Текст книги "Уйти вместе с ветром"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Екатерина Мурашова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Лунные коротышки наружу полезли? Как в «Незнайке на Луне»? – усмехнулся Барон.

– Это когда было? – спросил Соболь.

– Давно, кажется, в шестидесятые годы. Тогда тоже был наплыв нефтедолларов и любили всякие грандиозные проекты…

– И только через полвека догнало? Сомнительно… – Марина пожала плечами и неожиданно взвизгнула: – Сандра, да убери ты этот нож! Пока себе или Барону что-нибудь не проткнула!

– Ладно, ладно, не волнуйся, Мариша. – Александра примирительно улыбнулась и спрятала нож в ножны. – Не забудем, что это природа, а природные процессы для своего развития требуют времени… Почему бы и не через полвека? Это нам – ого, а по геологическим меркам…

– Хорошо, гипотезу со сверхглубокой, которая что-то там нарушила, пока не отбрасываем, – согласился Барон. – Кольская АЭС… Что-то ещё?

– Ещё – всякая разная политически-географическая активность России на полярном побережье, – вспомнил Соболь. – Что-то такое про принадлежащий нам шельф, очередные разборки с Америкой в связи с претензиями на восстановление нашего статуса как супердержавы…

– И что? По поводу возросшей активности России на Кольском пошли природные аномалии? – уточнила Александра. – В связи с теорией Вернадского о ноосфере или по какому-то иному механизму?

– Ну, не знаю… – Соболь смутился. – Просто так вспомнилось…

– Оставляем, оставляем в списке. – Теперь Александра теребила в руках крупную сосновую шишку. – Хотя в этом случае было бы понятнее, если бы вдоль побережья снова всё обмотали колючей проволокой и закрыли все города, как в советское время. Но кто знает? Всё-таки Вернадский был гений…

– Мончегорский и апатитский комбинаты, – предложил Барон. – И небось ещё куча производств, о которых в газетах не писали. Что эти производства сотворили с лесами, с озёрами, с реками – вы сами видели. Сорок лет непрерывного Чернобыля… Что угодно вылупиться могло…

– И, судя по тому, что мы видели собственными глазами, оно таки вылупилось! – Александра швырнула шишкой в Барона и пружинисто вскочила на ноги. – Уфологи почуяли, сотрудники заповедника знают, даже беспризорники и то догадываются! Интересно ведь, а?! Чёрт побери, ведь раз в жизни такое бывает, товарищи физики! А?!

Глаза обоих мужчин блеснули азартом.

– Сандра, твой исследовательский пыл вполне понятен, но не забывай, что, в отличие от тебя, у нас есть дети! И они здесь, с нами! – Марина тоже встала и взглянула Сандре прямо в глаза. Александра была выше её почти на полголовы, но от слов женщины моментально как будто бы сгорбилась, уменьшилась. И погасла. – Кстати, за Аллу перед её родителями отвечаешь именно ты! И, насколько я могу судить, роль индейцев на тропе войны, которую ты нам, кажется, предлагаешь, именно для Аллы подходит в наименьшей степени…

– Я ничего не предлагаю. – Александра отвернулась и даже сделала шаг в сторону от костра. – Ты права, Мариша. Вам решать. Я сделаю, как вы скажете. Можно повернуть назад хоть сегодня и встать лагерем на каком-нибудь озере на границе с Карелией. Половим с недельку рыбку, позагораем, пособираем грибы с черникой – и назад, в город… Потом поищем в Инете информацию о том, что же это было… То-то твоя Тина будет рада…

– Нет! – в круг взрослых решительно шагнула Кристина. Растрёпанные волосы, ростом с мать, но в два раза тоньше. Монморанси крутился у ног девочки, Хильда внимательно наблюдала издали. – Короче, тётя Сандра, Барон, отец, мама… Мы… это Алка, я, Кирилл, даже Подлиза… Мы все за то, чтобы ехать дальше!

