Текст книги "Уйти вместе с ветром"
Автор книги: Мария Семенова
Соавторы: Екатерина Мурашова
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Глава 22
РАСКОЛ
Монморанси взорвался истошным лаем. Потом замолчал. И наконец снова загавкал, но уже в иной тональности – размеренно и уважительно.
«Гля-ди! Гля-ди! При-шёл! При-шёл!»
Александра искренне скучала по вороватой Брунгильде и не слишком жаловала Монморанси. Однако иногда ей казалось, что фокс был очень близок к возможности говорить членораздельно и разумно. Она сняла с костра чайник, воспользовавшись вместо прихватки шерстяным носком, и разогнулась поглядеть, в чём дело.
Иван Иванович Порядин уже усаживался на бревно у костра. Опёрся на колени локтями, свесил кисти и замер в этой позиции. Как будто отдыхал после смены на заводе.
– Кофе хотите? – спросила Александра. – С коньяком? У нас ещё на донышке булькает…
– Очень хочу, – сказал Порядин.
Александра подала кофе в высокой термокружке Барона. Барон стоял рядом и смотрел на огонь.
Кроме них троих, у костра никого не было. Соболь сидел с Мариной, регулярно пытаясь говорить с ней. Кирилл прятался от всех в «Патриоте». Алла то ли дремала в их с Кристиной опустевшей палатке, то ли бродила где-то неподалёку. Только Виталик, как всегда, маячил на краю поля зрения, внимательно наблюдая за происходящим между взрослыми.
– Я прошу вас сегодня же собрать всех своих людей, свернуть лагерь и переселиться в гостиницу, – сказал Иван Иванович, обращаясь к Александре.
Барон сделал вывод, что Порядин считал руководителем группы именно её. Поискал внутри ущемлённое самолюбие, не нашёл. Только незаконченную и непонятную фразу: «Да пускай себе что угодно, лишь бы…»
– Вам это не будет ничего стоить. В денежном плане, – уточнил Порядин.
– Почему переселиться? – спросила Александра. – Что ещё произошло?
– К военным подтянулись подкрепления из Печенги и Полярного. Завтра начнут операцию по зачистке. Разумно, чтобы все гражданские лица находились в это время в одном месте. Тем более у вас дети… Таково распоряжение Полковника, но я к нему присоединяюсь. Гостиница – идеальный вариант.
– Да что и кого же, в конце-то концов, они будут здесь «зачищать»?! – не удержался Барон. Над левым глазом у него задёргалась жилка.
– Всё, что найдут, – вздохнул Порядин. – Всё чужеродное, опасное, не вписывающееся в здравый смысл. Зелёных человечков и снежных людей – обязательно. Говорящих рыб и прыгающие деревья. Самодвижущиеся лодки и самокатящиеся камни. Потом все останки отдадут учёным – пусть те на досуге разбираются… Безопасность и спокойная жизнь людей, экономика и развитие края, интересы страны и государства в целом – это приоритеты. Я ответил на ваш вопрос?
– Эдит и Зинаида не согласятся сидеть в гостинице, когда… – начала Александра.
– А вы разве не знаете? – удивился Иван Иванович. – Мужчина-уфолог исчез два дня назад. Француженка ранена…
– Как это произошло?!
– Уфолог просто растворился в воздухе. В самом прямом смысле. Беззвучно и без каких-либо спецэффектов. Эдит, которая в последнее время ходила за ним буквально по пятам, была тому свидетелем. Отваги нашей француженке, как вы знаете, не занимать, поэтому она с гневным воплем кинулась туда, надеясь как-то помочь и, может быть, вытащить уфолога из ловушки. Её отбросило, шибанулась об камень, результат – сотрясение мозга, в двух местах сломана правая рука, ключица и три ребра, вывих лодыжки…
– Какой ужас! – воскликнула Александра.
– Да уж. Состояние мадемуазель далеко не блестящее, но она держится молодцом и только и беспокоится о пропавшем уфологе… Как вы понимаете, от всех этих происшествий настроение уфологов, гринписовцев и зарубежных гостей существенно изменилось…
– То есть вы хотите сказать, что они повесили сушиться своё европейское миролюбие и поддерживают идею военной «зачистки»? – недоверчиво уточнила Александра.
