Текст книги "Отряд под землей и под облаками"

Автор книги: Мато Ловрак

Соавторы: Драгутин Малович,Франце Бевк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

12

Как только Павлек и Нейче свернули к дому Тонина, они увидели Жутку. Она вынырнула откуда-то словно чертик из шкатулки и загородила им дорогу. Глаза ее были широко раскрыты, она махала им руками, будто вот-вот взлетит.

– Павлек, беги! – произнесла она страстным шепотом. – Спасайтесь!

Мальчики стали как вкопанные.

– Что такое? – спросил Павлек.

– Тебя ищут. Дома ждут.

– Кто?

– Полиция, кто ж еще! – Девочка даже сердито затопала ногами: вот уж непонятливые! Она трижды обежала чуть не полгорода, наконец нашла его, а он стоит и пялится на нее как дурень! – Тонина увели, Ерко тоже. Прячьтесь! Не ходите домой!

Она повернулась и побежала прочь.

Только тут мальчики поняли, в чем дело. Да так хорошо поняли, что у них мурашки по спине побежали. Какое-то мгновение они обалдело, открыв рты, смотрели вслед Жутке, быстро исчезнувшей с их глаз. Потом вопросительно уставились друг на друга. У Нейче был вид щенка, над которым занесли палку. Но Павлек не потерял головы и быстро сообразил, что стоять посреди улицы и ошарашенно озираться по сторонам довольно глупо.

Подмигнув товарищу, он кратчайшей дорогой повел его за город.

Павлек шел быстро. Нейче с трудом поспевал за пим. Страх совсем лишил его самообладания. Он полностью подчинился воле Павлека. Тот напряженно что-то обдумывал. Нейче долго не решался с ним заговорить.

– Куда мы идем? – спросил он, когда они уже вышли в поле.

– В блиндаж. Там спрячемся.

В блиндаж! Павлек сказал это так просто, словно речь шла об очередной сходке «черных братьев». А ведь приближалась ночь, и они должны будут провести ее в темной, сырой яме без постели, без ужина. А завтра? И следующие дни?

Нейче пал духом. Общество «черных братьев» до сих пор было для него волнующей веселой игрой, которую он воспринимал еще совсем по-детски. Сейчас у него было такое чувство, будто его с голубых небес сбросили на твердую землю.

Навстречу им попадались люди, возвращающиеся с вечерней прогулки. Мальчики окидывали их настороженными взглядами: нет ли среди них агентов? То и дело они оглядывались назад: не идут ли за ними? Но нет, ничего подозрительного они не замечали.

– Кто нас выдал? – спросил Нейче.

Этот же вопрос мучил и Павлека.

– Кто? Не я и не ты. И конечно, не Тонин и не Ерко. Они в кутузке.

– Может, Филипп?

Павлек подумал и покачал головой.

– Нет, – сказал он решительно. – Не верю. Голову готов дать на отсечение, что не он. Может, Паппагалло каким-то образом пронюхал?

– Как?

Павлек пожал плечами. Этого он не знал.

Мальчики остановились на высоком холме, глядя в глубокое ущелье Сочи. По дну ущелья уже ползли темные вечерние тени. Павлек и Нейче спустились по крутой, почти отвесной тропе, которой отваживались спускаться только мальчишки. Они продрались сквозь густой кустарник, обогнули скалы и остановились под гладкой каменной стеной.

Тропа шла дальше, к реке, тускло мерцавшей сквозь густую листву… Мальчики забрались в заросли под скалой; туда вела узкая, давно не хоженная, заросшая тропа. Руками они осторожно разводили колючие ветки, чтоб не оцарапать лицо и не порвать одежду. Ржаво-зеленые кусты снова сомкнулись за ними, как занавес.

Ребята остановились перед блиндажом, в котором во время войны солдаты прятались от артиллерийского обстрела. Неглубокий окоп вдавался в скалу. Оттуда веяло мраком и сыростью. Вход был наглухо закрыт кустами, так что в десяти шагах его нельзя было заметить.

Солнце спускалось за горизонт. Лишь редкие облачка на западе покрывал легкий багрянец. Свет, проникавший сквозь густые ветви, слабел с каждой минутой. Темнота сгущалась.

