Текст книги "Верь (СИ)"
Автор книги: Мария Власова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
– Видео нет, как и свидетелей, к счастью, – бормочу слегка задетая ее реакцией.
– Почему к счастью? Ты что не рада?
– Я… не знаю, – произношу в запинке.
– В смысле не знаешь? А зачем тогда заставила сделать себе предложение? – слегка с наездом спрашивает Кристина.
– Я хотела, чтобы…
– Что бы что? – переспрашивает, когда я замолкаю не в силах найти в себе желание ответить именно на этот вопрос.
– Наверное я должна быть радой, но мне не нравится, что это произошло так быстро и без моего согласия.
– Так что у вас что-то ещё было вчера? – заинтересованно меняет тему сестра.
– Если бы даже и было, думаешь я бы тебе сказала? – мрачно интересуюсь у нее.
– Конечно же да, ты же так меня любишь, – подло смеется. – Вот понимаю у тебя мужик, сказала, что хочешь замуж он тебе и кольцо, и штамп в паспорте сделал и все за одну ночь! Я вот от Юрки предложения несколько месяцев ждала и так не дождалась. Кобель хренов! Он у меня об этом пожалеет, помяни моё слово!
Словно в ответ на ее мольбу из коридора послышался жуткий шум. Вжалась в угол душевой и прислушалась, прижав телефон к груди. Что происходит? Ничего не слышно, словно мне просто показалось, не остается ничего иного, как снова прижать мобильный к уху.
– Чёрт! Да это же гениально – сделать предложение самой! Почему я до такого с Юркой не додумалась?! – запричитала Кристина и я вспомнила зачем вообще ей позвонила.
– Кристина, – прекращаю ее болтовню.
– Что?
– Мы нашли Юру, – говорю, не сомневаясь в своем решении ни на мгновение.
– И что с того? – слышу почти сразу равнодушное и замираю от неожиданности.
– В смысле? Он же отец твоего ребенка, разве ты не хочешь, чтобы вернулся к тебе?
– Хочу? Дашка, ты слишком наивна что ли? Если бы он сам хотел вернуться, то бы уже это сделал, особенно сейчас, когда нам угрожают охотники, но он этого не сделал. Зачем мне и моему ребёнку такой слабак?
Знаю эти нотки в ее голосе, безжалостные и холодные, но могу поспорить сильная и независимая Кристина сейчас еле сдерживается что бы не заплакать. Так было ещё на похоронах дедушки, она выглядела слишком сильной, хотя на самом деле переживала очень сильно и каждую ночь плакала во сне. Я не знаю, что ей сказать, как поддержать и не ранить ее гордость. Для меня Кристина всегда была самой сильной девушкой, которую я знаю, даже если это на самом деле не так.
– Откуда ты знаешь, об охотниках? – спрашиваю в свою очередь, чтобы не молчать.
– Марго рассказала, меня завтра утром выпишут, и мы уедим в ту волчью крепость. Сказала там мне будет безопасней, поспорю там даже интернета нет. Со скуки умру! А ты, когда вернёшься? Она сказала ты к врачу поехала в столицу, ну и что он сказал?
– Ты ведь специально меняешь тему, я права? – больше не улыбаюсь.
– Ты это первая начала вообще-то, но даже если так, то что? Что это меняет? – она слегка захрипела, так сильно пытается быть сильной.
– Кристин…
– Не поучай меня, моя жизнь – только моя. Когда он был мне больше всего нужен – ушел, даже не сказав почему. Так, словно и так должна была понять, что он был рядом только потому что нас держало вместе только одно – желание тебя найти. Когда же стало понятно, что поиски безрезультатны, он сдался и ушел от меня. Бросил, даже зная, что я беременна от него.
– По-твоему я в этом виновата? – спрашиваю, стараясь не принимать ее слова близко к сердцу.
– Ты! А кто же ещё? Сбежала непонятно от чего и пропала с концами в своих охотников!
Закрываю глаза и напоминаю себе, что она беременна и не стоит принимать ее слова близко к сердцу.
– Кристин, – стараюсь подобрать слова, – ты не можешь меня обвинять в этом.
