Текст книги "Лангбэрроу (ЛП)"
Автор книги: Марк Плэтт
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Annotation
На Галлифрее не все спокойно. Крис Кведж переживает чужие кошмары. Эйс говорит сама с собой. Как и К-9. Лила наткнулась на разрушительный семейный заговор. И взятая в осаду леди-президент Романадворатрелундар предвидит одно из самых бурных событий в истории ее планеты.
Всё коренится в древнем и ужасном месте, Доме Лангбэрроу в южных горах Галлифрея. Там происходит что-то важное. Но Дом необъяснимо исчез.
673 года назад Доктор оставил свою семью в этом потерянном доме. Заброшенные, опозоренные и обиженные, они ждали его. И он наконец дома…
В этом, последнем приключении Седьмого Доктора он раскроет величайшую тайну…Любительский перевод.
Марк Платт
ПРОЛОГ
ГЛАВА 1. Кубический Париж
ГЛАВА 2. Длинная тень
ГЛАВА 3. Разговор с собой
ГЛАВА 4. Всё рушится
ГЛАВА 5. Сметая пыль
ГЛАВА 6. Вмешательство
ГЛАВА 7. Восстание из тьмы
ГЛАВА 8. Осколки
ГЛАВА 9. Белоствольный Дом
ГЛАВА 10. Хороший день для грибов
ГЛАВА 11. Зуб за зуб
ГЛАВА 12. Незваные хозяева
ГЛАВА 13. Чёрное окно
ГЛАВА 14. Сторожевая башня
ГЛАВА 15. Старуха
ГЛАВА 16. В гостях у кузины Инносет
ГЛАВА 17. Вы видели булочника?[39]
Встречи и расставания
ГЛАВА 18. Правда Дома
ГЛАВА 19. Зов Доктора
ГЛАВА 20. Стервятники
ГЛАВА 21. Рисовые лепешки и банан
ГЛАВА 22. Быстрота руки
ГЛАВА 23. Старый крот
ГЛАВА 24. Счастливая рука
ГЛАВА 25. Осмотр достопримечательностей
ГЛАВА 26. Игры случая
ГЛАВА 27. Правила поведения за столом
ГЛАВА 28. Возвращаясь домой
ГЛАВА 29. Последствия
ГЛАВА 30. Пропасть
ГЛАВА 31. Новые времена для старого
ГЛАВА 32. Никаких нарушителей
ГЛАВА 33. Дело о пропавшем Доме
ГЛАВА 34. Один прекрасный день
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
Марк Платт
Лангбэрроу
ПРОЛОГ
Розы времени источали аромат памяти. Здесь находился сад, в котором они росли. Ветви прошлого прививались к настоящему. Запах, который воскрешал память о том, что давно прошло. Шипы, которые могли порвать одежду, как клюв хищной птицы – падаль. Стебли, которые могли задушить и связать как змеи в «Сепалчезм»[1].
Сад рос на вершине Цитадели, возвышаясь над холодными улицами, свободный от бесконечной телепатической болтовни, сплетен и слухов, заполнявших умы жителей Галлифрея. Иногда они говорили каждый о своём, иногда обсуждали что-то одно. Надежду, или страх, или желание умереть.
Великая мать ушла. Пифия была мертва, свергнута своими детьми. И с нею исчезла возможность деторождения. Галлифрейцы стали бесплодной расой. После длительного шока от матереубийства проклятые люди научились держать мысли и тайны при себе. Они стали замкнутыми и скрытными. Они привыкли к одиночеству. И это сделало их более сердитыми.
Облако дыма скрыло Пазити Галлифрея[2]. Залитый лунным светом сад на башне погрузился во тьму.
Новый, более резкий свет появился внизу. В городе начался пожар.
Высоко над ним, на вершине мемориала Омеги, одинокая фигура наблюдала, как западный район города исчезает в огне. Пожар начался в заброшенном храме. Он мог услышать отдалённый стук противопожарного орудия. Охранники кланов боролись со стихией.
Это не предвещало ничего хорошего. Бегущие инакомыслящие (Рассилон называл их мятежниками) нашли убежище в храме Пифии. Он предупреждал Рассилона сотни раз. Это священное место не должно быть осквернено. Вместо насилия против инакомыслящих, их следовало собрать и выслать с Галлифрея со своими устройствами. Он никогда бы не принял участия в резне.
