Текст книги "Развод"

Автор книги: Майк Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Часть третья
Затем: 1994–1996 годы

1994 год

Вторник, 4 января 1994 года

19.30

Это наша первая ночь в Бирмингеме после Нового года. Я у Элисон, и мы вместе с Диско смотрим телесериал «Улица Коронации», один из многих сериалов и телепрограмм (включая неавстралийские мыльные оперы, различные программы, в которых показывают раненых домашних животных, а также утренние воскресные программы), которые я никогда не смотрел до встречи с ней.

– Сколько времени мы уже вместе? – как бы невзначай спрашиваю я Элисон.

– Десять месяцев.

– Долго.

– Мне тоже кажется, что долго.

Наступает длинная пауза.

– А знаешь что? – говорю я. – Как к подружке к тебе нет никаких претензий.

– Тебя все устраивает?

– Да, все.

– Отлично, – отвечает она. – Я думаю, что к тебе тоже нет претензий.

– Что ж, прекрасно, – говорю я, и мы снова продолжаем смотреть телевизор.

Среда, 5 января 1994 года

21.05

– Я думаю, Джим все время старается показать мне, что он меня любит, – говорю я Джейн, когда мы беседуем с ней, сидя в «Кувшине эля».

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Джейн, предлагая мне сигарету.

– Ты же знаешь, я пытаюсь бросить курить, – отвечаю я, глядя на протянутую пачку. – Я приняла такое решение в Новый год, да и вообще…

– Тогда извини, – смущенно говорит Джейн. – Я не знала.

– Джим постоянно твердит… – я придаю лицу мрачно-роковое выражение и продолжаю низким глухим голосом: – ЭТО СВЕДЕТ ТЕБЯ В МОГИЛУ!

Мы обе хохочем, после чего я все-таки беру сигарету из протянутой пачки.

– Я думаю…

– Только одну, – перебиваю я ее смеясь. – Я брошу курить завтра. – Я зажигаю сигарету и продолжаю свой рассказ: – Он, как и все парни, довольно неуклюж и неумел в постели, а потом уверяет меня, что ему казалось, будто «все было нормально».

Джейн смеется:

– «Все нормально» – очаровательно, когда же парни поймут, что у них пока получается не совсем нормально? Что ты ему на это отвечаешь?

– Я отвечаю, что и мне кажется, будто все хорошо.

– Для того, чтобы не разочаровывать его?

– В том числе и для этого. Я уже много месяцев совершенно уверена в том, что люблю его. Но я приняла решение, что не скажу ему об этом до тех пор, пока он не будет готов сказать мне то же самое.

– Поверь мне, он же еще мальчик, – говорит Джейн, – поэтому ты можешь ждать этого от него бог знает сколько времени. Очень и очень долго.

Воскресенье, 1 мая 1994 года

23.39

Я лежу в постели и почти засыпаю, как вдруг вздрагиваю от удара чего-то об оконное стекло моей спальни. Я отодвигаю занавеску, всматриваюсь в освещенную луной темноту за окном и вижу Джима, стоящего на четвереньках в палисаднике. Накануне он сказал мне, что пойдет погулять с ребятами и они заглянут куда-нибудь немного выпить. Я не ждала, что он придет раньше следующего вечера, когда мы договорились пойти в кино.

Я открываю окно.

– Джим, – говорю я сердитым голосом. – Что ты делаешь?

– Ищу что-нибудь, чем бы бросить в твое окно, – бормочет он пьяным голосом.

– Ты пьян, – говорю я хриплым шепотом, но так, чтобы он расслышал. – Что тебе надо?

– Мне надо сказать тебе кое-что, – отвечает он. – Я хочу сказать тебе, что… что… что я люблю тебя. Я только что подумал о том, что тебе следует это знать.

– Ну, спасибо, – вздыхаю я. – Встретимся завтра утром.

Я делаю вид, что снова ложусь в постель, а на самом деле продолжаю наблюдать, глядя в щель от занавески, как он ковыляет по палисаднику, а затем переходит дорогу, не меньше пяти минут роется в карманах, отыскивая ключ от входной двери. Когда наконец укладываюсь, то задаю себе вопрос, следует ли принимать всерьез признания в любви, сделанные спьяну. Уже засыпая, я решаю, что все-таки это лучше, чем ничего.

