Текст книги "Развод"

Автор книги: Майк Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Диско?

– Да.

– Ой, мой маленький, – жалобно тянет Хелен, обхватывая меня руками. – Как это ужасно. А тут еще я, как идиотка, пристаю к тебе со своими приколами относительно ранней женитьбы. Прости меня, ради бога. А как это произошло?

– По всей вероятности, рак.

– Ой, какой ужас. Как ты это воспринял?

– Конечно, известие не из приятных. Она была очень общительна. Как только я включал телевизор, она приходила и сидела со мной. Она была идеальным партнером для просмотра телевизионных передач. – Я секунду молчу, а затем добавляю: – Я понимаю, это, должно быть, выглядит странно, но я согласился пойти в ветеринарную больницу вместе с Элисон.

– О, – безучастным тоном произносит Хелен.

– Ты ничего не имеешь против этого?

Хелен вздыхает:

– Это обязательно?

Перед тем как ответить, я немного раздумываю.

– Да нет, не обязательно. Но когда мы расставались, единственной причиной, по которой Элисон взяла Диско, была… Хорошо, думай что хочешь, мы оба хотели взять ее. Я думал, что это случайность, что я… я не знал… что окажусь здесь.

– А я и не подозревала, что ты такой любитель кошек.

– Да я и не любитель, – отвечаю я. – Но Диско… это совсем другое.

– Почему?

– Да потому что она была моей.

Хелен усмехается:

– Если тебе так хочется сходить вместе с ней в ветеринарную больницу, ради бога, меня это не волнует. Да и какие могут быть причины для волнений, верно?

– Конечно, никаких причин и быть не может, – соглашаюсь я. – Я не видел ее не помню уж сколько лет. Я даже и не знаю, о чем мы вообще можем говорить. Все, что было между нами когда-то, осталось в прошлой жизни. Это все похоже на то, что ты говорила о ранних браках. Элисон и я совершили ошибку. Все просто, как апельсин. Но мы были достаточно молоды, чтобы исправить эту ошибку и пойти по жизни дальше.

Часть вторая
Тогда: 1989–1993 годы

1989 год

Среда, 27 сентября 1989 года

22.45

Это мой первый вечер в Бирмингемском университете, и я провожу его на дискотеке первокурсников вместе с сотнями вновь испеченных студентов. Если то, что я узнала, правда, то первая дискотека первокурсников – самое важное событие во всей университетской жизни. Именно здесь вы можете завязать дружеские отношения, которые продлятся в течение всей вашей жизни, и здесь вы можете обниматься и целоваться с мужчинами, которые как будто только что соскочили со страниц романа Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед». И я ни за что не откажусь поучаствоватъ в этом действии. С шестого класса я ходила в платьях из магазина «Лаура Эшли»[10]10
  Сеть магазинов одежды традиционного стиля и покроя для женщин и девушек.


[Закрыть], а потом, в те годы, когда работала в компании «Бутс»[11]11
  Фармацевтическая компания, имеющая широкую сеть магазинов, в которых кроме лекарств продаются косметика, предметы личной гигиены и домашнего обихода.


[Закрыть], должна была носить униформу, похожую на медсестринскую. Сейчас я решила одеться соответственно событию, и на мне самая «студенческая» одежда, которую я смогла раздобыть: замшевый пиджак, купленный в вещевом секонд-хенде Кембриджа, футболка с надписью: «Тот, кто ест мясо, – убийца» (хотя сама я обожаю курятину), джинсы «Левайс-501», штанины которых подвернуты выше лодыжек (носки я не надела), новые, купленные позавчера туфли фирмы «Док Мартен», которые настолько натерли мне пятки, что одна из них уже кровоточит.

Мы с Джейн, ставшей за последние восемь часов моей лучшей подругой, не спускаем глаз с мальчика, стоящего у другого конца барной стойки в компании крутых на вид парней. У всех и у каждого в отдельности из угла рта свешивается сигарета, как будто они снимаются сейчас для кинопробы на ведущую роль в фильме «К востоку от рая»[12]12
  Фильм американского режиссера Элиа Казана.