Глава 8
ЗАГАДКИ БЕЗ ОТГАДОК

Монморанси считал себя крутым и отважным. К тому же он был кобель. Брунгильда была ленива, прожорлива и труслива. Поэтому Монморанси в мужской наивности полагал, что она должна была ему подчиняться и благоговеть. Немного смущал пёсика тот факт, что подступиться к Брунгильде он мог бы разве что со стремянки. Ему было всё равно. Будь он человеком, он пожал бы плечами: чему быть, того не миновать. Смелость города берёт…

Ссориться с Монморанси Хильда явно не хотела. Но и признавать его безусловное главенство в их маленькой стае тоже не собиралась. У неё явно имелись какие-то свои интересы. В основном её занимала еда. Сам Монморанси ел не очень много, временами привередничал и Хильдиной голодной всеядности не понимал совершенно. Гораздо больше его занимали вопросы иерархии. Однако природная сообразительность подсказала ему самое главное: если Брунгильде хоть отдалённо намекнуть на возможность пожрать, из неё можно было вить верёвки.

Кроме Хильды, под самопровозглашённым покровительством Монморанси состояли: хозяин, его сын Кирилл и, несколько в меньшей степени, девочка Алла. То есть в полном составе экипаж «Патриота».

Хозяин был существом высшего ранга и обсуждению не подлежал, а вот подшефных детей Монморанси охотно поменял бы. Молчаливого Кирилла – на ласкового Виталика, а нервную Аллу – на весёлую и уравновешенную Кристину. Но кто его спрашивал? В жизни далеко не всё идёт так, как тебе бы хотелось. Эту истину фокстерьер за три года своей собачьей жизни успел крепко усвоить.

Покамест всё складывалось не так чтобы очень хорошо, но могло бы и хуже. Ездить в «Патриоте» Монморанси не слишком нравилось, он же не Хильда, ростом не вышел высовываться в окно. Только тряска и шум, то об одно стукнешься, то об другое… А когда машина останавливалась, хозяин почти всё время проводил подле стремительной, опасно напряжённой женщины в пятнистых штанах и, кажется, тоже пытался решать иерархические вопросы. Получалось у него, кажется, ничуть не лучше, чем у фокстерьера…

Зато на стоянках Монморанси отрывался по полной. Сколько интересного вокруг! Гуляй сколько хочешь, нюхай, лови того, кто поймается. В лесу водилось множество тварей, не слишком знакомых городскому псу, но очень привлекательных на роль добычи. Одного жаль – Хильда в основном торчала возле костра. Ждала, когда дадут что-нибудь съедобное. Или просто без присмотра оставят. По утрам, когда самая пора приличной собаке побегать по лесу и лугам, она просто лежала на солнышке и громко щёлкала зубами, ловя пристававших к ней насекомых. Мух, слепней, даже ос. Когда-то, щенком, Монморанси однажды поймал осу, и та цапнула его за язык. В итоге полосатые жужжащие твари были едва ли не единственной силой, которой он по-настоящему боялся. А вот к жабам и особенно к лягушкам Монморанси в этой поездке своё отношение пересмотрел. Раньше он ими брезговал, а теперь специально искал, придавливал лапой и лаем звал Хильду. Та благосклонно принимала подарок, после чего иногда облизывала мордочку фокса большим тёплым языком. Монморанси неизменно изображал оскорблённое самолюбие: тоже, нашла щенка. Тем не менее ему было приятно.

В промежутках между этими счастливыми событиями Хильда на своего преданного поклонника особого внимания не обращала. Потому, когда он услышал, что Брунгильда зовёт его, удивлению кобелька не было предела.

– Гав? – басовито выговорила она. И вскорости повторила: – Гав?

В её голосе не было испуга, скорее недоумение. И некоторая тревога.

Монморанси мгновенно нырнул в мелкие колючие сосенки, перепрыгнул через расщелину в камне, пробежал по хрусткому беломошнику, прыжками поднялся на взгорок и остановился над речкой, журчавшей в скалистом каньончике.

Здесь вместо Хильды он перво-наперво увидел Кирилла. Юноша сидел на камне – почему-то в одних трусах. Брюки лежали у него на коленях, а неразлучный ноутбук – в выемке камня. Кирилл казался смущённым. Он торопливо рылся в карманах, видно что-то ища.

– Тихо, Хильда, – приговаривал он. – Хорош бухтеть, всё в порядке… Да помолчи уже наконец, за умную сойдёшь! Вот, смотри, – у меня конфета есть…

Хильда тут же проявилась из-за кустов, уселась перед Кириллом и, заранее облизываясь, замолотила по земле пушистым хвостом.

