Текст книги "Малышка, пойдем со мной..."

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава двадцать вторая

Джесмонд достал сигарету с марихуаной. Чтобы раскурить ее, понадобилось время, но Джон-Джон может и подождать. Теперь он добьется правды во что бы это ни стало.

Было бы глупо думать, что он здесь только потому, что Кэндис разоткровенничалась с ним. Он бы и так достал Джесмонда.

События последних месяцев многому научили его. Он стал мудрее и… хитрее. Мудрость подсказывала ему, что та жизнь, какую он ведет сейчас, ничем хорошим не закончится.

Даже Пол, и тот остался на бобах. Толстушка Сильвия ободрала его как липку. Конечно, Пол восполнит потери, и скоро, но какой ценой, вернее, за счет кого, – Джон-Джон жалел бедных девчонок, которым придется вкалывать, не покладая рук и… других частей тела. А хитрость, хитрость позволяла ему расправляться с такими, как Джесмонд.

Джон-Джону не так уж много лет, и у него все впереди. В школе ему не раз говорили, что у него светлый ум. В принципе он может стать кем захочет. Англия – свободная страна, предоставляющая всем равные возможности. И он воспользуется ими. Но прежде всего он рассчитается с убийцами Киры.

То, что его мать проститутка, нисколько его не смущало. Скорее напротив: превратило его в бойца, он научился защищать себя от насмешек других ребят и одновременно защищать мать.

Джон-Джон всегда любил ее. Кем бы она ни была, она достойная женщина. Она – честная, а честность в наше время почти ископаемая редкость. Но главное – она потрясающая мать. Она дала им столько, сколько не дала бы ни одна другая женщина.

Он повторял это про себя как мантру.

Истина будет установлена, Джон-Джон в этом нисколько не сомневался. И Джесмонд лишь первая ниточка, за которую стоит потянуть. Он и без Кэндис вышел бы на него, хотя она молодец, не побоялась подсказать, что он связан с педофилами.

В душе Джон-Джон был рад тому, что Бернард Ли оказался свидетелем их разговора. Похоже, Джесмонд боится его даже больше, чем самого Джон-Джона.

Однажды Бернард Ли спалил целый дом за какие-то 75 фунтов. Главное – не деньги, сказал он тогда, главное – принцип. Уж если он пошел на такое ради 75 фунтов, то что же он сделает с педофилом?

Джон-Джон знал, что похожие мысли морщинят лоб Джесмонда, – потому-то он и тянет время.

– Говори же, нам некогда.

Голос Бернарда Ли был на редкость раздраженным. Джесмонд затягивался сигареткой, когда увесистый кулак компаньона врезался в его правое ухо.

– Ты что, издеваешься надо мной? Я бы за это время слетал на Луну! Тебе задали вопрос, не тяни резину, отвечай!

Джесмонд был оглушен, но отнюдь не ударом, а страхом. Если его тайные дела выплывут наружу, он погиб. Правда, многое будет зависеть от того, удастся ли ему умягчить Бернарда. Деньги, конечно, сыграют свою роль, но только деньгами здесь не обойдешься.

Он вспотел, но, самое плохое – он потерял способность адекватно реагировать на происходящее. Никогда ранее он не испытывал такого страха.

– Все началось несколько лет назад…

Чтобы успокоиться, он зажег еще одну сигаретку. Вдыхая дым, Джон-Джон с трудом удержался от улыбки. Такой огромный мужчина – и курит эту дрянь? Как бы то ни было, но марихуана снимает напряжение. Пустая затяжка… Как сказать – кому-то и она помогает.

– Так что же началось несколько лет назад?

Бернард Ли говорил очень тихо, и Джон-Джон придвинул стул поближе, чтобы не упустить нюансов. Он понимал, что разговор будет вести компаньон Джесмонда.

Джесмонд стал нервно теребить кончики волос.

– Однажды ко мне обратился знакомый румын, торговец девочками. – Он почти заикался от напряжения. – Вернее, даже не сам румын, а один из его помощников. Он спросил, не нужны ли мне девочки. – Он взглянул на Джон-Джона, пытаясь найти в его глазах понимание. – Девочки работали на меня бесплатно. Я отбирал у них паспорта и заставлял отрабатывать те деньги, которые были потрачены на английскую визу. Многие из них и дня бы не прожили без меня. Я им нужен.

