Текст книги "Худшее из зол"

Автор книги: Мартин Уэйтс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

26

Донован всегда считал, что в межсезонье приморские города способны навевать лишь скуку и тоску, но место, куда они приехали, похоже, даже в разгар сезона выглядело не лучше.

Джейвик-Сэндз рядом с Клэктоном. Унылый участок земли в Эссексе, заканчивающийся Северным морем. Возможно, когда-то это был процветающий курорт, дивное место (впрочем, в этом он тоже сомневался), но сейчас оно находилось в плачевном состоянии.

Они выехали из Лондона на северо-запад по шоссе А-12, ведущему в Эссекс. Огромные магазины и центры розничной торговли сменились чередой заводских корпусов, которые постепенно уступили место монотонному, зато функциональному сельскому пейзажу, аккуратно поделенному на прямоугольники и квадраты земли, призванные выполнять конкретную практическую задачу. Пета была за рулем, Донован сидел рядом с картой на коленях.

Утром он проснулся в номере мокрый, как мышь, запутавшийся в простынях и одеяле. Волосы слиплись, губы покрылись коркой, от тела исходил запах пота и вина.

Он лежал и тяжело вздыхал, ожидая, когда из обрывков сам по себе восстановится в памяти вчерашний кошмар.

Громкая музыка, обильные возлияния.

Призраки, револьвер…

И – пустота.

Он скосил глаза – на другой стороне кровати среди разбросанных бумаг с недоумением увидел второе одеяло и подушку. Вспомнил – Пета.

Снова тяжело вздохнул.

На подушке лежала записка: «Надеюсь, вам все-таки удалось отдохнуть и вы найдете время спуститься к завтраку в ресторан».

Он посмотрел на часы, медленно, с усилием поднялся с кровати, побрел в ванную. Голова кружилась, желудок крутило и выворачивало. Тяжелое похмелье. Оно, он знал, будет преследовать его весь день, напоминать о себе, время от времени выныривая откуда-то изнутри, как постыдная тайна.

Принимая душ, он с водой пытался смыть воспоминания о вчерашнем вечере. Вышел из ванной, натянул защитного цвета свободные брюки, старую футболку с Бэтманом на груди и спустился вниз. Как же неудобно встречаться с Петой: кто знает, что он ей вчера наговорил! Она сидела за столом, румяная, полная энергии после бассейна, и пила чай, перед ней стояла тарелка с колечком запеченного хлеба и фрукты. Подняла глаза.

– Как себя чувствуете? – Во взгляде искренняя забота.

Донован неопределенно пожал плечами, она кивнула.

– Мы сегодня собирались в Эссекс. Вы в состоянии ехать?

Он кивнул.

– Хорошо. – Она вернулась к своему колечку.

– Знаете… – начал он, испытывая жуткую неловкость, – вчера я… может, наговорил чего-то лишнего… не знаю, я…

Она улыбнулась, и он сразу почувствовал, что у него есть друг.

– Ничего такого страшного вы не наговорили, честное слово.

– Спасибо. – Он кивнул. – Извините за то, что я…

– Вам совершенно нечего стыдиться. Мы все бываем в таком состоянии. Или в очень похожем. Все мы люди…

Донован посмотрел на нее, хотел спросить что-то еще, но не осмелился.

Она пожала плечами:

– Вам пришлось пережить трудные дни. Забудем об этом. Сейчас нужно поесть – сразу станет легче.

Он повиновался и заказал для себя полный английский завтрак. Раз не удалось погибнуть от пули, криво усмехнулся он про себя, он умрет от обжорства.

Ему принесли заказ – гора обильно сдобренной маслом еды, которая приносит сытое умиротворение. Он посмотрел на яичницу; в сверкающем желтке, как в позолоченной ложке, увидел собственное отражение – да, тот еще вид.

Выдохнул и приступил к завтраку.

– Итак, – сказала Пета тоном делового человека, – мы сегодня едем в Джейвик?

– Да, – подтвердил он, жуя бекон. – Джейвик в графстве Эссекс.

– К Тошеру, который там живет?

Донован кивнул.

– Когда я с ним познакомился, он был чем-то вроде официального представителя этих путешественников-бродяг. Естественно, самоназначенным.

– Как он выглядит?

– Красавец байкер с темными длинными волосами.

– Это хорошо, – улыбнулась Пета.

