Текст книги "Развод"

Автор книги: Майк Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Ник пожимает плечами:

– Почему нет?

Пятница, 3 июля 1998 года

8.01

Элисон принимает душ, а я лежу в постели, раздумывая о том, может она быть беременной или не может. Я практически не спал всю неделю, и каждый наш разговор начинался словами: «Прежде чем ты спросишь…». Дело в том, что большая часть моего сознания не убеждена в том, что мне уже нужен ребенок. Но я не могу не понимать и того, что, возможно, я эгоист. Если Элисон действительно хочет ребенка, так зачем мне удерживать ее? В конце концов, мы же счастливы в браке… И рождение ребенка, возможно, будет для нас самым лучшим событием… Услышав, что она выходит из ванной, я встаю с кровати, стараясь подавить – во всяком случае, не выказывать одолевающего меня раздражения, – и решаю поведать ей о моем новом состоянии души.

– Доброе утро, малышка, – говорю я, когда она, облаченная в махровый халат, входит в комнату.

– Можешь прекратить паниковать, – произносит она вместо ответного приветствия. – Есть.

– Есть, то, что мы…

Она кивает.

– Ты абсолютно уверена, на сто процентов?

Она кивает.

– Ну и что ты чувствуешь?

– Облегчение… ну и, возможно, легкое разочарование. Ведь жизнь дана для того, чтобы создавать и строить, верно?

– Думаю, да, – согласно киваю я.

– Почему бы нам не занести это в список?

– Какой список?

– А знаешь, – говорит она с сияющей улыбкой, – тот самый большой список. Список жизненно важных дел. Длинный список, куда мы занесем все дела, которые хотим свершить за время наших жизней. Мы пока что все делаем как надо. Мы вместе, наши служебные карьеры успешно продвигаются, мы женаты, и если у нас когда-нибудь будет квартира, то это будет еще одним пунктом в нашем списке.

Я сосредоточенно хмурю брови.

– Ну а на каком месте сверху в твоем списке это? – спрашиваю я без особого энтузиазма в голосе.

– Как насчет ребенка тысячелетия? – отвечает она.

– Отлично, – с готовностью соглашаюсь я, хотя два года, оставшиеся до нового тысячелетия, кажутся мне слишком малым сроком. – А пока давай сосредоточим внимание на настоящем.

Суббота, 4 июля 1998 года

11.09

Мы стоим сейчас в квартире 4А на Кресент-Гарденс. Эта квартира с садиком, расположенная на полпути между Мьюзвел-Хилл и Краунч-Энд. Элисон высмотрела эту квартиру в витрине агентства недвижимости и взяла подробное ее описание, хотя квартира и не находится вблизи метро. Она убедила меня прийти посмотреть ее, и вот теперь я здесь, и квартира мне очень нравится. Хозяйка квартиры, престарелая дама, продает ее, чтобы переселиться затем в дом престарелых. В квартире очень многое предстоит отремонтировать, причем капитально: поменять электропроводку, заменить оборудование в ванной и на кухне, произвести повсюду полный косметический ремонт от пола до потолка, включая и их, но я, ни секунды не раздумывая, отношу квартиру к разряду потенциально покупаемых. Она намного больше всех квартир, которые мы видели в последнее время, а то, что есть сад, дает в будущем возможность еще больше увеличить ее площадь, а возможно, даже и пристроить еще одну комнату. По мере осмотра я замечаю, что Элисон начинает приходить в состояние возбуждения, но я говорю ей, что на этот раз не стоит торопиться и форсировать события; нам надо убедиться в том, что это действительно то, что нам нужно, прежде чем заявлять предложение на покупку. Она соглашается и буквально сразу на ее лице появляется скептически-капризное выражение, которое сохраняется до тех пор, пока мы не начинаем вторично осматривать кухню.

– Смотри, – обращается она ко мне едва различимым шепотом, чтобы агент не слышал, о чем мы говорим.

– Куда я должен смотреть?

Она показывает на дверь, ведущую в заднюю часть сада.