Внезапно коробка вернулась.
Она висела в воздухе чуть ниже уровня его глаз. Летающий гроб. Одна сторона в темноте, другая – в лучах яркого света от пожара. Она защёлкала, затрещала, издала негромкий визг и слегка наклонилась одной стороной. Это напоминало жест человеческой ласки.
– Кыш! Уходи, глупая, – сказал он, слегка грубо, вспоминая продолжительные споры с Рассилоном о различных формах жизни. Он слишком устал от их подтверждения.
Коробка тосковала. Она соскучилась по своему создателю. Она всегда разрывала свои цепи и сбегала из ангара, чтобы спрятаться возле мемориала Омеги. Это продолжалось в течение многих лет. Когда они переместили ангар, она сидела, с недовольством окрашивая главный двигатель всеми цветами радуги, а затем сбежала снова. Рассилон встревожился, хотя это было бессмысленно. Для почти разумного межзвёздного механизма, который мог пересекать горящие звёзды и различные измерения, это было довольно безопасно. Она просто не поддавалась дрессировке.
У Омеги, несмотря на его жертву, все ещё оставалась одна рука.
Это была скорее хорошая шутка, подумал он, но Рассилон не считал её забавной. Однажды ночью они стояли в саду на башне и наблюдали очередную смерть Омеги. В свете умирающей звезды, внезапно вспыхнувшей в созвездии Эо, в девятый раз – спустя шесть лет после того, как они наблюдали это на экране монитора в комнате управления.
Рассилон снова плакал. Всё, что делал этот человек, он делал с любовью. Но иногда любовь бывает удивительно близорукой.
Фигура на мемориале вздрогнула и крепче закуталась в плащ. Вспышка сверхновой всё ещё была видна в небе над городом – точнее, будет, когда рассеется дым. В последнее время коробка, также известная как Рука Омеги, приходила к нему. Она неотступно следовала за ним, частенько появляясь в неподходящий момент. Это мешало его делам и привлекало внимание к личной жизни, которую он предпочитал скрывать.
Тем более, что он устал, смертельно устал от манипуляций и власти. Он старался уйти, освободиться от правил и стремлений других людей, и, тем более, освободиться от себя. Он мог сбросить эту тёмную, задумчивую личность легче, чем змея сбрасывала свою кожу. Но если бы он действительно ушёл, то пути назад бы не было. И Рассилон остался бы с неограниченной властью. Без контроля, без равновесия.
Расстроившись, он снял ботинок и бросил его в коробку. Рука Омеги ускользнула настолько быстро, что ботинок, казалось, пролетел сквозь неё. Он остался стоять в одном ботинке.
– Что ж. И что ты сделаешь, если я сойду?
Действительно, глупый вопрос. Коробка находилась у его ног. Готовая поймать его. До того, как свершится самоубийство.
– Самовлюблённая тварь! – пожаловался он.
Он заметил внизу фигуры, прячущиеся в тени мемориала. Они явно не мятежники, а агенты, присланные Рассилоном, чтобы арестовать его. Он подумал, что должен чувствовать себя польщённым. Слишком хорош, чтобы потерять.
В воздухе он уловил запах горящей плоти. Он принял решение, хотя подготовиться к прощанию всегда нелегко.
Проигнорировав коробку, он спустился вниз по каменному виражу символа Омеги и упал на землю. Тени быстро вышли из темноты. Он был удивлён наличием у них ножей.
Они были удивлены ударом энергии, которая разбросала их как кукол на его пути. Коробка трещала возле него, перемещаясь, кажется, быстрее, чем его собственная тень. Он отцепил цветок от своего плаща. Молочный аромат розы напомнил ему о детях и потерянном будущем. Он положил его к подножию памятника и склонил голову. Коробка, нетипично для себя, остановилась возле цветка. Он знал, что она смотрела ему вслед, когда он искал свой ботинок во мраке. Не сумев найти его, он выбросил другой и отправился босиком в горящий город
* * *
– Я – Доктор. Я. Я. Я!
