Текст книги "Малышка, пойдем со мной..."

Автор книги: Мартина Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава тринадцатая

Морис Делрей нервничал. Его мать Олета смотрела на него так, словно внезапно перестала узнавать сына. Потрясение Олеты было полнейшим. Горячая волна страха захватила ее, и все оттого, что к ним пришел полицейский. Он выглядел в своей форме так нелепо в их чистой гостиной. Более всего Олета боялась, что Морис попал в беду.

Глядя на сына, она видела, как его лицо напряглось. Если он пойдет по тому же пути, что и его брат Уэнделл, то ей придется проявить к нему строгость: она не позволит Морису встать на преступную стезю!

Уэнделл отбывает длительное тюремное заключение за вооруженный грабеж. Он потерян для нее навсегда. Он такой же, как и его отец, который никогда в жизни не занимался честным трудом.

Когда она переехала в Англию, она стремилась создать для них достойную жизнь, но все ее потуги оказались напрасными. Уэнделл не привык к тому, чтобы им командовали. В этом смысле он был сыном своего отца.

Ныне по двенадцать часов в день она работала в фабричной столовой в Баркинге. Все свои сбережения она истратила на то, чтобы купить небольшую квартирку на окраине Лондона и отправить младшего сына Мориса учиться в колледж. Она, как могла, изменила жизнь, сделала ее отличной от той, которую вел ее муж. И особые надежды она возлагала на сына Мориса. Так что же произошло? Олета была в отчаянии, ее терзало разочарование.

– Что вам нужно? – Голос Мориса дрожал.

Полицейский подумал, что у парня шалят нервишки.

– Мы хотим поговорить с тобой о Кире Бруер.

Морис увидел, как лицо матери побелело.

Он сказал, что не знает Киру Бруер и никогда в жизни не видел ее.

Тогда полицейский показал ему фотографию.

– Это пропавшая девочка. Ты должен был видеть ее фотографию в газетах.

Полицейский заметил, что в гостиной не было телевизора, но он бы и не вписался в стиль комнаты. Она была сияюще чистой. Диван и стулья покрыты чехлами, а на ковре, чтобы сохранить его ворс, лежала полотняная дорожка. Стены украшали литографии религиозного содержания. Иисус Христос на них выглядел красивым блондином. Его взор был устремлен к небесам.

Морис неуверенно кивнул.

– Она приходила в фотолабораторию в субботу?

Морис поразмышлял несколько секунд, оценивая важность вопроса, и, наконец, сказал:

– Нет, не приходила. Я бы вспомнил. Но фамилия заказчика должна быть на конверте.

– Но видишь ли, конверта не было. Мы подумали, что ты мог напечатать снимки неофициально.

Морис покраснел.

– Нет, я не мог этого сделать. Это грозит потерей работы.

Полицейский поверил ему: юноша не умеет лгать. Хотя не исключено, что он – первоклассный актер, но вряд ли эта версия имеет право на жизнь. У юноши едва не случился сердечный приступ, когда он увидел здесь полицейского.

Большинство подростков врут без зазрения совести, и врут умело. Он видел, как расслабилась мать Мориса, когда сын без запинки ответил на вопросы. Женщина произвела не него приятное впечатление.

– Собирайся в участок, сынок. Так, простая формальность. Снимем пальчики, и пойдешь домой.

Юноша кивнул, но он явно был не в восторге от этого.

– Мы можем прислать за ним обычный автомобиль, если хотите.

Полицейский понял, что Олета не понимает его.

– Я имею в виду, миссис Делрей, что я вызову обычную машину вместо полицейской. И никто не узнает, куда он направляется.

Он видел, как на ее лице появилось выражение благодарности. Мнение соседей важно для Олеты, он понимал это. Она все еще пытается загладить воспоминания об Уэнделле. Полицейский знал все об этом парне, но был достаточно умен, чтобы не подать виду.

Морис улыбнулся матери, и она ответила ему слабой улыбкой.

Полицейский временами ненавидел свою работу. В искупление он старался облегчить жизнь тем, кто случайно, не по злому умыслу, попадал в переплет. Таких, как он, в участке было немного. В основном его коллеги не церемонились с подозреваемыми.

Но достаточно было взглянуть в лицо этой женщины, чтобы понять: человеком нужно оставаться в любых ситуациях.