– В общем, да. Но единодушия, конечно, нет. Мнения разделились. Француженка, естественно, рвёт и мечет, но она капитально выведена из строя…
– Аркадий каким-то образом всё же исполнил свой психопатический план, – заметил Барон. – Принёс личную искупительную жертву. И тоже в голосовании не участвует…
– Точно, – кивнул Порядин. – Шведы и москвич-переводчик кипят негодованием и жаждут мести за искалеченную нечистью Эдит. Уфологи деморализованы исчезновением коллеги…
– Американцы, наверное, тоже «за»? – предположила Александра. – Хотя… если вспомнить, как они в своей фантастике обычно показывают военных…
Порядин покачал головой:
– Американцам нет дела ни до кого, кроме самих себя. Они только и спрашивают: когда их отсюда вывезут? По их мнению, военная операция может и подождать. Главное дело всех – обеспечить безопасность граждан США. Эстонец и норвежка – против.
– Эти-то почему?!
– Не могу знать. Но – категорически. Тельма повторяет на четырёх языках одно и то же: «Не трогайте! Не трогайте!» За последние сутки выучила это даже по-русски. Я сам слышал…
– А вы-то что же, Иван Иванович?
– Я всегда на стороне законности и правопорядка… В общем – переселяйтесь скорее. Там, в гостинице, если пожелаете, сможете примкнуть к любому лагерю, написать плакат, организовать митинг у постели Эдит… Хотя есть шанс, что в результате масштабной операции удастся хоть что-нибудь узнать о судьбе пропавшей девочки… Ч-чёрт! Засиделся я с вами… Совершенно же нет ни времени, ни сил…
Александра вдруг проговорила вполголоса:
– Послушайте, Иван Иванович… давно хочу вас спросить: этот выпускник философского факультета кем вам приходится?
– Единоутробный брат. Старший. Отцы у нас разные…
– Это видно, – заметил Барон.
– Всюду раскол, – проводив глазами Порядина, усмехнулся Барон.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Александра.
– Я был в деревне. Не успел рассказать тебе об ужасах, Порядин опередил… Эдит жаль, конечно, но в каком-то смысле, может, и хорошо, что её временно вывели из строя. Уж очень она… бескомпромиссная. А уфолог, мне почему-то кажется, ещё выплывет… Так вот, про деревню. С утра поп в церкви произнёс проповедь. Как я понял, что-то такое во славу нашего оружия. Типа, благословляю солдатиков на изведение нечисти. Часом позже на резном, высоком, как ты помнишь, крыльце храма появился местный Лютер…
– Какой ещё Лютер?!
– По-здешнему – баба Клава. Очень набожная тётка и харизматичная, её последователи здесь – что-то вроде секты, довольно сплочённой…
– Господи, – точно отгораживаясь от ещё одной напасти, зажмурилась Александра. – Только местного «Аум Синрикё» ещё не хватало…
– Нет-нет, никаких газовых атак и террористического уклона… Так вот, она поднялась на крыльцо и неоднократно прокричала что-то вроде: «Солдаты, уходите! Обидите малых сих, Бог вас покарает!»
– Малых сих? Кого она имела в виду?
– Бог весть, но в приходе естественным образом начались брожения… Секта бабы Клавы ведёт пропаганду в войсках…
– Бред какой-то! – пробормотала Александра.
– Не без того… Так мы будем эвакуироваться в гостиницу?
– Разумеется. Собирай свою машину, а я помогу Соболям упаковаться и снять лагерь.
– Я пойду с тобой.
– Не надо, это опасно. Я исчезла, меня наверняка искали, я девчонка и вообще. Тебя никто не знает, издалека ты выглядишь совсем взрослым и довольно опасным. Вдруг они выстрелят?
– Я пойду с тобой.
– Но мне ведь ничего не угрожает. Я им всё объясню, и мы потом встретимся. А ты должен поговорить с Дезире…
– Я пойду с тобой.
– В конце концов, там мои родители, брат. У меня нет никаких ваших заморочек. У меня только информация. Я возвращаюсь к своим.
– Я пойду с тобой.
– С тобой невозможно разговаривать!
– И не разговаривай. Пошли.
– Тогда я тебя немножко очеловечу. Не сопротивляйся, так надо.