[Закрыть]. Мальчик, который мне нравится, выглядит, по-моему, самым крутым во всей компании, и я мгновенно западаю на него. Мне нравятся его волнистые каштановые волосы, его потертый кожаный пиджак, слегка залосненные джинсы, его баскетбольные кроссовки без шнурков – в общем, мне нравится в нем все. В течение всего вечера мы обмениваемся долгими взглядами через весь зал. Все выглядит так, как будто мы не в силах отвести глаз друг от друга. И чем дольше мы глядим друг на друга, не обмениваясь при этом ни единым словом, тем сильнее мне хочется побежать на другую сторону зала, обхватить его руками и целовать его до тех пор, пока он, обессиленный, не сдастся.

– Он сейчас смотрит на меня? – спрашиваю я, устремив взгляд в противоположную от него сторону.

– Не знаю, – уныло отвечает Джейн. – Ты хочешь, чтобы я на него посмотрела?

– Конечно.

Джейн поворачивает голову в его сторону, но тут я выхожу из себя.

– Не надо! – вскрикиваю я. – Не смотри.

– Хорошо, не буду.

Долгая пауза.

– А сейчас он смотрит? – спрашиваю я.

Джейн вздыхает:

– Если бы ты знала, как жаль, что у меня нет встроенного радара, а без него, пользуясь только своими глазами, я, к сожалению, не могу предоставить тебе эту информацию.

Я делаю глубокий вздох:

– Хорошо, не смотри.

– Ты уверена, что не надо смотреть?

– Да… мне так кажется.

– Ты абсолютно уверена?

– Нет… не совсем.

Джейн берет меня за руку и ведет по направлению к бару.

– Если мы собираемся провести весь вечер, притворяясь, что не смотрим на парней, так, может, мы для начала чего-нибудь выпьем?

23.00

– Думаешь, нам стоит попытаться склеить его? – спрашивает Джейн, когда мы с гордым видом потягиваем сидр, сидя у барной стойки.

– Не знаю, – отвечаю я. – Ты полагаешь, мне следует это сделать?

– Но он же тебе нравится, верно?

– Он видный парень.

– Тогда давай действуй.

– Я не могу так сразу. Я не такой человек, чтобы действовать по обстоятельствам, экспромтом. Необходим план действий.

– План действий, который всегда срабатывает, включает в себя сидр, черносмородиновую настойку и бесконечную трепотню ни о чем, похожую на бред идиота.

Посовещавшись, мы с Джейн надумали следующие добавления к ее обычному плану: во-первых, я подхожу к нему; во-вторых, я прошу у него зажигалку; а затем я прошу у него сигарету.

Джейн убеждает меня, что это то, что нужно.

Это немного бесцеремонно.

Это немного кокетливо.

Это гарантированная победа.

– Есть только одна проблема с твоим планом, – замечает Джейн.

– И в чем она, эта проблема?

– Ты же не куришь, верно?

Я пожимаю плечами.

– Нет, но сейчас как раз подходящий момент, чтобы начать. – Я допиваю содержимое стакана. – Пожелай мне удачи, – говорю я, сосредоточенно глядя на объект реализации задуманного плана.

– Тебе не нужно желать удачи, – отвечает Джейн. – Удача выпала на его долю, раз ты запала на него.

Воодушевленная словами подруги, я делаю глубокий вдох и пускаюсь в путь к другому концу барной стойки. На середине пути к цели, я, однако, встречаю неожиданное-препятствие и останавливаюсь. Парень, которого я никогда раньше не видела, преграждает мне путь. На нем грубые башмаки черно-красного цвета, вязаные цветные носки, шорты до колен, белая рубашка, зеленый галстук и серый жилет. За всю мою жизнь мне не доводилось видеть ничего подобного.

– Привет, – говорит парень, протягивая мне руку. – Меня зовут Джим.

Я настолько смущена, что не могу быть невежливой, поэтому я пожимаю его руку.

– Э-э-э… А я – Элисон.

– А здесь классно, верно? – спрашивает он, в его речи явно чувствуется северный акцент.

– Да, здесь здорово.

Наступает долгая пауза.

– А ты откуда? – спрашивает он.

– Из Нориджа, – односложно и резко отвечаю я.

– А я из Олдема, – говорит он, не дожидаясь моего вопроса. – Это недалеко от Манчестера, если это поможет тебе представить, откуда я взялся.

– Вы все так одеваетесь в своем Олдеме? – спрашиваю я, снова разглядывая его наряд.

– Нет, – с гордостью отвечает он. – Я оделся так по особому случаю… У тебя какая специальность?