Делла была озабочена тем, как Джозеф обращался с сыном. Когда позже она размышляла над этим, то пришла к выводу, что всю правду он ей так и не сказал. Она даже не могла понять, что именно произошло между ними. Выходит, Джозеф просто пудрил ей мозги. Но она хочет знать истину, и она докопается до нее.

Теперь она докучала ему, и это выводило его из равновесия. Она видела, что он с трудом сдерживает гнев.

– Перестань, Делла! Это – семейный вопрос.

– Я теперь твоя семья, разве не так?

Джозеф вздохнул и отер тыльной стороной ладони вспотевшее лицо. Он выглядел злым, но Делла не знала, что его нельзя злить. Она по-прежнему задавала ему вопросы, не понимая, что рискует.

– А что ты имел в виду, когда сказал: «Давай, Томми, решайся»? – Она была полна решимости докопаться до сути.

– Ничего.

Однако Делла не унималась.

– Но ведь что-то это ведь значило. Так просто слова не говорят, если за ними ничего не стоит.

Джозеф схватил Деллу за руки и толкнул к дивану.

– Это ничего не значит! Просто я был расстроен. Давай-ка лучше сменим тему! Иногда ты бываешь похожа на тюремную надзирательницу!

Никто в жизни с ней не разговаривал подобным образом. Сидя на диване, она подумала, что Джозеф не такой уж «мягкий и пушистый», каким сперва казался. Он даже опасен, может наподдать.

В эту минуту в комнату вошла Патриция, ее старшая дочь. Делла безумно обрадовалась ее появлению. Вслед за ней вошли внучки Деллы, очаровательные девчушки, в которых она не чаяла души.

– Что происходит, мама?

Джозеф умоляюще посмотрел на нее, и Делла, удивившись себе, скрыла правду. Дочери не должны знать, что дома возникли проблемы.

– Все в порядке, дорогая, поставь, пожалуйста, чайник.

Патриция исполнила ее просьбу, хотя по глазам матери она поняла – это просто уловка, чтобы удалить ее из комнаты.

Младшая внучка Аврора запрыгнула к Джозефу на колени. Однако это зрелище не доставило Делле радости: она, напротив, встревожилась, хотя и не могла объяснить причину своей тревоги.

Крутой нрав Джозефа бурлил, не выходя на поверхность. Пожалуй, это волновало ее больше всего.

Очень волновало.

Лорна стояла у подъезда Джон-Джона. Он прошел мимо, не заметив ее. Тяжелый живот тянул ее вниз. Она запыхалась, догнав юношу.

– Джон-Джон!

Он остановился у обочины, поджидая ее.

– Чего тебе?

Лорна не была уверена, что поступает правильно. Джон-Джон настороженно вглядывался в ее лицо.

– У меня мало времени, Лорна.

Лорна прикусила губу. На мгновение под толстым слоем макияжа проступило девчоночье выражение. Если Жанетта не образумится, подумал Джон-Джон, она превратиться в такую же дрянь.

– До меня тут дошли слухи… Я подумала, что тебе нужно сказать.

Он засмеялся.

– Я что, похож на сплетника?

– Нет… это касается твоей сестры. Я имею в виду Киру.

Теперь Джон насторожился.

– Что тебе известно?

Лорна по-прежнему не была уверена, что поступает правильно. Ей бы хотелось завоевать доверие Джон-Джона, но случай, наверное, неподходящий. Она понимала, что Джон-Джон спешит, – Эрл уже сигналил из машины. Ей надо выложить все как можно быстрее.

Она уверяла себя, что ее двоюродная сестра – не выдумщица, поэтому то, что она сообщила Лорне, более или менее соответствует действительности.

– Выкладывай, что знаешь.

Она сказала испуганно:

– Это дело рук Малыша Томми Томпсона.

Джон-Джон вздохнул:

– Дальше.

– Он попадался на педофилии и раньше.

Джон-Джон провел по лицу рукой.

– Ты разговаривала с Моникой?

– Нет. Я узнала об этом от своей двоюродной сестры Карли. Она тоже жила в Бермондси, как и Томпсоны до переезда сюда.

– Полезай в машину!

Он втолкнул ее в салон, и она с трудом разместилась на заднем сиденье – огромный живот стеснял движения.