Бернард Ли рассмеялся.

– Прямо добрый дядюшка! Вот сволочь! У этих румынок сифилис – это всем известно, а где сифилис, там и СПИД.

– Не у всех…

– Заткнись! С иммигрантками лучше не связываться, себе дороже. Они не знают языка и создают кучу проблем!

– Ты и сейчас занимаешься этим? – обратился к Джесмонду Джон-Джон.

Джесмонд глубоко вздохнул. Наркотик наконец подействовал на него. Он слышал биение собственного сердца.

– В общем-то, да. Это легкие деньги, кто ж будет отказываться, когда они сами плывут в руки!

Услышав это, Бернард Ли проявил заинтересованность.

– И сколько же ты стрижешь?

Джесмонд широко улыбнулся, обнажив свои золотые (до этого были платиновые) зубы, давно уже вышедшие из моды.

– Примерно шестьдесят тысяч за неделю.

Он явно хвастал – такова была его натура. Он не мог без этого.

– И ты все забирал себе, да?

Злость Бернарда Ли не осталась незамеченной.

– Но послушай: о моем бизнесе никто не знал…

– Ничего себе хапанул! – Бернард Ли осуждающе покачал головой. – Черномазая тварь! Да только за это тебя надо придушить!

Джон-Джон поднялся. Ему это стало надоедать.

– Я плевать хотел на ваши разборки, я хочу знать, замешаны ли в твоих делах дети?

Оба компаньона вздрогнули, возвращаясь к теме. Джесмонду показалось, что в груди у него застрял кусок бетона, – настолько велик был испытываемый им страх. Он предчувствовал, что скандал будет грандиозным. Оставалось только одно – представить себя невинным свидетелем. Или почти невинным.

– Дети были частью сделки, но сам я не занимался этим.

– Дети? Ты что, где-то запирал их? – не выдержал Бернард. В его голосе сквозило отвращение.

– Это уже пройденный этап. Я и сам осуждаю детскую порнографию, – промямлил Джесмонд. – Может, промочим горло? Я хочу выпить.

Бернард Ли сделал знак Джон-Джону.

– Мы все хотим выпить. Принеси нам, сынок, бутылочку, думаю, она будет не лишней.

Джон-Джон поднялся и подошел к бару. У стойки сидели телохранители Джесмонда. Они явно нервничали. В присутствии Бернарда Ли они не имели права приближаться к боссу.

– Бутылку виски и бутылку коньяка.

Рыжий детина с выпирающими из-под майки бицепсами спросил:

– Там у них все нормально?

Джон-Джон подмигнул ему.

– А ты кто такой, чтобы задавать вопросы? Сиди и помалкивай, а лучше вали отсюда – так будет лучше.

Вопреки ожиданиям дружков, парень молча проглотил оскорбление. Он шкурой почувствовал, что босса прижали к стенке. Кто знает, чем закончится эта разборка. Может, и ему вскоре придется работать на Пола. А раз так, лучше стерпеть.

– Не горячись, не надо, – сказал он Джон-Джону.

Джон-Джон рассмеялся:

– А я и не горячусь, со мной все в порядке.

В голову ему закралась нехорошая мысль: чем бы это ни кончилось, он не окажется в накладе. Если получится, он заберет девочек Джеймса себе. Переведет их в другое место и сделает деньги.

На несколько секунд он забыл о Кире. Как это могло произойти? Работа на Пола изменила его сознание.

Моника открыла дверь и, увидев Джоани, радостно улыбнулась. Она скучала по подруге, а то, что люди перестали здороваться с ней, только подливало масла в огонь.

Джоани любили раньше и любят теперь. Без нее Моника не сблизилась ни с кем. С Джоани у нее были друзья и деньги, она могла пойти с ней куда угодно в любое время суток. Ей не хватало мелких проявлений доброты со стороны Джоани, ей не хватало визитов в ее квартиру, но главное – поддержки во всем. Особенно сейчас, когда она растратила все деньги, полученные за интервью.

– Заходи, Джоани, дорогая.

Джоани крепко обняла ее.

– Ты – молодчина, Моника. Заступилась за меня, я этому рада.

Казалось, она готова была расплакаться.

Моника пожала плечами.

– Ты моя подруга, единственная подруга. Прости меня за все дурное, что я совершила.

Джоани улыбнулась.

– О Мон, ты со мной, и это все.

