Текст книги "Мой злодей 2 (СИ)"
Автор книги: Мария Власова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Мой злодей 2
Мария Власова
Глава 0. Тёмный и Светлая (Соавторы)
На город медленно опускался вечер, людей на улицах становилось все больше. Грязные, в драных и перешитых одеждах или, наоборот, до зубовного скрежета чистые и напыщенные – все они дети этого мира, будь то религиозные выходцы из Мостового альянса, свободолюбивые курнейцы или технически продвинутые романейцы. Смотря на то, как все эти такие разные и в то же время чем-то неуловимым похожие друг на друга обыватели спешат по своим делам, Тёмный вздохнул. Суета этого мира не казалась ему такой уж интересной, но все же чем-то манила, раз за разом выдёргивая из сотни других, принадлежащих ему по праву творца миров.
– Почему вздыхаешь? – колкие, язвительные, полные личного превосходства замечания были так в духе Светлой. – Смирился с тем, что проиграл?
Тёмный опять вздохнул и отвернулся от окна, сменив вид на созерцание его «лучшей» половины. Если Светлая мать этого мира, то явно самая плохая из худших, наравне с пропитой алкоголичкой, от материнских чувств которой не осталось ничего, даже банального животного инстинкта. Такая запросто оставит младенца в объятой огнем комнате и даже сама устроит пожар, только чтобы посмотреть, сумеет ли несмышлёное дитя выбраться самостоятельно или нет? Хотя ответ, безусловно, был однозначным – нет, но каким-то чудом это самое дитя все же умудрилось выжить, училось на ошибках и росло на глазах у жестокой матери и безучастного отца.
– Рано ты решила, что победила, – немного ленивым тоном произнёс он и сел в кресло.
Иметь тело, физически ощущаемую оболочку ему нравилось, но узнав об этом, Светлая никогда бы все это не затеяла. У обиженной женщины всегда присутствует маниакальное желание сделать своему обидчику все назло. Поэтому Тёмный, как умный мужчина, закряхтел, как будто ему неудобно не то, что сидеть на стуле, но и вообще существовать в этом мире. На лице Светлой сразу заиграла довольная ухмылка, так что даже синюшный оттенок кожи не испортил ее образ.
– Что? – спросила она, нахмурившись под его долгим изучающим взглядом.
– Странно видеть тебя такой… обычной, – сложив руки на груди, чуть лениво протянул он. – Обычно ты предпочитаешь образ красавиц, ты же так любишь, когда тебе откровенно льстят, выражая неискреннее восхищение.
Светлая нахмурилась, понимая, что ее «худшая» половина решила надавить на больное. Мысленно она не раз и не два проклинала тот час, когда, как влюбленная дура, показала своей половине свой настоящий образ. Ни одна из статуй этого мира не изображала Светлую такой, какой ее увидел соратник по созиданию миров, ибо таких чудищ и в кошмарах не каждый встретит. Тёмный даже хотел создать что-то подобное, чисто для того, чтобы позлить вторую половину, но результатом их бурной ссоры по этому поводу стал потоп и извержение нескольких вулканов, так и до конца света не далеко. С тех пор тема красоты для Светлой – табу, но Тёмный, на то и Тёмный, чтобы частенько нарушать его.
– В отличие от тебя, Тёмный, я предпочитаю смотреть в суть, а не только на красивую оболочку, – фыркнула богиня, зло сверкнув глазами на свою «худшую» половину.
– Но при этом в своей штампованной истории сделала главной героиней Лафает, – не сдержал ухмылки Тёмный, за что ему прилетела подушка в лицо. – Комплексы не дали выбрать кого-то получше?
– Ничего моя история не штампованная, – без особого энтузиазма, лениво возразила Светлая и махнула рукой, чтобы вернуть подушку.
– А, по-моему, штампованная, – ухмыльнулся Тёмный, не отдавая ценный метательный снаряд. – Даже наша мышка уверена в ее не оригинальности, а она, между прочим, просто человек из другого мира, а не Творец.
– Автора обидит каждый, – надулась Святая и потянула подушку на себя, – сами попробуйте создать, а потом уже сетуйте на оригинальность!
