Текст книги "Отряд под землей и под облаками"
Автор книги: Мато Ловрак
Соавторы: Драгутин Малович,Франце Бевк
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Пришла осень. Ты знаешь, как бывает осенью. Дни становятся короче, небо хмурится, с деревьев опадают листья, улетают на юг птицы. Но в деревне, сынок, есть еще и другое. Осенью поспевает кукуруза, и вся равнина золотится благоухающими початками, а среди них там и сям сверкают, точно маленькие солнца, спелые тыквы. Знаешь, какая бывает тыква, когда вырастет? Такая, что в нее могут войти телега, две лошади и кучер. Однажды, когда мы еще жили в имении графини Ленер… Впрочем, об этом в другой раз. А сейчас слушай, что случилось осенью.
В один прекрасный день газда Лайош Фенеши велел всем скотникам собраться в церковном дворе. Он долго лопотал что-то по-мадьярски, а когда кончил, правый слуга сказал нам:
– Вы оставите на время все свои дела и пойдете убирать кукурузу. Работать будете с утра до вечера: господа метеорологи изволили сообщить из Пешта, что скоро зарядят дожди. Вы знаете, что и молодой господин Ференц…
Отец в это время разговаривал с дядюшкой Миха?лем. Он был единственным человеком на ферме, к кому я привязался всей душой. Дядюшка Михаль был страстным охотником и все свободное время проводил в ближних заводах, охотясь на бекасов и фазанов. Сидит он, бывало, с ружьем на носу лодки, а я гребу себе потихоньку. А кругом такая тишь, прозрачный воздух дрожит и сверкает… Вдруг из камыша или осоки вылетает бекас, дядюшка Михаль стреляет, и я замираю от какого-то сладкого блаженства. В такие минуты во мне, должно быть, пробуждался дух далеких предков, которые вот так же скитались и охотились на широких паннонских просторах.
На охоте мы с дядюшкой Михалем не произносили ни слова. И, только пристав к берегу и усевшись где-нибудь в прохладной тени, заводили задушевную беседу. Дядюшка Михаль рассказывал мне о своей безрадостной молодости, отданной тяжелому труду на разных фермах, о борьбе с жестокими помещиками, о большой забастовке, несколько лет тому назад всколыхнувшей всю Бачку.
– А знаешь, кто ее организовал? – как-то спросил он. – Может, отец рассказывал?
– Нет, – ответил я и тут же подумал, что вряд ли он и сам о ней слыхал: ведь мы в ту пору жили за добрую сотню километров отсюда.
– Эту забастовку батраков организовал мой сын Ти?бор Рожа! – гордо произнес дядюшка Михаль, и по лицу его разлилась счастливая улыбка. – Потом жандармы схватили его и на целых четыре года упекли в каземат в Сре?мской Ми?тровице. Сейчас он в Субо?тице, рабочий в железнодорожном депо.
Он вытащил из кармана обернутый в тряпку бумажник и показал мне фотографию сына. Тибор был так похож на отца, что я принял его за дядюшку Михаля в молодости. Потом я часто всматривался в его веселое и живое лицо и запомнил его на всю жизнь.
Не один я подружился с дядюшкой Михалем. Мой отец тоже проводил с ним много времени, а когда мать журила его за это, он, смеясь, говорил, что хочет выучить мадьярский язык и ему-де «необходима разговорная практика».
– Ну как сегодняшний урок? – подтрунивала над ним мама. – Что еще выучил?
Дядюшка Михаль был костистый и высокий, как тополь, и мой отец, хотя он тоже был не маленького роста, смотрел на него снизу вверх, как смотрят на звезды или луну. Сейчас – напомню тебе, сынок, что мы стояли на церковном дворе, – отец непрестанно говорил ему что-то, а дядюшка Михаль кивал в знак одобрения, повторяя со своей недоступной высоты: «Igen, Милутин… Igen, igen…»[14]14
Да, да (венг.)
[Закрыть]
– Надеюсь, вы все поняли, – закончил правый слуга. – Завтра приступаем к уборке урожая.
Дядюшка Михаль с отцом обменялись взглядами, кивнули друг другу головой, и дядюшка Михаль крикнул:
– А сколько нам будут платить?
