Текст книги "Император Терний"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

11
ИСТОРИЯ ЧЕЛЛЫ

Пять лет таскаться туда-обратно. Пять лет быть на побегушках у Мертвого Короля. Вечно с краю, бесконечно далеко от его двора и все же внутри Империи. Челла провела пять лет, меся грязь и дерьмо, лишь бы возвыситься в глазах Мертвого Короля, и все для того, чтобы он призвал ее ко двору и потребовал отчета о провале. И она с радостью примчалась через всю Разрушенную Империю, чтобы ее судили, чтобы встать перед лицом не-человека, нежити, чтобы Мертвый Король глядел на нее из плоти, в которую еще глубже погрузился. Пять лет псу под хвост, и все по вине Йорга Анкрата.

– У меня есть причина сделать тебе больно.

Челла ходила вокруг каменного столба медленными кругами, пряча раздражение. Молодой человек следил за ней взглядом, пока она не скрылась за столбом. Она услышала лязг цепей, когда он вытянул голову, чтобы посмотреть, когда она покажется вновь. У него были голубые глаза, как у многих бреттанцев, и он смотрел и на нее, и на железную иглу, которую она зажала между большим и указательным пальцами.

– Где Сула?

Он повторил вопрос. Посмотрел на нее из-под светлых, отливающих золотом, но грязных и слипшихся от крови волос. Болотные гули захватили его и девушку рядом с Тростниковым морем, когда пришел Мертвый Король. Судя по знакам на одежде, он был Присягнувшим ветру, отчего, собственно, и оказался на допросе.

– Кай. – Челла говорила нежно, двигалась быстро и, оказавшись совсем рядом, всадила иглу во внутреннюю сторону его бедра. – Кай Саммерсом. – Она была так близко, что светлые волосы щекотали ее губы. – Пора избавляться от этих привязанностей.

Он сжал зубы, напрягся, потом снова поднял глаза.

– Где…

Челла выдернула иглу.

– Боль поможет тебе вспомнить о важном. Первый важный момент: у меня не так много времени, чтобы тратить его на тебя, и если ты быстро не передумаешь, я просто снова отдам тебя гулям и позволю им сожрать тебя по кусочку. Второе: ты жив, и боль – не единственное, что ты можешь почувствовать. Я предлагаю тебе редкую возможность. Власть, удовольствия, будущее.

– Где С…

Челла дала ему пощечину, такую сильную, что у нее заболела рука.

– Здесь.

Говорить не было необходимости. Она просто потянула за нить, связывающую ее с каждым из возвращенных ею. Сула выступила из темноты, чтобы Кай мог ее разглядеть. Гули изрядно потрепали ее, малоприятное зрелище. Кожа и плоть свисали мокрым лоскутом, обнажая кость на скуле, сломанные зубы и темный обрубок языка. Мертвая девушка смотрела на Кая без тени любопытства. Он втянул воздух, сглатывая боль, ранящую сильнее иглы. Возможно, девушка была его возлюбленной. Явно больше, чем минутное увлечение.

– Сула?

У него в глазах стояли слезы.

– Да будь ты уже мужчиной. – Челле было скучно и неспокойно, что явно не помогало управляться с ним. – Она мертва, а ты – нет. Можешь принять ее смерть и пойти в новом направлении, а можешь и присоединиться к ней. Мир меняется. Ты собираешься меняться вместе с ним, Кай?

Челла щелкнула пальцами в сторону Сулы, и труп некрасиво упал, выпуская воздух из вздувшегося живота.

– Разве она все еще «твоя девушка», Кай? Истинная любовь может преодолеть гниение плоти? Чем она была для тебя? Милое личико, удовлетворение, полученное наспех. В смерти нет романтики, Кай, но смерть – оборотная сторона нашей монеты. – Она запустила пальцы в его светлые волосы. – Мы лишь мясо на костях и ждем своей очереди сгнить. Ищи удовольствий, где можешь, но никаких любезностей и обещаний. Больше не стоит хранить верность, Кай. Хватит уже.

Она взяла его за запястье под кандалами и пронзила иглой ладонь, минуя стиснутые пальцы. Он вскрикнул – то ли выругался, то ли завопил, начиная ломаться. Скоро будет лишь бессловесный вопль.