– Все уже придумали до нас, да? Наш гениальный Автор не смог придумать ничего лучшего, чем испортить историю? – ядовито улыбнулся ей Тёмный, и подушку разорвало на части. Небольшая комната наполнилась пухом и перьями, но творцам этого мира была безразлична такая мелочь.
– Посмотри на нас, мы даже обычную подушку не в состоянии поделить, а пытаемся спасти этот мир, – кисло улыбнулся Тёмный и отбросил оставшуюся в его руках ненужную уже тряпку. Его «лучшая» половина нахмурилась, подоткнула одеяло едва ли не под самую шею и равнодушно добавила:
– Миром больше, миром меньше.
– Это правило действует исключительно у женщин, – злорадно поправил ее Тёмный, чем удостоился ещё одного злого взгляда. – А разбрасываться мирами я не намерен, особенно потому, что кое-кто решил поиграть в писателя.
Его пронизывающий и обвиняющий взгляд абсолютно не впечатлил Светлую, виноватой она себя не считала. Впрочем, как и сам Тёмный, который привык все на свете перекладывать на ее хрупкие плечи, а потом жаловаться, что она все делает не так. Но она хотя бы пытается что-то делать, а не бегает за девками, притворяясь то знойным красавцем, то старым пошляком.
– У меня такие же права на него, как и у тебя, – безразлично пожала плечом богиня, чувствуя все большее раздражение от этого разговора. Былая радость от собственной маленькой победы схлынула, оставив после себя лишь разочарование.
– Конечно, конечно… это же тебя прославляют за твою «жертву», а меня проклинают и ассоциируют со злом. Равноправие в действии, не так ли дорогая? – со злой иронией и кислой улыбкой присел возле нее на кровать Тёмный. Ему были чужды границы приличий, а вторая половина не растрачивала свое внимание на установление дистанций. Как вообще одно целое могут разделять какие-то правила? Они – ядро этого мира и многих других, но давно уже не чувствуют эту целостность.
– Ты получил то, что заслужил, – самодовольно заявила Святая, мирно сложив руки на животе.
Она бесила Тёмного, раздражала до предела, так же сильно, как и манила, и такова была их суть.
– Но этот мир не заслужил такой судьбы, тебе стоит это признать, – сменил тему Тёмный, уже подумывая о том, чтобы снова пересесть.
– Для этого я позволила тебе притащить ее сюда. Как видишь, всего лишь одного второстепенного героя достаточно, чтобы изменить целую книгу, – она безразлично пожала плечами и затем ласково мурлыкнула: – Все разрешилось как нельзя хорошо.
– Думаешь? – с сомнением посмотрел на нее Тёмный. – Забыла, какой финал был у твоей книги? Забыла, какую цепочку событий он создаст и к чему приведет?
– Я помню, – совсем не прониклась его угрозами и укорами Светлая. – Но ты же притащил сюда свою протеже, пусть разбирается на пару с мальчишкой. Если ты собрался слепить из злодеев положительных персонажей – флаг тебе в руки, я подобным заниматься не буду.
– Афоризмы из того мира тебе не идут, – скривился Тёмный, поднимаясь на ноги.
– Кто бы говорил, – она выразительно посмотрела на его лицо, видя все равно исключительно темную суть своей «худшей» половины.
– Значит, ты не поможешь мне? – нахмурился он.
– Наше дело наблюдать и не вмешиваться, и, если финал будет таким же, как и в книге, то твоя затея была бессмысленной, ты не смог использовать свой шанс.
Она потянулась к книге на прикроватной тумбочке, пролистала ее до самого конца. Палец прошёлся по последней строке, а внутренняя сущность Светлой прониклась тоской. Даже он, ее вторая половина, «худшая» часть целого, не понял смысл ее творения. Чувства тоскующей богини прошли мимо него, но не миновали девчонки – единственной читательницы ее творения. Может, если бы кто-то ещё прочитал ее творение, то…
– Если этот мир поглотит сам себя, мы оба пострадаем, – сбил с мысли женщину повелитель этого мира.