– Гав-гав-гав-гав! – залился возмущённым лаем Монморанси.

– Заткнись, идиот! – рявкнул Кирилл и замахнулся на Монморанси штанами. – Сейчас как врежу!

«Ну вот, как всегда. Некоторым конфетку, а мне…»

Монморанси отпрыгнул на метр и залаял ещё громче, буквально зашёлся, как это водится у фокстерьеров. И не только по причине оскорблённого самолюбия. Он учуял запах, очень странный в сложившихся обстоятельствах. Неужели Хильда с Кириллом на кого-то охотились?! Без него?!

Кирилл вскочил на ноги, подхватил брюки.

– Да пошли вы оба! – прошипел он и быстро зашагал по тропинке вдоль реки. Но не к лагерю, а куда-то прочь.

Дрожа от возбуждения, Монморанси подбежал к Хильде. Та даже не зарычала, а негромко зарокотала – низко, предупреждающе. Прижав лапой, она разворачивала конфетный фантик, ловко действуя носом. Монморанси обиженно взвизгнул, а сука хрустнула фруктовой карамелькой, встряхнулась и, поскольку делить было больше нечего, вполне доброжелательно заулыбалась фокстерьеру: «Ну, что тебе?»

В этот момент на взгорке появилась Кристина.

– Эй, собаки! Вы тут чего, подрались, что ли? Хильда, я тебе дам – маленького притеснять! А ты, Монморанси, мелкий поганец…

Обе собаки тут же изобразили вину, раскаяние и то, что называется «повинную голову меч не сечёт». Тотчас растаяв, Кристина погладила вставшего на задние лапы Монморанси, потрепала пушистый загривок Брунгильды.

– То-то у меня, смотрите…

Поняв, что прощена, Хильда подошла к основанию камня, шумно понюхала что-то во мху и стала скрести лапой. В семье Тины никогда не держали собак, но неверно истолковать подобное поведение было трудно. Девочка подошла, присела на корточки, оттолкнула подбежавшего Монморанси и порылась пальцами во мху. Что-то нащупала… и отдёрнула руку.

– Фу, гадость!

Она выпрямилась – и на глаза ей почти сразу попался ноутбук, забытый на камне Кириллом. Тина снова присела. Потом встала, шагнула вперёд и остановилась, глядя на свои руки. Собаки, вывалив языки, выжидательно глядели на девочку: «Ну, теперь разберёшься?»

Тина только качала головой. В одной руке она держала маленький плоский компьютер, в другой – одноразовый шприц. С маленьким зелёным поршнем, под которым болталось немного мутной жидкости, обильно смешанной с кровью.

– Ох, и ни фига ж себе! – не в силах больше молчать, вслух сказала Тина.

– Гав, – сочувственно подтвердила Хильда и облизнулась.

Монморанси дрожал весь целиком – от носа до кончика обрезанного хвоста.

«Здравствуй, дорогая подруга Бяка!

Если бы ты знала, как я по тебе соскучилась! Вот бы сейчас поговорить с тобой… А если честно, хоть с кем-нибудь. Опять же не знаю, дойдёт ли до тебя это письмо. Может, получится, у Александры в коммуникаторе всякие навороты… А нет, так и пускай. Главное – написать. Потому что жесть – надо же с кем-то поделиться, иначе тыква лопнет. Тётя Сандра читать не станет, у неё принципы, и к тому же мы для неё – дуры набитые, в адронных коллайдерах не рулим.

Слышала бы ты, как они по вечерам у костра между собой базарят. Александра через слово кричит „товарищи физики!“ и сыплет всякими Керкьегорами и Витгенштейнами (чёрт их знает, как они на самом деле пишутся и кто вообще такие). Барон под неё выпендривается папаша тоже пытается щёки дуть, даже мама – и та что-то такое „вумное“ говорит. Прикинь, заранее готовится: я тут видела, как она днём на листочке что-то набрасывала. Конспект для вечера, не хило? В общем, каждый сходит с ума по-своему. Тем более тут есть от чего приколоться по полной программе.