– А как насчет Лейзи Кэролайн! Представляешь, она перестала носить короткие юбки! Это подарок нам всем. У нее ужасные ноги! Прямо как бревна…

Джоани рассмеялась, по-настоящему рассмеялась впервые за долгое время. Моника – чудо, она заставляет забыть все невзгоды: как ляпнет что-нибудь невпопад – сразу становится веселей.

Она прошла в гостиную, и Моника налила по стаканчику.

– Как поживает Бетани? – осведомилась Джоани.

Моника погрустнела.

– Давай не будем ссориться!

Джоани поняла подругу. Они всегда ссорились из-за детей.

– С ней все в порядке, дорогая. По-прежнему заноза в одном месте.

– Значит, изменений нет?

И между ними все стало как прежде. Обе не знали, надолго ли затянется перемирие, и потому наслаждались моментом как могли. Не пройдет и недели – они снова начнут ссориться, но пока можно и поговорить.

– А где она, кстати?

Дети Джоани всегда говорили, куда идут. А Моника даже не спрашивала Бетани.

– А пес ее знает, Джоани… С тех пор как пропала Кира, она сама не своя.

На сей раз Моника казалась озабоченной. Несведущему человеку могло показаться, что ее волнуют чувства дочери.

– Они были подругами, Мон. Мне нравилось видеть их вместе. Кира любила Бетани, а Бетани любила Киру.

Впервые Джоани говорила о дочери без слез. Хотя по-прежнему думала о том, что испытала девочка перед смертью.

Моника почувствовала напряженность и громко произнесла:

– Кто бы мог подумать, что Ди Бакстер так хорошо проявит себя. Обычно он преотвратный тип!

Джоани грустно улыбнулась:

– У него не было выбора. Думаю, Пол провел с ним соответствующую беседу.

Моника нежно заключила подругу в свои объятия.

– Со временем все утрясется, Джоани. Я очень беспокоилась о тебе, дорогая.

Джоани почувствовала характерный запах пота, всегда исходивший от Моники. Но сегодня и он ей нравился. Ей не хватало подруги. Та могла быть совершенно несносной эгоисткой, но все же чаще проявляла добродушие.

Кроме того, Моника умела слушать других, а это было именно то, в чем нуждалась сейчас Джоани: излить душу близкому человеку.

– Сколько ты получила за интервью, Мон?

Моника перестала улыбаться, ее лицо обрело угрюмые черты.

– Немного, но достаточно, чтобы подсластить себе жизнь.

– Я так и думала! – рассмеялась Джоани.

Моника вздохнула с облегчением. Тема прозвучала, и это хорошо: кажется, она прощена. Джоани все поняла как надо.

– У меня осталось несколько фунтов. Хочешь, я поделюсь с тобой.

Несколько фунтов добавил Ди Бакстер, но об этом Моника предпочла умолчать.

Она снова наполнила себе стакан.

– Странно, эта бутылка вчера вечером не была такой пустой! А, да ладно, кажется, я еще ночью хлопнула стаканчик. Знаешь, Джоани, у меня такое чувство, будто мы с тобой и не ссорились. Я рада, что ты понимаешь меня!

Джоани печально кивнула.

– Да, понимаю, подружка.

– Я бы поехала с тобой в Шеффилд, если бы знала.

– Спасибо, Мон.

– Мне кажется, все обошлось?

Джоани молча улыбнулась, не желая говорить, что она действительно чувствовала: Моника все равно не поймет. Да она и сама не понимала себя.

Она была избавлена от расспросов с приходом Бетани. Джоани вспомнила, что, разбирая куклы Киры, решила отдать часть Бетани. У нее мало игрушек, а Кира была бы не против, если куклы достанутся подружке. Она была уверена в этом. Но другое дело – захочет ли Бетани их взять.

– Это как раз та девочка, которую я хотела увидеть! – сказала она.

Ребенок побледнел.

– Зачем вы хотели видеть меня? Я ничего не знаю, клянусь!

Бетани была напугана. Джоани и Моника переглянулись. Затем Моника пожала плечами, как бы сказав: «Понять не могу, что происходит».

– С кем ты так разговариваешь, негодяйка! – вспылила она.

Ну вот, опять… Только-только наладились отношения с Джоани, а эта мерзавка все испортила!

– Не кричи на нее. Иди сюда, Бетани, дорогая.

