Текст книги "Месть Крестного отца"

Автор книги: Марк Вайнгартнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Что касается Ника Джерачи, Майклу было некуда спешить. У него целая империя подручных, тысячи людей зависят от него напрямую или косвенно, обязаны ему заработком или жизнью. Джерачи – жалкий человек. Без власти. Пусть не в бункере под озером Эри и не в Такско, он по-прежнему в какой-нибудь крысиной норе, которую и заслуживает. Каждый момент он должен шеей ощущать стальной холод меча возмездия. Более того, за семьей наблюдают, и у Ника нет никакого шанса повидаться с женой и детьми.

Можно придумать способ общения – через изощренную систему телефонов друзей или платных таксофонов и договоренностей. Здесь проколов не будет. Джерачи слишком умен, чтоб наследить. Если старый сицилийский кодекс разрешал запугивание семьи и в крайнем случае даже ее уничтожение, Вито Корлеоне испытывал особую привязанность к собственной семье и установил новый кодекс. Для него было немыслимо причинить вред близким недруга. Родители и корпус морской пехоты США научили Майкла жить по правилам. Нарушить их никак нельзя – особенно сейчас, когда его дети в Мэне, под крылом Кей.

Наконец он кивнул, распуская собрание.

– Господа, – обратился Хейген к Риччи Два Ствола и его людям, – будем надеяться, что при нашей следующей встрече мы будем обсуждать результаты, а не теории.

* * *

Наконец на крыше появился виновник торжества вместе с consigliereи самым преданным caporegime.В новой мотоциклетной куртке Риччи Нобилио напоминал продавца электроприборов, претендующего на роль в местной постановке «Вест-сайдской истории». На Хейгене был синий костюм «Брукс бразерс». Черный костюм Майкла шили на заказ в Милане. У него появилась странная подкупающая способность превращать дорогие вещи в обыкновенные.

Гости разразились бурными аплодисментами.

– Открывай подарки! – выкрикнул маленький Санни, и все покатились со смеху.

Дон пересек сад королевской походкой, сцепив руки за спиной. Гости сияли. При каждом шаге он слегка подпрыгивал – подсознательная привычка. Широкая улыбка плохо сочеталась с темными кругами под глазами и глубокой бороздой на лбу. Майкл бормотал любезности о том, что не стоило преподносить столько подарков.

Все пели «С днем рождения», и только стихли голоса, как открылась дверь лифта и выпрыгнул Джонни Фонтейн с распростертыми руками, пародируя Джолсона, и пропел: «И всего наилучшегоооооооо!»

Майкл Корлеоне закрыл глаза, загадал желание, которое удивило бы каждого из собравшихся, и задул свечу.

– Джонни! – завизжала Конни Корлеоне.

Подбежала к нему и обняла, едва не сбив с ног. Она прижалась к нему не слишком откровенно, но достаточно, чтоб скользнуть бедром по легендарному cazzo. [18]18
  Член (вульг. итал.).


[Закрыть]Конни никогда его не видела, однако с первого личного подтверждения его величия, когда они танцевали на ее первой свадьбе, мысль о нем возвращалась к ней одинокими ночами.

– Эй, дорогая, – произнес Джонни, восстановив равновесие. На крыше стояли люди, которые не зашли к нему перед парадом. Фонтейн подмигнул: – Тебе бы играть в регби вместо племянника. Как он, кстати, поживает?

– Повредил колено, – ответила Конни. Фрэнки, брат близняшек, был полузащитником в университете Нотр-Дам. Не выдавшись ростом даже для команды колледжа, он поехал выступать в Канаду и неудачно упал в тренировочном лагере. – Вероятно, его футбольные дни сочтены. Сильно переживает.

Конни схватила руку Джонни, якобы сочувствуя Фрэнки, – хитрая уловка. Фонтейн был в разводе. Постоянно появлялся в колонке сплетен с разными восходящими звездами, однако большинство из этих статей, насколько знала Конни, придумывали рекламные агенты.

– Печально, – сказал Джонни. – Этот Фрэнки играл с невероятной отдачей. Как говорят, в бою размер собаки – не главное.

