Текст книги "Крушение"

Автор книги: Марк Еленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Не забывайте мелочей, деталей.

– Я отчетливо все помню. И как проветриться вышла, и как по магазинам и улицам водила его. Он – опытный. Я все время чувствовала его за спиной, но не видела, и только раз он вынужден был «раскрыться» – я зашла в магазин женского белья, ему пришлось ждать в меняльной конторе, через улицу. А второго выхода не оказалось. Мы и столкнулись. Я – в гневе. Он извинился, прикрывшись ревностью и страстной любовью, исчез и передал меня своему подчиненному – все в нем крупное.

– Этого не знаю. – сухо констатировал Шаброль.

– Чувствую, начинаю опаздывать. Нервничаю. И какая-то слабость подкатывает, тошнота. И не уйти.

– Что было у вас с собой? – перебил Шаброль.

– Сумочка, – потерянно ответила Мадлен.

– А там? Перечисляйте! Все! Подробно!

– Немного косметики. Деньги – тоже немного. Два платка: я немного простужена. Газета... и пистолет.

– Как! – ахнул Шаброль. – Я же предупреждал! – Но я боялась, особенно вечерами. Это так страшно быть все время одной. И ночью, Шаброль.

– Дальше?

– Я все же ушла. Услышала рожок конки. И в последний момент вскочила, на повороте. Дорога пошла под гору. Он не успел догнать. Бежал и отстал.

– Хорошо.

– Нет, – сказала девушка. И повторила: – Нет, нет, Шаброль. Набралось очень много народа, меня сжали. Мне стало совсем плохо. Чувствую, теряю сознание, вот-вот упаду. А вдруг в конке тоже их человек? Держусь: только бы не упасть. В глазах мутится. Давят, дышать нечем. И я поползла вниз: чувствую – все. Но не упала некуда.

– Сколько продолжался обморок?

– Думаю, не более двух-трех минут. Но сумочку все время чувствовала. Отчетливо.

– Заметили ли обморок окружающие?

– Не знаю. Вероятно, кто-то поддержал.

– Его вид – турок, русский, англичанин – кто?

– Не знаю. Пришла в себя, кругом равнодушные лица. Сумочка при мне. Приоткрыла, все на месте. На первой же остановке сошла. «Хвоста» не было – точно. Но на встречу опоздала более чем на двадцать минут.

– Почему не поехали ко мне?

– Все же боялась – нарушение инструкции.

– А я должен был – в нарушение всех инструкций отправить вас на встречу с человеком «Баязета». «Ак-Дениз» уходит сегодня в Варну. Если уже не ушел.

– Что делать? – воскликнула в отчаянии Мадлен.

– Думать... Думать о запасных вариантах... Рассуждать... Значит, мой друг Перлоф решил меня перепроверить и пустил по вашему следу своего преторианца? Может быть, это личная инициатива Издетского? Результат его рвения? Ну ничего! Он у меня поедет в Турцию! Срочно! Но и вам, Мадлен, лучше пока скрыться.

Мадлен слушала молча.

– Не расстраивайся, – ободрил ее Шаброль. – Осечки бывают и у опытных людей. Ты хорошо начала. И если за «Внутренней линией» никто не стоит в данном деле, мы вывернемся. Я посоветуюсь с Центром... Но это не решает проблемы – как связаться с «Баязетом»? Я не имею права подвергать его даже минимальному риску.

– А его человек? – робко спросила девушка. – Он уходит на «Ак-Денизе»? Может быть, я поеду в Галлиполи, постараюсь найти его?.

