Текст книги "Худшее из зол"

Автор книги: Мартин Уэйтс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

24

Донован не мог заснуть.

Он сидел на кровати в гостинице, где было полно туристов из Америки и Европы и прибывших по делам бизнесменов средней руки.

По полу разбросаны папки и тетради, старый ноутбук на столе, остатки спиртного из мини-бара – повсюду, куда можно поставить бутылку или стакан. Он пытался забыться.

Не получилось.

Они приехали сюда сразу после того, как он побывал в своем прежнем доме. Всю дорогу он молчал или отделывался односложными ответами, в основном касающимися того, что «Геральд» просто обязан оплатить им расходы. Как только они оказались в гостинице, Пета, решив, что ему хочется побыть одному, отправилась в бассейн, а он – исследовать содержимое мини-бара в номере.

Донован едва притронулся к еде, когда они потом обедали в ресторане гостиницы. После по предложению Петы они отправились работать к нему в номер.

Нужно было поднять все старые записи, перерыть содержимое компьютера. Пета помогала.

– Что я должна искать?

– Уонсбек-Мур. Путешественники…

Он ввел ее в курс дела. Рассказал о жителях поселка, о том, что они предприняли, чтобы избавиться от назойливых гостей.

– Вообще-то их можно понять, – заметила она. – Они бы и меня достали своим присутствием.

У него не было сил возражать. Он только вздохнул и опустился на кровать.

– Может быть, вам стоит со мной поговорить? Вдруг станет легче?

– Вряд ли.

Пета открыла было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг он подскочил на кровати:

– Тошер… Да, именно так его звали… Тошер.

Пета смотрела на него, ничего не понимая.

– Тошер… Тошер… – Он задумчиво повторял имя. – Один из этих странников. Именно он позвонил мне и сказал, что хочет рассказать что-то еще. О том, что видел своими глазами. О том, что происходит на самом деле, как он выразился.

Он встал с кровати, подошел к ноутбуку, начал просматривать файлы.

– И рассказал?

– Встреча не состоялась. Вы же знаете, что тогда у меня случилось.

Пета взглянула на него, но промолчала. Он смотрел на экран компьютера, но казалось, его не видел – он видел что-то далеко за его пределами. Ей это видеть почему-то не хотелось.

Она продолжила разбирать стопки бумаг и тетрадей на полу.

Какое-то время они работали молча. В комнату с улицы иногда проникали звуки большого города, под настольной лампой светился островок света.

– А вот и наш Тошер, – наконец сказал он, не отрываясь от экрана. – Тошер. Настоящее имя Энтони Лэнгриш.

– И какое это все имеет отношение к Колину Хантли? – спросила Пета.

– Не знаю. По крайней мере, пока. Возможно, какая-то связь все-таки есть, и Тошер – он же Энтони Лэнгриш – сумеет нам помочь.

– Где же мы его найдем?

Донован вытащил из сумки ноутбук, который когда-то передала ему Мария, подключился к интернету.

– Будем надеяться, нам повезет.

Повезло. После упорных поисков они получили адрес Тошера в Эссексе. Заглянули в атлас и решили, что поедут туда утром. А пока нужно ложиться спать. Пета убедилась, что Донован вполне сносно себя чувствует, и отправилась к себе в номер.

Но она ошиблась. Он тоже напрасно надеялся, что его тут же свалит сон. Работа оказалась временной передышкой, отвлекла лишь ненадолго.

Едва его охватывала дрема, как возвращались те же сны. А с ними – те же призраки. Кружились вокруг, приближаясь и отдаляясь. Один за другим по очереди и все вместе.

И обвиняли.

Дэвид, который, как Джамал, зарабатывал, торгуя собой на улице.

Энни, заставившая ждать за дверью супружеской спальни, пока у нее был другой мужчина.

Мария, завернутая в окровавленный саван, печально говорила, что, если бы не он, она бы не погибла.

Он сел в кровати, сжимая виски.

Встал, прошел к мини-бару – там больше ничего не осталось. Все, что он брал оттуда раньше, не возымело действия, потому что было представлено в слишком малых объемах. Он скрючился на полу, издавая странный звук – не то вой, не то плач. Он не замечал, как по щекам катятся слезы.