– Могу! Ещё как могу! Ты хоть представляешь, как было мне? Ты хоть представляешь, что я пережила?
– Кристина! – прекращаю ее истерику слишком громким криком.
Надеюсь они меня не слышали.
– Что Кристина! Мой зверь умер! – вскрикнула так, что моё сердце сжалось. – Частичка меня просто угасла и исчезла, я перестала быть волчицей, а превратилась в обычного человека.
– Из-за меня?
– Моя волчица искала тебя, до последнего дня, а затем я очнулась в больнице уже обычным человеком.
– Кристина, ты же понимаешь, что это…
– Это из-за вины, я не могла простить себя, корила в том, что с тобой случилось. Мы чуть не умерли из-за меня и моей глупой игры в детектива. Я думала, ты тронулась рассудком, как твоя мама, из-за пережитого и поэтому убежала… Чёрт, да мы все так думали! Но ты оказалась жива, да ещё и в охотников отдыхала все эти месяцы!
– Кристин, ты хоть понимаешь, кто такие охотники и что делают с такими, как я и ты? Им было плевать, что я не превращаюсь в оборотня, это был ад или почему, по-твоему, я оттуда убежала? Пускай родители и Ваня считают, что я курорте была, но ты то не настолько глупа?
Сестра замолчала, она никогда не умела принимать того факта, что не все на самом деле так, как она себе надумала. Пользуюсь этим молчанием что бы подняться с душевой и подошла к ванне, на которой даже не закрыла слив, закрутила оба крана.
– Ты ведешь себя по-детски думаю только о том, как бы спихнуть на меня всю вину. Что бы я не сделала по твоему мнению, вы расстались не из-за меня. Но раз уж ты все равно меня в этом обвинять будешь, тогда может пускай это будет правдой? Он же тебе не нужен, да? Давай я заберу его себе.
Присаживаюсь на край ванной, наблюдаю за закрытой дверью в ванную.
– Не нужен, – чисто с упрямства заявила сестрица.
– Ну и хорошо, ты же знаешь, что я к нему чувствовала, – стараюсь добавить в свои слова лживую благодарность. – Спасибо, что приглядела за Юрой, пока меня не было.
– Ты что издеваешься? – визгнула сестрица, заставляя меня хохотнуть. – Шутишь?
– О чём ты? Ты же знаешь сколько лет я его любила, это все очень серьёзно.
– Ты же замужем за Каем! Ты думаешь, что он на это никак не отреагирует что ли? – старается скрыть свои истинные чувства сестрица.
Давлю улыбку, поднимаюсь и подхожу к двери в ванную, открываю защелку, прежде сказав:
– Разведусь, это сделать совсем не сложно.
Дверь открылась, как только защелка перестала мешать этому. За дверью, как ожидаемо два оборотня, если один из них смотрит на меня не отрывая взгляда, то второй пребывает в глубоком шоке. Вот же у них привычка подслушивать, никак не меняются, но сейчас мне это на руку.
– Ты что совсем сдурела?! – завопила Кристина так громко, что я отстранила телефон от уха, и с ехидной улыбкой нажала на громкую связь. – Он мой, слышишь? Мой, я тебе сказала! Только попробуй к нему подойти, я тебя…
– Что ты сделаешь, Кристин? Ты на пятом месяце, в больнице, что ты можешь мне сделать? – говорю с легкой улыбкой беся ее и информируя одного весьма упертого оборотня.
Юрка, как стоял после этой новости, так и сел прямо на пол.
– Вот значит, как, да? Над беременной издеваться удумала? У тебя совесть вообще есть?! – пошла другим способом она.
– Нет, я же бессовестная тварь, по чьей вине тебя бросают парни. Может хоть раз я сделаю это правдой? Так хочется хоть раз побыть такой, какой меня считают.
Говерла рассеянно смотрит на мобильный телефон в моих руках, хочет что-то сказать, но я прижимаю палец к своим губам и подмигиваю ему с улыбкой. Только когда натыкаюсь на взгляд Кая, моя улыбка перерастает в ухмылку. Судя по моське он очень недоволен, а меня это от чего-то веселит.
