Текст книги "Уйти вместе с ветром"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Екатерина Мурашова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Тина раздула ноздри и вдохнула воздух, который пахнул тонко и звонко.

«Наверное, так чувствуют мир собаки», – почему-то подумала она.

Что-то должно было начаться. Уже началось.

Глава 16
РЕФЛЕКСИЯ

– Сандра, ты прости меня…

– За что, Мариша?!!

Александра, которая сидела, обхватив колени и свернувшись в небольшой камуфляжный клубочек, удивлённо подняла голову, и её лицо окрасил оранжевый отблеск костра.

– Я наезжала на тебя. Всю дорогу. Теперь, когда Кристина пропала, легко понять: это пустое.

– Да про что ты? – Александра искренне не понимала, хотя и видела уже, что в дело был пущен старинный и хорошо известный ей ритуал. Сейчас Марина начнёт в чём-то каяться, подсознательно надеясь таким образом отвести от пропавшей дочки беду.

Она не ошиблась.

– Ты понимаешь, – начала Марина, – у меня из головы не идёт, как они оба в студенческие годы за тобой ухлёстывали. И Барон, и особенно мой Соболь.

– Мариша, это было почти двадцать лет назад…

– Ну и что! Барон и сейчас на тебя облизывается.

– У него сейчас жена моложе меня на семнадцать лет.

– Как будто это имеет какое-то значение! Вы говорите на одном языке, понимаете друг друга с полуслова, у вас общие воспоминания юности… А с ней ему о чём говорить?

– Да ну тебя, Мариша, окстись! Наша якобы общность давно рассыпалась вместе со страной, в которой мы родились, и нашей общей юностью. Я – небогатая и одинокая, грызу свою физику, он – преуспевающий бизнесмен, у него имиджевая жена-красавица и фирма по производству и продаже какой-то измерительной аппаратуры…

– Да что у меня, глаз нет? Даже если ты сама уже, кроме формул своих, и не видишь ничего…

– В любом случае – Барончик обойдётся, – улыбнулась Александра. – Но за Соболя-то ты можешь быть спокойна. Его увлечение мной давно минуло…

– Да, – согласилась Марина. – Где ему теперь – с двумя детьми, да супротив Барона… Ты помнишь, как я тогда пришла в общежитие и вызвала тебя из Ленкиной комнаты на разговор?

– Забыла, – быстро сказала Александра. – Всё было так давно и неправда…

– Зато я помню. Ты мне тогда его фактически подарила. Уложила в коробку и перевязала ленточкой. Сказала: ладно, Мариша, не буду на дороге стоять. Оборвала все контакты, перестала в походы ходить… Я не верила, что получится, но ты… ты всё верно просчитала… Нам на следующий год кончать институт, ему, чтобы в Ленинграде остаться, надо было прописку. А я питерская и в него по уши влюблена…

– Мариша… – Александра помолчала. – Соболь знает? Ты ему рассказывала… про тот разговор?

– Никогда. Хочешь – расскажу?

– С ума сошла?!

– Он ведь так и не понял тогда, что случилось. Почему ты его бросила… Переживал страшно. Много раз меня спрашивал. Последний раз, когда ты пришла нас в поход звать…

– Господи, да какая теперь разница! У вас дети, считай, выросли…

– Да, конечно! В этом всё дело! Я же ещё потому на тебя злилась, что ты свободна, а я все эти годы… даже оглянуться вокруг и посмотреть на красивое как следует не могу… Вся в заботах – не красное ли у Виталика горло? Сколько Кристина двоек утаила? Час назад должна была дома быть с дискотеки – и где? Хватит ли денег на еду, если купить новые куртки Виталику и Соболю, а то старые совсем износились? И сейчас, здесь… Видишь, я не зря психовала. Надо было слушать тех, кто нас предупреждал, или потом отсюда хоть пешком уходить… Тебе ведь тоже за Тину тревожно, но одновременно чертовски интересно, что тут творится, я умом понимаю… Пропавшая собака всё-таки с пропавшей дочерью не сравнится…