Моё положение – вообще жесть. С одной стороны – Алка, у которой крыша точно поехала. А чтобы не скучно было, она свои глюки мне как-то транслирует. И другим тоже, по-моему. Кирилла я не спрашивала, у него своих заморочек выше крыши, а Подлиза, который с Алкой больше всех общается, явно что-то темнит… Может, у неё способности какие особые? У психов, говорят, бывает, помнишь, мы передачу смотрели? Дурак дураком, а семизначные числа перемножает. Вот уж не думала, что с таким экземпляром в одной палатке жить буду… Понятно теперь, с какого перепуга пэрентсы её Сандре на реабилитацию выдали. Наверное, думали, что она от своей жизни в Инете свихнулась. Сейчас у взрослых это главная причина, „почему молодёжь такая пошла“. А природа, стало быть, лечит. Только пока улучшения что-то не видно…

Теперь следующий пункт: Кирилл у нас, оказывается, наркоша! Колется чем-то конкретно и в полный рост, я его фактически застукала. Вопрос: знает ли Барон? Может, и знает. Не случайно же он в поход сорвался и сына с собой потащил! Это только „товарищи физики“ то есть мои пэрентсы и блажная тётя Сандра, могли поверить, что у крутого бизнесмена с молодой женой и всеми примочками вдруг в жопе детство заиграло – и потянуло его со старыми друзьями на дикую природу. Двадцать лет не тянуло – и вдруг опаньки! Скорее всего, дело было так. Мать Кирилла пронюхала, нажаловалась Барону, тот его сперва поместил лечиться куда надо за большие деньги, а теперь просто увёз подальше от дружков-наркоманов, чтобы закрепить результат. А фигушки! Кирилл, похоже, всех обманул и продолжает ширяться. Ну и мне-то как быть, подскажи-ка, дорогая подруга?! Закладывать Кирилла папаше? Молчать и ждать, пока пацан откинет копыта? Наехать на дурака, сказать, что всё знаю, и пригрозить? Полный отстой!

Знать бы, где он своё хозяйство хранит. Потихоньку стырить и выбросить… Только Монморанси машину охраняет (укусит он меня вряд ли, но шум точно поднимет. И он не Хильда, не подкупишь. Всегда сытый, сволочь, и подачки не берёт). И потом, если всё выбросить, у Кирилла ломка начнётся… Да уж, задача не по математике…

Кроме того, у нас тут и без наркоманских заморочек – хоть „Очевидное – невероятное“ снимай. Все встречные только и делают, пугают: убирайтесь отсюда, здесь опасно. В чём конкретно дело, не говорят, но мы и сами кое-что видели… Сандра говорит: природная аномалия. А я скажу так: природная или нет, но аномалия точно. Прикинь, солнце среди бела дня гаснет и… Но об этом я тебе потом напишу, я сама ещё не разобралась в том, что вроде бы своими глазами видела… Может, опять Алка глючит на всех?

Вот такой поход получился: сплошные траблы и непонятки. То ли дело дома, в тёплой компании, на форуме и „в контакте“… Вот написала и… знаешь, Бяка, как-то меня всё здешнее… уже зацепило, что ли? Как в кино?.. Нет… Не по-детски?.. Не знаю, как сказать… Это вроде бы уже МОИ траблы, от которых не отделаться, а разобраться…

Александра говорит: „Такое раз в жизни бывает, товарищи физики!“ Фигня полная, правда? По уму надо бы срочно когти рвать, но это из всех только моя мать и понимает… А я чего хочу? Не решила пока…

Да, совсем забыла сказать о главном! Ещё я, кажется, влюбилась!!! Видела его всего один раз и даже слова с ним не сказала. Он, кажется, немец. Или, может, другой какой-нибудь швед. Но такой отпадный! Прямо парень моей мечты, честное слово. И я ему, кажется, тоже понравилась… Только не думай, пожалуйста, что я совсем сбрендила! Он со своим дедушкой и рыбаками-иностранцами едет примерно куда и мы (если доберёмся, доедем!), так что есть все шансы опять с ним встретиться. И тут уж я своего не упущу… Жаль, конечно, что с инглишем у меня полный швах, но это ничего – если дойдёт до дела, думаю, как-нибудь объяснимся…

В общему читай и облизывайся. Высокий (я ему по плечо), волосы светлые, глаза синие, красивый офигитительно, улыбка отпадная, фигура… Зовут – Вальтер! На меня явно запал… Я буду не я, если не приложу все усилия, чтобы с ним ещё раз повидаться и…

Ну, всего тебе доброго, дорогая подруга Бяка. Всем нашим привет. Не забывай. Скучай по мне, как я по тебе скучаю. Целую.