– Надо было думать об этом раньше, сейчас его судьба зависит от двух злодеев, – криво улыбнулась Светлая, доказывая своей половине, что чихать она хотела на этот мир.
– Злодеями их сделала ты, – только и сказал Тёмный, глядя на нее недовольно.
Светлая улыбнулась, морщинка между бровей разгладилась, а лицо приобрело невиданную до этого безмятежность. Такое выражение часто изображали на статуе, посвященной великой богине. Все славили ее, как мученицу, прародительницу великого Солнца, но правда в том, что Святая была тем, из-за которого появилась и время от времени исчезала жизнь в этом мире. Одной рукой она давала жизнь, другой забирала.
Они с Тёмным – носители равновесия, не олицетворяющие зло или добро, как представляют люди, а изменчивые сущности бытия, ни добрые, ни злые, они просто есть и все. Если один из них творит зло, то второй обязан его исправить и, наоборот. И исключительно в их власти удержать равновесие этого мира или обрушить его в пучину.
– У каждого есть выбор, и у тебя он тоже был, – произнесла она без капли эмоций, хотя в словах явно заметен укор.
Тёмный хотел ей ответить, сказать многое, но уверенность в том, что ни одно слово не достигнет Светлой, укоренилась в нем. К тому же дверь в комнату с шумом распахнулась. Особа в розовом платье чуть скривилась, заметив, что в комнате двое: на такое она не рассчитывала. Она поправила соломенную шляпку и одним взглядом указала самому Тёмному, чтобы он ушел. От такой наглости у божества появилась улыбка на лице, он изобразил шутливый поклон и, в последний раз взглянув на Светлую, вышел из комнаты.
– Что вас привело ко мне, леди Лафает? – затравленным тоном бедного ягненка поинтересовалась Светлая у своей гостьи, прежде чем ее “худшая” половина с улыбкой покинула комнату.
Глава 1. Маска снята. (Приоткрыть кулисы прошлого)
С вами бывало такое, что хотелось, чтобы жизнь была игрой? Вот не получилось что-то, загрузил последнее сохранение и все хорошо. Столько проблем сразу бы пропало, сколько неприятностей можно было бы избежать, о скольких словах и действиях не стоило бы сожалеть. Мне бы хотелось отмотать время назад, словно старую кассету в плеере. Запустить другую песню и забрать назад беспечные слова, выдавшие меня с головой. Я не знаю, почему именно их? Что особенно в том, что кто-то пытается его спасти? Созданный им имидж и презентабельная внешность не создаст для него проблемы влюбить в себя наивную девчонку. Когда влюблен, желание защитить любимого и спасти вполне нормально. Может те слова стали последней каплей, доказывающей ему то, что мы оба и так знаем – я та, кто спасал его, и та, кого он пытался убить? Не знаю. Может дело во мне?
Что если подсознательно я хотела, чтобы он догадался, и поэтому так глупо попадалась со всеми своими дурацкими фразами? Мне бы хотелось, чтобы он хотя бы сказал спасибо за все те разы, что я была рядом. Не хочу большего, всего лишь благодарности и этого взгляда. Хотя нет, и одного взгляда хватит, чтобы отплатить мне почти за все. Не сильно же я ценю бессонные ночи, расшатанные нервы и прошлую жизнь – всего лишь взгляд, мягкая улыбка и поцелуй… ещё один, но такой же до дрожи желанный. Но я не смею тянуться к его губам, слишком неправильно поддаваться глупому желанию. Может, мне элементарно хочется, чтобы в этом мире был хоть один человек, перед которым мне не надо притворяться Рианной де Карвалье? Чем не причина склонить голову, сдаться на его милость? Даже в мыслях этот вариант развития событий звучит глупо. Какая милость у злодея? Вряд ли он когда-то кого-то жалел, разве что однажды, на той крыше, тетку, что в очередной раз пришла его спасти. Может, тогда надо было спасти не его, а меня?