Павлек глубоко вздохнул и улыбнулся. Здесь их никому не найти. Во всяком случае сегодня. Впереди была долгая ночь. До утра можно будет придумать, куда бежать дальше.

Он опустился на сваленный у входа хворост. Здесь была последняя сходка «черных братьев». Павлек вынул револьвер из кармана и вложил в барабан два патрона. Пристроил его рядом с собой и посмотрел на Нейче.

– Садись, – сказал он. – В ногах правды нет!

Тяжело вздохнув, Нейче сел. Вид у него был совершенно убитый.

– А там бьют?

– Где?

– В полиции.

– Бьют, – ответил Павлек спокойно и уверенно, словно в этом было что-то утешительное. – Всегда бьют. Да еще как! Если отказываешься говорить, молотят точно сноп; если заговоришь, еще больше достается.

– Почему больше?

– Потому что не верят, что ты все сказал. Думают, начал петь, пой уж до конца. Мне один парень из нашего села рассказывал, он сидел в тюрьме… Но ты не бойся, нас не будут бить.

– Почему?

Павлек тихонько засмеялся:

– А они нас не найдут!

Наступила ночь. Смолкли все звуки, лишь монотонно шумела река. Сквозь ветви виднелась узкая полоса темного неба с мерцающими звездами. В чаще вдруг пронзительно крикнула птица, разнеслось торжественное уханье совы, и снова все стихло.

Нейче била дрожь.

– Страшно? – спросил Павлек.

– Немного. А тебе?

– Нисколечко!

На самом деле Павлеком тоже постепенно овладевал страх.

– Куда мы пойдем? – спросил Нейче.

– Во всяком случае не в город, – ответил Павлек. – И не домой. И там и там нас будут искать. Раз – и взяли! В горы подадимся, думаю, а там махнем через границу.

– И я?

– А ты что, хочешь попасть им в руки?

Наступила тишина. Потом вдруг в кустах раздался какой-то шорох и треск. Мальчики подняли головы и насторожились. Павлек схватился за револьвер. Но все снова стихло, только легкий ветерок шевелил кусты. Может быть, это камень оторвался от скалы и скатился вниз…

Нейче подтянул колени к самой груди, обхватил их руками и уткнулся в них подбородком. Сердце его сжималось от страха и неизвестности. Страх пересилил жажду приключений. Мальчик почувствовал голод и сразу вспомнил про тетю.

– Тетка будет искать! – вздохнул он горестно.

На душе у Павлека тоже было не легко. Его раздражали плаксивость и малодушие Нейче. Не хватало еще и Павлеку распустить нюни, тогда уже они влипнут по-настоящему.

– Пусть ищет! – в сердцах ответил он. – Пусть лучше ищет тетка, чем найдет Паппагалло.

Ветви зашумели сильнее. Повеяло холодом. Нейче передернуло.

– Костер бы зажечь, – сказал он.

– Спичек нет, – шепнул Павлек из темноты. – А если бы и были, хочешь, чтоб нас огонь выдал? Да? Ложись, свернись клубком, вот и не будет так холодно. И давай потише, а то мы что-то чересчур разболтались. Ночью все слышно.

Нейче покорно лег и затаил дыхание. Теперь он боялся и Павлека. Ему показалось, что тихо щелкнул затвор револьвера.

Павлек тоже улегся, плотно запахнувшись в пиджачок и подложив руки под голову. Мысленно он был сейчас с Тонином и Ерко. «Как они? – грустно думал он о товарищах. – Арестовали ли Филиппа?» Ему стало стыдно, что он не сразу вспомнил о нем… Подбиралась дремота, все тише шумела река. Крепкий сон сморил его, он задышал громко и равномерно.

13

Тетушка Ну?та в тот день вернулась домой поздно. Приготовила ужин, а Нейче нет как нет. Вот поганец, опять где-то шляется! С каждой минутой росла лавина слов, которые она готовилась обрушить ему на голову.

Но ужин уже перестаивал, дожидаясь Нейче. Нута все время прислушивалась, не раздастся ли топот ног племянника по лестнице. Три раза отпирала дверь и выглядывала во двор. Никого! Как в воду канул!