Кристина».

– Отлично. Оно у тебя в компьютере? Дай посмотреть!

– Ты с ума сошёл? Я его отправила и сразу, на её глазах, стёрла.

– Это ты с ума сошла! Зачем ты это сделала?

– Тебя в детстве не учили, Барон, что читать чужие письма нехорошо?

Барон и Александра сидели на берегу реки на расстоянии полутора метров друг от друга. Между ними, положив морду на упавшую сосну, служившую им сиденьем, расположилась Брунгильда. Александра отмахивалась от мошки веткой ольхи и рассеянно поглаживала собачий загривок.

– Слушай, Сандра! Какие сейчас принципы? – Барон попытался придвинуться чуть ближе к женщине. Хильда подняла морду и внимательно взглянула ему в лицо. – Нужна ин-фор-ма-ция! Любая! А Тина явно что-то видела, что-то знает! И это её решение непременно ехать дальше! Ты же помнишь, именно ей с самого начала вся наша затея как кость в горле была! Ей бы в город, на тусовку, к друзьям…

– Барон, не смеши меня, – ответила Александра. Впрочем, судя по лицу, смешно ей не было. – Ты ведь, помнится, историю изучал. Стало быть, знаешь: как только люди решают, что обычные принципы человеческого общежития, вроде тайны переписки, по тем или иным причинам сделались неактуальны – вот тут самое страшное и начинается…

– Я же не призываю тебя копаться в её личных тайнах! Ты могла хотя бы заглянуть в её письмо одним глазом и убедиться, что там нет ничего жизненно важного для всех! В конце концов, это вопрос безопасности!

– Успокойся, при переносе файла я мельком видела последние фразы… Тина знает не больше нас. Девочка просто влюбилась в одного из зигфридов… ну, тех рыболовов, и надеется ещё встретиться с ним. Юность, время любви… Ты же не будешь усматривать в этом угрозу для безопасности?

– А-а-а. – Барон вздохнул с облегчением и разочарованием одновременно. – Вот оно что… А в нашем возрасте, по-твоему, влюбляться уже не время?

– В случайно увиденного зигфрида? – Александра удивлённо подняла брови. – Полагаю, что да… А ты думаешь иначе?

– Сандра, послушай… – Барон протянул руку.

– Клац!

Хильда распахнула пасть и с лязгом, достойным капкана, проглотила жирного слепня. Барон вздрогнул и отшатнулся.

Александра взяла руку Барона в свои – сухие и сильные, перевернула ладонью вверх, внимательно, всмотрелась, как будто собиралась гадать.

– Баро-ончик, – протянула она. – Неужели ты всё ещё грызёшь заусенцы?! Бизнесмен новой формации, а туда же! Чего доброго, грязь попадёт, воспаление… Помнишь, как сам меня попросил тебя по рукам бить, когда в рот их потянешь… Особенно перед экзаменами…

– Чёрт… – Барон выдернул руку и совершенно по-детски спрятал её за спину. – Сто лет ведь не грыз! Представь, вторая жена уговорила – даже маникюр несколько раз делал… «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…» А тут… Сам даже не заметил…

Александра рассмеялась и поднялась, отбросив измочаленную ветку.

– Пошли к костру, Барончик! Соболя нас небось уже потеряли…

Светодиодный фонарик, висевший под потолком, делал лица лежавших мертвенно-бледными и почему-то испуганными.

– Мариша, – начал Сергей, – Барон говорит, что Тина ничего не знает. Конец её письма подруге посвящён мимолётному увлечению немцем-рыболовом. Согласись, если бы она там увидела хоть что-то реальное…

– Каким ещё немцем?! – Марина приподнялась на локте.

– Ну помнишь, мы мельком видели на стоянке иностранцев от фирмы «Умба-трэвел»?

– А-а-а… Ну да… Но они даже не разговаривали!.. Так, так… Да, всё-таки Кристина у нас…

– Ага, ну глуповата, – усмехнулся Соболь. – И слава Аллаху. Женщине не обязательно быть умной, чтобы быть счастливой…

– Н-да… Кажется, мы говорим сейчас про одного и того же человека… Алик, а ты что думаешь?