Суббота, 4 июня 1994 года

14.28

Летний солнечный день. Мы с Джимом прогуливаемся вокруг озера в Кэннон-Хилл-парке. Теплая погода позвала всех из дома на воздух, и в парке множество молодых папаш и мамаш с колясками, малышей, разъезжающих на велосипедах, мальчишек постарше, гоняющих футбольные мячи. Кажется, что все жители Бирмингема пришли в парк отдохнуть и развлечься.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, – говорит Джим, – но прошу тебя, не делай пока никаких выводов и умозаключений, идет?

– Идет, – соглашаюсь я. – Спрашивай.

– Как ты думаешь, можно ли любить одного человека всю жизнь, до скончания дней?

– Да, – отвечаю я без колебаний. – Следующий вопрос?

– В общем-то, я только об этом и хотел спросить, правда, надеялся получить более обстоятельный ответ, а не краткое «да». Мне просто хотелось поговорить об этом.

– Все мужчины одинаковы. Они любят спорить на разные темы ради самого процесса. Дело в том, Джим, что я и в самом деле думаю, что можно любить одного человека всю жизнь. Но в то же самое время отдаю себе отчет в том, что это весьма трудно.

– Я думаю точно так же.

Мы долго идем молча.

– Так это все, о чем ты хотел меня спросить? – нарушаю я молчание. – Час вопросов и ответов закончен?

– Не совсем. Хочу задать тебе еще один вопрос. Ты говорила кому-нибудь, что любишь его?

– Ну, наконец-то началось то, что я называю разговором по существу. Первым человеком, которому я сказала это, был Майкл Пембертон. Мне тогда было пятнадцать лет, и мы провели вместе три дня.

– Майкл Пембертон? Звучная фамилия, – улыбается Джим.

– Он был очень хорошим. Мы ездили со школой на экскурсию в Кембридж, и Майкл делился своими бутербродами со мной, а не с приятелями. Я думаю, что это и вскружило мне голову, потому что тогда тот, с кем ты делился своими бутербродами во время школьных поездок, многое для тебя значил. Я помню, мы иногда уединялись и целовались, и как-то между поцелуями я сказала ему, что люблю его. Он посмотрел на меня пустыми глазами, а потом снова принялся целовать меня.

– Ты знаешь, в чем была причина, верно?

– Конечно, мне хотелось, чтобы он как-то отреагировал на мое признание, и то, что я не услышала ничего в ответ, не повергло меня в уныние, потому что мне настолько нравился сам факт моего признания в любви, что отсутствие ответного признания не имело для меня практически никакого значения. В тот день я была на седьмом небе от счастья. Да, именно так все и было. На следующий день он меня бросил.

– Ты, должно быть, сильно страдала.

– Да. Тем более что он даже не объяснил почему. Он просто сказал: «Я больше не хочу тебя видеть».

– В закодированном виде это означало: «Ты оказалась неуступчивой».

– Именно так.

– Несчастная пятнадцатилетняя девочка.

– Спасибо за сочувствие. Некоторое время я жутко переживала, ведь то, что я безответно объяснилась, сделало меня как бы покинутой. А само признание в любви было равносильно утрате невинности. Конечно же, не самый лучший опыт, приобретенный в жизни, но я надеялась, что, когда стану старше, все будет обстоять лучше. К тому же реакция Майкла сделала всю ситуацию более тягостной, а именно этого мне и хотелось тогда от жизни – немного драмы и даже трагедии.

– И кто был следующим?

– После него, я думаю, был Эндрю Джаррет, с которым я встречалась, когда мне было семнадцать лет.

– Имя Эндрю Джаррет кажется мне совсем неблагозвучным.

– Почему?

– В нем слышится какая-то двусмысленность. Он таким и был?

– Ну нет, чем-чем, но двусмысленностью он не отличался. Он был просто потрясным парнем, и, мне кажется, я влюбилась в него еще до того, как мы начали встречаться. Это не было ни одержимостью, ни навязчивой идеей. Я просто по уши влюбилась в него. Это смешно, и сейчас мне трудно удержаться от смеха, но помню, как каждую ночь навзрыд ревела только лишь потому, что не была его подружкой. Я в то время даже и не говорила с ним ни разу. Но, знаешь – и я не шучу, – я была готова для него на все. Понимаешь, на все. Мы познакомились с ним на вечеринке, и после того, как три часа мы обнимались и целовались, сказала ему, что люблю его. После этой встречи я почти не видела его, поскольку он бегал от меня как от чумы. Со временем я поняла, что это не такая уж хорошая идея признаваться парню в любви прежде, чем он сам скажет, что любит тебя.