Где-то глубоко, под опытом прожитых лет, разочарованием в людях и настоящими, а не описанными кем-то чувствами, зашевелилась надежда. Она разрасталась, крепла и росла, толстым стеблем обвивая раскрошенное сердце, собирая его буквально по кусочкам. Я даже позволила себе коснуться злодея, чувствуя, как дрожит рука, будто от страха. Сердце бешено пляшет в груди, как у сопливого подростка, а в голове роится тысяча мыслей и слов, но подходящих среди них нет. Шрам, что я оставила ему, изуродовал лицо, тогда все происходило так по-дурацки. Если бы в тот раз я попыталась уговорить его, если бы он узнал меня раньше… Если бы, если бы… Время не отмотать назад, книгу разве что можно перелистать, но, когда находишься непосредственно в ней, это невозможно. Графиня умерла бы, явись я в ту ночь или нет, и очевидно, что если бы я спасла ее, пострадал Анри. Жизнь – это не счастливая сказка, спасти всех просто невозможно.
Его рука накрыла мою, подтверждая, что все это реально. Кажется, я осознала: дай мне кто-то шанс явиться в ту самую ночь снова, я бы не выбрала сторону добродетели, и смерть графини в любом случае была на моей совести. Может я тоже злодейка? Черная душой, оскверненная прошлым, эгоистка? Поэтому меня так тянет к нему? Из-за этого я всегда принимаю его сторону, и на самом деле мы одинаковые? Говорят, противоположности тянет друг другу, но, когда у людей много общего сойтись им ещё легче. Вряд ли девушка-ангелочек поняла бы всю ненависть и боль брошенного ребенка, кое-что невозможно понять, не прочувствовав это на своей шкуре. Мы слишком похожи, и теперь это действительно пугает меня.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – прошептала скорее из вредности, чем для того, чтобы реально убедить его в том, что он ошибается.
Его губ коснулась мягкая улыбка, я не увидела ее, а почувствовала, когда Анри легко поцеловал меня снова. Затем ещё раз, теплые пальцы накрыли мою шею, не давая отстраниться, но он, очевидно, переоценил мое сопротивление. Часть меня очень даже хочет расплавиться теплой лужей под его напором. Дорожка из поцелуев прошлась по шее к уху, которое обожгло жаркое дыхание , вызывая стадо мурашек. Он словно знает все мои эрогенные зоны, хитрый злодей.
– В предпоследнюю нашу встречу ты сказала, – его хриплый голос больше похож на шепот, что вызывает по моему телу ещё одну волну мурашек, не сразу давая осознать смысл слов, – что больше никогда не появишься.
Я? Когда? Моя растерянность, разумеется, заинтересовала бы его, если бы он не был занят куда более интересным занятием – развязыванием шнуровки на моем платье. Зато, когда смысл сказанного до меня дошёл, я вдруг осознала, что для него наша встреча в коридоре особняка во время пожара не была последней. Как и с поцелуями, он знал, сколько их было ещё до того, как они для меня случились. Означает ли это, что после той встречи на крыше в его воспоминаниях мы не целовались? Если Анри утверждает, что я сказала такое, то, скорее всего, ещё скажу. По крайней мере, ещё один раз я побываю в его кошмаре наяву и скажу, что больше не появлюсь снова. Как-то не по себе от всего этого. Почему я ему так сказала? И сказала ли?
– Но ты здесь, – его губы нежно касаются мочки уха, прищипывают его, отвлекая от размышлений, – и больше я тебя не отпущу.
Близость с ним пьянит не хуже вина в этом, непривыкшем к алкоголю, теле. Однако мысль, что есть то, о чем я не могу узнать, не выдав себя, трезвит. Даже лучше, чем ощущение, что благодаря умелым рукам графа я рискую остаться без платья всего за минуту, хотя мне понадобилось куда больше времени, чтобы в него забраться. Отец явно не оценит такого развития событий.
– Стой, стой… – сначала несмело и очень нехотя отбиваюсь, пока мысли об отце не отрезвляют окончательно. – Стой, я сказала!