Джоани протянула к девочке руки, желая обнять ее. Бетани это всегда любила, так как на ее долю не перепадало объятий от матери. Но сейчас она не двигалась с места, будто приросла к полу.

– Я ничего не знаю, честно!

Теперь она уже плакала.

– Ты чего пришла? Ты нам здесь не нужна!

Моника бросилась к дочери, но Джоани успела перехватить ее руку. В глазах Бетани застыл страх. Но Джоани знала, что это был страх не перед матерью.

– В чем дело, Бетани? Скажи мне, дорогая.

– Я не хочу говорить об этом. Они подумают, что это из-за меня!

– Что ты болтаешь, Бетани? – закричала Моника и, сбавив немного тон, обратилась к подруге: – Представляешь, как мне тяжело? Эта девчонка – такая дрянь, она сводит меня с ума!

– Заткнись, Моника!

Голос Джоани был резким. Девочка выглядела ужасно, и Джоани беспокоилась за нее. Она подошла к ней и опустилась на колени. Что-то здесь не так. Она не знала, что именно, но узнает.

– Ты кого-то боишься, Бет? Успокойся, расскажи мне. Я разберусь, а если я не разберусь, Джон-Джон разберется. Так что не бойся, милая, расскажи нам, в чем дело.

Она улыбнулась девочке, пытаясь успокоить ее, а также узнать, что она хочет сказать.

– У тебя не будет никаких неприятностей, обещаю, тебе!

Бетани выглядела потрясенной. На ее бледном щекастом личике легко читалась тревога, а глаза быстро наполнялись слезами. Моника считала лишним приучать дочь к аккуратности.

– Ну, детка, так что же волнует тебя?

– Нет, Джоани. Не мучай меня, пожалуйста. Они найдут меня, я не сомневаюсь в этом. Вы не знаете, какие они!

Теперь она рыдала, сжимая свои кулачки. Джоани заметила, что ее ногти обкусаны до самой кожи. Девочка сильно похудела, хотя по-прежнему казалась пышкой. Джоани поняла, что она – комок нервов, но Моника не замечала, что творится с ее дочерью.

Джоани погладила Бетани по плечу.

– Расскажи мне, ничего не будет, я обещаю.

От Бетани пахло вином. Этот запах был хорошо знаком Джоани. Перед ней была Моника номер два.

– Иди в спальню, Бет, я скоро приду.

Девочка убежала, радуясь возможности покинуть их.

– Она пьет, Мон…

Моника недовольно поморщилась.

– Это меня не удивляет, дорогая. Вспомни случай с Кирой и бакарди.

Джоани растроенно покачала головой.

– Нет, Мон, от нее пахнет как от пьющего человека. Она употребляет алкоголь систематически.

Сказать по правде, Монику абсолютно не волновало, что делает и чего не делает ее дочь. Бетани – нежеланный ребенок, жертва бракованного китайского презерватива, не более. Она будет жить в этом доме до тех пор, пока не достигнет совершеннолетия, затем Моника с облегчением помашет ей ручкой вслед. Она считала, что так поступают со своими детьми большинство людей. Не дают умереть с голоду, и только.

Но она знала, что Джоани имеет на сей счет совсем другую точку зрения, а потому делала вид, что проявляет заботу. Она нехотя стерла улыбку с лица, надеясь, что этого будет достаточно.

– Мон, дорогая, твоя девочка пьет, – упорствовала Джоани.

– Это объяснимо: яблоко от яблони, как известно…

Монике все это уже наскучило. Бетани никогда не интересовала ее. Даже когда дочь пребывала в младенческом возрасте, она заботилась о ней чисто символически. Хотя по сравнению с Лорной, это был образец материнской любви.

Джоани закрыла глаза от отчаяния. У этой женщины есть все, но она упорно не хочет понимать этого. У нее есть дочь, которая ее любит, но ей все равно. Моника не знает, как это ужасно, когда пропадает ребенок, но и от этого она отмахнулась бы, как отмахнулась от всего в жизни.

Хотя, если поразмыслить, Моника и не могла быть другой. Она относилась к дочери так же, как когда-то относились к ней самой.

Мать Моники еще жива и, по слухам, вполне преуспевает, даже открыла магазинчик на окраине Лондона, но она ни разу не навестила свою дочь. По сути, она ее бросила много лет назад, когда Моника была еще школьницей. Вот вам и объяснение того, что Моника не способна на глубокие чувства. Это не в ее характере.

