Текст книги "Император Терний"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

38

Когда Макин доложил, что островной контингент догоняет наш золотой отряд, я понял, что Челла будет там. Почуял нутром, безосновательно, при отсутствии доказательств. И я покинул нашу карету, свою жену, своего ребенка, свою обольстительную тетушку быстрее, чем приличествовало, волнуясь меньше, чем на пути к отцовской карете, хотя в этой мог оказаться и сам Мертвый Король. Я закрыл дверь за всеми своими слабостями. С годами я стал более сдержанным, но какая-то глупая часть меня все еще тянулась к семейному счастью, к спасению, которое могла даровать любовь. Разбитые бесполезные надежды. Я закрыл за ними дверь и поехал вперед, к тому, что мне лучше знакомо, – к проклятым. Мое прошлое лежало позади, будущее пылало, а между ними мир ожидал, что я стану отцом, что буду держать сына на руках, что спасу его, спасу их всех? Слишком много возлагалось на человека, так глубоко увязшего в грехах. Слишком много для кого бы то ни было.

Карета Мертвого Короля, может, не такая роскошная, как у лорда Холланда, не имела в своем облике ничего траурного. Даже присутствие двоих некромантов не омрачало атмосферу. Вообще-то я точно не знал, практикует ли Кай Саммерсон искусство воскрешения: он казался слишком молодым, слишком полным жизни. И Челла изменилась, вне всякого сомнения. При наших прошлых встречах она пылала нечестивой радостью, такой буйной, что ее свет подменял память, затмевая правду. В болотах и пещерах двойственность плоти делала ее чем угодно для кого угодно, или, по крайней мере, для одного, полного темных соков. Теперь казалось, что напротив меня сидит незнакомка, старше, чем прежде, бледнее, все еще красивая, волосы черные как смоль, тонкое лицо с острыми чертами, незаметная прежде элегантность, глаза темные от тайн, порой, когда она этого не замечала, превращающиеся в раны.

– Я все еще хочу убить тебя, – сказал я, отчасти чтобы скоротать время, когда мы катили по улицам Гонта.

Она пожала плечами, безразличие давалось ей труднее, чем в былые времена.

– Нубанец простил меня. И тебе бы надо.

Это ошеломило меня.

– Он не простил! Хотя вполне возможно. Он никогда не таил обид – говорил, что груз у него и так тяжел, а путь далек. Ну, так расскажи мне про Мертвого Короля, – попросил я Кая, и от этих слов он вздрогнул на миг, но быстро собрался.

Бреттанец выглянул в окно, прежде чем ответить, словно искал поддержки в дневном свете и утешения в созерцании узких домов, глинобитных, с соломенными крышами, полных жизни – мать, отец, орущие детишки, беззубые старики, споры, смех, скачущие блохи.

– Мертвый Король – это будущее, король Йорг. Он сомкнул руку вокруг Затонувших Островов и скоро потянется ко всему миру. Он правит на землях мертвых, а мертвыми мы все пробудем дольше, чем живыми.

– Но кто он, Челла? Что он такое? Откуда у него такой интерес к Анкрату?

Она что-то знала. Возможно, она скажет мне в надежде, что это заставит меня страдать.

– Анкрат – врата континента, Йорг. Ты умный мальчик и должен бы это знать.

– Почему я?

– Ты привлекаешь внимание многих. Разрушаешь горы, держишь у своих ворот огромные армии. Все так масштабно. И конечно, Мертвый Король знает, что ты приглядываешь за Анкратом. Плохо, что твой отец так упорно сопротивляется, но если там вместо него окажется его сын, надо полагать, будет еще хуже.

– Гм-м. – Звучало правдоподобно, но я ей не верил. – И, разумеется, Мертвый Король не может рассчитывать, что обретет друзей на Конгрессии? Он ожидает дипломатии? Переговоров с мертвяками, явившимися из слизи и праха?

Челла улыбнулась про себя, и черты ее лица смягчились, сделав ее привлекательней.

– При дворе императора есть чудовища, Йорг. Красная Королева направляется на Конгрессию. С ней в советниках Молчаливая Сестра и Лунтар из Тара. Я так понимаю, ты знаком с Лунтаром?

– Виделись один раз. Я его не помню, но мы встречались. Он дал мне эту медную коробочку и наполнил ее. Может, они и чудовища, может, даже хуже меня, но они рождены женщинами, живыми и смертными. Скажи мне, откуда взялся этот Мертвый Король? Разве в сухих землях есть еще нижние слои? Они достигают ада? Он что, сбежал от Люцифера и выбрался из бездны?