После резкого падения Крис Кведж лежал возле деревянной стены, наблюдая, как комната раскачивается вокруг него. У него закружилась голова. Белые стволы стен переходили в чёрный потолок, который из-за естественных прожилок выглядел как дикая растительность. Всё казалось оранжевым в лучах света.
Он закрыл глаза – это лучше, чем продолжать смотреть. Его сердце билось со скоростью двух.
Его пальцы дотрагивались и цеплялись за вещи, которых там не было.
Его ум вспоминал вещи, множество вещей, о которых он прежде не знал. Он мечтал, чтобы они оставили его в покое. Убрались прочь из его головы. Он снял с себя ботинок и бросил его.
Комната продолжала плавать. В нескольких метрах от него сидели женщины, что-то нашёптывающие. В круге виднелась нога их жертвы. Она была одета в коричневую шнурованную обувь.
Новые воспоминания, возникавшие в его голове, становились более тусклыми. Ослабевали.
Восьмой человек связан
Не пророни ни звука
Саван покроет всё
Длинный и Низкий
Старый и Громкий
Юный и Тёмный
И Высокий.[3]
Женщины держались за руки. Президент и сорвиголова, и кузен, и воин. Они бормотали заклинания, которые делали его мысли доступными. Его ум обнажался: сухожилия, с которых снимают кожу, кожу сознания.
– Почему Вы ушли?
– Где Вы были?
– Кто Вы? Кем, чёрт побери, Вы себя считаете?
Крис хочет уйти, но нить держит его, медленно вращая над бездной.
– Я! Я! Я!
Они рвутся в его ум с отвратительными клювами.
– Стервятники! – кричит жертва, лежащая в их круге. В его голосе слышен шотландский акцент.
– Меня не поймать, – доносится из горла Криса.
Как только женщины начинают съедать его во сне, всё погружается во тьму.
* * *
Дом наполнен солнечным светом. Тени прячутся по углам. Панельные стены, натёртые пчелиным воском, блестят среди белых колонн и арок. Время от времени доносится ленивый скрип половиц или плиток. Иногда передвигается стул, чтобы пропустить кузена на галерею. На мгновение глубокий вздох разносится от одного конца Дома к другому. Это походит на шелест листьев на ветру.
Дом дремлет. Но слушает. Чирк. Чирк. Чирк.
…и разгневавшись, Рассилон приказал изгнать Другого с Галлифрея, чтобы тот никогда бы не смог вернуться. И настала великая радость для Цитадели. Убегая, Другой захватил с собой Руку Омеги – и навсегда покинул этот мир.
Чирк. Чирк. Чирк.
Ученик вырезал свое имя на лакированной поверхности большого рабочего стола. Заколка для волос кузины Инносет лучше справлялась с этой задачей, чем неуклюжая бритва клана, которую старый Квинц подарил ему на последние именины. Задача заключалась в том, чтобы как можно глубже вырезать своё имя прежде, чем выйти из-за стола.
– Вы слушаете? – спросил наставник.
– Да, конечно, – ответил он, продолжая вырезать.
…и Другой навсегда покинул этот мир.
Отлично.
Наступила тишина. Он знал, что огромных размеров наставник подходит к столу, но ему нужно было закончить свою работу.
– Вы же знаете, что я слушаю, – добавил он, безуспешно пытаясь смотреть прямо в глаза.
Солнечный свет из высокого окна поблескивал на одежде наставника. Зазубренные чёрные полоски тени падали на его белоснежную кожу. Ученик чувствовал взгляд изучающих его стеклянных глаз, дополнявшихся внушающими страх клыками.
Волнуясь, он смазал заключительный штрих. Слишком быстро. Лак отслоился. Большой стол задрожал. Это походило на кашель протестующего дерева, и он обхватил поверхность стола, чтобы успокоить его.
– Почему Вы отвлекаетесь? – Голос наставника, казалось, выходил из его груди, а не горла. Рога, которые вились с обеих сторон его головы, были достаточно большими, чтобы повесить на них плащ. Ученик покачивал ногами.
– Почему мы не можем отправиться на экскурсию? – Он привык отвечать вопросом на вопрос. Его ноги даже не касались пола.
– Что сказано в учебном плане?
Ученик пожал плечами и выглянул из окна.