– Английская филология, – отвечаю я, а потом гляжу в дальний конец зала на парня, с которым я намеревалась завести беседу. Он все еще дымит сигаретой и выглядит по-прежнему эффектно.

– Здорово! – восклицает Джим. – Значит, ты будешь преподавать английский?

– Я хочу стать писателем, писать романы, – говорю я, и в моих словах есть доля правды. Когда-нибудь я хотела бы написать роман.

– Здорово, – опять восхищается Джим. – А я буду изучать бизнес и экономику. Хотя, честно говоря, я не хочу работать в бизнесе.

– Тогда зачем ты собрался изучать бизнес?

– Каждый должен иметь план «Б».

– А что тогда план «А»?

– Я в музыкальной группе. Ведущий вокалист.

– А как называется ваша группа?

– Да у нас пока еще нет названия.

– Понимаю. А твои перспективы в группе каковы?

– В данный момент группа состоит из одного меня.

Я не могу удержаться от смеха:

– Так что же это за группа?

– Я наберу музыкантов. Кстати, а ты играешь на чем-нибудь?

– Нет. Ни на чем. У меня абсолютно нет слуха.

– Как жаль. С гитарой ты была бы неотразимой.

Я улыбаюсь и ничего не отвечаю. Я все еще надеюсь, что эти длинные неловкие бессловесные паузы, возникающие между нами, станут в конце концов настолько продолжительными, что я смогу отделаться от него и уйти, но он, кажется, совсем не стремится к этому.

– Знаешь, тебе надо быть осмотрительным, – говорю я через некоторое время, потому что чувствую неловкость оттого, что мы стоим здесь друг против друга и молчим.

– В каком смысле?

– В отношении плана «Б».

– Почему?

– Да потому что, если у тебя уже есть один план, может, сначала его стоит реализовать. – Я дарю ему вежливую благожелательную улыбку. – Ну, спасибо за приятную беседу.

– Класс! – отвечает Джим. – Мне тоже было очень приятно пообщаться с тобой.

Он наклоняется ко мне, как будто собираясь поцеловать меня в щеку, что уже явно лишнее. Я решаю, что легче просто не обращать внимания на этот странный зигзаг в его поведении, но в последнее мгновение он поворачивается лицом ко мне; мы смотрим друг другу прямо в глаза, и он целует меня в губы.

– Что ты себе позволяешь? – говорю я, кипя от гнева.

– Я думал, что понравился тебе.

– Интересно, что именно заставило тебя так подумать?

– Ты же разговаривала со мной.

– Ты уверен, что нравишься всякой девушке, которая разговаривает с тобой?

– Нет.

– Так почему ты ко мне прицепился?

– Ты посылала мне флюиды.

– Послушай, – говорю я, не веря своим ушам, – давай забудем о том, что случилось, потому что если для тебя это просто неприятный инцидент, то для меня – жуть какая-то.

– Хорошо, – соглашается Джим и направляется в сторону танцплощадки.

– Хорошо, – насмешливо и резко бросаю я ему в спину и, повернувшись в противоположную сторону, ищу глазами «своего» крутого мальчика. Но уже поздно. Его там нет.

– Ну, вот и все, – говорю я, подходя к Джейн.

– Может, ты встретишь его в другой раз.

– Надеюсь, – со вздохом отвечаю я. – Но сейчас мне так тошно, что впору выкурить сигаретку.

23.05

Этой девчонке из Нориджа не удалось опустить меня. Я не пал духом и сосредоточил свое внимание на других, хотя поначалу мои романтические инициативы были отвергнуты и Лиз Грей из Хаддерсфилда (а у нее аттестат почти сплошь отличный), и Менджит («Мои друзья называют меня мамой»), и Коур из Колчестера (которая вдобавок еще и от поп-групп «Нью Модел Арми» и «Левеллерс» балдеет), и Кристиной Вуд из Бата (которая искренне рада, что не попала в Кембридж и ничуть не огорчена, что Кети, ее лучшая школьная подруга, попала). Зато под конец вечера я избираю объектом своих действий Линду Брейтуэйт, с которой мне везет. Линда наполовину готка[13]13
  Гот, готка – представители молодежной субкультуры, узнаваемые по неряшливой черной одежде со множеством пряжек, темному макияжу и склонности к альтернативной депрессивной музыке.


