Текст книги "РПЛ 2 (СИ)"
Автор книги: Мария Заболотская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
-11-
Неудивительно, что чем ближе мы подходили к покоям, которые заняла колдунья, тем сильнее я тряслась, не решаясь озвучить ни один из тех вопросов, что вертелись у меня на языке. Единственное, что заставляло меня сохранять лицо – присутствие госпожи Вейдены, выглядевшей бледнее и измученнее, чем покойник во гробу, однако же продолжавшей идти, сжимая посиневшие губы. Ей приходилось несладко, но гордая дама ни за что бы не призналась в слабости – и я не желала ни в чем уступать ей.
–Она там, – голос Вейдены прошелестел, словно ветер качнул ветви деревьев. – Вот вход в ее покои.
Я остановилась, как вкопанная, уставившись на черный высокий проем двери. После слов Ее Светлости мне показалось, что в густой тени шевелится что-то, похожее на клубок змей. Ведьма и в самом деле устроилась поблизости от господина Огасто, потеснив свиту герцогини. Раньше в этих покоях госпожа Вейдена проводила свои мирные дни, развлекаясь вышиванием да разговорами со своими дамами – именно здесь когда-то помолвили нас с Мике, не спросивши моего мнения. Щемящая боль поселилась в сердце, но быстро ушла – слишком уж боялась я настоящего, чтобы всерьез переживать из-за прошлого.
–Вам лучше уйти, Ваша Светлость, – произнес Хорвек, уложив беспамятного Харля у стены.
Заслышав это, я выронила разом все тряпки, что держала в руках, и с размаху уселась на дорожный сундучок, также выпавший из моих рук. В то, что бывший демон мог испытывать искреннее участие по отношению к герцогине, мне никак не верилось, и, по моему разумению, отсылал он ее вовсе не потому, что тревожился из-за измученного вида госпожи Вейдены. Герцогине попросту не следовало слышать то, что собирался сказать мне Хорвек, и, признаться честно, я тоже желала бы оставаться в неведении относительно тех колдовских мерзостей, которыми полнился ум моего приятеля.
–Вы помогли нам сверх меры, – тем временем говорил Хорвек, вновь целуя руку госпожи Вейдены и принимая у нее светильник. – Ночь на исходе. День выдастся тяжелым, и вам понадобится много сил для того, чтобы выдержать гнев врага – а с сегодняшней ночи госпожа чародейка станет вашим врагом. Остерегайтесь ее, но не бойтесь. Страх заставит показать, как много вы знаете – и этого она вам не простит.
–А вы… – неуверенно промолвила госпожа Вейдена, глядя на Хорвека с тревогой. – Вы не…
–Что бы ни случилось с нами, мы не расскажем никому о вашей помощи, – серьезно ответил Хорвек, и прибавил то, от чего я вздрогнула. – Клянусь вам.
–Ах ты ж лживый бес, – пробормотала я себе под нос. С каждой минутой я убеждалась все больше в том, что беспринципность Хорвека не имеет никаких пределов и холодела от мысли, что оказалась в зависимости от существа, не принимающего во внимание ничего, кроме своих собственных тайных убеждений, устроенных так хитро, что человеку в них было нипочем не разобраться. «И ведь верно то, что в конце концов ты рехнешься, дружок, – мрачно думала я, сгорбившись и растирая холодеющие руки. – Столько беззакония человеческая голова никак не вместит!»
–Тогда прощайте, – произнесла Вейдена, глаза которой вдруг лихорадочно заблестели, а в движениях появилась болезненная порывистость. – Я никогда не смогу поверить этой рыжей девочке, принесшей столько горя в мою жизнь. Пусть боги рассудят, чего она заслуживает, но уж точно – не моей благодарности. Но вам я отчего-то верю, как будто знала всю жизнь. Вы честный человек, мне это подсказывает сердце. И если кто-то сможет спасти Огасто – так это вы!