– Не сравнится, – согласилась Александра. – Знаешь, у моей матери два года назад был инсульт. К счастью, не очень тяжёлый. Лечение, чёрная икра бидонами… Она оправилась… ну, почти полностью. Только давление до сих пор скачет да в последнее время ещё и сахар поехал… То есть в любой момент что угодно может случиться. Мы договаривались, я буду звонить или сообщения присылать в крайнем случае через день, а теперь уже почти неделю не могу с ней связаться… Что она там думает? Может, от волнения и про лекарства забыла…

– О Господи, – заволновалась Марина. – Но, Сандра, она ж взрослый человек, понимает, что ты не в Цюрих на конгресс поехала, что здесь могут быть всякие неполадки со связью и вообще…

– От Мурманска до Питера два дня езды на нормальной машине, и она это тоже знает… А вообще… Ты знаешь, ей временами кажется, что я её ненавижу… Что жду не дождусь…

– Кто? Твоя мама? Сандра, ты что! Уж как ты всегда нянчилась с родителями, звонила им отовсюду, писала из стройотряда чуть не каждый день, мы же тебя, помню, даже дразнили… Это ещё поискать надо таких дочерей, как ты!

– Иногда я думаю, что это не она, а болезнь… А иногда – что она сама меня не хочет видеть и слышать… Что я её чем-то непоправимо разочаровала…

– Сандра, мне кажется, ты чего-то себе выдумываешь, – строго сказала Марина. – Извини, но у человека после инсульта слегка крыша поехала. Со многими это бывает. Честно тебе скажу: я уверена, что она правильно пьёт все таблетки. И что Кристина, дурочка, куда-то сорвалась за немцами и скоро найдётся… Знаешь, Соболь говорил со шведами-рыболовами. У них у всех билеты на самолёт из Москвы с фиксированной датой.

– Да, – сказала Александра. – Это важно.

– А я знаю, на чём Тинка с немцами уехали! – крикнул подбежавший к костру Виталик. – Я подслушал, как военный мужик в рацию разговаривал!

– Они нашлись?!! – Марина вскочила на ноги. – С Тиной всё в порядке?!

– Не, не, мам, не нашлась. – Виталик резко сбавил тон. – Пока ещё не нашлась. Просто немцы бэтээр угнали…

– Чудны дела Твои, Господи, – едва не перекрестилась Александра. – Неужели и Хильда с ними укатила?.. Хотя бы у неё-то соображения должно было хватить…

Барон долго не мог вспомнить, где видел этого человека. Занятый своими мыслями, тот очень не спеша шёл по улице посёлка и – раздражал. Чем? Барон с юности не любил рефлексии, от неё становилось щекотно в мозгах. А щекотки он боялся с ещё более ранних пор, с детства.

Но откуда ему знакомо это загорелое сухое лицо с резкими чертами? Эта скрытая сила очень точных, по-звериному плавных движений… Красивый человек и двигается как олимпийский спортсмен… Почему раздражает?

Почувствовав пристальный взгляд, мужчина обернулся и кивнул, явно здороваясь. Улыбка чуть тронула губы, и Барон сразу вспомнил его. Ну как же, дорога на Каменное озеро, поворот за сломанной ёлкой… Назвался сотрудником заповедника…

Барон вдруг решился и зашагал вперёд, не гася непонятного раздражения, даже наоборот – растравляя его где-то в районе мозговых пазух, в которых у недостаточно закалённых подростков вроде Кирилла обычно гнездится гайморит.

– Послушайте! Простите, я не знаю вашего имени, но мы вас тогда подвозили, и сейчас так дальше не может продолжаться!.. Вы, как местный житель и научный сотрудник, наверняка в курсе… Это невозможно больше, у нас пропал ребёнок, мать с ума сходит, и уже кто-то в кого-то стрелял, и, кажется, даже попал, у всех нервы на взводе, здесь иностранцы, военные, чёрт-те кто, может, хватит темнить?! Рано или поздно произойдёт что-то непоправимое, если уже не произошло… Карты на стол – кто что видел, знает, объединить усилия, неужели вы не понимаете?!

Речь получилась бессвязная, не дорога, а направление. Барон подошёл почти вплотную и с трудом удержался, чтобы не схватить собеседника за грудки. Отстранённо подумал: да что со мной? В истеричку превращаюсь?..