– Поехали! В Бермондси.

Эрл нажал на газ.

Он не задавал вопроса, что происходит, – скоро и так узнает. С Джон-Джоном просто. Никаких изнурительных дискуссий – иди и делай, что нужно.

Карли жила в уютной квартирке с мужем Колином. Она совсем не походила на свою кузину, и Джон-Джон был рад этому. Если бы ему пришлось выносить присутствие Лорны номер два, то он бы не выдержал.

Хлопоча над кофе, Карли выкладывала все, что ей было известно.

– Я была в вашем районе, когда узнала, что произошло с твоей сестрой. А потом услышала новость по телевизору.

Джон-Джон понял, что она пытается придать сплетням достоверность.

– Раньше я слышала о Томми, если это тот же человек. Томми Томпсона обвиняли в совращении девочки. Скажу сразу: доказать это не удалось. – Говоря это, она воздела вверх руки. – Но семья девочки все равно обвиняла его, и вскоре они с отцом уехали отсюда. Никто не знал куда – в один прекрасный день они исчезли. Но если это действительно тот Томми, то слишком уж большое совпадение.

Джон-Джон задумался.

– Расскажи мне, Карли, все, что ты знаешь о нем. Как он выглядел?

– Очень толстый и чудаковатый. Они с отцом недолго здесь проживали. Кажется, у него было много кукол, и дети ходили играть к нему.

Джон-Джон почувствовал, как его сердце заколотилось.

– Одна девочка созналась, что у них была физическая близость, и всё завертелось. Понятное дело, все соседи обрушились на них, но потом, как оказалось, жалобу забрали назад, – я не знаю, почему. Вскоре после этого Томпсоны убрались отсюда, и разговоры стихли, пока не случилось все это.

– Так ты не знаешь, почему жалобу забрали назад?

Она покачала головой.

– По слухам, из-за того, что девочка сама просила об этом. Насколько мне известно, сейчас они живут у Пристани Канареек в муниципальных квартирах. Их фамилия Роу – вот все, что я знаю.

Ди Бакстер рассматривал фотографии со щемящим чувством. Он никак не предполагал увидеть такое. Кира на них разительно отличалась от милого ребенка в школьном костюмчике. Намазанная косметикой, она выглядела как взрослая женщина. Но особое внимание привлекали ее глаза. Это были глаза опытной женщины. Они обещали многое мужчинам. И она была очень похожа на мать.

Ди Бакстеру казалось, будто его стукнули в живот – у него даже дыхание перехватило. К своему ужасу, он осознал, что не знает, как теперь разговаривать с Джоани.

Если все это означает, что опыт Киры отнюдь не ограничивается игрой в куклы, то Джоани либо находится в полном неведении, либо она талантливая актриса, куда более талантливая, чем Вивьен Ли.

Он еще раз взглянул на фотографии. Он не верил своим глазам.

Жанетта собирала свои скромные пожитки. Она собиралась вернуться домой. По правде говоря, она была рада этому. Джеспер, надо отдать ему должное, сразу понял ее. Если бы он мог, то тоже жил бы в другом месте. Карен – не тот человек, кого хочется видеть ежедневно. Она давно уже превратилась в кошмар для окружающих.

Пока Жанетта возилась с сумкой, мать Джеспера комментировала исчезновение ее сестры.

Не щадя чувств Жанетты, она сказала:

– Девчонки уже нет в живых, не сомневайся, дорогая.

На мгновение Жанетта в отчаянии закрыла глаза.

– Ты что, Карен, совсем рехнулась? Ведь речь идет о моей сестре!

Карен Коупс сочла тон Жанетты слишком грубым.

– Я говорю лишь о том, что слышала, – повысила она голос.

Карен старалась сфокусировать взгляд, чтобы противостоять Жанетте, но у нее ничего не получалось. Больше всего ее раздражало то, что комната стала опрятной.

– Ну, ты, задавака! – Она икнула.

Жанетта не реагировала, зная, что это бесполезно.

– Ты думаешь, у вас все в ажуре? Я слышала, что твою драгоценную мамашу ожидают крупные неприятности. Твоя сестра подвергалась растлению, а она знала об этом.

С одной стороны, Жанетта понимала, что это пьяные бредни. Карен всегда ищет повод для ссоры.