– А как насчёт практики? Мы могли бы спуститься в сад. Сейчас так жарко, фуксии, должно быть, уже расцвели. – Он открыл стол и стал рыться среди хаоса внутри в поисках рогатки. – Я мог бы пострелять в них с веток, – крикнул он из-под тяжёлой крышки.
– Повторите Семейный завет.
Он застонал.
– И тогда я могу уйти?
– Как Вы родились?
– Это скучно.
– Где Вы родились?
Он со стуком захлопнул крышку стола.
– Я родился в этом Доме, – нараспев произнёс он, с ярко выраженным презрением к тому, что должен повторять для наставника давно вызубренный материал. – Дом Лангбэрроу – один из многих Домов, основанных, чтобы стабилизировать население после Большого Раскола, когда Проклятие Пифии сделало жителей Галлифрея бесплодными. Я родился в семейном станке[4] Дома, каждый станок ткёт кузенов, количество которых определяет «Почтенный центральный справочник населения Капитолия».
Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. За белой деревянной рамой полуденное солнце поблескивало на серебряной листве деревьев. Наставник положил руку на стол.
– Количество?
– Количество кузенов, определённых для Дома Лангбэрроу, равняется сорока пяти. Когда кузен умирает или использует все свои тринадцать инкарнаций, ткут нового кузена в качестве его замены.
Он снова остановился и посмотрел на своего наставника.
– Продолжайте, – сказал тот.
– Я помню, как ждал своего рождения, – сознательно произнёс ученик, чтобы увидеть реакцию наставника.
– Невозможно. Это невозможно.
– Вы – просто машина. Что Вы можете знать об этом?
Автоматизированный наставник колебался. Но его неловкость не выглядела убедительной. Она была слишком точной для живого существа. И все же огромный пушистый аватроид, с его чопорными и безукоризненными манерами, был более безумным и привлекательным, чем любой член семьи Дома.
Молодой ученик продолжал:
– Это походило на то, словно я был растянут. Полностью распутан в Станке. Я был разделён на крошечные части.
– Возможно, теперь Вы учите меня, – сказал наставник. Его большие плечи слегка поникли.
– Я не мог думать. Не связывал мысли вместе.
– Грамматика, – упрекнул наставник.
– Но я знал, где нахожусь, и что происходит. Я ждал, чтобы выйти. И затем я родился. Мои лёгкие почти взорвались. Первый вдох был настолько холодным. И, конечно, все они были там. Все сорок четыре… Они смеялись из-за… потому что… Я никогда не прощу им этого. Говорят, что первый взгляд после рождения, первая вещь, которую видишь, определяет будущие поступки. Но когда это – сорок четыре кузена, ждущие вас, смеясь, хихикая, и подталкивая друг друга, чего вам ожидать в дальнейшем?
Как обычно, он сменил тему.
– И Саттралоп хлопнула меня настолько сильно, что я почти пошёл.
– Когда Вам рассказали это? Как Вы действительно можете помнить?
– Я просто помню. И не дразните меня. Вы всегда дразните меня. Я не новосотканный. Мне почти пять и три четверти.
– И Вы очень рано развились. – Наставник указал на цветной монолит, лежащий на столе. – Откройте свою книгу «Победа Рассилона».
– Что происходило до Большого Раскола? Как тогда ткали людей? – Он ухмылялся, надеясь, что это звучит небрежно и грубо. – Кто такие… матери?
– Матери были женщинами, которые рожали детей.
– Что, как и станок? – Он ухмыльнулся еще шире. – Держу пари, что Саттралоп не способна на это. Дети росли в своих матерях? Как у птиц? Позади кладовой находилось гнездо, но лошади нашли его прежде, чем я смог достать их. Или матери метали икру в реке, как певчие рыбы?
– Это моя работа – задавать вопросы.
– Какой в этом смысл, если Вы знаете все ответы? Как дети растут? И почему животные не используют станки? Почему они только у людей?
– Мы изучим…
– У них происходили поединки на мечах с пиратами, рептилиями и монстрами?
Наставник взял диск с данными в сильные лапы и начал вставлять его в пульт управления в столе.
– Мы изучим происхождение галлифрейской культуры.
