Текст книги "Уйти вместе с ветром"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Екатерина Мурашова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11
ВЛЕЧЕНИЕ

«Сама виновата, идиотка! – бранила себя Тина. – Надо было учить этот дурацкий английский!.. Но кто же знал?..»

Вальтер улыбался так, что хотелось взять его улыбку с собой, как сувенир, и поставить на полочку в серванте.

Алла переводила, не поднимая глаз и чуть заикаясь на первом слоге, но, впрочем, вполне уверенно.

Гюнтер старался говорить по-английски простыми словами, помогая себе и слушателям жестами, а Вальтер всё время сбивался на распространённые предложения. Тина с гордостью решила, что он вообще выглядит умнее, начитаннее и интеллигентнее своего товарища. Она именно так и подумала: «интеллигентнее» – и сама себе удивилась. С каких это пор её такое прикалывает?

– Вы любите ловить рыбу?

– Нет, мы не очень любим ловить рыбу.

– Должно быть, ваш дедушка любит…

– Нет, герр Золлингер тоже никогда не ловит… не ловил рыбу…

– Вот у нас в группе два шведа, – вмешался Вальтер. – Они настоящие рыболовы, без дураков – да! Они друзья с детства, много лет ездят в отпуск по разным странам и везде ловят рыбу, ведут тетрадки, всё записывают, взвешивают улов. Кто победит, тот и оплачивает следующую поездку. Говорят, шведы такие невозмутимые, но, когда доходит до рыбы, они очень азартные – да! А в остальном – нет! А ещё Тельма, женщина из Норвегии, она с ними…

В этом месте Алла сбилась, потеряв нить повествования, и Гюнтер дёрнул товарища за рукав. Вальтер, смешавшись, пробормотал «sorry», замолчал и улыбнулся Тине. Алла смотрела себе под ноги и улыбки не увидела.

– Но, если вы не ловите рыбу, почему же вы и дедушка приехали в это место? С этими людьми? Они все приехали сюда ловить рыбу.

– Да, мы не хотели ловить рыбу. Это есть наша загадка.

– Ваша загадка? Мы не понимаем.

– Если человек приезжает ловить рыбу, но не ловит рыбу, значит, он делает что-то другое. Это есть так?

– Значит, вы не собираетесь ловить рыбу?

Тина закатила глаза и заскрипела зубами от досады. Ей показалось, что от самого словосочетания «ловить рыбу», произнесённого на любом языке, у неё скоро начнёт расти чешуя.

– Алка, всё, хватит! – по-русски сказала она и обратилась к Вальтеру напрямую, тщательно подбирая английские слова. – Ты уже был осматривать христианскую церковь? Это есть памятник архитектуры. Я предлагаю тебе её осматривать вместе. Я не могу ещё говорить про «ловить рыбу». Это есть понятно для тебя?

– О! Конечно! – темпераментно воскликнул Вальтер и быстро сказал что-то по-немецки Гюнтеру. – «Ловить рыбу» – нет! Данная церковь – это замечательный памятник архитектуры, расположенный в очень красивом месте и удивительно точно вписанный в ландшафт. Я очень хотел осмотреть его в обществе очаровательной фройляйн Кристины… и Аллы.

– Алка не пойдёт! – отрезала Тина. – У неё дел много.

Уходя вместе с Вальтером, Тина услышала и даже поняла, как Гюнтер осведомляется у Аллы о цели их путешествия. Услышала и ответ:

– Цель нашего путешествия – туризм по пространствам нашей родной страны…

Уфолог Зинаида… нет, не икала оттого, что её на разные лады вспоминали питерские путешественники. Все тонкие воздействия, если даже и имели место, без остатка сгорали в огне владевшего Зинаидой бешенства. Она не была патологически вспыльчивой дамой, но человеческая тупость, неумение видеть дальше собственного носа и нежелание замечать очевидное с неизменным успехом выводили её из себя. Она ещё была согласна стерпеть, когда эту самую тупость проявляли домохозяйки, политики или менеджеры по продажам никому не нужных вещей. От этой публики чего ещё ждать? Но чтобы такие же пенки выдавали собственные сподвижники? Как-бы-единомышленники, от которых она вправе была ожидать понимания?! Способности выступить единым фронтом в критический момент? Переломный, быть может, для всей человеческой истории?!