– Исключается! – отрезал Шаброль. – Ты сейчас – яркий огонь, на который летят все мотыльки. Ты должна скрыться... Морис тоже отпадает: фигура известная многим по клубу... Ну, а если эта ниточка в руках у французов? Или у Герберта Харингтона? Опасно... Нет! Нет! Придется ехать на рынок в неурочное время. Вдруг удастся использовать компаньона по торговле коврами?.. Тут что-то есть, что-то есть... Скажем, небольшая партия, которую хорошо бы срочно отправить с верным человеком... Разумеется, минуя контрольный пункт и откупаясь от таможенников. Ковры в Париж... Через Болгарию. А тут кстати, говорят, «Ак-Дениз» идет? – Шаброль загорался. Он сидел в глубоком кресле, закрыв глаза, замерев, опустив голову и сцепив пальцы, как бывало всегда, когда он видел даже самый слабый лучик, освещающий тупиковую ситуацию и помогающий найти выход. – Но кто может быть этим человеком? Как он сумеет войти в контакт с «Баязетом» и передать ему шифровку? В море, на корабле это не так уж и невозможно. – Подумав, Шаброль пришел к твердому выводу: передать распоряжение и деньги «Баязету» имеет право лишь один человек – его связной. Значит, надо выходить на связного. Его знает Мадлен. Да, тут один, и весьма рискованный, ход – Мадлен должна найти его в Галлиполи. А Шаброль должен ее прикрыть. И чём открытее, тем правдоподобнее. Да! Вместе с турком они приезжают в Галлиполи: он должен проводить свои ковры и убедиться в том, что не зря будет платить деньги за их беспошлинный провоз. К тому ж это в какой-то мере и увеселительная поездка – прихоть капризной любовницы. Сочетание приятного с полезным. Это можно объяснить. Это надо объяснять всем и каждому... Ну что ж, как версия, над которой стоит думать, годится. Но сначала встреча с Перлофом. Надо прижать его – твердо. Заодно узнать и время отхода «Ак-Дениза».

– Я уезжаю на полтора часа, Мадлен, – сказал он обычным своим, не терпящим возражений, напористым тоном. – Приведи себя в порядок. Через сорок пять минут ты берешь такси и, если нет «хвоста» – будь предельно внимательна! – едешь в Бебек. Помнишь, маленькая кондитерская на берегу? Мы ели там мороженое. И прекрасно! Ешь мороженое и жди. Постараюсь не задержать тебя. Да! Купи себе теплый плащ: нам, вероятно, предстоит морская прогулка...

2

– ...Ну что же вы, дорогой компаньон, – говорил Шаброль, небрежно развалившись на диване рядом с напряженным и сосредоточенным фон Перлофом. – Какое-то жалкое помещение, две комнатенки! И район жалкий! Следовало открывать контору в квартале Османбей. В пристойном месте, во всяком случае.

– Вы забываете, кто наши клиенты, Шаброль, – твердо возразил генерал. – Знаете, как говорят нынче? Признак эмигранта – рваные сапоги и дырявые локти. Вы хотите, чтоб он в таком виде хорошо себя чувствовал в аристократическом районе? Он просто не пойдет туда. Да и средства, отпущенные вами...

– Вам лучше знать психологию беженцев, генерал. Меня она не волнует. Что касается средств, вот! – Он потряс чековой книжкой. – Будет дело – будут деньги. На стамбульское отделение нашего «Лионского кредита», дружище. Да! Да! Да! Де-ло!

Фамильярность француза и чековая книжка покоробили фон Перлофа, но он не показал вида.

– Ведь мы уже сотрудничаем, насколько я помню?

– Точно так, – согласился Перлоф.

– Нет, господин Перлоф. – Шаброль мгновенно переменился. Лицо стало жестким, в голосе зазвучали металлические ноты. – Такое сотрудничество – не сотрудничество. Вы скрываете от меня важные политические новости. Я узнаю о них по другим каналам. Дайте мне сказать!.. Вы угадали: я имею в виду именно миссию в Турцию этого большевистского генерала... этого, который разбил вас в Крыму... Как его?

– Фрунзе.

– Вам, конечно, известно, миссия поедет Понтийскнм побережьем. Известно и то, что Фрунзе везет Кемалю более миллиона золотом! У вас есть задание убрать Фрунзе? Есть! Почему не сообщаете? Ставите в глупое положение перед теми, кому я подчинен?

– Но... Как мне казалось, недопущение миссии в Ангору – общий интерес союзников и наш.

– Ваш Врангель все еще надеется на победу султана, который пропустит его армию на Кавказ? О-ля-ля! Чепуха! Давайте рассуждать как политики и смотреть вперед, Перлоф. Цените мое доверие! Вам известно что-нибудь о миссии Франклен-Буйона? Он уже трижды встречался с Кемалем!