Сотрудник заповедника не улыбнулся и подавно не шарахнулся, спросил серьёзно:

– Вы предлагаете возглавить объединение именно мне? Или сами планируете?

– Да какая разница! – Ироническая деловитость мужчины как-то сразу погасила пыл Барона, правда, раздражение осталось. – Главное, – продолжал он, – это услышать и понять друг друга. И на основании этого решить, что делать! Самое страшное – это же неизвестность! Неужели этого не понимают? А если понимают, почему нам ничего не говорят? Ведь кто-нибудь наверняка знает, что за чертовщина здесь происходит! Военные там, учёные, местные жители наконец…

– Никто не знает, – спокойно сказал сотрудник заповедника, и Барон отчего-то сразу поверил ему. – Все строят свои догадки на основании имеющихся у них сведений. Вероятно, кто-то ближе к истине, кто-то – дальше, но чтобы знать наверняка…

– Так давайте обменяемся сведениями! Какой смысл играть в прятки? Мы же не враги… Или враги? Всякая чушь из американских фильмов в голову лезет. Слышали, наверно: сон разума рождает чудовищ! Чьи тут интересы? Кто из-под кого чего хочет?.. У нас девочка сбежала с какими-то вообще опереточными вагнеровскими немцами, уехавшими, как потом оказалось, на угнанном бэтээре… Они-то тут что?! Ищут кольцо нибелунгов, украденное зелёными человечками?! С помощью трусливой дворняги, которую они зачем-то прихватили с собой? А-а-а! – Раздражение Барона перешло в откровенную злость. – Что с вами говорить! Знаете вы что-нибудь или не знаете – какая разница! Говорить о деле надо с теми, у кого власть и сила. С военными или уж с Порядиным… И я у них потребую немедленного…

Барон решительно зашагал по улице.

– Постойте минутку, – как прежде, серьёзно проговорил служащий заповедника. – Скажите, пропавшая девочка – дочь Александры?

– Нет, Марины и Соболя. – От удивления Барон ответил прежде, чем осознал вопрос. – А откуда… Вы что-то про неё знаете?!

– Увы. Но я, наверное, должен вам сказать. Поделиться информацией, как вы выразились. Волею судьбы мне известно, что «опереточные» немцы движутся в сторону Долины Смерти, где с сорок первого по сорок четвёртый год стояли немецкие егеря. Военное прошлое старика Золлингера, надобно полагать… Но ни девочки, ни собаки с ними нет. И не было с самого начала. Это точно. И это всё, что я знаю. Простите…

Сотрудник заповедника давно ушёл в сторону берега и уже стоял на лодке-пароме, а Барон всё торчал посреди улицы, сжав голову руками. Он пытался представить себе, как сообщит эту новость Марине…

– Мы требуем, чтобы нас немедленно вывезли отсюда! – перво-наперво заявили двое рыболовов-американцев. – У нас есть договор с турфирмой, несоблюдение которого может повлечь…

– Ноу поссибилити, – набычившись, чтобы спрятать растерянность, пробормотал гид. – Нет возможности.

– Но герр Золлингер и его молодые друзья отбыли…

– Вы умеете воровать? – вежливо по-английски осведомилась у американцев Александра. – А гусеничные вездеходы водить?

Американцы сделали одинаковые движения крупными челюстями. Вот если бы квадроциклы…

– Мы будем жаловаться. Это нарушение прав человека…

– Безусловно, – кивнула Александра. – Дальше что?

На столах ресторана «Лосось» стояли пепельницы в виде раковин и осыпающиеся букеты из свечек иван-чая.

Двое военных сидели прямо и бесстрастно, как замороженные. Уфологи всё время о чём-то тихо переговаривались. Альберт переводил для Эдит. Шведы-рыболовы, не садясь, маячили у выхода из ресторана. Норвежка сидела за столиком у окна, тревожно озиралась и постоянно отхлёбывала из пластиковой бутылки.

Порядин вертел в пальцах бумажку, но не заглядывал в неё.

– По самым скромным подсчётам, континентальный шельф Северного полюса может содержать до четверти всех мировых шельфовых запасов углеводородов. Здесь расположены крупнейшие нефтегазовые провинции. Сейчас в этом регионе производится пятая часть валового продукта России и двадцать два процента общероссийского экспорта. В Арктике добывается девять десятых никеля и кобальта, шестьдесят процентов меди, девяносто шесть – платиноидов, все бариты и апатитовый концентрат…

– К чему вы всё это говорите? – спросил Соболь.

