Текст книги "Развод"

Автор книги: Майк Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Я знаю, что не должен спрашивать об этом, но… как ваши отношения?

– Все нормально, – отвечает она. – Всякое бывает, и взлеты, и падения.

– Отлично, – говорю я, целую ее в щеку и отхожу прочь.

Среда, 22 июля 1992 года

21.46

Через две недели после бала по случаю окончания университета Ник, Деймон, наш ударник Эд и я сидим в «Версити», куда мы зашли после репетиции. Мы уже битый час обсуждаем, куда бы поехать, чтобы отпраздновать освобождение от учебы и переход к новой, свободной жизни. Обсуждение подошло к тому этапу, когда все решает голосование.

– Поднимите руки те, кто за то, чтобы провести уикенд в Амстердаме?

Руку поднимает один Эд.

– Хорошо, кто за то, чтобы поехать на уикенд в Дублин?

Не поднимается ни одна рука.

– А почему ты не проголосовал за собственное предложение? – спрашиваю я Ника.

– Да когда я обдумал его, то понял, что не стоит, – отвечает он.

– Ну что ж, и наконец, кто за то, чтобы отправиться на Фестиваль в Рединге[22]22
  Город в Англии, административный центр графства Беркшир.


[Закрыть]?

Ник, Деймон и я подняли руки.

– Итак, решение принято, – обращаюсь я к парням, сидящим за столиком. – Нашим самым значительным мероприятием в честь окончания университета будет поездка на Фестиваль в Рединг в нерабочий банковский уикенд в августе месяце.

Инициатором этой идеи был я, потому что выступление группы «Нирвана» было гвоздем программы Фестиваля. Мы видели их в сентябре прошлого года, и это было просто фантастическое зрелище. Я убежден, что новая встреча с ними станет незабываемым моментом, укрепит увлеченность рок-н-роллом и сделает этот уикенд поистине памятным.

– Мы можем прихватить с собой пленку с записью наших выступлений, – говорит Ник. – А потом, когда «Нирвана» отыграет, мы можем покрутиться возле служебного выхода, и, кто знает, вдруг нам удастся всучить эту пленку Курту Ковейну. Он на какое-то время забудет о ней, поносит в кармане, но однажды от скуки всунет ее в плеер, чтобы послушать, и…

– И тут-то все и начнется, – подхватывает Эд. – Он решит, что мы лучшая группа в мире, и объявит, что будущее рок-н-ролла – это мы.

– Вокруг нас начнут увиваться десятки компаний грамзаписи, – вступает Деймон, – одержимые желанием набить наши карманы деньгами.

– А наш первый альбом станет трижды платиновым, – завершаю я этот коллективный прогноз.

Все мы отлично знаем, что это всего лишь фантазия.

Все мы знаем, что «Кэптен Мэгнет» едва ли когда-нибудь выпустит пластинку.

Все мы знаем, что нам никогда не стать рок-звездами.

Но в этот краткий миг нашего сидения вокруг столика мы чувствуем себя способными на великие дела.

Вторник, 28 июля 1992 года

12.55

До начала моего обеденного перерыва остается пять минут, я стою возле расчетного узла в отделе художественной литературы и считаю каждую секунду с того момента, как Деймон заскочил в магазин.

– Приветствую, – говорит он.

– Привет, – отвечаю я, насторожившись. – Чем обязана удовольствию видеть вас?

– У меня для тебя сюрприз. Но для того, чтобы сюрприз состоялся, ты должна не работать с двадцать восьмого по тридцатое августа.

– Нерабочий банковский уикенд в августе месяце? – оживляюсь я. – Уж не заказал ли ты поездку в Париж, о которой мы столько мечтали?

– Кое-что получше, – отвечает он. – Я достал билеты на Фестиваль в Рединге.

На моем лице появляется гримаса глубокого разочарования, и Деймон моментально начинает убеждать меня:

– Это будет потрясающе.

– В это время будет сыро и грязно.

– Будет страшно весело.

– Весело? Оттого что придется спать в палатке…

– Все едут на Фестиваль.

– Кто это все?

– Понимаешь, первоначально мы планировали это как отдых нашей группы. Но потом Ник несколько изменил планы, потому что его подружка тоже захотела поехать, и Эд, наш ударник, тоже решил, что неловко ехать одному и не брать с собой свою подружку. Ну и я тоже подумал, отчего бы и тебе не поехать с нами.