– Слушайте, Аркадий, ну вы-то должны понимать, что ни о каких снежных людях больше не может быть речи! Возможно, где-то они действительно встречаются, но то, что происходит в здешних местах, явно имеет внеземное происхождение!

– С чего ты взяла? – пожал плечами её собеседник, крупный флегматичный мужчина, в миру – инженер-электронщик. – Никаких тарелок и прочего, насколько я понял, здесь последнее время не замечалось. Взрывов не было, зелёные человечки не десантировались…

– Но при чём тут ваши реликтовые обезьяны?!

– Может, и обезьяны, но с выраженными паранормальными способностями. Вот гринписовцы, кстати, молодцы, конкретно мыслят. Они сразу сказали: надо охранять…

– Аркадий! Как руководитель экспедиции, я категорически запрещаю с ними откровенничать. Только чисто формальные контакты! Здравствуйте – до свидания! Они все, кроме одного, иностранцы, и ещё неизвестно, на кого в действительности работают. Может, Гринпис вообще только прикрытие! Первый внеземной контакт должен состояться на российской территории и на русском языке…

– Зинаида, ты что?! – Аркадий постучал себя по лбу толстым согнутым пальцем. – Совсем, мать, рехнулась? Прикрытие? На кого они, по-твоему, могут работать? На ЦРУ? На доктора Зло? Или уж сразу на галактическую разведку? Пока больше похоже, что они к нам с открытой душой, а мы им: «У советских собственная гордость»! Они за «природу вообще», на всей земле! Ты небось сама и с немецкими, и с американскими уфологами по Инету переписываешься и на форумах базаришь…

– Лучше вспомните, Аркадий, сколько всего у них до сих пор засекречено!

– А у нас?

– Вот-вот. Есть границы, кто бы там что ни говорил. Сейчас очень ответственный момент! Надо сплотить ряды и поменьше хлопать ушами! Снежных людей отставить до лучших времён. В крайнем случае использовать как отговорку при контактах с гринписовцами…

Аркадий усмехнулся и почесал затылок:

– Ну, мать, ты прямо, блин, фюрер.

Пыл Зинаиды вязнул в его спокойном добродушии, как удары детских кулачков – в необъятной перине. Можно было ещё вспомнить мягкую комнату, бушуя в которой, душевнобольной не может повредить ни комнату, ни себя, но это сравнение Зинаиде не нравилось.

Уфологией Аркадий увлекался с детства. Точно так, как другие заболевают коллекционированием марок или открыток. Начало увлечению положила найденная на антресолях слепая репринтная копия отчёта экспедиции за снежными людьми, предпринятой каким-то профессором Дановым годах в семидесятых прошлого века. В отчёте говорилось, что до триумфальной поимки чудовища учёным оставался буквально один шаг. Аркадий подумал и решил этот шаг совершить. Когда-нибудь, в будущем. Это тщательно взвешенное намерение показалось ему, как теперь говорили, прикольным. По крайней мере, сразу выделило толстого, не особенно лихого подростка из толпы сверстников. В снежном человеке, в его подробно описываемых привычках и даже во внешнем облике Аркадию мерещилось нечто родственное. Каждому хочется быть особенным, и он временами задумывался: «А вдруг? Вот пошла, скажем, моя прапрабабушка за грибами и заблудилась. И уже решила, что так и погибнет, но тут…»

Спустя годы он познакомился с людьми, которые имели сходные интересы. Они показались ему забавными, с ними было не скучно. К тому же, в отличие от некоторых, уфологи почти не пили водку и мало говорили о деньгах и футболе. А в каких путешествиях он проводил отпуска!.. Вот только придуманная в детстве цель – поимка снежного человека – стала его всё больше смущать. «Ну, поймаем – и что? На опыты отдадим?.. Жалко ведь. Да ещё если вдруг в самом деле прапра…»

Утешало то, что поимка вполне могла и не состояться. В конце концов Аркадий сказал себе, что главное – не цель, а процесс, и с прежним энтузиазмом отдавался детскому увлечению.