Самый обыкновенный туман уползал вверх по ущельям. Небо над морем походило на розовую наволочку с далёким рядом белых пуговиц-облаков. Пара воронов играла над прибоем в воздушных потоках. Дорога ёжилась – она была не слишком приспособлена для передвижения тяжёлой военной техники…
Рации по-прежнему не работали, так что связь должна была осуществляться с помощью ракетниц – благо их имелось в избытке. Места тоже были расписаны заранее для каждого взвода – брошенная деревня, развалины хутора на взморье, старый завод, депо, окрестности аэродрома… Полковник прикидывал, что ещё не учтено, что следует исправить перед началом операции. Потом, естественно, выяснится ещё десять раз по десять неувязок, но это уже придётся решать рабочим порядком…
Они вышли на дорогу из скального каньона, в котором текла форелевая речка, обмелевшая по июльскому времени. И встали на мосту, в таком месте, где их никак нельзя было объехать. Над ними летали большие стрекозы. Они держались за руки.
Движение колонны замедлилось, потом остановилось.
Полковник узнал девочку, он видел её фотографии, которые распечатывались для поисковых групп. Юноша, который стоял рядом с ней, выглядел как мирный инопланетянин из старых фантастических фильмов. На голове у него был венок из тысячелистника и колокольчиков.
– Стойте! – крикнула девочка и протянула вперёд свободную руку.
Все и так стояли.
Полковник опомнился, высунулся наружу и заорал и мегафон:
– Девочка, подойди сюда! Тебя доставят в посёлок! Там тебя ждут твои родители! Они очень волнуются!
– Отмените всё! – крикнула Тина. Почему-то её голос слышался звучнее мегафона Полковника. Наверное, в каньоне была особая акустика. – Вернитесь в посёлок! Вы не можете воевать с ними!
– Почему это – не можем? – Кажется, вопрос задал командир первого взвода.
Тина ответила ясно и громко:
– Потому что они – ДЕТИ!
Полковник похолодел.
После околоцерковного скандала в посёлке он вообще-то догадывался, что во всём этом деле просто обязана обнаружиться какая-нибудь подобная закавыка. Но такое…
Кстати, старик-генерал предупреждал его. Девочка наверняка не врёт, противник притворился детьми. Ну и что теперь прикажете делать?
Вот такой никак не предсказуемый и ни на чём не основанный абсурд – самая смерть для военной операции!
– А это точно был не Вальтер? Ведь военные-то с ним не знакомы…
– Да нет, Вальтер тут ни при чём. По агентурным данным, полученным от Игоря, немцы сейчас где-то на крайнем севере полуострова. Это был какой-то совершенно отдельный юноша. Непонятно откуда взявшийся и непонятно куда девшийся после.
– Ты его видела?
– Да, буквально несколько минут. Удивительное зрелище. Они держались за руки. У них были одинаковые глаза. Суок и наследник Тутти нашли друг друга после долгой разлуки. Я аж прослезилась…
Александра и Барон сидели за столиком в ресторане «Лосось». Вокруг на нескольких языках возбуждённо гудели «гражданские лица».
– Жаль, меня там не было…
– Тебе тоже любопытно взглянуть на наследника Тутти?
– Нет. Я никогда, даже в юности, не видел твоих слёз. Все другие девчонки, чуть что, принимались реветь, а ты… Ты была у Соболей?
– Да, слава богу, Марина полностью оправилась. Бодра, агрессивна, хлопочет. Мгновенно вспомнила язык и как-то договорилась с американцами о совместных действиях.
– Ей что, американский консул понадобился?! – В уме Александры пронеслось несколько вполне фантастических предположений.
– Нет, консул ей без надобности. Они все вместе осаждают Порядина и военных – требуют немедленной переброски на «материк».
– Да военные, по-моему, сами в растерянности…
– Их можно понять. К тому же их главный, кажется, куда-то смылся.
– В Москву? В Мурманск?
– Похоже, нет.
– А что Кристина? Где она сейчас – ты знаешь?
– Тину затребовала к своему ложу Эдит. Уже второй час идёт совещание. Посторонние не допускаются. Зинаида в пух и прах рассорилась с Альбертом. Она почему-то винит француженку в исчезновении Аркадия.
– Раскол продолжается?