– Ну а Джим, – как бы ненароком спрашиваю я. – Кого он берет с собой?

– Он не берет никого, – отвечает Деймон. – А ты знаешь, я ведь уже и не помню, сколько времени не видел рядом с ним никого из девушек. Эд говорит, что Джим влюблен в кого-то, кто не отвечает ему взаимностью.

Мне нет необходимости слушать дальше. Я соглашаюсь ехать с ним куда угодно и когда угодно.

Пятница, 28 августа 1992 года

8.01

Я смотрю утреннюю телепрограмму, как вдруг звонит телефон. Я не снимаю трубку, жду, когда сработает автоответчик:

– Привет, Джим. Это Деймон. Видишь ли, дружище, я вчера поужинал готовым блюдом из магазина, и меня рвало всю ночь. Я все еще не совсем оклемался, поэтому мы с Эл немного опоздаем.

9.00

Я мою на кухне посуду, когда опять звонит телефон. А я опять поручаю принять сообщение автоответчику:

– Привет, Джим. Это снова я. Я все еще паршиво чувствую себя. Думаю, что, скорее всего, мне не придется ехать. Элисон говорит, что не хочет ехать без меня, я пошлю ее занести билеты.

10.45

Я в гостиной пытаюсь отыскать свои кроссовки, когда раздается стук в дверь. Я кричу «войдите», и на пороге появляется Элисон. На ней старые армейские брюки, а за спиной рюкзак.

– Что за необычный наряд? – спрашиваю я, оглядывая ее сверху донизу.

– Так ведь я же еду на какой-то фестиваль, – отвечает она.

– Без Деймона?

– Он настоял, чтобы я поехала, – пожимает плечами Элисон и протягивает мне конверт.

В конверте билет Деймона и листок формата А4, вырванный из блокнота.

Дорогой Джим, можешь ли ты сделать для меня следующее?

1) Продать этот билет.

2) Позаботиться вместо меня об Элисон.

3) Хорошо провести время.

Привет,

Деймон.

P. S. Не забудь вручить мистеру Курту нашу кассету.

Суббота, 29 августа 1992 года

03.30

Мы с Джимом в одной палатке. Мы уже минут двадцать здесь, а до того сидели возле костра, который разложил Ник на месте, выбранном для ночлега. Основой нашего вечернего развлечения были восемь двухлитровых бутылок пива, десять банок крепкого сидра и (последнее не для Джима) пять пачек сигарет. Пока что мы не видели ни одной группы. Джим уже залез в свой спальный мешок, и, глядя на него, я понимаю, что он вот-вот заснет. А мне, наоборот, невтерпеж поболтать, и я легонько толкаю его в бок.

– Ты спишь?

– Сплю.

– Забавно.

– Тебе не спится?

– Что-то вроде того.

– Поэтому ты разбудила меня, чтобы сказать, что не можешь уснуть?

– Да нет, просто хочется поболтать с кем-нибудь, а все, кроме тебя, спят.

– Но ведь я тоже спал.

– Спал. А теперь не спишь.

– И о чем же тебе хочется поболтать?

– О том, как ты относишься к тому, что происходит?

– Где?

– Здесь. Между тобой и мной.

– Хорошо отношусь. Дело в том, – начинает он, – что ты мне нравишься.

– Что ты говоришь?

– Да, нравишься. Думаю, что и я тебе нравлюсь.

– А почему ты так думаешь?

– Я так предполагаю. Я не прав?

– Да нет, – отвечаю я игривым голоском. – Твое предположение верное.

– Но у тебя, однако, есть бойфренд, который является моим приятелем, – как раз в этом и заключается основная трудность нашего положения, разве не так?

– Да. В основном это и определяет нынешнюю ситуацию.

– Таким образом, вопрос в том, что нам делать.

– Вот в чем вопрос, – эхом отвечаю я.

– У тебя есть какие-нибудь мысли на сей счет?

– Никаких. А у тебя?

– Никаких.

Наступила долгая пауза.

– А ведь уже ночь, – говорит Джим, переворачиваясь со спины на бок.

– Засыпай и крепко спи, – отвечаю я шепотом, обнимаю Джима и прижимаюсь к нему плотней.

Ничего не происходит между нами. Просто так удобнее и спокойнее. Я засыпаю, а засыпая, думаю, что в таком удобстве и покое мы будем пребывать весь уикенд.