Чтобы как-то отвлечься, он сунул в ноутбук один из дисков, которые захватил из дома. Альбом Джонни Кэша «Одинокий человек».

Пробежал глазами по списку высветившихся треков: «Я не отступлю», «Одинокий человек», «Перед глазами тьма». Нет.

«Электрический стул» – от этого не мог отказаться.

Баллада Ника Кейва об убийце – откровения приговоренного к смертной казни на электрическом стуле.

Хриплый голос Джонни Кэша пел о том, что его ждет жертвенный алтарь – электрический стул…

И снова этот звук…

Ковш экскаватора начинает терзать мозг.

Джонни пел о том, что чувствует, как горит голова…

Сердце.

Душа.

Дэвид…

Энни…

Эбигейл…

Мария…

Джонни поет о том, как жаждет смерти…

Ревет экскаватор… разрывает в клочья…

Смерти…

Экскаватор… ревет… рвет…

Что может унять боль? Что?..

Есть… у него есть… есть то, что освободит от боли…

А Джонни теперь пел о том, что ничего не утаил…

Донован бросился на колени перед дорожной сумкой, резким движением ее перевернул – содержимое кучей вывалилось на пол. Он накинулся на нее, расшвыривая вещи куда попало, не заботясь о том, где они приземляются. Боль заслонила сознание.

Наткнулся на то, что искал. Спасение…

Око за око, пел Джонни, зуб за зуб…

Револьвер.

Нет, он не боится умирать…

Как бешено стучит сердце. Невозможно дышать…

Боль… Ревущий экскаватор…

Он крутанул барабан.

Приставил дуло к виску.

Начал нажимать на спуск.

Улыбался почти с облегчением.

В дверь громко постучали.

– Джо! Что с вами?! Откройте! Откройте, пожалуйста!

Голос Петы.

Он открыл глаза. Огляделся, словно проснувшись. Сердце бешено колотится, грудь ходит ходуном. Посмотрел на руку – револьвер.

Джонни Кэш вопрошал: «Ты придешь ко мне в царство камней?»

– Джо!

Он попытался что-то сказать через дверь, но в горле пересохло.

– Да… – с трудом выдавил он.

– У вас очень громко играет музыка, и я услышала крик. Что-нибудь случилось, Джо? Что с вами? Откройте!

– Сейчас открою… сейчас…

Он сунул револьвер под подушку. Пошел к двери, заметил свое отражение в большом зеркале: жеваная футболка, почти до колен трусы, глаза внутри красных воспаленных кругов, мокрое от слез лицо. Он вытер лицо о футболку.

Открыл дверь.

Пету настолько поразил его вид, что она не сумела скрыть потрясения:

– Джо…

Он промолчал.

– Можно я войду?

– Наверное, это… это…

– Нет, я, пожалуй, все-таки войду, – сказала она и переступила порог его номера. Остановилась, посмотрела вокруг.

– Что… что вам нужно? – Он не мог смотреть ей в глаза.

– Только что звонил Амар. Он нашел Джамала. Сейчас мальчик в безопасности. Я решила, что вы захотите об этом услышать.

– Конечно. Спасибо, – со вздохом сказал он.

Пета посмотрела на него внимательно. Во взгляде тревога, искреннее сочувствие. И что-то еще. Понимание.

– Прошу вас, не поймите меня превратно, – сказала она, – но мне кажется, вам не стоит сегодня оставаться одному.

Донован молчал.

– Я сейчас схожу за своим одеялом и через минуту вернусь.

Она вышла из номера. Донован посмотрел вокруг себя, вздохнул.

Джонни теперь пел о том, что он всего лишь странник, что в сверкающем мире, куда он держит путь, нет ни болезни, ни опасности, ни страха.

Он вдруг почувствовал, как на него наваливается страшная, неимоверно тяжелая усталость.

25

Колин не отводил глаз от спящей дочери.

Она свернулась комочком у своей стороны батареи, укрывшись парой старых вонючих одеял, чтобы не окоченеть. Она засыпала часто, спала долгим глубоким сном – организм, защищаясь, словно отгораживался от действительности.

Колин сидел, прислонившись спиной к стене, и бережно прижимал к себе поврежденную руку. Она по-прежнему болела, нужен врач. Но разве на это можно рассчитывать!