– В самых общих чертах, м’сье Шаброль, – неопределенно отозвался врангелевец. – Мне кажется... Я...

– Что вам кажется – потом. Кажется – перекреститесь, как говорят ваши соотечественники, дружище.

– Я бы попросил вас... – не выдержал Перлоф.

– Дело не в словах, генерал. О Буйоне вы, слава аллаху, что-то слыхали. Это уже достижение! А о полковнике Мужене? Он, между прочим, мой соотечественник, учтите. И тоже покатил к Кемалю.

– Это для меня новость.

– Там подозрительно упорно лазают по горам еще итальянцы кавалера Туоцци. И англичане непримиримого к Кемалю сэра Герберта Харингтона затевают переговоры в порту Инебоду. Так как?! – Шаброль наслаждался произведенным впечатлением и растерянностью Пер-лофа. – Все очень запутано, Перлоф. Одному Врангелю все кажется очень простым: тут – белое, тут – красное. Но вы-то! Вы-то! Не ждал. – И вдруг спросил прямо: – А охрана у Фрунзе большая?

– Пока неизвестно.

– Кого посылаете для остановки Фрунзе?

– Есть надежный и проверенный человек, – ушел от ответа Перлоф.

– Прекрасно! – не стал уточнять Шаброль. – Задача состоит вот в чем, генерал. Ваш человек или несколько человек должны задерживать продвижение миссии к Ангоре. И только! Никаких самостоятельных шагов в отношении Фрунзе. Это нежелательно. Объясняю: пока Буйон и Мужен ведут переговоры с Кемалем, а британская пресса ругает нас, миссия Фрунзе должна медленно двигаться на запад. Этого требуют интересы Франции, ясно? Считайте, ваше первое серьезное задание и проверка возможностей. Залог – чек на триста фунтов. Прошу!

– Благодарю, – Перлофа не покидало ощущение сделанного им неверного хода.

– Ну, что вы насупились? – наступал Шаброль. – Мало? Больше не могу: не отпущено. Не беспокойтесь, будет еще! Может, вы думаете, меня волнует судьба Фрунзе? Ничуть! Как будет дан сигнал, стреляйте в него хоть картечью из пушек!

– Понимаю, – Фон Перлоф вздохнул. – Но акции против Фрунзе, проведенная русским офицером, очень подняла бы наше реноме.

– Будет вам и реноме. Кстати, как думаете внедрять своего офицера к туркам? Вероятно, через отряды понтийских сепаратистов? – Перлоф кивнул, и Шаброль, издевательски улыбнувшись, продолжил: – Еще два вопроса, генерал. Разрешите?

– Прошу, м'сье, прошу. – Перлоф счел, что главное позади.

– Первое – ваш скорый отъезд со штабом главнокомандующего в Белград. Надо решать, генерал: переводим мы наше бюро туда или...

– Или? – вновь насторожился контрразведчик, весьма недовольный собой. Каждый раз француз дирижировал их разговором, захватывал инициативу и держал ее до конца, бестия. Впрочем, он ведь довольно щедро оплачивал это.

– Или оставим бюро здесь, а в Белграде организуем лишь филиал?

– Обсудим, – сказал Перлоф, демонстративно поглядывая на часы. – Я готов признать любой вариант. А где будете вы? Неужели оставите Константинополь?

– Прикажут – поеду к черту в ад, генерал! За это мне деньги платят. И хорошие!.. Но это неважно: не будет меня, будет с вами кто-то другой. Жаль, конечно. Начинаем успешно, как мне кажется, но...

– А второе? – напомнил Перлоф.

– О, сущие пустяки! – заулыбался француз. – Дело в том, что один из ваших сотрудников стал ухаживать за моей любовницей. Я не говорил об этом, но в последние дни ухаживания переросли все правила приличия: он грубо пристает к даме, не дает ей проходу, устраивает слежку. Бедняжка испугана, а страдаю я.

– А кто этот сотрудник? – спросил, недовольно нахмурясь, Перлоф, и по тому, как он это спросил и как посмотрел при этом вбок, Шаброль понял: знает, слежка за Мадлен – дело «Внутренней линии». Слива богу.

– О! Всегда он такой сердитый, такой хмурый. И часто говорит: «э... э... э». Странная фамилия.