Этим летом одни и те же вполне расплывчатые слухи привели на Кольский по сути две группы уфологов. Одни – и среди прочих Аркадий – привычно собирались ловить неизвестного науке гоминида. Другие, руководимые «фюрером» Зинаидой, не менее привычно имели в виду вступить в контакт с внеземной цивилизацией. Теперь вот она призывала сплотить ряды перед лицом неведомого. Да ещё обвиняла Аркадия в неумении обозревать перспективу. Он кивал, а про себя по обыкновению думал: «Ну сплотимся, а дальше-то что?»

Ответа не было. Ни у кого.

По возрасту он успел застать излёт социализма, «пятилетку пышных похорон» и то, как советских людей каждый раз призывали ещё теснее сплотить те самые ряды. Мальчишкой он поневоле задумывался: куда уже, ведь в тесноте двигаться не получится?..

Бодрые гринписовцы привлекали Аркадия тем, что подобных вопросов у них, кажется, не возникало…

Небольшая шустрая речка мелко растекалась по разноцветным камешкам, впадая в сонное море. Под камешками прятались крошечные камбалы, похожие на пятаки. На высоком берегу возле самого устья когда-то стоял дом. Теперь можжевельники, как свечи неведомого культа, окружали пустой фундамент. В почерневших развалинах траурно багровел иван-чай. Тина подошла посмотреть, споткнулась о камень в траве и ушибла большой палец ноги. Боль была вполне терпимой, но из глаз неожиданно потекло. Накатила детская обида: никому и дела нет, никто не пожалеет… Кто должен пожалеть? Как? С какой стати? Никто и не знает, никого и рядом нет…

«Что-то со мной происходит, – призналась себе Тина. – Раньше такого не было!»

Вспомнила свои же – весьма необычные – мысли про интеллигентность. А если этот камешек – что-то вроде радиоактивного паучка, который цапнул Питера Паркера, сделав из него Спайдермена? Тина представила, что вдруг начнёт зубрить в школе, делать уроки, говорить внятно и вежливо. Через сколько-то лет станет физиком, как Александра. Поджарой сухой тёткой, перетянутой в талии, с осколками стекла в мозгах и во взгляде…

Представив эту картину, девочка улыбнулась сквозь слёзы.

«А может, всё из-за Вальтера?»

Поразмыслила. И честно ответила сама себе:

«Нет. Вальтер здесь, кажется, ни при чём…»

– Послушай, я хотела…

Кирилл вздрогнул и оторвался от компьютера. Глаза в длинных ресницах показались Алле ощетинившимися зверюшками, наверное, потому, что смотрел Кирилл насторожённо. Вопросительно тявкнул вскочивший на заднем сиденье Монморанси. Пёсик, разумеется, Аллу узнал, но непорядок надо было отметить.

– Я хотела поговорить с тобой про немцев…

– Со мной? – удивился Кирилл.

При этом его пальцы продолжали вслепую порхать по клавишам ноутбука. На экране стремительно появлялись и гасли какие-то рамки, иконки. У Аллы зарябило в глазах. Ко всему прочему, его руки действовали каждая сама по себе. Ни дать ни взять отдельные существа. «Да он весь какой-то… отдельный, – неожиданно подумала девочка, в принципе не склонная к психологическим изыскам. – В смысле, разделённый на комнаты. На отсеки, словно подводная лодка. В каком отсеке живёт его душа? Интересно, а сам-то он знает?»

– Почему со мной? – повторил Кирилл. – Не с Кристиной? Не с Аликом?