– Это – тот детский стишок, не так ли? И теперь все дети рождаются в станке. Насвистите мелодию, и я спою его. Это не тьма, это не холод, ищите будущее… Домоправительница Саттралоп запрещает петь во время урока, – состроил гримасу молодой человек. – И она пахнет как старые шкафы. Квинц не стал бы возражать. И он дал мне Вас.
– Ординал-Генерал Квинц запрограммировал меня, чтобы развить Ваши способности. Вы повторите «Победы Рассилона».
– Опять? Но Вы обещали.
– Победы.
– Но они и вправду скучные.
– Начинайте.
Ученик мельком взглянул на экран.
– Без подсказок, – скомандовал Барсук. – Наизусть.
Стол отключил экран с негромким звуком разочарования. Молодой человек тоже вздохнул и начал:
– Послушайте теперь о Рассилоне и его великих деяниях. Он в одиночку победил тьму и…
Он оглянулся.
– Кузина Инносет, что ты делаешь?
Наставник с громким шумом пытался протиснуться в узкое пространство. Большой стол вздрогнул. Комната опустела. Пурпурное ядро, вылетевшее из рогатки, просвистело возле одного из вьющихся рогов Барсука. К тому времени, когда пушистая машина пришла в себя, виновник уже забрался на подоконник и перелез через открытое окно, цепляясь за виноградную лозу, которая росла возле Дома.
– Инносет, передай, что я опоздаю к ужину, – крикнул он с улицы. – Ты лучше всех справляешься с Саттралоп, когда она в боевом настроении.
Оставив своего косматого наставника в состоянии недоумения, он спустился вниз по виноградной лозе и выбежал на солнечную поляну с длинной густой травой.
– Меня не поймать!
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
Вы можете счесть, что происходящее напоминает Шекспира, и здесь действительно присутствует «пропасть времени» из «Бури». «Буря» также – последняя пьеса Шекспира, и Просперо – ещё одна волшебная фигура и архиманипулятор, похожий на Доктора. Возможно, он тоже Доктор, в 12-ой или 13-ой инкарнации. Есть такая идея. Говорят, что, если бы Шекспир жил в наше время, он бы писал сценарии для телевидения…
Сад Другого напоминает о розарии, в котором мы видим Первого Доктора, Хартнелла в «Трех Докторах» и Харндалла в «Пяти Докторах»[5]. Он также появляется как воображаемый сад Доктора в «Auld Mortality»[6]. Согласно «Cat's Cradle: Time's Crucible»[7], древние галлифрейцы были телепатами. В их головах шла бесконечная беседа, отражающая настроение и мнение общества. Слегка напоминает нынешний чат. Ко времени Доктора эта способность уменьшилась, являясь лишь крошечным остатком былых времен, но всё ещё существует в пределах семей.
Предполагается, что между Доктором и Сьюзен, существовала некая телепатическая связь. Кузина Доктора Инносет смогла развить эту способность. Дом также находится в телепатическом согласии с домоправительницей. И, конечно, есть телепатическая связь с ТАРДИС. Бен Ааронович и Эндрю Картмел особенно гордились Рукой Омеги, потому что она была старой, изношенной и правдоподобной. Непохожей на блестящий материал большей части телевизионной научной фантастики.
«Восьмой человек связан» впервые появилась в «Christmas on a Rational Planet»[8] Лоуренса Майлза. Это – игра студентов Галлифрея, в которой они предвидят свои возможные будущие жизни. Стих в голове Криса, кажется, перечисляет жизни Доктора до нынешней. Доктор не мог видеть дальше своего седьмого воплощения, и будущее волновало его…
Сцена с Барсуком – что-то вроде начальной информации, чтобы показать местоположение и семью. Но это также напоминает о волшебных годах детства в классических детских книгах. Начало Большого Приключения. Это – К.С. Льюис и Артур Рэнсом. Все эти старые здания, и классные комнаты, и солнечный свет. Мне казалось, это подходит под описание детства Доктора. Даже если он выглядит двадцатилетним. Барсук, по существу, первый спутник Доктора. Когда мы нуждались в визуальном оформлении для обложки книги, я попросил Майка Такера придумать дизайн. Майк – Боже, благослови его – появился на моём пороге с макетом из пластилина – с витыми рогами, опущенным взглядом и всем прочим. Его дизайн слегка отличался от оригинального, но Дэрил Джойс для замечательных иллюстраций вернулся к оригиналу. Зигзагообразный мех барсука сделан из меха, который носят отшельники в «The Invasion of Time»[9].