– Ч-что тебе нужно?

Он выдохнул слова сквозь стиснутые зубы.

– Мне? Я хочу того, чего должен хотеть ты, – сказала Челла. – Я хочу того, чего должна хотеть по воле Мертвого Короля. Мертвому Королю не нужна твоя верность, ему нужно лишь, чтобы ты делал, как он велит. А когда ему ничего не надо, наше время принадлежит нам.

Челла вытащила иглу и слизала с нее кровь. Она скользнула другой рукой по ребрам Кая и по твердым мускулам живота, скользким от пота.

– Зачем я тебе нужен?

Неглуп, да. И он выжил – и, по сути, в глубине души готов сделать все, что ей нужно. Веди его медленно, шаг за шагом.

Челла опустила руку ниже. Даже выжившие артачатся, если им показывают сразу слишком большой участок пути. Дорога в ад выстлана благими намерениями, но это долгая дорога. Путь, что покороче, выстлан тем родом невежества, что более всего присущ умным людям, не желающим знать.

– У тебя редкий дар, Кай.

– Теперь Мертвому Королю понадобились еще и Присягнувшие небу?

– Небу, камню, огню, морю. – С каждым словом Челла колола его ребра. – Они все обречены, и те, кто единожды принес клятву, могут принести ее снова. Мы одинаковы, ты и я, нам доступны иные места. Как думаешь, Кай, кто такие некроманты? Чудовища? Мертвяки?

– Ты мертвая. Все знают, что некроманты встают из могил.

Челла склонилась ближе, так близко, что он мог бы укусить ее за шею, губы – совсем рядом с его ухом.

– Присягнувшие смерти.

За пять лет Мертвый Король возвысился от простого усовершенствования искусства некромантии до силы, способной изменить мир. Он больше не заключал договоры с некромантами, не манипулировал, не запугивал их, чтобы заставить служить себе. Он владел ими. Он больше не смотрел с Сухих Земель, вглядываясь в жизнь мертвыми глазами, говоря мертвыми губами, он жил в мире живых, облекшись в краденые тела, и бродил, где пожелает. Вокруг него выросла целая армия. Нежить струилась из какого-то неистощимого источника ужаса и вела за собой орды его мертвецов.

Покуда Челла прозябала, Мертвый Король безмерно возвысился. Он призвал ее ко двору, и это могло означать жуткий конец ее существования или же новое начало. Кай будет ее подношением. Свежим мясом. Даже в свите Мертвого Короля некромантов немного. Она принесет дары и тем ответит на его зов и возместит свой провал с мальчишкой из Анкрата – который тоже возвысился безмерно и неожиданно.

12

Пятью годами ранее

Источники Каррод воняют. Не мусором и гнилью, как привычно человеку, но химикатами – сплошное оскорбление ощущений, зловоние серы, напоминающее тухлые яйца, смешанное с более резкими запахами, от которых краснеют глаза и течет из носа.

– Теперь вы понимаете, почему дорога ведет в обход с запада, с подветренной стороны, – сказала Лейша.

– Но здесь же невозможно жить, да? – сказал Солнышко.

Хороший вопрос. По правде говоря, по мере продвижения на север, в пустоши, вода стала редкостью, а то, что булькало в источниках Каррод, было совершенно точно непригодно для питья. Оно, дымясь, поднималось из кишок земли и пахло соответствующе.

Поселение – семь домишек и пара амбаров – сгрудилось на западном склоне, который хоть немного обдувало ветром. Если тут вообще бывал ветер. Строения выглядели обледеневшими, но, подъехав ближе, мы поняли, что это соль, пропитавшая дерево, свисающая с крыш. Мы проехали мимо первого амбара, двери которого были широко распахнуты – внутри находились груды соли, словно зерно после сбора урожая, какие-то кучи белые, какие-то серые, на задах – ржаво-рыжие, слева – небольшие кучки бледно-голубого цвета.

Упрямца приходилось подгонять палкой. Животным здесь явно было неуютно. Они облизывали морды, плевались и снова лизали. Я чувствовал соль и на своих губах, напоминавшую океанские брызги, но острее и резче. Руки пересохли, кожа на них стала напоминать пергамент.