– Дерзкий и самоуверенный сукин сын. Весьма высокого мнения о собственной персоне. Из тех людей, которые идут по жизни, зная, что все у них получится. Бесцеремонный тип, очень много говорит и любит вставить крепкое словцо. Это я так, на всякий случай, а то вдруг у вас появились какие-то мысли.

– Интересно, почему он выбрал Джейвик? – Пета пропустила мимо ушей последнее замечание.

– Очевидно, надоело скитаться, вот он и зажил оседлой жизнью среднестатистического британского гражданина. Наверное, поэтому я так легко его нашел.

– Кочевника из него не вышло.

– Вот-вот, – улыбнулся Донован.

Пета показала на его пустую тарелку:

– Ну что, правильно сделали, что поели?

– Правильно, – сказал он со слабой улыбкой.

Они въехали на главную улицу Джейвика с задиристым названием «Бродвей». По этой неровной узкой ленте дырявого асфальта трудно было передвигаться при всем водительском мастерстве Петы. Донован смотрел в окно.

Только несколько двухэтажных домов, остальные – неприглядные одноэтажные постройки, большинство которых, скорее всего, никогда не знали рук настоящего хозяина. Это был не просто бедный городишко – во всем здесь сквозили нищета и пошлость. Рядом с книжной лавчонкой потемневший фасад с оторванными ставнями объявлял себя залом игровых автоматов «Страна чудес». Замызганная парикмахерская, китайская закусочная с едой на вынос. Магазин «Купи и сэкономь». Паб «Надежда умирает последней».

– Из этого паба только в последний путь, – усмехнулся Донован.

Они медленно проехали мимо пустого заплесневелого остова, который когда-то назывался «Казино», оставили позади центр культурных мероприятий, в котором не пахло ни центром, ни культурой, ни мероприятиями, миновали продуктовый магазин, по сниженным ценам торгующий залежалым просроченным товаром, бесхозный брошенный паб, окруженный забором из сетки-рабицы с табличками «Не входить! Опасно для жизни». Чуть в стороне от дороги стояло облезлое деревянное кафе, снаружи украшенное корзинами с почерневшими цветочными плетями.

– Проголодались? – спросила Пета.

– Не очень.

Повсюду поросшие сорняками пустыри с кучами мусора. Из-за давившего сверху низкого свинцового неба казалось, что этот мрачный темно-серый ландшафт растянулся на сотни километров.

– Куда сейчас?

– К участку, который на карте называется Бродлендз, – отозвался Донован. – Уже, похоже, недалеко.

– Господи, – воскликнула Пета, когда они подъехали к поселку, – ну и картина!

Почти во всех построенных более полувека назад одноэтажных коттеджах в швейцарском стиле, предназначавшихся раньше исключительно для летнего отдыха, сейчас обитали постоянные жильцы. Во двориках машины. Но чем дальше они ехали, тем больше машины во дворах напоминали разбитые колымаги, вскоре сменившиеся почерневшими от огня ржавыми каркасами. С них давно сняли и унесли все, что могло пригодиться в хозяйстве, и теперь они догнивали на грязных щербатых улицах.

Дома все меньше походили на пригодные к обитанию, но там все равно кто-то жил.

– Град Божий. – Пета покачала головой.

– Только солнца нет, – заключил Донован.

Из опасения налететь на кочку или булыжник, а то и попасть в незаметную яму, Пета ехала на черепашьей скорости – Донован постоянно смотрел в карту и сверял адрес. Наконец они остановились у нужного дома.

Штукатурка с каменной крошкой, которой он был покрыт, потрескалась и отваливалась, на грязных окнах висели засаленные занавески в сеточку. Старая гнилая крыша поросла мхом. На углу дома высилась гора мусора и отходов. Входная дверь, похоже, когда-то была выкрашена в зеленый цвет.

– Нам сюда? – Пета не скрывала отвращения.

– Сюда.

Они прошли к дому по едва заметной тропинке. Донован набрал в легкие побольше воздуха и постучал.

Подождал.

За дверью громко залаяла собака.

Через некоторое время послышались тяжелые шаги.

– Кто там?

Голос был хриплым, скрипучим.

Пета насторожилась.

– Тошер, это вы? – крикнул Донован. – Может быть, вы меня помните? Меня зовут Джо Донован. Я когда-то работал корреспондентом.