– Пойду посмотрю, как там Бетани, – сказала Джоани.

Но Моника не слушала ее – она подливала себе вина. Она уже забыла о Бетани.

– Скажи ей, что она наказана, чертова девица!

– Как ты думаешь, Мон, о чем она говорила? Кто ее так запугал?

Моника подняла глаза к потолку.

– Ты же знаешь – она у меня большая выдумщица. Не обращай внимания! Просто развязала свой болтливый язык, вообразив какую-то хрень! – Она сделала большой глоток вина. – Представляешь, целыми днями ошивается около этой Лорны… Переехала бы она от нас, что ли…

– Она тянется к Лорне из-за того, что чувствует твою нелюбовь.

– Да оставь ты ее, Джоани! Эта девчонка не стоит внимания!

– С Бетани случилось что-то серьезное, Моника. Пожалуй, я пойду к ней, хорошо?

– Поступай, как знаешь.

Моника была раздражена, так как ей хотелось побыть с Джоани наедине, но Бетани спутала все карты. Она взглянула на пустые бутылки и сказала, вздохнув:

– Спущусь в магазин, куплю еще вина.

Джоани прошла в спальню к Бетани. Девочка лежала на кровати, свернувшись калачиком. На ее грязноватых щеках остались следы слез. Ей нужно принять ванну и сменить одежду. Джоани, как всегда, испытывала желание привести Бетани в порядок – она часто делала это на протяжении последних лет.

Присев на край кровати, она нежно положила руку на плечо девочки.

Бетани избегала ее взгляда.

– Я не уйду, пока ты не расскажешь, что с тобой приключилось.

Бетани не ответила, однако спокойный голос Джоани вызвал очередной приступ плача.

Джоани – единственная, кто проявлял к ней доброту на протяжении всей жизни. Она всегда разрешала ей остаться с Кирой в канун Рождества и на следующее утро дарила подарок. Моника обычно приходила к обеду. От нее разило вином, но Бетани все равно была счастлива, потому что встречала праздник в атмосфере семьи. Джоани каждый раз дарила ей что-нибудь нужное – пижаму, тапочки и обязательно игрушки.

А она отплатила за ее доброту предательством.

– Прошу тебя, Бетани, расскажи, что с тобой происходит. Я помогу тебе, если это в моих силах.

Продолжая плакать, Бетани села на кровати. Обняв Джоани, она прошептала:

– Если я расскажу, ты обещаешь не винить меня? Обещаешь, Джоани?

Джоани легким движением откинула со лба мокрые волосы девочки.

– Сначала расскажи, дорогая. Я не могу ничего обещать. Я ведь не знаю, что с тобой произошло.

– А мы можем пойти к вам в дом?

Джоани кивнула.

– Только не впускайте мою маму, хорошо?

– Это касается Киры, да?

Бетани кивнула. Огромные темные глаза девочки были полны слез. Ей недавно исполнилось одиннадцать лет, но знала она гораздо больше, чем знают иные матери.

– Одевайся, Бетани. А с мамой я разберусь, хорошо?

Джоани повела Бетани к себе. У нее разболелась рука – так крепко держала ее девочка.

Она боялась услышать, что скажет подруга ее дочери, но понимала, что в этом ее спасение. Они шли молча, обе испытывая страх, но в то же время находя утешение в присутствии друг друга.

Глава двадцать третья

Моника вернулась домой. В пустой квартире она нашла записку от Джоани: «Прости, дорогая, ушла по делам, но скоро вернусь». Монике и в голову не пришло, что Бетани ушла вместе с ней, – она уже была слишком пьяна, чтобы здраво мыслить. Она даже не удосужилась проверить, в спальне ли ее дочь. Вместо этого она налила себе очередной стакан вина и включила телевизор.

Моника была счастлива. Она восстановила отношения с Джоани, и это главное. Хотя, если разобраться, Джоани многим обязана ей.

Взглянув на часы, она поняла, что должна уже быть на панели, однако в этот день работу, видимо, придется пропустить. Она слишком пьяна, и все закончится очередной разборкой с клиентом. Джоани теперь попытается вернуться в салон. А что? Пол уже точно не будет возражать. Если это действительно произойдет, жизнь Моники изменится в лучшую сторону.