Руки всё так же порхали. Работа с компьютером лишь чуть замедляла его речь. Алла, которую учили, что так себя вести очень невежливо, успела пожалеть, что вообще к нему подошла. Однако всё-таки пояснила:

– Тина влюблена в Вальтера. А Виталик ещё маленький.

Кирилл помолчал. Покосился на экран ноутбука. Потом убрал наконец руки с клавиатуры и сказал:

– Хорошо. Я тебя слушаю.

Алла прилипла к дверце, стараясь разглядеть лицо Кирилла хотя бы в зеркале. Отворачиваться, когда с тобой разговаривают, тоже очень невежливо. Будь она как следует уверена в себе, она тут и ушла бы. Но ей казалось слишком важным поговорить, а уверенности не хватало.

– Понимаешь, Кристина с Вальтером всё время за руки держатся, а мы с Гюнтером – просто так ходим, – волнуясь, начала она объяснять. – Разговариваем по-английски. Гюнтер сказал, я неплохо говорю, только не разговорным языком, а скорее книжным… А сегодня… Он начал рассказывать, что Гитлер был великий человек, просто его не так понимали… Или не все понимали…

Разволновавшись, Алла задохнулась и замолчала.

– А в истории все великие такие, – равнодушно проговорил Кирилл. – Александр Македонский, Чингисхан, Наполеон… Кто больше народу угробил, тот и великий. Просто они были давно. Пройдёт тысяча лет – и Гитлер будет великий.

– Но как же… война, фашисты…

– Ну, у нас тоже всякое было. Если по модулю – и у них, и у нас великое получается. А если по знаку оценивать – так это с какой стороны посмотреть… Ну, мы тогда победили, конечно…

– Кирилл, ты что?! Гитлер… это же концлагеря… евреи… холокост…

– Ну да. У нас некоторые кадры считают, что Сталина оговорили, у них – что Гитлера. Мне, если честно, вникать в лом. А тебе-то чего?

– Я – еврейка, – растерянно сказала Алла.

Её родители были из тех, которые про других евреев говорят не «мы», а «они». Когда у Аллы произошло национальное самоопределение, она попыталась выяснить у мамы с папой, что это значило и почему она, всю жизнь говорившая по-русски, вдруг оказалась еврейкой. Родители – Алла не могла понять почему – отреагировали так, словно она официально заявила им о намерении попробовать героин. Когда всё улеглось, девочка надумала разобраться, как привыкла, по книгам. Она уже представляла себе, как станет настоящей правоверной еврейкой, начнёт блюсти кашрут и субботу… Увы, дело оказалось неожиданно сложным, требующим немалой стойкости и духовной работы, и в какой-то момент Алла осознала, что не готова. С той поры у неё осталась лишь звёздочка-могиндовид, хранимая в кошельке. И тягостное чувство вины: «Вот, и это у меня не получилось, никуда я не гожусь».

– Я-то к тебе привык, да мне и дела особого нет, ты вот у Тинки спроси, – усмехнулся между тем Кирилл. – Сдаётся мне, ей время от времени тебя пристукнуть охота…

Алла так и ахнула:

– Неужели из-за того, что я?..

– Нет, – вздохнул Кирилл и впервые взглянул прямо на девочку. Глаза-зверюшки смеялись. – Я думаю, всё же из-за другого… А что, этот Гюнтер… он тебе угрожал?

Алла смутилась, опустила взгляд.

– Да нет, что ты… Я просто подумала: как он может? Про Гитлера… Он мне ещё что-то такое рассказывал, мистическое… Я не очень поняла… А почему ты сказал, что ты – привык?

– Так я в спецфизматшколе учусь, – усмехнулся юноша. – У нас там я как бы не единственный хотя бы по папе ариец…

– Я думаю, – сказала Алла, – Вальтер и Гюнтер ведь друзья. Значит, наверное, у них и мнения одинаковые. Ну, про историю. А как же Тина с ним…

– Господи, да это всё сто лет назад было, – поморщился Кирилл. – Давно и неправда. А Тина твоя, скорее всего, вообще не в курсе, кто с кем тогда воевал…

– Ты думаешь, я всё придумываю? – потупилась Алла. – Усложняю?