Но с другой стороны, дыма без огня не бывает. В их районе любят посплетничать, и иногда сплетни имеют под собой реальную основу.

Ради Джеспера она готова была оставить оскорбление без ответа. Но она уже с трудом сдерживала себя, чтобы не треснуть эту женщину.

Карен же сочла ее молчание за согласие.

– Что? Нечем крыть? Против правды не попрешь!

– Заткни пасть, Карен!

Карен захохотала так, что вынуждена была прислониться к косяку двери, чтобы не упасть.

– Идешь домой к мамаше-проститутке? Ну, катись!

Жанетта закрыла глаза, чтобы не потерять самообладания. Сама она может говорить про мать что угодно, но для других – это табу.

– Если бы тебе хотя бы половину качеств Джоани, ты бы преобразилась в лучшую сторону, Карен.

Приманка сработала, и Карен была счастлива. Она только и ждала реакции Жанетты, и она ее получила.

– Возможно, у меня много недостатков, но я живу ради детей.

– Твои дети презирают тебя! Ты – посмешище, ты – жалкая пьянь. Когда мужчина пьет – это плохо, а когда женщина – это отвратительно.

Жанетта говорила тихо, но ее слова били наотмашь. Карен знала, что девушка права.

– Моя мать, со всеми ее недостатками, порядочная женщина. И вот еще что: в отличие от твоих детей, мы любим ее. Все, что она делает, она делает ради нас. А о том, что ты живешь ради детей, лучше помалкивай.

– Ах, ах! Джоани – ангел! Но почему тогда пропала твоя сестра?

Жанетта не уйдет отсюда без скандала. Карен настроилась на это. Эта девчонка – как все. Все они считают себя порядочными людьми, хотя на самом деле ничем не лучше ее.

Смешно, но эта гордячка Джоани мнит из себя королеву, не меньше. Ишь, как она вырядилась незадолго до исчезновения Киры. Понятное дело: работа языком хорошо оплачивается! Но она, Карен, никогда не опустится до такого. Ее дети – от законных мужей. Или от почти законных, но это не меняет дела. Да, она любит пропустить рюмочку-другую, но проституткой ее никто не назовет!

А еще она слышала, что Джон-Джон собирается купить дом. Кого он из себя корчит? Кого корчат из себя все эти Бруеры, включая Жанетту?!

– Ты бы лучше попридержала язык, Карен!

Она засмеялась.

– Что, правда колет глаза? Да, и по поводу твоей сестры… Возможно, вы сами избавились от нее, а?

Жанетта крепилась изо всех сил. Она понимала, что завтра Карен и не вспомнит о своих словах, что она для Карен как красная тряпка для быка, что по-другому Карен разговаривать просто не умеет, и ее детям попадает куда чаще, чем самой Жанетте. Но обида рвалась наружу, требовала выхода.

– И почему это карты не подскажут, где находится ее распрекрасная девочка? Она ведь целое состояние сколотила на гаданиях! Пусть по Таро узнает, куда делась Кира. – Карен продолжало нести.

Жанетта побагровела от гнева. Мать Джеспера до сих пор цела, потому что только она – мать Джеспера. Это – единственная причина. Другую женщину она бы давно размазала по стенке.

– А ты, потаскушка, тоже окончишь на панели. Для вас это плевое дело. Проституция в семейке Бруер давнишний бизнес: даже твоя бабка торговала телом. А ты ставишь себя выше меня! Ну, скажи мне: кто твой папаша? Никто из вас не знает своих корней. Вы – жалкие ублюдки, помои общества. – Карен зажгла сигарету, глубоко затянулась и спокойно продолжила: – Ну а с Кирой… Ее прибили – это точно, девчонка никогда не вернется домой.

Эти слова переполнили чашу терпения Жанетты. Удар, обрушившийся на Карен, был не в пример сильнее тех, что приходились на ее долю в течение жизни.

В Жанетту будто вселился бес. Она избивала мать Джеспера со злостью, о которой и не подозревала ранее. Она могла толкнуть, она могла дать пощечину, однажды она ударила знакомого парня ногой в пах, но то, что она делала с Карен… Даже мужчины не проявляют такую жестокость.

