Текст книги "Малышка, пойдем со мной..."

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава восьмая

Кира чувствовала себя больной и выглядела таковой.

Как и многие до нее, она поклялась, что больше никогда не будет пить. Голова по-прежнему болела, мучила жажда. После инцидента прошла уже неделя, но последствия продолжали ощущаться. Однако больше всего ей не хватало Бетани. Она знала, что мать находится в состоянии войны с Моникой, но не могла понять, почему Бетани не разрешают бывать у нее. Она утешала себя мыслью, что конфликт будет улажен, когда она вернется в школу. По крайней мере на это она надеялась. Раньше размолвки между матерью и Моникой не были столь затяжными, а теперь это заставляло ее волноваться.

Лежа на софе перед телевизором, по которому передавали «Улицу Коронации», она казалось маленькой и уязвимой. Даже Жанетта жалела сестру. Ее собственные проблемы наконец-то отступили, и теперь она угощала Киру чаем. Видя ее в таком состоянии, она осознала, как сильно любит сестру. Однако преданность, в таком изобилии проявляемая другими членами семьи, все же была ей недоступна. Жанетта была на грани деяния, в такой степени не отвечающего моральному кодексу Бруеров, что ей страшно было даже подумать об этом, не говоря уже о том, чтобы осуществить задуманное.

Теперь, когда мать после недолгого перерыва приступила к работе, Жанетта сама предложила сидеть с сестрой, руководствуясь, однако, при этом корыстными мотивами. Джон-Джон следил за ней, как ястреб, и она старалась продемонстрировать брату, что она дома, с сестрой, хотя на самом деле собиралась навестить Джеспера. Он уже выписался из больницы, хотя был все еще слаб. Он фактически обслуживал себя сам и поправлялся гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Но он стал другим: нервным и мрачным.

Жанетта чувствовала свою вину в этом. В конце концов на Джеспера напал ее брат. За это она крепко ненавидела брата, хотя и любила его. Она понимала, что Джон-Джон считает Джеспера расистом, и считает не без оснований. Но она желала Джеспера, и это было для нее главным.

Весь день они обменивались SMS-ками, и она собиралась пойти к нему во что бы то ни стало. Даже если это чревато разрывом с Джон-Джоном, хотя сама мысль об этом ее пугала. Тем не менее она осуществит свой замысел любой ценой.

Сегодня вечером Карен с друзьями пойдет в паб, а Джуни будет ее сопровождать, чтобы предупредить их, когда та пойдет домой.

Она наблюдала, как Кира допивает остатки сладкого чая, и ждала, когда сестра заснет. Действие снотворного рассчитано на весь вечер. Подруга сказала ей, что постоянно дает таблетки своей маленькой дочери. Это позволяет ей заниматься бизнесом, что на их жаргоне означает добывать наркотики или отрабатывать за них.

В девятнадцать лет у Лорны уже пятилетний ребенок, и скоро будет еще один. Она – королева округи; молодые девчонки прислушиваются к ее мнению, как в вопросах секса («Дай им то, чего они хотят, и получишь всё желаемое»), так и по поводу школьных дел («Всегда поступай по-своему, тебя отругают и отстанут в конце концов»). Все ее советы оказывались полезными.

Лорна – признанный авторитет. И раз у ее дочери не было побочных эффектов, то Жанетта не тревожилась за сестру. К тому же никто не подумает, что она бросит ее на произвол судьбы после случившегося. План был без изъянов. Когда она вернется домой, то будет сидеть на софе и смотреть телевизор, будто бы и не ходила никуда.

Малыш Томми заслужил вечерний отгул, тем более, что он стирает и гладит белье отцу, готовившемуся к большому переезду. Все разработано до мельчайших деталей, будто это – подарок судьбы.

Джон-Джон занимается сексом с новой пташкой из салона, а мать разбирает с Полом документацию.

Жанетта улыбнулась. Она впервые слышала, чтобы это так называли!