Она не на шутку рассердилась. Много раз она грозилась избить племянника, но до сих пор никогда этого не делала. Теперь, кажется, она ему задаст трепку, появись он только в дверях. И брату напишет, пусть забирает его домой или ищет ему новую хозяйку. Она не собирается на него жизнь класть.

Но когда наступил поздний вечер и стало совсем темно, злость ее улетучилась. Она встревожилась. Все-таки такого еще никогда не случалось! Нейче был порядочный трусишка и не осмелился бы заявиться так поздно. Может, несчастье какое?

И стоило ей подумать об этом, как она уже не сомневалась в том, что с Нейче стряслась беда. Наверное, попал под машину! Это показалось самым вероятным. Он вечно ходит посередине улицы, словно вчера только из деревни приехал. Подобрали его, бедняжечку, залитого кровью, и отвезли в больницу. А может, он уже мертвый и лежит в покойницкой, и ни одна душа не знает, откуда он, несчастный, и как его имя…

Все это она представила себе так живо, что у нее закололо сердце. Она оделась, чтоб идти его искать, не было сил сидеть и ждать неизвестно чего. Слезы закапали из ее глаз…

Вот беда! Каждый день она на него кричала, но при этом по-своему любила. Совсем еще молоденькой девушкой она приехала в город, служила у разных господ, потом вышла замуж. Муж ее был добряк, которого несправедливо было бы назвать запойным пьяницей, однако трезвым его видели редко… Чтобы как-то свести концы с концами, Нута торговала фруктами и овощами. Она пошла навстречу брату и взяла в нахлебники Нейче. Прежде она все вечера проводила в одиночестве – своих детей у нее не было, – и присутствие мальчика скрашивало ее жизнь. Постоянная воркотня была скорее выражением ее любви, чем злобности характера…

Вдруг Нута услышала шаги. Она кинулась к двери, открыла. Но это был весело улыбающийся муж. Он изумился, что жена еще не спит. Ведь было уже за полночь.

– Парня нет дома, – сказала она.

– Ай-ай-ай! Что ты говоришь?

– Боюсь, не случилось ли чего…

– Да ну, что с ним может случиться! А боишься, пойди спроси в полицию.

Нута и сама уже подумывала об этом, хотя идти туда ей не хотелось. Но стрелки часов беспощадно продвигались вперед; заснуть она не могла и после долгих колебаний все-таки решила обратиться в полицию. Она оделась, накинула на плечи шерстяную шаль и вышла на улицу.

Шла она быстро, непрестанно оглядываясь вокруг в надежде увидеть Нейче и кинуться ему навстречу. Но Нейче нигде не было видно. По пустым улицам лишь изредка брели пьяницы, возвращавшиеся домой. Постовой неторопливым шагом мерил брусчатку мостовой.

Двустворчатые двери полицейского участка были не заперты. В щель пробивался свет из передней, где под потолком горела лампа.

– В чем дело? – неприязненно спросил ее дежурный полицейский.

Нута была так растеряна, что не обратила внимания на тихое всхлипывание за дверью справа, словно там кто-то плакал, стискивая зубы от невыносимой боли. Запинаясь, она рассказала, зачем пришла.

– Минутку, – сказал агент, постучал в соседнюю дверь и вошел туда.

Нута плотнее запахнулась в шаль. Ее знобило от дурных предчувствий. Прислушалась. Плач за дверью прекратился, послышались резкие слова. Потом где-то открылась и снова закрылась дверь. Дежурный вышел в приемную.

– Войдите, сударыня! – пригласил он ее.

Она вошла в комнату направо. За столом, с трудом втиснувшись в кресло, сидел Паппагалло. Вид у него был мрачный, глаза сонные. Бастон стоял, прислонившись спиной к стене; камышовый прут, который он до этого держал в руке, он бросил на стол.

– В чем дело? – спросил Паппагалло. – Что случилось? Отвечайте быстро и коротко!

Нута одним духом повторила то, что говорила дежурному.

В мгновение ока Паппагалло преобразился, теперь он был сама любезность.

– В третьем классе, говорите?