– Знаю, – буркнул фон Перлоф. – Я приму необходимые меры, не бес покойтесь. Шаброль.

– А не прокатиться ли именно ему в Анатолию для руководства группой по задержке Фрунзе? Что скажете?

– Это зависит не только от меня...

– Это приказ, мой генерал. И, конечно, моя глубокая личная просьба. Миссия Фрунзе должна медленно двигаться к цели, иначе Франции будет трудно нейтрализовать Англию. Вы понимаете? Значит, договорились...

Глава пятнадцатая. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ВОЕННЫЕ ИГРЫ. (Окончание)

1.

Очередным совещанием Врангель опять остался недоволен. Собственно, и совещаться было не с кем: боевых генералов развезли суда по Балканам, послушные чиновники-администраторы разбежались кто куда, а дальновидных политиков, как показала практика, вокруг него вообще и не имелось. Что они могли ему подсказать, что посоветовать, крысы, готовые бежать с тонущего корабля? И все же совещание служило определенной цели – в трудный момент оно явилось политической акцией, утверждающей: главком по-прежнему у кормила власти, об этом должно стать известно европейской прессе. Совещание стадо политическим фейерверком, могущим создать иллюзию планомерной работы по рассредоточению, но на деле – мобилизации русской армии, готовой по первому приказу Врангеля повернуть штыки в любую сторону – хоть против большевистской России, хоть против бывшей кайзеровской Германии, против любой страны, ежели это станет угодным правительствам Англии или Франции. Впрочем, и подобные высказывания повторялись чуть ли не десятки раз в константинопольском «сидении». Были приглашены представители газет. И Врангель, играя усталость, озабоченность и невозможность раскрыть стратегические планы стран Антанты и свои планы, скоординированные с ними, умело путал журналистов, давая противоречивые, взаимоисключающие ответы на их вопросы, но упорно под-чсркивал, что представитель каждого политического направления может получить то, на что хотел бы рассчитывать в будущей России, – от думского республиканизма до монархизма и военной диктатуры. Это выглядело достаточно беспринципно. С другой стороны, учитывая стремление газетчиков (падких до любой сенсации и готовых видеть слона там, где едва ползала лишь зимняя муха), высказывания и намеки главнокомандующего можно было представить в русле большой политики европейских держав. Врангель сумел обратить пустую болтовню неудавшегося совещания в многообещающее выступление, которое уже завтра начнут толковать влиятельные газеты, изучать обозреватели, приводить в соответствие со своими планами крупные государственные деятели. И каждый, естественно, станет подозревать другого в превентивных соглашениях с Врангелем. Что очень поднимет, кстати, его сегодняшние акции!..

Верный привычке не собирать вместе людей разных взглядов и общественного положения, Врангель досадовал на себя. Вернее, не на себя – на обстоятельства, которые оказались сильнее его. Виной всему эта пресс-конференция и последующие события, весьма важные разговоры, намеченные на середину дня и вечер в том же «Токатлиане», – благо отель все равно оплачен и охрана выставлена.

Из Сербии, куда в очередной раз он ездил с инспекционной и дипломатической миссией, вернулся Шатилов – не столько уже начальник штаба вооруженных сил, сколько дипломат, специальный и полномочный посол главнокомандующего. Павел Николаевич в последнее время активно не нравился Врангелю: не скрывал своих демобилизационных настроений, жаловался на нездоровье, стремился уйти от дел и настойчиво призывал к этому своего друга. С чем он приехал теперь из Парижа и Белграда? Какова международная обстановка, истинное расположение сил в среде стран Антанты? Каковы в связи с этим реальные шансы сохранить русские воинские формирования – где, каким образом, под чьей опекой?.. Конфиденциальный разговор с Шатиловым представляется важным, первостепенным. В правдивости своего соратника, в неумении вести какую-либо двойную игру Врангель не сомневался: подобных простаков не в силах переделать даже самые критические ситуации... И вот они одни, друг против друга. Несколько секунд присматриваются и проверяют свои ощущения, и, хотя виделись вроде бы совсем недавно, каждый с грустью отмечает: время работает против них, его следы – на их лицах, в жестах, походке, в той неуверенности, с которой и тот и другой ждет начала этого нелегкого разговора.

