Текст книги "Уйти вместе с ветром"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Екатерина Мурашова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Художник захихикал:

– Что ты, я не умею ничего менять, я же не Каменщик! Ты просто входила в мои рисунки, но я-то и подумать не мог, я же не знал тогда, что ты… в Левитана… Так что ты это… извини…

– Ага, – сказала Тина. – А Каменщик – это случайно не тот, который с камешками играет? И вокруг всё ползать начинает?

– Ого, ты с ним тоже знакома? – удивился Художник, впрочем, не сильно. – Он с девчонками обычно не дружится. Да и вообще ни с кем, если честно…

– Знакома – не скажу, так, приходилось встречаться… – сказала Тина. – На одной скале у озера. Он свечи зажигал. И камни летали.

– Ага, я, кажется, знаю, – сказал Художник. – Это недавно было? Значит, на Проклятом Утёсе… Он там каждый год свой день рождения отмечает. Чёрт его знает, почему Каменщик думает, что он именно тогда родился…

– А где это ты так прикольно рисовать научился? – спросила Тина, имея в виду узнать хоть что-нибудь из биографии Художника.

– Нигде. – Тут Художник удивился по-настоящему. – Это чтобы на картинах красками осталось – тогда надо долго учиться, я знаю. А если так, как я, – тогда зачем? Оно же везде есть – бери его и рисуй…

– Не покажешь?

Тина была почти уверена, что Художник или просто откажется, или заявит, что смотреть нельзя. Однако ошиблась.

– Смотри… – Художник заложил за ухо карандаш и для начала вычистил резинкой листок. Тина, чтобы лучше видеть, уселась рядом с ним на песок…

Через час она уже знала, как это бывает.

Он проводил на листе линию горизонта и этим довольствовался надолго. Всё остальное зримо проступало прямо на белом пространстве, рождалось медленно, но не натужно, силой разделённого воображения. Надо было только уметь ждать. Слово «чудо», прочно выдворенное нами за пределы реальности, к происходившему решительно не подходило. Рождение рисунка было естественным процессом. Как прилив и створки раковины, открытые ему навстречу. Как скорлупа, разломанная вылупившимся птенцом…

Глава 18
НАСЛЕДНИКИ И НАСЛЕДСТВО

На нижней, потемневшей от ночного дождя ступеньке крыльца сидел разжиревший, непуганый, зимнего помёта лемминг и неторопливо умывал злую раскосую морду. Полковник топнул, прогоняя наглого зверька. Потом зорким глазом окинул покосившуюся, слегка подгнившую с одного бока ступеньку.

«Стареет Степан Ильич, – с сожалением сказал он себе. – Раньше углядел бы и дня не потерпел такого безобразия, либо сам с топором вышел, поправил, либо нам распоряжение дал… Да, не стоит время на месте…»

Сморщился, потёр щёки ладонями, стирая мысли о бренном. Постановил себе: «Хоть всё в тартарары лети, а сегодня же прислать солдата, пусть поправит ступеньку. Не дай бог старик упадёт, старые кости ломкие…»

Громко постучал костяшками пальцев, толкнул незапертую дверь, крикнул в белёсые сумерки большой комнаты, открывавшейся из темноватых сеней, увешанных тяжёлой зимней одеждой:

– Товарищ генерал, разрешите войти?

– Да ладно тебе величаться, входи! – ответил после паузы гулкий голос, слегка надтреснутый, как эхо из антикварного кувшина.

…В безднах Интернета есть сайт, на который можно заслать фотографию, и компьютерная программа покажет, каким будет в глубокой старости изображённый на ней человек. Вот бы скормить ей фронтовой снимок молодого и бравого Степана Ильича и сравнить с оригиналом, который обернулся навстречу Полковнику. Каждый раз, заглядывая сюда после некоторого перерыва, тот в первые секунды поражался множеству складчатых морщин и огромным хрящеватым ушам с длинными обвисшими мочками. А ведь когда-то был молодец хоть куда, девки сохли… Каким ветром всё унесло? Казалось, раньше в этой продублённой временем шкуре жил кто-то другой, покрупнее. Смотреть на старческое угасание было неприятно до физического озноба, хотелось отвести глаза, уйти прочь… Тем не менее буквально через минуту-другую впечатление сглаживалось. Зря ли говорят, будто старость лишь проявляет в человеке всё то, что маскировала когда-то красота молодости. Вот и в случае Степана Ильича сквозь внешнее даже не проглядывала, а властно выпирала внутренняя генеральская сущность.