Когда Жанетта наконец остановилась, она взглянула на распластавшееся на полу окровавленное тело и расплакалась. Что она сотворила? Может ли она теперь вернуться к Джоани, ведь матери и так хватает неприятностей? Но с другой стороны, она просто защищала свою мать, Киру, себя от нападок этой грязной алкоголички.

Затем она увидела, что за ней наблюдает Джуни. Жанетта даже на знала, что девочка находилась дома.

– Она довела меня до этого, Джуни. Я не хотела…

Джуни кивнула невозмутимо. Она все видела сама.

– Ничего с ней не будет. Иди погуляй, а я вызову «скорую». Я позабочусь о ней, не бери в голову.

В этот момент Джуни ненавидела мать больше, чем когда-либо. Она ведь слышала все выпады Карен.

Сильвия все больше узнавала о бизнесе Пола. Она вскрыла домашний сейф и внимательно изучила лежавшие бумаги. Для нее они были золотыми россыпями.

Она организовала за ним слежку, и теперь ей докладывали о каждом его шаге.

Связь с Джоани Бруер удивила Сильвию. Зная о склонности мужа к молоденьким девушкам, она не могла понять, зачем ему эта старуха. Тем не менее, она нашла повод для ревности. Ведь даже ее сын работает на Пола.

Но теперь пропал ребенок этой женщины, и это ужасно.

Сильвия считала себя хорошей матерью. Пока девочки с ней, она может не беспокоиться о будущем. Но прежде нужно обеспечить это будущее. И ради этого она затеяла развод.

Если Пол согласится на все ее условия – а он согласится, можно не сомневаться, – она «забудет» все, что знает. В противном случае она передаст куда следует всю имеющуюся в ее распоряжении информацию. Но до этого дело не дойдет. Пол не дурак – ему тоже надо на что-то жить.

Сильвия аккуратно сложила бумаги на место. Девочки пока поживут у ее матери, а потом все уладится…

Она приготовила себе ванну и теперь блаженствовала в одиночестве, наслаждаясь ароматом иланг-иланга.

Она любит этот дом и не собирается уступать его Полу. Она будет приводить сюда любовников. Но еще лучше – поживет в одиночестве. Она всегда ценила одиночество, но Пол этого никогда не понимал.

А в сущности, кто такой Пол? Он хорошо одевается, от него пахнет дорогим одеколоном, он обедает в лучших ресторанах Лондона, но он – сутенер. Не лорд, не член парламента, а всего лишь жалкий сутенер. Он продает женщин и на эти деньги обеспечивает ее, Сильвию. Ее и ее дочерей. Но девочкам ни к чему знать, чем занимается их отец. Что-то она не слышала, чтобы дети сутенеров блистали в обществе. Пусть думают, что он бизнесмен, общественный деятель – кто угодно. Впрочем, они ничего не думают. Она давно позаботилась об этом. Отец для них – кошелек, не более. Толстый, туго набитый кошелек. Вот и пусть остается им.

Она улыбалась, думая об этом.

– Это я, Силв.

Услышав голос мужа, она вздрогнула. На какую-то долю секунды ей показалось, что это галлюцинация. Она запретила приходить ему сюда. Сильвия приняла вертикальное положение, выплеснув при этом часть воды на пол.

– О, Силв. Я, в отличие от тебя, не произвожу много шума, не так ли?

Она была потрясена.

– Теперь вынимай свою жирную задницу из ванны и выходи поговорить.

На ее лице проступили морщины – испуг был слишком очевиден.

Он оглядел ее с головы до ног и сказал пренебрежительно:

– Черт возьми, Силв, ты не слишком хороша в том, в чем мать родила!

Он рассмеялся, понимая, что это звучит оскорбительно, и наслаждался моментом.

Глава четырнадцатая

Старуха открыла дверь и с явной враждебностью посмотрела на визитера. Джон-Джон догадался, что перед ним победительница во многих жизненных передрягах.

– Простите, я разыскиваю семейство Роу. Мне сказали, что они здесь живут.

Джон-Джон лучезарно улыбнулся, но по тому, как старуха продолжала угрюмо оглядывать его, понял, что одной улыбки тут недостаточно. Она видела перед собой черного, и все тут. И скорее всего она приняла его за грабителя.

– Зачем тебе?

Голос был низким, настоящий кокни, и он никак не вязался с ее худобой.