– Да, сударь. Я боюсь…

– Бояться нет никаких оснований! – сыпал словами Паппагалло. – С ним ничего не случилось. Мы найдем его. Скажите, сударыня, к нему приходили его школьные товарищи?

– Редко. Двое или трое.

– Кто же это?

– Один маленький в очках, а другой – высокий, вихрастый такой. Этих я лучше всего запомнила…

– А как их зовут, не знаете?

– Ох, сударь, не знаю. Если б я могла думать, что это… Я как-то не поинтересовалась. По виду такие приличные мальчики.

– Да, да, приличные, – ироническим тоном подхватил Паппагалло. – Я их уже знаю. И какие они приличные – тоже.

Он мигнул агенту. Бастон вышел и через минуту вернулся, впихнув в комнату Ерко.

Мальчик был белый как полотно и казался еще более худым, чем раньше. Левое стекло в очках было разбито, под левым глазом синяк, губы распухли. Он поднял испуганные глаза на Нуту.

– Этот? – спросил Паппагалло.

Нута, пораженная видом мальчика, не услышала вопроса.

– Этот мальчишка приходил к вашему племяннику? – резко повторил Паппагалло свой вопрос.

– Да, – ответила она. – Но что он сделал?

Ей не ответили. Бастон увел Ерко.

У Нуты испуганно забегали глаза. Ей вспомнился плач, который она недавно слышала из-за стены. Она ничего не могла понять, но чувствовала, что невольно допустила какую-то оплошность.

– Ой, – всхлипнула она и всплеснула руками, – ведь Нейче не сделал ничего плохого!

– Увидим, – холодно сказал Паппагалло, встал и надел котелок. – Пойдемте. Покажите мне его вещи. И успокойтесь, пожалуйста. У кого совесть чиста, тому нечего бояться.

Нута, шатаясь, почти в беспамятстве, поплелась к двери.

14

Нейче в ту ночь не спал. Чуть задремлет и тут же просыпается. Он сидел, сунув руки под мышки, дрожа от холода. Ему мерещились всякие ужасы.

Вспомнилась тетя, и на сердце вдруг потеплело. Как живая стояла она перед ним. Ведь она ждет его, а от него ни слуху ни духу! Наверно, выбежала на улицу, смотрит во все стороны. Соседей расспрашивает, не видел ли кто его. И уж наверно, приготовила целый ворох самых обидных слов, которые обрушит на него, лишь только он появится на пороге.

Этих ее слов он всегда ждал со страхом. Каждое попадало прямо в сердце – такие они были колкие и обидные. Сейчас он с радостью бы их выслушал, только бы быть дома… Рядом с тетушкой он все-таки чувствовал себя как за каменной стеной. Лучше быть с ней, чем бродить по свету с Павлеком, – сегодня здесь, завтра там, голодать, мерзнуть.

Ему так захотелось под крылышко тетушки, что он решил бежать. Бежать не от полиции, а от Павлека. Ни секунды он не думал о том, что это было бы изменой и предательством, мысль о том, что он сам может попасть в ловушку, как мышь в мышеловку, тоже не приходила ему в голову.

Он тихо встал и, задержав дыхание, прислушался. Павлека в темноте не было видно, но он слышал его равномерное, спокойное дыхание. Ночь была полна страхов, однако больше всего Нейче боялся сейчас товарища и его бульдога, который тот положил под голову. Если Павлек проснется и догадается о его намерении, он тут же обвинит его в измене.

Два-три шага – и вот он под открытым небом. Со всех сторон его окружали кусты. У него было такое чувство, что к нему тянутся длинные руки с тонкими, холодными пальцами. Тихо шелестела Соча, на другом берегу лаяла собака. Но Нейче пугали не эти звуки. С ужасом он ждал оклика Павлека, за которым из темноты последует выстрел…

Он уже не чувствовал холода; мокрый от пота, он с трудом отыскал тропку, что, извиваясь и петляя, вела наверх. Бежал он так быстро, как только позволяла тьма. Хотя глаза его привыкли к темноте, он то и дело натыкался на стволы деревьев и скалы. Теперь его уже пугал не Павлек, а ночная тьма… По лицу текли слезы.