– Да… – Ответ прозвучал с надрывом и свистом, как будто вырвался прямо из разрушенных легких, за ним последовал звук, который в равной степени можно было принять за лающий смех и за предсмертный хрип. – Как же, помню. А теперь проваливай.

Донован и Пета переглянулись. Внутри продолжала истошно лаять собака. Донован попытался уговорить Тошера:

– Понимаю, Тошер, что вы, возможно, не желаете со мной беседовать, но не могли бы все-таки уделить мне минут пять-десять, не больше?..

Из-за двери несся только собачий лай.

Донован посмотрел на Пету, пожал плечами:

– Я заплачу.

– Сколько? – после некоторой паузы последовал вопрос.

– Пятьсот фунтов.

Из-за двери снова донесся не то смех, не то предсмертный хрип.

– Тысячу.

– Тошер, у меня с собой только пять сотен. Решайте – или столько, или ничего.

Послышалась возня. Хлопнула дверь внутри, и собака уже лаяла где-то в глубине. Потом донеслось лязганье снимаемой с двери цепи, открывающихся щеколд и замков.

Донован попытался скрыть потрясение при виде стоявшего на пороге человека. Это был Тошер, но от самоуверенного красавца байкера не осталось и следа. Перед ними стояло физическое воплощение голоса, который они слышали из-за двери. Когда-то черные как смоль волосы поседели. По-прежнему длинные, они висели клочьями, сквозь них поблескивал розовый череп. Лицо покрывали глубокие морщины – словно кто-то высосал из него жизнь. На иссохшем теле висели дешевая футболка и джинсы. Он вроде был того же роста, но казался ниже, словно тело, скрюченное страшным ударом, так и не смогло распрямиться.

Но ужаснее всего были глаза. Совершенно мертвые, они словно закрылись после чего-то жуткого, что им довелось увидеть.

– Да уж, – проскрипел Тошер, прекрасно понимавший, почему Донован так на него смотрит, – два года – срок немалый.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и пошел в дом тяжелой шаркающей походкой. Донован и Пета восприняли это как приглашение, закрыли за собой дверь и последовали за хозяином.

Тот прошел в комнату и медленно опустился в старое потертое велюровое кресло. Донован и Пета сели на такой же видавший виды и весь в пятнах диван напротив.

В соседней комнате не унималась собака, теперь она еще и скреблась в дверь.

Помещение больше походило на свалку. Старый телевизор в углу на перевернутом ящике из-под консервов. Запчасти от мотоцикла, разбросанные по полу. Старые пивные банки. Переполненная окурками пепельница из паба. Осколки и обломки – свидетельства сломанной, поруганной жизни.

Донован вздрогнул: узнаваемая картина.

Если бы он продолжал жить как раньше, его бы вскоре постигла та же участь.

Он вспомнил вчерашний вечер и почувствовал тошноту. Решил не обращать на нее внимания.

Он должен работать.

– Заткнись, Золтан! – то ли рыкнул, то ли прокричал Тошер и зашелся приступом кашля. Собака продолжала лаять.

– Кто это? – Тошер кивнул в сторону Петы.

– Пета Найт. Коллега:

Тошер кивнул, на секунду в глазах зажегся огонек, как у прежнего Тошера при виде хорошенькой женщины, но тут же погас, уступив место отвращению к самому себе.

– Что-то не очень ты торопился, – сказал Тошер.

Донован нахмурился.

– Но я знал, что ты в конце концов меня найдешь, – продолжал он надрывно хрипеть. – Ты или кто-то из ваших… я смотрел новости. Хантли и его… дочка…

– Тошер, что вам известно? Что произошло?

– А мои денежки? – Тошер почти улыбался.

– У меня в кармане.

– Покажи.

Донован вытащил бумажник, отсчитал десять пятидесятифунтовых купюр, которые снял со счета «Геральда». Тошер взял деньги, пересчитал, положил в карман. В глазах не алчность, а нужда и голод.

– Так что же произошло? – спросил Донован. – Почему вы решили, что к вам обязательно кто-нибудь наведается? Почему именно сейчас?

– Вот почему. – Тошер вытянул вперед обе руки ладонями вверх.

Даже при тусклом свете зрелище было жуткое. В середине обеих ладоней кожа другого цвета – тонкая, нежно-розовая. Левая еще и изуродована. Тошер поднял ее вверх.