– Хотя знаешь, что, – приседаю вместе с мобильным телефоном в руках, чтобы смотреть кудрявому в глаза, – я ведь шалава ещё, такая же, как ты. Не знала? Нас обоих так называют из-за какого-то дурацкого запаха. Да, Юр? Как там ты ещё говорил?
– Он что там? – задает самый важный вопрос Кристина и я снова прислоняю палец к губам, показывая, что он молчал.
– Конечно он здесь, рядом со мной. А где ещё ему, по-твоему, быть, как не радом со мной?
Серые глаза смотрят с удивлением, пока я еле сдерживаюсь что бы не засмеяться.
– Дай ему трубку! – резко требует сестра.
– Зачем? – спрашиваю с улыбкой. – Ему и так хорошо.
– Какое ещё хорошо?! – вопит Кристина с такой громкостью что оборотни кривятся. – Дашка!
– Он же тебе не нужен, разве не так ты сказала? Может он мне нужен, а что?
– Ты что совсем что ли? А как же ребёнок? – в этот раз даже сильная и независимая Кристина плачет, словно девчонка.
На Юрку больно смотреть, но я заставляю себя быть беспощадной, для их же блага.
– Почему я должна думать о вашем ребёнке, если даже вы о нем не думаете? Кто-то из вас разве думал о том, как ему быть жертвой ваших недомолвок и бессмысленной ссоры? Дети не должны быть жертвами эгоистичного поведения родителей. Вы меня поняли?
В микрофон слышен плач Кристины, а Юра только смотрит на меня пустым взглядом, а затем кивает. Передаю в его руки мобильный, но не спешу отпустить его руки.
– Если вы продолжите маяться дурью, то на правах крестной я вмешаюсь в ваши отношения снова. И то, что я расскажу обо всем твоему деду будет только началом. Понял?
Он смотрит на меня долго, но уже совсем не так, как было раньше. Поднимаюсь давая возможность и ему встать на ноги. Юрка отключает громкую связь и уходит в гостиную. Мне не хочется слышать то, о чём они говорят потому возвращаюсь в ванную, на этот раз делая вид что не замечаю, что Кай вошел следом и закрыл дверь на защелку.
– Знаешь, – говорю, нагнувшись что бы закрыть пробкой ванную, – а это чертовски приятно плохой быть.
– Ты не плохая – мы оба это знаем. Они тоже знают, – говорит так, не понимаю, хочет ли меня ущемить, то ли поддержать.
Откручиваю краны присев на край ванной и чувствуя его взгляд на себе.
– Наверное, поэтому ты так был жесток со мной, потому что раньше была не плохой? Тебе, наверное, тоже нравилось не чувствовать вину за свои поступки и слова? Поступать, как хочется, а не как надо.
– Я не буду извиниться за то, что было в прошлом, – говорит так бездушно, совсем не понимая, что меня это задевает.
– Ну и не извиняйся, я тоже не буду извиниться за то, что сейчас скажу и сделаю.
Провожу рукой по воде, не ощущая ни тепла, ни холода, ни даже сырости. Вода быстро заполняет большую ванную, совсем скоро наполнится до краев.
– Кажется я поняла причину, по которой ты так странно себя вел и от части ведешь со мной. Но думаю ты не поверишь мне на слово, если я просто скажу, что ты ошибаешься, ведь так?
Глава 18. Правда
Глава 18
Вода слегка отвлекает на себя внимание, но мне именно это и нужно. Жду, когда он что-то скажет, но понимаю, что не дождусь. На душе мучительно больно, но на лице надеюсь нет ни одной эмоции. Не хочу быть слабой, жалкой в его глазах. Даже если это значит, что никогда не смогу с ним нормально поговорить. Правая рука трясется, в последнее время это происходит слишком часто, скорее всего дело не только в нервах, но и моем измученном организме.
За те месяцы что провела в охотников во мне так много чего поменялось, не только внешность – она результат пережитого стресса. В какой-то момент я чуть не сломалась, как они говорили, тронулось умом, как мать. Это случилось после пытки электричеством, ещё до того момента как Председатель забрала меня из этого чертового подвала.