Она будет сидеть и ждать возвращения Джоани, а затем обработает ее в этом плане.

Ведь как-никак она – ее подруга.

Коньяк успокоил Джесмонда. Он залпом осушил бокал, размышляя над тем, во что выльются его откровения. Все эти годы никто не знал о его левых доходах, однако теперь все может полететь к чертям. Нет, надо проявлять осторожность во что бы то ни стало. Даже под пыткой он не расскажет Джон-Джону всей правды.

После небольшой паузы он продолжил свои излияния:

– Потом я работал с чешками. Они едва вышли из детского возраста, но… несмотря на возраст, прошли огонь, воду и медные трубы. Фактически я их даже не использовал, а передавал дальше.

– Что ты имеешь в виду: передавал дальше?

Из приличия Джесмонд опустил глаза.

– Я… Продавал их.

Джон-Джон насторожился.

– Продавал? Кому?

Джесмонд покрутил в руках пустой бокал.

– Пиппи Лайту… Он был посредником. Насколько мне известно, девчонок снимали в порнофильмах, а некоторых переправляли в Амстердам. Я и не знаю, какова их судьба, спросите у Пиппи.

– Так сколько было лет детям? – спросил Бернард Ли.

По голосу было очевидно, что он потрясен услышанным, более того – готов дать выход рвущемуся наружу гневу. Джон-Джон никогда не видел его в таком состоянии.

Прежде чем ответить, Джесмонд помялся.

– Откуда мне знать. Я же не спрашивал у них свидетельства о рождении…

При этих словах Бернард Ли сильно ткнул его в бок.

– Так все-таки сколько? Пятнадцать? Десять? Ну, говори!

У Джесмонда от страха пересохло во рту. Он с трудом выговаривал слова:

– Я же сказал: разного возраста.

До Джон-Джона дошло, что там действительно были десятилетки.

– Какое же ты дерьмо, Джесмонд!

Джесмонд не осмеливался взглянуть на них.

– Ну, вам надо спрашивать не с меня. Дети – забота Пиппи. Я лично имею дело только с совершеннолетними.

Бернард Ли саркастически рассмеялся.

– С совершеннолетними? Уточни, пожалуйста, что это значит. Найдутся уроды, для которых совершеннолетние – это малютки, едва научившиеся ходить!

Джесмонд вскочил, собираясь удалиться.

– Сядь на место! – прикрикнул на него Джон-Джон. – И ты тоже успокойся, – обратился он к Бернарду.

– Да я его сейчас в порошок сотру!

– Перестань, Бернард! Он – твой, обещаю, но сначала я выясню все до конца, оʼкей?

Тяжело дыша, Бернард Ли сел.

– Извини, Джон-Джон, но это просто невероятно. – Он залпом осушил коньяк. – Уму непостижимо! Из всех, кого знал, я выбрал именно его… Я не только работал с ним, я считал, что мы дружили с давних пор… – Он налил себе еще. – Я просто не могу поверить в это. Когда я скажу своим людям, что они имели дело с педофилом, на меня будут смотреть как на идиота.

– Позволь мне тебя прервать, Бернард! Я должен договорить с ним, не возражаешь?

Джон-Джон повернулся к Джесмонду, который буквально съежился на глазах. От его обычного высокомерия ничего не осталось.

– Говори: что случилось с моей сестрой? Имеешь ли ты отношение к ее исчезновению? Приходили ли к тебе Малыш Томми и его отец?

– Спроси лучше у Пиппи Лайта, Джон-Джон. Повторяю еще раз: этой частью бизнеса занимался он. Я к этому никакого отношения не имел. Вернее, почти не имел.

– Но ведь ты брал деньги?

Джесмонд взглянул Бернарду Ли в глаза.

– Постарайся понять меня. В этом деле крутятся не просто деньги, а астрономические деньги. Таких не заработаешь ни на наркотиках, ни на чем-либо другом. Девочки всегда пользуются спросом. Если необходимо, их можно переправить в другое место.

Джесмонд потер рукой лицо. Он надеялся на снисхождение Бернарда. Он знал, что деньги были для него богом. Многие годы они действовали вместе, за исключением данного случая.

– Ну, Джесмонд, скажи правду хоть раз в жизни.

– Твоя сестра, Джон-Джон, нам не подошла бы. Мы не брали в оборот английских детей, только иностранных. К тому времени, когда они попадали к нам, за плечами у них было еще то прошлое.