Лицо Кэролайн. Такое безмятежное, такое умиротворенное во сне.

Какой она видит сон?

Что она сейчас о нем думает!

Он вспомнил, как она спросила: «Что происходит? Почему ты здесь?»

Он тогда вздохнул, вжался в стену.

– Я совершил ужасный поступок… – сказал он ей.

И начал рассказывать.

– Всё началось после смерти мамы, – сказал он, – всё… все беды.

Кэролайн смотрела на него вопросительно, терпеливо ожидая продолжения.

– Сначала она болела… – Он вздохнул. – Плохое время. Страшное. Рак… да ты и сама прекрасно знаешь. Когда она умерла, было очень трудно смириться с ее смертью. А тут еще эти бродяги.

Кэролайн покачала головой:

– Не понимаю, почему ты принял их нашествие так близко к сердцу.

– Ты знаешь почему, – сказал он вдруг громко и резко, она даже вздрогнула и внимательно на него посмотрела. Он отвернулся.

Повисло молчание, которое они ощущали почти физически.

Он снова заговорил:

– Они ведь приезжали каждый год… устраивали настоящий бедлам, жгли костры, вешали белье прямо у нас под носом, везде бросали мусор. – Он взмахнул здоровой рукой, цепь зазвенела, ударившись о трубу. – Их дети… они бегали голышом, грязные, сопливые… дикие. Ревели моторы, машины гудели и днем и ночью, грузовики приезжали, что-то привозили, что-то увозили. Бог знает, чем они там занимались по ночам… и постоянно кричали, ругались… ходили пьяные…

– Я все это знаю, пап, – сказала Кэролайн с отсутствующим видом.

– Мы знали, что они снова вернутся. И решили их перехитрить. Потому и купили у фермера землю. Покупка того стоила. Хотя этот фермер содрал с нас втридорога.

Кэролайн ничего не сказала: она и раньше слышала эту историю.

– Но в результате хитрее оказались они. Помнишь, как они обтяпали дело? Дренажные работы помнишь? Асфальт? – Он затряс головой, зло скривился, словно заново переживая свой ужас.

– Помню.

– Они постоянно бродили вокруг, оскорбляли нас, пугали, подзуживали… Какую-то мебель продавали прямо со своих грузовиков… А еще воровали у нас – тащили все, что плохо лежит…

– Нет, они совсем не такие… – сказала Кэролайн с негодованием.

– Конечно, ты их защищаешь – перед тобой они старались быть другими. Не показывали свое истинное лицо. – В его глазах заплясали злые огоньки. – Но я-то знал, какие они на самом деле. – Он задохнулся от гнева.

Кэролайн не верила собственным глазам и ушам – с ней как будто разговаривал чужой человек, а не отец, которого она знала и любила. Он заметил выражение ее лица, опустил глаза.

– Прости, я неправ.

Она кивнула.

– Все это было ужасно… ужасно, – продолжал он уже тише. – Настоящий ад. Я как-то пытался примириться со смертью Хелен, хотел горевать в тишине… но видел и слышал только их… Они нас терроризировали…

Он тряхнул головой, словно пытаясь отогнать воспоминания, украдкой посмотрел на дочь.

– Еще и ты с ними подружилась.

– Пап! – Она округлила глаза.

– Да-да… Связалась с этим на мотоцикле… байкером.

– Ты о Тошере? Ну и что? – Она попробовала пожать плечами. – Славный парень. – Она подалась вперед. – Если бы ты нашел время поближе его узнать, то понял бы, что он вовсе не чудовище, каким ты его считал.

Колин покачал головой.

– Помню, я думал… – хорошо, что твоя мать не видит, с кем проводит время ее дочь… – Он вздохнул. – Не знаю… – Снова покачал головой. – Я сходил с ума. Хелен умерла. Ты связалась с этим… Я хотел, чтобы эти бродяги исчезли из моей жизни. И между прочим, не я один.

– Что ты имеешь в виду?

Колин глубоко вдохнул, словно набираясь мужества.

– Однажды меня пригласил Алан Кинисайд.

– Алан Кинисайд? Полицейский? Зачем?

Колин посмотрел в сторону.