Решетки, матрацы и запах сырости, я помню его так, словно это было вчера. Меня закрыли в той отвратительной клетке, словно животное. Почему-то время от времени я все ещё ощущаю себя там, в том тухлом подвале, тварью в клетке, на которую приходят посмотреть, как в зоопарке. В такие моменты я даже чувствую то же самое, что и тогда – едкое отчаянье. При всем том негативе, в свете которого для меня существует само понимание слова «охотник», я не испытываю к ним ненависти, не хочу их смерти. Думаю, для Кая это странно, да и для других тоже, но почему-то мне жаль охотников и даже слегка Рада, хотя, как по мне этому больному ублюдку давно место в закрытой тюрьме. Но кто я такая что бы решать чью-то судьбу? Я и своей не управляю, Кай делает это за меня.
Если учитывать то, что все говорят, что мой запах изменился, и рассуждать от лица альфы, то для него существует только два варианта. Хотя нет, может даже три, но третий слегка сомнительный, я же не знаю всех правил оборотней. О такой тонкости, как запах после секса даже и не думала раньше.
Теория первая и самая маловероятная, он может считать, что меня изнасиловал Лев Викторович. Времени то у него было много, да и после того, как я в реку упала они почему-то не смогли меня найти, а Тася смогла. Вот бы у нее спросить, как она вообще сумела это сделать?
Вторая теория, в основном очень похожая на первую, Кай может считать, что меня изнасиловали позже, уже охотники. Как бы мне не хотелось признавать, но она кажется вероятной самой. Есть в ней что-то такое, что объясняет часть изменений в его поведении, но только часть.
Теория третья: на самом деле я засланный от охотников с целью разузнать секреты оборотней. В эту теорию кстати ещё как вписывается добровольный секс с Радом. С точки зрения Кая она бы и казалась самой вероятной, если учитывать насколько вонючей я заявилась к нему в день побега. Он же не знает, чего мне стоила на самом деле свобода. Даже тот взгляд, что чувствовала на себе, когда его пытали, говорил об этом. Вот только что-то снова не клеиться, ибо он не вел себя позже так, как должен был бы в этом случае. Скорее уж сложилось впечатление, словно он боялся ранить меня ещё больше, словом или движением, словно думал о теории номер два. Вот только все равно не сходится все. Если он думал о теории номер два, пытался меня защитить, тогда зачем проснувшись чуть сам не оприходовал? Хотел проверить правда ли? Может это все игра? Может он решил, что теория три самая подходящая и все время притворялся, что верит мне? Как далеко он может зайти в своей попытке вывести меня на чистую воду за то, чего я не совершала? Кольцо, свадьба, секс? Вот будет забавно посмотреть на его лицо, когда…
Нет! Ничего я ему доказывать не буду! Почему я вообще должна что-то доказывать ему, Юрке, брату, родителям – да всем им? Почему я должна оправдываться? В конце концов к охотникам я не сама пришла, меня притащила Тася еле живую. Проблема в том, что об этом тоже сказать никому не могу, что бы он ее не убил. До сих пор пугает – то, с какой легкостью он готов за меня лишать жизни. Как же странно выглядят наши отношения со стороны: он убьет за меня, но в жизни не поверит на слово. Вот не поверит же, точно знаю. Ну и как ему доверять, как строить с таким человеком отношения? Ответ элементарен – никак. Мне уже слегка надоело идти ему на уступки, и теперь проблема не в этом. Он тоже идет на уступки, как с кольцом, но только когда это ему выгодно. Вот и получается, что ничего у нас с ним не получается.
Провожу рукой по водяной глади – холодная, вот и я должна быть сейчас холодной и плохой, но получается как-то не очень. Это перед Юрой и Кристиной не сложно нести весь тот бред, особенно зная, что это для их же блага.
– Когда любишь, обычно доверяешь любимому, – говорю тихо, себе под нос, напоминая, что это все так неправильно.
«Вот только я не могу тебе доверять полностью». – думаю с грустью. Поворачиваюсь слегка на бок, мои ноги не касаются пола, соскользнуть в ванную не составляет труда.