– И когда же нашелся тот парень, который сделал это?

– Летом, перед тем как приехала в университет. Я встретила Стивена Сандерсона, когда отдыхала в Ланцароте[34]34
  Курорт на Канарских островах, расположен в центре Плайя-Бланка на первой линии пляжа.


[Закрыть]. Он был фантастически симпатичным, привлекательным и одевался по последней моде. Мы очень хорошо проводили время. Я была очень довольна собой, к тому же мой приятель отснял целую бобину пленки, на которой запечатлел нас со Стивеном, так что я могла рассылать потом фотографии всем своим друзьям по школе и по колледжу. Глупо, я понимаю, но он был поистине великолепен. Но даже и великолепие со временем приедается. Думаю, у тебя против этого есть иммунитет. Я не была в него влюблена, но, к стыду своему, признаюсь, что мне смерть как хотелось, чтобы он влюбился в меня, лишь для того, чтобы показать, что и я способна воздействовать на него. Он сделал мне признание примерно через полтора месяца после нашего знакомства. Он пригласил меня в городской итальянский ресторан, где мы ели то, что тогда казалось нам романтической пищей. На самом деле блюда, которые нам подавали, были ужасными, официантам было на все плевать, а попытки Стивена выглядеть умудренным опытом знатоком жизни были, мягко говоря, неуклюжими. Он взял мою руку, потянувшуюся к вазе с хлебными палочками, и сказал, что любит меня. Позабыв уроки прошлого, я ощутила неловкость оттого, что вынудила его сказать это, и объявила ему, что тоже люблю его, отчего мы оба, казалось, почувствовали себя счастливыми. После этого мы довольно быстро утратили интерес друг к другу, и наши отношения без явного разрыва просто сошли на нет.

– Ну а кто был четвертым?

– Им был…

– Постой, я попробую угадать… Деймон?

– Да.

– Занятно. Я имею в виду, что он таки стал в конце концов твоим бойфрендом. – Джим делает паузу. – А как ему это удалось? Он, наверное, добился успеха, предприняв массированное наступление по всем фронтам? Объяснился в любви под звуки всего ансамбля?

– Честно говоря, он действовал не совсем благородно и даже немного коварно. То, что случилось, буквально застало меня врасплох. Мы были вместе всего шесть недель.

– Шесть недель?

– Да, представь себе. Мы шли на спектакль в «Колибри» и как раз проходили по Бул-стрит, когда он вдруг остановился, повернулся ко мне и сказал: «Я уже давно думаю об этом. И прямо сейчас хочу сказать, что влюблен в тебя». Мне тогда и в голову не приходило влюбиться в Деймона, но я не могла себе позволить быть с ним грубой, да и перспектива всю ночь выслушивать его жалобы на то, что не ответила ему взаимностью, не грела. Поэтому я улыбнулась и сказала: «Я тоже тебя люблю». Его лицо осветилось радостной улыбкой, и хорошее настроение не покидало его весь вечер. Я же чувствовала себя ужасно, потому что то, что я сказала ему, было неправдой, хотя потом все-таки стало правдой.

– Так ты все же любила его по-настоящему?

– Да. Это было совершенно не то, что было раньше. Это была любовь взрослых людей.

– И как это было?

– Словами этого не описать. Но когда ты чувствуешь это, ты знаешь, что это именно оно, и ничто другое. – Я смеюсь, мобилизовав все свое самообладание и пытаясь сменить настроение. – Теперь твой черед. Я рассказала тебе обо всем, как на исповеди. Теперь ты расскажи о себе. Сколько раз ты говорил «Я тебя люблю»?

– Ни разу.

– Ни разу?

– Да, представь себе большой жирный ноль.

– Не понимаю. Как ты дожил до двадцати трех лет и ни разу не сказал ни одной девушке, что любишь ее.