– Хотел что-то мне предложить…

Перед глазами возник дом Кинисайда. И его хозяин – в хлопчатобумажной рубашке с короткими рукавами и пуговицами у шеи и свободных холщовых брюках – с приветливой улыбкой и цепким взглядом. От таких глаз ничего не скроешь.

– Ну что, Колин, по рюмочке? – Глаза сверкнули, как алмаз в подземелье.

– Нет-нет, спасибо…

– Да бросьте вы! Одна-то не повредит. – И опять этот взгляд.

– Ну разве что одну… – почему-то согласился Колин.

Кинисайд удовлетворенно кивнул – именно такого ответа он ждал, – повернулся и исчез в глубине дома.

Колин стоял в холле, не зная, должен ли он следовать за хозяином или ожидать его возвращения здесь. Он решил ждать и начал осматриваться.

Это был новый дом, один из самых больших в поселке. Внутренней отделкой и украшением руководила жена Кинисайда Сюзанна. Вкуса во всем этом было мало, зато вложены огромные деньги. Повсюду самый дорогой ламинат и дорогая отделка под леопарда, столы со стеклянными столешницами, стеклянные полочки и модные картины на стенах. Все горит, переливается. Откуда-то из глубины неслась музыка.

Кинисайд вернулся с двумя наполненными бокалами и повел его к себе в кабинет. Плотно прикрыл дверь. В этой комнате ничего не блестело и не переливалось. Стены были покрыты темными обоями; тяжелая, под старину, мебель; кроваво-красная кожаная обивка на стульях и канапе. Кинисайд протянул Колину виски, сел в массивное кожаное кресло у рабочего стола, посмотрел на гостя сверху вниз. Это была очень мужская комната, комната делового человека. За Кинисайдом виднелись полки, на которых теснились книги по военной истории, документальные и не очень. Колин заметил книги Энтони Бивора «Падение Берлина. 1945» и «Сталинград», последние публикации Энди Макнаба в твердом переплете. Сидя на низеньком диванчике, он чувствовал себя несчастным просителем в замке у богатого феодала. Похоже, именно такое впечатление и стремился произвести Кинисайд.

– Ну-с, – сказал он, лениво потягивая виски и облизываясь, словно в ожидании чего-то еще, – с чем пожаловали?

Колин подался вперед:

– Я о том, что вы на днях говорили. О нашем с вами разговоре.

Кинисайд едва заметно кивнул.

– Помните?

– Я хочу услышать вашемнение, Колин. Скажите, что по этому поводу думаете вы сами?

У Колина вдруг пересохло во рту. Он быстро облизал губы.

– Эти ирландские путешественники. Просто не знаю, как быть, они так… Они сводят меня с ума…

Его словно прорвало. Он заговорил. О тяжелой болезни жены, о боли и отчаянии после ее смерти, о бессильной ярости от того, что какие-то бродяги перехитрили жителей поселка.

– А тут еще Кэролайн. Связалась… с одним из этих. С байкером. Говорит, что его зовут Тошер. – Он горестно покачал головой. – Я уже потерял Хелен. Вдруг я потеряю и Кэролайн! – Он молитвенно сложил руки, поднял глаза на Кинисайда. – Вдруг однажды она… возьмет и уедет? И я ее больше никогда не увижу! – Он тяжело вздохнул. – Надо что-то делать, что-то предпринять.

Кинисайд наблюдал, потягивая виски.

– Это весьма непростой юридический вопрос, – изрек он авторитетно.

Колин кивнул.

– Может обойтись очень-очень дорого. Но дело может решиться и в вашу пользу.

– Вот именно, – подхватил Колин запальчиво, – можетрешиться. А может и не решиться. И придется терпеть их постоянно. – Он вздохнул, взъерошил волосы. На лице отразилась душевная боль. – Они ни за что не уйдут… а если уйдут, заберут с собой мою дочь…

Кинисайд поболтал бокалом, наблюдая, как тает лед.

– И что? – спросил он тихо. – От меня-то вы чего хотите?

Колин снова посмотрел на него снизу вверх.

– Не знаю, – сказал он прерывающимся от отчаяния голосом. – Вы ведь полицейский. Разве вы… не можете… что-то сделать? Что-нибудь? Ну, не знаю… Приказать им, что ли…

Кинисайд, загадочно улыбаясь, изучал содержимое своего бокала. Потом медленно заговорил:

– Раньше все было гораздо проще. Такие приезжают куда-нибудь, разбивают лагерь, выживают местных жителей, а ночью прибывают ребята в соответствующей форме и изгоняют незваных гостей. А то и выжигают их лагеря. – Он пожал плечами. – Мне так, по крайней мере, рассказывали.