Как сумела его оттолкнуть, сама не знаю, и удивилась этому даже больше, чем сам злодей. Его грудь часто вздымается, а во взгляде до сих пор читается та возбужденная истома, что чувствую и я. Уже не говоря о том, что моё неопытное тело все горит от таких откровенных притязаний на него. Мне нельзя больше этого позволять, а то в следующий раз я точно не смогу остановить ни его, ни себя. И самое худшее, я боюсь, заключалось в том, что и не захочу останавливаться. Взгляд Анри не сразу приобрел тот знакомый мне холод, лишь после того, как я от испуга вскрикнула:
– Что вы себе позволяете?! Отправьте меня домой, немедленно!
Сложно сказать, чего именно я испугалась: того, что между нами происходило, надежды, которую он так небрежно оживил в моем сердце или опасения, что стоит происходящему продолжиться, я не смогу остановиться? Мои слова задели его, превратили в того самого злодея, похитившего меня. Как будто кто-то щелкнул пальцами и последние десять минут времени банально исчезли.
– Ни за что, – криво улыбнулся он, и под мой вскрик забросил себе на плечо и вытянул из кареты.
– Что ты делаешь?! Отпусти меня! – завизжала, оказавшись вниз головой, упираясь взглядом куда-то в район его шикарной задницы. В ответ он внезапно развернулся, так что, чтобы не свалиться, мне пришлось самой схватиться за его брюки.
– Я же сказал: больше я тебя не отпущу, – как-то очень уверенно заявил он и бодрой походкой потопал к парадному входу особняка.
Меня начало мутить ещё до того, как мы добрались до дверей, вестибулярный аппарат вообще никакой. Даже обрадовало то, что сегодня у меня не было особого аппетита и опустошать желудок практически нечем. Хотя если бы случился конфуз и пострадали безумно дорогие штаны графа, мне бы это непременно подняло настроение.
– Господин? – рядом возник Маркус, как только мы вошли в особняк. В словах не то слуги, не то брата графа звучал вопрос, слегка смахивающий на укор, но граф сделал вид, что не заметил его.
– Подготовь кресло для леди Рианны, – приказал он.
– Меня сейчас вырвет, – простонала, зло хлопнув злодея по филейной части, надеясь, что хоть это его вразумит. Подействовало, но не так, как я ожидала. Меня стянули с плеча и подхватили на руки, но так резко, что перед глазами появились мушки. Я даже схватилась за его пиджак, глухо застонав.
– Ненавижу тебя, – призналась на диво легко, борясь с приступом тошноты.
– Очень в этом сомневаюсь, – спокойно сказал он и отдал приказ уже какой-то горничной. – Мятный чай и плед в мой кабинет.
Как дошел до кабинета, не заметила, только когда руки мои от своего пиджака отдирать начал, пришла в себя. Меня посадили на некомфортный, хотя и выглядевший дорого, кожаный диван. Перед глазами всё расплывалось, когда я попыталась сфокусировать взгляд на злодее. Его руки накрыли мои, не пытаясь убрать их, а скорее поддерживая, оберегая и оттягивая момент, когда он отодвинется на почтительное расстояние, и наша близость прекратится.
– Ты выбрала слишком слабое тело, – сказал он странную фразу с укором и, нахмурившись, отступил. Почти сразу без стука в кабинет вошла горничная. Она несколько растерялась, заметив в комнате меня, но тут же, потупив взгляд, поставила поднос с чаем на столик, а рядом с ним положила клетчатый плед.
– Иди, – кивнул на дверь Анри, обходя стол.
Так вот какая она, обитель злодеев… Я немного разочарована: ни тебе паутины и мерзкого прислужника, ни стонов многочисленных жертв из подвала, скудненько. Строгий интерьер, мебель из цельной древесины, ряды каких-то книг, пачки с документами. Он часто здесь работает, а судя по тому, что на диване примяты подушки, и ночует частенько. Граф снял пиджак и, как-то устало вздохнув, опустился на стул. Судя по стопкам писем, у него полно работы, но, тем не менее, время, чтобы выкрасть меня, он нашёл.
– Не понимаю, о чем ты, – решила не мучить себя манерами, как только горничная вышла. – Зачем ты привез меня сюда?
