала его, в чем дело, но он всякий раз отвечал мне, что никаких проблем нет.

– Что с ним? – задает вопрос Джейн, когда Джим уходит в туалет.

– Он весь вечер какой-то потерянный, – замечает Мэри.

– Вы что, поссорились? – спрашивает Джейн.

– Нет, – вздыхаю я. – Просто он надулся.

– А отчего мальчики могут дуться? – донимает меня Джейн.

– А это единственный способ, при помощи которого они могут общаться, – говорит Мэри.

– Лично мне нравится, когда Джим дуется, – отвечаю я. – Он тогда ну точь-в-точь маленький мальчишка. Маленький мальчишка, который боится признаться, что у него на уме. Я-то знаю, что у него на уме, хотя я ничем не могу ему помочь, даже если он скажет, в чем дело.

– И в чем же дело? – спрашивает Мэри.

– Я думаю, здесь две причины.

– Надеюсь, это не из-за предстоящей поездки в Лондон по поводу работы?

– Ты не можешь пренебречь таким шансом, – безапелляционно заявляет Джейн. – Такой случай может больше не представиться.