Правый слуга и бровью не повел.
– Завтра приступите к работе, – повторил он.
– Мы спрашиваем, сколько нам будут платить за уборку кукурузы? – крикнул отец.
По толпе скотников прошел одобрительный гул:
– Правильно! Даром гнуть спину не станем!
Слуги подняли газду Лайоша. Он сказал, что всех нас очень любит и понимает, что сердце его рвется на части при виде нашей нужды и бедности, но он в наших несчастиях не виноват и повысить нам плату на время уборки кукурузы не может.
– Почему? – крикнул отец.
Столь длинная речь утомила газду Лайоша, и вместо него ответил правый слуга:
– Кому мало, пусть уходит!
– Ах так?! – грянул гневный голос дядюшки Михаля. – Тогда убирайте ее сами! Вы, господин Лайош, и молодой господин Ференц, и госпожа Гортензия, и старая госпожа…
Дядюшка Михаль с отцом повернулись и медленно пошли со двора. Почти все скотники двинулись за ними. Священник Ло?вро, стоявший на ступеньках перед церковной дверью, испуганно закрестился. А оттуда, где сидел господин Лайош Фенеши, вслед уходившим неслось: «Пуф… пуф… пуф…»
Отец, дядюшка Михаль и остальные скотники были уже довольно далеко, когда оба слуги закричали хором:
– Назад! Назад! Господин Лайош зовет вас!
Отец глянул на дядюшку Михаля, протянул ему руку и весело засмеялся.
– Я знал, что этому заике придется уступить, – сказал он бодрым голосом и решительно зашагал обратно.
Увидев, что скотники возвращаются, священник Ловро еще раз перекрестился и скрылся в церкви.
Поохав и повздыхав для порядка, газда Лайош заявил, что мы плохие христиане, не умеем ценить его любовь и заботу и вообще думаем только о собственной выгоде, тогда как он печется обо всех нас. Тут глаза его оросились слезами, и он с трудом выдавил из себя:
– Однако ж будь по-вашему… Прибавлю вам по динару в день.
Но дядюшка Михаль так гневно крикнул что-то по-мадьярски, что газда Лайош вздрогнул и тотчас же накинул еще динар. Битый час проторчали мы в церковном дворе, торгуясь с хозяином.
Меня все это очень забавляло; я «болел», как «болеют» на спортивном состязании: то радуясь и ликуя, то дрожа и печалясь, когда любимая команда оказывается в трудном положении. Наконец газда Лайош согласился платить всем по пять динаров в день.
– Да здравствует дядюшка Михаль! – вдохновенно крикнул я.
Отец с дядюшкой Михалем посмотрели на меня с удивлением.
Вскоре церковный двор опустел. Довольные, скотники спешили сообщить своим женам радостную весть и до поздней ночи «тратили» еще не заработанные деньги.
Последним в сопровождении многочисленных слуг ушел газда Лайош. У ворот его ждал фиакр. Проезжая мимо нас, он хлестнул отца таким откровенно злобным взглядом, что я содрогнулся, но отец, как мне показалось, вовсе не обратил на него внимания.
– Попробуй тут не прибавить, когда тебе под нос суют кулак! – весело сказал отец, усаживаясь на телегу.
– Получишь ты эти деньги после дождичка в четверг! – сказала мать и, заметив пробежавшую по его лицу легкую тень, продолжала насмешливо: – Получишь, когда ивы принесут виноград, когда камень превратится в золото, когда у жабы отрастут рога! Тогда вот ты их и получишь!
Я смеялся украдкой. Сколько бы они ни ссорились, все равно не рассорятся.
– Посмотрим! – сказал отец и взмахнул кнутом. Лошади побежали быстрее.
– Посмотрим! – сказала мать.
Возле дома нас ждала толпа придворных: Вита, Милена, Даша, Лазарь и Рыжик. Кот, мурлыкая, терся о наши ноги.
– Где вы были? – нетерпеливо спросил Лазарь. – Я чуть не умер с голоду!
– За синими морями, за высокими горами, – ответил отец. – Привезли тебе жареную индейку!