Наконец он выбрался наверх, в поля. Он был так измучен, что больше всего ему хотелось повалиться на траву и перевести дух. Но надо было торопиться. За полями, за кронами деревьев, окаймлявших полоски полей, спал город. Страх гнал его на освещенные городские улицы.

По проселочной дороге он вышел на шоссе, серой лентой бегущее перед ним. Слышен был только глухой звук его шагов. Но он каждую минуту в страхе оборачивался – нет ли погони? Шелковицы вдоль шоссе казались ему шеренгой карабинеров в широких шляпах. Он бежал изо всех сил, чтоб поскорее оказаться у первых домов с тускло горевшими уличными фонарями.

Здесь он замедлил шаг. Страх исчез. Он ладонью утер слезы, которые заметил только сейчас. Чем ближе к дому, тем больше его терзала мысль о тетушке. Что она скажет? Что сделает? Перед низким темным домиком в тихой улочке он остановился и посмотрел на окна. В одном окне горел свет. Тети не спит, ждет его. Даже входная дверь была приоткрыта.

На сердце у Нейче было так тяжело, что он прислонился к стене и глухо застонал. Но тут раздались чьи-то шаги, он быстро вошел в дом и стал ощупью подниматься по неосвещенной лестнице. Без стука открыл дверь в кухню.

Потрясенный до глубины души, он замер на пороге. Тетя жалась у плиты, глаза ее были полны страха и муки. За столом сидел инспектор Паппагалло, хмуро насупившись. Возле окна стоял агент Бастон, оглядывая все кругом острым взглядом.

Лишь только Нейче вошел, все, кто был в кухне, уставились на него с удивлением и радостью. На него было жалко смотреть: бледный, зареванный, руки и ноги в ссадинах. Страх его, когда он увидел инспектора и агента, превратился в настоящий ужас. С мольбой он взглянул на тетушку, губы его скривились – сейчас заплачет.

Сердце Нуты стиснула жалость, вся ее злость прошла. Она была рада, что племянник вернулся, что он снова дома. Она схватила его за руку.

– Нейче, какой же ты! – воскликнула она. – Горюшко мое, где ты был так долго? Что мне с тобой делать?

Тут поднялся Паппагалло, растянув физиономию в довольной ухмылке.

– Подождите, сударыня! – сказал он. – Вы еще успеете поговорить. А сейчас я его кое о чем спрошу. – И он повернулся к мальчику: – Скажи, а где твой товарищ?

Вид у Нейче был испуганный и покаянный. Инспектор уже по глазам его определил, что это тот самый мешок, из которого, действуя где угрозами, где обещаниями, нетрудно будет вытрясти все, что нужно.

Мальчику вначале даже в голову не пришло что-либо утаивать. Он надеялся, что так его скорее освободят.

– Павлек? – спросил он. – На Соче.

– Так, на Соче, – удовлетворенно повторил инспектор. – А что он делает на Соче?

– Спит.

– Так, спит, значит? Ясно! Где же он спит?

До сих пор Нейче от страха ничего не соображал. Инспектор задавал свои вопросы добродушным тоном, умильно улыбаясь, и мальчик чуточку приободрился. И тут же осознал, что совершил предательство. Сердце забилось часто-часто. Они хотят узнать, где спит Павлек, чтоб схватить его спящим! И Павлек сразу поймет, что он сбежал и предал его. «Черные братья» не простят ему, что он нарушил клятву. Страх перед гневом товарищей пересилил страх перед инспектором.

– Ну, где же он спит?

– Не знаю. – Нейче опустил глаза.

– Значит, не знаешь? Врешь, вы были вместе, ты не можешь не знать! Где он?

Перепуганный Нейче в полной растерянности посмотрел на тетку, словно она могла ему помочь.

– Не знаю, – повторил он чуть слышно.

– Нет, ты знаешь, просто не хочешь говорить, – заключил раздраженно инспектор и подмигнул агенту. – Ладно, пусть так. Не хочешь говорить – пойдешь с нами.

И не успел Нейче осознать, что происходит, как агент уже держал его за руку. В отчаянии Нейче бросил взгляд на тетку и заверещал, как заяц, угодивший в капкан.