Конни рассеянно кивнула, и Фонтейн решил объяснить, что это значит. Хотя она слышала поговорку. Ее первый муж Карло произносил нечто подобное в постели: в бою размер собаки не главное, а в постели главное, чтобы член рвался в бой. У Карло был не член, а тявкающий карликовый пудель. Джонни предположительно обладал итальянским волкодавом. Портной, шивший костюмы для Майкла и Тома, как-то признался ей, что подгоняет Фонтейну штаны, дабы они вмещали его мужское достоинство. Конни задрожала.

– Футбол – такой грубый вид спорта, – выпалила она, чтобы завуалировать возбужденный трепет. – Страшно смотреть.

Майкл Корлеоне наклонился и шепотом разрешил маленькому Санни открыть подарки. Мальчик радостно воскликнул и тотчас сорвался с места.

Когда во все стороны полетели куски оберточной бумаги, Майкл пробормотал слова благодарности и ускользнул наверх. Хейген прошептал что-то Риччи Нобилио, но тот махнул рукой, будто вопрос давно решен. Нобилио направился к лифту со своими людьми. Хейген последовал за Майклом.

– А как дела у этих крутых парней? – спросил Фонтейн, ероша волосы сыновьям Конни. – Вижу, они бы не подкачали на футбольном поле.

Виктор и Майк тотчас полюбили Джонни.

– Позволь представить тебя старшим сестрам Фрэнки, – сказала Конни.

Джонни протер глаза:

– У меня двоится?

Кэти рассмеялась, очарованная им, как и Конни. Франческа закатила глаза от пошлости остроты и от ужасающей реакции сестры.

– Верьте или нет, – сказала она, – ничего подобного нам раньше слышать не доводилось.

Фонтейн вскинул голову.

– Я шучу, – пояснила Франческа.

– Я так и подумал, – уверил Джонни, загоревшись отнюдь не от смущения.

Конни крепко взяла его за локоть и продолжила церемонию представления.

Фонтейн высвободился из ее собственнической хватки и поцеловал ручку обеим близняшкам.

Большинство женщин привыкли к подобной галантности, но мужчины чувствуют себя в этот момент неловко, будто совершают пародию на старый ритуал. Джонни Фонтейн умел целовать ручку с достоинством и пылкостью принца Сицилии.

Кэти нервно захихикала, чего не делала с окончания школы.

У Франчески мурашки пошли по коже.

Всего один раз в жизни она встречала человека с подобным магнетизмом, и то был президент, знавший, как брать женщину за руку. Поцелуй, дрожь – простые уловки одомашненного волка. С каждой минутой становилось все холодней. Однако Франческа не пошла за свитером.

Джонни таинственным образом вспомнил (вот льстец), что Кэти – профессор, и отметил, как гордился бы ею дедушка. Кэти поблагодарила его, обрадованная, что Фонтейн знает, кто она.

– Наслышан вашим вкладом в процветание фонда, – обратился он к Франческе.

Она разгладила платье, где-то в подсознании, но очень глубоко подозревая, что он лжет.

– Спасибо, мистер Фонтейн. – Франческа самодовольно улыбнулась. – Стараемся.

– О нет, пожалуйста, – воспротивился певец. – Зовите меня Джонни, душечка.

– Ладно, Джонни Душечка, – выпалила Франческа, и рука невольно потянулась закрыть рот.

– Молодец. Вы не просто стараетесь. Вы многого добиваетесь, насколько я знаю. Вы заняты делом. – Он улыбнулся. – Вот что я уважаю. Вокруг меня много людей, которые говорят, говорят, говорят. Я и сам грешен, верно? Однако уважаю я тех, кто занят делом.

– Глубокомысленное замечание, – произнесла Франческа с сарказмом. Кэти стояла сама не своя, словно онемев. – А это уважаю я. Глубокомысленных людей.

Франческа не могла сдержаться.

Конни положила ей руку на плечо.

Однако Джонни рассмеялся от всего сердца.

У Франчески задрожали колени, и она ненавидела себя за это. Нельзя отрицать, в тот момент Джонни Фонтейн вел себя отнюдь не как звезда телеэкрана и популярнейший певец! Наслаждаясь шуткой в свой адрес, находясь в центре внимания, вульгарно очаровательный, он напоминал ей отца.

Сзади маленький Санни спрашивал, не осталось ли упакованных подарков.

– Не обращай на нее внимания, Джон. – Конни одарила Франческу неодобрительным взглядом. – Ей последнее время нездоровится. – Конни снова взяла Фонтейна за руку. – Пойдем, угощу тебя моим шоколадным тортом. Ты уже как-то его пробовал. Помнишь?