– Стареем, Павлуша, – начал Врангель, и голос выдал его: в нем не было сочувствия, ибо старел, по его мнению, лишь Шатилов. Тот кивнул безразлично, скривился, точно подмигнул, пожал полными плечами, показывая, что эта тема неприятна ему и он не хотел бы развивать ее. И тогда Врангель, обидевшись за отвергнутую доверительность, которая всегда существовала между ними, попросил коротко: – Ну, докладывай! Как в европах? Ждут ли нас? Нужны мы им?

– Однозначных ответов быть не может, – сказал Шатилов наставительно («Ты в Константинополе окопался, отсюда тебе все в розовом свете видится»). – Однако постараюсь быть максимально объективным. Первое: совдепия значительно укрепила свое положение на международной арене. Умело используя мировой экономический кризис, действуя им подобно отмычке, большевики приступили к заключению договоров с капиталистическими странами. Первой «клюнула» благородная Британия. Она, для отвода глаз общества, долго мялась, жалась, дебатировала проблему на всех уровнях – от кабинета Ллойд Джорджа до страниц бульварных газет, а сама уже договаривалась с большевиками о торговом соглашении. Договор действительно был необходим. Кризис потряс Англию сильнее, чем другие страны, проблема экспорта стала проблемой существования. Договор сдерживал и агрессивность Франции. Промышленники, торговцы были за союз, и народ – за. Парламент дебатировал. Ллойд Джордж утверждал: свободная торговля может послужить могилой для коммунизма в России, надеялся на нэп. Как известно, торговый договор заключен. Соглашение оказало сильное влияние на общественность – последовала цепь новых договоров – с поляками, с лимитрофами, с Кемалем и афганцами. Итальянский премьер Сфорца также за договор с Советами.

– Tausend Teufel!^{[12] – воскликнул Врангель. – За барыши они готовы продать любую политическую идею, даже идею священной борьбы с большевизмом! К счастью, есть еще Франция! Есть Германия! Там остались здравомыслящие военные, они не допустят!}

– Не горячись, Петруша, – Шатилов спокойно и горько улыбнулся. – Боюсь, и тут нас с тобой, – он многозначительно подчеркнул, – ждут разочарования... Итак, положение в Германии. Еще в начале года общее собрание германо-русского общества постановило послать в Москву делегацию для выяснения возможности проведения торговых переговоров. Затем эту же проблему обсуждал рейхстаг. Задача: не потерять, вернее, не упустить русский рынок, сблизиться на этой почве с Англией, укрепить фронт против Франции. В итоге – еще одно временное соглашение, похожее на советско-английское. Но нет! Немцы пошли дальше. Под давлением большевиков введен особый* пункт. Германия признает советское представительство в Берлине единственным представительством России! Тут уж и добавить нечего.

– Но Франция! Есть Франция!

– Я хотел бы разделить, твою уверенность, Петр Николаевич. Но давай и тут суммировать факты, – Шатилов усталым жестом потер лоб и глаза, не скрывая, что не одобряет несдержанности собеседника, мешающего ему логично построить систему доказательств, целью которой было указать главнокомандующему на всю вздорность его оптимизма, веры в легкую жизнь на Балканах и надежды, что он остается важной политической фигурой. Шатилов демонстративно замолчал.

Врангель походил, выглянул на улицу, отогнув край шторы. Охранника почему-то не было. Шатилов все больше раздражал Врангеля. Вещает авторитетно, точно лекцию читает приготовишке. Потерся в европейских приемных, политический деятель! Бог знает что возомнил о себе!.. Однако надо его дослушать, чтоб выработать какую-то линию поведения, ведь ни с кем другим этого не обсудить: нет рядом никого, кроме «милейшего и мудрейшего Павлуши». Нужна максимальная выдержка, необходимо сцепить зубы и молчать. Молчать, чтобы не отпугнуть верного соратника. «Одного из последних соратников», – мелькнула непрошеная мысль... Врангель покружился вокруг безучастного Шатилова, дружески похлопал его по плечу и сказал бодро:

– Я слушаю, слушаю... Итак, на чем мы остановились? Мы говорили о Франции. Я уверен в ней!