– Мы должны прямо сейчас купить ее, – шепчет она. – Видишь, у двери есть проход для кошки с откидной дверцей.

– И что?

– Нам не надо будет покупать такую же для Диско, вот что.

– Ты хочешь купить эту квартиру прежде всего потому, что в ней уже есть проход с откидной дверцей для кошки?

– Да нет, но ты должен посчитать это хорошим предзнаменованием. О кошке ведь тоже надо думать.

– Хорошо, – отвечаю я. – Я думаю, мы заявим предложение. Но будем мы или не будем думать о кошке, нам надо готовить себя к тому, что покупка может не состояться, поскольку они просят слишком много за эту квартиру.

Элисон смеется.

– Понятно, – говорит она, стараясь придать речи американский акцент. – Пустим в дело весь психологический ресурс.

Четверг, 9 июля 1998 года

12.45

Я сижу в офисе за своим письменным столом и размышляю о том, что купить себе на обед, когда звонит мой телефон.

– Алло, отдел рекламы.

– Привет, это я, – говорит Джим. – У меня хорошие новости.

– Звонили из агентства?

– Да.

– И что?

– То, что… они…

– Они что? – раздраженно кричу я.

Джим усмехается:

– Они приняли наше предложение!

Четверг, 6 августа 1998 года

17.25

Мы были приглашены в контору нашего поверенного для подписания контракта. И вот теперь, когда процедура закончена, мы вышли от поверенного и стоим у офиса компании «Грей энд Хэмптон».

– Как ты себя чувствуешь, когда на тебя в соответствии с законом повесили долг в сотни тысяч фунтов? – спрашиваю я Элисон.

– Мне кажется, неплохо, – с улыбкой отвечает она.

– И никаких сожалений?

Элисон качает головой:

– Никаких.

По пути домой мы заходим в винный магазин, и я покупаю бутылку красного французского вина. Дома мы опустошаем ее почти всю, запивая вином индийские блюда, купленные впервые за много месяцев, а Диско в это время наслаждается цыпленком в желе – самым дорогим кошачьим кормом, который мы нашли в супермаркете.

Суббота, 22 августа 1998 года

10.00

Мы в своей квартире. В своем новом доме. Когда полчаса назад агент вручил нам ключи, я думал, что Элисон расплачется. Однако сейчас она кажется безумно счастливой. Она бродит по нашей запущенной квартире, то и дело взвизгивая от восторга.

– Вот они, наши стены! – кричит она, входя в кухню, кричит так громко, что Диско в испуге несется прочь из комнаты.

– Вот они, наши выключатели и штепсельные розетки! – кричит она из прихожей.

– Ты видел этот жуткий ковер семидесятых годов в гостиной? – указывая на него, спрашивает она. – Он тоже наш!

– А как насчет застоявшегося запаха этой старой дамы? – спрашиваю я. – Он тоже наш?

Элисон принюхивается.

– Да, ты прав. Но все-таки запах старых дам – это не зловоние.

Элисон проходит через всю комнату, останавливается у двери и нюхает обои.

– Ты знаешь, я думаю, он проник в кирпичи. Я думаю, что кирпичи, из которых сложен наш дом, пропитались запахом старой дамы. Нам уже никогда не избавиться от этого запаха. Он так и останется здесь и будет жить с тобой, со мной, с Диско до конца наших дней.

Пятница, 28 августа 1998 года

9.09

Сижу на работе, а думаю о квартире. Я и Джим почта всю ночь говорили о ней. Мы ведь только что переехали и только сейчас поняли, сколь огромную работу нам предстоит осилить до того, как квартира примет надлежащий вид. Мы не сможем выполнить всю работу собственными силами, следовательно, нам придется нанимать строительных рабочих. Единственное, что сдерживает нас, – это деньги, вернее, их полное отсутствие. У меня только что возникла мысль, которая, возможно, поможет нам решить все наши проблемы.

10.03

– Джим, это я, – говорю я, услышав из трубки голос Джима.

– Привет, малышка. Чем могу тебе помочь?

– Я все время думаю о квартире, и мне кажется, нашла способ, как решить наши проблемы. – Я делаю паузу для придания своим словам драматического эффекта. – Я попросила в долг у отца.