Джонни не сводил с Франчески глаз, которые по-прежнему улыбались, даже после того, как он перестал смеяться.

– Вы видите меня насквозь, верно?

Конни нахмурилась.

Франческа попробовала посмотреть сквозь него.

Если умеешь делать это правильно, то с расстояния можно добиться невероятного эффекта – с трибуны, со сцены, с экрана, с ринга, с подиума, даже с другого конца длинного семейного стола. Вблизи результат непредсказуем. Может не получиться. Или выглядеть до слез глупо. Или же, напротив, вызвать страх и благоговение.

– Попробуйте торт тетушки Конни, – нарушила молчание Кэти. – Набьете брюхо, и уже никто не увидит, что у вас внутри.

– Вот это да! – пронзительно фыркнула Конни и рассмеялась. – Несмотря на разные фигуры, они настоящиеблизняшки. Тут всем лишь бы критиковать, а, Джонни?

– Лучше верить.

– Извините, – сказала Кэти.

– Торт и правда очень хорош, – отметила Франческа и снова разгладила платье, не зная, как себя чувствовать: преданной или предательницей.

– Питательный, но вкусный, – добавила Кэти.

– С вашего позволения, – извинилась Франческа и направилась успокаивать сына, который танцевал на столе в халате, подаренном дяде, и кричал, что он чемпион мира.

Конни взяла Джонни под руку и последовала за ней.

– Эй, чемпион! – подмигнул Фонтейн Санни.

– Непобедимый! – произнес мальчик, торжественно всплеснув руками. – И неуловимый!

Гости наслаждались сценой, как, очевидно, и Джонни. Свободной рукой Конни принялась нарезать торт.

– Спускайся, – велела Франческа Санни. – Сейчас же.

– Это ваш? – спросил Фонтейн.

Франческа повернулась.

– Может, я ошибаюсь, но там, кажется, требуют вашего присутствия.

На верхнем этаже, у лестницы, стоял Том Хейген и манил пальцем. Даже не пытаясь скрыть нетерпение. Джонни поймал его взгляд, освободился от Конни и попятился.

– Послушайте, – обратился он к Франческе. – Не уходите, хорошо? Я не… – Фонтейн продолжал пятиться. – У меня есть одна мысль, но мне нужна ваша помощь.

– Куда мне уходить? – удивилась Франческа. – Я здесь живу.

– Вот и замечательно. – Джонни побежал к Хейгену той же прыгающей походкой, с какой выходил на сцену петь на бис.

– Я оставлю тебе шоколадного торта, Джонни! – выкрикнула вслед Конни.

Франческа сняла сына со стола, поставила на пол и сложила халат. Повернулась и встретила взгляд Кэти. Они сразу поняли друг друга. Обычным людям потребовался бы час, чтобы сказать так много.

Глава 11

У гранитного бара рядом с окном во всю стену Майкл Корлеоне выставил в ряд три бокала и наполнил два коктейлем. В его собственном бокале была по большей части вода и пара капель алкоголя, чтобы придать напитку смутно-желтоватый цвет.

Том ввел в комнату Фонтейна.

– Майкл! – воскликнул Джонни и сложил руки в мольбе. – Извини, что я пропустил…

Корлеоне резко поставил бутылку на стол, оборвав тем самым гостя на полуслове.

– Пропустил? Сегодня твой день, Джон.

Он произнес это так откровенно, что невозможно было вложить в слова иной смысл и в то же время трудно было не вложить.

Друзья обняли друг друга.

– Если бы не моя семья, я бы забыл, что у меня день рождения, как любой взрослый человек. Но ты? Такая честь. Это я должен извиняться.

– Извиняться за что?

Майкл самоуничижительно пожал плечами, прямо как отец.

– Я хотел пойти на парад, но весь день ушел на деловые встречи. В субботу-то. Ужас. – Он похлопал Джонни по спине. – Нет грешникам покоя, верно?

Фонтейн прошел к окну.

– Милый вид. – Он обошел светлую комнату так, будто в первый раз попал в пентхаус. – С улицы ни за что не догадаться, что сверху открывается такая красота.