ГЛАВА 1. Кубический Париж
– Засекреченное послание службы безопасности, сэр, – объявил молодой капитан охраны канцлера[10], и вручил контейнер.
Главный секретарь Хофвинтер, ветеран, проработавший около девятисот девяноста шести лет в пространственно-временном бюро доступа[11], генерации и регенерации, зарегистрировал поставку в журнале. Контейнер загудел и раскрылся как чёрный цветок, позволяя извлечь кристалл с данными из его сердцевины.
Он взвесил устройство в руке и дыхнул на поверхность.
– Засекречено, – заметил он. Капитан в великолепной красно – белой униформе не шелохнулся.
– Спасибо, эээ…
– Джомдек, сэр.
– Да, спасибо, капитан Джомдек. Ответа не будет.
– Кастелян приказал ждать, пока информация не будет полностью передана, сэр.
– А? Интересно, почему. Всё будет доставлено. Вам вряд ли стоит ждать результата.
– Хорошая идея, сэр.
– О, всё ясно.
Старый секретарь подошел к окну, выходящему на здание Капитолия. Во внутреннем дворе несколько отрядов охраны усердно работали над парадной строевой подготовкой. Что весьма неожиданно.
– Они заставляют всех напряжённо трудиться, – сказал он. – Должно быть, чего-то ждут.
Не обращая внимания на капитана, Хофвинтер установил кристаллический куб на панель передатчика. Объект тут же стал излучать зелёный свет.
Он ждал нужного кода.
* * *
Кто-то преследовал Дороти. Она не замечала никого подозрительного среди покупателей в проходах продуктового отдела «Маркс и Спенсер», но он был там. Она инстинктивно чувствовала его. Знала, что он наблюдает за нею. Дороти подумала «он», но это могли оказаться и «она», и даже «оно».
Она встала в очередь к кассе и впилась взглядом в толстую парижанку, которая тщательно исследовала содержимое корзины. Камера видеонаблюдения на потолке повернулась, указывая прямо на неё.
Слишком очевидно. Такого не могло быть.
Она начала перебирать франки в своем бумажнике, удостоверяясь, что они – нужного года выпуска. То же самое предчувствие появлялось за два дня до этого – в кафе «Момус» в Латинском квартале. Был сочельник за столетие до этого, и она находилась там с друзьями. Как только принесли пирожные с заварным кремом (её любимые), она почувствовала слежку. Звук и освещение кафе, казалось, потускнели, когда она повернулась, чтобы отыскать наблюдателя.
Возможно, за одним из столиков, среди шумных денди из жокей-клуба или слишком ярко одетых танцовщиц, только что пришедших из оперного балета. Он мог быть кем угодно среди беспорядочно движущейся толпы за окнами. Она едва заметила проходящий мимо духовой оркестр. Она смотрела, как падает снег в свете газовых ламп.
Тогда её мысли исчезли вместе с вином под внимательным взглядом монсеньора Сера.
Но теперь это чувство возникло снова. Спустя более, чем столетие, теплым июньским утром в парижском универмаге.
Очередь двигалась медленно, поэтому она попыталась думать о других вещах. В последнее время она часто вспоминала Доктора. Она не видела его больше года, и было забавно представить его в продуктовом отделе – к примеру, таком, как этот. Она решила, что он бы вскоре заскучал, рассматривая бесчисленное количество еды, и принялся бы жонглировать авокадо. Она и не предполагала, что Макиавелли может понравиться шоппинг…
Она подошла к кассе, оплатила покупку, и вышла из магазина. Но на улице она продолжала чувствовать слежку. У него либо имелось устройство для перемещения во времени, либо оно прибыло вместе с ней.
Воспоминание о том путешествии во времени все изменило. Внезапно «он» превратился в «оно». Она быстро зашагала назад к Рю Массен и свернула в проулок.