– Ты это сделала?

– Он с радостью согласился, и в конце недели мы получим чек.

– Ты должна была прежде спросить меня об этом.

– Почему?

– Да потому, что ты услышала бы мое «Нет!». Он очень хороший человек, твой отец, но я не хочу занимать у него деньги. Он подумает, что я не могу обеспечить тебе достойную жизнь.

Слова Джима охладили мой пыл и вернули на землю, к действительности. Прежде мне никогда не приходило в голову, что он хочет обеспечить мне достойную жизнь в том самом старомодном смысле этих слов. Я думаю, эта, быть может, самые восхитительные слова, которые мне когда-либо доводилось от него слышать. Однако я не говорю ему об этом, наперед зная, что он смутится и скажет что-нибудь такое, что испортит всю прелесть этого момента.

– Ты прав, – говорю я. – Позвонить ему и попросить не присылать чек?

– Тебе не кажется, что я придаю этому слишком уж большое значение?

– Да нет, ты прав. Я уже взрослая и не должна просить в долг денег у родителей.

Джим смеется:

– Но вернемся к прежнему разговору: ковры в гостиной слишком мрачного цвета и были в моде почти три десятка лет назад…

– … а повсюду чувствуется запах старой дамы, – в тон ему заявляю я.

– … и если мы в самом ближайшем будущем не заменим электропроводку, то сгорим во сне… – добавляет Джим.

– …а наступит зима, и изо всех щелей и окон задуют ужасные сквозняки… – вставляю я.

– …а у нас нет центрального отопления, – со смехом напоминает Джим. – Мне думается, что мне со своими принципами лучше отойти в сторону и не вмешиваться.

Воскресенье, 12 сентября 1998 года

11.01

Я собираюсь выносить мешки с мусором и уже взял их в руки, когда раздается звонок в дверь. Кто звонит, мне известно. Это строительный мастер, которого мы думаем нанять. Мы не смогли найти никого, кто бы порекомендовал нам строительного мастера, поскольку все, кто когда-либо нанимал строителей, как один говорили, что не порекомендовали бы их даже своим злейшим врагам, поэтому я занялся поисками сам. Я выбрал из «Желтых страниц» шестерых, пригласил их оценить объем работ и их стоимость и, общаясь с ними лицом к лицу, смог понять, что это за люди. Из этих ожидаемых шести появился только один.

– Приветствую вас, – открыв дверь, обращаюсь я к высокому мужчине, бородатое лицо которого походило на мордочку хорька.

– Я мистер Норман из строительной компании «А1 Билдинг Констрашн Лимитед», – с сильным эссекским акцентом произносит он и протягивает руку.

Мы обмениваемся рукопожатиями, и я приглашаю его войти. Когда мы проходим в гостиную, Диско, взглянув на него, мгновенно скрывается за диваном. Мы с Элисон проводим его по квартире, показывая, что и как мы хотим перестроить и отремонтировать: полностью перепланировать и переоснастить кухню; убрать стену, отделяющую гостиную от столовой; заново оштукатурить стены в обеих спальнях; заново отделать ванную и заменить всю сантехнику; отциклевать и покрыть лаком деревянные полы. Он воспринял весь этот перечень работ абсолютно спокойно.

– Итак, – говорю я, дойдя с мистером Норманом до входной двери и согласовав примерную стоимость работы, – сколько времени, по вашему мнению, потребуется для выполнения всех перечисленных работ?

Он смотрит на лист бумаги со своими записями, прикрепленный зажимом к доске, как бы производя в уме какие-то вычисления.

– Шесть недель, – говорит он после раздумий.

– Шесть недель? – переспрашиваю я. – Вы уверены?

– Абсолютно. Мы не тратим время зря, мистер Оуэн. Мы могли бы уложиться и в четыре, но я сказал шесть, чтобы быть в полной уверенности.

– И вне зависимости от всяких случайностей вы завершите работы через шесть недель?

– Клянусь жизнью матери.