Воскресенье, 30 августа 1992 года

15.30

Приближается к концу последний день Фестиваля. На сцене сейчас подростки из «Тинейджер Фэнклаб». За два часа до этого мы предприняли специальное путешествие в центр Рединга, где посетили супермаркет и закупили такое количество алкогольных напитков, что возвращаться назад, на место Фестиваля, нам пришлось на двух такси. Пока большинство участников нашей группы прикладываются к бутылкам, стараясь не перейти черту, когда тебя считают просто навеселе, Элисон, как мне кажется, уже давно перешагнула ее и устремляется все дальше, а я, наблюдая за ней, чувствую себя виноватым в том, что не выполнил поручение Деймона позаботиться о ней.

– Ты не думаешь, что это лишнее? – спрашиваю я Элисон, пытающуюся зубами открыть двухлитровую бутыль сидра.

– Не говори глупостей, – отмахивается она. – Ты начинаешь нудеть, как Деймон.

– Ладно, – говорю я. – Только постарайся держаться в рамках, хорошо?

20.21

Предпоследняя группа Фестиваля – «Бед Сидс» во главе с Нико Кейвом – выступает сейчас на главной площадке, а Элисон выглядит весьма и весьма…

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Элисон кивает, голова не совсем крепко и прямо держится у нее на плечах.

– Ты уверена, что в порядке?

Она снова делает утвердительное движение своей болтающейся во все стороны головой и полушепотом добавляет:

– Все отлично.

22.04

Курта Кобейна, облаченного в больничное одеяние, выкатывают на сцену в инвалидном кресле – зрители неистовствуют. Как бы наперекор широко циркулирующим слухам по поводу различных причин его госпитализации он начинает петь, а потом падает на пол и молотит по нему руками.

– Уже одно это стоит всех денег, потраченных на билет, – говорю я Элисон, стараясь перекричать рев толпы.

Она молча кивает. По ее виду я понимаю, что ее вот-вот начнет тошнить.

22.37

«Нирвана» исполняет песню «От тебя исходит запах горя». Как только они грянули хором, у Элисон началась рвота.

Фонтаном.

Как лава из кратера вулкана.

Может, даже еще сильней и обильней.

Смотреть на это страшно.

Непрекращающийся фонтан.

Я оглядываюсь вокруг, ища приятелей, но все они давно около эстрады. Рассчитывать не на кого, кроме как на себя.

Я бросаю взгляд на эстраду, на Курта.

Затем смотрю на Элисон: она стоит на четвереньках, и все ее тело сотрясается от позывов рвоты.

Достаю из кармана кассету с нашей записью. Смотрю на нее мгновение, затем сую ее в задний карман брюк, поднимаю Элисон и тащу ее к палатке, в которой расположен медпункт первой помощи.

Понедельник, 31 августа 1992 года

11.07

Я в телефонной будке, звоню Джейн и рассказываю ей, какого дурака я сваляла.

– Так в чем заключался твой основной план? – спрашивает Джейн. – Напиться и попробовать приласкаться к Джиму?

– Думала, что во хмелю буду смелее, – объясняю я. – Но не рассчитала и выпила столько сидра, что его хватило бы на то, чтобы поднять роту солдат в атаку против целой армии.

– У тебя после этого голова не трещит?

– Головная боль – это не самое страшное. Я чувствую себя ужасно, поскольку из-за меня Джим не увидел выступления группы, из-за которой, в общем-то, и приехал сюда, к тому же он не смог отдать руководителю той группы кассету с записью своей группы.

– Что?

– У ребят был план, правда не совсем обдуманный и реальный: они хотели передать Курту Кобейну кассету с записью своей группы. Они надеялись, что это откроет им путь к славе и богатству.

– Ну, это, положим, просто пустые бредни.

– Я знаю, но они любят помечтать, тут их хлебом не корми. Я так терзаюсь из-за случившегося, что не могу и слова сказать ему. Даже не могу произнести «прости меня». Чем нежнее он ко мне относится, тем хуже я себя чувствую.

– Но ситуация, сложившаяся между вами, похоже, все еще никак не может разрешиться, верно? – спрашивает Джейн.

– Верно, – печально подтверждаю я. – Не думаю, что она вообще когда-нибудь разрешится.

13.33

Мы в поезде, идущем в Бирмингем; я лежу уставившись в окно, но глаза мои закрыты, молчу. Лежу абсолютно неподвижно, тело мое шевелится лишь тогда, когда раскачивается вагон. Я даже в хвост вагона, где находится курительное купе, не ходила, потому что сама мысль о курении вызывает тошноту. Во время поездки Джим несколько раз пытался со мной заговорить, дабы убедиться, что со мной все в порядке, но этим расстроил меня еще сильнее.