– Я тебе верю, – лжет он так просто и откровенно, далее несколько шагов ко мне.
Чёрт! Услышал меня, но не понял.
Ещё немного и я бы поверила ему, во все поверила только бы он был рядом. Ощущение похожее на ломку у наркомана, на то же самое что я чувствовала к Юре. Жестоко постоянно сравнивать их, но эта мысль все время возникает в голове, помимо моей воли. Даже несмотря на то, что этот паразит почти вытеснил всех из моего сердца, даже тех, кого я бы хотела там оставить.
– Если бы ты был на месте Юры, как бы поступил? – спрашиваю, сжимая край ванной, так что бы не было видно, как дрожат руки.
– Кажется я уже ответил на этот вопрос, – слышу, как он подходит ближе.
Плохо, наша близость губительна, из-за связывания, или просто из-за того, что меня к нему тянет, а может быть причина в нашей ненормальной любови. Как же проще было не думать о последствиях, поступать неправильно, но за то так, как на самом деле хочется. Закрываю глаза, вспоминаю ту сцену на кухне и по телу идут мурашки, все внизу стягивается в узел. Если бы Юра не помешал бы нам, я бы скорее всего и не узнала никогда, что на самом деле им руководило. Не узнала, что за вопрос он хотел мне столько раз задать, но не задавал, и несомненно была бы счастлива. Незнание – это роскошь, которую у меня отбирает любопытство.
От размышлений меня отвлекает его рука, нежно коснулась щеки и заставила поднять голову. Люстра светит прямо за его головой, словно нимб у ангела. Корни у волос уже светлые, совсем скоро настоящие отрастут, и он снова станет тем самым блондином, что так бесил меня. Ведь так? Ведь так… Голубые глаза слегка ненормально блестят, брови нахмурены, словно он решает сложную головоломку. Губы… так манят, он точно знает, чего мне хочется сейчас, знает то, что я так хочу скрыть. Нагибается что бы поцеловать меня, но слишком медленно, успеваю в последний момент отвернутся.
– Это так несправедливо, – говорю, отбиваясь от его руки на моей щеке.
– Что именно? – спрашивает отстраненным голосом, давя на меня разницей в росте.
– Обычный запах позволяет вам судить о человеке, а не его желания и поступки. Это даже хуже, чем судить по внешнему виду, вид можно поправить, а от запаха не избавится. Несправедливо что у вас есть эта способность.
– Это не способность, а дефект. С его помощью мы знаем больше чем нужно, чем мне хочется.
Его голос спокойный, слегка поучительный, словно он ребёнку что-то объясняет. С него бы получился неплохой отец, почему-то уверенна в этом, даже несмотря на взрывной характер. Странная мысль, если учитывать его любовь к рукоприкладству.
– Нет, – упирается рукой о талию, а второй на стенку, – даже не дефект, а…
– Наказание? Или как ты там выразился, после того, как твой зверь чуть не убил меня? – поднимаю на него глаза с насмешкой.
– Я не…
– Да знаю, я, знаю! Ты не будешь извиниться, но ведь недавно ты это сделал, если мне изменяет память. Мне даже очень интересно, почему это вдруг ты стал таким добреньким, а затем снова… козлом?
Улыбаюсь, хотя мне на самом деле не весело. Даже язык болит, словно обзывать его для меня уже не то что непривычно и неправильно, но и больно.
– Даш, – говорит глубоко вздохнув, явно заводясь от моего нелестного сравнения с животным, – я тебя не обзывал и тебе меня не стоит.
– Это угроза? – склоняю голову на бок с улыбкой, скрещивая руки на груди.
Двусмысленная поза, если учитывать то, что там только кружевной бюстгальтер. Скулы на его лице видны ещё больше, когда он от злости сжимает зубы.
– Это просьба, хватит играть со мной, тебе не удастся вывести меня из себя, – говорит с полной уверенностью.
– А зачем мне тебя из себя выводить? Мы просто разговариваем, если так можно сказать о том, когда один задает вопросы, а второй уклоняется от ответов.