– Правда? – воскликнул Лазарь, и глаза его засияли.
– Да, – ответил отец. – Сорвали с одного дерева у дороги.
– А разве индейки растут на деревьях? – удивился Лазарь.
– В нашей стране растут, – произнес отец. – Разве это не счастье в ней родиться?
Наутро мы отправились убирать кукурузу. Сначала все шло хорошо, мы шутили, смеялись и пели. В полдень у меня заныла спина, а вечером, когда стемнело, я просто не мог разогнуться. И мама, и Вита, и Даша согнулись в три погибели: они шли, касаясь кончиками пальцев земли.
– Что мне с вами делать? – засмеялся отец. – Глядите-ка, всю мою семью скрючило.
– А теперь надо поужинать и ложиться спать! – звенел в вышине голос дядюшки Михаля. – Завтра будет легче. Лиха беда начало.
Дядюшка Михаль исчез в темноте. Мы медленно двинулись домой. Не дожидаясь ужина, я бросился на кровать. Котенок свернулся клубком у меня в ногах. Глаза его светились точно маленькие зеленые огоньки. Вскоре они начали потихоньку гаснуть, и меня окутал непроницаемый мрак. Я слышал, как скрипит колодец, как где-то в вышине курлычут журавли, как заливисто и сердито лают собаки, тоже напуганные внезапно сгустившейся тьмой. Засыпая, я думал о том, как тяжело весь день работать в поле. У меня ныли руки и ноги, а под лопаткой будто полыхал костер. И все же это не так страшно, когда у тебя есть дом, свой угол. Я неимоверно устал, но на душе у меня было легко и торжественно. Впервые в жизни захотелось мне остаться здесь навсегда; с этой сладкой мыслью в сердце я заснул.
Ночью мне приснился дивный сон. Ты не замечал, сынок, что самые прекрасные сны обычно видишь, когда устанешь до изнеможения? Не удивляйся тому, что сейчас услышишь: я видел во сне Рыжего кота. Я лежал на широченной кровати. На стенах висели картины в золоченых рамах, пол был устлан коврами, а столы, стулья, шкафы и кресла сверкали позолотой. На массивном кресле, точно на троне, восседал Рыжий кот.
Я спал как убитый.
«Как изволили почивать?» – спросил меня Рыжик, когда я проснулся.
Я засмеялся – ну и чуди?ло, задает такие смешные вопросы да еще делает вид, будто мы с ним совсем не знакомы. Насмеявшись всласть, я ответил, что спал хорошо, если не считать небольшого беспокойства, которое причиняло мне кукурузное зерно под двадцатью восемью перинами. Мы оба расхохотались.
«Знаете ли вы, кто я такой? – спросил вдруг Рыжик. – Я кошачий король Барбаросса Первый!»
«Ты граф! – возразил я, дергая его за усы. – Не заносись, пожалуйста, так высоко».
«Я король! Король! Король! Барбаросса Первый!»
«Хорошо, – уступил я, полагая, что я все же умнее кота, кем бы он ни был. – Ты король. Прикажи подать мне сто тортов и сто плиток шоколада».
«Зачем вам столько сладкого?» – изумился Рыжий кот.
«Хочу швырять их, как в кинофильмах».
Рыжик хлопнул лапами, и в комнате появились несколько котов в черных фраках с белыми бабочками. Все они держали торты и шоколад. Хорошо зная нашего забавника, я сначала осторожно надкусил их: а вдруг они не настоящие, а какие-нибудь деревянные или глиняные? Однако и торты и шоколад были настоящие, и я стал швырять их в окно.
Тут я проснулся. Я убедился в этом, ощутив ломоту в пояснице. Все мое тело горело как в огне. Я попробовал подняться, но не смог. Рыжий кот открыл один глаз, посмотрел на меня и снова впал в дрему.
Мне стало жутко. Я пнул котенка ногой. Он проснулся.
– Иди сюда! – тихо позвал я.
Рыжик лениво подошел к моему лицу.