14.45

Мы только что прибыли на станцию Нью-стрит. Когда мы выходим из поезда, все решают добираться домой на автобусе, идущем в Селли Оук, но Джим, видя мое болезненное состояние, настаивает на том, что мне следует ехать на такси. Я соглашаюсь, и уже через двадцать минут мы сидим на заднем сиденье машины «датсун-черри», которая везет нас к моему дому.

Мы выезжаем на Хилли-роуд, теперь еще немного вперед – и мой дом. Мы расплачиваемся с водителем, берем свои вещи; Джим тоже выходит и идет за мной по дорожке, ведущей к дому. Я лезу в рюкзак за кошельком, в котором лежит ключ от дома.

– Ну, спасибо тебе за хороший уикенд, – говорит он.

– Я все испортила, ведь так?

– Ну что ты, – успокаивает меня он. – Я прекрасно провел время.

– Спасибо, – почти шепотом говорю я, потом протягиваю к нему руки, словно собираюсь обнять его – а именно это я и намеревалась сделать, – но вдруг останавливаюсь. И – приникаю к его губам, он – к моим, и мы сливаемся в долгом поцелуе. А когда, переведя дыхание, отстраняемся друг от друга, меня вдруг охватывает какая-то непонятная паника и я сразу же чувствую себя виноватой.

– Я лучше пойду, – говорю я.

Стараясь не смотреть ему в глаза, вхожу в дом и закрываю за собой входную дверь.

Четверг, 3 сентября 1992 года

17.00

– Привет, Элисон. Это я, Джим. Позвони мне, когда выдастся свободная минута.

Это, наверно, миллионное послание, оставленное Джимом на моем автоответчике, после того как мы поцеловались. Но и на него я тоже не отвечаю. Я всеми средствами стараюсь избежать встречи с ним, потому что не хочу говорить о том нашем поцелуе. А ведь единственной причиной, из-за чего я вусмерть напилась на фестивале, было как раз желание действовать спонтанно, под влиянием момента. Непосредственного момента. Никак не связанного с тем, что обычно происходит в реальной жизни. И хотя я по-прежнему не уверена в своих чувствах к Деймону, я все же абсолютно уверена в том, что не должна делать ничего такого, что оттолкнет его от меня. Ведь мы с ним столько времени пробыли вместе, что, казалось, уже никогда не расстанемся. Это самые продолжительные отношения за всю мою жизнь. И дело не в том, что я сейчас не чувствую себя счастливой, а в том, что я все еще не могу примириться с тем, что наши отношения, скорее всего, закончатся.

Суббота, 5 сентября 1992 года

17.00

Мы с Джейн только что вернулись из города, где ходили по магазинам. Когда мы шли через прихожую к двери гостиной, то услышали пиканье автоответчика. Я нажала на клавишу прослушивания, и мы услышали:

– Привет, Элисон, это снова Джим. Я знаю, что сообщение мое глупое, тем более что твои соседи, а возможно, и бойфренд услышат его. Допускаю и такое: ты, наверное, стоишь сейчас рядом с телефоном, смотришь на него и думаешь: что еще выкинет этот парень? Но я просто хочу сказать, что у меня есть для тебя сообщение. Даже если я все-таки нравлюсь тебе – а я на сто процентов уверен, что это так, – дело не только в том, что у тебя уже есть бойфренд, и не только в том, что я в дружеских отношениях с твоим вышеупомянутым бойфрендом, а только лишь в том, что Деймон – это исключительно добрый и хороший человек. Я не могу предъявлять тебе каких-либо претензий из-за того, что ты выбрала его, а не меня; я думал над этим весь день и наконец пришел к выводу, что и я, будучи на твоем месте, выбрал бы его, а не меня. Вот и все, что я хотел тебе сказать. Прощай.

Пятница, 18 сентября 1992 года

22.05

Ник, Эд, Деймон и я сидим после выступления в баре «Кувшин эля», куда зашли выпить пива. Сегодня вечером мы выступили классно. Мы отлично играли, и теперь я и Ник решаем, не послать ли кассеты с нашими записями в различные компании, работающие на рынке аудиопродукции. Я почти встаю, чтобы пойти и заказать еще пива, как вдруг Деймон кашляет и делает многозначительный вид, как будто хочет сообщить нам что-то очень важное.