– По-твоему, я должен был смотреть, как этот разукрашенный клоун уезжает с тобой? – ответил мне вопросом на вопрос, не отрывая глаз от писем, которые перебирал. Главное, вид такой сделал, будто мы говорим обо всем понятных вещах.
– А почему бы и нет? – безучастно пожала плечом. Голова все ещё кружится, а чай слишком горячий, чтобы пить. Во рту пересохло, во сне находиться с ним наедине было куда проще.
Анри поднял на меня тяжелый взгляд, словно проверяя, могу ли я соображать или всё ещё несу полнейший бред? Сфокусировать ответный взгляд на нем оказалось слишком трудно, поэтому я предпочла, совсем не как леди, сползти и улечься на диване, даже не обращая внимания на немного задравшуюся юбку платья. В любом случае, как бы я не выкручивалась, сейчас мне не удастся убедить его в том, что я не я, да и, если честно, не хочется. Проблема в том: а что именно я готова ему рассказать? Сколько правды могу открыть?
– Просто скажи, что тебе от меня надо и все, – прямо предложила ему.
Он откинулся на спинку стула, на губах появилась холодная ухмылка.
– Дай подумать, – сделал вид, что задумался, но почти сразу продолжил говорить. – Мне нужно проучить твоего отца, никто не смеет сговариваться против меня, да ещё с королем.
Глаза злодея нехорошо сверкнули, я напряглась, чувствуя острое желание выплеснуть на него чай.
– Мне нужны ваши заводы, на них держится добрая часть нашей экономики, что является весьма весомым рычагом управления в политике, – у него даже голос не дрогнул, говоря это. Вот же наглец! Я даже потянулась к чашке, чтобы экспериментальным путём узнать, долетит ли до него горячий чай через стол или нет, когда злодей высказал ещё одно требование. – И, конечно же, мне нужна ты.
Странно, такие простые слова, но я не почувствовала в них лжи. Наоборот, он прямо сказал все, чего хочет, и пусть я в его списке в последнем пункте, я в нем все-таки есть.
– Раскатал губу так, что ещё надо поискать губозакаточную машинку нужного размера, чтобы закатать ее обратно, – ответила, демонстративно отвернувшись и показывая свое безразличие к его желаниям.
– Эти твои странные фразы… – протянул он, судя по раздавшемуся шелесту, вернувшись к сортировке писем.
– Непонятны? – предложила окончание его фразы.
– Выдают тебя с головой, – поправил он, с явным неодобрением глядя на меня.
– Но, тем не менее, ты не сразу догадался, что я – это я, – улыбнулась кисло, чувствуя раздражение.
– Сразу, – сказал он, все ещё перебирая свои бумаги. Главное, вид такой сделал, как будто он подобное обсуждает каждый день.
– Не-а, – протянула, подтягиваясь, чтобы сесть. Лежа, наблюдать за ним мне мешали вещи, лежавшие на его столе.
– Сразу, – продолжал настаивать он, открывая один из конвертов ножом для писем. – Просто я никак не мог понять, как ты оказалась в теле бедняжки Рианны де Карвалье.
– А теперь понял? – подняла бровь и криво ухмыльнулась. Мне даже интересна его версия событий, особенно учитывая, как спокойно он об этом говорит. Такое впечатление, что он уже все по полочкам себе разложил, и на любой вопрос у него есть ответ.
Он поднял на меня взгляд, в котором читалась одна бескомпромиссная уверенность. Есть хотя бы что-то, в чем он сомневается?
– Ты святая…
– Ты опять за своё?! Я же говорила тебе, что никакая не святая! – простонала вымученно, жалея, что он слишком взрослый, чтобы дать ему подзатыльник.
– Или Светлая, – добавил он, совершенно не реагируя на мою фразу.
– Кто? – переспросила и тут же вспомнила религию этого мира. – Богиня, что ли?
– Существует легенда, что Святая не умерла, а спряталась в своих созданиях – людях, и наблюдает за ними, – поделился версией, преподнося её в виде всем известного факта, а не религиозной сказки для детворы.
– Это, конечно, очень мило, что ты считаешь меня богиней, – не удержалась от иронии в голосе, – но я на подобное звание не претендую.