– Да я никогда и не думал о том, чтобы сказать «Я люблю тебя», – отвечает Джим. – Я имею в виду то, что до двадцати трех лет на долю любого парня выпадает не так уж много случаев, когда необходимо произнести эти слова.

– Как ты можешь говорить такое? – недоверчиво спрашиваю я.

– Но это правда.

– Но ведь до меня у тебя были подружки. И ты что, никогда не говорил им, что любишь их?

– Признаюсь, что я действительно со многими встречался, но ни одна из них не вдохнула в меня желания, которое, по моему мнению, должно быть в твоей душе для того, чтобы произнести эти три слова.

– Ни одна из них?

– Ни одна.

– И ты никогда не был близок к тому, чтобы их произнести?

– В общем-то, никогда. Хотя некоторые из девушек говорили, что любят меня.

– А что ты отвечал им на это?

– Я отвечал: «Рад слышать, спасибо».

Я со страхом посмотрела на Джима:

– Признайся, ты меня разыгрываешь?

– Оглядываясь на прошлое, сегодня могу признать, что это были не самые лучшие ответы, какие я мог придумать для тех случаев, но, что поделаешь, именно так все и было. Мне кажется, я не был невежлив по отношению к девушкам.

– Позволь мне уточнить кое-что, чтобы понять тебя правильно. Они говорят: «Джим, я думаю, что люблю тебя», а ты отвечаешь: «Рад слышать, дружище, спасибо»?

– Я не говорил им «дружище», это было бы глупо. Но, в общем-то, мой ответ был кратким и звучал примерно так.

– Ты, наверное, был кем-то вроде чародея. Полагаю, мне повезло, как это следует из твоего рассказа, что я не стала бы единственной в мире девушкой, сказавшей «Я тебя люблю» и получившей ничего не значащий ответ.

– Самое смешное, – говорит Джим, – что чем меньше таких слов ты произносишь, тем значительнее они для тебя становятся.

– Что-то не могу врубиться в то, о чем ты говоришь.

– Ну смотри, все происходит так: дело не в том, что я не верю в любовь. Я верю. Просто мне кажется, что я отношусь к ней серьезнее и с большим благоговением, чем те, кто попросту постоянно и чуть ли не ежедневно бросаются такими словами.

– Ты имеешь в виду меня? – как бы шутя спрашиваю я.

– Конечно. Пойми, для меня эти слова «Я люблю тебя» подобны одной из тех красных кнопок подачи тревожного сигнала за стеклом, на котором написано: «Разбить стекло и нажать в случае чрезвычайной ситуации», а в любом другом случае, не связанном с чрезвычайной ситуацией, то есть обычном, тривиальном, я не намерен разбивать стекло.

– Теперь мне ясно, что может иметь для тебя смысл.

– А что я еще могу сказать? Если я этого не чувствую, я не буду произносить эти слова того лишь ради, чтобы кто-то почувствовал себя лучше.

– Нет конечно, – говорю я с саркастической усмешкой. – Это было бы чудовищно.

– Тем не менее, – продолжает Джим, поднимая вверх палец, чтобы привлечь к своим словам особое внимание, – сейчас я дошел до точки.

– И что это за точка?

– Помнишь, я просил тебя не делать никаких выводов и умозаключений из этого разговора?

– Да.

– Понимаешь, обдумав все тщательно и подробно, считаю, что ты можешь делать из него любые выводы, которые подсказывает тебе интуиция.

– Но ведь ты велел мне не делать никаких выводов.

– А сейчас говорю, что ты можешь делать какие захочешь выводы.

– А что произошло? Ведь ты все время твердил мне, чтобы я не искала какого-либо смысла в том, что ты говоришь.

– Послушай же, наконец, – говорит Джим, жестикулируя, – я как раз и пытаюсь втолковать тебе, что, по-моему, тот момент, когда надо разбить стекло, настал.

– Я не могу взять в толк, о чем ты говоришь.

Джим смеется:

– Я знаю, к чему вы клоните, мисс Смит.

– Что вы говорите?

– Вы пытаетесь заставить меня сказать эти слова.

– Я?

– Да, ты.

– Ну а почему бы тебе их не сказать?

– Хорошо, я…

– Скажешь, когда будешь готов. – Я концентрирую всю свою физическую энергию, мысленно заставляя его произнести эти слова.