Джон-Джон не верил своим ушам. Ему было неприятно слушать излияния Джесмонда. Он был уверен в том, что негр даже сейчас не раскаивался в содеянном.

– А если бы я был педофилом, что Пиппи предложил бы мне?

Джесмонд покачал головой.

– Не знаю. Говорю тебе: спроси у него. Он кого-то нанимает, чтобы помогали ему в работе, но я не знаю, кого именно. Для него западло посвящать меня в детали.

– Не делай вид, что тебе ничего не известно, негодяй!

Бернард Ли снова вскипел яростью. На этот раз Джон-Джон не стал его останавливать.

– Клянусь жизнью собственной дочери, я ничего не знаю о твоей сестре! – закричал Джесмонд.

Джон-Джон посмотрел ему в глаза и понял, что он не врет.

– Прошу тебя, Джесмонд, если ты хоть что-нибудь знаешь… что-нибудь…

– Я не знаю. А почему бы тебе не спросить у Пола Мартина?

Джон-Джон криво улыбнулся:

– Да Пол сотрет тебя в порошок, если услышит, что ты связываешь его имя с именем Пиппи Лайта.

В его голосе сквозило презрение, и это беспокоило Джесмонда больше всего.

Бернард Ли решил, что он слишком долго молчал.

– Я убью тебя, Джес. Я не шучу!

На мгновение Джесмонд закрыл глаза.

– Как все меняется… Еще утром мне бы и в голову не пришло, что Берни, мой старинный приятель, способен на такое…

Он уже покорился судьбе, даже Джон-Джон почувствовал это. Но его насторожили слова Джесмонда о Поле. При чем тут Пол? Он не способен на такое.

– Скажи-ка, приятель: почему ты упомянул моего босса?

– Он, возможно, не знал, с чем имел дело… – Джесмонд уже не думал о себе, понимая, что он – труп. – Пол вкладывает деньги во многое. Не всегда удачно…

– Но он никогда не потворствовал педофилам!

– Неужели? Спроси его об интернетовских сайтах, а также о вечеринках в доме в Клеркен-уэлле. Спроси, не стесняйся, и скажи, что именно я подсказал задать этот вопрос.

– Он убьет тебя! – прорычал Джон-Джон.

При этих словах Бернард Ли довольно потер руки.

– Похоже, работенки у меня прибавится! Скажи своему боссу, Джон-Джон, чтобы он встал в очередь. Этот сутенер – мой. Сделай одолжение, сынок, пришли сюда моего Джимми – он сидит в машине на парковке. Скажи ему, что мне понадобится бензин и клещи. Вернемся к проверенным методам. Ах, Джесмонд, Джесмонд, старый ты плут!

Ему хотелось мести, и Джон-Джон способен был понять его. Он также понимал, что алчный рэкетир хочет вырвать признание, где спрятаны деньги Джесмонда.

– Иди, Джесмонд, иди, – обратился Бернард Ли теперь к уже бывшему компаньону.

Джесмонд послушно поднялся и на негнущихся ногах пошел к выходу.

– Я всегда подозревал, что Пол – не тот, за кого себя выдает.

Джон-Джон помотал головой:

– Я не верю ему, Бернард. Пол может быть кем угодно, но только не монстром. Ни за что на свете…

– Посмотрим, сынок. Да, вот еще что, Джон-Джон… – Он пристально взглянул в глаза юноше. – Ты – хороший парень. Если будешь искать новую крышу, сообщи мне.

Джон-Джон кивнул и вышел.

На улице стояли люди Джесмонда.

– Что происходит, Джон-Джон? – спросили его.

Он заметил, что никто из них не последовал за боссом. Старая-престарая история. Король умер, да здравствует новый король.

* * *

Бетани сидела, поджав ноги, на софе Джоани со стаканом молока в руках. Джоани готовила ей ванну. На улице шел дождь, и Бетани промокла, теперь ее одежда подсыхала.

Джоани надела на нее свою тенниску, слишком большую по размеру. Забирая одежду девочки, она обратила внимание на ее нижнее белье. На трусиках – засохшая кровь, хотя и немного.

Джоани огорченно вздохнула от расстройства. Бедная девочка! Моника, видно, не удосужилась объяснить ей, что делать, когда начнутся месячные.