– Я думаю про Тинку и «Семнадцать мгновений весны».

– ?!

– Там Штирлиц в конце важного разговора просит таблетки от головной боли. И голос за кадром говорит, что именно на это тот дядька обратит внимание и именно это запомнит…

С минуту в палатке царило молчание. Потом Марина протянула руку вверх и погасила фонарик.

– По-моему, ты переоцениваешь умственные способности сестры, – донёсся уже из темноты голос Соболя.

– Не знаю, не знаю…

У сына и жены голоса были похожи. Соболь так и не понял, кто отозвался на его реплику.

Глава 9
ЖУТЬ ПЕРЕЛЁТНАЯ

Дорога взбиралась на небольшие холмы и спускалась в распадки, среди соснового леса островками мелькали березняки. Машины подпрыгивали на ухабах, вслед летел хвост белёсой глинистой пыли. Изредка попадавшиеся деревни выглядели заброшенными. Соболь, Виталик и девочки обошли одну из них в надежде найти кого-нибудь и спросить дорогу. Почерневшие дома кренились в разные стороны, во дворах и внутри изб валялась покрытая плесенью утварь…

– Все уехали, и, кажется, в спешке. Почему? – спросила Тина так требовательно, словно её спутники должны были сейчас же в чём-то сознаться.

Ей никто не ответил… Вдоль пустынной улицы, медленно взмахивая крыльями, словно маня за собой, низко летела большая желтоклювая чайка.

– В прошлой деревне тоже такая была. Перед машиной летела, – сказала Алла и мокрыми пальцами сжала руку Тины. – Страшно. Будто чья-то душа…

– Откуда они тут взялись? Моря поблизости нет… – удивился Виталик.

– Они далеко летают, – сказал Соболь. – Пойдёмте в машину. Никого тут не осталось.

Потом деревни сошли на нет. Иногда попадались жутковатого вида карьеры – скальные стены, зеленоватые, мертвенно-неподвижные озерца у подножий… Сандра объяснила, что когда-то здесь добывали рубины, но разработки, как и деревни, были заброшены. Наверное, поэтому карты, имевшиеся в навигаторе у Барона и в планшетке у Александры, плохо соответствовали реальности. Вроде того, как на картах Азовского моря до сих пор рисуют воду там, где её давно уже нет, а навигаторы при езде по недавно проложенной питерской КАД ещё много недель упорно предлагали вылезти наконец из болота.

Кончилось тем, что вполне проезжая (согласно карте) «дорога с улучшенным покрытием» постепенно исчезла в зарослях мелкого кустарника, а под колёсами начало подозрительно хлюпать. Чертыхаясь и треща ветками, водители с трудом развернули машины и двинулись назад, к ближайшей развилке. Внезапный просвет справа заставил свернуть на едва заметную колею.

– Сандра, гляди, кажется, там асфальт! – сказала сидевшая на переднем сиденье Марина и склонилась над картой.

– Ерунда, никакого шоссе здесь и близко нет, – ответила Александра.

И с этими словами выехала на широченную, идеально ровную бетонку, проложенную посреди нетронутого леса.

– А это ещё что такое?

– Это же аэродром! Взлётная полоса! – Голоса Тины и Соболя слились в один.

Широкая, для больших и тяжёлых самолётов взлётно-посадочная полоса протянулась километра на два, если не больше. Покрытие сохранилось вполне прилично, только по самым краям из трещин пробивалась трава и мелкие кустики. И – никаких строений, никаких людей, никаких дорог. Кроме той, по которой они приехали.

– Что это сюда на самолётах возили? Когда? Зачем? Куда всё подевалось?

Взрослые и подростки задавали друг другу вопросы, на которые некому было отвечать.

«Патриот», словно соскучившись по «большому асфальту», лихо носился взад и вперёд, с визгом закладывал виражи. Александра ехала медленно, держалась поближе к краю.

– Кто его знает… – так она объяснила, недоверчиво поглядывая на небо, и никто из пассажиров ей не возразил.

Довольно скоро пришлось вернуться обратно на грейдер.

Аэродрома этого на картах, естественно, не было. Как и россыпи карьеров. Не фигурировали даже точки деревень со скорбными пометками «нежил». Вообще ничего приметного, помогающего хоть как-то определиться. Вот уже несколько часов никто из группы не понимал, куда они, собственно, едут. Моральный климат в экипажах понемногу становился тягостным, словно всем и каждому предстояло посещение зубного врача – неясно только, в каком порядке.