Говори их.

Произносится первое слово.

Говори их.

Произносится второе слово.

Говори их.

Наконец произносится третье слово.

Вот так все и получилось. Он произнес эти слова. «Я тебя люблю». Ошибки здесь нет. И он уже ни за что не сможет взять их обратно.

Я смотрю на Джима, он смотрит на меня, стараясь прочитать на моем лице реакцию на свои слова. Я придаю своему лицу бесстрастное, ни о чем не говорящее выражение.

– Ты слышала, что я сейчас сказал?

Я киваю и смотрю на него с идиотской улыбкой.

– Каков же будет твой ответ на эти слова, которые я произнес впервые в жизни, если не считать тех случаев, когда говорил их своей маме?

– Рада слышать, спасибо, – говорю я безразличным тоном, а потом буквально взрываюсь от хохота.

Воскресенье, 5 июня 1994 года

22.45

Мы с Джимом сидим в «Кувшине эля». Прозвучал сигнал приема последних заказов. Джим вывалил на стол содержимое своих карманов: три автобусных билета, скомканные бумажные носовые платки, обертка от жевательной резинки, старые театральные билеты, немного мелочи. Я проделала то же самое с содержимым моей сумочки, и к кучке предметов на столе добавились несколько чеков, наше с Джимом фото, сделанное в фотобудке универмага «Вулворт», гигиенические салфетки, губная помада, ароматизатор для губ и немного мелочи.

– Все выглядит настолько по-студенчески, что не может не угнетать, – говорю я, тщательно пересчитывая медные монеты на столе и пытаясь набрать необходимую сумму, чтобы мы могли заказать еще по стаканчику. Я беру пачку сигарет и заглядываю внутрь. Там всего одна сигарета. – И сигарета всего одна осталась! – восклицаю я в отчаянии.

– Зато избыток патетики в твоих словах, – добавляет Джим.

– Я чувствую, как уходит время, – говорю я, зажигая сигарету. – Мои подруги, которые сразу же пошли на курсы подготовки преподавателей, только что закончили обучение; все те, кто записался на прохождение дополнительных послеуниверситетских программ, уже заканчивают первый год работы. Даже Джейн работает в одном из подразделений Би-би-си.

– Ник бросил свою временную работу и перешел в строительную фирму, которая сейчас сооружает новый торговый центр, – произносит Джим, поднимая два двухпенсовика со стола.

– А мы что? Я все еще корплю в компании «Кенуэйс», ты пыхтишь в своем «Революшн». – Я поднимаю со стола несколько двадцатипенсовиков. – Кажется, все ушли далеко вперед и только мы с тобой так и застыли на месте. А знаешь, что во всем этом хуже всего?

– И что же?

– То, что мы уже не считаемся молодыми специалистами.

– А кто же мы тогда?

– Старые новички.

Джим смеется:

– Ты слишком склонна к мелодраме, деточка. Честно говоря, у нас еще есть время, чтобы не волноваться из-за того, что кто-то обошел нас в карьерной гонке.

– Этим летом на горизонте появятся специалисты нового выпуска. Целая куча новых выпускников начнет охоту за рабочими местами, которые нужны нам. Это в добавление к тем, что закончили до нас. По правде сказать, годовое кругосветное путешествие или работа в книжном магазине или в магазине грамзаписей после окончания учебы будет положительным фактором, который может заинтересовать работодателя, который прочтет об этом в твоем или моем заявлении о приеме на работу. Фактически, это даже нам на руку. Но если мы упустим еще и следующий год… это уже будет выглядеть совсем не так хорошо, согласен? – Я смотрю на горсть серебряных монет, которые стараюсь и все еще никак не могу сложить в стопку и сосчитать. Получилось, что у нас один фунт и сорок пять пенсов. – У тебя есть какие-нибудь мысли о том, что нам делать дальше?

– Ну… если у нас достаточно денег, то, может, закажем еще по кружке «Карлинга», – отвечает Джим.

– Ты же знаешь, что я имею в виду совершенно не это. Я говорю… ты же знаешь о чем… о твоей жизни.

– Не врубаюсь.

– Я думаю о том, чтобы вернуться в университет и получить степень магистра по английской филологии. Я уже разговаривала с некоторыми из моих прежних преподавателей, один сказал, что в октябре для меня, возможно, будет место.