Хейген, скрестив руки, наблюдал за происходящим прищуренными глазами. Он был невысокого мнения о людях из шоу-бизнеса в целом и о Джонни в особенности. Стоит зайти в оперу, и услышишь более приятное исполнение. В любой день, в любом захолустном театре найдутся актеры талантливее Фонтейна. Танцевать, шутить? Доярки Хейгена преуспели в этом не хуже. Джонни казался Тому пустышкой, безответственным ребенком, чьи проблемы решают другие люди, среди которых слишком часто оказывается он сам (именно Хейген по поручению дона Вито купил Фонтейну премию «Оскар»), И все же, по непонятным ему причинам, все относились к Джонни как к очень важной особе. Даже Майкл испытывал некую слабость.

Корлеоне раздал бокалы.

– Мой отец гордился бы тобой, Джонни, – сказал Майкл.

Все трое чокнулись и отпили.

Майкл с Джонни расспросили друг друга о родных. Они были отцами в разводе, что не редкость в кругах, где вращается Фонтейн, и неприемлемо в среде Корлеоне. Разведенные католики с детьми.

– Как часто ты видишь Энтони и Мэри? – спросил Джонни.

– Часто, – механически ответил Майкл. – Езжу в Мэн при первой возможности. Они проводят у меня каникулы.

Последний раз дети приезжали четвертного июля, в День независимости. У Майкла был собственный самолет, и месяц назад он выбрался навестить их, послушать, как Энтони поет в школьной постановке. Опоздал.

– Это хорошо, – похвалил Джонни. – Потому что когда мужчина не проводит время… – Он резко замолчал, почесал голову и сморщился. – Я понял одну вещь, по горькому опыту: если тебя нет рядом, многое бывает упущено. Ты и сам знаешь. Дела идут в гору. У меня дочь учится в Нью-Йорке, и прошлым вечером…

– В Джуллиардской музыкальной школе, – вставил Майкл. – Весьма впечатляет.

– Как Рита? – спросил Фонтейн.

При упоминании этого имени лицо Корлеоне смягчилось.

– Прекрасно, – ответил он. – Передает привет.

– Поглядите только! – сказал Джонни Тому Хейгену и вновь повернулся к Майклу. – С ума тебя свела, да? Сразу видно. Не пытайся меня обмануть, приятель.

Майкл слегка покраснел и поднял руки. Что тут возразишь?

– Я так и знал, – не унимался Джонни. – Говорил же тебе. Такие бойкие ножки, тонкая кость. Потрясающая девчонка. Рад за тебя.

Маргарита Дюваль была обязана Фонтейну своей карьерой. Когда они познакомились, Рита танцевала в массовке первоклассного стриптиз-шоу – розовощекая француженка, обожавшая секс. Джонни познакомил ее с учителем по вокалу и полезными людьми. Вскоре Рита получила роль в бродвейском шоу. Критики не хотели признавать, но именно жгучая сцена в публичном доме оказалась кульминацией и, к удивлению снобов-театралов, принесла ей премию «Тони». Фонтейн также пригласил Риту в некоторые фильмы и включил в список гостей на инаугурационный бал, где были только крупные звезды. В то время она не спала с Джимми Ши, роман давно закончился. Джонни познакомил Маргариту с несколькими близкими друзьями. Обывателям этого не понять, но Фонтейн считал, что связи с одной и той же женщиной только сплачивают мужчин.

Майкл пригласил Джонни присесть на диван. Сам опустился в кресло рядом. Мебель была обита мягчайшей итальянской кожей. Хейген взгромоздился на табурет у бара.

– Ты правда считаешь, твой отец гордился бы мной? – спросил Фонтейн.

– Конечно. В детстве он часто брал меня на парад. Показывал, как маршируют влиятельные люди, и повторял, что в Америке ты можешь стать кем захочешь. Христофор Колумб приплыл сюда и нашел достаточно ресурсов, чтобы воплотить самые невероятные мечты. Это новый мир.

– Христофор Колумб сюда не ступал, – заметил Джонни, – если быть точным. Но я понимаю твою мысль и полностью с ней согласен.

Хейген тяжело вздохнул.

– С мыслью моего отца, – поправил Майкл.

– Да, конечно, – пробормотал Фонтейн.

– Чем я могу тебе помочь, Джон? В твой великий день.

– Думаю, ты читал газеты. – Джонни уставился в глаза сына своего крестного отца. Майкл Корлеоне застыл и похолодел, как мраморный пол под ногами. – Это не то… что я хотел сказать… те кровопийцы… ты знаешь? Знаешь. Правда, Майк? Что не придумают, то переврут и…

Корлеоне и глазом не моргнул.