Когда впереди на дороге вдруг материализовались два человека с кузовами за спиной, все обрадовались и оживились. Барон, ехавший впереди, остановился рядом с людьми и заговорил с ними, отмахиваясь от Монморанси, – фоксик встал на задние лапы и порывался угрожающе лаять. Не внушавшие доверия незнакомцы должны были знать: экипаж «Патриота» находился под его надёжной защитой.

Аборигены выглядели совершенными бомжами. На худой конец – беглыми каторжниками из этнографического фильма.

– Боюсь, у этих алкашей мы не много узнаем… – поморщилась Александра.

– Варсуга. Село, река. Мы туристы. Из Петербурга. Нам нужна дорога на Варсугу. Понимаешь? – на пальцах, повысив голос, объяснял Барон. – Куда сейчас ехать? Где свернуть?

Один из аборигенов мерно покачивался с носков на пятки. Второй опустил кузов на землю и протянул к окну грязную руку, похожую на клешню.

– Позвольте взглянуть на карту, – негромко сказал он. – Я попробую вас сориентировать, хотя, должен признаться, вы существенно отклонились от нужного вам направления…

– У меня GPS… – с трудом поймав челюсть, отозвался Барон. – Бумажная карта в той машине, сзади…

Бродяга степенно кивнул и сделал несколько шагов по дороге. Александра с готовностью открыла дверцу и протянула карту.

– Следующий лист, пожалуйста, – попросил он. – На бумажных носителях мне всё-таки легче ориентироваться. Вот здесь… это приблизительная точка нашей с вами локализации… Этой дороги в природе – увы! – не существует… Зато вот здесь есть неотмеченная смычка вот с этой дорогой, откуда вы, в свою очередь, попадёте на неплохую грунтовку, ведущую к новой трассе на Варсугу. Ориентирами вам послужат резкое изменение рельефа и вот это озерцо справа… Вы следите за моей мыслью?

– Д-да… – выдавила из себя Александра. – Теперь всё понятно… Б-благодарю, вы очень любезны…

Потоки информации, поступавшие от зрения и слуха, резко не совпадали. Обоняние было, пожалуй, на стороне зрения. Оно докладывало, что от бродяги ощутимо воняло.

– Вас что-то смущает в моём облике? – усмехнулся тот. При этом обнажились все три сохранившихся зуба и чёрные пеньки остальных.

– П-простите, – от души извинилась Александра. Ей давно уже не бывало до такой степени неловко. – Ваша речь…

– Философский факультет Ленинградского университета. Одна тысяча девятьсот семьдесят пятый год окончания. К вашим услугам. – Бродяга отвесил шутливый поклон.

– Но… почему?..

– Жизнь – сложная штука, мадам. Желаю вам всяческой удачи.

Бродяга поднял кузов и кивнул своему спутнику. Тот так и не проронил ни единого слова. Казалось, он пребывал в глубокой медитации. Двое миновали машины и зашагали прочь по дороге. Туда, откуда машины приехали.

Барон с Александрой тоже вышли на дорогу. Барон вытащил сигареты, Александра принялась вдумчиво чистить трубку. Домовитый Виталик уже собирал вдоль обочины подосиновики. Кирилл слушал музыку в машине. Тина высунулась в окошко и провожала бродяг внимательным взглядом, как будто хотела запомнить. Монморанси в лесу ловил сороку, которая его явно дразнила.

– Ты не спросила про аэродром, – сказал Барон судорожно затягивающейся Александре.

Та кивнула.

– Я просто обалдела от его манеры выражаться. Из головы всё вылетело… Хоть дорогу запомнила, и то хлеб. Давай теперь я с картой вперёд…

– Давай, – согласился Барон. – Сейчас я своё чудовище отловлю и… Слушай, но ведь это… Чёрт возьми, а?!