– Тогда кто ты? – неожиданно перешёл с тональности светской беседы на прямолинейный допрос. Его цепкий взгляд, казалось, подмечает все на свете.
– Ты не поймешь, – с легкой грустью слабо мотнула головой и взяла чашку, чтобы хоть чем-то занять себя.
– Я очень понятливый, – заверил меня злодей.
– Ага, особенно когда, не разобравшись, вонзил мне нож в бок, – не удержалась от укора, отпивая из чашки.
– Прости, – это слово, сорвавшееся из его уст, прозвучало как гром среди ясного неба, я даже чаем поперхнулась от услышанного.
Наши взгляды встретились, и я не увидела в его глазах раскаянье, скорее сожаление.
– В тот раз я слишком поздно тебя узнал, – вот теперь уже и сожаление подъехало. – Если бы я мог запомнить, как ты выглядишь, то не допустил такой ошибки.
– Мог запомнить? В каком смысле? – растерянно переспросила.
– Твоё лицо после того, как ты исчезала, оно, словно стиралось из воспоминаний, – он прошёлся цепким взглядом по моему лицу, как будто сомневался, не узнавал меня. – Кто как не Тёмный или Светлая способен на такое?
– Ваш народ слишком религиозный, – пробубнила всего лишь, отставив чашку обратно на поднос.
– Как и везде, – не стал со мной спорить, но от его напряжённого взгляда уже мороз по коже. Если бы он тысячу раз повторил свой вопрос я бы не чувствовала себя настолько уязвленной. Даже его молчание звучит как вопрос, он словно пытает меня им. По всей видимости, я обязана сказать хоть что-то, а то от меня точно не отстанут.
– Боюсь тебя разочаровать… – начала я говорить, потупив взгляд, но он перебил меня.
– Ты не разочаруешь меня. Никогда, – перебил меня вполне серьёзно.
От такого признания я растерялась, похоже, он так и не понял, что это всего лишь фигура речи. Но почему-то мне было очень приятно услышать от него такие слова, даже бабушка не говорила мне ничего подобного. Пускай эти слова и ложь, иногда и она слаще и желанней правды.
– Вообще-то я хотела сказать, что во мне ничего особенного нет. В своем мире я отнюдь не дочь богатого промышленника, я обыкновенная швея и все, – открылась, наконец, и взгляд опустила. Сказал, что не разочаруется, но я-то знаю, что это не так. У меня реальной всего два преимущества перед Рианной книжной – возможность ходить и жизненный опыт. На этом преимущества кончаются, и, будь я мужиком, между богатой калекой и здоровой беднячкой никогда бы не выбрала последнюю, разве что по любви. Но где злодей и любовь?
– В своем мире? – вероятно Анри услышал из моих слов только то, что хотел. – Ты из другого мира?
– Ага, – просто кивнула, не зная, что ещё ответить.
– Ты уверена? – брови нахмурил, точно не доверяет.
– Вполне, – заверила его.
– Как тебя зовут? – тут же спросил он, словно на допросе.
– Не помню, – сразу ответила. – Это так важно? Я уже привыкла к этому имени.
Я пожала плечами, показывая безразличность. Только тоска где-то внутри осталась, будто бы я потеряла что-то очень важное.
– Ты собираешься вернуться в свой мир? – все так же напрямик спросил он.
– Сомневаюсь, что это возможно, – даже странно, что подобная мысль не приходила в мою голову. Я вообще как-то очень спокойно отнеслась к невозможности ходить и новому, абсолютно чуждому мне миру. Впору задуматься о божественном вмешательстве или магии, но в этом мире даже понятия такого нет. Если что-то случается необычное, то такова воля Светлой или Тёмного, и никак иначе.
– Ты не уверена? – заинтересовался Анри, незаметно для себя наклоняясь вперед и становясь похожим на ищейку, взявшую след.
– Это так важно? – равнодушно спрашиваю, слегка устав от его напора.
– Важно, я не хочу волноваться, что в любой момент ты можешь исчезнуть, как раньше, – при этом в его голосе я не уловила ни капли каких-либо чувств, как будто сделку обговариваем, а не мою жизнь.