Он смотрит в мои глаза, слишком долго, а затем вдруг садится рядом на край ванной.
– Ладно, – говорит так, словно я его в конец достала, – что ты там спрашивала? Как я поступил бы в ситуации брата?
По самой интонации понимаю, что он все ещё разозлён, что даже слегка радует. Киваю, хотя мне сейчас хочется узнать сосем другое.
– Я не знаю, – произносит так твердо, что я слегка отклоняюсь от него. – Возможно потому что я – это я, а он – это он. Мы разные, наши цели, поступки и воспитание тоже разные. То же самое было бы, если бы я спросил тебя, что бы ты сделала на месте своей сестры?
Напор и интонация с какой он говорит мне все это давит на нервы. Уже силой вжимаю ногти в руки, стараясь не спасовать под его напором. Было бы легче, если бы я все ещё была зла, но это не так, даже не знаю почему.
– Что ещё? Что ещё ты хочешь знать? – спрашивает так, словно я здесь плохая.
И вот было у меня куча вопросов, да все они с головы как-то сами собой не вовремя улетучились. В этом точно виноват его взгляд – эта черная дыра. Нервно кусаю нижнюю губу, в голове звенящая пустота и вспышки чувств, что мешают думать и сосредоточится на важном. Силой заставляю себя отвернутся, только так, чувствуя то ли рвотный порыв, то ли желание расплакаться, могу собрать мысли в кучу. Что я хочу знать, что действительно хочу знать? На самом деле ничего, абсолютно ничего. Мне слишком страшно узнать что-то ещё, то что мне сделает мне ещё больнее. Трусиха, жалкая трусиха! Губы дрожат, глаза болят, так сильно стараюсь сдерживать слёзы. Жалкая, черт побери какая же жалкая! Радуюсь тому, что волосы не дают ему увидеть ему мои слёзы, незаметно стираю их с лица рукой и вдруг замечаю зеркало. Большое зеркало над умывальником рядом с ванной, в нем отражаемся мы оба, сидящие на краю ванной. Вижу его взгляд, совсем незлой, скорее уж взволнованный. Одна его рука тянется к моему плечу, почти касается его, но сцепив зубы он одергивает ее, прячет за спиной.
– Почему ты не можешь просто извинится за то, что сделал раньше? – спрашиваю все ещё смотря в зеркало, но тайком.
– А почему для тебя так важно, чтобы я извинился? Что от этого изменится?
– Я…
Собираюсь ответить, но замолкаю. Если скажу, что он так сделает, буду ему верить – солгу. Наша ненормальная любовь тоже от этого не зависит, я уже его люблю, что бы там не было в прошлом. Так зачем мне это? Зачем мне эти слова? Что бы стало легче, я знала, что ему жаль, стыдно за то, как вел себя со мной? А почему мне не стыдно? Почему я не чувствую стыда за свое поведение, ни за один свой поступок? Потому что не била его? Так я же ударила, с удовольствием выместила на нем свою злость. В каком-то смысле он наносил мне увечья, телесные и моральные так же, в порыве гнева, вспышке ярости. Мы слишком похожи, вспыхиваем так ярко и горим, сжигая все вокруг. Возможно поэтому меня так не хватало того, как мы выясняли отношения, скандалили, а в конце все почти всегда заканчивалось одинаково – поцелуем или чем-то куда откровенней. Мы как будто одна из тех парочек, чьи ссоры всегда кончаются примирительным сексом. Как-то это совсем не вяжется с моим идеалом спокойных нормальных отношений, с тем что я хотела для себя. Придётся признать, чёрт с два у меня будет нормальная жизнь.
– Просто мне это нужно, – произношу после долгой паузы смотря в пол.
– Зачем? Я не раскаиваюсь, это «прости» будет только ложью. Зачем тебе это?
– Ну, тогда, – поднимаю на него глаза, – солги мне.
Кай смотрит мне в глаза, а затем слегка отвернувшись улыбается, то ли грустно, то ли саркастично. Эта улыбка тает, как только он снова смотрит мне в глаза.
– Прости, – говорит так, что щемит в груди и предательские слезы чуть не наворачиваются на глаза.
