Текст книги "Горький мед"
Автор книги: Мария Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
При этом Светка, незаметно от Шурика, заговорщически подмигнула тете Дусе, и та с готовностью вступила в игру.
– Так что ж я, Сашок, драться с ней буду, что ли? – Она всплеснула руками, довольно натурально изобразив свою немощь и отчаяние. – Уйдет, как пить дать уйдет!
Шурик растерянно переводил взгляд с тети Дуси на Светку, стараясь понять, насколько серьезна их угроза, и всеми силами надеясь, что это просто не очень удачная шутка. Тетя Дуся стояла перед ним, скорбно поджав губы и покачивая головой, словно заранее обвиняла его в Светкиной погибели. В Светкином же облике детская невинность непостижимым образом сочеталась с твердостью и решительностью, свидетельствуя о том, что эта женщина способна на все, не говоря уж о такой малости, как побег из дома.
– Та-ак… – медленно протянул Шурик и полез в карман за сигаретами. – Шантаж, значит?
Он закурил, сел на диван и, печально опустив голову, затих. Подавленный вид Шурика вызывал сочувствие, но, помня, что речь идет о его же здоровье, ни Светка, ни тетя Дуся угрызениями совести особо не мучились, хоть и понимали, что прибегли к недозволенному приему, воспользовавшись трепетным отношением Шурика, для которого основной заботой сейчас являлась Светкина безопасность.
Тетя Дуся, изображая немой укор, застыла на пороге. Она вошла в эту роль крепко и основательно, и складывалось впечатление, что она не двинется с места, пока не убедится, что Сашок оставил свое намерение бегать по баррикадам. Ольга поняла, что затевать сейчас разговор о квартире крайне неуместно, и, ощутив какую-то неловкость, засобиралась в Александровку.
– Проводи меня до метро, – обратилась она к Шурику. – Мне надо сказать тебе что-то очень важное.
– Не уезжай, Олюнь! – бросилась к ней Светка. – Ты же ведь предупредила своих, что, может, в Москве останешься… У тети Дуси раскладушку возьмем…
Ей явно не хотелось отпускать подругу, казалось, они не виделись уже целую вечность и сегодня, проговорив всего-то часа два, не успели сказать друг другу и сотой доли того, что накопилось. Светка заранее предвкушала, как поздним вечером, когда Шурик и тетя Дуся улягутся спать, они с Ольгой, оставшись вдвоем на кухне, смогут наконец наговориться, что называется, от всей души, спокойно, вдумчиво и никуда не торопясь, как это бывало раньше, когда беседы их в сокольнической квартире затягивались порой до рассвета.
Основной вопрос, который волновал Светку в последнее время, касался ее взаимоотношений с Шуриком. Фрейд, как выяснилось, в данном случае оказался плохим помощником, поэтому ей не терпелось обсудить это с подругой во всех тонкостях и деталях, поделиться с ней своими сомнениями и догадками.
Светка, конечно, понимала, что та ситуация с Ираклием, в которой все они оказались, должно быть, намного важнее ее личных переживаний, но ситуация эта давно была уже со всех сторон обговорена и требовала от нее не душевного напряжения и размышлений, а лишь терпения и осторожности. Поэтому все силы души, все помыслы Светки, томящейся взаперти, направлены были сейчас на Шурика – единственный реальный, живой объект ее нынешней жизни. С чувствами этого «объекта» в Светкин адрес все было ясно и определенно, сомнения же (но при этом какие-то странные, подозрительные сомнения) гнездились в ней самой и, не поддавшиеся анализу, невысказанные, грозили разрушить идиллию в воздушном двухкомнатном замке, зорко охраняемом тетей Дусей.
Светка знала, что только Ольге может доверить свои самые тайные и самые сокровенные мысли, и ей тяжело было смириться с тем, что подруга сейчас уедет и она снова останется один на один со своими опасениями и колебаниями.
За окном заметно потемнело, где-то вдалеке послышалось глухое, утробное ворчание грома.