Джонни опустил голову.

– Хочу сказать, что беру полную ответственность за все. Я совершал ошибки, и немало, особенно с деньгами. Ты и твоя семья, мой крестный отец… вы были источником… истинной мудрости. И ты тоже, Том. У меня были возможности, которые парень типа меня…

Фонтейн наконец поднял глаза.

– Короче, дело вот в чем. Мне надо продать мою долю вашему… казино в Тахо, пока меня не вынудили это сделать. Возможно, до этого не дойдет. Честно говоря, я мог бы получать кучу денег каждый месяц, но, продав долю, сразу заимею наличные. В общем, после всего сказанного и сделанного, думаю, будет лучше для всех заинтересованных сторон, если… если я якобы сам приму решение. Продать.

Майкл потер губы. Для Фонтейна словно прозвучал выстрел.

– Я сбит с толку, – сказал Майкл. – Ты просишь у меняразрешения продать свою долю «Замка в облаках»?

Фонтейн пожал плечами.

– Это денежное вложение, Джон, как и другие твои инвестиции. Обычное дело, уверяю тебя.

– Если хочешь, из преданности к тебе и твоей семье я буду драться с этими ублюдками из Комитета по азартным…

– Решай сам, Джон.

Такого ответа Фонтейн не ожидал. Он был из тех, кто налаживает положение словом и делом, и не понимал человека, являвшего полную противоположность. Джонни подвинулся на край дивана и продолжил разговор:

– Буду с тобой честен. Я просил Джимми Ши подергать за веревочки. С Комитетом по азартным играм, но…

– Ты сначала пошел к ним?

– Я не ходил к ним вовсе, Майк. Это неблагодарные ирландские сволочи – к тебе не относится, Том, – будь они прокляты.

Хейген поднял руки, мол, не обижается.

– После всего, что я для них сделал, – сказал Фонтейн, – и впервые попросил о помощи.

– Так, значит, я запасной вариант.

– Нет. Боже, нет. – Джонни почувствовал, как краснеет. – Основным вариантом было сохранить долю. Ведь нелогично обращаться к тебе, когда Комитет копается в наших же с тобой связях. Если не все сработало гладко, Майк, я искренне сожалею. Хотел обсудить это с тобой, но не смог вырваться. Том может подтвердить. Были неотложные дела. Впервые удалось поговорить с тобой тет-а-тет.

Майкл понимающе пожал плечами, словно в него вселился Вито.

– Я вот чего боюсь, – сказал Фонтейн, – если не продам долю, паршивцы запятнают мое имя, лишь бы прочесть в газете свое. Они политики. Думают, если громогласно и почаще обличать кого-то во лжи, читатели им поверят. А газеты? Публикуют дикие обвинения на первой полосе, а когда оказывается, что все это чушь, печатают одну строчку извинений рядом с анекдотами. Проблема, как мне кажется, в том, что, продай я долю, – конец всем расследованиям, однако может создаться впечатление, будто распускаемые слухи небезосновательны. Скорей всего, люди забудут обо всем, едва мое имя пропадет из газетных заголовков. С другой стороны, есть риск, что они сочтут, будто я признался в собственной неправоте, и продолжат расследование и…

Майкл закрыл глаза и поднял руку. Джонни замолчал. О некоторых вещах лучше не говорить.

– Прости, – сказал Корлеоне, – но я не могу понять одну вещь. – Большинство людей, что-либо недопонимая, смотрят в потолок или вдаль. Майкл уставился прямо на Джонни. – У тебя проблемы с деньгами? Как такое возможно?

Фонтейн нахмурился.

– Как такое возможно? У меня невероятные накладные расходы. На последний концертный тур мы были вынуждены взять оркестр из сорока человек, а это не только плата за еду и отели, но и грузовики, водители, даже адвокат. Не поверишь, сколько взяли представители профсоюза водителей, которые просто стояли и наблюдали, как работают другие. Голова шла кругом. Выступления принесли хороший доход, и, постучу по дереву, пластинки продаются, однако многие особы требуют бесплатные приглашения. А налоги? Дядя Сэм не был бы так добр, если бы не мои деньги. Из того, что остается, я вынужден покрывать расходы на содержание домов в Палм-Спрингс и Вегасе. А еще траты на детей – образование в колледже стоит недешево, но я могу себе это позволить, несмотря на дороговизну. И легко ли быть на виду у публики? Слава не приносит денег. Ее саму надо подкармливать, держать менеджеров, рекламных агентов, охрану, лакея, одежду, машины, подарки, не говоря уже о том, что я вынужден участвовать в любом добром деле на земле. Прибавь к этому сбежавшего бухгалтера. А бывшие жены. Целых три. И все-таки я не жалуюсь. Поверь, я родился под счастливой звездой. Дела идут прекрасно. Раз уж ты спросил.