Мы привязали лошадей, и Лейша провела нас к одной из самых маленьких хижин – я сначала решил, что это уборная. У входа сгрудились, глядя на нас, жители – все в повязках, на которых при дыхании хрустела соль. У одного был огромный зоб, охватывающий всю шею складками крапчатой плоти. Лейша постучала и вошла. Мы с Солнышком остались на пороге, вглядываясь в темноту. Казалось, мы все просто не поместимся внутри.

– Лейша.

Ей кивнул кто-то, сидевший в дальнем углу.

– Тольтех.

Она присела на корточки рядом с ним.

Тольтех смотрел на нее ясными глазами над повязкой. Он непрестанно что-то толок в ступе.

– Возвращаетесь?

В его голосе не было удивления.

– Нас трое, с нами животные. Нужны снадобья на неделю.

– Неделя – большой срок для Иберико. – Тольтех посмотрел на меня, потом на Солнышко. – Там и час – это уже долго.

– Если управимся за час, значит, через час будем здесь, – сказала Лейша.

Тольтех опустил пест и потянулся к низенькой полке. Он взял миску с маленькими плотными свертками из промасленной бумаги. Рука у него была вся в шрамах. Таких же оплавленных, как у Лейши.

– Примите одну на рассвете, другую на закате. Глотайте вместе с бумагой, если получится. Соль вытягивает из воздуха любую жидкость и растворяется в ней, и это долго не продержится в сыром месте. Пять монет серебром.

Правильно подобранные соли могли спасти от хвори, вызванной отголосками пожара Зодчих. Никто не знал почему. Нужные соли можно было при должном умении получить из вод источника Каррод. Пять монет серебром – не так и дорого. Я отсчитал плату – на одной из монет был профиль моего деда – и передал Лейше.

Тольтех принялся складывать пакетики соли в холщовую сумку.

– Если найдете что-нибудь в холмах, даже просто обломки, принесите мне, и я верну ваше серебро.

– А что ты раньше находил в Иберико, мастер Тольтех? – спросил я. – Я сам в некотором роде коллекционер.

Я немного наклонился вперед, не отходя от дверей. Сквозь запах соли чувствовался другой запах – болезни.

– Мелочи. – Он показал две бутылочки из зеленого стекла, стоявшие на той же полке, что и миска. Рядом был поднос, покрытый кусками ломаного пластика всевозможных цветов и форм. Из-за спины он достал большую шестеренку серебристого металла, потускневшую от старости. Она была почти такая же, как те, крошечные, в моих часах, только намного больше. – Ничего особенного. Лучшее я сразу продаю.

– А ты знаешь о Зодчих, мастер Тольтех? Ты узнаешь их тайны, разглядывая то, что от них осталось?

– Я знаю о Зодчих лишь то, что знают все здесь. То, что знали наши отцы.

– И что именно?

Некоторые люди нуждаются в подсказках.

– Что они не ушли и что им нельзя доверять.

Той ночью мы разбили лагерь на самом краю хребта Иберико, где по дурным землям тек отравленный ручей Куяхога. Я проглотил соляную пилюлю и ощутил горечь, несмотря на бумажную обертку. Тольтеху больше нечего было сказать о Зодчих, и когда мы устроились на ночлег, я спросил Лейшу:

– Что имел в виду твой друг, когда говорил, что Зодчие не ушли?

Я скорее почувствовал, чем увидел, как она пожимает плечами. Мы лежали рядом, несмотря на гнетущую жару.

– Кто-то говорит, что Зодчие стали духами и теперь окружают нас повсюду, слившись со всеми стихиями.

– Не просто эхо в машинах? – Я подумал о Фекслере, мерцающем и оживающем, когда я спускался по ступеням.

Лейша подняла голову и нахмурилась так, что шрамы превратились в борозды.

– Машины? Штуки на колесах с рычагами? Не понимаю.

– Духи, говоришь? – Я предпочел промолчать о машинах в подвалах дедовского замка. – Добрые или злые?

Опять пожала плечами.

– Просто духи. В воздухе, в камнях, в реках и ручьях, даже в огне, они смотрят на тебя оттуда.

– Я слышал, что Зодчие захватили реальность и, прежде чем сжечь мир, изменили ее.