– Сюда попала инфекция, началось заражение крови. Повезло, что вовремя спасли. Что не пришлось отрезать руку. – Он громко хрюкнул – видимо, усмехнулся. – Да уж, повезло.

– Вас пытали? – ужаснулась Пета.

– Думаете, у меня всегда был такой голос? – скривился он.

Гости молчали.

– Они не только загоняли в ладони гвозди. Много чего еще сделали… Такого, что я никак не могу вам показать. – Он опустил глаза в пол, потом снова поднял. – И рассказать не могу. Потому что тогда придется все пережить заново. – По телу прошла дрожь, глаза смотрели в никуда. – А я… я не хочу туда возвращаться. Просто… поверьте мне на слово.

Пета и Донован молча переглянулись. Тошер посмотрел сначала на него, потом на нее.

– Говорил же я тебе, говорил, – в глазах сверкнуло злорадство, – они что-то замышляют. Но ты так и не появился.

Донован с трудом сглотнул слюну.

– Прости, но мне пришлось… заниматься другим делом.

– У тебя, кажется, пропал сын?

Донован молча кивнул.

– Плохо, – сказал Тошер. К злорадству добавилось отвращение к самому себе, лицо исказила уродливая гримаса. – Но все же не так плохо, как у меня…

Донован открыл рот, но Тошер не дал возразить.

– Подумай-ка, Донован, хотел бы ты поменяться со мной местами? Чья судьба лучше?

Донован промолчал, позволив Тошеру торжествовать пусть маленькую, но победу.

– Тошер, кто это сделал? – спросила Пета. – Кто так с вами поступил?

Тошер повернулся в ее сторону и почти радостно улыбнулся:

– Давненько женщины… мной не интересовались…

Пета продолжала на него смотреть.

Тошер сердито насупился:

– Ты из полиции?

– Раньше служила.

– Раньше, говоришь? Да на тебе… по-прежнему эта печать… Она будет на тебе всегда. – Он перевел взгляд на Донована: – Стыдно мне за тебя, Джо, что ты якшаешься с отбросами.

Донован не поддался на провокацию, продолжая настаивать на своем:

– Почему это произошло?

Тошер бросил на Пету полный высокомерного безразличия взгляд и начал говорить, обращаясь к Доновану:

– То, что сделали со мной, должно было стать предупреждением остальным. Они хотели, чтобы мы… убирались. Сказали, что сделают, если мы не послушаемся… подожгут…

– Но разве такое возможно? – не поверил Донован.

– Вот и мы сначала так думали. Закон-то был на нашей стороне. Они это знали. – Он помолчал, тяжело дыша, потом продолжил: – Меня схватили. И сделали из меня, как они сказали, наглядное пособие. Сказали, что проделают это с каждым, если мы не уйдем.

– И вы ушли?

– Да, сразу же.

– Почему вы не рассказали об этом в полиции? – подалась вперед Пета.

Тошер издал скрипучий утробный звук.

– А кто, думаешь, это сделал?

Пета и Донован посмотрели друг на друга.

– Полиция? – переспросил Донован.

Тошер кивнул.

– Да… кто ж еще! Мы тут же собрали вещички, чтобы уехать. – Очередной смехоподобный скрип. – И что вы думаете? Все эти скоты еще пришли и улюлюкали… все эти лощеные мудаки на шикарных машинах… из шикарных домов… все орали, как козлы… бросали в нас всякую дрянь… обзывали дерьмом… мерзавцами… подонками…

Он замолчал, хватая ртом воздух. Лицо горело ненавистью.

– Нам не дали выехать на дорогу, загнали на парковку… там нас ждали… в снаряжении для борьбы с демонстрантами… они вытащили дубинки…

– Но это противозаконно, – потрясенно пробормотала Пета.

Тошер покачал головой:

– Ты прям как с неба свалилась. Ты где в полиции служила-то? В сказочной стране?

Пета покраснела.

– Избивали даже детей… – В глазах Тошера заблестели слезы. – Как индейцы, окружили наши фургоны, облили бензином… – Он затряс головой, захрипел. – Крики… А они стояли и ржали, как жеребцы…

В комнате повисла тишина, которую нарушали только слабые поскребывания собаки о дверь.