– Тебе легче? – спрашивает, когда я отвожу взгляд, что бы не видел, как наворачиваются на глаза слезы.
– Зачем, – начинаю задавать другой вопрос, но понимаю, что голос сдает меня с потрохами.
Смотрю в зеркало тайком, вижу, как он сидит, опустив руки и прикрыв глаза. Нахожу в себе силы, сжимаю руки в замок.
– Почему ты был так жесток со мной? – спрашиваю и почти сразу понимаю, как это глупо.
Он же ни раз и не два говорил мне об этом. Связывание, то что я была толстой и страшной – это всего его причины. Разве не так? Может мне просто хочется верить, что у него была причина, хочется его оправдать? Любовь слепа, безжалостна и жестока, настолько что меня уже тошнит от нее.
– Разве только я был жесток? – спрашивает, вместо того что бы ответить, чем бесит меня.
Поворачиваюсь к нему лицом, чтобы увидеть такую знакомую ироничную улыбку.
– Сама судьба, как будто насмехается над нами.
Мне не нравится его слова, не нравится безысходность, что чувствуется в каждом слове. Он смерился, своевольный эгоист Кай смерился со связыванием. Как такое вообще возможно?
– Никакой судьбы нет, разве не ты так говорил? – спрашиваю, чувствуя себя в ловушке.
Улыбается, как-то грустно и тянется рукой к моей щеке, поглаживает ее, а затем почти сразу убирает руку. Снова такое ощущение, что ему нравится меня касаться, как будто это его успокаивает. Жаль меня это не успокаивает, мои чувства в смятении.
– Говорил, кричал, пытался доказать… но это не сделало счастливым ни меня, ни тебя.
Взгляд такой пронизывающий до костей, так что моё глупое сердце разнилось не на шутку. Все время забываю, почему он так себя ведет, зачем я ему вообще сдалась.
Запах, запах, запах… ненавижу его!
Я совсем забыла, почему у нас не может быть все по-нормальному. Забыла, что для него была отвратительна не только из-за внешности.
Запах, запах, запах…
А что мне делать? Для меня всему виной был не запах. То есть он конечно же вызвал у меня тягу к нему, почти животную временами, но сейчас то нет. Кстати, почему нет? Почему он не пахнет для меня, как раньше? Почему я не чувствую запах шоколада, мандаринов и корицы? Почему теперь для меня это его запах? Родной, любимый, словно мамин, но не сводящий с ума и не лишающий сна. Куда подевались все те штучки от волчьей крови? Почему ни одна рана на моем теле мистическим образом не исчезла, а меня не мучила бессонница все те месяцы, которые мы провели по отдельности?
Я не понимаю.
– Даш? – его рука касается моей щеки, стирает слёзы, но их слишком много.
Я плакса, рядом с ним просто маленькая плакса и вряд ли это хоть когда-то изменится. Что мне поделать с этим? Что мне делать со всей своей жизнью? Стираю со щек слёзы сама, но у меня не получается, слишком больно. Самый простой выход – ничего не делать, позволить Каю и дальше решать за меня. Позволить себе забыть, что его неправильная любовь только результат связывания.
Не могу.
Его рука хватает за шею, а затем он до боли знакомо упирается своим лбом, о мой, всего в нескольких сантиметрах от поцелуя. Его глаза смотрят на меня, но сам держится на расстоянии, на грани, которую почти сразу же переступает. Поцелуй с привкусом моих слёз, пока его руки самовольно пересаживают с ванны к нему на колени. Вздрагиваю от слёз, прекращая поцелуи только что бы вздохнуть, а затем снова поцеловать.
Не могу? А правда ли не могу? Ещё как могу, от части и хочу этого, но буду ли я тогда на самом деле счастлива? А он будет? Я так самовольно навязала ему свои чувства, если подумать меня никогда раньше не волновало, что он чувствует, только мои чувства, только моя боль. И кто из нас на самом деле эгоист? Не честно, я поступаю с ним нечестно и большей части меня это нравится. Вот только я не готова всю остальную жизнь бороться со своей совестью и видеть, как он страдает от отсутствия выбора. Я дам ему то, что он не готов мне дать – свободу.