– Отпустите его, сударь! – молящим голосом закричала Нута. – Нейче, скажи лучше… Сударь, он скажет… все скажет…

– Разумеется, скажет, – произнес инспектор сурово и насмешливо. – Я в этом не сомневаюсь… только не тут… Пошли!

Нейче безутешно зарыдал и покорно, как овечка, дал себя увести.

15

Спал Павлек всегда очень крепко. Дома, под теплым одеялом, его пушкой не разбудить. Но в ту ночь он несколько раз просыпался от холода, правда не до конца. Съежится еще больше, подтянет колени к подбородку и снова заснет. На рассвете, когда раздались первые птичьи трели, зубы его начали выбивать дробь.

Он сел и протер глаза. Со сна он никак не мог понять, где он и каким образом очутился в этой берлоге. Но скоро все вспомнил, оглянулся, рассчитывая увидеть Нейче, и с удивлением обнаружил, что тот исчез. Место, где Нейче с вечера лег, было пусто. Это окончательно прогнало сон. Он вскочил на ноги, осмотрел блиндаж, кусты. Ничего… Горячая волна прошла по его телу.

Нейче исчез ночью. Этого можно было ожидать. В город подался, трусишка, к тетке. Что последовало за этим, легко себе представить. Попал в капкан, как заяц. И поручиться, что он ничего не скажет, нельзя. Горечь залила сердце Павлека.

Убежище перестало быть надежным. Наверняка уже известно, где он провел ночь. Может, агенты уже продираются сквозь кусты, чтоб схватить его, как барсука в норе. Он напряг слух, однако ничего подозрительного не услышал. Только шумела река да птицы приветствовали новый день.

Павлеку отчаянно захотелось пить. Жажда мучила его еще с вечера и всю ночь, а от волнения стала еще сильнее… Вдруг у него блеснула надежда, что Нейче, может быть, пошел пить. Захотел пить и спустился к реке. Наверное, он там…

Павлек пробрался через кусты к Соче и спрятался за скалой, чтоб осторожно и незаметно осмотреть окрестности. Рука его сжимала револьвер, оттопыривавший карман. Вряд ли бы он стал стрелять, но одна мысль об оружии прибавляла ему мужества. Никого… Слабая надежда, что, возможно, Нейче здесь, рухнула. На другом берегу две женщины, громко переругиваясь, полоскали белье.

Он лег животом на белый песок, оперся на ладони и долго и жадно пил. Потом плеснул водой в глаза – прогнать остатки сна. Смочил также волосы и пригладил их рукой, чтоб своими лохмами не вызывать лишних подозрений. Он почувствовал голод, но сейчас было не до еды. Мысли его были заняты побегом.

Бегство Нейче огорчило его, но в то же время облегчало ему задачу. Робкий и малодушный, Нейче был бы ему только обузой. Надо будет выбраться наверх, потом тропой перейти поля и, минуя редкие, разбросанные дома, подняться на склон Шка?бриела. Когда город окажется далеко внизу, он сможет вздохнуть свободно. Что будет потом, его не заботило. Он был уверен, что перед ним откроется широкий мир.

Но тут Павлек подумал о товарищах: ведь он бросает их! Хотя чем сейчас он может им помочь? Как и вчера вечером, перед тем как сон окончательно сморил его, мысль его остановилась на Филиппе. На душе заскребли кошки. Перед Филиппом он чувствовал себя виноватым.

Вчера, мчась сломя голову к блиндажу, он не подумал о нем. Филипп, наверное, даже не подозревает о том, что произошло. Удивляется, почему Тонин не пришел к нему, чтобы вместе отправиться на задание. Ерко не выдаст. И Тонин будет молчать. Вот о Нейче этого не скажешь. Но если Нейче не взяли, кто знает, как все обернется…

Душу Павлека раздирали противоречия. Бежать сразу или все-таки вначале предупредить Филиппа и, может быть, взять его с собой? Филипп не чета Нейче, лучшего товарища в дорогу нельзя и пожелать. С ним хоть на край света! Довольно долго Павлек сидел, следя за расходившимися кругами на воде. Вдруг он вскочил. Решено: он вернется в город и предупредит Филиппа, если еще не поздно, а если поздно, как-нибудь вывернется и уйдет один…

Павлек вышел на тропу и тут вспомнил про револьвер. Идти в город с револьвером глупо. Если схватят и начнут обыскивать, не поздоровится. Но и расстаться с оружием ужасно не хотелось. Он было уже замахнулся, чтобы кинуть его в реку, но рука бессильно опустилась. Не хватало духу. Лучше зарыть. Если им с Филиппом удастся бежать, они придут сюда и откопают его. В дороге он еще как пригодится!