– Да, с одной стороны, все как будто бы хорошо. Заключен антисоветский договор с Японией, Франция поддерживает Польшу политически и экономически. Под сильным давлением ее вассал Румыния заключила соглашение с поляками о взаимопомощи в случае развертывания военных действий на границах, а также с Чехословакией и Сербией; признаны де-юре вновь возникшие прибалтийские страны, которые рассматриваются как опорные базы на Балтике и на границах совдепии.

– Видишь! Вот она – единая цепь против большевиков! – Врангель форсировал уверенность и бодрость. – Россия голодает. Число восстаний в среде крестьянства растет. А у нас отмобилизованные части, дисциплинированные, спаянные ненавистью к большевизму, желанием вернуться на родину. Врангель нужен Франции!

Шатилов нетерпеливо ерзал, досадливо щурился, но не перебивал. Ждал, пока главнокомандующий выговорится. Шатилов почувствовал нерешительность и нетвердость Врангеля: и главнокомандующего армией, которую у него отбирали, растаскивали по разным странам; и простого, чуть растерянного человека, неуверенного в завтрашнем дне. Шатилов продолжил бесстрастно, нарочито сгущая краски. У него возник план, который следовало немедля реализовывать: политическая ситуация и так до крайности напряженная.

– Вот другая сторона вопроса, Петр Николаевич, – буднично продолжал Шатилов. – Мы должны учитывать и то обстоятельство, что... – Слова он выговаривал медленно. Они падали тяжелые, точно чугунные. – То обстоятельство, – повторил он, – что и в немецком рейхстаге, и в палате депутатов Франции есть коммунисты, обладающие не только правом голоса, но и реальной силой. «Руки прочь от Советов!» – вот их действенный лозунг. За ними толпа, миллионы, их боятся правительства. Во всяком случае, заставляют призадуматься даже самых верных наших друзей.

– И что из этого следует? – Врангель снова встал, закружил по гостиной. – Мы с тобой не политиканы, мы – военные. Давай говорить на своем языке.

Нет, Врангель все еще оставался самим собой. Время не поколебало его. Начинать теперь продуманный ранее разговор, убеждать в чем-то главкома – значит идти на открытый разрыв с ним. К такому Шатилов был не готов. Как человек слабый, он решил отступить.

– Я согласен вернуться к языку военных сводок, Петруша, – подобострастно улыбнулся он. – Выводы малоутешительны. Впрочем, тебе самому их делать.

– Итак, – напористо перебил его Врангель. Он взмахнул рукой, что-то хлопнуло – не то ящик, не то доска или крышка, и на столешницу, разворачиваясь в воздухе, легла карта. – Вот они, звенья антибольшевистской цепи! Европа! Балканы! Тут мы стоим твердо. Дальний Восток! – его длинный и крепкий указательный палец тыкался в карту, резче обозначились глубокие вертикальные морщины между бровями. Он все старался поймать взгляд Шатилова, но тот не поднимал глаз и будто думал о своем, более важном сейчас, чем восклицания главнокомандующего.

И вдруг, поймав паузу, Шатилов сказал спокойно и тихо:

– Я уже не верю в единый антибольшевистский фронт от Черчилля через Савинкова к Тютюнику и Булак-Балаховичу. Времена не те.

– Он не верит! – патетически провозгласил Врангель. – Тогда пусть он слушает! Англичане недовольны антибританской пропагандой коммунистов на Востоке – и вот нота Керзона! А вот секретное письмо Керзона Бриану: «Налицо полная возможность нового совместного усилия с целью опрокинуть советское правительство». Вам ясно? А вот подобный план небезызвестного Людендорфа: военные усилия – немецкая добровольческая армия, материальные расходы Англии и Америки.

– Франция против. Я знаю этот вариант, – мрачно возразил Шатилов. – Считают, Германия нарушит Версальские обязательства.

– Не волнуйся, мой дорогой! Договорятся!

– За наш счет. – Шатилова покоробило это «мой дорогой», прозвучавшее точно обращение к адъютанту. – Союзники на большевиков кого только не науськивают: поляков, румын, финнов. Даже законченных авантюристов типа Авалова-Вермонта в Прибалтике или Энвера-паши в Бухаре. И деньги дают, и оружие – тому больше, кто больше ландскнехтов им поставит.