– Опять учиться? А чего ради?

– А того ради, что я не знаю, чем хочу заниматься. Но степень магистра наверняка гораздо больше украсит мой послужной список, чем запись: «Работала в книжном магазине, потому что люблю читать».

Джим смеется:

– Первые двадцать три года моей жизни я никогда не думал о карьере, да и не стремился ее сделать, а теперь вдруг самым важным в мире оказалась именно карьера. Все мои познания в этой области сводятся к тому, что я не хочу быть бухгалтером.

– А кто тебя заставляет им быть?

– Мой отец бухгалтер. Его отец тоже был бухгалтером. Почти все мои однокурсники сейчас стажируются на дипломированных бухгалтеров, экономистов, финансовых консультантов или менеджеров по производству.

– Ну а что на самом деле привлекает тебя?

– Я не знаю. Но, в общем-то, я доволен нынешним положением дел, думаю, что и дальше буду делать то, что делаю сейчас.

Я высыпаю собранные со стола деньги Джиму в ладонь, и он смешивает их с теми, что есть у него.

– Как раз на пинту и полпинты, – печально произносит он.

– Я больше и не хочу, – говорю я.

– Я тоже, – машет рукой Джим. – Пойдем домой.

Понедельник, 13 июня 1994 года

19.30

Мы с Элисон стоим в очереди в кинотеатр «Одеон», где идет фильм «Четыре свадьбы и похороны»[35]35
  Фильм американского режиссера Майка Ньюэлла.


[Закрыть].

– Я решил, что буду делать, – говорю я Элисон, а она роется в кармане, отыскивая дебетовую карту[36]36
  Расчетная карта, которая, в отличие от кредитной, позволяет ее владельцу тратить только те деньга, которые он имеет на счете, не прибегая к кредитному заимствованию у банка.


[Закрыть]. – Я намереваюсь открыть магазин звукозаписей.

– Идея хорошая, – отвечает Элисон.

– Я подумал, что уж если сам не могу создавать записи, так буду по крайней мере торговать ими. Уже и название придумал – магазин грамзаписей «Кэптен Мэгнет». Но такое название слишком трудно произносить, поэтому я думаю, что лучше будет назвать его «Джимми Джимми Диски». – Элисон смотрит на меня пустыми глазами. – Просто мне пришла на ум песня «Джимми, Джимми» группы «Андертонс», – поясняю я.

– Ага, – произносит она в замешательстве.

– Что ты на это скажешь?

– По-моему, мысль хорошая.

Четверг, 16 июня 1994 года

18.45

Мы с Элисон в универсаме «Сэйфуэй» и идем по проходу между стеллажами с кормом для животных.

– Ты помнишь, я говорил, что собираюсь открыть магазин грамзаписей.

– Х-м-м, – произносит в ответ Элисон.

– Я бросил эту мысль. Но у меня появилась новая, гораздо лучше. Я решил стать учителем, – говорю я ей.

– Учителем?

– Ты только вдумайся. Это как раз то, что надо. Во-первых у учителей фантастически длинные отпуска. И практически одна и та же работа в течение всей жизни. Пусть зарплата учителя такая, что бриллиантов на нее не купить, но все лучше, чем ничего.

– Хорошая мысль, – говорит Элисон, беря со стеллажа коробку с кошачьим кормом «Феликс» и кладя ее в тележку. – Ты хочешь преподавать в начальных классах или в старших?

– Что?

– Ну, каких детей ты хочешь учить?

– Нет, только не в начальных классах. Малышей мне не вынести, они доведут меня до белого каления.

– Так, значит, в старших?

Меня всего передергивает, как только я представляю себя в классе, полном подростков.

– Да нет, это тоже мне не по вкусу.

– Похоже, ты опять вешаешь мне лапшу на уши. Насколько мне известно, школьный учитель только и делает, что учит.

Среда, 22 июня 1994 года

21.12

– Я все-таки добился своего, – говорю я, обращаясь к Элисон, Нику и Джейн. Мы сидим в баре в «Кувшине эля» и вот-вот поднимемся наверх посмотреть выступление группы «Плутон», составленной из моих коллег по работе.

– Ты добился чего? – спрашивает Ник.