– Чтобы всем было понятно, какие величины поставлены на карту и в каком направлении будут развиваться события в регионе.

– Идите вы с вашим кобальтом! У нас дочка пропала! – крикнула Марина и заплакала. Барон обнял её за плечи.

– Прежде чем на что-то претендовать в будущем, нужно понять, что здесь происходило в прошлом и уже происходит прямо сейчас, – заметила Зинаида. – Это, кроме всего прочего, тоже в государственных интересах…

– Высадку летающей тарелки будем рассматривать? – обратился к собравшимся сотрудник заповедника, представившийся Игорем, но не назвавший ни своей фамилии, ни должности. Впрочем, было заметно, что по крайней мере Порядину Игорь давно и хорошо известен.

На лицах появились улыбки, Зинаида презрительно фыркнула.

– Нужно учесть всё! – подала голос Эдит.

Альберт перевёл.

– Вы имеете в виду охрану редких животных? – с надеждой осведомился Аркадий. С широкого лица уфолога не сходило какое-то пугающе-детское выражение. Он больше суток неподвижно, без еды и питья просидел возле бывшей ловушки на скалах, ожидая непонятно чего. Пока не был насильно уведён оттуда Зинаидой.

– Не только, – покачала пушистой головой француженка. – Надо понимать, что ландшафт, экосистема и народы, ведущие на этих землях традиционное хозяйство, составляют единое и неделимое целое. В Монако недавно состоялось совещание ЮНЕСКО по арктическим народам и путям устойчивого развития Арктики. Они пришли к выводу, что решение проблем этого региона должно начинаться с осознания: многие народы Арктики давно выработали свою систему самоуправления. Эти народы и их учреждения имеют огромный творческий потенциал, так что не нужно изобретать за них велосипед. Участники совещания составили шестьдесят шесть рекомендаций относительно руководящих принципов, которым нужно следовать для обеспечения стабильного развития Арктики…

– Сколько-сколько? – уточнил один из военных.

– Шестьдесят шесть, – доверчиво повторила Эдит. – Это важные рекомендации, они были выработаны на основе консенсуса, достигнутого участниками совещания. А среди них были и представители коренных народов, члены Российской ассоциации коренных народов Севера, Совета эскимосов Приполярья и Парламента саами. В совещании также приняли участие представители Союза Арктики…

– В Монако… Совет эскимосов Приполярья… Шестьдесят шесть рекомендаций… – зачарованно повторил второй военный.

Шведы с норвежкой согласно покивали, россияне смотрели на Эдит так, как будто высадка летающей тарелки уже произошла у них на глазах. Альберт поджал губы. Он был европейцем в душе. И страдал оттого, что приходилось жить в постимперской стране, которая двадцать с лишним лет слушает про демократию по телевизору, но никогда её в действии не видала и, судя по всему, в ближайшее время не увидит.

– Здесь и сейчас! – твёрдо сказал Барон, обращаясь к Порядину. Одной рукой он по-прежнему обнимал Марину, прятавшую опухшее от слёз лицо.

– Мы ищем девочку с помощью всего имеющегося у нас личного состава, – чётко ответил старший военный. – Пока никаких сведений нет.

– Сиреневый туман, аномальные природные явления, существо, в которое стрелял Аркадий… Кроме летающих тарелок и снежных людей, есть ещё какие-нибудь гипотезы?

– Мистика, эпос и легенды местных жителей, – сказала Эдит.

– В «Калевале» сказано, – проявил неожиданную эрудицию Альберт.

– Что сказано в «Калевале»?! – хором спросили Барон, Александра и воодушевившиеся шведы, которым переводила Зинаида.