Ночь стала еще чернее. Я пристально вглядывался в темноту, стараясь увидеть во дворе тополь и колодец, напоминавший в лунные ночи огромного аиста. Но все поглотил густой, вязкий мрак. Тогда я прижал к себе котенка и принялся ласкать его, прислушиваясь к беспокойным ночным шорохам – предвестникам дождя. В оконные щели, под дверью, через дымоход шел в дом тяжелый запах сухой земли. Вдохнув его, я опять подумал, что скоро польет дождь.
Ломота в пояснице не утихала. Я все крепче сжимал Рыжего кота и, поглаживая его по мягкой шерстке, шептал ему что-то нежное и ласковое. Между тем в глубине моей души поднимался какой-то неопределенный страх. Я гнал его прочь – ведь рядом со мной спали отец, мать, братья и сестры, и все равно не мог освободиться от этого нелепого, непонятного страха. Вдруг мне послышались шаги за окном. Подумав немного, я решил, что это ветер гоняет по двору сухую ветку или трясет на колодце цепь. Но тут блеснула молния, и я увидел подходивших к дому троих людей.
– Папа, папа! – кричал я, расталкивая отца. – К нам идут какие-то люди!
Не успел отец протереть глаза, как в дом наш вломились те самые люди, которых я только что видел в окошко. Все трое были вооружены длинными суковатыми палками.
– Нас послал газда Лайош! – прогремел в темноте голос правого слуги.
– Зачем пожаловали? – мрачно спросил отец.
Первый слуга приблизился к нему и вместо ответа ударил его палкой в грудь. Отец упал на кровать, но тут же поднялся и так его двинул, что он пролетел через дверь и, как куль, рухнул наземь. Тотчас же к отцу подскочили двое других, сбили его с ног и принялись дубасить палками и кулаками. Мы с матерью попытались остановить их, но в эту минуту в дверях снова показался правый слуга. Он схватил нас своими огромными ручищами и отшвырнул в дальний угол. Тогда на помощь нам пришел Рыжий кот. Он вспрыгнул правому слуге на плечо и стал так остервенело царапать его по лицу, что тот взвыл от боли. Однако слуга был сильнее, и Рыжик вскорости оказался за дверью. Милена с ревом кинулась за ним.
Изрыгая ругательства, трое слуг продолжали избивать отца. Они избили его до бесчувствия, выволокли во двор и бросили в телегу. Потом покидали в нее наш жалкий скарб, и правый слуга прорычал:
– Вон отсюда, воровские хари!
Он хлестнул лошадей, и они пустились во весь опор. Вита схватил вожжи и через некоторое время остановил телегу. Отец с трудом открыл окровавленные, подбитые глаза и сел. Мы с мамой поддерживали его.
– Славно они меня разделали, – сказал он, силясь улыбнуться. – Ничего, я, как кошка, семижильный…
Он быстро повернулся и всмотрелся в темноту:
– А где котенок?
– А где Милена? – испуганно крикнула мама.
В горячке мы совсем забыли о них. Мы с Витой нашли их во дворе под тополем. Милена держала на руках котенка и шептала сквозь слезы:
– Не бойся, кисонька, не бойся. Я тебя не дам в обиду. А когда вырасту, отведу газду Лайоша в лес, привяжу к дереву и оставлю там – пусть его растерзают серые волки…
Мы сели на телегу и поехали дальше.
– Кто был прав? – спросила мать и, вздохнув, прибавила: – Вот тебе плата Лайоша.
Отец молчал. Он поцеловал мать в щеку и положил голову ей на плечо. Из темных низких туч полил холодный осенний дождь. Телега медленно катилась в ночи, а я с грустью думал о том, что никогда не забуду обиды, нанесенной нам газдой Лайошем и его слугами.
Как видишь, я ее не забыл.
Переезд в городНаконец вдали показался город. По правде говоря, сначала мы увидели какую-то высоченную башню, а уж потом крыши домов. При виде города всех нас захлестнула бурная радость. Даже Лазарь, всю дорогу просивший есть, на миг забыл свой голод и восторженно воскликнул:
– Голод!
Мама посмотрела на него с тревогой, но, увидев его протянутый в сторону города пальчик, весело засмеялась.
– Ах, город? Он и вправду очень красивый!
– Мы будем там жить? – спросила Милена.
– Попытаемся, – ответил отец.