– Очень уж все мрачно у тебя, Павлуша. Международная политика – предмет своеобразный. Ее в белых перчатках делать не принято. Тут уж кто кого ловчее обманет. Поэтому всегда лазейки имеются. Мы и воспользуемся ими. Должны. Как раньше. Чтоб не быть голословным – вот один документ, весьма секретный. – Быстрым жестом фокусника Врангель извлек откуда-то листок тончайшей рисовой бумаги, сказал торжественно: – Читаю. Это телеграмма в Токио от французского министра иностранных дел. – И, снизив голос до шепота, продолжил: – «Соглашение с Японией по вопросу о Сибири заставляет нас быть очень осторожными, потому что наши решения находятся в конфликте с политикой Америки...» Пропускаю. Вот, далее: «Коммунистический режим в России приходит к концу. Его полное крушение можно ожидать в любое время. Нет нужды посылать наши войска против большевиков...» Так, так... «Общая ситуация, включая голод, разрушила Россию... Мы готовы к ее краху и реставрации. Хорошо дисциплинированные. и снаряженные армии, расположенные в Венгрии и Сербии...» Надеюсь, ты понимаешь, о каких армиях идет речь?.. «Армии... в Венгрии и Сербии готовы вторгнуться в страну, восстановить порядок и поддержать монархический режим». Япония солидарна с Францией!

– Откуда эта копия? Достоверна ли она?

– Абсолютно! Перлоф затеял игру с каким-то французом. От него. Разумеется, за деньги, небольшие.

– Важно, кто ведет в подобной игре.

– Сомневаешься в подлинности документа?

– Ничуть. Просто он несколько... устарел.

– Я знаю! – самоуверенно воскликнул Врангель. – Это сентябрь. Но – считаю! – и теперь мало что изменилось. Ты не согласен? Почему? Давай-ка, милый, все карты на стол!

Шатилов вновь возмутился подобным обращением, но вновь сдержался и только помрачнел еще больше.

– Так что ты имеешь в виду? – нетерпеливо поторопил его новым вопросом Врангель. – Что? А?

– Заявление правительства совдепии, в начале ноября, его печатали европейские газеты разных направлений.

– Столько этих заявлений, – брезгливо поморщился Врангель, делая вид, что не может вспомнить. – Запутаешься... Подскажи, пожалуйста. В двух словах – суть.

– В двух словах не перескажешь. Очень важный документ – нам его, как Библию, изучать надо. Найди время, почитай. Он еще окажет влияние на политику.

– Ладно, ладно, не предрекай! В чем там дело?

– А дело в том, что правительство совдепии заявляет, что готово идти на уступки в вопросе о возвращении долгов России, за получение определенных льгот, заключение великими державами мира с Советами и признание их правительства.

– Э, очередной дипломатический ход комиссаров, – отмахнулся Врангель. – Они там, в Москве, мудрецы, эти советские дипломаты!

– После этой ноты начнутся европейские конференции. Одна за другой, увидишь: обгоняя друг друга, кинутся делить рынок, шкуру неубитого русского медведя. А что касается советских дипломатов, то главный из них, Чичерин, – представитель одного из старейших и знатнейших дворянских родов России.

– Сие даже и мне известно, мой милый.

– Прости, Петр Николаевич... Не мог бы ты без подобного обращения? Возможно, мы расходимся в некоторых моментах, но я попросил бы... Меня это обижает, в конце концов.

Подобного взрыва Врангель никак не ожидал от «тишайшего Павлуши», известного ему, как он полагал, досконально. Вот что время делает с людьми! И как же обойтись ему, Врангелю, со своим другом-помощником? Врангель напрягся, но... сдержался. Сказал:

– Мне не нравится сегодняшний наш разговор.

– И мне, – в тон ему ответил Шатилов. – На чем зиждется твоя неколебимая уверенность? На словах тех, кто смотрит тебе в рот? И кто снабжает сомнительной ценности документами? Все эти разведчики, контрразведчики, охранники продаются за тридцать сребреников.

– Опять ты свое? – оборвал его Врангель. – Похоже, решил испугать меня.