 
– Всколыхалися озёра,
Горы медные дрожали,
Камни твёрдые трещали,
Со скалы скала валилась,
Раздроблялися утёсы… —
 

процитировал Альберт. – А когда сто сорок лет назад Александр Дюма в Россию приезжал и знакомился с Карелией, он оставил воспоминания: судно шло от острова Коневец на север… Вдруг всё заволоклось таким туманом, что друг друга было не разглядеть. Дословно я, конечно, не воспроизведу, но смысл примерно таков… «В гуще тумана гремел гром, и озеро забурлило, словно вода в котле. Казалось, гроза зародилась не в воздухе, а в глубине бездонного озера. Туман всё сгущался, раскаты гремели всё оглушительнее, угасая в плотных сгустках пара, молнии отсвечивали каким-то мертвенным блеском. Воды озера вздымались всё выше и не из-за буйства волн, а от какого-то подспудного клокотания. Всё это длилось часа два…» Вот так… Потом оказалось, что глубинный гул хорошо известен и нынешним обитателям ладожских берегов. Он называется бронтида…

– Потрясающе! – восхитилась Александра. – А мы живём и не знаем…

– Он просто от всего французского фанатеет, – шепнул Барон и добавил громко: – Ну да, эпос, мемуары, хорошо, но мы в реальном мире живём…

– Да оглянитесь вокруг! – с досадой сказала Зинаида. – Когда вы наконец раскроете глаза и поймёте, что взаимодействие Земли и Большого Космоса никогда не прекращалось?! А Кольский полуостров – один из самых оживлённых регионов контакта! Древние знаки на скалах для посадки летательных аппаратов. Сотни наблюдений НЛО и десятки НПО… это тоже неопознанные объекты, только подводные… Сколько лет мы думали, что это секретные субмарины уцелевших фашистов, а норвежцы до сих пор полагают, что это мы их селёдку с подводных лодок считаем! Как можно быть такими слепыми!

На реплику Зинаиды никто не отреагировал, кроме сподвижников, согласно качнувших головами.

– Кольская сверхглубокая скважина. Семидесятый год, почти тринадцать километров вниз, – задумчиво проговорил Игорь. – Сначала её законсервировали. Потом демонтировали оборудование. А в прошлом году даже и вышку снесли. На металл? Учитывая, что по берегам здесь валяются полторы сотни брошенных кораблей, часть из которых экологически опасна? И это не считая прочего железа… Всё ли мы знаем про то, что нашли в сверхглубокой? И на что она повлияла?

– У нас нет сведений, – быстро откликнулся старший военный.

– А ещё к нам пару лет назад приезжал исследователь геоглифов, армянин Авакян, – продолжал размышлять Игорь. – Так он считал, что известные парапсихологические феномены на Кольском – видения, моменты внезапной паники и всё такое – хорошо объясняются электростатическим индукционным взаимодействием рассолов, вроде солончаков или морских заливов, с природной электростатикой…

– Получается, мы собираемся сражаться с… природным явлением? С экологическим дисбалансом? С древней легендой? Так? – раздражённо спросила норвежка и так присосалась к своей бутылке, словно над головой шелестели калифорнийские пальмы. – А девочка что же? Провалилась в эту вашу сверхглубокую скважину? А Аркадий в кого стрелял? В эльфа? Ерунда какая-то получается…

– Мы не собираемся ни с кем сражаться! – громко сказал один из американцев. – Мы требуем выполнения контракта, то есть скорейшей отправки нас обратно в Москву. И оттуда – в Соединённые Штаты. В противном случае мы подадим в суд!

– Набросайте пока заявление, потом время сэкономите, – дружелюбно посоветовала Александра.

– Вы способны говорить конкретно и русским языком?! – наконец заорал вышедший из себя Соболь.

– Вы правы. – Иван Иванович Порядин кивнул Соболю и норвежке. – Говорю конкретно и по-русски. Зарубежным гостям, надеюсь, переведут строго по тексту. Здесь и сейчас у нас есть совершенно конкретный противник. Он материален, и это вовсе не природное явление типа землетрясения или излучения. Его численность и возможности сейчас нами изучаются совместно с военными. Его наличие препятствует освоению региона в государственных интересах, дальнейшему развитию и процветанию посёлка, администрацию которого я возглавляю, и доставляет конкретные неудобства и даже страдания гостям нашего в целом прекрасного края. Поэтому противник будет уничтожен.

Глава 17
НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

– Почему ты плачешь?