– Изменили что?

А я-то уже и забыл, что Солнышко тоже здесь.

– Все. Меня, тебя, мир – все, что действительно существует. Они заставили мир чуть внимательнее прислушиваться к тому, что в людских головах. Они превратили мысли и страхи в материю, наделили способностью изменять все вокруг нас.

– Они не заставили мир прислушиваться ко мне.

Я улыбнулся ворчанию Солнышка.

– У графа Ганзы был на службе маг камня, – добавил он. – Молодой парень. Лет десять-пятнадцать назад. Аррон, так вроде звали. Мог мять камень голыми руками, как масло. Как-то тронул мой меч – и тот стал таким тяжелым, что я не смог его поднять. Только на следующий день получилось оторвать от пола.

– А что с ним стало потом?

Аррон, судя по всему, был человеком полезным.

– Утонул.

– А-а.

– Не в море. Ортенс говорит, что видел сам, а уж Ортенс врать не станет. Просто как-то утром провалился сквозь землю, прямо посреди двора, и никто его больше не видел. Там, где он ушел в камень, теперь темное пятно.

– Ну да, помню такое, – сказал я.

И мы все умолкли.

Какое-то время я лежал на одеяле, брошенном в пыль, прислушиваясь к тишине. Что-то было не так. Я пытался понять, отыскать, как ищут на ощупь нож в темноте – и не находят. Так долго я не мог понять, что же меня раздражает.

– Шума нет.

Я сел.

– Что? – сонно отозвалась Лейша.

– Эти проклятые цикады, которые стрекочут всю ночь напролет, – где они?

– Здесь их нет. Мы слишком близко. В Иберико никто не живет. Ни крысы, ни жуки, ни лишайники на камнях. Если хочешь вернуться, сейчас – самое время.

13

Пятью годами ранее

В тишине было трудно уснуть. Она словно заразила нас всех, даже лошади притихли, час за часом было слышно лишь фырканье и шарканье копыт, и то изредка. Вместо полночного бормотания мои уши изобрели собственный язык темноты. Я слышал шепоты в медной шкатулке, едва слышный дразнящий голос, а за ним – собственные вопли. Возможно, смерть всех этих цикад, сгоревших в отголоске огня Зодчих, спасла меня, или я, само подозрение и недоверие, услышал бы приближение опасности, где бы мы ни спали. Где-то под подошвой ботинка скрежетнул камень.

Сначала я случайно лягнул Лейшу. Потом наткнулся вытянутой рукой на Солнышко и ущипнул его. Будь то дорожные братья, они, в соответствии со своей природой, вскочили бы, похватав клинки, или замерли настороженно на месте, пока не поняли, что происходит. Брат Грумлоу отхватил бы ножом руку, что тряхнула его, брат Кент притворился бы спящим и прислушался. Лейша и Солнышко, привыкшие спать в нормальных постелях, поднимались озадаченные, бормоча вопросы.

Первые предрассветные лучи показали мне врага – темные пятна, которые двигались, пригнувшись к земле.

– Бежим!

Я швырнул нож в ближайшую тень, надеясь, что это не камень, проскочил мимо Лейши и бросился бежать. Крик нового владельца моего кинжала убедил остальных в наличии опасности лучше, чем мое внезапное исчезновение.

Бежать в темноте – глупо, но я успел осмотреть местность еще до заката. Никаких кустов, в которых могли запутаться ноги, и камни не настолько крупные, чтобы помешать движению. Я услышал остальных – Солнышко топал сапожищами, Лейша бежала босиком. Никогда не позволяйте врагу делать первый ход. Единственное преимущество бега в полной темноте в том, что, кто бы ни хотел причинить нам вред, вынужден был делать то же самое.

Память подсказала, что где-то впереди неглубокая долина, разделяющая первые подступы к холмам Иберико. Я оглянулся, зная, что, если бы враг был слишком близко, я бы уже услышал, как пали те двое. Преследователи расчехлили фонари. Солнышко бежал быстро, я обгонял его на каких-то двадцать метров. Лейша уже пропала во тьме – жесткая броня шрамов мешала ей передвигаться.

Я остановился и схватил пробегавшего мимо Солнышко за шиворот. Он чуть не вспорол мне живот.