В песке возле воды Павлек отвалил камень, выкопал углубление и положил туда револьвер. Но прежде вложил в барабан все патроны. Потом засыпал углубление песком и вернул на место камень. Внимательно оглядевшись, он постарался точно запомнить расположение тайника, чтобы потом легче было его найти.

Неслышно, почти крадучись он пополз по крутой тропе наверх. Лежа на животе, наполовину укрытый кустами, он осмотрелся. Несколько крестьян, согнувшись в три погибели, копошились на своих полях. По дороге с грохотом мчалась пустая телега. Из дымки тумана на горизонте вставало солнце, освещая крутые склоны ущелья Сочи.

Павлек сунул руки в карман и, тихонько насвистывая, зашагал с таким видом, словно на душе у него не было никаких забот. Глядя на него, каждый бы подумал: надо же, чуть свет уже отправился шататься. На самом деле он был как натянутая струна. Глаза зорко следили за окружающим. Его так и манили гроздья винограда, соблазнительно проглядывавшие из красноватых листьев. Для его голодного желудка, все сильнее дававшего о себе знать, это было сильнейшим искушением. Ведь стоит сделать два шага в сторону и протянуть руку…

Впереди, за поворотом дороги, между шелковицами он увидел двух хорошо одетых горожан, которые стремительным шагом шли навстречу ему. Они о чем-то оживленно разговаривали и, возможно, еще не заметили его. Павлек оцепенел от страха. Потом соскочил в глубокую канаву, окружавшую две длинных шпалеры винограда. Пригнувшись, он побежал вдоль виноградника, не решаясь оглянуться.

На другом конце он наткнулся на крестьянина, тот хмуро глядел на него, опершись на лопату.

– Ты что, не знаешь, где дорога? – проворчал он.

– Знаю, – сказал Павлек и обернулся.

Незнакомцы как ни в чем не бывало продолжали шагать по дороге. Если они шли за ним, им его уже не найти. Он облегченно вздохнул.

– Тут мне ближе, – сказал он крестьянину и кинулся на тропу, вьющуюся среди виноградников.

И он двинулся по ней, словно только она и вела в город.

– К винограду тебе ближе! – услышал он за собой голос крестьянина.

Павлека ужасно обидело, что его приняли за обычного мелкого воришку, промышлявшего на виноградниках. А ведь скольких сил стоило ему преодолеть искушение и не сорвать ни ягодки, хотя желудок сводило от голода! Но о том, чтоб остановиться и ответить крестьянину, не могло быть и речи. Скорей, скорей скрыться в садах и тесных переулках предместья!

Он не решился идти по центру города, опасаясь, что его заметят и схватят, и сделал большой крюк окраинными улицами. Павлек торопился, однако из одной закусочной на него так пахну?ло запахом свежего хлеба, что ноги его сами собой остановились. В кармане у него было несколько мелких монет.

Он вошел туда, взял чашку горячего молока и большой кусок хлеба. Он ел, но одним глазом косил в дверь на улицу, а одним ухом прислушивался к разговору буфетчицы с покупательницей.

– Вчера, сударыня, студентов каких-то взяли. Я сама видела, как вели одного.

– Что вы говорите? Неужели? А что они сделали?

– Видать, деньги украли. Да большие! Целая банда работала. Но еще не всех поймали. Еще кого-то ищут…

Женщины долго рассуждали, как испортилась нынче молодежь. Они поглядывали на Павлека, у того кровь бросилась в лицо. Ему показалось, что их взгляды говорили: «А вдруг это один из тех? Пришел и угощается теперь на украденные деньги…»

Павлеку очень хотелось взять еще чашку молока, но и впрямь надо было торопиться. Земля горела у него под ногами. Когда он расплачивался, руки его заметно дрожали. Он стремглав выскочил на улицу.