– Точно, – сказал Кирилл, и его автономные пальцы снова забегали по клавиатуре. – А что касается немцев… Если хочешь знать, по мне, вся штука вовсе не в Гюнтере с Вальтером.

– А в чём же? – удивилась Алла.

– В дедушке, – уверенно сказал Кирилл. – В господине Фридрихе Золлингере… Если бы Интернет фурычил, я бы про него поискал. И знаешь, сто пудов – что-то нашлось бы…

На корме ярко раскрашенного катера лежал синий мат с эмблемой Гринписа. На мате, выпрямив спину, в позе лотоса сидела изящная, как ящерка на солнце, француженка Эдит. Москвич Альберт стоял у борта, держась загорелой рукой за леер. Разговаривали по-английски. Чайки сидели на скользких камнях и требовательно кричали: Эдит уже третий день кормила их остатками ужина.

– Ты чувствуешь: что-то в воздухе? – Эдит помахала тонкими пальцами и улыбнулась. – Хорошо, что мы оказались тут.

Альберт смотрел на завиток волос у неё на шее и злился непонятно на кого. Вся картинка виделась ему как бы со стороны и до тошноты напоминала не то кадр из мыльного сериала, не то рекламный плакат туристической фирмы.

– Здесь, за полярным кругом, всё время ощущаешь словно бы чьё-то внимание. Хочется понять, – продолжала Эдит. – Я говорила со всеми, с кем удалось. С местными жителями, с уфологами, которые приехали незадолго до нас. Инженер из Петербурга сказал мне, это всегда чувствуется там, где Земля содержит руды с металлом, потому что металл пишет влияние космоса на нашу жизнь…

– Охота тебе, – буркнул Альберт. – Они все с приветом.

– Не надо так говорить, – с мягкой укоризной проговорила Эдит. – Мир имеет много граней. Кто похвалится, что изучил их все?.. Мне вот кажется, что дело не в металле. Я как будто бы чувствую присутствие мятущихся душ…

– Здесь лагеря были, – подумав, сказал Альберт.

– А! Я знаю! Солженицын! Архипелаг ГУЛАГ! – с энтузиазмом воскликнула Эдит.

Альберт поморщился. Когда доходило до российской истории, европейские коллеги бывали прямолинейны и бесцеремонны. Это всегда раздражало и обескураживало его. В основном потому, что возразить было как бы и нечего…

– Здешние жители чего-то боятся и уж во всяком случае никому не доверяют, – перевёл разговор Альберт.

– Разве только местному лидеру, месье Порядину, – уточнила Эдит. – Я не поняла, он из профсоюзов или из муниципалитета. Но ему верят. А мне, наивной иностранке, такие сказки рассказывали… – Женщина улыбнулась, отчего возле глаз собрались лучики-морщинки. Эти морщинки разом и выдавали истинный возраст Эдит, и украшали её, скрадывая некоторую кукольность облика. – Например, про карликов, которые живут под землёй и добывают тот самый металл. Народ лопарей называет их сайвок. В тихую погоду можно услышать из-под земли их голоса и стук инструментов. У нас во Франции в горных деревнях существуют такие же поверья… А ещё в гостинице живут очень симпатичные рыболовы. Наши, из Европы. Ветхий немецкий дедушка с внуками. Я удивлена: неужели он до сих пор рыбачит? А те двое шведов! – Эдит рассмеялась. – Они пытались ухаживать за мной, рассуждая о тонкостях ловли форели…

Настроение у Альберта испортилось окончательно. Он видел обоих «ухажёров» на реке, где те договаривались о найме лодки для морской рыбалки. Два центнера мышц и костей. Плюс снаряжения тысяч на десять-двенадцать долларов. Читают небось исключительно рыболовные журналы, смотрят по телевизору шведский аналог «Диалогов о рыбалке». Убивают на потеху редких рыб. Или калечат и отпускают – это у европейских рыбаков считается современным и экологичным. Рыбы от боли не кричат, значит, их можно снимать с крючка и с разорванной губой (если не глоткой) выкидывать назад в воду. Поднял на дыбу, отпустил, снова поднял… И при этом для Эдит шведы и немцы – «наши, европейцы». А мы – дикари. Варвары. Азиаты. Ну и пускай.