– Действительно, – очнулся вдруг Шурик, – ну куда ты сейчас поедешь? Того и гляди дождь начнется…
Дождь… Летом в дождливую погоду Ольга любила сидеть в своей квартире возле открытой балконной двери и наблюдать, как упругие струйки весело резвятся по перилам, пускаясь в озорной перепляс на тумбочке, в которой хранились пустые банки из-под дядипашиного варенья. А в закрытое кухонное окно дождь стучал рассыпчато и настойчиво, словно требуя впустить его, и, недовольный поставленной преградой, переходил порой на яростную барабанную дробь.
При воспоминании о своем родном жилище, к которому она, при сложившихся обстоятельствах, даже близко боится подойти, и при мысли о возможности провести ночь в чужом доме, на чужой раскладушке сиротливое чувство бездомности и неприкаянности охватило вдруг Ольгу, какой-то колючий, противный комок подкатил к горлу, и она нервно сглотнула.
– Подумаешь, дождь! У меня зонтик есть…
В результате многолетней дружбы Светка научилась без слов понимать настроение подруги и, зная ее характер, ясно почувствовала, что все уговоры бесполезны.
– Ну что ж, Олюнь, – огорченно вздохнула она, – надеюсь, ты не будешь сидеть в Александровке безвылазно все две недели?
– Да-да, конечно, – забормотала Ольга, обнимая подругу, – денька через три… через два… снова…
– Ты про квартиру-то Шурику обязательно скажи, – шепнула ей на прощание Светка и, повернувшись в сторону дивана, громко заявила: – Значит, так, Шурик, жду тебя ровно полчаса и выхожу. Не вздумай сбежать!
Тот укоризненно посмотрел на нее и, обреченно вздыхая, поплелся за Ольгой.
По дороге к метро, на ходу, Ольга рассказала Шурику о посещении ее квартиры неизвестными, которые, скорее всего, рассчитывали застать не только хозяйку, но и скрывавшуюся, возможно, у нее подругу. Однако уйти им пришлось не солоно хлебавши, ибо Ольга, следуя указаниям Шурика, не оставила в квартире не только адресов и телефонов своих знакомых, но даже ни одной фотографии.
– Молодец! – похвалил он. – Действовала правильно. – И замолчал, так как мысли его были заняты сейчас другими проблемами.
– Но как же мне быть, Шурик? – в отчаянии воскликнула Ольга. – Мне страшно даже к дому подойти.
– Ничего, – успокоил он, – поживешь пока в Александровке, у тебя еще две недели впереди.
– Думаешь, за две недели что-то прояснится? – спросила она с сомнением.
– Уверен, что даже раньше, – твердо произнес Шурик, и Ольга почувствовала, что это не голословное заявление, что он явно руководствовался какими-то соображениями, которыми не хотел пока делиться с ней.
До метро оставалось всего метров двести, когда что-то вверху треснуло, разорвалось, громыхнуло над самыми головами, и неожиданно, без всякого предупреждения, хлынул вдруг такой ливень, будто кто-то невидимый принялся поливать землю мощной струей из брандспойта невероятного диаметра. Со всех сторон раздались вскрики, повизгивание, и застигнутые врасплох люди во всю прыть устремились в сторону метро.
Ольга, едва поспевая, бежала за Шуриком и, беспокоясь, как бы не размок гипс, старалась держать раскрытый зонт над его левой рукой в черном чехле.
При входе на станцию метро, между огромными колоннами, поддерживавшими спасительный навес, скопилось много людей: были здесь и пострадавшие, загнанные сюда чудовищным небесным брандспойтом, и успевшие за минуту-другую вымокнуть до нитки, были и благополучные счастливцы, вышедшие из недр метрополитена сухими и невредимыми и с недоумением взиравшие на неожиданное препятствие, которое возникло на их пути. Никто не решался выйти из-под навеса; даже оснащенные зонтиками и плащами, и те выжидали, растерянно переминаясь с ноги на ногу.
– Оля, тебе надо вернуться, – заявил Шурик, как только они оказались возле входа в метро, – ты посмотри на себя, ну куда ты в таком виде поедешь? Ты же простудишься!
Ольга действительно чувствовала себя очень неуютно, ей было зябко в промокшем насквозь плаще, вода холодными струйками стекала с волос за шиворот, непослушные зубы то и дело принимались выбивать чечетку.