– Парни, у меня для вас плохая новость, – объявляет он. – Мне предложили работу в Лондоне.

– И что это за работа? – интересуется Ник.

– Консультантом в фирму по подбору персонала.

– И когда ты отбываешь? – спрашиваю я.

– В конце месяца.

– И что теперь будет с группой? – спрашиваю я, хотя наперед знаю ответ.

– Мне очень жаль, парни, но не ехать я не могу. Да вы и без меня справитесь, верно?

– Да, конечно, – говорит Эд. – Я тоже хотел выбрать подходящий момент, чтобы сказать, что собираюсь домой, в Портсмут.

– А что это вдруг? – спрашиваю я.

– Мы едем вместе с подружкой.

– Да… а как же все наши труды, ведь мы кое-чего достигли? – говорю я, обращаясь к ним обоим. – Не можем же мы просто взять и все бросить. Мне кажется, надо что-то придумать.

– Да все это воздушные замки, – заявляет Эд. – Университет закончен. Надо, друзья мои, начинать жить по-настоящему.

22.45

Перед тем как разойтись по домам, мы с Деймоном стоим около паба с инструментами в руках. Эд и Ник все еще в туалете, куда они зашли по пути к выходу. Мы все еще говорим о нашей группе, и он, наверное, уже миллион раз извинился за то, что уезжает, а я не испытываю к нему никакой злобы и даже не могу как следует отругать его, поскольку вижу, как он сам искренне опечален предстоящей разлукой.

– Ты думаешь о том, чтобы создать новую группу в Лондоне?

– Насчет создать не уверен, но, может, примкну к какой-нибудь.

Я в задумчивости киваю.

– А как с Элисон? Она тоже едет с тобой в Лондон? – Это был тот самый и единственный вопрос, который мне не терпелось задать ему, как только он обрушил на нас свою новость.

– Надеюсь, – отвечает он. – У нас все хорошо. Я думаю, что Элисон – это та, которая мне нужна.

– Ну что ж, рад за вас обоих, – говорю я, пожимая ему руку. – Уверен, вы оба там будете довольны и счастливы.

– Спасибо на добром слове, – улыбается он. – Я тоже уверен в этом.

23.45

Уже поздно. Прямо в одежде я сижу на кровати и перечитываю наброски текста к песне, которую собираюсь написать. Она, как и большинство моих песен, написанных за последние месяцы, об Элисон, и, хотя не прямо, а окольно, в ней также говорится и о любви, о том, что становишься старше и меньше интересуешься политикой, о том, что группа разваливается, что надо искать работу, и обо всем прочем, чем сейчас полна моя голова.

 
Улыбка на твоем лице
 
 
Зачем же ты пришла ко мне
С улыбкой милой на лице
И говоришь, что знала все давно?
Ведь жизнь так радует тебя,
Ты беззаботна, как дитя,
И ты решаешь все за всех сама.
 
 
Но почему ты мне приносишь только муки
И смотришь на меня глазами палача?
Но я еще живу, хоть сердце на пределе и больше нету сил.
Смешно надеяться, что тот, кто от любви страдает,
Вдруг позабудет все, чем он дышал и жил.
 
 
ХОР: Смотрите, мы встаем с колен —
и нас ничто не остановит.
 
 
Ты думаешь, что жизни нет конца, до будущего очень далеко…
Но посмотри, как много тех, кто нас с тобой моложе,
Тебе смириться с этим нелегко… а я – идеалист, и я всегда им был,
Пока ты все мои мечты не обратила в прах, но вот тебя я так и не забыл.
Не верьте патриотам! Я прошлому не верю!
Не верьте в то, что все еще возможен компромисс!
Я верю в юность, но в себя не верю.
Мы никогда не знаем, что нас ждет,
Узнаем лишь тогда, когда вся жизнь пройдет.
 
 
Круши мои мечты и радуйся и смейся,
Но все равно моя душа останется при мне
(повторить)
Бери все, чем владею я, мне ничего не жаль,
Но знай – улыбку эту на твоем лице должна сменить печаль.
 