– Потом я приехал сюда, – Тошер говорил теперь очень тихо. – Мне тут двоюродный брат присмотрел халупу с собой по соседству. И я остался. Долбаное пособие по инвалидности… Калека я теперь… – Он уставился в пол, в голосе звучало все больше самоуничижения. – Здесь и подохну…

– Говоришь, кто-то из полиции? – мягко спросил Донован.

– Да, – кивнул Тошер. – Есть такой – по фамилии Кинисайд. Он все это и организовал. С ним еще был один громила, который делал всю грязную работу… Они называли его Молотом. – Тошер вздрогнул. В глазах заметался страх, лицо перекосило от ужаса. – Полный отморозок… Вряд ли вам захочется иметь с ним дело… честное слово. Чудовище, настоящее чудовище…

– Кинисайд, – эхом повторил Донован.

– У них еще и клички были. Фауст и Мефистофель. Но я-то знал их в лицо…

– Значит, Мефистофель – это… Кинисайд, а Молот – Фауст?

– Молот – это Молот, – загудел Тошер подобием смеха.

– Кто же тогда Фауст? – спросила Пета.

Гул усилился, перерастая в лавину, грозившую оставить после себя страшные разрушения:

– Фауст – это бесхребетный трус и дерьмо… Колин Хантли. Он…

Донован и Пета, пораженные, переглянулись.

– Колин Хантли? – переспросил Донован. – Он-то тут при чем?

– Потому что я спал с его дочерью… Он-то все и затеял… – Лицо Тошера исказила победная гримаса. – Никак он не мог смириться, что его… драгоценная дочка… трахается со мной…

Смех вырвался наружу, а вместе с ним и собиравшаяся с силами лавина. Она вырвалась из Тошера, и он зашелся в диком кашле. По щекам покатились слезы.

В соседней комнате Золтан разразился громким лаем и начал бросаться на закрытую дверь.

Донован и Пета поднялись.

– Спасибо тебе, Тошер. Понимаю, чего тебе стоило обо всем нам рассказать.

– Это тебе пришлось отвалить мне полкуска фунтов, – тяжело и надрывно дыша, сказал Тошер. – Надеюсь, мой рассказ того стоил…

Донован и Пета вышли из дома. Даже отойдя на приличное расстояние, они слышали, как воет посаженная на цепь собака, как бьется и рвется из заточения.

Из свинцового неба на дома, больше похожие на бараки, посыпалась холодная изморось.

Никогда в жизни Донован не был так благодарен судьбе за глоток свежего воздуха.

27

– Мне все о тебе известно.

От неожиданности Кинисайд чуть не выронил пластиковую чашечку с кофе. Он выбрал этот автомат именно потому, что к нему почти никто не подходил – в длинном коридоре полицейского участка он стоял на отшибе, – и рассчитывал, что ему никто не помешает. Он обернулся – прямо за спиной стояла Джанин и улыбалась. Он быстро посмотрел по сторонам: вокруг больше никого.

– Что ты имеешь в виду?

– Что сказала, то и имею, – улыбка на лице стала шире.

Он еще раз бросил взгляд вокруг себя: точно никого. Захотелось схватить эту глупую курицу, швырнуть о стену, заткнуть ее поганый рот. Но вместо этого он попробовал прибегнуть к испытанному приему – улыбнулся ей в ответ обезоруживающей улыбкой.

– И что же тебе известно?

– Во-первых, наркотики.

– Наркотики? Но я не…

– Мне известно, как ты обираешь торговцев. Как заключаешь сделки с поставщиками. Как шантажом заставляешь своих информаторов заодно торговать наркотой, как ты их избиваешь… – Она пожала плечами. – Продолжать?

– Что-нибудь еще?

– Остальное еще круче, – снова улыбнулась Джанин.

Кинисайд тут же вспомнил о Хантли и о сделке, которую ему вот-вот удастся заключить. В горле застрял ком. Он внимательно посмотрел на Джанин: в ней появилась какая-то уверенность в себе, которой он раньше не замечал. Это неприятно поразило его. Он заволновался.

– Чего ты добиваешься? – спросил он очень тихо.

– О, очень многого. Главное – хочу с тобой поквитаться. Впрочем, меня устроят и деньги, так что можешь купить мое молчание.

Наверное, на его лице отразилось смятение, потому что она рассмеялась ему прямо в лицо. Он почувствовал, что краснеет, начали дрожать руки. Куда-то улетучивался самоконтроль, которым он так гордился.