– Он не демон. – Челла медленно покачала головой, словно заполучить сюда настоящего демона было бы всяко лучше. – А то, что происходит здесь, в грязи этого мира, для него очень важно. Небеса, ад, земля – они едины, и не может быть изменений внизу или наверху, которые не отразились бы здесь. Этот мир, где проходят наши жизни, и замок, и рычаг одновременно. Вот что говорит Мертвый Король.

– А что, Дьявол не возражает, что этот бродяга расселся у него на пороге и ворует у него?

Казалось бредом обсуждать адскую политику, но я сам бывал в мертвых землях, вдыхал этот воздух и знал, что они – дорога к вратам Люцифера.

– Мертвый Король хочет взломать врата небес, – сказал Кай. – Думаешь, его волнует, что там еще случится?

– Все меняется, Йорг. – Челла опустила голову. – Все.

– Вы все еще не сказали мне, откуда он, этот ваш мессия. Почему древние не говорят о нем? В каких книгах о нем написано? – спросил я, все еще надеясь обрести крупицы истины в ее лжи и безумии. – Сколько ему лет?

– Он молод, Йорг. Очень молод. Младше тебя.

39
ИСТОРИЯ ЧЕЛЛЫ

Мост в Тироле перекинулся через Дануб семнадцатью пролетами – широкая дорога на каменных столбах. Большой мост в Гонте летел через Райм одной головокружительной аркой, но Челле больше нравился тирольский мост. Она могла вообразить, как его строили, представить работавших здесь людей.

– Какой ты видишь реку, Челла?

Йорг приготовился внимательно слушать ответ.

– Коричневой и бурлящей. – Так и было. – А ты, Кай?

Кай привстал, выглянул в окно – его качало при движении кареты.

– Коричневая.

– Среди нас нет влюбленных? – спросил Йорг. – Легенда о том, что влюбленным вода кажется голубой, старше этого моста.

– Река коричневая. Как дерьмо. Это из-за сточных вод и тирольской канализации, и тошнотворные фантазии, которыми люди любят украшать свои потрахушки, ни при чем.

Челла не видела причины скрывать свою горечь.

– Нет, – сказал Йорг. – Если правильный мужчина полюбит правильную женщину, река поголубеет.

– Владеющие магией воды.

Кай кивнул из темноты.

– Гм. – Йорг помотал головой. – Все эти клятвы, узкие тропы. Человек может дотянуться до чего угодно и обратить на пользу себе. Это даже не желание, просто уверенность. Лишь твердо знай, что то, во что ты влезешь, в свою очередь влезет в тебя.

Он вытянул ноги в проход и положил их между Каем и Челлой.

– Ты когда-нибудь любил, Кай? Была ли девушка, которая для тебя делала воды голубыми?

Кай открыл рот и тут же прикусил язык. Он подался вперед, потом ионик.

– Нет.

– Любовь. – Йорг улыбнулся. – Вот теперь есть что-то, что влезет в тебя.

Карета скатилась с моста на северный берег, где дороги были получше.

– Наверное, тебе надо вернуться в свою карету, Йорг, к своей королеве, и посмотреть, не лучше ли будет вид оттуда.

Челла поняла, что не хочет, чтобы он ушел, но могла лишь мучить его. На миг она мысленно увидела иглу, которой колола Кая, и почувствовала, как та снова входит в плоть.

Он поднялся на ноги и навис над ней, близко, снова положив руку ей на бедро.

– Чего ты хочешь добиться на Конгрессии, Челла? Мертвому Королю нечего и думать о новых союзниках. Я даже не уверен, что господин Саммерсон в полной мере обращен. Тогда что толку?

– Дело в том, что у нас есть право присутствовать, и Мертвый Кроль этого хочет. Для тебя этого было бы достаточно, Йорг Анкрат.

Челла поморщилась от того, как ей сжали ногу. Жизнь и боль шли рука об руку и в равной мере ее не радовали.

Он сузил глаза – сколько людей уже видело этот взгляд, чтобы потом не увидеть более ничего? – и придвинулся ближе, его дыхание щекотало ей щеку.

– Ты здесь, чтобы показать нам человеческое лицо мертвецов? Успокоить Конфессию? Льстить старым королям, пока хорошенький мальчик будет заигрывать с их королевами и принцессами?