– Чёрт! – Высокий жандарм на велосипеде приближался к ней. В 2001-м году её мотоцикл не выглядел столь высокотехнологичным, как в более ранние годы, но всё ещё мог привлечь внимание. Почему она припарковалась в переулке? Она надеялась, что доберётся прежде, чем он поднимет тревогу, и половина Парижа прибудет, чтобы вытаращить глаза от удивления.
Он присел, чтобы внимательней изучить устройство, помогающее передвижению во времени – чёрный ящик с надписью «Осторожно» на множестве языков. Коробка начала сердито жужжать.
Дороти вытащила заколку из волос и встряхнула их. Затем подняла свои пакеты «Маркс и Спенсер» и, пошатываясь, стала приближаться к нему.
– Ой, мистер, – закричала она, с нарочито преувеличенным перивальским акцентом. – Помогите мне. Эти два типа просто подскочили ко мне и стянули чёртов кошелек. Что мне теперь делать?
Жандарм посмотрел на неё, скользнув взглядом по кожаному чёрному комбинезону и лёгкой кремовой блузке.
– Ну, давайте же. Помогите мне. – Затем она добавила на французском. – Вы говорите по-английски?
Он оставался невозмутим. Возможно, он видел её прибытие.
– Cette moto, madame? (Даже не мадемуазель!) Elle est tris sophistique pour une Lambretta, n'est ce pas? – Он указал на цифры спидометра. – Qui est Monsieur Schwarzenegger? Dans la sacoche? Avez-vous un permis de conduire?[12]
Это, должно быть, шутка, подумала она. Как же мне сбежать? Теперь он следил и за её пакетами.
– Смотрите, – сказала она, высыпая содержимое на землю. – Вуаля. Это – еда и напитки, понятно? Rien du crack. Rien de la contrabande[13].
Он схватил её за руку. Она гневно высвободила её ударом, который должен был повалить его наземь. Вместо этого он просто сильнее заломил ей руку за спину и сбил с ног.
Их можно выбрасывать на свалку, подумала она о булочках, смявшихся от её падения.
Он трижды пронзительно свистнул и стал передавать инструкции по рации. У входа в переулок показались люди.
В этот раз она, без сомнения, попалась. Она сложила руки и ударила его по затылку. Он упал, растянувшись на куче продуктов.
Кажется, ситуация улучшалась.
К ней подходили несколько здоровенных рабочих. Она подняла сумки, пнула по велосипеду и ударила по гудку. Мужчины отступили, зажимая уши. Она ожидала этот громкий звук, но всё равно он причинил ей боль.
Дороти ударила по зубчатому валику, и двигатель ожил. Она проехала по переулку, распугивая отшатывающихся прохожих. Минус сто двенадцать лет за десять секунд.
Время взорвалось в золотом шаре вокруг неё. Впереди простиралась временная воронка. Она как раз поспеет к чаю, окажется дома рядом с неизменно внимательным Жоржем Сера.
Она повернула боковое зеркало, чтобы посмотреть на своё лицо. Её глаза сверкали холодом и ненавистью. Это было не тем, что она чувствовала. Волосы разметались по сторонам. Увиденное показывало, что она находилась на грани.
Двигатель сильно вибрировал, и руль дергался в её руках. Туннель быстро расширялся. Он уходил вверх. Неопределённые блестящие формы, которые всегда проносились мимо в этих поездках, стемнели и исчезли. Она сняла руки с руля, давая мотоциклу возможность самому находить дорогу.
Тонкие полосы света двигались вдоль границ тоннеля. Красный – впереди, синий – позади.
Воздух казался холодным. Они чувствовала себя падающей звездой. Она расслабилась и позволила Временному Вихрю поглотить себя.
* * *
Куб всё ещё пылал зелёным.
Матрица сегодня необычайно медлила с ответом.
В ожидании Хофвинтер продолжал просматривать инструкции куба, уверенный, что молодой капитан не сочтёт это незаконным. Раз Хофвинтер участвовал в передаче сверхсекретных посланий, он хотел узнать, что происходило.
Вся эта необычная деятельность внизу была, вероятно, связана с появлением нового кастеляна.