– Уточним, хотя я только что спрашивал вас об этом, – говорю я, – вы действительно на сто процентов уверены в том, что закончите абсолютно все работы за шесть недель? Поймите, многие наши друзья и знакомые, которые имели несчастье обращаться к строителям… ну, понимаете, для них шесть недель оборачивались чуть ли не бесконечностью.

– Очевидно, они обращались к халтурщикам, – отвечает он. – Сейчас их развелось видимо-невидимо. И, откровенно говоря, они позорят нашу профессию. Но я гарантирую вам, мистер Оуэн, что, раз я говорю шесть недель на всю работу, это и будет шесть недель… или меньше.

Пока мистер Норман убирает свой блокнот, мы с Элисон обмениваемся взглядами. Я пожимаю плечами, Элисон кивает, и решение принято.

Я прочищаю горло, как будто готовясь сделать важное заявление:

– Я рад сказать вам, мистер Норман, что мы поручаем вам эту работу.

– Отлично, – произносит он в ответ. – Ждите нас ясным и ранним утром в понедельник.

Понедельник, 14 сентября 1998 года

19.33

Вернувшись домой, мы в изумлении застываем на пороге. Наша квартира выглядит так, как будто в нее попала бомба. Они взяли резкий старт в семь утра, когда из четырех грузовичков, подъехавших к нашему дому, вылезло десять рабочих. Они, казалось, трудились что есть мочи весь день, о чем свидетельствовал огромный, наполненный до краев контейнер, стоящий возле входа в наш дом. Джим поражен темпами работ.

– Не могу поверить, как много они сделали, – говорит он. – Какие мы молодцы, что отправили Диско на это время в кошачий приют. Она бы не вынесла этого.

– Ты прав, – говорю я. – Если смотреть на вещи оптимистически, она скоро опять будет дома. Если все пойдет так же быстро, они, конечно, уложатся в шесть недель. Но я думаю, что при таких темпах они закончат быстрее.

Вторник, 15 сентября 1998 года

12.17

Я уже совсем собралась идти на обед, во время которого должна состояться встреча с автором новой книги по кулинарии, когда вдруг звонит телефон.

– Алло, отдел рекламы, – говорю я, сняв трубку.

– Пригласите, пожалуйста, к телефону миссис Оуэн.

Я сразу же узнаю голос мистера Нормана.

– Здравствуйте, – бодрым голосом отвечаю я. – С вами говорит Элисон Оуэн, мистер Норман. Чем вы хотите порадовать меня?

– Э-э-э… да… просто хотел сообщить вам о небольшом происшествии.

– Что за происшествие?

– Один из наших парней умудрился своротить трубу в ванной комнате.

– Что?

– Причин для волнений нет, миссис Оуэн, просто небольшая протечка, но это, поверьте, не проблема.

– Во-первых, – строгим голосом спрашиваю я, – насколько серьезна порча, причиненная протечкой? А во-вторых, в чем все-таки проблема?

– Я буду с вами откровенен. Воды на полу в ванной комнате было на один дюйм, но мы быстро все вычерпали, однако жильцы нижнего этажа ждут вас для разговора. Нам удалось перекрыть воду, но для того, чтобы продолжать работу, нам необходим сантехник.

– И на сколько это может затянуться?

– В этом-то все и дело. Сантехник, который обычно работает с нами, занят на других объектах на три ближайшие недели, что, конечно же, срывает все наши работы, и нам ничего не остается, как собрать инструмент, уехать, а вернуться на ваш объект после того, как сантехник выполнит необходимые работы на другом объекте.

– Но вы и работали-то всего два дня, – говорю я с отчаянием в голосе. – И вы ведь обещали, что закончите работы за шесть недель.

– Это была приблизительная прикидка. Скажу вам откровенно, миссис Оуэн, я думаю, нам придется пересмотреть срок выполнения работ в сторону увеличения.