– Нет. – Гнев вскипал в ней, хотя дыхание оставалось холодным, руки превратились в клешни. – Мы принесли обман, предательство и убийство, как и ты, Йорг Анкрат, что еще может привести в мир сломленных вроде нас?

– Ренар.

– Что?

Ее бедро опять горело там, где он коснулся ее.

– Йорг Ренар.

– И ничего, что ты взял его имя – имя того, кто убил маленького Уильяма и милую матушку Роуан?

– Лучше, чем взять имя моего отца.

– Вместо этого ты взял имя его брата? Человека, которого ты пытаешь в заточении? Чего взъелся, я слышала, как гвардейцы говорили, что ты убил Харрана и еще одного хорошего человека, чтобы добраться до его сына.

Он наклонился ближе.

– Может, я взял это имя, чтобы оно напоминало мне о цвете моей души.

Он вдохнул ее дыхание, пахнущее корицей.

– И только это было нужно, чтобы совратить тебя, Йорг? Быть чуть менее проклятой?

Он отвернулся от нее и посмотрел на Кая, сидящего в темном углу.

– Убирайся.

И тот убрался – мелькнул нежеланный дневной свет, холодный и мрачный, и Кай исчез.

– Я все еще хочу убить тебя, – сказал Йорг, уже совсем рядом.

Челла закрыла его рот своим.

Она пробежала пальцами по его плечам, запустила руки под дорожную тунику, прикоснулась к твердым горячим мышцам спины, расчерченным старыми шрамами, следами тяжелых клинков и мелкими порезами, тысячью ран от терний. Он двинулся на нее, высокий, тяжелый, темная волна волос накрыла их, царапнули ожоги, когда он нашел впадину на ее шее.

Ее пронзило что-то горячее и влажное, внезапный прилив, вышибающий дыхание, поднимающий над землей. Жизненная сила, которой она сопротивлялась, смыла все сопротивление, безжалостная, как весна. Она яростно вцепилась в него, ожидая. Он поднял ее легко, без усилий, швырнув к обитой стене кареты. Что-то в ней дернулось – вдруг кучер решит, что это сигнал остановиться, и Гвардия соберется вокруг? Йорг подался к ней, и все прочие голоса стихли. Его желание пробудило в ней ответ, жажда сочилась из каждой клетки его тела, говорила языком прерывистого дыхания.

Их тела яростно столкнулись, плоть познавала плоть, она напряглась под его тяжестью, рука откинулась, сжалась, раздирая подушки. Снаружи похрапывали лошади, ржали кобылы и топали жеребцы, откликаясь на потоки энергии, на запах их вожделения. Йорг снова приложил ее о стену, еще жестче, и карета качнулась вперед, кони перешли на рысь, не обращая внимания на крики возницы. Черные юбки задрались ей на бедра.

Йорг вошел в нее, быстро, грубо – лишенное нежности совокупление людей, разрываемых жаждой. Челла поднялась навстречу, всеми силами, никакого утешения не давалось и не принималось. Они совокуплялись как дикие кошки, сдерживая инстинктивную агрессию, – союз, продиктованный древней глубокой потребностью, – но не могли остановить бурлящее вокруг насилие, готовые разъединиться с воплем в момент разрядки.

– Довольно!

Йорг сбросил ее с себя и откинулся на противоположную скамейку, там, где его не достали бы ее ногти, кровь стекала из уголка рта.

– Я… я скажу, когда будет довольно, король Ренар.

Она выплюнула слова, с трудом дыша. Ей хотелось большего, но это убило бы ее. Каждый сантиметр ее тела горел огнем пробужденной жизни. Йорг оказался ключом к замку. Возможно, подошел бы любой другой мужчина, но казалось правильным, что это был он.

Йорг откинул назад слипшиеся от пота волосы и подвязал узкие штаны – пояс был безнадежно поврежден.

– Не уверен, что вы на ногах удержитесь, мадам.

Мелькнула лукавая ухмылка. В этот миг он казался совсем молодым.

– И так вершится дипломатия на Конфессии? – спросила она. Сердце все еще колотилось, она лежала в тепле и влажности.

– Доберемся – посмотрим. – Йорг подобрал с пола несколько оторванных пуговиц и потянулся к двери. – А когда меня коронуют, настанет время для нашего последнего поцелуя.

Можно подумать, она преклонит колени, чтобы поцеловать его руку. Какое высокомерие.

– Возвращаешься к своей милой, Йорг?

Челла изобразила улыбку, которая не подходила к губам.