Он посмотрел на Колина – в глазах тот же адский блеск.

– Вы, случайно, не это имеете в виду?

Колин проглотил слюну. Его вдруг бросило в жар.

– Мы ведь представляем все это гипотетически, правда?

– Д-да… к-к-конечно… – У Колина предательски дрожал голос.

Кинисайд сделал глоток. Нахмурился.

– Вы просите слишком многого. Придется формировать команду, так сказать, единомышленников, заставлять их работать сверхурочно, материально стимулировать… Это может вылиться в…

Он сделал еще глоток и продолжил. Слова текли плавно и гладко, как виски.

– К тому же есть определенный риск. Операция-то незаконная и, если что-то сорвется… – Он покачал головой.

Колин молчал. Начинала сильно болеть голова.

Кинисайд откинулся на спинку кресла:

– Гипотетически это представляет некоторую опасность для должностного лица. Скажем, для меня. В этом случае было бы только справедливо, если бы человек, желающий подобного развития событий, то есть вы, взял на себя часть риска.

– Т-т-то есть?

Кинисайд задумчиво посмотрел на Колина:

– Вы ведь в своей лаборатории проводите самые разные исследования, да?

– Да. То есть, конечно, не я лично…

– Оборонные штучки? Совершенно секретные разработки, правда?

– Знаете, я…

– Биологическое оружие? – все больше и больше воодушевлялся Кинисайд. – Создание вирусов-убийц? Представляю, какой на все это гигантский спрос. Война против терроризма, знаете ли, и тому подобное. За сколько можно такое продать? Какую сумму может предложить самое заинтересованное лицо?

– Откуда… откуда мне знать?

– Да ладно вам, Колин, не скромничайте. Уверен, вокруг вас крутятся всякие людишки. Признайтесь, делали к вам подходы?

– Ну да, бывало, но…

– Речь, наверное, шла о миллионах?

– Позвольте! – Колин почти кричал. – Какое это имеет отношение к людям, о которых мы ведем речь!

Кинисайд посмотрел на него с некоторым удивлением:

– Я ведь рассуждаю гипотетически. Оценка риска. Хотите добиться чего-то, извольте делать взнос.

Колин молчал, уставившись на стоявший рядом на полу нетронутый бокал с виски. На тающий лед. Кинисайд продолжал гнуть свою линию:

– Впрочем, повторяю, это все гипотетически. А если отбросить гипотезы, необходимо уже ваше прямое участие.

– Мое?

– Нам понадобится, – голос Кинисайда стал задумчивым, – кое-что из вашей лаборатории. Что-то вроде вещества без цвета и запаха, которое полностью растворяется в воде. Такое, которое в организме человека обнаружить невозможно.

– Яд?

– Именно. Уверен, у вас там подобным добром забиты полки. Мы введем его в систему водоснабжения, которую они установили, а потом – просто начнем наблюдать, как они умирают один за другим. Пусть валят все на какую-нибудь инфекцию или вирус. На то, что система водоочистки не работает должным образом. Или, скажем, воспользуемся ядом, который выявить можно, и сделаем так, чтобы это выглядело как массовое самоубийство – они вроде как члены секты самоубийц. – Кинисайд ухмыльнулся. – Правда, здорово, а? Чем не ЦРУ?

Колин замотал головой. Головная боль усилилась.

– Нет… нет… вы говорите ужасные вещи…

– Наступили жестокие времена – значит, нужны жестокие меры. – Он показал на дверь. – Впрочем, вы в любую минуту можете отправиться домой. Назад в этот шум, в эту вонь – к своим новым соседям.

Колин замотал головой. Боль становилась нестерпимой.

– Вы когда-нибудь о Чечне слышали? – спросил Кинисайд.

Колин кивнул.

– Там происходило такое, о чем вы и понятия не имеете. У них там свои способы расправляться с неугодными. Хотите, расскажу?

Колин сгорбился на диванчике и молчал.