1993 год

Пятница, 26 февраля 1993 года

20.15

Я стою на Кингс-Хит у магазина видеофильмов «Блокбастер» со своей подружкой Луиз, второкурсницей медицинского факультета Бирмингемского университета. Мы с ней познакомились несколько недель назад в студенческом ночном клубе «XL’s». Она милая, но совсем не то, что Элисон. Все то время, что мы вместе – почти три месяца, – у меня в мыслях постоянно присутствует одна и та же картинка: Элисон неожиданно встречает нас, а я и Луиз сияющие, счастливые, просветленные. И тут Элисон чувствует себя настолько опустошенной и потерянной из-за того, что предпочла меня Деймону, что у нее происходит нервный срыв и она с рыданиями падет на землю.

Уже сорок пять минут я жду, пока Луиз решит, какой фильм мы выберем, и любой, кто не пожалел бы времени и понаблюдал за моими телодвижениями и мимикой, несомненно, понял бы, что я все это время раздосадован, раздражен, обозлен, угнетен и так далее в том же духе.

– Ну давай же, Луиз, – прошу я ее. – Решай же наконец, магазин скоро закрывается. – Я показываю на первую попавшуюся мне на глаза видеокассету. – Может, «Мыс страха»[23]23
  Триллер американского режиссера Мартина Скорцезе.


[Закрыть]?

– В нем полно ужасов.

Беру наугад следующую кассету.

– «Терминатор-2»?

– Да это же фильм для детей.

– «Моя девочка»[24]24
  Фильм американского режиссера Ховарда Зейфа.


[Закрыть]?

– А о чем он?

– В нем играет Макалей Калкин[25]25
  Американский киноактер.


[Закрыть] и какие-то актрисы, о которых я никогда не слышал.

– Я с трудом вынесла его в фильме «Один дома»[26]26
  Фильм американского режиссера Криса Колимбуса.


[Закрыть].

– Может «ДФК»?

– А о чем он?

– О ДФК, – отвечаю я.

– А кто это?

– Кто такой ДФК? Не ты ли говорила мне, что сумела поступить на медицинский факультет? Интересно, как тебе это удалось, если ты не слышала о Джоне Фицджералде Кеннеди? Он был президентом США в шестидесятых годах.

– Да?

– Да.

– Думаю, что фильм о нем сплошное занудство.

– «Тельма и Луиза»[27]27
  Фильм американского режиссера Ридли Скотта.


[Закрыть]?

– Смотрела.

– Ну все, – резко заявляю я. – Хватит. Сейчас я выберу фильм, который мы будем смотреть. Ник просто тащился от французского фильма «Бетти Блу»[28]28
  Фильм французского режиссера Жан-Жака Бейню.


[Закрыть], который ему удалось когда-то посмотреть. Подожди меня здесь и продолжай искать, может быть, что-нибудь выберешь, а я пойду посмотрю на других полках, договорились? – Я обвел взглядом магазин. – Где же здесь секция видеопроката?

20.17

Секция видеопроката оказалась всего лишь полкой, на которой стояло несколько пустых футляров от фильмов «Тампопо», «Восемь с половиной», «Похитители велосипедов», «Сладкая жизнь», «Жан де Флорет» и «Бетти Блу». Я беру футляр от фильма «Бетти Блу» и пытаюсь понять, о чем фильм. Потратив минут пять или даже больше, я так ничего и не понимаю. Но я тем не менее прихожу к мысли, что наверняка актриса, исполняющая главную роль – Беатрис Делл, – появится на экране обнаженной. А учитывая то, что никто в мире так мастерски, как это делают французы, не выводит на экран обнаженную натуру, я ставлю футляр обратно на полку. Разве это хорошая идея, чтобы смотреть откровенный эротический видеофильм вместе с Луиз и довести наши с ней отношения до естественного финала, когда вечер еще не закончен? Так и не приняв определенного решения, протягиваю руку, чтобы поставить футляр на место, когда чья-то рука, тянущаяся к той же полке, появляется в поле моего зрения. Я резко оборачиваюсь и вижу, что эта рука принадлежит человеку, которого я знаю.

– Это ты, – говорю я, все еще сжимая в руке угол футляра видеокассеты.

20.19

– Это ты, – машинально повторяю я, все еще сжимая в руке угол футляра той же видеокассеты.