–Да неужто?.. – сквозь зубы процедила я, но не настолько громко, чтобы герцогиня могла услышать мое ворчание. Пусть мне и хотелось сейчас выложить ей правду – что любезности ей расточает бывший демон, который безо всякого сожаления прикончил бы ее супруга, повстречайся тот на его пути при иных обстоятельствах – но толку из этого никакого не вышло бы. Только богам было ведомо, что успела вообразить о Хорвеке госпожа Вейдена – я слыхала, что благородные дамы иной раз падки на разбойников и ухитряются разглядеть в эдаких харях признаки честности и благородства устремлений.
–Я сделаю все, что в моих силах, – заверил со всей серьезностью бывший демон и поклонился так изящно, что у меня немедленно заломило спину.
Госпожа Вейдена слабо улыбнулась и отступила во тьму, растворившись в ней, словно прекрасный и печальный призрак. Харль, до сей поры спавший спокойно, вдруг всхлипнул и тоскливо вздохнул, точно почуяв, что лишился прежней покровительницы окончательно.
–Тьфу! – только и сказала я, когда Хорвек повернулся ко мне.
–Надеюсь, твое ревнивое сердце успокоится, если я скажу, что мог безо всякого душевного трепета убить эту красивую даму в любой миг нашего с ней разговора, – он вдруг опустился передо мной на одно колено, склонив голову чуть набок, точно пытаясь получше разглядеть мои глаза.
–Ревнивое?.. Убить?.. – поперхнулась я, не зная, какая часть речи бывшего демона возмутила меня больше. – И с чего бы это должно меня успокоить?!
–С того, что тебя я убить не могу, – ответил он, не отводя глаз, и я закашлялась так, что должна была непременно перебудить всех спящих ведьм и честных людей от Таммельна до моего родного Олорака. Однако, боги, казалось, хранили нас этой ночью и сонное заклятье госпожи чародейки удалось на славу.
–Да, именно так, – повторил Хорвек, взяв меня за руку. – Я не могу тебя убить, и не хочу, чтобы тебя убила чародейка. Поэтому ты должна сделать то, что я скажу.
–Так я и знала! – просипела я, пытаясь забрать руку, но он крепко ее удерживал, словно не замечая моего копошения. – Я не буду мараться об колдовство!
–Йель, посмотри на меня, – кротко попросил он, вздохнув. Это обращение, столь непохожее на его обычную насмешливую манеру, заставило меня тревожно замереть.
–Смотрю, а как же! – пробормотала я то ли сварливо, то ли смущенно, ведь не могла взять в толк, чего добивается бывший демон – ничего нового в его лице не появилось, а взгляд желтых глаз с крошечными точками зрачков отнюдь не обладал успокоительным воздействием.
–Я слабею, Йель, – произнес он негромко. – Это тело ни к чему не годно, оно не способно выдержать то, чему я вынужден его подвергать. Пока что я стою на ногах, но время истекает, и я не знаю, как долго смогу хоть чем-то тебе помогать. К тому времени, как я окончательно превращусь в развалину, ты должна оказаться как можно дальше от ведьмы.
Теперь я поняла, что хотел показать мне Хорвек: даже в неверном свете лампы было видно, как он бледен, а глаза так глубоко запали, что, казалось, их обвели копотью. Дядюшка Абсалом, окажись он здесь, непременно заявил бы, что бродягу одолевает болотная лихорадка, и попытался бы продать бывшему демону пригоршню дрянных пилюль, которые, как он всегда говаривал, точно не повредят тому, кто и так одной ногой в могиле.
–Да какой же человек выдержит безо сна, еды и питья?! – в сердцах воскликнула я, тут же ощутив приступ непрошеной жалости. – А ты человек теперь, слышишь? Но изводишь себя так, словно хочешь побыстрее отправиться на тот свет!
–Ты ведь знаешь, о чем говоришь, пусть даже не понимаешь при этом и половины, – хмыкнул Хорвек. – Чем быстрее я себя прикончу, тем лучше для всех, а в особенности – для тебя. Точнее говоря, так было бы лучше, не сцепись ты с чародейкой, которая прожила на свете куда дольше тебя и знает много такого, чего в твою голову не вложить и за сто лет.