В последнее время Пол регулярно бывает у них, и мать сияет в лучах его внимания. С одной стороны, Жанетта рада за нее, но с другой – бомба вот-вот разорвется: Пол исчезнет, как это всегда бывало, и мать опять останется на бобах.

Но сама она не упустит своего шанса на счастье, если это еще возможно. Джеспер для нее все, и она принимала это как данность, точно так же, как и ее мать, много лет назад.

Глаза Киры уже смыкались. Жанетта нежно взяла у нее из рук пустую чашку и поставила на тумбочку. Казалось, что она вот-вот взорвется от возбуждения, вызванного предстоящей встречей с Джеспером, возможностью любить его.

Спустя десять минут она взглянула на крепко спавшую сестру и выскользнула за дверь.

Джон-Джон был во власти страстей, и понимал это.

Лиз Паркер притягивала его как магнит. Хотя он и презирал ее, заниматься с ней сексом ему нравилось. Но когда все кончалось, ему хотелось бежать как можно быстрее.

То, что она проститутка, не волновала его: он же не собирался соединять с ней свою судьбу. Но все же он замечал за собой странные поступки. Как помощник Пола Мартина, он имел право выбора проституток – такая вот должностная привилегия. Однако он не спешил воспользоваться ею. Лиз заменяла ему всех остальных. Правда, в данный момент он хотел смыться от нее, и как можно быстрее.

Когда Лиз натягивала на себя трусики, он сказал как бы невзначай:

– Я, пожалуй пойду, через двадцать минут у меня встреча с Полом.

Лиз никак не отреагировала, и он понял: она догадалась, что он врет. Он дал ей десять фунтов на такси и ушел. Дома он собирался принять душ, отдохнуть немного и заступить на работу в ночь. После секса с Лиз он каждый раз ощущал потребность отмыть свое тело. Но он трахался с ней трижды в день. Соответственно, это означало три душа в день. Оставалось лишь надеяться, что вскоре он завяжет с ней, и все станет на свои места.

Бетани вошла в квартиру Бруеров и увидела спящую на диване подружку. Она открыла дверь ключом, который Джоани прятала в угольном люке – такие люки есть у каждой квартиры. Кроме угля в них обычно бросают всякий мусор. Многие хранят в люках запасные ключи, и Джоани не была исключением. Сначала Бетани долго стучала в дверь. Она не ожидала застать Киру одну, да к тому же спящей. Киру никогда не оставляли одну, в отличие от самой Бетани, которая росла без чьего-либо участия.

Она попыталась разбудить подружку, но, не преуспев в этом, удовлетворилась сущими пустяками: кольцом с туалетного столика Джоани и пятьюдесятью фунтами из гардероба Джон-Джона. Она покинула квартиру так же тихо, как вошла, не уверенная в том, что будет делать с украденным, но удовлетворенная содеянным. Подобно матери, она всегда использовала предоставлявшиеся ей шансы.

Пол и Джоани сидели в пабе в Эссексе. Они беседовали о своем салоне. Пол был доволен тем, что Джоани возвращается к работе, так как ему надоело вести дела. Поначалу девушки волновались в его присутствии, что, разумеется, было естественным. Однако такое волнение не способствовало созданию в салоне рабочей атмосферы. К тому же ему нравилась старая поговорка: собака лает, да не кусает. Про себя он называет своих девушек «собаками», и это было подходящее для них прозвище.

Он не хотел брать на должность администратора кого-то еще, так как это выйдет ему боком, когда вернется Джоани. Оказаться между двух огней совсем не входило в его планы.

Джоани выглядит в эти дни замечательно, несмотря на все неприятности. Он по-прежнему хочет ее, а для него желать кого-то на протяжении многих лет – это повод для удивления и беспокойства.