– Для сведения тех, кому неизвестно о многочисленных беседах, происходивших в последнее время между мной и Джимом, – поясняет Элисон. – Мой бойфренд имеет в виду свой последний план в отношении карьеры.

– Мне казалось, ты собирался открыть магазин грамзаписей, – говорит Джейн.

– Было и прошло, – отвечаю я. – С того времени в моих планах многое изменилось. Я уйму времени посвятил обдумыванию собственной личности, а также выбору занятия, которое идеально подходило бы мне, и сейчас, мне кажется, я нашел именно то, что нужно. Я решил стать социальным работником.

Наступило долгое молчание, к которому больше всего подходит определение «гробовое», прежде чем Джейн пришла в себя и произнесла каким-то неестественно высоким голосом:

– Ты что, шутишь?

– Я говорю на полном серьезе. Это как раз то, что мне нужно. Социальная служба призвана оказывать помощь неудачникам. Она призвана защищать тех, кого некому защитить, и, самое главное, это одна из работ, подобных учительству, которую все считают благодеянием, но никто не хочет ею заниматься. Итак, я решил зарабатывать деньги, помогая ближнему не только своими речами.

– Прости меня, дружище, – говорит Ник, – но социальный работник из тебя получится никудышный.

– Вот уж нет, – резко возражает Элисон. – Я уверена, что он справится с любой работой, за которую возьмется.

Я посмотрел на Элисон и улыбнулся. Как это здорово знать, что рядом есть кто-то, кто всегда на твоей стороне.

– Я согласен с Элисон, – говорю я Нику. – Я нисколько не сомневаюсь, что, кроме всего прочего, могу стать также и выдающимся социальным работником. И именно это я и собираюсь сделать.

Суббота, 2 июля 1994 года

11.30

Сегодня один из тех редких субботних дней, когда и у меня, и у Джима выходной. Джим ночевал у меня, а утром встал очень рано. Войдя в гостиную, я вижу его сидящим на софе перед телевизором рядом с Джейн; они смотрят утреннюю передачу для детей. По выражению лица Джима я сразу же понимаю, что что-то не так.

– С добрым утром, – говорю я, обнимая его.

– Привет, – отвечает он, тяжело вздыхая.

– Ты чем-то опечален? Всю ночь ты вертелся, ворочался. О чем это ты все время думаешь?

– Я не мог заснуть этой ночью, потому что внезапно мне в голову пришла мысль, которая подействовала на меня так сильно, как будто меня шваркнули мордой об стол. Я подумал, что мои карьерные метания закончатся тем, что я стану бухгалтером. Я отчетливо понял это. Все идет к тому, что я стану бухгалтером, и тут уж ничего не поделать.

– Да с чего ты взял? – запротестовала я. – Ты способен делать все, что выберешь. И ты не должен заниматься тем, к чему у тебя не лежит душа.

– Все это так. Но я не знаю, чего именно хочу. Поэтому, наверное, и займусь бухгалтерией.

– А почему бы тебе не продолжать работать в «Революшн»? Ведь тебе там нравится.

Джим пожимает плечами:

– Да нет. Время двигаться дальше. Ты знаешь группу «Плутон», которой руководит Деррен? – Я киваю. – Они только что подписали контракт на несколько пластинок. – Он вздыхает. – А ведь я смеялся над ним, а он взял и добился контракта. Но, как я только что сказал, для меня настало время, когда надо двигаться дальше.

Понедельник, 4 июля 1994 года

13.14

В надежде как-то приподняться в смысле карьеры я во время обеденного перерыва звоню Труди Ланаганн. Она училась со мной на одном курсе, а сейчас работает бухгалтером в фирме «Грин Лоу». После приветствий и обычных расспросов о жизни, мы начали беседовать по существу, и я спросил ее, нет ли в ее фирме работы для выпускника университета. Я получил огромное удовольствие от беседы, но не получил никакого результата. По той же причине я звоню Ричарду Прайсу, он тоже мой однокурсник, работающему сейчас в компании «Фостер, Уильямс и Хейман». И снова милая беседа – и нулевой результат. Затем я звоню Крису Демпси, который работает в компании «Фьючер Файненс Бизнес Солюшнс». Мы с ним приятно поболтали, но опять результатов никаких. Наконец я звоню Полу Бройтону, который работает сейчас в компании «Энтер-прайз Фоур» экономистом. Приятная беседа с тем же результатом. Тут у меня кончаются монеты для автомата, я иду обратно в магазин, обстановка в котором кажется мне более гнетущей, чем когда выходил из него в начале обеденного перерыва.