Майкл с Томом обменялись взглядом.

– Сбежал бухгалтер? – переспросил Майкл.

– Этот прохвост? Бьюсь об заклад, сейчас он потягивает коктейль где-нибудь в тропиках.

– Давай пари, – предложил Хейген.

Джонни повернулся:

– Извини, разве я с тобой разговариваю?

Том зажег сигарету.

– Сколько, кстати, составили твои карточные долги за прошлый год, Джонни?

– Я просто не осознавал, что разговариваю и с тобой.

Фонтейн снова посмотрел на Майкла, который сидел с каменным лицом.

– Понимаю, к чему ты клонишь, советник, – кивнул Джонни. – Но я давно завязал. Было время, когда все, к чему я прикасался, приносило плоды, включая усилия, вложенные в нашего друга Президента, а также пластинки, картины, инвестиции и тому подобное. Если человеку так везет, вполне разумно попытать удачу на скачках, делать ставки, проверяя свою интуицию, или играть в карты. Когда фортуна отвернулась от меня, я исключил подобный риск. Это не твое дело, но раз уж ты спросил…

Майкл предложил Джонни сигарету. Фонтейн бросил курить год назад по совету врача и все же не отказался.

– Нас с Томом интересует твое финансовое положение по той причине, – Майкл протянул ему спички, – что если ты собрался продавать свою долю в Тахо, то вряд ли можешь рассчитывать на приличную сумму. Фактически тебе не удастся вернуть вложенный капитал и даже приблизиться к тем цифрам.

– Ты шутишь? Это заведение – сущий золотой прииск. Печатный станок.

– Джон, ты должен был заметить, что стоимость частного бизнеса редко соотносится с потоком доходов. – Майкл смахнул пепел в пепельницу на полу и пожал плечами с видом «ничего не могу поделать», прямо как отец. – С общественными акциями дела обстоят и того хуже. – Он рассмеялся. – К тому же вокруг твоего бизнеса столько шума. На Уолл-стрит не найдется финансиста, который смог бы пережить расследование, которое сейчас ведут в Неваде, Джон.

Фонтейну стоило немалых усилий сохранить молчание. Он выкурил сигарету за один миг.

– Не приблизиться к изначальному вложению? – наконец выдавил из себя Джонни. – В это сложно поверить…

– «Замок в облаках» создан не так давно, – заметил Майкл. – Вначале всегда требуется больше денег, чем потом. Плюс ко всему дурная слава, издержки на адвокатов. Так что – нет. – Он взглянул на Хейгена. – Не приблизиться.

Джонни смиренно кивнул. Он словно уменьшился в размере.

Том Хейген едва подавил смешок.

Фонтейн достал из кармана пузырек с аспирином, что дала ему дочь, отказался от стакана воды, вытряс четыре таблетки и проглотил.

– Я бы выкурил еще одну, – сказал он. – Если осталась.

Майкл бросил целую пачку:

– Дарю. Перед тем как уйдешь, я хочу, чтобы ты понял еще одну вещь. Что делать с «Замком в облаках», решай сам. Но что касается наших акций в твоей кинокомпании, – подчеркнул Майкл, – то они принадлежат мне.

Не было необходимости напоминать, что это львиная доля.

Джонни нахмурился.

– Не знаю, чем ты недоволен. Почти каждая картина из выпущенных мной за последние годы… ну, они не удостаиваются премий, но в остальном соответствуют современным стандартам. Этот год был наихудшим в истории Голливуда за последние полвека. С появлением телевидения сомневаюсь, что кинобизнес сможет процветать, как в былое время.

Майкл с Хейгеном переглянулись.

– Речь не о прибыли, Джон, – улыбнулся Майкл с видом игрока, который собирается сказать: «Шах». – Речь о контроле.