Я не видела Джима с того дня, когда мы поцеловались, вернувшись с Фестиваля в Рединге, хотя мысленно миллион раз представляла себе, как мы встретимся. Я постоянно и настойчиво представляла себе, что при нашей встрече буду ошеломляюще привлекательной. И никогда, пусть прошло бы и миллион лет, я бы не представила себя такой, какой явилась перед ним сейчас: в кроссовках, в поношенных тренировочных брюках и выцветшей форменной куртке женской хоккейной команды Бирмингемского университета, без макияжа, с волосами, стянутыми в хвост простой резинкой, потому что утром, когда встала, нигде не могла найти красивое эластичное колечко, которым обычно затягивала волосы. Я решила выйти из дома всего лишь на несколько минут, потому что меня целый день мучил насморк. Деймон остался на уикенд в Лондоне, Джейн поехала к родителям, мои соседи по дому разошлись по клубам, поэтому в мои планы входило купить видеофильм, еще одну большую упаковку попкорна, засесть дома и жалеть саму себя.

– Как ты здесь оказалась? – спрашивает Джим.

– Я собиралась задать тебе тот же вопрос.

– Мы с Ником вот уже две недели как переехали на Кингс-Хит, когда закончился срок аренды дома в Селли Оук. – Он на мгновение замолчал. – Я думал, ты переехала с Деймоном в Лондон.

– Нет… ну… пока еще нет, – говорю я. – Мы с Джейн тоже переехали две недели назад, когда истек срок аренды дома, который мы снимали на Хили-роуд.

– И где же вы сейчас живете? – спрашивает Джим.

– На Митфора-авеню.

– А номер дома?

– Шестьдесят пять, – отвечаю я и вижу, как физиономия Джима растягивается в улыбке от уха до уха. – Только не вздумай уверять меня, что ты…

– Я живу в доме тридцать шесть, – объявляет Джим. – Мне кажется, что это на другой стороне улицы напротив вашего дома.

– Уж не тот ли это дом с голубой дверью и портретом Джима Моррисона[29]29
  Американский рок-музыкант.


[Закрыть] в окне эркера?

– А ваш дом с зеленой дверью, а в палисаднике стоит мотороллер?

– Это мотороллер Питера, бойфренда Джейн. Он оставляет его у нашего дома, поскольку думает, что у нас он будет целее. Не могу поверить, что мы соседи, – говорю я.

– А я не могу поверить в то, что мы до сих пор не встретились. А как Деймон?

– Спасибо, у него все в порядке. – Я гляжу на Джима и чешу щеку. – А ты… с кем-нибудь встречаешься?

– Нет… в общем, нет… – отвечает он, – по-настоящему нет.

Внезапно до нас доходит, что мы все еще держимся за один и тот же футляр видеокассеты. Не зная, что делать и о чем говорить дальше, мы стоим, не двигаясь с места. Мне это напоминает детскую игру «Замри-отомри».

– Ты решила взять эту кассету или просто смотришь, что бы выбрать? – спрашиваю я, чтобы нарушить молчание.

– Решил взять, – отвечает он и тянет футляр к себе.

– Вообще-то, мне казалось, ты видел, что первой кассету взяла я, – решительно говорю я и тяну футляр назад.

Каждый тянет его в свою сторону, мы смеемся, но в то же время чувствуем, что за этой игрой и смехом кроется что-то серьезное. Мы снова флиртуем друг с другом, заводим друг друга.

Джим хватает футляр, расстегивает ремень и засовывает футляр в джинсы.

– Ты как дитя малое, – говорю я, глядя на выпуклость, образовавшуюся в его джинсах. – Точь-в-точь…

– Малолетний правонарушитель? – подсказывает Джим и изображает на лице улыбку идиота. – Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

– Я дам тебе вдвое больше того, что стоит прокат, если ты дашь мне футляр, – заявляю я решительно.

– Послушай. А может быть, придем к компромиссному решению? Я дам тебе посмотреть фильм у меня дома. Но при одном условии: ты не будешь давать волю рукам. – Он протягивает мне руку для пожатая. – Согласна?

Я пожимаю его руку. Я чувствую тепло его ладони. Я уже знаю, чем все кончится, но не хочу больше сопротивляться и противиться этому.

– Согласна.

20.25

Я не могу в это поверить, мысленно представлял себе, что это произойдет так же спонтанно, как и тот поцелуй. Но вот сейчас я выхожу из «Блокбастера» с девушкой, перед которой преклоняюсь, которую обожаю больше всех на свете, хотя менее часа назад я зашел сюда с другой девушкой, к которой испытывал совсем не такие чувства… Луиз!

Господи боже мой.

Луиз.

Что я делаю?

Луиз.

Что будет, если она застукает меня?

Луиз.