– Ну… иногда хочется просто посидеть, полежать или даже походить – и поплакать. Разве ты так не делаешь?

– Нет, – ответила Тина. – Никогда.

– Странно. Это очень помогает вернуться.

– Наверное.

Сказать честно, Тина не знала, что ещё спросить.

«Ты кто такая?» – нормальные, воспитанные люди так не спрашивают. Марина наверняка удивилась бы, узнав, что Кристина считала себя воспитанным человеком. Почему-то не верилось, что эта девочка из деревни. Может, тоже заблудившаяся туристка? В это верилось ещё меньше…

– Знаешь, – Тина решила блеснуть эрудицией, – когда была перепись населения, по закону разрешили записываться той национальностью, какую выберешь. Сам министр сказал: нет способа проверить, так что пусть хоть марсианином называются, так и запишем.

– И что? – Девочка шмыгнула носом и взглянула на Кристину из-под завесы спутанных волос. – Много марсиан оказалось?

– Нет, марсиан совсем не было, – сказала Кристина. – Зато насчитали много эльфов, хоббитов и некоторое количество скифов.

– Прикольно.

– Ты часом не эльф? – Тина улыбнулась, довольная, что придумала ловкий способ задать вопрос.

– Нет, почему эльф? – удивилась девочка. – Я – Вещь.

– Ага, – сказала Тина. «Приплыли, подруга…»

Подумала и села рядом. Вещь подвинулась, освобождая Тине место на серебристом просолённом бревне.

Помолчали, глядя в море. Вещь больше не плакала, шевелила пальцами, словно с кем-то играла. Ветер перебирал её рыжие волосы.

– Тебя кто-то позвал? – спросила она.

– Нет, – почти не удивившись, ответила Тина. – Алку звала её умершая сестра Ира. А меня – нет, никто.

– У нас нет Иры, – сказала Вещь.

– Конечно нет, – согласилась Кристина. – Она умерла семь лет назад. Это Алкин глюк был. А ты – мой глюк, что ли?

– Я похожа на твой глюк? – усмехнулась Вещь и натянула подол платья на исцарапанные коленки.

– Вообще-то нет, – признала Тина. – А ты что, здесь живёшь? С кем?

– С кем живу? – переспросила Вещь и по-честному задумалась, как будто такой простой вопрос никогда не приходил ей в голову. – Знаешь, я как-то с тобой устала, – сказала она наконец и поднялась, явно собираясь уходить. – Будешь ждать?

– А что мне остаётся? – Тина пожала плечами.

– Хорошо, жди. – Вещь, как в зеркале, повторила Тинин жест и шагнула между двумя можжевельниками, на мгновение соединив их маленькой радугой.

Тина сидела на бревне и думала, что на самом деле надо бояться и паниковать. На худой конец, плакать без причины, как Вещь, которая говорит, что не эльф, только лучше бы назвалась эльфом – хоть понятно было бы, как с ней разговаривать. А так… Всё известное осталось где-то за скобками. Мир был похож на колышущийся океан тёплого золотого света. На краткое мгновение Тина поняла и почувствовала, что такое «светлая страна», в которую пробирались Жук и Букашка, оборванцы с бензоколонки. Но мгновение минуло, и понимание исчезло.

Но Тине сразу стало некогда об этом задумываться, потому что ветер вдруг погнал к её ногам крохотные смерчи, а в можжевельниках наметилось движение.

«Вещь?.. Вернулась?»

Но вместо рыжей девочки оттуда без всякой радуги вышел высокий худой паренёк. По виду куда больше похожий на обыкновенного человека.

– Меня тут называют Ловцом, – представился он. Волосы у него были очень светлые, лохматые и лёгкие – ветерок всё время их шевелил. – Что с тобой было?

– Я шла… Я – Тина, – с большим облегчением ответила питерская школьница. Этот не скажет, что он от неё «как-то устал», этот сам начал расспрашивать. И Тина, торопясь, вывалила: – Я шла обратно в наш лагерь около деревни, там у меня родители и их друзья, но никак не могла туда попасть – всё время приходила в одно и то же место, вот сюда, где бревно, только тут каждый раз было немного по-разному. Один раз даже моря не было. А потом, смотрю, сидит девочка… которая Вещь… и плачет…

– Это, наверное, Художник решил с тобой поиграть, – подумав, сказал Ловец. – Или просто у него настроение сегодня такое. Испугалась?