– Меня волнуют военные, – сообщил он Эдит. – Как бы не попросили нас убраться отсюда…

– Мы не подчинимся. Не в первый раз.

– Погрузят насильно и вывезут на военном вертолёте, – не без тайного удовольствия сказал Альберт. – Весь Кольский совсем недавно был закрытым районом. Мигом что-нибудь придумают про национальные интересы и… В общем, здесь не Европа, Эдит.

– Но ведь и не Ирак, Альберт? Не Афганистан? Не Сомали?

«И не ваша Франция, где цыган выдворяют…» – мог бы ответить Альберт, но вместо этого вспомнил прекрасно известные ему эпизоды биографии Эдит. Огонь, вода, медные трубы и чёртовы зубы. Ему самому такой богатой биографии не досталось. Тем не менее Альберт натурально боялся за неё. Здесь и сейчас.

«Потому что я – мужчина», объяснил он себе.

Эдит смотрела так, словно без труда читала его мысли.

«Но я же по-русски… откуда она… Господи, что я несу!»

Лукавое полярное солнце делало вид, будто собиралось закатиться за горизонт. Эдит расплела ноги и пружинисто поднялась. Привстала на цыпочки, вскинула руки, потянулась с синего мата к золотистому небу. Небо льнуло к её пальцам.

– Надо пойти покормить чаек, – сказала она. – Нехорошо обманывать ожидания…

Алла сама не знала, зачем и куда пошла по тропинке. Все в лагере и в деревне были заняты чем-то важным. О чём-то думали, что-то решали. Даже дети. Виталик, как всегда, что-то вынюхивал и выслушивал среди взрослых. Кирилл копался в компьютере, пытаясь наладить Интернет. Тина вообще не касалась земли, переживая свои отношения с Вальтером…

И только от Аллы, как всегда, ничего не зависело.

Никто у неё ничего не спрашивал.

То ли есть она, то ли совсем нету…

Хватятся ли, если она исчезнет совсем?

Речка уходила всё глубже в каньон, сосны и берёзы шумели и размахивали ветвями, казалось, ссорились. А может, и не казалось. Берёзы хлестали по ёлкам тонкими плакучими ветками. Те молча терпели, зная, что всё равно в итоге возьмут верх. Тёплый ветер почему-то нёс запах свежего хлеба…

Алла спустилась вниз, хватаясь за корни деревьев и кустики водяники, и не торопясь двинулась дальше, то перешагивая, то перепрыгивая с камня на камень. Река у берега была мелкой, так что провалиться она не боялась. Иногда воды касался лучик вечернего солнца, и тогда речка как будто хихикала. Алле казалось, что она видела и слышала её смех. Речка была девчонкой-первоклассницей, веснушчатой, с коленками, перемазанными зелёнкой, с задорно торчащими косичками. Образ, по обыкновению, получался книжный. Алла сама такой девочкой не была. И никогда даже не зналась с такими.

Вдоль речки росли высокие папоротники, изысканные и утончённые, как чопорные взрослые родственники, от которых сбегала веснушчатая девочка-речка. От папоротников веяло прохладой и туманом. Осознав, что в зелёном коридоре действительно собирался туман и к тому же начинало постепенно темнеть, Алла хотела повернуть обратно. Однако почему-то передумала. Кого здесь бояться?

Постепенно она приноровилась идти по камням, промокшие ноги уже не скользили по водорослям, наоборот, словно сами собой выбирали, куда ступить. Лишь слегка ныла косточка на щиколотке, ушибленная в начале пути.

«Уж не такая я неуклюжая, как все считают», – с лёгким удивлением сказала себе Алла.