Вдруг дождь, зарядивший, казалось, надолго, прекратился так же резко и неожиданно, как и начался.
– Ну все, – обрадовался Шурик и потянул Ольгу за руку, – можно идти. Пойдем!
Она высвободила свою руку и отчаянно помотала головой.
– Нет, Шурик, я в Александровку!
Он с удивлением посмотрел на Ольгу: она улыбалась как-то виновато, даже беспомощно, но глаза горели такой твердой, даже слегка истерической решимостью, что Шурик сразу понял бессмысленность дальнейших уговоров, сник и поскучнел. «Олюня – упрямица, каких свет не видывал, – вспомнились ему слова Светки, – если что надумает – все, с места ее не сдвинешь, скалой стоит».
– Знаешь что? – Шурик вдруг оживился от внезапно осенившей его мысли. – Давай компромисс. Ты поедешь, ладно, но на машине. Я ловлю машину, договариваюсь с водителем, он довозит тебя до Пушкино, не так уж это и далеко. Лады? – Заметив Ольгины колебания, добавил: – О финансах не беспокойся, я тут на днях за одну программу кучу денег отхватил… Так я иду? – И, не дожидаясь ее согласия, Шурик выскочил из-под навеса и помчался к проезжей части.
Ольга пошла следом за ним. Мысль доехать до Пушкино в теплой машине, а не трястись в мокром плаще на электричке с выбитыми окнами показалась ей настолько заманчивой, что она почувствовала, как трудно ей отказаться от предложенного Шуриком комфорта.
Стоя на краю тротуара, она наблюдала, как метрах в десяти от нее он останавливает одну машину за другой, что-то говорит водителю, размахивая при этом здоровой рукой, потом дверца захлопывается и машина продолжает свой путь.
Внезапно Ольга услышала резкий звук тормозов, красные «жигули», проехав мимо, остановились и, посигналив, попятились назад. Непроизвольно оглянувшись, она увидела серые улыбающиеся глаза и светлую бороду выходящего из машины человека. Человека, которого не надеялась уже встретить и которого ей хотелось увидеть больше всего на свете. Улыбка озаряла его лицо, и Ольге показалось, что оно светится и плывет навстречу ей сквозь влажную пелену наступающих сумерек.
– Кирилл! Вы?! – радостно воскликнула она.
– Я вас в последний момент заметил, – продолжая улыбаться, сказал Кирилл. – А как Павел Сергеевич? Уже дома?
– Да, его выписали, он в Александровке сейчас, – проговорила Ольга, все еще не веря своим глазам и боясь, что Кирилл вдруг растает, как мираж в серебристом туманном воздухе.
Шурик, увидев, что она беседует с водителем красных «жигулей», подскочил к ним и с ходу включился в разговор:
– Не обидим, друг, оплата в два конца! Ну как? Договорились? – И, заметив недоуменный взгляд Кирилла, поспешил добавить: – Ну ладно, в три. Идет?
Ольга звонко расхохоталась.
– Познакомься, Шурик, это Кирилл, – весело произнесла она, и глаза ее заблестели какой-то особенной теплотой.
Шурик растерялся и озадаченно уставился на Ольгиного знакомца.
– Он вместе с дядей Пашей в больнице лежал, – пояснила Ольга, – он летчик… то есть нет, штурман… А это Шурик, – обращаясь к Кириллу, сказала она и тут же поправилась: – то есть Александр… Программист высшего класса и неисправимый походник.
Шурик смущенно пожал протянутую руку.
– Вообще-то тут стоянка запрещена, – напомнил он Кириллу, – так что…
– А поехали ко мне на Кутузовский? – предложил вдруг Кирилл. – Минут за двадцать домчимся. А?.. А то, я смотрю, вы оба совсем промокли.
– Нет-нет, спасибо, – сразу запротестовал Шурик. – Я тут рядом живу… мне домой надо… там волнуются…
– А вы? – обратился Кирилл к Ольге. – Может, поедете? Обсохнете хотя бы. А потом я вас домой отвезу.
У Ольги перехватило дыхание.
– Я… – растерянно выдавила она, не в силах проговорить больше ни слова.