– Ложись!

Я повалил его наземь. Куяхога была рядом, она с журчанием текла по каменному руслу, а Лейша не советовала мочить ноги в этой воде – если мы вообще собирались идти дальше.

– Что? Где?

По крайней мере, ему хватило ума спрашивать шепотом.

– Проводник!

Я пригнулся, надеясь, что в таком виде сойду за камень. Ноги Лейши издавали странный звук, лупя на бегу по пыльной земле. Судя по всему, она была близко, и почти так же близко раздавалось улюлюканье преследователей. Она показалась неподалеку и пронеслась мимо. Я предоставил Солнышку прикончить первого из гнавшихся за ней, а сам бросился на следующих двоих. Позади них по крайней мере четыре зажженных фонаря беспорядочно метались в руках бегущих.

Мы застали их врасплох. Я метнулся влево и вправо, уложил двоих и снова бросился бежать. Я видел достаточно, чтобы понять, что за нами гонится еще не меньше дюжины какого-то сброда. Если хотите, в своем роде дорожные братья, но братья не мои, и дорога тоже не моя.

Я скоро нагнал Лейшу. Они – тоже. Ее могла спасти только лошадь, но времени на поиски не было.

– Куда? – прокричал я.

– Не знаю, – выдохнула она. Ответ бесполезный, но логичный.

Мы побежали по долине между холмами. Светало, точнее, серело, и стало хоть что-то видно. Солнышко ждал нас там, где долина разделялась, с мечом в руке, тяжело дыша. Крики преследователей слышались где-то позади. Улюлюканье и волчий вой – можно подумать, что это их забавляло. По звуку так их было куда больше, чем дюжина.

Я сообразил, что нас загоняют. Пара секунд ушла на размышления, после чего под Солнышком разверзлась земля. Он исчез в темном провале, и я едва-едва не последовал за ним. Лейша врезалась в меня сзади, и я запнулся и замахал руками на крошащемся краю ямы, а потом мы рухнули вместе.

– Черт.

Мы упали рядом с Солнышком на кучу палок и сухой травы. Я поднял голову, и тут же мне в глаза посыпалась земля и мелькнуло бледное небо – из темноты оно казалось светлее. До входа в провал было метра четыре. Мы свалились во что-то типа выгребной ямы, прикрытой так, что получилась ловушка.

– Кто это? – спросил я.

– Бандиты. – Лейша говорила тихо, испуганно. – Перрос Висьосос, «плохие псы» на старинном наречии. Не думала, что они подойдут так близко к Иберико.

– Дай им знать, кто ты такой, Йорг. Они потребуют за нас выкуп.

Солнышко попробовал вылезти, но соскользнул назад по осыпавшейся сухой земле.

– Ты сам в это толком не веришь, Солнышко. Думаешь, я смогу убедить их, что они поймали короля?

Улюлюканье раздавалось все ближе, громче. Смех. «Они в наших руках!»

– Висьосос? Это значит «плохие»? – Звучало как-то не так.

– Именно. – Лейше было трудно говорить. – Их так зовут из-за того, как они поступают с пленниками.

В яме пахло углем.

– Дай нож, – сказал я.

– Мой остался в теле Плохого Пса. – Солнышко похлопал себя по боку.

– Все на Гарросе, – сказала Лейша.

Она оставила оружие с конем. Ну кто так спит?

Я обнажил меч и медленно описал дугу, чтобы оценить, сколько здесь места. Можно было помахать кошкой, при условии, что хвост у нее окажется не слишком длинным. Смех и бормотание наверху стали громче. Плохие Псы собирались.

Я схватил Лейшу за плечо и почувствовал, как она вздрагивает от беззвучных рыданий. На быструю смерть мы рассчитывать не могли.

– Стой тут.

Я толкнул ее в пустоту, она споткнулась о сломанные ветки. Обернулась – в темноте можно было разглядеть только блеск глаз.

Свет сверху. Факел и тот, кто его держал. Похож на младшего уродливого братца Райка.

– Добегались, да?