Каньон сделал поворот, и вместе с ним – речка. За поворотом пряталась темнота. Впереди речку неторопливо перешла по камням какая-то тень. То ли крупный кот, то ли кто-то ещё… Зверь? Какой? Алла вспомнила давнее посещение зоопарка. Барсуки, выдры, росомахи… Они здесь водятся или нет? А на людей нападают?

На излучине среди мелких камней виднелся тёмный холмик. Сумерки скрадывали очертания, но что-то неуловимо подсказывало: это сидел кто-то живой. Алла опять подумала о звере, но существо шевельнулось как-то очень по-человечески, и Алла почти весело подумала: «А вот и девочка-речка! С зелёнкой и веснушками!»

Сразу за этой мыслью внезапно накатил страх.

Алла вдруг поняла, что всё время шла именно сюда. И что здесь её ждали. Кто? Зачем?! Что она должна или не должна была сделать?..

Алла как-то сразу устала и, остановившись, принялась ждать, что будет.

– Иди сюда… – то ли услышала, то ли иным путём уловила она голос, звавший её.

Алла пошла вперёд. Невысокая фигурка, в которой угадывалось что-то неуловимо знакомое, постепенно распрямлялась навстречу.

Алла боялась поверить и только ускоряла шаг. Сердце колотилось в горле, не пропуская воздух в лёгкие.

Сумерки, казалось, сгущались с каждой секундой, обволакивая происходящее, делая невозможное возможным. Фигурка среди камней выпрямилась окончательно, стало видно бледное лицо, тёмные прямые волосы до плеч…

– Это ты-ы-ы?! – хрипло, протяжно крикнула Алла.

И тут же поскользнулась.

Упала на четвереньки, вскинула мокрое лицо…

Существо сделало три коротких точных прыжка, оказавшись совсем рядом. Алла зажмурилась и застыла. Мгновение, другое – и она ощутила осторожные прикосновения к волосам, к спине, к плечу… наконец тонкие пальцы пробежали по лицу. Прикосновения были тёплыми и совсем не страшными…

Знакомыми или забытыми давным-давно?

– Откуда ты здесь? Тебя же нет… – без голоса прошептала девочка.

Открыла глаза и заглянула в склонившееся к ней лицо, обрамлённое тёмными волосами…

Страшно закричала и потеряла сознание.

Очнувшись, Алла некоторое время лежала крепко зажмурившись и баюкала себя мыслью о заболевании с высокой температурой и бредом. Несколько лет назад у неё случился жестокий грипп, температура зашкаливала за сорок. Она помнила, как окно съезжало на потолок, а в нём кружилась берёза. Так, может быть, и теперь…

Однако нельзя было без конца лежать и прятаться за закрытыми веками. Тем более Алла слышала уютное потрескивание и осязала явственное тепло. Она открыла глаза.

Картина оказалась на удивление мирной.

Между камнями горел небольшой костерок. В консервной банке закипала вода, в ней плавали листья – судя по запаху, брусничные и черничные. Три выпотрошенные рыбёшки жарились на палочках. Сидевший на корточках мальчик осторожно поворачивал их то одним, то другим боком к огню. Сама Алла лежала на мягкой подстилке из папоротника.

Удивительно, но мальчик, возившийся у костра, был ей знаком. Напрягшись, она даже вспомнила его имя, вернее, кличку: Букашка. Один из тех двух беспризорников, которых тётя Сандра кормила обедом на автозаправке.

Алла чуть-чуть пошевелилась, и мальчик тут же к ней обернулся.

– А, очнулась, – удовлетворённо сказал он и тут же спросил: – А хлеба у тебя там случайно нету? – Руки у него были заняты, и мальчик указал взглядом на Аллину сумку, лежавшую на камне. – Если мокрый, это ништяк, на огне высушим. А то у нас, сама видишь, – рыба с чаем…

– Нет, хлеба я не захватила, я же не знала… – приподнимаясь на локте и силясь что-то сообразить, ответила Алла. – Кажется, была шоколадка…

– Тоже дело, – одобрил Букашка. – Так я возьму?