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч фунтов.

– Пошла вон, – фыркнул он.

– Пятьдесят тысяч, – повторила она. Потом подошла ближе, в лице появилась жесткость. – Ты мне должен гораздо больше.

Кинисайд отшатнулся как от удара. Горячий кофе из пластиковой чашки выплеснулся наружу и обжег пальцы.

– Хорошо, – сказал он, стараясь контролировать дыхание. Нужно выиграть время, чтобы все обдумать, чтобы разработать план. – Значит, пятьдесят тысяч. Как ты…

– Я дам знать, где и когда. Только учти, у тебя мало времени.

Он смотрел на нее и поражался. Выглядит куда здоровее и свежее, чем раньше. Исчезли последние следы его влияния. Она больше не в его власти.

Ему это очень не понравилось.

Он попытался с ней заигрывать, протянул руку.

– Знаешь, Джанин… – начал проникновенно.

Она отступила на шаг.

– Нет, Алан, – в глазах плясали языки пламени, – ты больше никогда ко мне не притронешься. Даже пальцем меня не коснешься. – Она вздохнула, одернула блузку, улыбнулась. – Ладно, мне пора назад на рабочее место. Я с тобой свяжусь.

Она повернулась и решительно пошла по коридору. Кинисайд смотрел, как уверенно качаются ее бедра.

Внутри поднималась бессильная ярость, потому что события начинали выходить из-под контроля.

У него не только с ней начались проблемы.

Руки дрожали. Он слегка сжал пластиковую емкость, жидкость поднялась до краев.

Размахнулся и с силой швырнул чашку о стену – кофе взорвался сердитыми брызгами и выплеснулся на стену и пол.

Он повернулся и выскочил из коридора.

Шел и думал, как вернуть все на круги своя, как вновь стать хозяином положения.

Джамал открыл глаза. Счастливо улыбнулся.

Он уже второй раз просыпается в этой шикарной кровати. Вторая ночь подряд – две лучшие в его жизни.

Он отбросил одеяло, подхватил махровый халат, висевший на спинке в ногах. Халат был на несколько размеров больше, но это даже лучше: он полностью в него завернулся, чувствуя себя в мягком пушистом коконе свежевыстиранной и вкусно пахнущей ткани.

И в безопасности.

Он пошел в ванную, улыбка так и осталась блуждать на его лице.

Вспомнил, как не по себе ему было сначала: невесть откуда появившийся Амар, который отделал его клиента, а потом еще объявил, что его прислал Джо Донован…

Потом, когда они сидели в закусочной, он все это рассказывал Амару. Тот посмеялся.

– Ты ведь не коп, нет? – вдруг посерьезнел Джамал.

– А разве похож?

– Не-а! И ты меня им не сдашь?

– С какой стати я стану это делать?

– Ну, это… – помрачнел Джамал, – из-за того, что было у Отца Джека.

– Все теперь в прошлом, – беспечно произнес Амар. – Сидит сейчас наш папуля под арестом. И обвинений ему предъявят целый воз. Даже в убийстве.

– В убийстве? Кого он убил?

– Мальчишку, который у него жил. Сая.

Выражение лица Джамала снова изменилось. Он чуть не рассказал Амару то, о чем потом, наверное, пожалел бы.

Он спросил, как убили Сая. Амар сказал, что Джек забил его до смерти металлическим прутом. Джамал побледнел.

– Эй, парень, что с тобой? – спросил Амар.

– Нет… ничего… Они точно знают, что это сделал Джек?

Амар посмотрел ему в глаза:

– Я же там был. Собственными глазами видел, как он держал в руках эту железную хреновину.

Джамал тщетно пытался рассмотреть в абсолютно искреннем взгляде Амара хотя бы намек на ложь.

– Точно знаешь?

– Да. Сая убил Отец Джек.

И тут Джамал заметил, как что-то дрогнуло в лице его спасителя. Всего на мгновение – и исчезло.

Джамал сделал вид, что не заметил это почти неуловимое изменение. Амар притворился, что не заметил реакции мальчишки.

– Ты голубой? – поинтересовался Джамал с полным ртом. Он с удовольствием пережевывал кусок мяса с хлебом.

– Да. Тебя это смущает?

– Нет, старик. Все нормально. Голубые мужики любят таких же голубых мужиков.