–И хвала премудрым богам за то, – перебила его я, не удержавшись. – Моя голова – не сточная канава при городском рынке, столько дряни не вместит. Но черт с нею, с моей головой! Мне совсем не нравится то, что ты хочешь себя уморить. Быть может, согласно вашим воззрениям в людском обличье жить совершенно невмоготу – людям и самим подчас не слишком-то нравится их жизнь! – но любые законы нарушаются, если на то половчее изыскать причины. Ты порой смахиваешь на безумца, но… Я тебя не боюсь, так и знай! Только что ты сам сказал, что убить меня не сможешь…
–Пока что – не смогу, но изменения неотвратимы, – отрезал Хорвек, наконец-то отпустив мою руку. – Скоро я не вспомню об этом разговоре. И о… о прочем.
–Ни в жизнь не поверю, – упрямо возразила я. – Кривить душой не стану, я не знавала демонов раньше, однако мне сдается, что ты не так уж похож на остальных. Ты был совестливым бесом, вот что я скажу, а достоинство это и среди людей не сыщешь днем с огнем. Может, тебе самому этого и недостаточно, но мне-то хватает с лихвой, и я не желаю, чтобы ты себя преждевременно загонял в могилу. Я свое слово держу, в отличие от тебя, и вот какой зарок я дам сейчас: ежели ты все-таки спятишь и решишь меня прикончить – перед смертью я не прокляну тебя и винить не буду, чтоб мне сквозь землю сейчас провалиться!..
–Йель, твоего ума не достает на то, чтоб понимать, насколько неосторожные обещания дает твой язык, – Хорвек начал проявлять признаки нетерпения; оборот, который принял наш разговор, ему очевидно не нравился.
–Ох, да и ладно! – вскричала я, ничуть не смутившись. – Послушать тебя, так большого ума вовек не захочется. От него, видать, одна маета на душе да тоска о том, что еще даже не случилось! Лучше уж жалеть о своей глупости, чем о подлости. Так вот: я соглашусь выполнить твои указания, сколько бы чародейской ереси в них не содержалось, но при одном условии…
–Неужто спасение прекрасного герцога стало недостаточно веской причиной для сделок с собственной совестью? – нарочито удивился бывший демон.
–Прекрати поминать господина Огасто каждый раз, как тебе захочется заморочить мне голову, – я скривилась, не вполне отдавая себе отчет в том, что мне и правда не хотелось сейчас слышать о Его Светлости. – Даже рыночные нищие придумывают новые жалостливые истории, когда прежние набивают оскомину! Я пойду к ведьме и украду у нее все, что скажешь, но только если ты прекратишь над собой измываться. Рехнешься ты или нет – одним богам известно, а вот с голоду помрешь непременно, если продолжишь отказываться от еды.
–Так ты обо мне волнуешься, Йель? – протянул Хорвек, неприятно улыбаясь. – Как неразумно. Лучше бы ты беспокоилась о своих друзьях.
–Ты мне тоже не враг, что бы в твою голову не втемяшилось,– возразила я, всем своим видом показывая, что не принимаю во внимание его недовольство. – Ну, говори, что я должна сделать?
Хорвек некоторое время молчал, то усмехаясь, то хмурясь, а затем, что-то решив в уме, поднялся, заставив встать и меня. Вновь моя ладонь очутилась в его руке.
–Как я уже говорил, ты войдешь в комнату ведьмы и возьмешь три предмета, которые первыми попадутся тебе на глаза, – сказал он. – И для этого тебе потребуется обойти нити охранного заклинания, которым, несомненно, опутана вся комната.
–Глазам моим нипочем его не разглядеть, – пробормотала я, чувствуя, как оживают мои прежние опасения, исчезнувшие было во время странного спора с Хорвеком.
–Зато его разглядят глаза оборотня, – и Хорвек вложил в мою руку маленький липкий сверток. Я приглушенно взвизгнула, но он зажал мне рот ладонью, и испачканными в крови пальцами провел по моим векам, оставляя влажный след. Мне показалось, что голова закружилась от дурноты, однако тошнота быстро прошла, а видела я все хуже – глаза слезились от щемящей боли.