[Закрыть] из Восточного Мидлендса; у нее обалденная прическа, она любит музыку, ходит в цивильной одежде, но при этом производит впечатление законченной готки, то есть использует только черный макияж, ногти красит черным лаком, любит идиотские фильмы ужасов и верит в то, что она присоединится к сонму бессмертных. В довершение всего мы целовались в укромном уголке бара студенческого клуба. Судя по тому, как мы это делали, я посчитал это знакомство результативным.

Четверг, 28 сентября 1989 года.

8.30

На следующее утро после ночной дискотеки я шагаю по студенческому городку, направляясь на свою первую лекцию в университете. Для меня это определенное свидетельство важного свершения в моей жизни, а именно того, что теперь я – настоящий студент. На мне клетчатые брюки, башмаки фирмы «Док Мартен», футболка с нанесенным в домашних условиях призывом кампании за ядерное разоружение (для этого неделю назад в отделе уцененных товаров я купил футболку, взял черный маркерный фломастер и напряг имеющиеся у меня рудиментарные зачатки таланта художника), пиджак из магазина вещей, принесенных гражданами в благотворительных целях, и плоское кепи. Я уверен, что выгляжу прямо-таки фантастически. Мой антураж дополняет аудиоплеер, который благодаря крутящейся в нем кассете (альбом Билли Брегга) услаждает меня прекрасной музыкой, а она, в свою очередь, вселяет в меня чувство, что я нахожусь под влиянием умеренно-левого политического идеализма.

– С добрым утром, старина Джим, – слышу я позади себя голос, в то время как из плеера звучит песня «Молочник людской доброты».

Я оборачиваюсь и вижу высокого, меланхоличного вида парня, в котором узнаю одного из тех многих людей, которым я накануне вечером хвастался своим отличным аттестатом того лишь ради, чтобы завязать разговор. Потрать я хоть всю жизнь, мне не вспомнить, как его зовут, и он, по всей вероятности, понимает это по выражению моего лица.

– Меня зовут Ник, – говорит он, прочитав мысль, отразившуюся на моей бессмысленной физиономии. – Ник Константинидис.

– Ник, конечно же я помню, – ничуть не смущаясь, вру я. – Как поживаешь, дружище?

– Нормально, – отвечает он, а затем на его лицо наплывает выражение озадаченности. – Ты что, на маскарад собрался?

Я смеюсь, поскольку, как мне кажется, такая реакция на его вопрос покажет ему, что я действительно крутой. Но вижу, что он не понял того, что я намеревался ему внушить. Обычные люди в таких случаях не врубаются, рассуждаю про себя я, и виновато в этом их устойчиво-консервативное отношение к моде.

– Таков мой стиль в одежде, – объясняю я.

– О, – произносит он в ответ, а затем, осознав свою ошибку, робко добавляет: – Мне нравятся твои башмаки. Где ты их раздобыл?

– В Аффдекс-паласе в Манчестере.

– Круто! – кивая, восклицает он.

– Согласен.

– Как тебе вчерашний вечер? – спрашивает он. – Я видел, ты болтал с очень симпатичной девочкой.

– Похожей на готку?

– Нет, она была в футболке с изображением музыкантов группы «Смитс».

– А, это… – Я пожимаю плечами. – Она не в моем вкусе. Слишком уж обычная.

Он согласно кивает, как будто врубаясь в то, о чем я толкую, и мы идем дальше, обсуждая программу следующего общественного мероприятия, которое должно состояться во время «Недели первокурсника». У Барберовского института[14]14
  Одно из зданий Бирмингемского университета, построенного на деньги четы Барберов, выпускников университета. В этом здании размещается картинная галерея.


[Закрыть] мы останавливаемся.

– Инженерный факультет в той стороне. – Он делает рукой жест в сторону холма.

– А экономический в той стороне. – Указываю рукой на башню с часами.

Он ободряюще машет мне рукой:

– Тогда до встречи.

– Пока, – отвечаю я. – До встречи.

Он отходит примерно на десять шагов, и тут я, спохватившись, кричу:

– Ты, конечно, не играешь ни на каких инструментах, да?

– На бас-гитаре, – отвечает он. – Я играл с группой в Сассексе, но играли мы плохо.

– Отлично, – кричу я ему. – А ты не согласишься снова поиграть с группой?

Он на секунду задумывается и отвечает:

– А почему нет? Соглашусь.