Он подозревал, что стареет. Он знал, что молодые девушки научились обслуживать клиентов по высшему разряду, но все они хотели одного – заполучить себе только постоянного. А постоянство его всегда отпугивало. Его единственная потребность – быстрый секс без продолжения. Если ему захочется остренького, он съездит в Уэст-Энд и заплатит за изощрения. Но нужны ли ему изощрения? Это все равно что смотреть порнографический фильм в прыщавом возрасте – лишь понапрасну растрачивать силы. Он пользуется авторитетом, у него водятся деньжата, но ему нужен лишь быстрый секс, вот и все. Неужели это так трудно понять?

Он наблюдал, как Джоани расправляется с бифштексом. Она ела красиво, и мимо него не прошло, что другие мужчины в баре с интересом посматривали на нее. Она не обращала на них внимания, и это ему почему-то нравилось.

Она выглядит неплохо, старушка Джоани. Этого у нее не отнимешь. И тем не менее им следует поговорить о делах, чем они, собственно, и занимались.

С лица Джоани постепенно исчезали морщины, вызванные напряжением. За последние несколько дней ей пришлось многое пережить, и она, как обычно, выдержала испытания гораздо достойнее, чем другие бы на ее месте.

У Джоани присутствовал инстинкт к выживанию, и в глубине души он понимал, что это справедливо. Такую жизнь не смог бы прожить никто другой. Во всяком случае, так же успешно, как она.

Потом он посадит ее в свой автомобиль. Ему нравится заниматься этим на заднем сиденье. Там тесно, но весело.

И главное, чего не отнимешь у Джоани, так это ее склонности к смеху.

Она была вынуждена сделаться такой.

Джин Бест стучала в дверь квартиры Джоани, когда по лестнице поднимался Джон-Джон. Она была маленькой, черненькой и явно не из их района.

Он одарил ее обезоруживающей улыбкой.

– Могу я помочь вам?

Джин в свою очередь улыбнулась этому вежливому молодому человеку:

– Мне нужна миссис Бруер, Джоан Бруер.

Джон-Джон кивнул.

– Это моя мать. Боюсь, что ее нет дома.

От его внимания не укрылось, что гостья явно пришла по делу. В руках у нее была папка. Нет сомнения: она либо из Общественных услуг, либо из Службы по делам несовершеннолетних.

Он открыл ключом дверь и пригласил ее войти. Он подумал, что Жанетта осознанно не открывала дверь незнакомой женщине, и искренне порадовался за сестру.

– Это обычное плановое посещение, после того что произошло с Кирой…

Джин Бест сразу обозначила цель своего визита, и Джон-Джон оценил это. Она поставила его в известность, что ее цель проверить, все ли благополучно с девочкой, – на этом ее миссия заканчивается. Ее голос был приветливым, и у Джон-Джона не было ни малейшего повода для беспокойства.

Однако, когда они вошли в комнату, улыбка исчезла с лица обоих. Кира лежала на полу в неудобном положении. Падая, она смахнула безделушки, стоявшие на тумбочке. Было совершенно очевидно, что ребенок без сознания.

– Жанетта!

Джон-Джон позвал сестру, поднимая Киру с полу. Девочка приоткрыла глаза, но ее веки тут же сомкнулись. Было очевидно, что она находится под воздействием снотворного.

– Что здесь происходит?

Теперь тон Джин Бест был совсем другим, в нем звучали властные нотки. Джон-Джон, обескураженный ситуацией, не нашел, что ответить. Он хотел знать, где Жанетта, и знать немедленно.

Джин Бест нагнулась над Кирой, чтобы нащупать пульс. Пульс был слабым и прерывистым.

Джон-Джон попросил ее уйти. Он сказал женщине, что его другая сестра должна была сидеть с Кирой. Поскольку сестры нет, он должен выяснить, куда она ушла. Возможно, она разыскивает его, увидев, что с Кирой не все в порядке.

Его голос звучал неуверенно. Он знал, что женщина не верит ему, но не мог придумать ничего лучшего. Уйти-то она ушла, но он знал, что она вернется и что это чревато неприятностями. Крупными неприятностями. Но не такими тяжкими, какие выпадут на долю Жанетты, когда та наконец явится домой.