– Вот и отлично! – обрадовался Кирилл, истолковав ее реакцию как согласие. – Садитесь в машину.
Шурик, тронув Ольгу за локоть, отвел ее на шаг в сторону и тихо спросил:
– Постой, Оля, а Светлане-то что передать? Ты ночевать приедешь? Или все-таки в Александровку собираешься?
– Я позвоню, – загадочно улыбнувшись, коротко ответила она.
– Обязательно позвони, – озабоченно проговорил тот, – а то Света волноваться будет, я ее знаю… И вот что… не езди сегодня в Александровку, поздно уже… Если что – к нам приезжай, ладно? Ну все, пока! – Шурик махнул правой рукой, повернулся и быстро зашагал к телефону-автомату, чтобы сообщить Светке, что жив-здоров, по баррикадам не бегает и минут через десять будет дома.
* * *
«Жигули» мчались по Садовому кольцу, ловко и мягко тормозя перед красным глазом светофора. Кирилл сказал, что утром был у Белого дома, а сейчас ездил забирать машину из ремонта.
– У меня знакомый один в «Автосервисе» работает, – пояснил он, – возле Минаевского рынка.
– Неужели мама спокойно отпустила вас? – удивилась Ольга, вспомнив слова дяди Паши о том, что Кирилл живет после гибели жены вдвоем с матерью, которая, судя по всему, до сих пор считает его ребенком и опекает, как малое дитя. – Вам ведь, наверное, еще лежать надо…
– Да я и так уж залежался… – улыбнулся тот.
И сказал, что мать уехала позавчера в Киев на похороны своей сестры, и если бы не это печальное обстоятельство, ему вряд ли удалось побывать на Краснопресненской набережной да и вообще выйти из дома без сцен и скандалов.
– Хотя защитник и боец из меня сейчас, прямо скажем, никакой, – добавил он, – но вот потолкался среди людей, пообщался… знаете, иногда просто необходимо увидеть и осознать, что есть у нас настоящие люди, неравнодушные, и их немало… А то порой закрадывается мысль, что всем все равно, на все наплевать, а в итоге-то – на себя наплевать… В жизни ведь все взаимосвязано… – Он задумчиво покачал головой и рассмеялся: – Что-то я расфилософствовался… опять занесло… Ну вот мы и прибыли.
Въехав во двор большого, солидного дома из серого камня, Кирилл припарковал машину. Они вошли в чистый просторный подъезд и поднялись на лифте на четвертый этаж.
Когда Кирилл открывал дверь, послышались прерывистые трели телефонного звонка.
– Это мама! – воскликнул он, стремительно ворвался в квартиру и схватил трубку.
– Алло!.. Да, мама, это я, кто же еще?.. Нет, не бежал, из ванны выскочил… Да никуда я не ходил, успокойся, говорю тебе, в ванной был, не слышал звонка… Нет-нет, тут все нормально, никто не стреляет… Ну какие еще танки, все вранье… Но ты все-таки побудь там еще пару деньков на всякий случай… Что? На девять дней? Конечно, оставайся. Не волнуйся, Борис мне все привезет, что надо… Ну все, целую, всем привет… то есть я хотел сказать, соболезнования… – Кирилл положил трубку. – Уфф! – отдуваясь, проговорил он и вытер повлажневший лоб. – Тридцать пять лет скоро, а врать так и не научился…
– Напрасно вы так думаете, – улыбнулась Ольга. – У вас очень мило получается… так достоверно…
– Да, но чего мне это стоит! – с шутливым пафосом произнес Кирилл и сразу же захлопотал: – Ну, давайте скорее раздевайтесь, а то простудитесь. Знаете что? Предлагаю вам вообще все снять.
Заметив Ольгин растерянный и недоумевающий взгляд, он от души расхохотался и вдруг, побледнев, схватился за правый бок.
– Что с вами? – встревожилась Ольга. – Болит? Вам надо прилечь.