– Она слишком хороша для такого, как я, Челла. Я безнадежно испорчен, я такой. – Он снова сверкнул улыбкой и открыл дверцу. – Только подберись к моему сыну – убью. – И исчез.

40

Я пустил Брейта легкой рысью, проехал мимо гвардейцев, сопровождавших делегацию Затонувших Островов, и приблизился к золотой армии, окружающей делегации Анкрата и Ренара. Катрин и два голоса от отца, я и мои семь.

Катрин узнала бы. Как-то да узнала бы, даже не заходя в мои сны, почувствовала бы на мне запах Челлы. Миана просто покачала бы головой, как мать, хотя вообще-то она сама еще ребенок. «Никогда не говори мне, я не хочу знать». Вот все, о чем она когда-либо просила меня. И я как мог выполнял эту просьбу. Конечно, она заслуживала лучшего, но дать ей это мог лишь человек, который был бы лучше меня.

Я обнаружил на губах глупую улыбку и стер ее. Язык болел, полосы на спине горели. Раны от ногтей обычно болят сильнее, чем неглубокие ножевые порезы. Овладеть Челлой – плохой выбор, но вся моя жизнь – это череда опасных решений и отчаянных попыток достичь лучшего результата. Хотя, давайте по чести, это не было выбором. В какой-то момент мы осознаём, что мы – всего лишь путники, со всем нашим интеллектом и титулами, таскающие за собой мясо и кости, зная, что это все, что им надо. Когда плоть встречается с огнем, она хочет отпрянуть и так и делает, что бы вы об этом ни думали. Бывает, что мужчина встречает женщину, и те же силы работают противоположным образом.

Макин ехал со мной от конца нашей колонны до кареты Холланда.

– Оставляете их одних плести заговоры?

Он смотрел подозрительно, будто знал, что я что-то замышляю.

– Требуют суждения. Я не готов сказать, что они ожидают. А если они…

– Скучали по нашему обществу, да?

Макин подъехал совсем рядом, плечом к плечу, от него слабо пахло гвоздикой. Мне не нравилось, что он так старался скрывать истинного Макина, но я едва ли мог полагаться на чувства. Красный Кент присоединился к нам и тоже спросил:

– Заскучали, да?

– По вам? Да ты же помнишь Челлу – залы левкротов, болото – сколько, по-твоему, можно высидеть в ее карете?

Оба какое-то время ехали молча, глядя через поле. Что именно из тех встреч они представляли себе, не знаю. За поворотом показалась карета Холланда.

– Ну, достаточно долго, – сказал Макин, отвечая на вопрос, о котором я уже успел забыть. – Я бы с ней проехал довольно долго.

Кент потянулся и поправил ворот моей дорожной туники, что делал в последний раз, когда мне было лет десять.

– Москит укусил, – прошелестел он обожженным горлом и коснулся своей шеи. – И немаленький, судя по всему, вроде того, что мы видели в болотах Кантанлонии.

Я слез с седла на подножку кареты, не прося кучера остановиться.

– Скучали без меня, отец Гомст?

Я захлопнул за собой дверь и рухнул между Катрин и Мианой, одна быстро убрала книгу, другая подхватила сына.

– Оррин тебе не рассказывал, как мы познакомились в пути, Катрин?

Я не дал доброму епископу возможности ответить.

Она закрыла книгу – небольшой потрепанный томик в красном кожаном переплете.

– Нет.

– Гм-м. А я-то думал, что произвел впечатление.

– Иган зато рассказывал, несколько раз. Между прочим, Иган не страдал многословием, – ответила она.

Позади меня Уильям забеспокоился, ища грудь.

– Он сказал, что Оррин поступает глупо, играя с тобой, позволяя тебе жить, что на его месте сразу убил бы тебя.

– Ну, мне было всего четырнадцать, и в конце концов я превзошел его – куда быстрее. В любом случае, у меня тогда был друг, который поджарил бы Оррина, не вынимая из доспехов, просто чтобы сполна насладиться победой. В общем, даже задним числом, – Оррин там был самым разумным.