Я размахнулся и рассек шею Лейши одним аккуратным движением, так, что меч потом вонзился в стену. Прежде чем она упала, я схватил ее голову обеими руками, покрытую шрамами, тяжелую, и бросил, как следует размахнувшись. Она ударила бандита в лицо, не в лоб, как мне бы хотелось, но по носу, рту и подбородку. Он отшатнулся назад, потом сделал два шага вперед и рухнул с беззвучным проклятьем прямо на тело Лейши. Я поймал факел.

– Какого черта? – Солнышко уставился с ужасом и удивлением. По большей части с удивлением.

– Посмотри на стены, – сказал я. Они были черными. Я воткнул факел туда, где песчаная почва могла удержать его.

Бандит оказался тяжелым. Я стащил его с Лейши, вынул меч и приставил к его горлу.

– Вставай, Плохой Пес. – Острие помогло ему подняться и обрести равновесие. – Солнышко, размажь ее кровь получше.

– Что?

Я пнул хворост и приложил левую руку к стене ямы.

– Это здесь не для того, чтобы смягчить наше падение. – Пальцы у меня были все в саже. – Здесь жгли людей.

Сверху донесся шум – там явно спорили.

– Лучше опустите веревку, если хотите получить этого идиота обратно живым, – крикнул я.

Визгливый смех, снова ругательства.

– Ой, да кого я обманываю? – Я перерезал ему горло мечом и скрутил его так, чтобы кровь не лилась попусту. – Кто еще хочет заглянуть? Не думаю, что он знал, что у нас тут нет метательных ножей.

В яму полетело пять факелов, прежде чем идиот совсем затих. Хворост промок от крови, да и соображали мы неплохо, а потому возгорания не произошло. Дым перекрыл вонь, исходящую от крови и грязных трупов. Когда мы управились, Солнышко посмотрел мне в глаза.

– Ты убил ее, чтобы тебе было чем кинуть?

– Это уже причина, конечно, – ты ж видел, как она двигалась, от нее не было бы толку в бою. Но ты не угадал.

– Из-за крови?

– Чтобы мне не пришлось смотреть, как они медленно убивают ее. Если бы ты знал, как действуют подобные типы, то сам попросил бы меня тебя обезглавить.

– А у меня есть выбор?

– Ты еще можешь пригодиться.

Похоже, мы были заперты в яме метров пятнадцать длиной и три шириной в самом широком месте, там, где мы упали.

Я обыскал идиота и нашел только два кинжала, один для ближнего боя, один метательный. И дал возможность Солнышку забрать тот, что побольше.

– И что теперь? – спросил он.

Я чувствовал его страх, но парень себя контролировал. Когда ты вооружен, надежда, пусть и слабенькая, остается.

– А теперь будем ждать, пока они придумают, как нас убить.

Гнев не давал страху захватить меня. Я хотел увести за собой на тот свет как можно больше Псов. Умереть в пыльной дыре невесть где – это отнюдь не входило в мои планы, и от одной мысли, что к этому все и идет, во рту появлялся кисловатый привкус. Вот как, скажите на милость, нас угораздило свалиться в эту дыру?

– Эй, вы, в яме! – крикнули снаружи. Но на этот раз никто не сунулся поглядеть.

Я молчал. Полетели еще факелы, роняя искры и застилая клубами дыма бледное небо. Казалось, это бессмысленно – уже ж кинули целых пять, и без толку. Я нагнулся подобрать ближайший факел, и тут что-то резко толкнуло меня в плечо.

– Что? – крикнул Солнышко. Если не считать слова «что», можно сказать, что в тот день он молчал.

Я мог бы сказать ему, что это похоже на какой-то яд, но он, наверное, и сам уже сообразил. Плечо успело онеметь, прежде чем я смог встать, развернуться и запустить ножом в темное лицо за духовым ружьем[4]4
  Духовое ружье – пневматическое оружие, представляющее собой полую трубку, которая направляет снаряд, приводимый в движение воздухом, выдуваемым человеком.


[Закрыть] у дальнего края ямы. Промазал. Еще один дротик ударил меня в грудь, маленький, черный, длиной в полпальца.

– Дерьмо.

Третий – и я рухнул поверх собственного меча, не в силах поднять голову. Конечно, можно говорить, что броня в любую жару не помешает, но в ней я бы бежал медленнее Лейши.