– Ничего-ничего, сейчас пройдет, – скривившись от боли, проговорил Кирилл. Затем слабо улыбнулся и пояснил: – Как видите, бурные эмоции мне пока противопоказаны… – Он прошел в комнату и сел в кресло, жестом предложив Ольге расположиться напротив. – Я понимаю, мое предложение раздеться прозвучало несколько двусмысленно… – С трудом подавив снова готовый вырваться смех, Кирилл продолжал: – Но, поверьте, я ничего такого не имел в виду… Просто считаю, вам надо принять горячий душ и закутаться во что-то теплое и сухое… Пойдемте покажу, где у нас ванная. – Он попытался встать.
– Сидите, ради Бога! – остановила его Ольга. – А еще лучше – прилягте. Я сама все найду.
Кирилл прилег на диван и оттуда, как командир по рации, руководил ее действиями.
– Возьмите голубое полотенце, оно чистое! – кричал он. – Халат – полосатый, мой, он теплый! И обязательно – шерстяные носки, в тумбочке в прихожей! Шампунь – в зеркальном шкафчике, справа, как войдете!
Закончив приготовления и раздевшись, Ольга с наслаждением встала под горячие, обжигающие струи воды, постепенно согреваясь и приходя в себя от неожиданной встречи. Как удивительно все совпало! Надо же такому случиться, что она оказалась именно у Новослободской и именно в то время, когда там проезжал Кирилл! Но больше всего поражало, что среди такого количества людей он на полном ходу сумел заметить ее. Чудеса, да и только! Словно сама судьба подтолкнула их навстречу друг другу…
Когда Ольга, закутавшись в толстый махровый халат Кирилла, вышла из ванной, хозяин уже хлопотал на кухне, готовя ужин.
– Как вы? – спросила она. – Полегчало?
– Все отлично, – ответил Кирилл, весело посмотрев на нее. – Только прошу вас не рассказывать мне смешных историй, – шутливо предупредил он, – видите, что получается, смеяться по-человечески пока еще нельзя, сразу возникает ощущение, что шов вот-вот расползется.
– А я смешных историй и не знаю, – усмехнулась Ольга, – я только страшные знаю. Такие можно?
– Страшные можно, – согласился Кирилл.
Он проворно сновал по кухне, то доставая продукты из холодильника, то помешивая что-то в кастрюльке на плите. Наконец все было готово, он усадил Ольгу за стол, сам сел напротив и налил по рюмкам водки, настоянной на лимонных корках. Заметив Ольгин протестующий жест, строго заявил:
– В данном случае это не алкоголь, а лекарство… от возможной простуды. А за нашу встречу будем пить глинтвейн, я попозже приготовлю.
Ольга послушно выпила и, сморщившись, понюхала поднесенный Кириллом кусок черного хлеба. Однако она не почувствовала ни легкого опьянения, ни разлившегося внутри тепла. Более того, в следующее же мгновение она увидела вдруг все происходящее в таком беспощадно ярком свете, что невольно прикрыла глаза, как бы зажмуриваясь от слепящей лампы в несколько сот свечей. Она увидела себя со стороны, как сидит она на кухне с малознакомым человеком, в дурацком полосатом халате, с голыми ногами, и воображает, что именно его-то она мечтала встретить чуть ли не всю свою жизнь. Этот человек со светлой бородой, сидящий напротив и аппетитно жующий, внезапно показался ей чужим и ненужным, а сама она – нелепой и жалкой, и Ольга не понимала уже, какой морок нашел на нее там, возле метро, что она так легко рассталась с Шуриком, с другом, которого давно и хорошо знает, который в последнее время вообще стал ей как брат, и потащилась в этот незнакомый дом… зачем? для чего? Боже мой, Боже мой… В Александровку действительно уже поздно. Надо срочно одеваться и ехать к Светке и Шурику. Она выскочила из-за стола и бросилась в ванную.
– Ольга, что случилось? – На пороге ванной с растерянным и удивленным видом стоял Кирилл. – Я вас чем-то обидел?
– Нет-нет, Кирилл, – быстро проговорила она, – все в порядке. Просто мне, понимаете… я вспомнила вдруг… надо срочно ехать… необходимо… – бормотала Ольга, лихорадочно собирая повешенную сушиться одежду.