Среда, 18 октября 1989 года

14.00

Я сейчас стою в «Революшн», в магазине уцененных пластинок и кассет, расположенном в центре города, и наблюдаю за тем самым мальчиком, который мне понравился и о котором я постоянно думаю с той самой дискотеки первокурсников. Он бегло просматривает пластинки, выставленные в пластиковом ящике на полу. А сама я оказалась здесь только потому, что Джейн захотелось купить входные билеты и посмотреть некоторые группы, о которых я никогда не слышала, и тут вдруг мне, похоже, неожиданно привалило счастье.

– Он смотрит на меня? – задаю я Джейн прежний вопрос.

– Может, не стоит снова крутить ту же самую пластинку, – резко отвечает она. – Иди и заговори с ним.

– Ты права, – соглашаюсь я с Джейн. – Пойду и заговорю с ним. – Я на секунду умолкаю, но лишь для того, чтобы дать Джейн последнее наставление. – А если ты увидишь каких-нибудь парней сомнительного вида в причудливых шмотках, гони их прочь от меня.

Я подхожу к мальчику, на котором все тот же кожаный пиджак и те же самые джинсы, в которых я впервые увидела его. Он и сейчас такой же симпатичный. Я делаю вид, что копаюсь в пластинках, а сама незаметно из-за его плеча наблюдаю, как он тщательно просматривает каждый ящик со старыми пластинками. Когда он берет из очередного ящика двенадцатидюймовый сингл группы «Бони М» с хитом «Мулатка на ринге» и добавляет его к небольшой кучке уже отобранных пластинок, лежащих рядом с ним, я наконец нахожу повод для того, чтобы завязать беседу.

– Это тебе покупать не нужно, – говорю я, показывая на пластинку. – Это же ужас.

Он поднимает на меня глаза, не выпрямляясь и не отнимая рук от ящика.

– Ты та самая девушка с дискотеки первокурсников, – говорит он, выпрямляясь во весь рост.

Не могу поверить в то, что он еще помнит меня.

– Меня зовут Элисон Смит, – говорю я ему. – Я изучаю английскую филологию.

– А я Деймон. Деймон Гест. И я изучаю науки о жизни.

– А что это?

– Понятия не имею. Просто узнал об этой специальности через информационное агентство. – Он помолчал секунду. – А теперь, Элисон Смит, скажи мне, почему я не должен покупать эту пластинку?

– Да потому, что она ужасная. «Бони М» – это же отстой.

– Но она стоит всего двадцать пять пенсов.

– За нее и двадцать пять пенсов много, – говорю я, беру сингл из отобранной им кучки и кладу его обратно в коробку.

Пятница, 20 октября 1989 года

17.47

– Ну как прошло твое свидание с этим дьявольски прекрасным Деймоном? – спрашивает Джейн.

Мы сидим на краю ее кровати и вроде бы смотрим по ее портативному телевизору дневной повтор сериала «Соседи»[15]15
  Популярный телесериал о жизни одной семьи в Австралии (передается по Би-би-си пять раз в неделю).


[Закрыть].

– Грандиозно, – отвечаю я. – Мы зашли выпить в «Версити».

– В тот, что на Бристол-роуд?

– В тот самый. Он весь вечер пил коку, потому что, как он говорит, ему не нравится вкус алкоголя.

Джейн смеется:

– Он как девушка.

– Это точно, а ты знаешь, что?..

– Что?

– Я не знаю почему, но мне кажется, из-за этого он нравится мне еще больше.

Джейн стонет в избытке чувств.

– Ну, о чем вы с ним говорили?

– В основном о музыке. Он фанат музыки, и я убеждена, что это именно так. Он играет на гитаре и довольно неплохо. Дома он играл в группе, но сейчас она распалась.

Джейн смеется:

– Тебе надо познакомить его с тем парнем, ну, помнишь того парня с приветом, который лез к тебе целоваться в начале триместра.

– Не напоминай мне о нем, – говорю я и поеживаюсь. – Я не думаю, что от его группы можно ожидать чего-нибудь хорошего. – Я улыбаюсь, думая о Деймоне. – Мне нравится, что он любит музыку. Сильная склонность к какой-то определенной деятельности придает мужчине особую сексуальность. Понятно трейнспоттинг[16]16
  Вид хобби, заключающийся в отслеживании поездов и записывании номеров локомотивов.