Люди попрыгали в яму и выволокли нас оттуда, словно мясо, связав веревками, конечности бессильно волочились. С мечом в руках не так трудно бороться со страхом, но когда ты беспомощен и отдан на милость людям, для которых твоя боль – долгое, единственное и слегка приевшееся развлечение, не испугаться может только безумец.

Двое держали меня за руки, а тот, что стрелял, шагал рядом с моими волочащимися по пыли ногами, которые были по колени в крови и облеплены грязью. Существо оказалось девчонкой лет одиннадцати, тощей, как скелет, дочерна загорелой. Она ухмылялась и замахивалась на меня духовым ружьем.

– Дротики гулей. Из Кантанлонии.

Голос у нее был высокий и чистый.

– Трудно достать, между прочим, – сказал один из тащивших меня. – Зря на тебя тратили.

Они волокли нас метров триста до своего лагеря. Наши лошади были уже там, их привязали к ограде. Они рвались на привязи, нервничали и, наверное, страдали от жажды. Лагерь, похоже, являлся временным, с несколькими покосившимися хибарами даже в более плачевном состоянии, чем у источников Каррод, еще здесь были повозка и несколько бочек для воды, пара цыплят и – в самой середине – четыре толстых шеста, вкопанных в землю. Весьма характерно для Плохих Псов – тратить больше материалов и усилий на орудия пыток, чем на собственное жилье.

Я насчитал человек тридцать, таких же разных по своему облику и происхождению, как мои дорожные братья, разве что здесь преобладали темноволосые. Лицом спанийцы, более старого и чистого типа, чем в прибрежных районах, по большей части тощие, опасные на вид. По моим прикидкам, мы прикончили пятерых. Никого со свежими ранами вроде не было.

Двое привязали Солнышко к одному из столбов, затем вернулись за мной. Остальные смотрели, или ели, или рылись в наших пожитках, или делали все это разом.

Несколько человек тянулось к коробочке у меня на бедре, но тут же теряли интерес, и никто не посягнул на большее, чем толчок или пинок, словно им хотелось сохранить нас живыми и здоровыми до начала веселья.

– Это Йорг Анкрат, – сказал им Солнышко. – Король Высокогорья Реннер, внук графа Ганзы.

Плохие Псы не удосужились ответить, лишь привязали нас крепче и занялись своими делами. Ожидание – часть мероприятия. Дать напряжению возрасти, подняться, как тесто в кадушке. Солнышко продолжал говорить, рассказывал им, кто я такой, кто он такой и что будет, если нас не отпустят. Девчонка подошла поглазеть на нас. Она протянула руку – на ладони копошился большой жук, стремясь вырваться.

– Мутант, – произнесла она. – Лапки посчитайте.

Их было восемь.

– Гадость какая, – сказал я.

Она оторвала две лапки. Жук был достаточно здоровый, чтобы я услышал треск отрываемых конечностей.

– Так-то лучше.

Она отпустила его, и жук быстро уполз.

– Ты убил Санчу, – заявила она.

– Того здоровяка-идиота?

– Да. Он мне не нравился.

Мужчины разожгли костер на почерневшей площадке между шестами. Маленький такой, в Иберико плохо с древесиной.

– Он король Высокогорья Реннер! – кричал Солнышко. – У него целые армии!

– Ренар, – поправил я.

Онемение потихоньку отпускало меня, силы возвращались.

Из одной хибары вышла женщина, старая карга с редкими седыми патлами и длинным носом. Она развернула на земле кожаный сверток, там были разные ножи, крюки, сверла и тиски. Солнышко забился у столба.

– Вы этого не сделаете, ублюдки!

Сделали, очень даже.

Я знал, что он скоро будет умолять меня вытащить его из этого переплета, потом проклинать за то, что втянул его. По крайней мере, не приходилось смотреть на Лейшу в такой же ситуации. Я знал, что будет, поскольку уже видел подобное. А еще я знал, что тихие и склонные спокойно дожидаться своего часа вроде меня будут так же громко орать и в конце так же безнадежно умолять. Я смотрел, как люди собираются, вслушиваясь в имена – Раэль, высокий и худой, со шрамом на горле, Биллан, пузатый, седобородый, со свинячьими глазками. Я бормотал имена про себя. И в аду не будет им пощады.