Для начала он позвонил на мобильник матери, а затем сестре. Никто не ответил, что было для него неожиданностью. Тогда он позвонил Малышу Томми и попросил его посидеть с Кирой.

Затем он пошел к Джесперу.

Джоани и Пол сплелись в объятиях друг друга на заднем сиденье благоухающего одеколоном «ягуара» и хохотали до упаду.

– А помнишь, Джоани, как много лет назад, когда мы развлекались в лесу, фараоны осветили салон нашей машины фонариком, и ты закричала: «Не вылезу, пока мне не заплатят!»

– О, это было отвязно!

– А помнишь их лица? В цирк ходить не надо!

Он крепче прижал Джоани к себе, через тонкую ткань ощущая тепло ее тела. В полутьме она казалась моложе – почти такой же, какой была много лет назад, когда только начинала на него работать. Уже тогда она была необычной девушкой, хотя он так и не понял до конца – какой именно. Пожалуй, он любил ее, если он вообще способен на чувства.

– Пора двигаться, девочка.

Джоани не шелохнулась. Она ценила те редкие часы, когда они оставались наедине.

– Спасибо, Пол!

Он усмехнулся, глядя на нее.

– За что?

Она улыбнулась.

– За то, что был рядом последние несколько недель…

Он нежно поцеловал ее в лоб.

– Мы друзья, Джоани, правда? А друзья всегда помогают в трудную минуту.

Отпустив ее от себя, он сделал вид, что хочет потянуться. Джоани молча застегнулась; атмосфера в машине снова изменилась.

Она тяжело вздохнула. Надо бы ей помолчать, и тогда они по-прежнему лежали бы здесь, наслаждаясь обществом друг друга. А теперь придется возвращаться в реальность, и виновата во всем только она.

Ее длинный язык всегда приносит ей одни неприятности!

Бетани спала, когда Моника вернулась домой. Щеки девочки раскраснелись, она выглядела совсем ребенком. Движимая незнакомым ей чувством вины, Моника решила перенести дочь на кровать. Когда она подняла ее, то заметила под подушкой пятьдесят фунтов и кольцо Джоани.

Бетани тут же была разбужена. После нескольких грубых тычков все было рассказано. И Монику взволновали не столь воровские наклонности дочери (в принципе она знала о них и раньше), сколько тот сногсшибательный факт, что Киру, девочку «с трудностями в обучении», а попросту недоумка, оставили дома одну. Поистине чудесам нет конца!

Это известие было для Моники бальзамом на душу. У Джоани теперь есть приличная работа, у нее на побегушках этот толстяк. Но она, Джоани, – такая же проститутка, как и сама Моника.

Моника не преминет рассказать об этом соседям. Пусть знают, что она, Джоани, не такая уж безгрешная, какой хочет показаться. В конце концов, что возомнила о себе эта Джоани?

Больше всего Монику бесило то обстоятельство, что Джоани Бруер, при все ее недостатках, была гораздо лучшей матерью, чем она сама. Старшая ее дочь не желала иметь с ней ничего общего, и скоро ее примеру последует младшая, Бетани. Моника не интересовалась детьми, по сути, она бросила их на произвол судьбы.

Джоани вошла в парадное, чувствуя себя счастливой. Хотя вечер и был слегка испорчен ее собственными глупыми изречениями, она все же испытывала блаженство. Ее волосы, одежда, кожа пропитались ароматами Пола – дорогими сигаретами, хорошим одеколоном, и ей не хотелось смывать их. Да, быть рядом с Полом уже кое-чего стоит. А теперь она стала его помощницей. Такое доверие надо ценить!

Входя в квартиру, она улыбалась. Пол велел ей приступить к работе завтра вечером. Он полагал, что она отлично справится со своими обязанностями, и она его не подведет. Она придет завтра в салон и наведет там полный порядок. Во всяком случае, Пол не разочаруется.

Когда она вошла в комнату, то по лицу Джон-Джона поняла: что-то случилось.