Она подсыпала в молоко какао – целых три ложки, хотя этого, пожалуй, было многовато, – так когда-то любила пить Кира.

– Пойдем, милая, принимать ванну.

Бетани послушно прошла в ванную, и Джоани стянула с нее свою тенниску. Она увидела, что тело девочки покрыто синяками. Груди ее еще не сформировались.

Опустившись в теплую воду, Бетани сморщилась от боли.

– Что, больно, милая?

Она кивнула.

– Тебя кто-нибудь обижает, детка?

– Я не могу говорить об этом, Джоани. Если скажу, они придут и убьют меня. Они сделают это, я не сомневаюсь. – В глазах девочки стоял неподдельный страх.

– Да с чего ты это взяла? Расскажи тетушке Джоани, я позабочусь о тебе, обещаю!

Она видела, что Бетани готова поверить ей. Но девочка была парализована страхом. Джоани необходимо действовать осторожно, иначе она упустит возможность узнать правду. Бетани должна рассказать ей все, потому что она сама хочет этого. Джоани понимала, что если выбьет из девочки признания силой, то не получит полной картины происшедшего.

– Можно мне остаться у вас?

Это была скорее мольба, чем просьба. Когда Джоани взглянула в эти огромные темные глаза, у нее защемило сердце. Если отмыть въевшуюся грязь, девочка станет прехорошенькой, но ее никто не любит, а ей нужна забота. Джоани могла бы дать Бетани все это. Она знала по собственному опыту, что обычно происходит с такими детьми, как Бетани. Они попадают в дурную компанию и скатываются на самое дно. Похоже, с ней как раз это и случилось.

– Конечно, можно! Живи, сколько хочешь! Но я не разрешу тебе пить спиртное, знай это.

Бетани кивнула.

– Мне и не надо будет пить. Я ведь буду с вами.

В голосе девочки звучала такая тоска, что Джоани чуть не расплакалась. Она осторожно мыла волосы Бетани. Они спутались у самых корней, и ей пришлось набраться терпения, чтобы расчесать их.

– Откуда у тебя такие синяки? – осторожно спросила она.

Бетани лежала в теплой воде, закрыв глаза. Она не ответила на вопрос Джоани. Той захотелось пойти к Монике и всыпать ей по первое число. Моника не должна была иметь детей. Она – отъявленная эгоистка, всегда была ею и такой и останется до конца жизни. Когда они затрагивали этот вопрос, Моника утверждала, что во всем подражает своей матери. Но мать Джоани была не лучше, тем не менее Джоани стремилась, чтобы ее дети росли в любви. Она всегда сочувствовала Бетани, но после исчезновения Киры совсем забыла о бедном ребенке.

– Ты можешь сказать мне, кто тебя обижает. Правда, Бетани. Мне нужно знать это.

Бетани печально посмотрела на нее своими бездонными глазами.

– А как же мама, Джоани? Вдруг она узнает, что я вам рассказала?

– О, не беспокойся об этом. Я ничего ей не скажу. Давай закончим с волосами, а затем ты начнешь рассказывать, договорились?

Бетани кивнула. Она всегда завидовала Кире, что у нее такая хорошая, добрая мать. Это еще больше усугубляло ее вину, когда она вспоминала, как обошлась с подругой.

Ревность часто брала над ней верх. С самого рождения Киру любили, она просто купалась в лучах внимания, а на долю Бетани перепадали лишь побои да гнусная ругань Моники. Правда, Джоани делала все возможное, чтобы и она чувствовала себя частью ее дружной семьи.

Теперь, лежа в ванне, она прониклась любовью к Джоани. Она знала, что может верить ей. Раз Джоани сказала, что будет заботиться о Бетани, значит, так и будет!

У Пола была встреча с Джоном МакКлелланом. Джон МакКлеллан, или Верзила Джон, был замешанным почти во всех темных делах Южного Лондона. В общей сложности он провел в тюрьмах 23 года и вышел оттуда богаче, чем вошел. Теперь он продолжал руководить бизнесом через сыновей и, обладая отменным нюхом, быстро укреплял свои позиции.

Самым большим плюсом Джона МакКлеллана было отсутствие каких бы то ни было моральных принципов. С ранних лет он взял за правило рассчитываться с теми, кто подводил его. Многие уголовники ходили с уродливыми шрамами от бровей до рта – это была фирменная метка Верзилы.