– Ещё как…
За прошедшие дни Альберт потемнел и заострился лицом, только глаза горели лихорадочно-ярко. Постоянное возбуждение и недосып давали себя знать.
Полковник старался казаться спокойным.
– Послушайте, но в Арктике, по новым прикидкам учёных, до тридцати процентов мировых запасов нефти и газа. Вопрос, кому и на каких юридических основах они будут принадлежать, в общем-то ещё открыт. Вы разумный человек и должны понимать, что государство не может этот вопрос игнорировать и должно заранее достойно подготовиться к сколь угодно острой его постановке. Ведь не секрет, что все последние десятилетия у нас не валовой продукт, а сплошная продажа нефти и газа… Можно как угодно относиться к этому факту, но другой экономики у нас с вами на сегодняшний день просто нет…
– Ну так сколько же нефти на душу населения нужно человеку для счастья?! – воскликнул Альберт. – Или там нефтедолларов? Да нисколько, потому что быть счастливыми люди научились задолго до нефти. А вот сколько человеку нужно любви? Даже не для счастья, а чтобы хоть вообще оставаться человеком?.. Нельзя без любви вырастить ребёнка! Без любви можно вырастить только чудовище – что мы с вами как раз и наблюдаем здесь и сейчас. Их лишили не нефти, а любви, и вот что вышло! Что ещё должно с нашим государством стрястись, чтобы оно наконец задумалось о приоритетах?!
Полковник брезгливо поморщился:
– Простите, но если мы будем всё переводить в эмоциональную плоскость, то весь пар спустим в гудок. Я – военный человек. Для меня есть такие понятия, как государство, интересам которого я присягал, и приказ. Может, потом, когда я выйду в отставку…
– А вы не боитесь недооценить «эмоциональную плоскость» бытия и «выйти в отставку» прямо сейчас? – усмехнулся Альберт. – Причём не по воле командования или государства, а просто по случаю, вместе со всем человечеством или, по крайней мере, севером Евразии?
– Что вы имеете в виду? – насторожился Полковник и вмиг стал похож на крупную охотничью собаку.
Но Альберт, мрачно ссутулившись, уже уходил прочь.
Небо плакало. По поверхности небольшого пруда во дворе завода как будто шаловливо шлёпали сотни крошечных детских ладошек.
– Дезире, ты сама понимаешь – мы должны уйти. Уйти на север.
Дезире сидела на старом рассохшемся стуле под бетонным козырьком и слушала дождь. Маруся, растянувшись во весь рост, лежала у её ног и лениво шевелила длинными лапами, втягивая и снова убирая острые когти. Ловец, как всегда, стоял.
– Почему? – спросила Дезире. – Мы можем драться. И даже победить, если повезёт. Зачем нам уходить?
– Если мы уйдём, они не станут нас преследовать. Там совершенно безлюдные места, где ещё долго никто не появится. Есть надежда…
– Ловец, ты не хуже меня знаешь, что человеку, который здесь родился, не стоит на что-то надеяться…
– Уходить – это плохо. Но всё остальное, что может быть, – значительно хуже и страшнее.
– Пускай все сдохнут! – сказал Жук. Он сидел на корточках и чертил по земле щепкой. – Никого не жалко. Все гады!
– Дезире, я умоляю тебя, – сказал Ловец и внезапным плавным движением опустился на колени. Маруся вскочила, подошла к Ловцу и обнюхала его уши.
– Зачем он? – прошептал Букашка, обращаясь к Феодору (тот сегодня щеголял в просторном бархатном пиджаке явно мужского кроя). – Она же не видит…
– Она слышит, откуда звук идёт, – объяснил Феодор.
– Ты, Ловец, умоляешь? Меня?.. – Ровный голос Дезире слегка дрогнул. – Ради чего? Что тебе эти люди? Они вышвырнули нас из своего общего дома, как мусор, который ни на что не пригоден…
Жук злорадно рассмеялся:
– Вот мы им теперь и напомним!
Ловец продолжал:
– Среди них, между прочим, твоя родная сестра…
– И что? Она росла в семье, которая отказалась от меня, даже не потрудившись взглянуть. Она едва не рехнулась от страха, мельком увидев моё лицо. И при таком раскладе я должна млеть от родственных чувств?.. Кстати, Ловец! На севере ведь всё время сильные ветра, а спрятаться негде! Как же ты…
– Я выдержу. Дезире!