[Закрыть], коллекционирование марок и подобные хобби в расчет не идут, но вот музыка, она делает тебя еще более крутым в глазах окружающих. Я изо всех сил пыталась поддерживать разговор; слава богу, я все-таки слышала по «Радио-1» некоторые группы, которые он упоминал. Потом мы говорили о том, как представляем себе наши дальнейшие жизни. Он сказал, что хотел бы работать в области производства музыкальной продукции, а я рассказала ему о своем намерении стать писателем.

– Слушая тебя, так и видишь перед собой парочку напыщенных идиотов, – со смехом говорит Джейн.

– Я знаю, но на самом деле все еще хуже. Большую часть вечера моя голова была занята тем, что я мысленно представляла себе нашу с ним совместную жизнь. Себя, пишущую романы в одной из комнат нашего дома, и его, сидящего в гостиной в окружении сотен пластинок.

– Так вы что, только разговорами и занимались?

– Нет, он проводил меня сюда, и мы поцеловались.

– И как это было?

– Фантастически.

1991 год

Пятница, 11 января 1991 года

22.45

Час тому назад (с помощью Эда, биолога-второкурсника, – ударные; Рут, первокурсницы с матфака, – гитара; Ника – бас-гитара и меня самого – вокал) мои мечтания воплотились в реальность. «Кэптен Мэгнет», группа, о создании которой я так долго мечтал, впервые выступила на небольшой сцене в верхнем зале питейного салона «Кувшин эля» в Мосли перед слушателями, которых было не менее десятка. Фантастика. Даже лучше, чем я предполагал.

Сейчас выступление закончилось. Эд и Рут пошли домой, а мы с Ником сидим в баре на нижнем этаже. Мы с той самой минуты, как сошли со сцены, только и говорим, что о прошедшем выступлении, и теперь, когда эта тема почти исчерпана, я решил перевести разговор на другую, более близкую моему сердцу.

– А вообще-то это здорово – быть ведущим вокалистом в группе, – объявляю я голосом более громким, чем надлежит беседовать в переполненном пабе, – но мне нужна женщина. И женщина нужна мне прямо сейчас.

– Дела обстоят не так уж плохо, – говорит Ник.

– Они обстоят ужасно, – возражаю ему я. – Я-то думал, что университет – это рассадник безнравственности и разврата. Я хочу получить свою долю. Ты знаешь, со сколькими девушками мне довелось иметь дело с того времени, как я оказался в университете?

– Не знаю, но, может, ты поведаешь мне об этом?

– С одной, – отвечаю я. – С Линдой Брейтуэйт.

– С той самой плутоватой полуготкой, к которой ты подрулил на дискотеке первокурсников, а потом изловчился еще дважды затащить куда-то?

– Я знаю, – говорю я, печально качая головой. – У меня нет стыда. – И снова прикладываюсь к своей кружке.

– Твоя половая жизнь беспорядочна, друг мой.

– Я знаю, что это так, а все потому что… – Слова застревают у меня в горле, ибо в этот момент в паб входит самая красивая девушка в мире. Она сногсшибательно красива. Ее красота без малейшего изъяна. Она абсолютно красива и соответствует миллиону различных вкусов. Богиня. Она не одна – с высоким унылого вида парнем, который – проносится у меня в голове – выглядел бы более счастливым в компании, которая ему соответствует. Девушка и парень подходят к нашему столу и останавливаются.

– Ник, – говорит девушка. – Как поживаешь?

– Отлично, – отвечает он безразличным голосом. – А ты?

– Нормально, – певуче произносит девушка. – Действительно, все нормально.

Ник и девушка-красавица говорят еще примерно минуты три в общем-то ни о чем – о работе, жилищных условиях, общих знакомых, просто о жизни, – а затем она смотрит на меланхоличного парня, стоящего рядом с ней, и говорит:

– О, мне надо идти, – и исчезает в другом конце паба.

– Кто это? – спрашиваю я, как только они отходят на расстояние, с которого мой вопрос не может быть услышан.

– Ты о ком? – отзывается Ник лишь для того, чтобы завести меня.

– Да об этой девушке. Об этой удивительной девушке.

Ник смеется:

– А, о ней? Это Энн Кларк. Она живет со мной в одном корпусе… Она еще не вышла из детского возраста.

– Это же принцесса года. Она прекрасна. Почему ты до сих пор меня с ней не познакомил?

– Друг мой, это не принесет тебе радости, – придав лицу непроницаемое выражение, роняет Ник. – Ты сразу же влюбишься в нее, а она, гарантирую это, разобьет твое сердце, только и всего.