– Вот как… – расстроился он, – а я думал…
– Где же плащ? – Не слушая его, она продолжала метаться по ванной. – Я его повесила здесь… да… к батарее…
Ольга повернулась спиной к Кириллу и внезапно почувствовала, как его сильные руки обняли ее и крепко прижали к себе. Борода щекотала ей шею и ухо, дыхание его было прерывистым и взволнованным.
– Не уходи! – почудилось ей в его вздохе.
И столько мольбы, столько боли было в этом, что она словно обмякла вдруг в его руках, ноги стали ватными, сердце сладко заныло, и запоздавшее тепло разлилось в груди в слабом предчувствии какой-то небывалой радости и счастья.
Несмотря на странные, причудливые обстоятельства ее теперешней жизни и даже как бы вопреки им, эта неожиданная встреча и эти объятия часто в последнее время виделись Ольге в ее грезах и снах.
Кирилл развернул ее лицом к себе, и взгляд его серо-голубых глаз, которые столько раз снились ей веселыми и смеющимися, пронзил ее своей печалью и какой-то безысходностью.
Чувство жалости к нему и почему-то к себе, желание успокоить его, избавить от этой боли и тоски захлестнуло ее, она прижалась к Кириллу всем телом и хотела сказать ему, объяснить это свое желание, но вместо того, не в силах сдержаться, неожиданно разрыдалась у него на груди.
Пять минут спустя они сидели в комнате на диване, Ольга, уткнувшись в плечо Кирилла, продолжала время от времени всхлипывать, он же, одной рукой обняв ее, а другой ласково гладя по волосам, тихо рассказывал, как мечтал вновь встретиться с ней и даже, в отчаянии от того, что не догадался спросить номер ее телефона, решил на днях поехать в Сокольники. Местоположение Ольгиного дома он помнил довольно смутно, поэтому понимал, что таким образом ему вряд ли удастся выяснить нужный адрес, ведь он не знал даже ее фамилии. Поэтому вторым шагом на пути его поисков должна была стать Александровка, где ему наверняка указали бы дом Павла Сергеевича, так как тот сам рассказывал Кириллу, что не одно поколение Беркальцевых прожило в Александровке именно в этом доме, который неоднократно перестраивался, достраивался, один раз даже горел и выстраивался заново, но упорно, как птица Феникс, возникал на том же самом месте.
И вот теперь, когда Кирилл обдумал свой план поисков Ольги по этапам, – эта случайная встреча! Он думал, что такое бывает только в сказках и в кино.
– Но даже если бы мы не встретились сегодня, – добавил он, крепче прижимая ее к себе, – я все равно нашел бы тебя!
Слезы еще продолжали тихо катиться по ее щекам, но то были слезы радости и умиления. А она-то хотела уйти, сбежать, показавшись вдруг в собственных глазах нелепой и смешной со своими мечтами и мыслями о Кирилле. Она так часто видела его во сне, а засыпая, перебирала в памяти мельчайшие подробности их краткого знакомства, что, оказавшись лицом к лицу с предметом своих снов и грез, испугалась реальности, которая, как ей представилось, заключалась в том, что Кирилл, конечно же, и думать забыл о ней и пригласил к себе просто из вежливости, в силу своего доброжелательного и гостеприимного нрава, а уж она возомнила Бог знает что…
Теперь же, узнав, что он думал о ней все эти дни не переставая и даже собирался пуститься на поиски, Ольга почувствовала, что душа наполняется тихим светом, радостным согласием с собой и со всем миром, как это случилось недавно в саду в Александровке. Недавно ли? Ей казалось, что целая жизнь прошла с того мига, что на самом деле встреча их с Кириллом не была случайностью и сейчас она стояла на пороге чего-то нового, неизведанного, предназначенного ей свыше.
Растратив много душевных сил за годы общения с Вадимом и Игорем, испытав унижение и предательство, Ольга считала, что никогда уже не сможет искренне полюбить кого-то, и с горечью отмечала, что все мужчины постепенно превращаются для нее в «товарищей по работе», а с годами она и сама, наверное, станет для них «средним родом». Смутная надежда на то, что еще не все потеряно, что душа ее не совсем иссохла и заледенела, забрезжила было при знакомстве с Кириллом; но надежда эта увяла, не успев окрепнуть, при одном только слове «жена», произнесенном им с тихой грустью. Истинное же положение дел также не давало Ольге оснований надеяться на встречу, но мысли и мечты о Кирилле против воли захватили ее, образ этого мужественного, милого, доброго человека часто вставал перед глазами, его светло-каштановая борода и ясная улыбка снились ей по ночам.