– Ладно. Пусть будет компромисс. Мы уйдём. Но не все. Кто-то останется. Я думаю, Каменщик… и ещё кто-нибудь… И если эти люди всё же решат нас преследовать… ты же понимаешь, что мы об этом узнаем? Тогда подадим знак оставшимся и… Ты согласен, что это будет честный шанс для всех?
– Согласен, Дезире. – Ловец встал и склонил голову.
Маруся громко заурчала, дружелюбно ткнула его лбом, приглашая поиграть, и потёрлась мускулистым боком о его колени. Юноша пошатнулся и сделал шаг назад.
Глава 23
ЗАТИШЬЕ
Тишина – как музыка…
Папоротники, камень, роса на паутинке… Солнечный луч, прошедший сквозь дырочку в уже багряном осиновом листе и оттого окрасившийся в нежно-розовый цвет…
Всё, что кажется плотным и твёрдым, на самом деле такое же пустое, как этот солнечный луч. Это Ловец говорит. Ловец умный, он книжки читал. Там написано, что всё состоит из очень маленьких частичек, а между ними ничего нет, как в космосе, где от звезды до звезды свет годами летит через пустоту. Раз так, всё должно было бы проникать одно сквозь другое, но между частичками действуют силы, которые этого не допускают…
Ловцу, конечно, видней. Каменщик книжек не читает, даже тех, где про камни написано. Про другое ему не интересно, а про камни он всё знает и так.
С расстояния Каменщик похож на самого обыкновенного подростка, но вблизи иллюзия пропадает. Нет, у него не растут на коже роговые чешуи, и на каждой руке – вполне пять пальцев, а не четыре и не шесть. И глаза, как два кружка бирюзы. Пожалуй, даже красивые. Но вот выражение этих глаз, общая мимика, неуловимая аберрация черт… В общем, такого у людей не бывает. Это странно и необычно, а потому и пугающе. Только Ловец с Художником его не боятся. Потому что сами такие же.
Глаза Каменщика становятся особенно похожими на полированную бирюзу, когда он садится перед скалой и начинает в неё смотреть. Именно так: не на скалу, а в неё. Внутрь. Тогда у него расплываются зрачки, а скала делается полупрозрачной, точно волокнистый кисель. Постепенно взгляд Каменщика проникает всё глубже, он видит трещины, по которым сочится вода, а за ней от поверхности тянутся корешки. Корешки ползут медленно, но на фоне неспешной жизни камней поспевают чуть ли не бегом.
Наблюдать за их ростом Каменщику неинтересно. Он путешествует дальше, туда, где наслаиваются разные породы скал, а в них тянутся цветные рудные жилы и смутно мерцают кристаллы, заключённые в шершавые желваки. Здесь ему дышится легко и спокойно. Когда-то он лишь наслаждался узорами скальных глубин, потом выучился их изменять. В итоге люди то забрасывали внезапно иссякшие выработки и карьеры, то обнаруживали нечаянные богатства в оползнях, случившихся на заднем дворе. Каменщику было всё равно.
Одно время ему нравилось отслеживать подземные коридоры, тянувшиеся к вершине большой трещины. Кто их проложил и когда – Каменщик не имел никакого понятия, да его это и не волновало. В тех коридорах было много людей. Молчаливых и неподвижных. Когда-то все они двигались и говорили, но потом пропитались соками земли, перестали двигаться и обратились в камень. Вместе с одеждой, на которой ещё можно было различить тёмные и светлые полосы. Каменщик удивился этому, но мимолётно. Наверно, решил он, люди пробивали свои коридоры, стремясь к сплетению земных сил, некогда разорвавших неподалёку пласты. Трещина уходила прямо вниз, туда, где всё плавилось. В первый раз забравшись сюда, Каменщик почувствовал себя пловцом, который, оказывается, до сих пор барахтался на мелководье, а здесь под ногами была настоящая бездна. Из любопытства он дважды совался туда, но оба раза отступал. Напряжение сил, пронизывавших недра, оказалось чересчур велико даже для него. У земли – в смысле, у всей Земли – были свои вены с артериями, и здесь билось одно из сердец.