Тина прислушалась к себе и честно ответила:

– Сначала, наверное, да. А теперь вроде и нет. Но я вообще деревянная. От рождения.

– Как это? – удивился мальчик.

– Я редко боюсь. И вообще – чувствую что-нибудь. Папа меня Тинка-Буратинка зовёт. Кукла деревянная – знаешь? Глупая, зато бездна оптимизма…

«Во дела, и с какого перепуга я так о себе… Вот именно, с перепуга…»

На самом деле она готова была говорить и говорить без конца, лишь бы этот Ловец не уходил. Не бросал её.

Ловец неопределённо покачал головой. Он молча рассматривал Тину, море, камни – всё вместе, словно картину, явно запоминая детали, как будто всё могло в любой момент исчезнуть или измениться неведомо как.

Тина как-то быстро привыкла к тому, что здесь у них молчат, когда ещё или уже нечего сказать. «Где – здесь? У кого – у них?!» – добивался трезвый «взрослый» голос внутри. Ответа не было, но Кристине такое поведение даже нравилось. Там, где она бывала раньше, в сходных случаях, наоборот, принимались много говорить ни о чём. И не только ребята в городской тусовке, родители у костра тоже этим грешили. Молчал только Кирилл. Но он молчал практически всегда, что тоже, конечно, было неправильно.

– Чего ты хочешь, Тина? – спросил Ловец. – Вернуться к своим?

«Догнать Вальтера и чтобы они взяли меня с собой…» – чуть не брякнула Кристина, но вовремя спохватилась. Слишком уж откровенно получилось бы для первого знакомства. Да и Ловцу могло не понравиться.

– А ты можешь меня вывести? – дипломатично спросила она.

– Конечно. Теперь ты и сама выйдешь. Ступай вон туда, по берегу. Увидишь устье Варсуги, а там и посёлок, и лагерь твой – рукой подать…

Ветер гонял песок, выкладывая удивительно красивую «рябь». Тина прислушалась к себе. Вот так взять и уйти, упуская шанс хоть что-то понять?

– А у вас здесь – что? – Тина обвела рукой окрестности, неосознанно копируя всеохватывающую манеру Ловца.

– У нас здесь теперь, кажется, война, – серьёзно сказал Ловец и вздохнул. – К сожалению.

Тина разом подобралась. Она ждала совсем другого ответа.

– С кем война? – спросила она. – С посёлком? С военными?

– Да нет, с посёлком мы обычно не воюем… Просто… просто всё так запуталось… – с досадой проговорил Ловец.

– Вы не марсиане? – спросила Тина, вспомнив интерес Вещи и два рассказа Рея Брэдбери, которые отец когда-то давно прочитал им с Подлизой на ночь. Мама потом отругала отца и куда-то запрятала книжку, потому что рассказы до полусмерти напугали сына, а дочь, напротив, непонятным образом воодушевили…

– Не волнуйся, – усмехнулся Ловец. – Я вполне землянин, как и ты.

– Тогда объясни, – потребовала Тина.

– Я не могу, – сказал Ловец и, заметив её вытянувшееся лицо, поспешно добавил: – Я бы хотел, но не умею… не знаю…

– Врёшь, – неуверенно проговорила Тина. Ловец не казался ей ни вруном, ни любителем тонких намёков на толстые обстоятельства.

– Не, не вру. Ну… Вот ты сама можешь объяснить, как ты живёшь?

– Я? – удивилась Тина. Потом сообразила, что отступать стало некуда, и кивнула. – Легко! Как живу? Ничего живу, неплохо даже, если предки не очень наезжают. В каникулы особенно хорошо…

– Я не о том. Не про хорошо или плохо, – мотнул головой Ловец. – Я про другое: ты вот знаешь, как и почему вышло так, чтобы ты вообще на свете была? Именно ты? Именно такая? Жила в своём доме, в своей семье?

– Мне надо подумать, – честно ответила Тина.

Ловец понимающе кивнул.