– Что, Джон-Джон?

Джон-Джону стало больно от того, что ему предстояло сказать.

– Жанетта ушла из дому. Думаю, она дала Кире какие-то таблетки. Я с трудом разбудил ее.

Джоани старалась понять, что к чему.

– Жанетта?

Джон-Джон вздохнул, объясняя ей снова.

– Жанетта, наша Жанетта, дала Кире таблетки?

В ее голосе сквозило недоверие.

Джон-Джон пустился в подробности.

– А где она?

Голос Джоани был слабым.

– Она ушла, мама.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Джоани.

Он пожал плечами и выдохнул:

– Я выгнал ее, мама.

Джоани прищурилась, недоверчиво вопрошая:

– Выгнал?

Джон-Джон сел рядом с ней.

– Мама, она больше не вернется сюда ни сегодня, ни когда-либо. Она переступила черту, двуличная сучка! Здесь была женщина из Общественной службы…

Он видел, как лицо матери побледнело.

Джоани покачала головой:

– Нет, Джон-Джон, они не заберут у нас Киру. Это – главное, – но в ее голосе не было уверенности.

Джон-Джон попытался успокоить мать, его усилия были тщетными.

– Она отравила Киру?

Он кивнул.

– Похоже на то, мама. Я нашел упаковку тазепама в ее спальне. Думаю, она достала его у своей стервы-подружки. К этой суке я еще зайду.

Его слова навели Джоани на мысль, куда могла уйти старшая дочь.

– Джеспер? – спросила она, не скрыв беспокойства.

– Нет, мама, с ним все нормально. И если Жанетта так уж нужна ему, пусть забирает эту сучку.

Джоани прошла в спальню и взглянула на Киру. Лицо девочки было безмятежным. Но материнское сердце сжала печаль. Этого ребенка преследует неудачи – с самого рождения. Джоани надеялась, что со временем все изменится, но, похоже, ее надежды не оправдаются.

Смахивая со лба волосы Киры, она удивлялась Жанетте, которая решилась подсыпать снотворное такой крохе! Но еще больше она удивлялась тому, что Жанетта продолжала путаться с этим головорезом Джеспером Коупсом.

Джоани многое бы простила старшей дочери, но напичкать девчушку тазепамом – это уже слишком! Если она не может без Джеспера, пусть будет так. Жанетта может жить с ним, под крылышком у пьяницы-мамаши и в окружении друзей-расистов. Единственный достойный член этой семейки – его сестра Джуни: она, не ропща всю жизнь, возится с матерью. Джоани тоже пришлось всю жизнь возиться с матерью, и она ей сочувствовала. Но теперь Жанетта с головой погрузится в это дерьмо, и Джоани не хочет больше видеть дочь.

Неужели Жанетта настолько глупа, что не понимает: Джеспер всегда будет помнить о ее происхождении. Отец Жанетты – мусульманин, он был неплохим мужиком, но его неуравновешенность достала даже ее, терпеливую Джоани. И его турецкая кровь течет в жилах дочери, хочет она того или нет.

Нет, Джон-Джон прав: пусть они забирают ее, Джоани и так делала для Жанетты все возможное. Ей скоро будет пятнадцать: девочка выросла. Она – эгоистка, и останется такой навсегда. К тому же ревнует этого бедного ребенка, которому нужна всесторонняя помощь. Но такова Жанетта: только я, я, одно чертово я!

Джоани закрыла руками лицо и зарыдала, как никогда в жизни. Всю ночь она находилась во власти предчувствия, что наступает поворотный момент в ее жизни. Рядом с Полом она полагала, что это к лучшему, но сейчас она не была уверена в этом. Казалось, над ее семьей навис рок. Однако ей не хотелось верить в это.

Если бы Жанетта появилась сейчас, она бы разорвала ее на части, поэтому хорошо, что дочери нет. Может быть, Джеспер Коупс и способен на подвиги, но у нее было такое чувство, что парень не стоит и ломаного гроша.