Карета катилась дальше, а я тем временем достал кольцо и ловко (благо практиковался немало) направил его на Высокий Замок. За годы подобных наблюдений не удалось толком раскрыть планы моего отца, разве что стало ясно – они не написаны двухметровыми буквами на самой крыше. Теперь я видел, как над городом тянется дым – черная работа огня, запечатленная на Высоком Замке, на улицах Крата. Казалось, Мертвый Король сжигает мое прошлое, так же как Зодчие планировали сжечь мое будущее. Если его темный поток обратится в потоп, Зодчие покончат с нами, прежде чем подобная магия погубит мир.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что на Сейне – черные паруса и по обоим берегам маршируют колонны. Легионы Мертвого Короля уже прошли Геллет. Шагая день и ночь, они вполне имели шанс нагнать нас у ворот Вьены. Оценить размеры орды оказалось непросто, она растянулась по берегам – наверное, десятки тысяч. Наверняка в пути и другие присоединятся. И тем не менее – мертвяки против тяжелой кавалерии и городских стен. Как поспешно.

– Что вы видите? – спросил Гомст, пока я считал.

– Беду.

Мысль о том, как мертвые оскверняют сады Анкрата, клинком вошла под ребро и повернулась. Неужели даже захоронения в Пер-Шезе отдали своих мертвецов? Возможно, в Высоком Замке я и не удержу полчища мертвых, но в другое время, рядом с Девушкой, что ждет весны, и могилой, в которой похоронил Джастиса, я бы справился.

Я откинулся назад, глаз разболелся – я уже больше двух часов смотрел в кольцо. Миана спала, приложив ребенка к груди. Я подумал об отце, сидящем на троне в железной короне. Старый ублюдок мертв? Я не знал, что с этим делать, как-то все не складывалось, куда ни поверни. Я должен был убить его, покончить с ним. Судьба вела меня к этому мгновению сквозь годы… Я потер больной глаз и подался вперед, уперев локти в колени и положив голову на руки. Не может быть, чтобы отец умер. Я отложил этот вопрос, чтобы поразмыслить о более удобоваримых вещах.

Напротив дремал епископ Гомст, седые волосы растрепались, рот раскрылся. Оссер Гант же смотрел на меня, молча, ясными глазами. Канцлер Макина, призванный давать советы, но предпочитающий держать язык за зубами.

Потом я подумал о Коддине, моем канцлере, гниющем там, в Логове, о Фекслере Брюсе, затерявшемся в своих машинах. Оба они говорили о том, как исправить мир: Коддин хотел, чтобы я сокрушил власть скрытых земель, амбиции Фекслера были даже больше – он мечтал повернуть какое-то несуществующее колесо и возвратить нас к должному порядку вещей, сделать мир снова таким, каким он был нам дарован.

Два Анкрата, сказал мудрец, двое против магии, чтобы повернуть колесо Фекслера! Я горько улыбнулся. Лучше бы эти двое молились, Фекслер и Коддин, умирающий и призрак, молились, чтобы пророчество оказалось бессмысленным, поскольку во Вьене будет только один Анкрат, и он не принесет с собой ключа к восстановлению Разрушенной Империи, не говоря уже о разрушенной реальности.

Тут было что-то большее, чем власть и влияние нескольких магов, больше, чем чары таких, как Сейджес, чем игры Кориона и Лунтара с живыми людьми. Третий путь Фекслера опирался на восстановление того, что он считал нормальным. Михаэль и его братство представляли плоть болезнью, которую можно выжечь и тем самым прервать вращение колеса, не дать миру расколоться. Один Фекслер мыслил шире: лишь он верил, что мы можем вернуть утраченное и спасти человечество от второго пришествия огня, который однажды уже обрушился на нас.

По правде говоря, я вез своего первенца туда, где разожгли свой огонь Зодчие. Если Фекслер заблуждается, как намекнул Михаэль, если он не в состоянии изменить природу бытия, Вьена сгорит, и новые Солнца воссияют в последний день человечества.

Мы приближались ко Вьене, и погода навалилась на нас – холод поздней осени, туман с реки, закрывший солнце, бесконечный дождь, холодный и унылый, обращающий землю в жидкую грязь. С каждой милей, ускользающей из-под копыт коней, местность становилась все более мрачной, мы обнаруживали целые покинутые деревни, пробуждающие воспоминания о Готтеринге и наполняющие каждое дерево угрозой. Гвардейцы находили разоренные свежие могилы, вытоптанные поля, яблоки, гниющие на ветвях.

Всадники проезжали мимо нас на измученных лохматых конях и сами выглядели не лучше. Все они сообщали о войсках Мертвого Короля, идущих через Анкрат, миновавших Геллет и вот теперь угрожающих Аттару – темная волна катилась по Империи там, где мы были всего несколько дней назад.

Можно, конечно, сказать, что горе и разрушение всегда следовали за мной по пятам, но прежде проклятие не было столь явным. Я ехал во Вьену, и ад следовал за мной.