Хофвинтер с трудом припоминал то время, когда почтенный старый кастелян Спандрелл не отвечал за безопасность в Цитадели. Периоды двух предыдущих пенсий Спандрелла, когда старик не был при исполнении служебных обязанностей, казались несущественными промежутками в знаменитой карьере. На сей раз он настоял, что не станет возвращаться.
– Некоторые люди никогда не знают, когда остановиться, – произнес он на своей третьей и заключительной пенсионной церемонии. – Я и так стал слишком осведомлённым для этой работы, поэтому считаю нужным передать её кому-то с меньшим количеством опыта.
По слухам, Спандрелл с трудом поспевал за реформами президента Романадворатрелундар. Высший Совет по-прежнему продолжал предоставлять кров инакомыслящим, в основном, из кланов Дромиан и Аркалиан, но ничего особенного, казалось, не мешало президенту следовать собственным путём. Она даже объявила о визите нынешнего властителя Арголиса.
Хофвинтер покачал седой головой. Считалось, что Андред, новый кастелян, был сторонником традиций, но на самом деле это едва ли соответствовало истине. Супруга Андреда, по слухам, была родом не с Галлифрея, но она, конечно, пыталась избежать общественного внимания.
Скорость, с которой реформа следовала за реформой, вызывала тревогу. Говорили также, что президент Романа, как она предпочитала себя называть, была слишком несдержанной в речах.
В Агентстве по Вмешательству существовала враждебная фракция, но никто никогда не знал, что они замышляют, пока не становилось слишком поздно, чтобы остановить их. Президент также являлась номинальным главой Агентства, но, как и предыдущие президенты, знала об их действиях не больше, чем остальное население.
Куб всё ещё пылал зелёным. Хофвинтер заворчал и перевёл взгляд на своего посетителя.
– Вы знаете о содержимом этого трансдукционного послания, капитан?
– Оно засекречено, сэр. – Джомдек смотрел на блюдо с фруктами, лежащее на столе. Хофвинтер улыбнулся.
– Вы, солдаты, проводите всё время в бессмысленных церемониях, которых не понимаете.
– Это – традиция, сэр. История.
– Ну, что ж. Если Вы не хотите знать…
Джомдек пожал плечами. Хофвинтер пододвинул к нему блюдо.
– Угощайтесь, Джомдек. Они остались после очередного дипломатического приема.
– Спасибо, сэр.
– После встречи с каким-то иностранным дипломатом с восемью глазами и ногами. Мой кузен из бюро поставки отправил мне оставшееся.
Джомдек слегка помедлил. Затем снял свои белые церемониальные перчатки и красный шлем, распустив белокурые волосы, и взял один из фруктов.
– Вы получили звание недавно? – предположил Хофвинтер.
– Ну, в общем-то, да, – пробормотал юноша с набитым ртом.
– О?
– Моя семья в течение нескольких поколений состояла из одних женщин. И я, ну, в общем, я – что-то вроде изгоя.
– Конечно, нет.
– О, да. Я даже не сдавал вступительные экзамены в Академию. Так что семья купила для меня должность охранника канцлера.
– Основы Капитолия, – ответил Хофвинтер с поклоном. Он заметил, что куб наконец-то сменил свой цвет на белый. Результат получался интригующим. – Вы что-нибудь знаете о планете под названием Земля? – спросил он.
– Где она находится? – молодой капитан всмотрелся в красный диск, который появился на экране порта. – Это – она?
Хофвинтер терпеливо повернул кристаллический куб. – Нет. Это – изображение категории допуска. Разрешает нам доступ к подматрице.
– Чёрт возьми, – изумлённо произнёс Джомдек.
Хофвинтер настроил расплывчатое изображение. На экране появилась сине-белая планета.
– Земля, – сказал он.
– Выглядит не очень, не так ли? Но кто-то явно положил на неё глаз.
– Вы имеете в виду Высший Совет?
– Среди прочих… У неё, должно быть, отличное стратегическое положение, но я никогда не думал, что… – Лицо Джомдека внезапно осветилось гордостью. – Вот куда направлен луч трансдукции!
Куб на панели стал синим.
– Сейчас он начал поиск, – сказал Хофвинтер. – Мыслеидентичность по секретному посланию.
Почти как искать иголку в стоге сена, но он может вычислить один мозговой образец среди миллиардов населения.