Четверг, 14 февраля 1991 года

23.05

Я сейчас нахожусь на вечеринке в Селли-парке по случаю Дня святого Валентина. Обычно я использую любую возможность, чтобы не ходить на домашние студенческие вечеринки. За время моего пребывания в университете мне удалось открыть и сформулировать основной закон таких мероприятий: на каждую особу женского пола, присутствующую на домашней вечеринке, приходится с десяток сексуально озабоченных регбистов с инженерного факультета, которые к нерегбистам с инженерною факультета относятся как к угрозе воспрепятствования их попыток сблизиться с особами противоположного пола.

Я открыл этот закон уже на первой неделе первого года обучения, но поначалу не поверил, что подобная неандертальская манера поведения может существовать в среде людей, получающих высшее образование; однако вскоре я получил подтверждение справедливости этого закона и на домашней вечеринке по случаю празднования девятнадцатого дня рождения Сэма Голдена; и на домашней вечеринке у Элейн Дун, устроенной по случаю окончания экзаменационной сессии; а также на домашней вечеринке у Майкла Грина по случаю Рождества. После этой последней рождественской вечеринки, на которой несколько регбистов с инженерного факультета полезли в бутылку из-за того, что им не понравилась моя рубашка в цветочек, а также из-за того, что я засунул свой язык слишком глубоко в горло Линды Брейтуэйт, которая оказалась сестрой-близняшкой студента Гари Брейтуэйта – регбиста с инженерного факультета. После этого я не бывал ни на одной домашней вечеринке.

А на эту вечеринку я пошел вместе с Ником по двум причинам: во-первых, он под страхом смерти дал мне обещание, что ни один из студентов инженерного факультета на вечеринку не приглашен; во-вторых, он сказал, что Энн Кларк, вполне возможно, будет на этой вечеринке. И она здесь.

Она весело и раскрепощенно танцует в гостиной – в одной руке стакан вина, в другой – сигарета – под звуки песни «Счастливые понедельники». Когда песня смолкает, она направляется в угол комнаты, где толкутся парни. Через секунду она уже заливается смехом вместе с ними. Ежу понятно, что все они от нее без ума. Картина довольно странная, потому что создается впечатление, будто она их всех загипнотизировала. Они не сводят с нее глаз и провожают ее взглядами, куда бы она ни шла. Тут само собой в голову приходит сравнение с властью заклинателя змей. Я понял, что хотя мне смерть как хочется заговорить с ней, но нет никакой возможности подойти к ней и начать разговор. Я собираюсь разыграть это в крутой манере. Ну что может быть крутого в том, чтобы подойти и пролепетать что-то вроде «вы-мне-нравитесь-а-нравлюсь-ли-я-вам?» – круто будет, если я подойду и скажу, к примеру, такое: «я-не-испытываю-к-вам-ни-малейшего-интереса-и-ваши-чары-действуют-на-меня-как-сквозняк-на-покойника». Я тщательно выбираю момент, когда начать действовать. Она отходит от группы парней и направляется на кухню, где подходит к раковине и наполняет свой стакан водой.

– Вы не дадите мне стакан из сушилки? – спрашиваю я, стоя позади нее.

– Без проблем, – отвечает она. Затем поворачивается ко мне и добавляет: – Отличная рубашка.

На мне рубашка с короткими рукавами из ткани персикового цвета, похожей на кисею, с громадным воротником, какие были в моде в семидесятые годы, – воротник такого размера, что, если в кухню вдруг ворвется сильный порыв ветра, я взлечу на воздух.

– Благодарю, – отвечаю я с улыбкой, но не слишком широкой. Вот я и получил возможность начать разговор типа «Привет! Как поживаешь?», но я игнорирую эту возможность, снова слегка улыбаюсь и ухожу прочь из кухни.

Спустя два часа я увлеченно беседую с группой людей с историко-географического факультета, оказавшихся приятелями Ника. Энн внезапно подходит к нашей группе. Я сразу же замечаю ее, но не делаю и малейшей попытки перехватить ее взгляд. Через некоторое время разговор заходит о предстоящей вскоре поездке в экспедицию, поэтому я поворачиваю голову налево для того, чтобы заговорить с Энн и приятно удивляюсь тому, что она улыбается мне.

– Меня зовут Джим, – говорю я. – Вроде я где-то тебя видел.