Амар расхохотался.

Потом они отправились домой к Амару. Квартира у него оказалась просто офигенная. На высоком этаже, с видом на набережную. Амар начал рассказывать, как она ему досталась – кому-то он оказал услуги, работая бесплатно, кому-то пришлось сунуть взятку, где-то надавить… но Джамал не слушал. Раскрыв рот от изумления, он таращился из огромного окна на открывшийся вид. Потом сидел на диване, восхищенно рассматривая внутреннее убранство квартиры. Потом заснул.

Проснулся уже в кровати. Наверное, туда его перенес Амар. Джамал посмотрел на часы: он проспал почти двенадцать часов.

Джамал спросил, может ли он выходить из квартиры, на что Амар сказал: в любое время, он же не пленник, и пообещал выдать запасной ключ. Джамал огляделся и решил, что, пожалуй, останется дома.

Амар поначалу не знал, как себя с ним вести, – наверное, он не привык общаться с детьми. Но потом Джамал увидел игровую приставку с последним вариантом «Угон машины» и предложил сыграть на пару, они шикарно провели время и по-настоящему подружились.

Тошнота, боль во всем теле были тут же забыты.

Джамал вышел из душа и вернулся в гостиную, когда услышал, как сначала открывается, а потом с силой хлопает входная дверь.

От страха он застыл на месте.

– Повар я, знаешь, хреновый, – донесся из прихожей голос Амара, – но яичницу с беконом пожарить сумею. Ты как – не против?

Джамал вздохнул с облегчением, сказал, что не против.

Амар зашел в комнату, нагруженный сумками, остановился, увидев лицо Джамала.

– Что с тобой? Ты как будто привидение увидел.

Джамал заверил, что с ним все в порядке, и даже выдавил улыбку. Амар не стал докапываться до истины, прошел на территорию кухни, поставил сумки на пол.

– Ты не мусульманин? Свинину ешь?

– Ем, старик. А ты?

– А я ем все подряд. Конечно, в разумных пределах. Компанию составишь?

Они с аппетитом поели. После завтрака Джамал снова прошелся по квартире, потом забрался с ногами на диван. Улыбнулся.

– Классно тут у тебя, старик, – похвалил он Амара. – Жрачка отличная, игровая приставка… как будто я в гостях у старшего брата. Прикинь.

Амар улыбнулся.

– Я расскажу все, что на том диске, – вдруг сказал Джамал.

– Погоди, я сейчас сбегаю и куплю записывающее устройство.

Амар вышел из квартиры, стараясь не показывать своей радости.

– Да, – сказал Джамал самому себе и поглубже устроился на диване.

Он в безопасности.

Ему больше ничто и никто не угрожает.

Кинисайд замер, огляделся. Убедившись, что за ним никто не наблюдает из темноты, начал открывать замок. Открыв, снова поозирался, потом вошел, закрыв за собой дверь на ключ и щеколды.

События разворачиваются слишком стремительно. Он должен снова стать хозяином положения.

Он повторял эти слова как молитву.

Джанин. Ее рассказ о том, как он избивает своих информаторов, выдал ее с головой. Он незаметно последовал за ней после работы. Она зашла в паб «Принц Уэльский». Там у нее была встреча.

Она присела за столик, где ее ждал Майки Блэкмор.

Жалкие людишки – думают, они могут его шантажировать, хотят получить деньги за молчание.

Нет, это не беда, так – мелкая неприятность, но этот вопрос тоже надо решить. Он их прикует к стулу – к жертвенному алтарю! Нет. Вызовет Молота, где бы он там сейчас ни находился. Пусть ими займется. Он не может позволить, чтобы мелкая неприятность все испортила сейчас, когда он уже на финишной прямой. Вынужденная жестокость. Оправданная мера. И оправдывает ее сумма, поставленная на кон.

Она оправдывает абсолютно все.

Но для решающего шага Молот ему не нужен.

Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, потом двинулся вглубь. От дыхания шел пар, да он и без этого сразу почувствовал, как здесь холодно. Он бросил взгляд в сторону батареи – по обе стороны лежали Колин и Кэролайн, каждый свернувшись под собственным одеялом.

Они даже не пошевелились, когда он вошел.

Он ускорил шаг. Неужели здесь настолько холодно?