Кинисайд пустился рассказывать о российской армии и ее методах работы с пленными. Чтобы другим неповадно было, обрабатывают одного.

Рассказал о горчичном газе.

О допросах и пытках.

Сломленный человек возвращается домой и служит наглядным пособием для остальных.

Рассказал, как можно применить этот опыт у себя.

– Нам нужен только один человек. Всего один. Как только они увидят, что с ним случилось, они больше не захотят оставаться, потому что то же самое может произойти и с ними. Только один человек – как пример для остальных. Есть у вас кто-нибудь на примете?

Колин молчал, боль оглушала его.

– Я даже могу предположить кто.

Колин покачал головой.

Кинисайд смотрел ему прямо в глаза:

– Вы хотите от них избавиться? Хотите?

Колин вздохнул. Сотни крошечных топориков в голове дробили мозг. Он не мог думать.

– Я хочу… покоя…

Кинисайд продолжал сверлить его взглядом.

– За покой надо платить. Если хотите настоящего покоя.

– Сколько? – В горле пересохло.

– С финансовой точки зрения – ничего. Только ваше участие.

Колин начал дико озираться по сторонам, от боли перестав соображать.

– Либо так, либо никак.

Колин посмотрел вниз. Взял нетронутый бокал с виски, залпом его опрокинул. Кивнул:

– Я готов платить.

– Вот и славно, – улыбнулся Кинисайд.

Колин чувствовал себя совершенно разбитым. И очень грязным. По телу градом катился пот. Его трясло как в лихорадке.

Но головная боль, кажется, начинала отступать.

– Я чувствую себя Фаустом… в гостях у Мефистофеля…

Кинисайд продолжал улыбаться, сверкая глазами.

– Называйте как хотите. – Он показал пальцем на пустой бокал. – Колин, у вас в бокале пусто. Повторить?

Колин кивнул.

Кэролайн смотрела на него потрясенно: неужели человек, рассказывающий все эти ужасы, – ее отец, которого она знает всю жизнь?

– А Тошер… что случилось с ним?

– Не знаю… – Он отвел глаза в сторону. Старался не смотреть в центр помещения. На пятна въевшейся в цементный пол крови. – Я только достал для них вещество – и все.

– Достал?! Ты пошел на эту гнусность? – Она смотрела на него, не веря собственным ушам. – А что с остальными?

Он вспомнил языки пламени, стоны и крики.

– Не знаю, – поспешно сказал он. – Не знаю, что… с ними… – Он вздохнул, попытался оправдываться: – Я должен был тогда что-то предпринять. Я уже потерял Хелен. Мог потерять и тебя. Я должен был…

Слова остались без ответа. В Кэролайн кипела злоба:

– Что ты имеешь в виду? Что значит – должен был что-то сделать?! Между мной и Тошером не было ничего серьезного. И ты об этом знал. Мы просто проводили время. После того, через что мы с тобой прошли, мне нужно было развеяться. Мы и встречались-то всего несколько раз. Он возил меня на мотоцикле. Ты это знал. Я никуда не собиралась с ним убегать. Ты знал. – Она шумно выдохнула. – О господи…

– Мне тогда казалось, что это возможно… – Он был готов разрыдаться. – Я знаю, что совершил нечто ужасное. И хотел загладить свою вину перед тобой. Помог тебе с квартирой. Помог переехать, сделать ремонт, расплатиться…

Кэролайн смотрела на него ледяным взглядом:

– Что ты такое говоришь! Ты сам понимаешь?..

Он протянул к ней руку.

– Не смей ко мне прикасаться!

Он ничего не сказал. Посмотрел на цепь, приковавшую его к батарее, потом на дочь. Медленно и печально покачал головой.

Кэролайн снова заговорила.

– Значит, все это, – она подняла руку, загремев цепью, – связано с Кинисайдом и с тем, что вы сделали с Тошером?

– Что-то вроде того, – тихо произнес Колин. – Продолжение, следствие. Давай я объясню.

– Нет, – отрезала она и посмотрела на него так, будто видела впервые. – Наверное, я толком никогда не знала, какой ты на самом деле. И вряд ли хочу знать…

И она замолчала и не проронила больше ни слова.

И вот он сидит и смотрит на спящую дочь.

И не знает, о чем она думает.

Что она думает о нем.

Что он сам о себе думает.