Понедельник, 2 ноября 1998 года

23.00

Матрас, на котором мы лежим, заменяет кровать, поскольку все наше имущество вывезено на время ремонта на склад временного хранения. Из-за этих злосчастных строителей Элисон стала такой раздражительной, что я опасаюсь за собственную жизнь. Назначенный строителями шестинедельный срок настал и миновал, и они сейчас медленно доводят нас до сумасшествия. Они пропускают мимо ушей все, что мы им говорим, они установили все оборудование и всю бытовую технику чуть ли не вверх ногами – причем работа идет в стиле: мы напоминаем – они делают. А хуже всего то, что мы уже много недель живем, едим, спим (и понемногу духовно умираем) в одной комнате – в дальней спальне. Последние полторы недели мы не можем пользоваться ванной и поэтому, чтобы принять душ, вынуждены ходить в тренировочный зал. Плита на кухне не работает уже не помню сколько времени, из-за этого нам приходится покупать еду либо готовую, либо такую, которую можно разогреть в микроволновке. Две недели назад я купил походную газовую плитку, но после одного такого ужина дома (гора консервированных бобов в томате) у Элисон при виде консервного ножа случаются судороги. Но и это еще не все – первоначальная смета, учитывающая все необходимые работы, к настоящему времени почти удвоилась. В прошлом месяце мы вынуждены были обратиться в банк, предоставивший нам ипотечный кредит, и буквально на коленях просить дополнительный заем. Банк пошел нам навстречу, так как положение, в котором мы оказались, банковские аналитики сочли действительно критическим и опасным.

– Я сплю, – говорю я Элисон и выключаю свое бра.

Она не отвечает. Несмотря на это, я тянусь, чтобы поцеловать ее и пожелать доброй ночи, но она отстраняется.

– В чем дело? – не скрывая раздражения, спрашиваю я.

– Ни в чем, – шипит Элисон.

– Ну и отлично, – фыркаю я.

– У меня такое чувство, как будто эти проклятые строители отнимают наши жизни, – говорит Элисон голосом, каким актриса обращается со сцены к залу.

– Такие уж они есть.

– Да нет, это полностью твоя вина в том, что мы оказались в таком положении.

– Моя вина?

– Ты позволил им сесть тебе на голову. Ты же мужчина, и ты должен дать им это почувствовать.

– Постой. А как насчет равенства полов? Почему бы тебе, черт возьми, не проявить себя в отношениях с ними, если я в твоих глазах не мужчина, а баба?

– Я просто сказала, что ты должен показать себя мужчиной и хозяином положения. Я бы и сама сделала это, но они никогда не воспринимали меня всерьез. Не понимаю, почему все всегда должна делать я.

– А ты ничего и не делаешь.

– Ну, это уж совсем, – выходит из себя Элисон. – Тебе, конечно, лучше и проще лежать тут и спорить со мной, чем поговорить по-настоящему со строителями.

– Должен сказать тебе, что ты сильно ошибаешься. В настоящий момент лежать в кровати с любым из строителей мне было бы приятней, чем с тобой. Они, конечно, несколько потрепаны жизнью, но у них, по крайней мере, хватает такта не заниматься пустопорожней болтовней.

23.11

Мы лежим в постели, но лежим не как обычно, то есть обнявшись или соприкасаясь телами; сейчас между нами расстояние, и мы все еще злимся друг на друга.

– Джим? – шепчет Элисон.

Итак, началось. Это наш обычный примирительный ритуал, но вот сейчас…

– Х-м-м-м-м? – бормочу я что-то непонятное.

– Ты со мной не разговариваешь?

Я не отвечаю, поскольку действительно не разговариваю с ней.

– Значит, ты со мной не разговариваешь?

В ответ я чуть заметно пожимаю плечами, поскольку действительно не разговариваю с ней.

– Ну послушай, – беззлобно и с мольбой в голосе говорит она, – прости.

– Все нормально, – вздохнув, отвечаю я. – Я и сам виноват.

– Мир? – спрашивает она, потирая своей ступней мою лодыжку.

Я не отвечаю, и Элисон принимает мое молчание за согласие.