– Ошибаешься.

Воцарилось молчание. Каждый сдерживался, понимая, что взрыв может навсегда разорвать их многолетнее знакомство, дружбу и сотрудничество. Шатилов нервно мял папиросу.

– Ты что-то еще хотел сказать? – строго спросил Врангель.

– Бросим все, уедем, Петруша, – вырвалось у Шатилова.

– А деньги у тебя есть, Павлуша? Впрочем, говорят, ты нажился на эвакуации Севастополя.

– И ты веришь этому?! – оторопел Шатилов. – Неужели веришь? Брежу я, что ли?..

– То-то что бредишь, – безучастно отозвался Врангель. И то, что он не ответил прямо, не успокоил друга, опровергнув клевету, возмутило Шатилова.

– У меня все, господин главнокомандующий. – Шатилов вскочил. – Я могу быть свободным?

– Честь имею, – равнодушно сказал Врангель, остро почувствовав, что с этой минуты теряет друга и соратника, теряет навсегда...

Он приказал вызвать Климовича и, проявив расположенность, немало удивившую «мастера сыска», сказал между делом, что заинтересовал его один француз, весьма обеспеченный купчишка по фамилии Шаброль, завсегдатай «Жокей-клуба», который обожает почему-то старших русских офицеров и был замечен однажды даже в обществе самого Шатилова. Климович, естественно, сразу сообразил, в кого мстит главнокомандующий, и, не колеблясь, понимая, что теперь он вновь сможет стать вторым человеком при Врангеле, сказал, спрятав глаза:

– Смею заметить, ваше высокопревосходительство, интересующий вас Шаброль замечен мною в контактах и с генералом фон Перлофом. – Его голос прозвучал с полным безразличием.

– Ну? – притворно удивился Врангель. – Вот как! – И добавил весело: – В таком случае понаблюдайте за ними, генерал. Но мастерски, мастерски! Как вы умеете! «Черт знает что! – подумал он устало. – Дошли до предела, приходится подозревать в измене каждого. Скоро я, пожалуй, начну слежку и за самим собой».

Постучав, заглянул фон Перлоф. Совсем некстати. Неужели услышал о вызове Климовича? Вряд ли. Слишком быстро – просто совпадение... Узнав, что среди ожидавших приема находится адвокат Шабеко, неплохо заработавший на негодных кораблях, на ломе, Врангель демонстративно отослал фон Перлофа и распорядился пригласить своего торгового агента.

Бочком, словно в щель, вошел Леонид Витальевич, в прекрасно сшитой тройке и лакированных ботинках. Остановился в нескольких шагах, ожидая приглашения сесть. И сразу же Врангель заметил его нерешительность: глаза косят, руки нервически дергаются, мокрые губы дрожат в улыбке. Насладившись его страхом, Врангель сделал наконец милостивый жест, указывающий на кресло, и сел напротив.

– Ну-с, – сказал Врангель неопределенно и закинул ногу на ногу. – Давно мы не виделись, милостивый государь, не так ли? Иных уж нет, а те далече. А?

Шабеко сразу понял: Врангель намекает на Кривошеина и хочет узнать, как относится его торговый агент к их разрыву.

Солидные торговые дома неизменно сохраняют постоянные связи со своими клиентами, независимо от симпатий и антипатий, – Шабеко уселся поудобней и словно расслабился, – и даже от глобальной политики, господин командующий.

Врангель вскинулся гневно: этот «фендрик» (вспомнил почему-то, как окрестил купчишку при первой встрече), этот хам, штафирка явно показывает, что времена переменились. На мизинце Шабеко внезапно вспыхнул большой бриллиант, и это окончательно вывело Врангеля из равновесия. Можно себе представить, как он нажился на продаже флота! Не следует ли приказать и сделать так, чтобы негодяй никогда не вышел отсюда... Но какой в этом смысл? Только что произошел почти полный разрыв с Павлушей, он лишался друга, бескорыстного советчика. Раздавив Шабеко, потеряет ловкого и преуспевающего торгового агента. К чему это приведет, кому выгодно?! Врангель до боли в суставах сжал сцепленные руки, подавляя желание заорать, затопать, выхватить револьвер... И сдержался.