Что будет, если Элисон увидит ее?

Луиз.

Что я делаю?

А что мне остается делать.

Я достаю футляр видеокассеты из джинсов и протягиваю его Элисон.

– Ты можешь заплатить за него?

– Еще раз убеждаюсь в том, что ты в совершенстве владеешь искусством обольщения девушек, – говорит Элисон, принимая футляр и морща носик. – А сам ты заплатить не в состоянии?

– Мне еще надо кое-что здесь сделать.

Элисон смотрит на меня, понимая, что я намерен чего-то избежать.

– Что именно?

– Проверить, правда ли, что у одного из вновь поступивших фильмов счастливый конец.

Она и рта не успевает раскрыть, как я срываюсь с места и лечу на поиски Луиз.

– Ты выбрал фильм? – спрашивает Луиз, увидев меня. – Я снова просмотрела «ДФК» и не поняла, действительно ли в нем играет Кевин Костнер. Мне так правится Кевин Костнер.

– Ничего не выйдет, – решительно заявляю я.

– Что не выйдет?

– Ты… я. Все это… мы. У нас ничего не выйдет.

– Ты больше не хочешь со мной встречаться?

– Дело не в тебе. Ты здесь ни при чем. Дело во мне. Мы совершенно разные. Мне нравятся французские фильмы с субтитрами, а тебе нравятся… ну, я даже и не знаю, что тебе вообще нравится. Взглянем правде в глаза, у нас никогда ничего не могло получиться, верно? Давай просто разойдемся и попытаемся вспоминать только то, что было между нами хорошего, согласна?

– Я не могу в это поверить, – говорит Луиз со слезами на глазах. – Это что, все потому, что я не хочу смотреть фильм со Шварценеггером?

– Нет, конечно нет. Видео здесь ни при чем. Просто мы не созданы друг для друга. Я чувствую себя сейчас ужасно. Но поверь мне, эти слова ранят меня намного сильнее, чем тебя.

Не помня себя от гнева, Луиз с ловкостью, которой позавидовал бы метатель диска, швыряет кассету «ДФК» мне в голову. С быстротой молнии я отклоняюсь от летящего в меня снаряда, который несется дальше через весь торговый зал, пока не попадает в идущего по другой стороне зала малыша, который мгновенно оказывается лежащим на полу. Малыш заливается слезами; Луиз как ошпаренная выскакивает из магазина; я издаю вздох облегчения.

– Ты видел, что произошло? – спрашивает Элисон, через мгновение вырастая около меня. В руках у нее предмет, поразивший ребенка. – Какая-то ненормальная девица только что метнула эту кассету в беззащитного ребенка.

– Да, видел, – отвечаю я. – К чему катится мир?!

20.45

Мы с Джимом идем по многолюдной Кингс-Хит под проливным дождем. Все пабы и кафе переполнены людьми, уже начавшими отмечать уикенд, а мне кажется несколько странным, что нас в этот пятничный вечер не ожидает ничего, кроме просмотра французского фильма с субтитрами.

– Так все-таки скажи, – говорит он, когда я останавливаюсь, чтобы зажечь сигарету, – почему ты так и не переехала в Лондон?

– Я никогда и не соглашалась на это, – отвечаю я, делая глубокую затяжку. – Деймон постоянно просит меня об этом, а я постоянно отвечаю ему, что хочу жить в Бирмингеме. Конечно, не всю жизнь, но по крайней мере сейчас не хочу никуда уезжать отсюда. Я не знаю, что он намерен делать. Правда не знаю. Поэтому я и не вижу смысла в том, чтобы переезжать туда и там делать то же самое, что делаю здесь, – это все равно что просто плыть по течению. Тем не менее в течение тех нескольких недель, перед тем как ему уехать, меня внезапно осенило: ведь если бы я любила его, по-настоящему любила, я поехала бы с ним, не раздумывая ни секунды. Ведь если ты любишь по-настоящему, то именно так и поступаешь, ты согласен?

– Да, – говорит он. – Я думаю, что, если чувство настоящее, тут и раздумывать не о чем.

– Что ты говоришь?! – восклицаю я с улыбкой. – Ты попал в самую точку. Ты понял, что я имею в виду. Настоящая любовь – это не только всякая там романтическая дребедень, когда все легко, а самое трудное заключается в том, чтобы придумать ласковые имена друг другу…

– Вы придумали ласковые имена друг для друга? – спрашивает Джим. – И какие же?