В комнате царил безликий порядок. Такой создают привыкшие к аккуратности мужчины, как правило имеющие армейское прошлое или настоящее. На столе в потемневшем подстаканнике стоял стакан крепкого чая, лежала газета «Известия» месячной давности и на ней – большая лупа с металлической ручкой.

– По делу пришёл. Просто так не сподобился бы, – проговорил старик.

Его окончательно выцветшие глаза давно не отражали никаких чувств. Последние лет десять за них говорили брови – диковинно и неопрятно разросшиеся, обретшие удивительную подвижность. Сейчас эти брови-зверьки топорщились с видом лёгкого любопытства, словно принюхиваясь к запаху давно забытого лакомства.

В присутствии старого генерала Полковник неизменно ощущал себя мальчишкой-подростком. Иногда это раздражало его, иногда – нравилось, помогало расслабиться, сбросить служебный напряг без применения традиционных напитков. Сейчас ему захотелось немного подразнить старика:

– Кстати, Степан Ильич, чтоб не забыть: к вам сюда фашисты едут…

– Чего городишь?! – На и так пересечённой местности лба возникли хребты, брови гневно сползлись к переносице. – Как это – едут?

– Обыкновенно. На бронетранспортёре…

– Почему не остановили?!! – Костистый кулак с грохотом опустился на дощатый стол. Ложечка в стакане возмущённо подзвякнула.

– Принято решение пока действий не предпринимать, вести наблюдение, уточнить намерения, – чётко доложил Полковник. – На основании собранных сведений будет, если понадобится, сформулирована боевая задача.

– Кто такие? – ворчливо поинтересовался старик.

– Фридрих Золлингер, его внук Вальтер Золлингер и друг внука Гюнтер Шмидт. Приехали в страну официально, через Финляндию, с группой иностранных рыболовов-любителей. Молодёжь, похоже, не без неонацистских завихрений, а дедушка… дедушка, похоже, с прошлым…

– Что, воевал здесь? – оживился старый генерал. – В каких частях? В каком звании? Можно это выяснить вашими новыми средствами? Компьютер, Интернет? Как, ты сказал, его зовут? И чего они хотят-то?

Сколько вопросов… Полковник неслышно вздохнул. Прошлое интересовало старика явно больше, чем настоящее. Это закономерно, но это значит, что толку добиться скорее всего не удастся. Всё равно – надо хоть попытаться.

– Мы пока ничего точно не знаем. Потому и принято решение вести наблюдение…

– Принято – там? Ты докладывал? – Старик указал пальцем на потолок. Если не знать о его полном и окончательном атеизме, жест в сочетании с вопросом выглядел бы почти комично.

– Нет, Степан Ильич. – Полковник взял со стола лупу, повертел её в пальцах, зачем-то направил на букашку, ползшую по столу. – Решение принял я сам. В данный момент связи с Центром у нас нет.

– Как это нет? Куда же она подевалась? – Генерал даже не встревожился, видно, решил, что не так понял собеседника.

– Это часть проблемы, о которой я хотел с вами поговорить. В условиях временной изоляции хотел бы посоветоваться как со старшим по званию… Дело в том, что на вверенной мне территории происходят странные и опасные вещи…

– Золлингер с внуками?

«Смотри-ка, с первого раза запомнил фамилию…»

Вслух Полковник сказал:

– Увы! Фашисты, предположительно путешествующие по местам боевых неудач дедушки, скорее всего не имеют ко всему происходящему никакого отношения.

– Доложи обстановку, – сухо велел генерал. Жёсткие брови замерли строго симметрично на изначально отведённых им природой местах.

Выслушал всё до конца, не задав ни единого вопроса.

«Понимает ли вообще, о чём я толкую? – гадал Полковник, уже коря себя за неуместный визит. – Ситуация нестандартная – и молодые-то вязнут. Даже учёные, у которых мозги по определению должны быть гибкие, как плётки, и те, кажется, в тупике. Где уж дряхлому вояке из прошлого века и прошлых войн… А мне самому?.. Ох…»

Правая бровь генерала сползла вниз, почти прикрыв круглый глаз. Левая осталась на месте, видно пребывая в раздумьях.

– Какое вооружение имеется у противника? Кроме возможности блокировать связь и работу двигателей внутреннего сгорания? Оружие поражающего действия?