– А какой это город? – спросила Даша.
– Если штурман не сбился с курса, то должна быть Суботица. В противном случае, мы прибыли в Се?гедин, Пешт или в Вену. Поживем – увидим!
После того что случилось на ферме газды Лайоша, мы решили поселиться в городе. Отец долго советовался с матерью и со мной, а также с дядюшкой Михалем, который нашел нас на другой день в одном селе неподалеку от фермы. Он пришел проститься с нами. Вид у него был сокрушенный и подавленный, на глазах блестели слезы.
– Ну и гнусы, – сказал дядюшка Михаль. – Помяните мое слово, не сойдет им это с рук. Придет время, заплатим им долг сполна.
Он с одобрением отнесся к нашему решению переехать в город и, не задумываясь, дал адрес своего сына Ти?бора, который-де хорошо знает Суботицу и, уж конечно, поможет нам устроиться.
– Мы с Витой будем учиться! – радостно воскликнул я, вглядываясь в видневшийся вдали город. – Мы пропустили целых два года.
Мама заплакала. Она утирала слезы краешком передника, но слезы все бежали и бежали из глаз.
– Что с тобой? – спросил отец.
– Хочу, чтоб мои дети ходили в школу…
– И из-за этого ты ревешь?
– Не знаю, – ответила мать и заплакала пуще прежнего.
Отец взмахнул кнутом; Лебедь и Сокол ускорили бег. Рыжик открыл глаза и, увидев, что все в порядке, снова уснул.
При въезде в город отец остановил телегу. Справа от дороги стоял большой железный указатель, на котором было написано название города.
– Читайте! – весело обратился к нам отец. – Государство для того и поставило указатели, чтоб народ не коснел в невежестве.
По складам, с помощью родителей мы кое-как прочли: Суботица. Лазарь захлопал в ладоши и весело рассмеялся.
– Чего ты хохочешь? – спросил я.
– Какое смешное название – Суботица! Суботица! Суботица!.. Правда, Драган?
– А мне нравится! – заявила Милена.
– Смотри, папа, сколько церквей! – воскликнула Даша. – Раз, два, три…
– Надеюсь, они еще не так прогнили, как на ферме газды Лайоша! – сказал отец. – Не то нас со всеми потрохами не хватит на их ремонт.
Это была последняя ночь, проведенная под открытым небом. Наутро мы с отцом отправились в железнодорожное депо искать сына дядюшки Михаля. Он был весь в саже и мазуте, лицо его уже утратило ту свежесть, которой веяло с фотографии, но все же я его сразу узнал. Мы отрекомендовались, и отец, показывая на свои многочисленные синяки и кровоподтеки, шутливо прибавил:
– Знаете, я вконец разочаровался в сельской жизни!
Тибор дал несколько адресов, но тут же заметил, что квартиру нам никто не сдаст, если мы не заплатим за месяц вперед: с тех пор как участились стачки и увольнения рабочих, домовладельцы стали очень осторожны и подозрительны.
– Спасибо, товарищ Рожа, – сказал отец, уходя. – Когда снимем квартиру, позовем тебя на яблочный пирог.
Денег на квартиру не было, и отец решил продать одну лошадь. Выбор пал на Лебедя. Мы распрягли его и повели на скотный рынок. Покупатель нашелся скоро – это был крестьянин из Оджака.
– Как раз то, что мне нужно, – сказал он отцу, отсчитывая деньги. – Добрая лошадка и сильная…
– И умная, – прибавил отец, поглаживая лошадь по влажной морде. – Не сердись на нас, дорогой, у нас не было выхода. Но поверь, мы тебя никогда не забудем. Ты служил нам верой и правдой, и горюшка с нами помыкал немало.
На глаза его набежали слезы; я тоже заплакал. Крестьянин смотрел на нас с недоумением.
– Видать, любите вы своего конягу, – сказал он. – Приезжайте ко мне в Оджак. Я буду рад.
– Спасибо, непременно приедем в гости, – повеселевшим голосом заверил его отец.
– Приезжайте! Буду рад, – повторил крестьянин.
Мы распрощались и пошли искать квартиру.