Тина попробовала подумать. Когда-то она, как все маленькие дети, считала себя единственным «я», обозревающим гигантские декорации мира. Однажды, когда они с мамой ехали в метро, до неё вдруг дошло, что мир состоял из несчётного множества таких же «я», ничем не хуже и не лучше её самой. Когда человек как следует осознаёт, что он в этом мире – пылинка, от наличия или отсутствия которой по сути ничего не зависит, ему настаёт пора уходить. Кристине, по счастью, до этого было ещё очень далеко. Тем не менее в процессе размышления она обнаружила множество интересных вещей, обдумывание которых раньше откладывала «на потом», а теперь вдруг увидела с неожиданного ракурса. В итоге пришлось развести руками:

– Нет, я этого не знаю…

– Вот и я – тоже, – удовлетворённо сказал Ловец.

Тина решила, что общефилософских вопросов с неё уже хватит.

– А где вы живёте? – спросила она.

Если она ожидала географических координат или хоть расплывчатого «за третьей ёлкой направо», то фокус не удался.

– Везде, – ответил Ловец. – Кому где нравится. Художник, например, обычно в своих картинах живёт…

Тина вздохнула. Наверное, так и придётся уходить несолоно хлебавши. Обидно, конечно, но раз уж день с самого начала не задался…

– Он сейчас, наверно, где-то неподалёку, – неожиданно сказал Ловец. – Хочешь познакомиться?

– Да, конечно, – быстро сказала Тина.

«Значит, он не то чтобы хочет от меня поскорее отделаться…»

– Только не бойся и ни на что не ведись, – предупредил Ловец. – Он сам всех боится. А если спрячется, его уже никто не найдёт.

Они пошли по берегу, и песчаные смерчики полетели за ними, заметая следы.

Художник оказался художником в самом прямом смысле. Он рисовал.

Сидел на песке и, высунув кончик языка, водил остро заточенным карандашом по листку бумаги, уложенному на дощечку. На вид Художнику было лет двенадцать, но это ничего не значило. Его, как и Вещь, за человека можно было принять разве что издали.

– Ты умеешь входить в картины? – деловито обратился он к Тине.

– Не приставай, – с досадой перебил Ловец. – Ты же знаешь: этого никто не умеет, кроме тебя.

– Погоди, – сказала Тина. – У нас дома на верхней полке лежит бабушкин альбом. Там всякие известные картины. Старые – и вправду хорошие, всё как настоящее нарисовано, без этих современных понтов. Когда я была совсем маленькой, я очень любила этот альбом рассматривать. Так вот, там была одна картина… Вроде совсем простая… В смысле, пейзаж, без людей… Озеро вдаль уходит, тучи сизые громоздятся, на утёсе чёрные деревья гнутся под ветром… Кладбище из нескольких крестов и маленькая церковка. Холодно и сумерки кругом, и дождь с грозой то ли был, то ли ещё будет, и всё такое огромное, а в церковке окошечко, и в нём горит такой тёплый жёлтенький огонёчек…

– Это Левитан, «Над вечным покоем», – сказал Художник.

– Это была моя самая любимая картина, – кивнула Тина. – Я могла на неё, наверно, час подряд смотреть. И вот иногда я смотрела… и казалось, что меня туда начинает затягивать. Что если я перестану упираться, то влечу туда быстро-быстро, и окажусь на этом утёсе, и загляну в окошечко церкви, и смогу внутрь войти. А там – я знала откуда-то – свечки горят и такой старенький седенький попик ходит в калошах, совсем один… Иногда мне даже казалось, что со страницы с картиной уже ветер дует, и я его слышу и чувствую запах холодной воды, и осталось только шаг сделать…

Тина замолчала.

– Ну а потом? – спросил заворожено слушавший Художник.

– Потом родители альбом от меня на самую верхнюю полку убрали, боялись, что я его порву или измажу, а он дорогой. С тех пор так там и лежит, никому не понадобился. Подлиза его не смотрел, он с самого начала всё со взрослыми тёрся…

– Здорово! У тебя почти получилось! Это же самое сложное, в старые картины и я не могу… А ты говоришь! – Художник торжествующе обернулся к Ловцу.

– Я молчу, вообще-то, – заметил Ловец.

– А что ты рисуешь? И ты правда здесь всё нарочно менял, так что я выйти не могла?