– Тебе его жалко, Барон, да? – перевела вылезшая из машины Марина. – А мне почему-то не очень. Вполне может быть, что из всего выпуска философов семьдесят пятого года он устроился лучше всех…

– Да уж, блин, настоящий философ, – усмехнулся Барон. – Сохранил специальность. В античном, понимаешь ли, смысле…

ДНЕВНИК ОДИНОКОЙ КРЫСЫ

«Здесь везде жутко и величественно. Как в фильмах с хорошей компьютерной графикой. Я даже не знала, что так взаправду бывает. Но с фильмами не сравнить, потому что – ветер. Он дует как будто сразу отовсюду и кажется живым. Ему практически нет препятствий. Он может сдуть всё – людей, одежду, лица, время, воспоминания. Даже машины с дороги ощутимо сносит, когда едем. И ещё тут почти нет запахов. На Чёрном море всё пахнет – розы, море, кипарисы, галька с водорослями, шашлычные на набережных. А здесь – почти ничего. Только какие-то кусты с жёсткими и узкими, как зелёные ногти, листьями пахнут тонко и пронзительно, когда стихает ветер.

С перевалов видны маленькие и большие озёра с очень прозрачной зеленоватой водой. В них никто не водится и на дне ничего не растёт. Тихо колышется внизу какая-то серо-зелёная муть – вот и всё. На берегах стоят чёрные свечки-можжевельники. Между озёрами растут маленькие кривые берёзы на белом лишайнике и разбросаны камни. Когда идёт дождь, в воздухе слышится тихое жужжание. Тётя Марина говорит: здесь как будто побывали японцы и всё декоративно оформили. Тётя Сандра говорит: какие японцы, это просто горная тундра. Ещё часто встречаются маленькие обелиски с красными звёздами. А названия, какие: хребет Муста-Тунтури, Долина Смерти… Дядя Соболь говорит, тут была война. Какая? С кем? Когда? Они говорят просто „война“ и ничего не поясняют, а я не понимаю, но стесняюсь спросить. Потому что они говорят как о чём-то, что все обязаны знать. Но Тина, Алик и Кирилл тоже не знают…

И ещё здесь почти нет людей. Не только японцев, совсем никаких. Если бы их здесь и раньше не было, тогда было бы не страшно. Как та совсем дикая природа, которую по спутниковым каналам показывают. Но люди тут когда-то были, и ещё совсем недавно, а потом ушли – вот в чём ужас. Мы даже проезжали целые мёртвые города. Их здесь издалека видно – многоэтажные дома, балконы с развалившимися цветочными ящиками, какие-то фабрики или заводы, железнодорожные пути, а на них – ржавые вагоны. На огромных стенах каких-то складов кирпичами выложены старые лозунги про партию и СССР…

И никого нет. Трава растёт. Кусты с широкими листьями и багровой корой – краснотал. В провалившихся окнах как будто кто-то мелькнёт и спрячется. Один раз видели одичавшего кота. Он оскалился, выругал нас и спрыгнул в расщелину в стене.

Ещё много брошенных военных городков. Рядом с домами на боку лежат огромные пустые цистерны, как дохлые чудовища. Эти городки стоят среди пустой тундры у обмотанные колючей проволокой во много рядов. Кого они так боялись? Кто на них нападал? Почему всё кончилось? Это тоже война, про которую взрослые говорят?

Тётя Александра спросила: хотите посмотреть? Из всех пошли только Тина, Алик, дядя Соболь и дядя Барон. Я осталась. Кирилл фотографировал издалека – виды. Алик потом рассказал: там даже детский сад был для детей военных, в нём горка для малышей, снежинки, вырезанные на стенах, и огромный плюшевый медведь, весь в плесени. Сидит на маленьком стульчике и смотрит стеклянными глазами. Когда уезжали – не взяли, слишком большой. Тина хотела его спасти, но дядя Соболь не разрешил, потому что микробы. Хорошо, что я с ними не пошла.

„Какие странные, можно даже сказать, мистические места…“ – сказала тётя Марина.

Тина спросила: почему всё это так? Что здесь случилось?

Сначала никто из взрослых не отвечал. Потом тётя Сандра сказала: „Я была в Италии и Великобритании. Видела остатки римских дорог, храмов, бань и акведуков…“ Все посмотрели на неё с удивлением, а тётя Марина и дядя Соболь, пожалуй, даже сердито. Чего это она вдруг вздумала хвастаться? Я тоже удивилась, потому что это на неё непохоже. И тогда она добавила: „Остатки развалившихся империй всегда выглядят странно и мистически. Особенно на окраинах…“