– Слушайте, дети, – заговорил отец, останавливая телегу у колонки, из которой вода текла, когда поворачивали большое железное колесо. – Умойтесь, причешитесь – словом, приведите себя в порядок… Люди любят чистых и опрятных детей. Поняли?
– И помалкивайте, – посоветовала мать. – Люди не любят болтливых детей.
– Сидите смирно на телеге, не толкайтесь, не смотрите по сторонам, – сказал отец. – Люди любят смирных и послушных детей.
– А уж если вам приспичит поговорить, то говорите друг другу «спасибо, пожалуйста, извините», – наставляла нас мать. – Люди любят хорошо воспитанных детей.
Мы долго и шумно мылись и чистились. Наши звонкие голоса и смех неслись по всей улице. Прохожие бросали на нас недоуменные взгляды.
– Никак, циркачи или комедианты приехали, – сказала какая-то старушка. – Может, у вас есть дрессированные львы?
Вита распушил свои густые волосы, встал на четвереньки и громко зарычал:
– Бр-бр-бр!..
Старуха пришла в неописуемый восторг.
– Рычит, как настоящий лев, – объясняла она случайной попутчице. – Я была в зоологическом саду в Пеште и своими ушами слышала, как рычат львы – в точности так же, как этот мальчик! Вот увидите, вечером на представлении он нарядится в львиную шкуру!
Старуха ушла, а мы продолжили свои приготовления. Сначала подстригли ногти, а потом мать извлекла откуда-то пузырек орехового масла и всем нам смазала волосы. Снова и снова оглядывала она нас с головы до пят, обходила вокруг, как генерал на смотре, каждый раз находя какую-нибудь мелочь, которую нужно было исправить. Примерно через час она нашла, что всё в порядке.
– Боже правый! – воскликнула она, радостно всплеснув руками. – Вот не знала, что у меня такие красивые дети!
Вскоре мы подъехали к одному дому на Пупиновой улице. Отец сошел с телеги и, взглянув еще раз на адрес, позвонил. Где-то далеко, за большой дверью, глухо зазвенел медный колокольчик.
Нам открыла сгорбленная, закутанная в шаль женщина. Вот она подняла голову, и мы увидели ее рябое веснушчатое лицо. А маленькие, глубоко посаженные глазки блестели каким-то недобрым блеском. Рыжий кот выгнул спину и яростно зарычал.
– Извините за беспокойство, милостивая сударыня, – сказал отец. – Мы хотели…
– Это ваши дети? – грубо перебила она.
– Вроде мои, – засмеялся отец.
– Они хорошие и послушные? – спросила женщина, недоверчиво меряя нас своими острыми ненавидящими глазами.
– Смирные, как овечки. Живут в ладу, не дерутся, как другие…
В эту самую минуту Лазарь дернул Милену за косичку. Она взвизгнула, мигом обернулась и влепила ему звонкую пощечину. Лазарь разревелся и заорал во всю мочь:
– Спасибо… Пожалуйста… Извините…
А Вита, всегда молчаливый и замкнутый, громко заметил:
– Да она просто баба-яга!
Хозяйка быстро вошла в дом и захлопнула за собой дверь.
– Сударыня!.. – крикнул отец, потом повернулся и сердито бросил Вите: – Осел!
Отец взял с нас слово, что такой спектакль больше не повторится, и мы поехали по другому адресу. Мы сидели на телеге, неподвижные и притихшие. Но стоило только домовладельцам увидеть, сколько нас, как у них находились тысячи предлогов для отказа. Один хозяин, сделав озабоченное лицо, заявил, что квартира сырая и для детей не годится; другой – что двор маловат и нам-де негде будет играть; третий – что в доме полно мышей. Сколько мы ни твердили, что мыши нам не помеха, что у нас, кстати сказать, есть кот, который не преминет полакомиться такой свежатинкой, хозяин упорно повторял:
– Мыши есть, мыши… мыши…
– Ну что ж, – вздохнул отец, утомленный его тупым упрямством, – оставьте своих мышей при себе.
А мама тихо прибавила:
– Дай бог, чтоб мыши отгрызли вам уши!