– Ни черта не понятно, но похоже – самое разнообразное. Я бы даже сказал – научно-фантастическое.

– Массовое поражение возможно?

– Не исключено.

– Связных в Мурманск послал? Испросил подкрепление?

– Разумеется. Три раза, с промежутком в двадцать четыре часа. Похоже, они не дошли…

– Вот как. А Золлингеры, значит, свободно передвигаются?

– Точно так.

– Ты всегда был из тех, кто берёт ответственность на себя. Готовишь операцию?

– Так точно, – польщённо ухмыльнулся Полковник. – Уже почти всё готово. Если бы не путались под ногами гражданские, в том числе иностранного подданства…

– Я тебя не похвалил, – осадил его старик. – Не торопись. Если ты спровоцируешь их на атаку из всех орудий…

– Противник себя обнаружит по крайней мере, – бодро перебил Полковник. – Станет ясно, как…

– Ты отвечаешь за людей! – рявкнул генерал. – Не только за своих, но и за гражданских. Которые путаются! За последнего лопаря в тундре и даже за его оленя! Если тебе самому после пятнадцати лет беспробудного армейского пьянства хочется героически вызвать огонь за себя, погибнуть за Россию и лечь под обелиск, то у твоих солдатиков жизнь ещё только начинается! Ты понял? Ты понял меня, я тебя спрашиваю?!

Старик с трудом поднялся, навис над сидящим Полковником, опираясь кулаками о стол. Брови яростно метались по лицу, иногда натыкаясь на гигантские стариковские уши.

Полковник отвёл взгляд. Было неприятно, по-мальчишески совестно и даже страшно. Видение лопаря с оленем, за благополучие которых он почему-то оказался в ответе, разрушало решимость и путало приоритеты. «И на хрена я сюда пришёл…»

– Степан Ильич, а вы сами… – по-прежнему не поднимая глаз, спросил он. – Вы сами… здесь… с противником не встречались? Не замечали чего такого?

Старик снова уселся на стул и тяжело, длинно вздохнул.

– Я здесь много «чего такого» последние годы вижу… К примеру, товарищей своих погибших живыми… Но для разведки мои данные уже не годятся – старый я, быль от видений своих не всегда отличаю…

Полковник подумал, пожевал губу, потом переформулировал вопрос. Направление разговора отчего-то казалось ему перспективным.

– А в видениях… в видениях ваших современные какие-нибудь объекты встречались? То, чего вроде бы не должно быть? Вспомните, Степан Ильич, это важно!

– Да ну тебя! – Старый генерал махнул рукой. – Видно, и впрямь тебя припёрло, если стариковские байки собираешь. Ладно, вот тебе. Как-то в ураган у меня по воздуху над скалами мальчишка летал. На старшего моего правнука немного похожий. За воронами гонялся… Это тебе как, современный объект?

– Это… да… – Полковник закашлялся.

– Вот я и говорю, – усмехнулся старик. – Так что лучше бы тебе всё-таки самодеятельность отставить и попытаться ещё раз установить связь с Мурманском. И с Москвой, конечно. Дело-то нешуточное…

– Так точно, нешуточное, – уныло согласился Полковник.

– И меня в курсе держи. Самому недосуг, так курьера пришли. А то я смотрю – что-то у меня приёмник который день барахлит. Скучно без связи.

– Само собой, Степан Ильич, – кивнул Полковник. «Скучно ему!.. Вот приедут фашисты, будет тебе развлечение…»

– Тогда я пошла… – неуверенно сказала Тина.

Художник окончательно погрузился в создание своих миров и вряд ли заметил, как они с Ловцом поднялись и оставили его одного.

Время ходило вокруг полудня. Море дремало и в полусне медленно и лениво лизало берег прозрачным подрагивающим языком.

– Уходишь? – даже остановился Ловец. – А зачем тогда тебя Художник не отпускал?

– Просто так, ты же слышал, – в свою очередь удивилась Тина. – Так получилось…

– Ничего не бывает «просто так». Разве ты не знаешь?

– Не бывает? – Ловец говорил так уверенно, что Тина поневоле задумалась. – Я думала, наоборот, – большей частью всё просто так… У меня… у нас в компании всё так и получается… Но если ты прав, тогда выходит – всё, что в школе говорят, и родители – это тоже не просто так? Слушай, скучно как-то выходит… Точно по рельсам!