Полосатые люди, похоже, хотели пить силу непосредственно из этого сердца, но не справились, и она обратила их в камни. Что случилось бы с ним самим, вздумай он подойти слишком близко, Каменщик просто не знал. Не то чтобы он боялся, нет. Ему было, пожалуй, без разницы. Просто камни, сквозь которые ему так нравилось скользить, ещё не всему его научили. Поэтому в бездну он пока не стремился.
Худенькая француженка помещалась на сдвинутых кроватях, утопая в подушках и одеялах, которые Альберт натащил со всей гостиницы. Загипсованная рука важно возлежала поверх всего на какой-то распорке.
– Я похожа на чучело? – спросила Эдит и улыбнулась Кристине.
Тина ответила честно:
– Вы похожи на королеву на троне.
– Есть две стороны вопроса, – перешла к делу Эдит. – Чего они хотят? И что они могут?
Тина ответила быстрее, чем Альберт успел перевести.
– Хотят, чтобы их оставили в покое.
– Ты должна понимать, что в сложившихся обстоятельствах это уже невозможно, – вздохнула Эдит. – Как только я отсюда выберусь, я подниму все известные мне сообщества и организации, включая ЮНЕСКО. Но Россию, желающую осваивать свою собственную территорию, никто не сможет остановить…
– В лучшем случае сделают резервацию, как для индейцев в Америке, – предположил Альберт.
Эдит покачала головой.
– Не успеют, – сказала она. – Да и побоятся. Индейцы на тот момент – это было, как ни крути, прошлое континента. А здешние ребята… Что они такое? Куда направлен вектор и что будет завтра?
Маховик государственной машины раскручивается неспешно. Особенно в тех случаях, когда следовало бы поторопиться. Но если уж он взялся набирать обороты и тут выясняется, что под него что-то попало… Или кто-то…
«Не успеют», – колоколом отдалось в голове у Кристины.
– Чтобы попытаться хоть что-то предпринять, – говорила Эдит, – я должна знать как можно больше…
– Я должна знать…
Это было не эхо. От дверей шагнула Зинаида.
Альберт сделал такой жест, как будто хотел заслонить Эдит собственным телом. Француженка досадливо повела здоровой рукой.
– Сядьте куда-нибудь, Зинаида. И, ради всех святых, не пугайте девочку своим космическим экстремизмом.
– Чья бы корова мычала… – вполголоса буркнула Зинаида. Дескать, чего ещё ждать от гринписовцев. То они лезут под пули, спасая китов, то оказываются с переломанными костями на гостиничных подушках вообще неизвестно из-за чего. И хорошо ещё, что на подушках.
– Кристина, – через Альберта повторила Эдит, – расскажи мне, пожалуйста, как и откуда они сюда попадают.
– Из самых разных мест, – ответила Тина. – Зов действует только на тех, кто… Я не знаю, как сказать… В фильмах их обычно называют мутантами, но, по-моему, это как-то неправильно… Их приводят проводники. У них самих всё по виду нормально, но они тоже… не очень ладят с этим миром. Они… Да вы же ведь помните Жука и Букашку? Ну, тогда, на бензоколонке? Тётя Сандра их ещё… Жук – он беспризорник, жил на улице, как ваш Гаврош. Он – проводник. А Букашка вроде как чувствует радиоволны. Они для него типа как нити в пространстве. Он их слушает и спокойно разбирает, о чём гудит каждая нить. Я, может, плохо объясняю, но, в общем, для Интернета ему компьютер не нужен. И так может прислушаться и прочитать любое письмо, а может ниточку подёргать – и передать… Какой-то прямо человек будущего…
Кристина беспомощно улыбнулась, а взрослые невольно задумались, какого шороху в Сети – и не только в Сети – мог бы наделать этот малыш, если бы вдался такой целью. Если? Чего доброго, тут как с летящим на нас астероидом. Не «если», а «когда»…
– Ты сказала, Жук – беспризорник. А этот Букашка, он кто? Где они познакомились? Как возникает эта общность с проводником?