Ольга протянула руку и нежно провела ладонью по шелковистой бороде, затем подняла голову и встретила взгляд серых ласковых глаз, прямой и открытый. «Эти глаза, наверное, не умеют лгать», – подумала она.
Ей почему-то вспомнился бездонный, сверкающий счастьем взгляд Игоря, и она вздрогнула от этого воспоминания. Темное сияние его глаз всегда притягивало, волновало ее, что-то тревожное, непонятное и опасное таилось в нем. Этот черный огонь околдовывал, завораживал ее, она не могла противостоять его загадочной силе, и, понимая, что связь их, по словам Светки, не имеет будущего, в то время как годы уходят, Ольга в глубине души знала, что не сможет расстаться с Игорем по своей собственной воле.
Сейчас она вдруг почувствовала, что не женитьба Игоря явилась причиной их расставания, что связь их разорвана волею судьбы, которая, судя по всему, решила приготовить ей неожиданный подарок. Судьба представилась в виде волшебницы-крестной из «Золушки», в воздушном, блестящем платье и с хрустальной палочкой в руке. Ольга тихо засмеялась и теснее прижалась к Кириллу.
– Ты обещала рассказать мне страшную историю, – шутя напомнил он.
– Боюсь, моя история слишком страшная, – посерьезнев, откликнулась она.
– Тем более расскажи, – почувствовав ее тон, встревожился Кирилл. – Может, я чем-нибудь смогу помочь.
И Ольга рассказала ему все: и про влюбчивую подругу, и про Ираклия с Николашей, и про свой визит в дом Георгия Ивановича, и про то, что люди режиссера до сих пор преследуют их и не оставляют в покое, хотя Ираклий уехал, и, конечно же, про героическую роль Шурика во всей этой истории.
– Не представляю, что бы мы без него делали, – вздохнула она. – Наверное, нас давно бы уже изловили и…
Кирилл слушал очень внимательно, не перебивал и все больше мрачнел с каждой новой подробностью.
– Так что теперь Светка с Кирой Петровной поменяли местожительство, а я вообще бездомная, – невесело усмехнулась Ольга, закончив рассказ о своих злоключениях.
Несколько минут Кирилл молча сидел, размышляя над услышанным.
– Вот так дела… – наконец пробормотал он и, как бы стряхивая с себя задумчивость, бодро произнес: – Ну ничего, что-нибудь придумаем. – Затем встал с дивана и протянул Ольге руку: – Пойдем все-таки поедим что-нибудь. Я сейчас разогрею.
Видимо, от волнения, которое ей заново пришлось пережить при детальном воспроизведении событий последней недели, Ольга почувствовала, что очень проголодалась. Все оказалось настолько вкусным, что она удивилась кулинарным способностям Кирилла.
– Да нет, это мама, – улыбнулся он. – Она у меня по части стряпни большая мастерица. Наготовила на неделю, мне остается только разогревать и поглощать.
Потом Кирилл принялся варить обещанный глинтвейн, а Ольга пошла в комнату звонить Светке. По первым же словам подруги она поняла, что та сгорала от нетерпения выяснить, кто такой Кирилл, когда и где Ольга с ним познакомилась, на какой стадии их отношения и, главное, почему она, Светка, ничего о нем не знает. На этот град вопросов Ольга ответила только, что расскажет все при личной встрече, заедет, возможно, дня через два-три.
– Ну и скрытная же ты, Олюня, – с укором проговорила Светка. – Это надо же, своей лучшей подруге – и ни звука, ни намека…
– Ладно, не тебе бы говорить… – остудила ее обвинительный пафос Ольга. – По крайней мере если бы я собралась на три месяца на хутор, обязательно тебе сообщила бы.