– Конечно. – Алла кивнула. «А почему, собственно, ты сразу не выпотрошил сумку, пока я валялась без памяти? Странный беспризорник…» – А где ты меня нашёл? – в свою очередь спросила она.

– В речке, где ж ещё? – вроде бы удивился Букашка. – Я думал, ты поскользнулась и головой шандарахнулась. Ну и вырубилась. А что, разве не так было? Ты, наверно, не помнишь?

Алла покачала головой. В голове от уха к уху тяжело переливалась мутная жижа. Букашка деловито слизывал с обёртки размокшую шоколадку.

– Нет, – сказала она. – Я помню. Только я не шандарахнулась…

Алла редко говорила о себе с реальными, не виртуально-компьютерными людьми. Тем не менее откровенничать с Букашкой почему-то казалось самым естественным делом.

– Меня словно привели сюда из посёлка, – объяснила она. – А потом показали такое, чего не может быть. Вот я со страху и гикнулась.

Алла ожидала, что Букашка удивится, может быть, испугается, начнёт задавать вопросы. А то и посмеётся над ней. Но он только пожал узкими плечами:

– А-а! Тебя, значит, тоже позвали. Вот оно что… – Букашка оглядел рыбёшек со всех сторон, осторожно, за палочки снял с огня и выложил на камень. Потом подложил в костёр ещё два полусгнивших полешка. – Иди сюда поближе, погрейся, – предложил он. – Опять же поешь и кипяточку горячего похлебай. Ты вся мокрая, простудишься.

Алла подобралась к огню, села как-то боком, в нелепой, неуловимо собачьей позе. От одежды почти сразу повалил пар.

– Что значит: тоже позвали? – требовательно спросила она.

– Говорю же: Зов это. Обыкновенное здесь дело. – Букашка разделывал рыбёшку почерневшими от копоти пальцами. – А то как, ты думаешь, мы все сюда попали, а? Откуда узнали?

– Но что нас зовёт?!

– Я ж про твою жизнь не знаю, – рассудительно ответил Букашка. – Как мне угадать, что тебя позовёт?

– Но я видела… Я узнала…

– Точно видела? – без интереса переспросил мальчик. – Тогда, значит, у тебя сильный кто-то в здешних местах обитается… Раз прямо так показался…

– Да кто же это?! Кто мне показался?!!

– Всё тебе расскажи. – Букашка лукаво усмехнулся. – Много знать будешь, скоро состаришься…

Сверху послышались шаги, и почти сразу в каньон, к костру ссыпался второй мальчишка – Жук. Под мышкой у него был зажат свёрток.

– Букашка, что за фигня? – строго спросил он, словно не замечая присутствия Аллы.

– Да вот её тут по случаю позвали, а она со страху и вырубилась. Да башкой об камень. Чуть в речке не захлебнулась… – обыденно объяснил меньшой и перешёл к более важному: – А ты хлеба принёс? Рыбу будешь? Чай вот…

– Потом. Надо про крышу думать. Если дождь пойдёт…

Букашка на миг сосредоточился, как-то странно закатив голубые глаза под лоб.

– Дождь обещают только послезавтра, – проговорил он затем. – Вместе с ветром до пятнадцати метров. Северо-западным…

– Слушай всех, кто обещает, – зараз и по шее получишь, – огрызнулся Жук. – Ты! Вставай, пошли!

Он положил свёрток рядом с Аллиной сумкой, но к костру даже не присел.

– Куда? – заранее соглашаясь, спросила Алла. Её страх, как ни удивительно, почти исчез, точно растворился вместе с шоколадкой, которую слизал с обёртки Букашка. Остались только отупение и покорность.

– Доведу тебя до вашего лагеря. Чтоб ты ещё где не шибанулась, – сказал Жук. В его тёмных глазах не было дружелюбия. – И ничего не спрашивай, – предупредил он. – Всё равно не скажу!