Джон-Джон знал, что такие, как она, не любят долгих предисловий.

– Я Джон-Джон Бруер, – сказал он. – У меня пропала сестра. Об этом говорили в новостях, если вы слышали.

Она по-прежнему сверлила его взглядом, пытаясь вытащить на поверхность всю подноготную.

– Какое отношение твоя сестра имеет к нам?

Старуха такая подозрительная. Интересно, доверяет ли она показаниям электросчетчика? Пожалуй, у него больше шансов проникнуть в Английский банк в воскресенье, чем переступить порог ее квартиры.

Джон-Джон понимал, что ей не нравится цвет его кожи. Но он уже привык к этому.

Он подключил все свое обаяние, чтобы подкупить ее.

– Мне сказали, что вам приходилось иметь дело с неким Малышом Томми…

Дверь едва не захлопнулась перед его носом, но он успел выставить ногу, чтобы помешать этому.

– Прошу вас, миссис Роу, это очень важно.

– Убирайся отсюда, паршивец!

Старуха все больше и больше раздражала Джон-Джона. Он любой ценой должен вытянуть из нее правду, даже если придется применить силу. И он применит ее – будьте уверены. Он больше не может сдерживать свои эмоции.

По лестнице, словно чувствуя, что Джон-Джон нуждается в поддержке, не спеша поднимался Эрл. Старуха и его удостоила неприязненным взглядом. Джон-Джон готов был побиться об заклад, что Эрлу она не понравилась. Да и кому может понравиться такая карга?

– Откройте-ка дверь, прошу вас, мадам, – сказал Эрл.

– Мне нечего вам сказать.

Она стояла перед ними, скрестив руки на груди. Уголки ее губ были опущены.

Джон-Джон вздохнул.

– Думаю, есть что. Ваша внучка, вероятно, стала жертвой этого педофила. Так что же все-таки произошло? Я не тронусь с места, пока не узнаю.

Мисс Роу была маленькой, чем-то похожей на птичку, а вернее, на растрепанного старого воробья. Ее седые, когда-то темные волосы были небрежно заколоты на макушке, в ушах покачивались большие золотые кольца. На ней было достаточно украшений, чтобы открыть ювелирную лавку. Кольца, браслеты, ожерелья – так много ожерелий, что ее приняли бы за свою в племени дикарей. Лицо ее было покрыто морщинами даже там, где их не должно быть. Одежду прикрывал засаленный на животе фартук – его не стирали лет пять, не меньше.

– Итак, миссис Роу, продолжим беседу как культурные люди или как варвары? Вам решать.

Старуха смотрела на Джон-Джона еще несколько секунд. Затем она с недовольным видом приоткрыла дверь, но не очень широко.

– Он останется на улице, – кивнула она на ухмыляющегося Эрла.

– А я и не войду, дорогая. – Эрл взглянул на Джон-Джона. – Я подожду в машине, о’кей?

– Думаю, я не задержусь.

– А ты уверен, что все будет в порядке?

– Катись отсюда поскорее! – подала голос старуха.

Она была раздражена тем, что ей пришлось сдаться. Дергая плечами, она прошла в глубь квартиры.

Джон-Джон проследовал за ней, предварительно вытерев ноги о половик. Оказавшись внутри, он по запаху определил, что жарятся ячменные лепешки, – такие же жарила Джоани, когда им нечего было есть.

В маленькой комнате стояла двухместная софа и кресло. Здесь же был камин со старой газовой горелкой, а над ним – полка из красного кирпича, на которой стоял старый телевизор и маленькое радио.

На стене висели фотографии улыбающихся девочек, по-видимому сестер, блондинок с голубыми глазами. Он догадался, что одна из них – та, о которой пойдет речь.

Стены были оклеены выцветшим бургундским флоком.

Джон-Джон проникся сочувствием к старухе. Несладко, наверное, жить в этой убогой каморке, полутемной, давно уже требовавшей ремонта. Он так и не понял, кем она доводилась пострадавшей девочке – матерью или все-таки бабушкой.

Сделав над собой усилие, он улыбнулся ей. Страх за Киру пересиливал все остальные чувства.

Старуха раздраженно указала ему на софу.

– Садись уж, коль такое дело.

Удивительно, голос ее потеплел. Возможно, сказывалось отсутствие Эрла.