– Ну, не знаю. Это просто есть – и всё. Всё что-то значит. Так мир устроен. Ведь не только Художник и твой альбом с картиной, ты же почему-то ещё оказалась здесь, на берегу, задолго до рассвета…

– Я хотела уехать с немцами. По их делу. Только они меня не взяли, – неожиданно для самой себя призналась Тина.

– Значит, их дело – не твоё, – спокойно отозвался Ловец. – У тебя другое дело, и оно – здесь.

Тине вдруг отчего-то стало хорошо и легко. Так, что она даже рассмеялась. Если всё что-то значит, тогда… тогда получается…

– А куда же мы пойдём? – спросила она.

Ловец задумался.

– Можно пойти к Жадине в пещеру, – наконец сказал он. – Там теперь пусто, да и разобраться надо, наверное…

– Какое смешное имя, – улыбаясь во весь рот от прихлынувшей радости, сказала Тина. – Он и вправду такой жадный? А почему пусто? Где он сейчас?

– Жадину убили, – сказал Ловец. – Его застрелил один дядька из тех, что в посёлок приехали.

Тина захлопнула ладонями улыбающийся рот и с размаху села на тёплый плоский камень. А потом съёжилась, подтянув колени к груди. Ей захотелось стать маленькой крупинкой, закатиться куда-нибудь и ничего не видеть, не слышать.

Ловец остался стоять. Он очень серьёзно смотрел на неё сверху вниз. Удивительно, но глаза у него были точно такие же, как у самой Тины. Зелёные с коричнево-золотистыми крапинками…

– Но этого просто не может быть! – воскликнула Тина. – Вы не можете так жить!

– Живём, однако, – пожал плечами Ловец. – Странно даже, что ты не понимаешь. Каждый человек – остров. На нём деревья растут. Или скала с лишайниками. Грибы могут быть, если повезёт. А вокруг – вода. Или болото. Вот так. Художник – отдельный остров. И я – тоже остров. Жадина был… Он, видишь, всякую всячину собирал…

Лаз в пещеру открывался прямо в песчаной осыпи, за кривой сосной. Если сидеть на корнях, можно любоваться морем. Тина представила, как неведомый Жадина (а может, это была девочка?) мечтал здесь вечерами… или на рассвете…

Чтобы не думать об этом, она быстро полезла внутрь. Там было почти темно, но Ловец скоро нашёл керосиновую лампу и зажёг её. Пещера оказалась довольно большая, сухая и чистая, усыпанная песком. В дальнем углу тихонько журчал родник, обложенный ровными камешками. Тина напилась холодной воды и медленно прошла вдоль ряда больших и маленьких коробок. Трогать ничего не хотелось. В стенах, где позволял грунт, было устроено что-то вроде ниш. В каждой что-то лежало. Аккуратные бумажные свёртки, полиэтиленовые пакеты…

– Жадина раньше беспризорником был, – объяснил Ловец. – Ночевал в канализации, в таких туннелях под городом. Там и привык, что любая штуковина однажды на что-нибудь пригодится. Чтобы использовать или на что-то сменять… Ему хотелось, чтобы всего много было… Правда, еды здесь, скорее всего, уже нет. Консервы и муку Жук с Букашкой забрали…

– Ты их знаешь? – быстро спросила Тина.

– Пока нет. Узнаю, может быть, – непонятно ответил Ловец и в свою очередь спросил: – Ты голодная?

– Нет, совсем нет, – замотала головой Тина и тут же, к стыду своему, почувствовала, что ужасно хочет есть.

– У нас многое изменилось, когда Родион и Дезире с Федорой придумали Зов.

– Что такое Зов? И Дезире… с кем? С Фёдором?

– Ну, можно и так сказать…

– Не поняла. Всё-таки Фёдор или… Федора?

– И так и так можно. Он гермафродит, понимаешь? Иногда Федора, иногда… только не Фёдор, а Феодор. Он обычно сам говорит, кто он сегодня, по настроению. Вообще-то, Феодор уже раньше, ещё когда в детдоме жил, много чего умел. Мог позвать родителей, которые своих детей бросили, и всё такое… Но это получалось не всегда к добру, сама знаешь, какие родители у детей из детдома, которые их бросают, а он ещё маленький был, не понимал и расстраивался…

– А почему же он… она… своих родителей не позвала?!

– Некого звать было. Феодор действительно сирота. У него все умерли.

– А потом?