Четверг, 7 июля 1994 года

13.23

Во время сегодняшнего обеденного перерыва я продолжаю обзванивать знакомых в поисках работы. Я позвонил Шейле Остин, Эдвину Фаулеру, Лайзе Смит и Тревору Томасу. В университете я относился ко всем ним без особой симпатии, да и они не питали ко мне особого расположения. Ни один меня не обнадежил.

Пятница, 8 июля 1994 года

16.30

Договорившись о том, что вторую половину дня я буду отсутствовать на работе, заглянул в университет посоветоваться с экспертом по трудоустройству. Я сдал один из тестов, которые соискатели проходят в процессе отбора кандидатов на вакантные места. По результатам этого теста можно предположить, какого рода работа будет для вас наиболее подходящей. Результаты получились следующими:

1. Учитель.

2. Социальный работник.

3. Бухгалтер.

Понедельник, 1 августа 1994 года

22.07

После прощальной выпивки с Дерреном я иду к Элисон и размышляю о будущем. С начала июля я еженедельно рассылал свои резюме примерно в пять различных бухгалтерских фирм. Четыре раза меня приглашали на собеседование, но ни разу не пригласили на повторную встречу. И вот теперь, когда стало совершенно ясно, что область бухгалтерии отказывается от моих услуг, я размышляю о том, что мне надо забыть об этом.

Я подхожу к дому Элисон и стучу в дверь. Она открывает и сразу же сообщает новости:

– Привет, недавно звонил Ник и сказал, что для тебя на вашем автоответчике сообщение. Какая-то девушка по имени Труди Ланаганн говорит, что ты когда-то дал ей свой конспект по «Экономике европейских стран», и сообщает, что, возможно, у нее для тебя есть хорошая новость.

Я тут же звоню Труди. Это не просто хорошая новость. Это потрясающая новость.

– Ну так что? – спрашивает Элисон.

Труди работает в фирме «Грин Лоу» в центре города. Эта фирма – звезда первой величины во всем бухгалтерском мире. У них повсюду филиалы. Ну так вот, по всей вероятности, они решили попереть одного парня, который стажируется у них по программе «Молодой специалист», и хотят как можно скорее принять кого-нибудь на освобождающееся место. Она сказала, что, если я пришлю свое резюме, она даст мне хорошие рекомендации.

– И ты собираешься сделать это?

– У фирмы «Грин Лоу» кристально чистая репутация, – отвечаю я взволнованным голосом. – Люди не жалеют жизни, чтобы попасть туда на стажировку.

– Понятно. Все это очень хорошо, но ты-то сам уверен, что хочешь заниматься этим?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, может быть, тебе хочется сначала посмотреть мир? Мы могли бы попутешествовать. Увидеть хотя бы некоторые из удивительных мест, которые есть в этом мире? Я просто не хочу, чтобы ты когда-нибудь в будущем пожалел о том, что избрал для себя эту работу. Я хочу, чтобы ты был счастлив, только и всего.

Пятница, 19 августа 1994 года

19.41

Мы с Джимом у меня, готовим обед. Весь вечер он пребывает в состоянии крайнего возбуждения. Он все время волнуется и тревожится с того момента, как в конце прошлой недели получил письмо, приглашающее его на третье собеседование в «Грин Лоу». Он плохо спит, по ночам скрипит зубами и почти потерял аппетит. Всякий раз, когда я спрашиваю его, в чем дело, он лишь пожимает плечами и говорит, что у него все в порядке.

– Бессмысленно идти на собеседование в понедельник, – говорит Джим, отрывая листики от только что вымытого кочанного салата и бросая их в миску. – Мне ни за что не получить эту работу. В понедельник утром я им позвоню и скажу, что заболел, или придумаю что-нибудь еще. Я страшно волнуюсь на собеседовании. Я думаю, это из-за того, что мне пока еще ни разу не удалось получить работу по поданному резюме. Мне не удается сказать им то, что они хотят услышать.