–Зажмурься на некоторое время, – приказал мне Хорвек. – И запомни, что я скажу: это очень опасное колдовство, кровь оборотня – яд для человека. Тебе придется поторопиться, иначе навсегда ослепнешь. Но другого способа нет. Открой глаза, и присмотрись – видишь узор заклятия?
Я, сморгнув, попыталась присмотреться – все плыло перед глазами, двоилось и сливалось в сплошную темноту, лишь иногда озаряемую красноватыми сполохами. Но спустя пару мгновений я поняла, что вижу светящиеся нити, от сияния которых глаза болели, словно их резали острой сталью. Перегораживала вход всего одна полоса – на уровне груди. Я сказала об этом Хорвеку, обливаясь слезами, и он кивнул:
–Утром к ней должны вернуться ее слуги, чтобырассказать о ночной охоте – она не станет запирать двери так, чтобы они не могли войти.
–А что там, внутри? – в памяти у меня всплыла гнусная паутина, которой была густо затянута комната бедняжки Лаурессы в монастыре. – Вдруг я не смогу обойти чары?
–Сначала войди туда, а затем уж рассуждай, – меланхолично заметил Хорвек. – Ты сама только что твердила, что не хочешь бояться того, что еще не случилось.
И действительно – именно это я и говорила, но теперь моя правота вовсе не казалась такой уж неоспоримой.
–Каждый раз, как ты подсовываешь мне свое магическое паскудство, – пробормотала я, с трудом разжав стиснутые от отвращения зубы, – то говоришь, что оно опаснее треклятой холеры. Ты нарочно подбираешь фокусы погаже, или мне просто везет?
–Волшебство – искусство хитрое, – Хорвек ничуть не пытался меня ободрить. – Пока ты слаба и ничего не умеешь, оно будет истощать твои силы и губить твое же здоровье. Если ты будешь ему старательно обучаться, то когда-нибудь сможешь колдовать, вытягивая силы из других людей. К этому должен стремиться любой человек, изучающий магию, иначе ему не суждено достичь чего-либо, кроме собственной преждевременной смерти.
–Вот оно что… – с отвращением пробормотала я, также не пытаясь изображать, будто мне пришлось по нраву это объяснение.
–Торопись, – напомнил Хорвек и подтолкнул меня ко входу в комнату чародейки. Руки так и тянулись потереть слезящиеся глаза, но я понимала, что размазывать ядовитую кровь по лицу не стоит. Руку, в которой я держала мерзкий липкий сверток, тоже начинало жечь. Нити заклинания я видела все лучше – стало быть, колдовство работало, как ему полагалось. Едва дыша от страха я поднырнула под плетение из заклятий, что запечатывало двери, и очутилась в покоях госпожи колдуньи. Петли негромко скрипнули, и мне показалось, что до моих ушей донесся чей-то далекий крик – недоброе предзнаменование!..
В огромной комнате, которую заняла ведьма, было куда светлее, чем в коридорах замка: толстые свечи, расставленные повсюду, еще не совсем догорели. Госпожа чародейка, должно быть, не любила ночную темноту: я никогда раньше не видела таких огромных свечей, сделанных из удивительного угольно-черного воска. От приторно-сладкого запаха, который заполнял комнату, меня немедленно затошнило, а от света, заливавшего покои, слезы хлынули из глаз в два ручья. Все слилось передо мной в единую смутную картину кроваво-красных оттенков, но колдовские нити ярко сияли, расчерчивая мир передо мной строгими линиями.
Я переступала их, дрожа от отвращения и испуга, и не могла взять в толк, что же мне следует делать. Хорвек говорил, что старая магия сама ведет человека, подсовывая ему нужные вещи, но я пока что не видела ровным счетом ничего, кроме красноватых бликов света. «Дьявольщина, не хочет ли это древнее безумное колдовство, чтобы я утащила с собой дубовое кресло или стол?!» – в немалом раздражении подумала я, различив впереди вышеуказанные предметы богатой обстановки. Но не успела я мысленно выругаться, как особенно яркий блик заставил меня зажмуриться.