Она продолжала плакать, пока Джон-Джон не накричал на нее. В голосе сына она слышала разочарование и страх, гнева в нем не было.

Когда Джоани теряла душевное равновесие, она была в силах кричать, швырять вещи, даже могла стукнуть кого-нибудь из старших детей. Но беспрестанные рыдания – такого еще не было. И Джон-Джон не знал, что делать. Не имел ни малейшего понятия.

Пол сидел в холле собственного дома и потягивал теплый коньяк, который наливал в бокал из старого хрустального графина. Он оглядывался вокруг. В полумраке холл казался жутковатым. Но он знал, что большинству людей он бы понравился, – жена постаралась на славу. В таком холле хорошо расслабляться. Но он никогда не расслабляется в собственном доме. Он чувствует себя здесь посторонним. Это какое-то наваждение: ведь он строил дом для жены и детей. Но они теперь живут сами по себе. Он платит за все, они улыбаются ему, иногда благодарят – на этом общение заканчивается. Он не больше знает о своих девочках, чем о них знают посторонние.

Сейчас они опять за городом. Они часто там бывают, и Пол не возражает. Он понимает, что должен возражать, но… Он не знает, о чем говорить с дочками, когда они рядом. В прошлом он приезжал к ним на уик-энды; теперь он не беспокоит их, лишь время от времени разговаривает по телефону. И это нормально – ведь им постоянно что-то нужно. Он знал, что за глаза дочери называют его «наш кошелек», и однажды это вызвало у него улыбку. А теперь вот не вызывает. Кошелек, набитый деньгами, – это неплохо, но в лоне семьи хотелось быть просто отцом.

Пол вспомнил квартиру Джоани и сравнил ее со своими хоромами. Его дом был стерильным, неживым. Здесь он ощущал себя пассажиром переполненного лифта, а ведь он купил этот дом, причем купил за приличную сумму.

Пол налил себе еще коньяку и включил одну из ламп. Холл сразу преобразился, и ему вдруг пришло в голову залить дом светом. Он прошелся по комнате, щелкая выключателями.

– Прямо хоть сейчас устраивай вечеринку!

Впервые с момента покупки дом приобрел привлекательный вид. Удовлетворенный, Пол залпом осушил стакан. Коньяк теплой волной побежал по пищеводу.

Он подумал, как отнеслась бы к его дому Джоани. Дом ей бы очень понравился, он не сомневался в этом. Но он подумал, как бы она прореагировала, если бы он сказал ей, что в действительности предпочитает бывать в ее квартире с ее дурацкой коллекцией принадлежностей для устройства званых обедов и с ее шумными детьми, которые, хотя и сорванцы, но похожи на мать: что есть, то есть.

Он жалел, что так рано покинул ее. Он собирался пойти в клуб, которым владеет его приятель в Кингс-кросс, но в последний момент передумал. Он теперь хотел, чтобы она была здесь, и они могли бы посмеяться и вспомнить былые времена.

Это прямо какое-то безумие: у него есть все, о чем только можно мечтать, его знают в лицо все без исключения, в его распоряжении лучшие места в ресторанах, лучшие девушки, в конце концов, а он проводит время в обществе проститутки, зачавшей троих детей от разных мужчин, продающей свое тело первому встречному…

Он почувствовал, как глаза обожгли слезы.

И что же это за жизнь, когда Джон-Джон значит для него больше, чем собственные дочери? Да будь у него сын – он бы несомненно вырос таким же эгоистом, как и девчонки! Сильвия позаботилась бы об этом. Он никогда не любил жену и теперь расплачивался за это – одиночеством, равнодушием со стороны детей.

Пол вздохнул.

А действительно, за что его любить. За то, что он наживается на проституции? Порядочные люди не подадут ему руки… Раньше он плевать хотел на такие мелочи, но теперь ему было больно. И эта боль была сильнее физической.

Пол опустил голову на ручку кресла и несколько раз позвал:

– Джоани…