– Потом он стал с Дезире жить. Дезире старше, умнее и вообще…

Ловец не договорил, и Тина поняла, что с (этой? этим?) Дезире отношения у Ловца по крайней мере непростые. Она знала, что это имя по-французски означает «желанная». Или «желанный». В зависимости от одной буковки на конце. Тину так и подмывало спросить, мальчик Дезире или девочка, но она прикусила язык. Рано или поздно выяснится само.

– Жадина дружил с Феодором. Даже иногда давал ему что-нибудь посмотреть из своей коллекции. Феодор теперь всё время плачет. А Дезире хочет отомстить.

– Кому? – спросила Тина. – Тот человек, Аркадий, сам в шоке. Он не хотел убивать, он в лес сдаваться ходил! Только и повторяет: «Я ребёнка застрелил, я ребёнка застрелил!» Слушай, Дезире у вас главный? Он что-то решает?

– Нет, у нас нет главных. Я не знаю. Всё само собой как-то идёт…

– Можно мне увидеть Дезире? – решительно нахмурилась Тина. – Поговорить с ним? Ты же сам сказал: всё что-то значит! Если уж я попала к вам из посёлка, наверное, этим надо как-то воспользоваться…

– Думаю, ты права, – медленно проговорил Ловец. – Сегодня останемся здесь, мне нужно кое-что доделать… Пойдём завтра. Ты действительно хочешь?

– Да. А где живёт та девочка, Вещь? Она придёт сюда, к нам?

– Нет, вряд ли. Вещь быстро устаёт от общения.

Тина кивнула:

– Я заметила. А почему у неё такое странное имя?

«Тоже не просто так, к гадалке не ходи…»

– Когда она жила в семье, она была вещью, – сказал Ловец. – Во всяком случае, она так чувствовала. У них было много всяких других вещей: машины, квартиры, дома, акции… ну и ещё она. Она должна была быть красивой, правильной, дорогой… вроде куклы… короче, вещью, которую типа положено иметь во всякой приличной семье. Только породистые собаки во дворе дома отличали её от шкафов и нарядов. Поэтому она теперь почти не умеет с людьми, но зато хорошо ладит с птицами, морем, деревьями… Сейчас я пойду, а ты подождёшь меня, ладно? Можешь пока разобрать коллекции Жадины, чтобы не скучать… С ними всё равно надо что-то делать, он никого к ним не подпускал, но теперь, по-моему, он бы даже порадовался, что оказался прав и что-то из этого добра кому-нибудь да сгодилось бы…

– Может, будет правильно, если всё это достанется Феодору? – предположила Тина. – Ведь Жадина был его другом.

– Дезире Феодора сюда не пускает, – объяснил Ловец. – И правильно делает, кстати. Он ведь не может не звать… А здесь всё так напоминает про Жадину… Если Феодор не сумеет остановиться, он, чего доброго, и сам… Так я пошёл? Ты не беспокойся, никто сюда не войдёт.

– Да, конечно. Только… только сначала скажи мне: что умеет Дезире?

«Мстить на расстоянии… Вызывать огонь… Убивать взглядом…»

– Дезире? – Ловец пожал плечами. – Она угадывает желания. И направляет твою жизнь так, чтобы они сбылись.

Тина сидела на корточках и правильными рядами выкладывала на песчаном полу вещи из очередной коробки. Иногда она всхлипывала и шмыгала носом, не очень отдавая себе в этом отчёт.

Вся предыдущая коробка была набита красивыми и яркими упаковками. Баночками из-под йогурта, бумажными пакетиками с картинками. Аккуратно сложенными фантиками от конфет…

В только что открытой коробке хранилось что-то явно старинное. Тина долго рассматривала мутноватый толстостенный стеклянный флакон с узким горлышком, исполненный в форме скрипки, и пыталась понять, что же в нём раньше было. Она видела похожую бутылку в винном отделе, но флакону точно было сто лет. Тина даже принюхалась, вытащив пробку, но ничем знакомым оттуда не пахло.

Много тюбиков с полустёртыми иностранными надписями. Большой ржавый диск со спиралью внутри. Толстая кожаная сумка, тщательно отмытая от плесени… Заглянув внутрь, Тина обнаружила пожелтевшую книгу без обложки. Некоторое время разглядывала диковинный готический шрифт – она знала, что буквы были латинскими, но без привычки узнать их не могла, – потом поднесла страницу с текстом поближе к лампе, вгляделась внимательнее… и каким-то даже не знанием, а чутьём угадала, что найденная и сохранённая Жадиной книга была Библией. Которая давным-давно принадлежала небось одному из воевавших здесь немецких солдат.