Я заморгала, сгоняя слезы с глаз, и увидела, что на столе, выступавшем из красновато-черной мглы, словно камень из моря, лежит небольшой нож – таким обычно благородные господа вскрывают запечатанные письма. Бумаги были небрежно разбросаны по столешнице, но из-за слез я все равно не смогла бы разобрать ни единого слова – пусть даже умела бы читать так же хорошо, как бедный Мике.
Магия охраняла переписку госпожи чародейки не слишком тщательно – нити частой решеткой огораживали стол, и мне не составило труда просунуть между ними руку, чтобы взять нож. Теперь я понимала, о чем говорил Хорвек – стоило мне только увидеть безделушку, как я поняла, что она должна стать моей.
–Отлично, – прошептала я, укладывая нож в свою сумку. – Что же дальше? Веди меня, колдовство, раз уж мы с тобой сегодня друзья…
Зрение мое слабело с каждым мгновением – я не могла различить ни стен, ни потолка. Однако впереди что-то начало серебристо мерцать, словно приглашая меня идти дальше, меж светящихся колдовских узоров – их я видела куда лучше, чем настоящее убранство покоев. Нити спускались с потолка, иной раз оставаясь прямыми, а кое-где вдруг хитро извивались, походя на струи фонтанов или на лепестки диковинных цветов. Но я отчетливо видела извивистый проход между ними, оставленный, должно быть, для оборотней-слуг, и шла вперед, к блеску, казавшемуся мне все более ярким и манящим.
До поры, до времени мне не удавалось понять, что за предмет так ярко сверкает, но все мысли вылетели у меня из головы, кроме одной: мне нужно завладеть этой чудесной вещицей. Сама не заметив как, я наклонилась и жадно вытянула вперед руку, пытаясь схватить ее. Тут голова закружилась: мне показалось, что я тянусь к такой же светящейся нити, и чары просто обманули меня, чтобы заманить в ловушку. Я отпрянула, как от огня, но слезы на мгновение утихли и зрение чуть прояснилось. Дивное мерцание исходило от расшитой серебром ленты, вплетенной в черные с красным отблеском волосы: я стояла у самой кровати ведьмы, и две ее длинные косы ниспадали до самого пола. Лица же я не могла разглядеть за вышитым атласным пологом, и мне подумалось, что это к лучшему – одним богам было ведомо, какое обличье принимало это создание в ночи, окружив себя защитной магией.
–Проклятое колдовство решило надо мной всласть позабавиться, – пробурчала я едва слышно, замерев в нерешительности. Мне вовсе не хотелось касаться волос колдуньи, но я точно знала, что должна украсть именно эту ленту, а не какую-либо другую.
Охранное заклинание опутывало роскошное ложе колдуньи сверху донизу, напоминая изящную птичью клетку. Но роскошные длинные волосы чародейки нарушили границы этого убежища, и я могла бы взять ленту – если бы коснулась ее кос.
Немало отвратительных манипуляций приходилось мне проделывать, помогая дядюшке Абсалому, однако никогда еще я не испытывала такого омерзения, как от прикосновения к шелковым волосам ведьмы. О, никогда я еще не касалась таких мягких и блестящих прядей, но мне казалось, что я копошусь в шерсти какой-то лежалой падали. Узел на ленте давно уж распустился, мне не пришлось долго возиться, хоть одна моя рука и была занята. Слабый вздох донесся из-за полога, и от страха я подалась назад так, что уселась на пол, сжимая ленту.
«Чары, подсуньте мне побыстрее третий подарок, пока мое сердце не лопнуло от ужаса!» – взмолилась я, но вместо третьего заветного предмета вдруг различила нечто другое, и от волнения чуть не вскрикнула. У самой кровати, на пестром ковре лежал беспамятный Мике. До того я не могла угадать даже темный силуэт на полу, а сейчас ясно видела бледное лицо с посиневшими губами. Он спал – тревожно и тяжело дыша, как будто в лихорадке, и к нему тянулось сразу несколько переплетенных между собой нитей, как будто присосавшихся к глазам и сердцу бедного юноши.
–Ох, бедолага! – беззвучно произнесла я, от бессилия стукнув кулаком по полу. Мике был надежно прикован к ведьме и разорвать эти цепи означало бы выдать себя. Но для чего-то магия показала мне его!