– Букашку Жук нашёл на вокзале. Тому было всего четыре года, он потерялся. Жук взял его к себе, перебрался в другой город, прятал от милиции, чтобы не забрали в приют…
– То есть всё это время Букашку ищут? Или теперь уже, скорее всего, оплакивают родные?! – ужаснулась Эдит. – Какой кошмар!! Надо обязательно попробовать их разыскать! Ему было четыре года, значит, он способен многое помнить – имена родителей, улицу, где жил, какие-то приметы…
Кристина покачала головой:
– Жук думает, что Букашку не потеряли, а бросили, как его самого. Его ведь когда-то мамка привела на вокзал… – (Выговорить «мать» или «мама» у Кристины не повернулся язык, точным словом показалось именно «мамка».) —…посадила на скамейку, купила ему булку, а сама села на поезд и уехала. С тех пор он вообще никому не верит…
– Ужасно, ужасно. – Эдит прикрыла ладонью глаза. Может быть, ей вспоминались аналогичные случаи, имевшие место в цивилизованной Франции. Там ведь тоже очень разные люди живут.
Зинаида воспользовалась паузой и спросила:
– От выстрела Аркадия действительно кто-то погиб?
– Да, – ответила Кристина. – Его звали Жадина. Ему было двенадцать лет. Он собирал всякие вещи. Пуговки, фантики, всё что угодно. Раньше он жил в канализации.
– А что он делал среди датчиков и ловушек?!
– Он следил за вами, чтобы подобрать или даже украсть красивые упаковки, которые могли бы остаться после вашего пикника. Жадина перед вылазкой говорил об этом другу. Когда всё случилось, тот унёс Жадину и похоронил на берегу моря. Теперь там бывает сиреневый туман…
Зинаида закрыла лицо руками. Эдит прямо на глазах постарела на несколько лет.
– Мы все вместе убили этого ребёнка, – после долгого молчания проговорила она. – Искупление принял Аркадий. Это очень по-русски. Хотя бы ради него надо сделать всё, чтобы остановить дальнейшее…
– Аркадий был прав, – сказала Кристина. – Среди них есть такие, кто хотел отомстить. И сейчас хочет. Как я понимаю, не только за смерть Жадины… Вообще…
– Зинаида, у вас есть дети? – внезапно спросил Альберт. Голос был шершавый, как наждак.
Женщина отрицательно помотала головой.
– И у меня нет, – продолжал он сквозь зубы. – И у Эдит тоже… О! Мы очень развитая цивилизация. Мы научились очень многим ловким вещам. Расщеплять атом, строить луноходы и нанороботы, которые ползают по кровеносным сосудам. Мы, взрослые, даже обучились быть одинокими и не умирать от этого! Но при этом, кажется, потеряли одно, зато основополагающее для выживания вида умение – выращивать своих детей!
– Там есть одна девочка, – сказала Кристина. – Её зовут Вещь. Её не теряли и не выбрасывали. Она жила с родителями. Потом ушла…
– Вот именно, – как будто даже обрадовался Альберт. – Если дети у нас всё-таки случаются, мы умеем неплохо обеспечить их. Не только самым необходимым, но и массой всякого лишнего. Барахлом, развлечениями, информацией, впечатлениями… и прочими суррогатами нашей любви. Но мы разучились воспитывать их в семье, причём так, чтобы им хотелось и они имели надежду, выросши, быть не такими одинокими, как мы сами…
В этот момент Зинаиде почудилось странное. Недотёпа Аркадий не просто исчез, он как бы отчасти вселился в Альберта, определённо переменив лощёного москвича. Уфологиня потрясла головой, гоня наваждение.
– Кристина, что они могут? Если разозлятся или если их загонят в угол? Если их всё-таки попытаются уничтожить?
…Не «если», а «когда». Астероид переворачивался в пространстве, меняя орбиту. У него на боку всё чётче проявлялось имя нашей планеты…
– Я не знаю наверняка, – подумав, медленно выговорила Тина. – Но мне кажется, если их уничтожить, здесь и далеко вокруг просто ничего не останется. Разве что камни. Да и то я не уверена…
– Интернет очухался, – сообщил Кирилл Тине, заглянувшей к нему в «Патриот». – Могу что-нибудь про твоих кошмариков посмотреть.
Свернувшийся клубочком на сиденье Монморанси вскочил и сунул мордочку ей в ладонь.
– Как ты думаешь, он скучает по Брунгильде? – спросила Тина.
– Уверен, она-то по нему не скучает, – усмехнулся Кирилл.