– Хочешь чаю?

Джон-Джон кивнул. Все, что угодно, лишь бы она разговорилась. У него было твердое чувство, что он – первый черный, переступивший порог ее дома за всю долгую жизнь.

– С сахаром?

– Мне все равно.

Когда она принесла чай, он заговорил.

– Я нуждаюсь в вашей помощи, миссис Роу. Вы, должно быть, слышали о моей сестре Кире Бруер? Ей всего одиннадцать лет, и она пропала. Одна ваша бывшая соседка сообщила мне, что тип, живущий теперь рядом с нами, был в свое время обвинен в педофилии. Это очень важно, миссис Роу. Я хочу знать, что с Кирой… Это может навести на след.

Старуха молча помешивала чай в своей чашке. Наконец она произнесла:

– Мой старший сын загремел на тридцать лет: наркотики и разбой. Его жена Ли, шлюха, каких мало, она стала отдавать девчонок под присмотр этого Томми Томпсона. Затем мы узнали, что она спуталась с его стариком, отцом Джозефом.

Она шумно втянула в себя чай. Джон-Джон понял, что ей трудно рассказывать о своей семье незнакомцу.

– Кэтлин, ее средняя дочь, вечно болталась там, ее просто невозможно было удержать дома. Затем она сказала, что у нее был физический контакт. Но мы так и не добрались до сути. Она не сказала, кто – отец или сын. Ли, может, и знала, но держала нас в неведении. Она сделала это из-за моего сына. Он любил этих девчонок… Каким бы он ни был, но он любил их. Когда он получил срок, она стала частенько бегать на сторону. Детьми она совсем не занималась. Однажды она скрылась так же, как и они, Томпсоны. Уж они-то понимали, что им несдобровать, если узнают. А о таких проделках всегда узнают. И я их больше ни разу не видела. Они подались в бега.

Миссис Роу тяжело вздохнула. Джон-Джон не перебивал ее.

– Но, главное, мне неведомо, куда подевалась эта чертовка Ли с моими внучками. Поверь мне, сынок, она хотела этого. Всегда хотела убраться восвояси. В какой-то мере я могу ее понять. Мой сын был не подарок, такой же садист, как и старик Томпсон. Впрочем, о чем это я? Ведь мы так и не докопались до истины. Об этом знают только эти двое и малышка Кэтлин. Но можно не сомневаться: они не расскажут…

Старуха сидела в кресле, прикрыв глаза, будто устав оттого, что рассказала. Джон-Джон понял, что ее никто не навещает. Она, вероятно, живет редкими письмами от сына, не будь их – давно бы уже сыграла в ящик.

– Так вам неизвестно, где сейчас Ли?

Старуха неопределенно пожала плечами. Она поняла, что Джон-Джон хотел спросить о другом.

– Могу лишь сказать, что Малыш Томми нравился мне куда больше, чем Джозеф. Отец относился к нему как к недоумку, а он все покорно сносил. Я не слишком осведомлена, потому что Ли уже тогда пыталась порвать с моим сыном, а значит, и со мной. Ли такая оторва – от нее что угодно можно ожидать.

Она увидела страх в глазах юноши и дала ему шанс.

– У меня есть адрес ее матери. Не знаю, живет ли она там, но если живет, то, должно быть, в курсе, где ее дочь. Они очень близки, эти двое. Мне-то она ничего не скажет. Думает, что я сообщу все сыночку. По правде говоря, я бы и сообщила… – Старуха с надеждой взглянула на Джон-Джона. – Если тебе повезет, лишь поставь старуху в известность, – голос ее неожиданно задрожал.

– Ладно, скажу, – кивнул Джон-Джон. – А как вы живете одна, без сына?

Она насупилась.

– Живу как могу, а что мне еще делать?

– А его друзья заходят к вам?

Таков закон улицы: нужно заботиться о семье, если друг сидит в тюрьме. Компенсировать потерянный заработок.

– Да ты что, сынок?

Она пошла в спальню и вернулась с конвертом, на котором аккуратным почерком был написан адрес.

– У меня нет их телефона, и я не уверена, что они до сих пор живут там, но попытайся. – Она снова уселась в кресло и тихо проговорила: – Если узнаешь что о внучках, сообщи мне, о’кей?