Я неловко подползла к юноше, с жалостью замечая все новые признаки крайней изможденности в его лице. Запястья его рук оказались перебинтованы, и я вспомнила, как оборотень говорил, что уже пробовал кровь нового пленника колдуньи. Мике спал у ее кровати, словно ручное животное, и поганое колдовство даже сейчас тянуло из него силу…
–Прости меня, – прошептала я, склонившись над ним. – О, как я перед тобой виновата!
И, сама не сознавая, что делаю, я поцеловала его в холодные, почти черные губы.
Вначале ничего не произошло, а затем он глубоко вздохнул, словно с его груди сняли тяжелый камень, и одна из волшебных нитей, ведущих к его сердцу, осыпалась мельчайшей звездной пылью. Нет, она была далеко не единственной, и проклятая паутина все еще крепко привязывала пленника к колдунье, но этот явный знак того, что мне удалось немного помочь Мике, заставил и меня перевести дух с облегчением.
Оставлять бедного Кориуса-младшего в руках ведьмы, конечно же, было подлым и малодушным решением. «Пусть! – с отвращением сказала я самой себе, поднимаясь, и делая шаг назад. – Пусть я буду гадкой предательницей! Да, честнее было бы остаться вместе с теми, кто страдает из-за моей глупости, и принять заслуженное наказание. Но если существует хоть какая-то возможность прикончить чародейку – я ею воспользуюсь! И пусть никто из них со мной не заговорит, не простит и знать не пожелает…»
Старое колдовство, за которым оставался еще один должок, не спешило давать мне последнюю подсказку. Я вертела головой, принюхивалась, и даже обращалась с беззвучной речью к высшим силам, отвечающим за чародейские дела, но тщетно. Ничто больше не сверкало и не казалось странно притягательным. Волнение истощило мое терпение, и я решила, что древняя магия наказывает меня за то, что я не спасла Мике, так что украсть третий заветный предмет мне не удастся.
Черные свечи горели все более чадно, и лужицы черного воска растекались повсюду, напоминая темную кровь – как та, что залила сегодня ночью пол библиотеки. Я замерла, уставившись на черные огарки, а затем, хлопнув себя по лбу, бросила один, помельче, в свою сумку.
–Если уж не это, то вообразить не могу, чего от меня надобно! – прошипела я, и торопливо юркнула к двери, ежесекундно опасаясь услышать, как за моей спиной раздастся повелительный женский голос и колдовские нити изрежут мое тело так же, как изрезали глаза.
Хорвек ждал меня у двери, и я, почти ничего не видя перед собой, едва не сбила его с ног, выронив при этом гадкий кровавый сверток. Он устоял, перехватил меня покрепче, и безо всякого предупреждения плеснул мне в лицо водой из фляжки. Я закашлялась, попыталась вырваться, но он не отпускал меня, пока не умыл, как следует. Остатки воды он вылил на мои руки, и только тогда я сообразила, что бывший демон торопился смыть с моего лица кровь оборотня, чтобы яд не успел подействовать слишком сильно.
–Я нашла!.. – смогла вымолвить я, сдавленно кашляя и сипя, но Хорвек отмахнулся:
–Твои находки – твоя добыча, мне не стоит смотреть на них или касаться. Ошиблась ли ты или нет – вскоре узнаем. У нас все равно нет времени на исправление ошибок. Светает. Нам нужно уходить, пока к госпоже чародейке не явились на поклон ее слуги.
Мне все еще казалось, будто в глаза насыпали песка, но идти вслед за светом лампы я уже могла. Хорвек вновь взвалил на себя спящего Харля, а мне, разумеется, достались тряпки и распроклятый дорожный сундучок, казавшийся мне все тяжелее. Отойдя от покоев ведьмы, мы принялись наряжаться, забившись в укромный угол. К счастью, обе почтенные дамы, которых мы ограбили нынче ночью, отличались тучностью сложения, оттого наряды их мы могли надеть поверх нашей обычной одежды за вычетом курток, которые пошли в дорожный сундучок. Однако на этом хорошие новости закончились и вскоре невозмутимость бывшего демона поколебалась: он чертыхался сквозь зубы, пытаясь влезть в старомодное платье, изобилующее нарядными оборками, шнурками и лентами, которые цеплялись за его побрякушки, словно желая отомстить дерзкому вору мелкими пакостями. Я тем временем безуспешно хлопала по щекам сонного Харля и щипала его за уши. Хоть рассвет и близился – а вместе с ним приходил конец и сонным чарам – но мальчишка все равно походил на беспробудного пьяницу и никак не мог встать на ноги.