С одной стороны, Светка успокоилась, поняв, что подруга не собирается тащиться в дождь и на ночь глядя на дачу, с другой же – была явно раздосадована тем, что не может удовлетворить свое любопытство сейчас же, а вынуждена ждать долгих два-три дня. Она мучилась в догадках и донимала Шурика расспросами о внешности Кирилла. Шурик же, удивляясь Светкиному интересу, упорно твердил только одно, что, кажется, тот был с бородой, а может, и нет, и сердито добавлял, что, в конце концов, ходил к метро вовсе не для того, чтобы рассматривать Ольгиных знакомых, и что голова у него сейчас занята совсем другими заботами.
За окном давно стемнело, дождь то прекращался, то припускал с новой силой. Густой пряный запах, разлившийся по кухне, приятно щекотал ноздри. Кирилл, осторожно подняв стакан с горячим ароматным напитком, пристально посмотрел прямо в глаза Ольге и тихо сказал:
– Ну а теперь, Оля, за нашу счастливую встречу! За тебя!
– За нас… – еще тише, почти шепотом, поправила она.
– Все, что ты мне рассказала, – медленно проговорил Кирилл, отпив несколько глотков из стакана, – все это очень опасно… Мне кажется, ты как-то недооцениваешь серьезности ситуации… как-то легкомысленно воспринимаешь…
– Нет, Кирилл, – твердо перебила Ольга, – ты не прав. Просто я устала бояться… трястись от ужаса… – Она поежилась и передернула плечами. – Мне порой кажется, еще немного – и что-то во мне сорвется, лопнет… я не выдерживаю постоянного напряжения, поэтому стараюсь иногда, ну, забыть, что ли… отключиться от своего страха… Иначе я не выживу и дня…
Кирилл с ласковым сочувствием посмотрел на нее и задумчиво произнес:
– Да, Александр прав, здесь наверняка замешаны не только деньги… вернее, не столько деньги, сколько другое… что-то более важное. Ведь, как ни крути, у Ираклия определенно не могло сложиться такой астрономической суммы, за которой режиссеру не скучно было бы так упорно гоняться… Может, какие-нибудь музейные ценности… краденые, конечно… или документы, совершенно убийственные для режиссера.
Он заметил слезы, заблестевшие у Ольги на глазах, и удрученно воскликнул:
– Только умоляю тебя, Оленька, не плачь! Женские слезы для меня – нож острый… сам готов разреветься.
Он подошел к ней, обнял и крепко прижал к себе.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – гладя ее по голове, успокаивал он, – ничего не бойся, теперь я с тобой…
Внезапно смысл последних слов во всей их очевидности дошел до нее, Ольга поняла, как давно душа ее не просто ждала, а жаждала этих слов, и она почувствовала, будто светлое, теплое солнышко распускается в груди. Слезы высохли, не успев пролиться, она улыбнулась и, взяв стакан, предложила:
– Давай выпьем за то, чтобы вся эта история поскорее закончилась.
Кирилл с готовностью поддержал ее тост и, отхлебнув из своего стакана, решительно заявил:
– Завтра с утра поедем к тебе в Сокольники, посмотрим, что в квартире творится… ну и вообще… – Заметив испуг в ее глазах, добавил: – Могу взять с собой газовый пистолет… так, на всякий случай… Его от настоящего почти не отличить.
Ольга боялась появляться дома, хотя и понимала необходимость проверить, в каком состоянии ее жилище. Игорь, утверждая, что из квартиры ничего не пропало, имел в виду, конечно, мебель, аппаратуру, то есть то, что на виду. Правда, никаких особых, припрятанных ценностей у Ольги и не было. Ну дубленка… ну хороший проигрыватель… шкатулка с недорогими золотыми побрякушками… Ни денег, ни бриллиантов. В общем, «профессионалам» поживиться практически нечем. Но она чувствовала, что люди, проникшие в ее квартиру, были «профессионалами» другого профиля, которым ее дубленки, проигрыватели и роскошные издания книг по искусству ни к чему, они искали другое. От одной только мысли, что кто-то рылся в ее вещах, прикасался к посуде и белью, Ольгу замутило. Допив глинтвейн, она увидела, как пустой стакан словно поплыл перед глазами, шторы на кухонном окне закачались, и успела только сообщить Кириллу, что ей необходимо прилечь.