«Во Вальтер обрадуется… – воодушевилась было Тина и тут же одёрнула себя, даже зло оскалила зубы. – Обойдётся!..»

Потом вспомнила своих приятелей-«готов». Вот уж кто за подобную книжку ничего бы не пожалел. Может, тайком припрятать Библию в рюкзачок?.. Тина даже поискала его глазами, но потом отказалась от этой мысли. Почему-то ей мерещилось, будто Жадина по-прежнему наблюдал за судьбой своих сокровищ…

…И тут кто-то громко фыркнул прямо у неё за спиной. От неожиданности Тина с воплем взвилась, книжка выпала у неё из рук и тяжело, подвернув усталые страницы, шлёпнулась на песок. Рядом с коробками стояла Хильда. И, наклонив огромную башку, с интересом поглядывала на Тину.

– Хильда, золотко-моё! – плача и смеясь от пережитого испуга, громко воскликнула Тина. – Девочка шёлковая! Что ты тут делаешь?

Вот сейчас, пригибаясь, в пещеру пролезет, как всегда собранная и сосредоточенная, тётя Сандра. И Тина перескажет ей всю ту дичь, которой насмотрелась сама и наслушалась от Ловца. И тётя Сандра поймёт. И немедленно найдёт всему этому разумное объяснение. И подскажет правильный выход, и поговорит с кем надо, и сделает что положено, и всё разом разрешится, и можно будет написать подруге Бяке просто офигительное письмо…

Но тётя Сандра не появлялась. И даже не окликала снаружи. Вместо неё внутрь пещеры недоверчиво заглядывал пёс-полуволк. Против света было хорошо видно, что роскошный воротник у него стоял дыбом. Протрезвев от мыслей о тёте Сандре, Тина различила тихое утробное рычание.

– Брунгильда, скажи ему, – раздражённо обратилась Тина к «шёлковой девочке». – Пускай перестанет психовать и заткнётся. А то я сама сейчас лопну и всех забрызгаю…

Хильда послушно подошла к полуволку и ткнула его мордой в шею. Тот проворчал что-то и скрылся.

Но ушёл недалеко – Тина откуда-то знала это наверняка.

Обхлопав на радостях тёплые бока и загривок Брунгильды, Кристина озарилась ценной, как ей показалось, идеей.

– Хильда, девочка, а давай ты здесь еду поищешь, а? Может, что-то осталось? Ну понюхай, маленькая, ты же так классно умеешь. А то очень жрать хочется… Я с тобой поделюсь, честно… Ищи, Хильда! Жрать, кушать, булка, мясо! Ищи!

Хильда, словно впрямь догадавшись, чего от неё хотят, пошла вдоль стены, заинтересованно помахивая хвостом.

В конце концов она остановилась у одной из коробок и застенчиво поскребла её лапой. Тина мгновенно подоспела к ней и вскрыла коробку.

– Ух ты! – вырвалось у неё. В коробке на самом верху действительно лежало сокровище. Несколько запечатанных упаковок чипсов и ванильных сухариков.

– Молодец, Хильда! Ах ты, моя девочка! У тебя прямо не нос, а… а жратвоискатель!

Добытую еду разделили по-честному. Тина оставила Ловцу пакетик сухариков и пол пакетика чипсов – и возгордилась собственной человечностью. Брунгильда даже не вспомнила про мохнатого приятеля, дожидавшегося где-то снаружи.

После еды неожиданно навалилась усталость. Тина практически не спала предыдущую ночь, а теперь схлынуло поддерживавшее её возбуждение. Немного поразмыслив, она решила приватизировать одеяла, лежавшие на охапке сухих веток. Это наверняка была лёжка Жадины. Сказал бы ей кто неделю назад, что она так обрадуется одеялам беспризорника, жившего когда-то в канализации…

Тина свернулась клубочком, положила рядом с собой немецкую Библию. Она уже решила, что официально выпросит её у Ловца. Только не для Вальтера, не для «готов», а… а просто так.

Хильда растянулась рядом, и Тина, уже засыпая, опустила руку ей на холку. Полуволк снова заглянул в пещеру. Он сперва заскулил, потом обиженно тявкнул, но Брунгильда даже не пошевелилась. У неё были свои планы. Она ведь заметила, куда Тина убрала еду, сбережённую для Ловца…