– Это точно, – согласилась Тина. – У неё там такой Белый Клык… Он за двоих храбрый и жратву здорово добывает. А насчёт Интернета… Пусти в почту, если не жалко, я Бяке письмо напишу. А этих… кошмариков… их «в контакте» вряд ли найдёшь. У них у всех клички, которые явно уже здесь… Хотя погоди! Вот Федора-Феодор, ну, который придумал Зов. У него способности были и раньше, и он это… то мальчик, то девочка…
– Гермафродит?
– Ну да. Попробуй пошарить…
– Нашёл, – сказал Кирилл. – Прикинь, какая-то психологиня рассказывает об интересных случаях из практики. Типа художественные очерки, но уж больно здорово совпадает! Вон, смотри – интернат для сирот, заведующая Клавдия Николаевна… и ребёнок-гермафродит в числе её подопечных.
– Точно! – воскликнула Тина. – Клавдия Николаевна – это ж баба Клава, у которой секта в посёлке! Она проводником Федоры была! Дай я прочту…
– Там про Федору почти ничего нет. Зато, кажется, есть про этот Зов.
– Ну хоть что-то…
– Клавдия Николаевна, – осторожно перебила я. – Я не сомневаюсь в том, что за последние девять лет жизнь воспитанников вашего интерната благодаря вашим усилиям стала более наполненной и интересной. Но вряд ли вы пришли сюда рассказывать о своих достижениях…
– Ой, да, простите, пожалуйста. – Она судорожно обмахнула под носом скомканным платочком, снова зажала его в кулаке, кулаки спрятала между колен, до предела натянув юбку неопределённо-бурого цвета. – Последнее время у нас такое творится, что я и говорить боюсь, за старое цепляюсь…
– Клавдия Николаевна, расскажите, пожалуйста, поподробнее, что именно творится в вашем интернате последнее время. С чего всё началось?
– Началось всё с того, что Зиночку Боковину забрали, – быстро сказала она.
– Куда забрали Зиночку? Кто?
– Родители забрали. Понимаете, она заболела. Тяжело очень. Пневмония, да неё с рождения с почками неладно. В общем, врач сказал, что пятьдесят на пятьдесят… Да вы ведь, наверно, не знаете, что интернатские дети, если что серьёзное, как мухи мрут. Где домашний выживет, интернатский точно умрёт. Мне один умный человек сказал – это оттого, что жить им незачем. И, знаете, верю. Потому что сама каждый день вижу…
Так вот, проводили мы Зиночку в больницу, я поплакала, попрощалась с ней мысленно. И вдруг на следующий день с утра приходит в интернат женщина. Где, говорит, Зиночка? Я – её мать…
– Клавдия Николаевна, но ведь вы говорили, что у вас интернат для детей-сирот…
– Ну, это так называется. Какие сейчас сироты? Редко-редко когда и вправду никого нет. Обычно либо отец, либо мать есть, а то и оба вместе – живёхоньки, здоровёхоньки, да только знать не желают собственного ребёнка. Кто ещё в роддоме отказался, кто потом сдал, когда ясно стало, что больной, а кто и сам такой жизнью живёт, что не приведи Господи! Куда там ребёнку!
Так вот, я, конечно, сперва ей не поверила. Потом стали проверять – всё сходится. Откуда вы, говорю, узнали? Для Зиночки-то это третий уже интернат. А она мне: да так, говорит, сердцем почувствовала.
Ну что будешь делать, хуже, думаю, уже не станет, стала объяснять ей, как до больницы доехать. Тут вдруг мужик появляется, забулдыжный такой, шапочка с помпоном, а из кармана бутылка торчит. Подайте, говорит, сей же час мне мою Зину, потому как я её единокровный отец. Точно так и сказал.
У меня, знаете, глаза на лоб полезли. Тут супруги друг друга признали, прослезились на радостях. Она у него на груди рыдает: в больнице, мол, наша Зиночка, не ровён час помрёт. Он, солидно так, по спине её хлопает: ничего, дескать, Марина, теперь у нас всё на лад пойдёт, и сами выправимся, и Зину на ноги поставим. Я хоть и обомлела, конечно, но всё же на бутылку киваю. Которая в кармане у него. Он вдруг аж затрясся, хвать её за горлышко, да и хрясь прямо об пол. Вот так, говорит, мы раздавим гидру империализма!..