Беспомощно выругавшись, я оставила его в покое. У платья, которое досталось на мою долю, одним только рукавам полагалось волочиться вслед за своей хозяйкой, точно раздвоенному драконьему хвосту, и они немедленно спутались в мертвый узел, полностью меня обездвижив. Хорвек, сумевший кое-как совладать со своим облачением, пришел мне на помощь. Жесткие лифы, которые у нас не было времени зашнуровать, топорщились, вкривь и вкось натянутые поверх другой одежды, но нарядные дорожные плащи с огромными пелеринами прикрыли эти признаки неопрятности, никак не свойственной почтенным пожилым дамам. За густой вуалью, спускающейся с огромного чепца, было не разглядеть разбойничьей рожи Хорвека; такая же вуаль спрятала и мое глупое юное лицо.
Вдвоем мы с трудом нарядили в платье служанки Харля, валившегося на пол, точно чучело, набитое соломой.
–Да постой же ты, мерзавец! – шипела я, одергивая подол серого суконного платья, которое было откровенно велико тощему мальчишке. – Провалиться в преисподнюю всем магам и колдунам! Ты и без сонных чар был туп, как дубовое полено, а сейчас и подавно ума лишился. Как можно спать, если знаешь, что по твою голову на рассвете придет целая стая оборотней?
–Оборотни?! – охнул Харль, взгляд которого на мгновение прояснился, но тут же вновь глаза его сошлись у переносицы.
–Оборотни! – ленты чепца трещали – так яростно я завязывала их под острым исцарапанным подбородком мальчишки. – Вурдалаки! С огромными зубами! Каждый клык – как кинжал! Ненасытные кровопийцы, которым только и подавай, что человечью требуху. Они почуют твой запах за версту, и найдут, где бы ты ни спрятался – даже в исповедальне храма! Кровь твою выпьют, кости обглодают, притащат ведьме, а уж она их истолчет и сварит снадобье от которого посередь Таммельна разверзнется преисподняя, полнехонькая уродливых демонов, гаже которых и в выгребной яме ничего не найдешь, хоть с головой туда нырни!..
Последние мои слова заставили Хорвека закашляться, но я решила, что мой приятель слишком умен для того, чтобы всерьез обижаться на правду – прежняя его телесная оболочка, болтающаяся ныне на виселице, и впрямь вряд ли могла порадовать человеческий глаз.
–Ох! – выдохнул мальчишка, на которого ужас оказал воистину прекрасное бодрящее воздействие, одолевшее даже чары колдуньи. – Да что же ты со мной творишь, полоумная Фейн? Что за дурацкий наряд на тебе? Отчего я обряжен в бабское тряпье? Где мы?..
–Все еще во дворце, и это очень, очень плохо! – я тащила Харля за собой, указывая одновременно путь Хорвеку, от нелепого вида которого в другое время я хохотала бы до упаду, посчитав диковиной вроде бородатых тетушек из бродячего цирка. Вуаль, отброшенная назад, развевалась, точно подвенечная фата, и лихое смуглое лицо, обрамленное кружевами, казалось еще более злодейским, чем обычно. Бывшего демона, казалось, не слишком смущала собственная внешняя нелепость, и даже в старомодном дамском наряде он двигался ловко, с неожиданным изяществом, которое не было, увы, свойственно ни мне, ни Харлю. Мы с мальчишкой то наступали друг другу на подолы, то толкались локтями, роняя по очереди дорожный сундучок, переходивший из рук в руки, и все время подтягивали кверху свои платья, опасаясь их потерять на бегу.