– Меня зовут Энн. Мы встречались на кухне.

Мы начинаем болтать, для начала обсуждая общие темы, а именно: с кем из присутствующих на вечеринке я и она знакомы, какие дисциплины изучаем и где живем. Вскоре, однако, именно Энн переводит нашу беседу с общего на более личный план. Она по собственной инициативе принимается рассказывать мне о своей жизни: странные вещи о своем бывшем бойфренде, кое-что о том, как разводились ее родители, о том, что у нее фактически никогда не было родственных отношений с сестрой. Я в основном слушаю и лишь изредка отвечаю, используя изречения и назидания мудрых, которые я собирал всю свою жизнь. Они, похоже, произвели желаемый эффект хотя бы уже тем, что поощряли ее словоохотливость и откровенность, а также заставляли смеяться.

Суббота, 27 апреля 1991 года

12.23

Мы с Энн вышли из «Версити». После той февральской вечеринки мы много времени проводили вместе. Вечерами по большей части либо она была у меня, либо я был у нее. Все, в том числе Ник и бывший бойфренд Энн, были уверены, что мы «уже» или «вот-вот», иными словами дошли до точки, с которой начинается совместная жизнь. Хотя подобная молва мне и льстила, я уверял всех, кто был расположен слушать, что между нами ничего нет и что мы просто хорошие друзья. Реакция всегда была одной и той же: слушатели смеялись, поскольку были уверены, что я все вру. А я и не мог обвинять их, поскольку с течением времени и сам с трудом мог поверить в то, что все обстоит именно так.

Энн флиртует со мной, не жалея ни своих, ни моих сил, причем инициатива всецело находится в ее руках.

Мы гуляем, взявшись за руки.

Но ничего не происходит.

Я остаюсь у нее дома и сплю в ее постели, на ней только застиранная футболка с розой на груди и… улыбка.

Но ничего не происходит.

Она целует меня в губы без всякой на то причины и однажды по какому-то случаю даже засовывает свой язычок мне в ухо.

Но ничего не происходит.

Нынче вечером, поскольку мы оба изрядно выпили, я решаю, что это должно произойти. И вот мы сидим на диване у нее в комнате и в полусне вполглаза смотрим «Итоги недели», я наклоняюсь к ней и целую ее в губы.

Все идет даже лучше, чем я предполагал. Но стоило ей почувствовать, что я начинаю распаляться, как она тут же отодвигается от меня.

– Джим, – испуганно произносит Энн, – ты знаешь, что нравишься мне, но не делай этого.

Сейчас это прозвучало не так, как уже бывало, а на новый лад.

– Хорошо.

– Дело в том, что ты мне нравишься, но не в этом смысле.

Ну вот, теперь опять слова звучат как всегда.

– А как?

– Вот так, – отвечает она, делая в мою сторону жест руками, показывающий, что между нами расстояние и это расстояние выражается словом «так».

– Это и вправду приятно и сладостно, – продолжает она, – и будь обстоятельства другими, я бы хотела, чтобы мы были вместе, но я еще многое храню в памяти, и сейчас не то время, чтобы начинать новые отношения.

– Нет проблем, – говорю я, пожимая плечами с таким видом, как будто бы мысль сделать наши отношения с Энн действительно близкими только сейчас пришла мне в голову. – Разумеется, все в порядке. Все нормально. Я тебя понимаю.

Я, конечно же, не понимаю. Я вообще ничего не понимаю. Она играет в какую-то игру, а правил этой игры я не знаю.

Суббота, 4 мая 1991 года

2.02

Я сижу перед проигрывателем и слушаю песню «Мы приходим странными путями» любимой группы «Смитс», думая о том, как написать песню об Энн. Несмотря на все мои отчаянные попытки загладить неловкость, возникшую в наших отношениях после того памятного поцелуя. Внезапно все вечера у нее оказались занятыми, и я решил, что нам обоим будет полезно провести некоторое время врозь. Ход моих мыслей обрывает бряканье звукоснимателя, возвращающегося в исходное положение, а это сигнал о том, что вторая сторона пластинки закончилась. Я смотрю на часы и решаю, что надо ложиться спать, однако спустя несколько мгновений, ушедших на размышление на тему «не-пойти-ли-мне-пи-пи?», я решаю, что пойти, и иду. Зевая, я выхожу на лестничную площадку и сталкиваюсь лицом к лицу с Энн.