Он подошел к двум скорченным фигурам. Кэролайн пошевелилась. Кинисайд облегченно вздохнул: слава богу, жива. Она подняла глаза, увидела его, отвернулась.

– Здравствуй, Кэролайн.

Она не ответила.

– Чтобы не замерзнуть, вам бы лучше прижаться друг к другу.

– Убирайся, Алан, – почти выдохнула она с болью в голосе. – Я ни тебя, ни его знать не хочу. После того, что вы оба наделали.

Кинисайд пропустил ее слова мимо ушей. У него были дела поважнее оскорбленного самолюбия этой барышни. Он посмотрел на Колина. Даже при таком слабом свете было видно, как плохо он выглядит. Кожа стала почти серой. Он все время прижимал к себе поврежденную руку. Несмотря на холод в помещении, на лбу блестели капельки пота.

Не умирай, мысленно обратился к нему Кинисайд. Не умирай, пока не сделаешь то, что я хочу.

– Колин!

Колин открыл глаза и посмотрел на него мутным остановившимся взглядом.

– Ты готов, Колин?

Колин молчал.

У Кинисайда задрожали руки, и он заговорил тихо-тихо:

– Потому что, если ты этого не сделаешь, с твоей дочерью случится нечто ужасное. И я заставлю тебя на это смотреть.

Хантли оставался безучастным.

– А ведь я старался проявлять терпение, – продолжал Кинисайд. – Но ты не желаешь мне помочь. Мне совсем не хочется делать больно твоей девочке, но у меня нет выбора. Выбора не оставляешь мне ты.

Он вытащил из кармана охотничий нож и прочный скотч.

Кэролайн попыталась отползти, но цепь не пустила.

– Это скорее акт отчаяния, а не гнева, Колин. – Он отмотал скотч, оторвал зубами. – Все, что сейчас произойдет, целиком на твоей совести.

Он сунул нож обратно в карман, повернулся к Кэролайн. Она выставила руки вперед, готовая защищаться. Кинисайд резким движением ткнул ее под ребра. Она перегнулась пополам, хватая ртом воздух. Он взял ее за волосы, оттянул голову, заклеил скотчем рот.

Лицо перекосила гримаса боли, она попыталась сорвать скотч. Кинисайд подтянул ее вверх за цепь, прикрепленную к запястьям, и ударил кулаком. Она упала.

Он резко и больно завел ей руки назад, соединил скотчем.

Девушка заплакала.

Кинисайд глянул на Колина:

– Только одно слово – и это прекратится.

Колин молчал.

Кинисайд вытащил нож, схватил Кэролайн за волосы, наматывая на руку, пока она не потеряла равновесие, приложил лезвие к лицу под глазами.

– Теперь ты готов звонить? Готов положить конец этому кошмару?

Колин смотрел и молчал, на лице – маска боли.

– Это же твоя дочь.

Он слегка прижал лезвие к коже. Под глазом появилась капелька крови размером со слезинку и покатилась по лезвию вниз.

– Смотри, Колин. Она плачет. Она хочет, чтобы ты ей помог. Неужели папочка не поможет?

Тело Кэролайн сотрясалось от рыданий. Колин дернулся.

– Всего один звонок, Колин, и все закончится. – Он провел ножом по коже. Снова появилась кровь и капельками сползла вниз.

– Ну же, Колин! Ты же знаешь, я это сделаю.

Колина затрясло.

– Я сделаю это, слышишь, сделаю!

Колин дернулся, как от удара. Вздохнул. Медленно кивнул.

Кинисайд улыбнулся. Вздохнул с облегчением. Он снова хозяин положения, снова полностью контролирует происходящее.

Он спрятал нож, отпустил Кэролайн – она упала на пол. Вытащил из пальто мобильник, номер которого нигде не зафиксирован, – он его «конфисковал» у одного из продавцов. Из другого кармана достал листок с написанными на нем цифрами и начал набирать номер.

– Ты ведь знаешь, Колин, – говорил он тем временем, – что всего этого можно было избежать. Так что это целиком и полностью твоя вина, мой друг. Зачем ты поехал в Лондон? Зачем встречался с этим журналистом? Наверно, ты так и не понял, насколько серьезно я настроен. На какие жертвы готов, чтобы достичь своей цели и заключить эту сделку. Сейчас ты в этом убедился, правда? – Он хмыкнул. – Конечно, убедился.