– Я ненавижу этих дерьмовых строителей, – злобно говорит Элисон. – Не только на словах, но и на деле. Я действительно ненавижу их. Любая мелочь, и они прекращают работу: отсутствие во всей стране квалифицированных штукатуров; поставщики, приславшие не то, что нужно; неподходящие погодные условия – слишком холодно, слишком влажно, слишком жарко, чересчур ветрено; какие-то таинственные отключения электричества… Это можно перечислять до утра. А знаешь что? Я вечером пришла домой и заметила, что единственная вещь, до которой они дотрагивались в течение всего дня, – это чайник, в котором они кипятили себе воду.

Я уверена, что в тот день вся их работа действительно состояла исключительно из чаепития и чтения скабрезных историй из поганой «Дейли стар».

Я бы не знаю что отдала, если бы мне представилась возможность остаться с ними наедине хотя бы на пять минут, но чтобы их поганые руки были связаны за спиной, а у меня в руках был бы большой деревянный молоток, который валяется на полу в гостиной.

– Ну, это было бы жестоко, – отвечаю я безразличным голосом.

– Именно такие чувства они вызывают у меня. Я чувствую себя так, как будто они отняли у нас и испоганили все, о чем мы мечтали. Нет, честно, они напоминают мне детей из рассказа Грэма Грина, которые постоянно все крушили в доме ради веселья и собственного удовольствия. Ну, как называется этот рассказ? Я теперь не засну всю ночь, если не вспомню.

– Понятия не имею, о чем речь. Я отродясь не заглядывал в Грэма Грина.

– Мне казалось, все знают этот рассказ еще со школы. Это почти шекспировский сюжет. Неужто ты не знаешь его?

– Боюсь, что нет. Ты знаешь, ведь уже поздно. Давай попробуем заснуть и немного поспим. – Я целую ее. – Ну, спокойной ночи.

– У нас где-то есть этот рассказ, – сварливым голосом говорит Элисон. – Я все-таки докопаюсь и выясню, как он называется.

Наблюдая, как она одевает халат и выходит из комнаты, я начинаю размышлять о том, что она, может быть, и не шутит, говоря о строителях, доводящих ее до безумия. Она отсутствует почти полчаса. Я начинаю раздумывать о том, что, наверное, нужно пойти разыскать ее; ведь в дополнение ко всему мы страдаем еще и от минусовой температуры в квартире, но тут она неожиданно возвращается.

– «Разрушители», – говорит она, устало опускаясь на постель. – Вот как называется рассказ.

– У-м-м, – отвечаю я. – Ну, теперь все, спокойной ночи, малышка.

Молчание длится долго, и я, думая, что Элисон заснула, передвигаюсь на свою половину.

– Джим? – вдруг говорит она, подавляя зевоту.

– Да.

– По крайней мере одно дело мы уже сделали, когда все здесь будет в порядке, давай попытаемся сделать ребенка, а?

– Х-м-м-м, – отвечаю я и тут же засыпаю.

Пятница, 4 декабря 1998 года

16.02

Отделочники закончили работу и ушли, последние строители ушли сегодня утром, а мы обтерли кирпичную пыль со стен и всего, что находится в квартире, и наше жилище буквально засверкало. Наш дом снова стал нашим домом, и выглядит он замечательно.

– Ну вот наконец-то мы здесь, – торжественно объявляю я.

Я и Джим с тряпками в руках стоим посреди нашей обновленной кухни.

– Где? – спрашивает Джим.

– Понимаешь, что это за место? Это место, куда сильнее всего тянет. Место, где все собираются. Где все работает. Где все так, как надо, и так, как тебе надо.

– Ну а как быть с трещинами на штукатурке в ванной? – спрашивает Джим.

– После всего, что нам пришлось испытать за последние несколько месяцев, несколько трещин на штукатурке в ванной можно и не считать проблемой. Все нормально. Все, что нам надо, – это начать жить счастливо после всего пережитого.