Той ночью мы остановились в городке Алленауэр и ели за столом в большом питейном зале, который мог вместить три сотни гвардейцев. По крайней мере, сюда, почти в самое сердце Империи, ни зима, ни Мертвый Король еще не вонзили зубы. Местные принесли огромные куски жареного мяса на деревянных блюдах – ягнятину в чесночной корочке, с травами и лесными орехами, говядину с кровью без приправ. Было и светлое пиво с высокой пенной шапкой, в бочках на деревянных подставках и в стеклянных бокалах для стола высоких особ. Кажется, они правда хотели угодить нам, праздничная атмосфера и все такое. Я, однако, подумал: если бы этого не было, Гвардия просто добрала бы провианта в соседнем городишке.

У пива был чистый яркий вкус, и я выпил слишком много, возможно, чтобы стереть из памяти воспоминания о карете Челлы, вновь и вновь возникающие в мозгу, – я одновременно чувствовал удовлетворение и желал большего. Позже вечером я склонился над Мианой и взял нашего сына из колыбели.

– Не разбуди его, Йорг!

– Тшш, я возьму его прогуляться. Ему понравится.

Уильям, к его чести, тихонько спал, когда я прижал его к груди, и ни на что не реагировал. Я вздрогнул, вспомнив Деграна, лежащего у меня на руках, – безжизненного, как тряпичная кукла. Я попытался прогнать воспоминание – не хватало еще, чтобы оно приходило всякий раз, когда я держу своего мальчика. Смерть ушла из моего прикосновения, когда я прорвал осаду Логова.

– По крайней мере закутай его потеплее, возьми…

– Тише, женщина. – Для такого миниатюрного создания она была на удивление занудна. – Скажи спасибо, что я не оставил его на склоне холма, как спартанцы.

Я пронес его мимо гвардейцев, поглощенных мясом и пивом, громко распевающих кто во что горазд. У входной двери, открытой, чтобы не дать тем, кто внутри, задохнуться от жары и вони сотен немытых тел, я заметил Горгота, его-то ни с кем нельзя было спутать, – он стоял сразу у входа, там, куда еще доходил свет факелов. Я вышел, прижимая Уильяма к груди.

– Горгот.

Это имя приятно произносить.

– Король Йорг.

Он посмотрел на меня своими кошачьими глазами, медленно повернув огромную голову на толстой, как ствол дерева, шее. Было в нем что-то величественное, напоминающее льва.

– Из всех, кого я знаю… – Я встал рядом и проследил за его взглядом, уходящим в ночь. – Из всех, с тех пор как умер нубанец, мне была нужна только твоя дружба, твоя поддержка. А ты ее не дал. Я не хотел ее, потому что ты ее не дал, но сейчас хочу.

Возможно, во мне говорил хмель, но говорил правду.

– Ты пьян, – сказал он. – Не надо бы тебе брать ребенка.

– Отвечай на вопрос.

– Это не был вопрос.

– Все равно отвечай.

– Мы никогда не сможем быть друзьями, Йорг. У тебя на душе преступления, на руках кровь, только Бог может простить.

Его голос гулко катился вдаль, глубже и темнее ночи.

– Знаю. – Я поднял Уильяма ближе к лицу и дохнул на него. – Мы с тобой знаем это. Остальные как-то забывают, убеждают себя, что это можно забыть, изменить воспоминания. Только ты и Катрин знаете правду. И Макин, хотя Макин не может простить себя, не меня.

Я передал Уильяма Горготу, настаивая, пока левкрот не протянул огромную трехпалую руку и не принял ребенка. Он стоял тихо, широко раскрыв глаза, глядя на моего сына, почти затерявшегося в его широкой ладони.

– Люди чураются меня, и ребенка я прежде не держал, – сказал он. – Они думают: то, что искалечило меня, перейдет к их детям, если я их коснусь.

– Это правда?

– Нет.

Ну, хорошо.

Мы стояли, глядя, как дыхание поднимает и опускает крошечную грудь.

– Ты правильно не хочешь быть мне другом, – сказал я. – Но будешь ли ты другом Уильяму, как некогда Гогу? Мальчику понадобятся друзья. Люди, что получше меня.

Огромная голова медленно кивнула.

– Ты научил меня этому. Каким-то образом указал, чего стоит Гог. – Он поднес Уильяма близко к лицу. – Я буду защищать его, Йорг Анкрат. Как своего собственного ребенка.