– Я не уверена и без понятия, как мне вернуться, – почти что не солгала ему. Однажды возникла у меня мысль, что, если я доберусь до того момента, когда события, описываемые в книге, закончатся, то смогу вернуться домой. Но кто его знает, что это за момент, и когда он настанет? Я ведь так и не дочитала ту книгу.
– У тебя остался там кто-то? Семья, мужчина, дети, внуки? – продолжил он свой форменный допрос.
– Ей, я не настолько стара! – прошипела зло, ибо он явно хотел меня позлить. – Нет у меня там никого.
В голове почему-то сразу высветились образы матери и сводной сестры, но на деле этих двоих даже знакомыми назвать трудно. К тому же, после моей смерти, они точно получат квартиру бабушки, а больше ничего от меня им и не надо было. В груди появился тот же груз, что присутствовал всю мою настоящую жизнь и исчез, когда я оказалась в теле Рианны и обрела отца и «мамочку», которых у меня никогда не было, но я их заслуживала.
– К тому же я умерла там, задохнулась и сгорела в пожаре, – говорю больше себе, чем ему. Мне словно нужно заверить себя, убедить, что я больше не вернусь в ту жалкую жизнь.
Анри поднялся из-за стола и, подойдя ко мне, раскрыл плед, укрывая меня. Странное проявление заботы особенно от него. Он присел на диван, чуть сдвинув мои безвольные ноги в сторону. Протянул руку и легко, как бы играючи, накрутил один из моих локонов на палец.
– Каждый раз, когда ты появлялась, от тебя пахло гарью, – сказал он то, о чем я и не догадывалась. Он наклонился к моей шее, сердце забилось в ушах, но я даже не дернулась, чтобы отстраниться, когда злодей понюхал меня.
– Правда что ли? – криво улыбнулась, когда он отстранился и отпустил мой локон. Его глаза уже не были столь холодны, а точно изучали меня, как безумно интересную загадку. Вряд ли ему понравится разгадка: во мне нет ничего особенного.
– И на тебе было то платье, – он протянул эту фразу, медленно осматривая мою фигуру, – очень открытое.
– Вообще-то это была ночная сорочка, – пробурчала, подтягивая плед под самое горло. Он заставляет меня чувствовать смущение.
– И грудь у тебя была однозначно больше, – беззастенчиво добавил он, останавливая взгляд на этой части моего нового тела. Рука сама потянулась отвесить ему подзатыльник, но ее перехватили, больно сжав запястье. Похоже, это у него рефлекс, но когда я сдавленно ойкнула, он отпустил запястье.
– Я уже не мальчишка, чтобы ты отвешивала мне подзатыльники, – вместо извинений заявил он.
– О да, теперь подзатыльника явно мало, – съязвила, зло на него посмотрев и растирая запястье. Синяк на синяке, мог хоть бы попытаться быть осторожным.
– Хочешь меня перевоспитать? – ухмыльнулся он, и в его глазах словно заплясали чертики.
– Если я этого ещё не сделала, то вряд ли уже смогу, – хмуро ответила ему, не желая поддаваться на провокацию.
– Почему ты спасала именно меня? Почему являлась ко мне? – задал он тот вопрос, что мучил и меня все время. Почему он все время мне снится? Как мои кошмары пересеклись с его явью и его прошлым? Спасала ли я его действительно? И должна ли была это делать на самом деле? Я всего лишь действовала так, как мне подсказывало сердце, а этот орган чувств частенько у меня ошибается.
– Я не знаю, – почти не солгала, но он видимо понял, что я что-то не договариваю. Мы замолчали, не смотря друг на друга, я бы даже с удовольствием отсела от него, да возможности такой нет.
– И что теперь? Будешь меня шантажировать? – спросила, криво улыбаясь и избегая его взгляда. – Для этого ты устроил этот допрос?
– Нет, – он еле заметно улыбнулся и вновь взял меня за руку. – Не допрос, а просто разговор старых друзей. Я предпочитаю, когда люди сами рассказывают свою версию событий, и только затем сопоставляю ее с фактами.