Джон-Джону стало жаль ее. Она явно скучала по внучкам.

– Обещаю. – Он поднялся. Взяв обе ее руки в свою, он сказал: – Спасибо, миссис Роу. Я очень ценю вашу помощь.

Она впервые улыбнулась, и он понял, что наконец завоевал ее доверие.

– Я, конечно, не помощница. Но, надеюсь, ты отыщешь свою сестренку.

Он вынул бумажник и отсчитал пятьсот фунтов. При виде банкнот ее глаза загорелись.

– Это – вам.

Она схватила деньги.

– Спасибо, сынок. Они мне очень пригодятся.

Он записал номер своего мобильного и передал ей.

– Если что-либо узнаете, миссис Роу, дайте знать.

– Хорошо.

– И если вам что-то понадобится, тоже звоните. Вы меня поняли?

Она знала, что он говорит всерьез.

– Желаю удачи в твоих поисках.

Джон-Джон вздохнул:

– Если отдать все на откуп полиции, дело не сдвинется с мертвой точки.

– Так было всегда. – Это было сказано со знанием дела.

Она вывела его из квартиры, и он снова пожал ей руку.

– Берегите себя, миссис Роу.

– И ты, сынок. Удачи тебе.

Она не сразу закрыла дверь, наблюдая, как он садится в машину. Он – хороший парень, решила она. Такой уважительный… Надо рассказать о нем Хералду.

Прижав к груди деньги, она взглянула на часы. Если поспешить – можно успеть сделать ставку перед последним забегом.

Пол наслаждался, видя в глазах жены страх. Давно уже не было такого. Обычно она проявляла потрясающее равнодушие.

Сильвия была матерью его детей, и только. Но уже за одно это он готов был уважать ее. Но теперь он ее ненавидит. Если бы она просто захотела уйти от него, он бы пережил это. Он бы навещал своих девочек, платил бы за их учебу и за многое другое. Но нет же, Сильвия причиняла ему неприятности, крупные неприятности. Неужели она думает, что он настолько туп, чтобы смириться с этим?

Он видел, что стол накрыт на одного. Сильвия, как всегда, собиралась совершить обеденный марафон. В течение дня она потребляла больше пищи, чем некоторые женщины за неделю. Он открыл холодильник – полки ломились от продуктов, один взгляд на них вызвал у него смех.

Когда Сильвия наконец появилась на кухне, он по-прежнему смеялся. На ней был халат из толстой ткани, плотно стянутый в талии. Единственное, чего не хватало, так это надписи: «Вход запрещен». Лицо ее было покрыто кремом, жирная кожа блестела при свете дня.

Пол смотрел на нее и удивлялся: неужели на таких женятся? Видно, у него не все было в порядке с глазами. Что ж, настало время расставить все точки над «i».

– Готова к бою, Силв?

– Чего ты хочешь?

О, она вновь обрела голос? Гляди-ка, говорит так, будто он продавец магазина. В общем, человек, недостойный внимания.

– Ты с кем это так разговариваешь?

Сильвия не ответила. По его голосу она определила, что в любой момент он может потерять контроль над собой. Она села за стол, ожидая его дальнейших действий.

Пол хорошо знал, что это означало. Она поднаторела в таких делах, его старушка Сильвия. Она может играть в молчанку целые дни напролет. В итоге у вас сложится впечатление, что во всем виноваты вы сами. Она поступает так даже с девчонками.

– Может, откроешь рот, Силв? У меня не так много времени. Давай выясним наши отношения раз и навсегда.

Он рубанул рукой воздух, заставив жену вскочить. Ему было приятно, что он напугал ее. Сильвии нужен хороший испуг. По его мнению, она явно нуждается в хорошей порке, и если она заведет его, то получит по первое число.

Он поставил чайник.

Сильвия медленно пошла к выходу.

Не глядя на нее, он сказал:

– Ты играешь с огнем, дорогая. Я могу спустить с тебя шкуру, ты понимаешь, надеюсь?

Она кивнула.

– Изволь разговаривать со мной как положено. Я тебе не клерк, из которого можно вить веревки.

Она вернулась на свое место за столом.

Пол приготовил чашки. Разливая чай, он спросил:

– Где мои дочери?

– За городом.

Он саркастически улыбнулся.