– Может, мы попали в сказку? – предположил отец. – В страну жестоких, бессердечных людей…
Было уже совсем темно, когда мы, усталые и поникшие, подъехали к улице Па?йи Куйу?нджича. Это был последний адрес из тех, что нам дал сын дядюшки Михаля.
Путь наш лежал мимо церкви.
– Послушай, боже, – фамильярным тоном обратился к нему отец, – мог бы ты и для нас что-нибудь сделать. Ведь тебе это ничего не стоит.
Он возвел очи горе? и, словно услышав оттуда ответ, попросил:
– Повтори, пожалуйста, не расслышал я, далеко ведь. Говоришь, поможешь нам? Очень мило с твоей стороны…
Мы немного оживились.
– Подумаешь! – беззаботно воскликнул отец. – Не найдем квартиру сегодня, найдем завтра или послезавтра. Главное – не вешать нос.
– Мудрые твои слова, – иронически заметила мать. – Только от этого нам лучше не станет.
– Как бы там ни было, перед нами уже третий дом, – сказал отец. – Третье счастье!
– Не третий, а пятый, – поправила его Даша.
– Тем больше шансов на успех! – как из пулемета выпалил отец и дернул звонок.
Прошло несколько минут, но никто не появлялся.
– Папа, можно, я позвоню? – попросил Лазарь.
– Ради бога! Отчего не поиграть, коли дом пуст.
Отец взял Лазаря на руки и поднес к двери. Лазарю так понравилось это занятие, что, будь его воля, он бы трезвонил до утра.
– Хватит! – сказал отец. – Оставь чуток на завтра.
Он поставил Лазаря на землю и взялся за большую медную ручку. Дверь была не заперта. Довольно мрачные сени вывели нас во двор.
– Эй, кто здесь есть? – крикнул с порога отец.
В ответ ни звука. Отец повторил свой вопрос, опять никакого ответа. Тогда мы ступили во двор и направились к росшей у забора липе. Уже подходя к ней, мы разглядели в темноте кончик зажженной трубки, потом трубку и, наконец, человека, курившего эту трубку. У него было круглое, как луна, лицо, длинные усы и только одно ухо.
– Мы пропали, – горестно прошептал отец. – Если все с обоими ушами были к нам глухи, то уж этот и подавно нас не услышит!
– Что вам надо? – послышался голос одноухого.
– Мы ищем квартиру… – неуверенно начал отец. – Мы хотели…
– Дети у вас есть? – неожиданно спросил человек с трубкой.
– Дети? – встрепенулся отец. – У меня нет ничего другого. Бог, щедрый к беднякам, послал мне пятерых.
– Правда? – приветливо сказал курильщик, открывая свои гноящиеся глаза. – Приведите их сюда.
Отец выстроил нас посреди двора. Человек с трубкой долго смотрел на нас и довольно улыбался.
– Говорите, Тибор Рожа дал вам адрес? – заговорил он наконец.
– Да, сударь, – серьезно ответил отец.
Я даже уловил в его голосе какую-то новую, покорную интонацию.
Хозяин раздумывал. Вдруг он улыбнулся и живо сказал:
– А мне так недостает веселого смеха и шума!
– Этого у вас будет в избытке! – искренне заверил его отец.
Человек с трубкой дал нам ключи. Мы загнали телегу во двор и сразу же принялись расставлять и раскладывать вещи. Квартира была так хороша, что всем нам казалось, будто мы видим прекрасный сон.
– И такое бывает, – сказал отец. – Коллективная галлюцинация. Однако это самая настоящая явь: Суматра, Борнео, Целебес! Слышите, как радостно мяукает господин граф.
Разложив наши жалкие пожитки, мы с отцом пошли в город купить какой-нибудь еды. Вечер был тихий и полный лунного света. Желтая брусчатка тротуара сияла, как золото. Мы направились к центру, где было много магазинов. Я шагал рядом с отцом и чувствовал себя бесконечно счастливым. С радостью думал я о том, что кончилась наша кочевая жизнь и завтра мы с Витой пойдем в школу. И, словно прекрасная музыка, в сердце моем звенела полузабытая таблица умножения:
– Дважды два – четыре, дважды четыре – восемь, дважды пять…