Четверг, 31 декабря 1998 года

23.59

Мы вчетвером стоим на Принсез-стрит и смотрим на огни фейерверков; мы решили поехать на машине, которую Нику предоставила компания, где он работает, в Эдинбург и там провести время, оставшееся до Нового года. Приближается полночь, и начинается обратный отсчет времени от десяти. При полночном ударе часов фейерверк из миллиона и одной ракеты полыхает в воздухе, расцветив весь небосвод. Мы желаем друг другу счастливого Нового года и вместе со всеми затягиваем «Доброе старое время»[53]53
  Шотландская песня на стихи Роберта Бернса, которой по традиции в Шотландии провожают старый год.


[Закрыть], хотя я уверена, что никто из нас не знает и половины слов.

– Подумать только, – говорит Джейн, – в это время в следующем году будет уже двухтысячный год. Новое тысячелетие.

– Строго по-научному, – поправляет ее Ник, – новое тысячелетие не начнется до две тысячи первого, если не считать нулевого года.

У меня и у Джейн глаза делаются круглыми.

– Прекрати нас разыгрывать, – говорит Джейн. – Это факт, что все в мире, кроме Ника, будут праздновать наступление нового тысячелетия в будущем году.

Ник смеется:

– Держу пари, что к этому моменту будет приурочен и огромный скачок рождаемости. Людям свойственно принимать серьезные решения при приближении знаковых дат.

– Я и Джим решили, что попробуем сделать ребенка в двухтысячном году, – говорю я, улыбаясь Джиму, но он почему-то не улыбается мне в ответ, а смотрит вниз, в землю.

– До чего же здорово! – восклицает Джейн. – Наконец-то и я стану крестной матерью. Ведь крестной матерью вашего ребенка буду я, да?

– Разумеется, – отвечаю я. – Мы и не представляем себе никого другого.

– А я буду крестным отцом вашего ребенка, – вступает в разговор Ник. – Джим уже согласился с моей кандидатурой. Вы можете не врубаться, но учтите, на нас ложится величайшая ответственность за духовное воспитание ребенка, и вот поэтому я хочу вам кое-что сказать.

– И о чем же ты собираешься говорить? – спрашивает его Джейн. – Уж не собираешься ли ты зачитать предсказания, собранные из пакетов печенья-гадалок[54]54
  Некоторые фирмы вкладывают в пакеты с печеньем листочки с предсказаниями судьбы покупателя.


[Закрыть].

– Ну все, дети мои, хватит, – прерываю я их перепалку. – Если вы не прекратите, то никому из вас не светит попасть в крестные, поняли? К тому же крошка Оуэн еще пока здесь не присутствует, а у нас впереди еще целый год до того, как мы начнем размышлять о том, чтобы послать ему приглашение прибыть на этот свет, так что давайте лучше праздновать приход тысяча девятьсот девяносто девятого года, согласны? Это будет для нас с Джимом последний шанс проявить себя бесшабашными и молодыми, прежде чем мы угомонимся, став родителями, и будем пребывать в этой категории до конца своих дней. А поэтому пойдемте обратно в гостиницу, совершим налет на мини-бар и напьемся до хорошей кондиции.

Все, кроме Джима, засмеялись; заметив это, я подхожу к нему и обнимаю его обеими руками.

– Что с тобой, милый? Новогодняя хандра?

– Я даже не знаю, как сказать об этом, – начинает он.

По его лицу я вижу, что речь может идти о чем-то серьезном.

– Сказать что?

– Это… мы… как одно целое. Мне искренне жаль, но этого больше нет. По крайней мере, для меня. Я думаю, нам надо некоторое время пожить врозь.

Я не могу поверить тому, что только что услышала.

– Джим, я не понимаю тебя.

Мы долго молчим.

– Мне просто нужен какой-то угол, где бы я мог разобраться со своими мыслями, только и всего.

– Подумай, что ты говоришь, – произношу я, с трудом удерживая слезы. – Мы вместе создали дом. Мы счастливы. То, что происходит сейчас с тобой, – это просто кратковременный срыв… У нас все будет хорошо. – Я обнимаю его и изо всех сил прижимаю к себе, а слезы ручьями текут из моих глаз. – Ведь мы же любим друг друга, – говорю я ему. – Я же люблю тебя.

– В этом-то все и дело, – отвечает он. – Я не уверен, люблю ли я тебя все еще или уже нет.