Соскальзываю с его колен, и еле стоя на ногах отхожу ещё на несколько шагов, ибо наша близость после таких поцелуев пьянит. Как мне сказать? Как сделать все правильно? Не знаю, сжимаю волосы в кулак и дергаю, что бы было больно. На глаза наворачиваются снова слёзы, но спишу их на боль.
– Эй, ты чего? – слегка улыбается, от чего становится ещё трудней. – Что происходит в твоей голове, я совсем не понимаю.
Нужно что-то делать, а то желание запрыгнуть на него, как вчера становится уже некой манией. В дверь ванной стучат, приходится вспомнить что мы здесь не одни. Не собираюсь открывать, потому просто зажмуриваюсь, когда это сделает он.
– Проваливай, – слышу от Кая и зажмуриваюсь на мгновение, потому что кажется, что это он мне говорит.
– Я этим и собираюсь заняться, но ты бы не мог поболтать с дедом, насчет моего прохода по его территории? – слышу за дверью голос Говерлы и слегка расслабляюсь.
– Сам с ним разбирайся, он твой дед, а не мой.
– Ладно, я буду тебя ждать на нашем месте, не задерживайся.
Странная фраза, учитывая то, что мы ещё у врача и не были. И что это за место? У него столько тайн, что я как будто жена незнакомца. Кстати об этом, кольцо надо бы отдать, давно надо было. Отворачиваюсь к двери, что бы он не видел, как снимаю его с пальца. Получилось это легко, но сжимая его в руке не могу заставить себя повернутся и отдать кольцо. Ну же, Даша, не бойся, сейчас надо будет сказать вещи куда похуже. Вот так, только обернись и отдаю ему эту проклятую вещицу.
– Одень обратно, – слышу шепот над самым ухом, и вздрагиваю от неожиданности.
Это был приказ, а не просьба. Закрываю глаза, чувствуя его грудь спиной, а точнее бить шеей. Дыхание обжигает затылок, от этого идут мурашки по всему телу.
– Он ушел? – спрашиваю вместо того что бы слушаться.
– Все, сел в лифт, – говорит через мгновение, когда его руки скользят от моих плеч к бедрам.
Моё тело, как будто само по себе прогибается за этим движением, прижимаясь к нему спиной крепче. Похоже он настроен продолжить с того места, где нас прервал Говерла.
– Одень обратно, – повторяет, целуя в ушко и в этот раз руки от плеч проходятся до самих сжатых в кулаки ладонь. Ему ничего не стоит разжать мои руки и забрать кольцо, а затем оно снова на моем пальце.
– Больше никогда не снимай его, – сжимает мою руку, на которой снова кольцо.
– Почему ты смерился со связыванием? – выдыхаю на судорожном вдохе.
– Я же говорил тебе, нет у нас никакого связывания, – повторяет со вздохом, а затем поворачивает лицом к себе. – Ты из-за этого плакала?
– Я не понимаю, что значит нет? Объясни! – прячу взгляд, глаза точно подпухли и раскраснелись.
– Ты помнишь, когда мы встретились в первый раз? Ты ещё тогда мелкой была и убежала в лес, где наткнулась на волков?
Растерянно поднимаю на него глаза, это что действительно был не сон, а воспоминание? Тогда почему я не помнила его раньше?
– Значит помнишь, – вздыхает, когда я вспоминаю о глупом своем поведении и отворачиваюсь. – Ты заметила, что в тот день не было никакого связывания? Твой запах тогда не сводил меня с ума.
– Подожди, но разве ты тогда тоже не был ребёнком? Ты же ещё не перешел был, так что это вполне…
– Я уже перешел тогда, – прерывает меня ледяным голосом.
– В смысле? Так… рано? – растерянно переспрашиваю, видя на его лице столько эмоций, что просто разрывает от желания обнять, пожалеть и защитить.
Сколько ему лет было? Восемь, девять, десять? Совсем ребёнок, как он вообще выжил?
– Ты видела могилы моих родителей? В тот день когда они умерли, я перешел и стал оборотнем.
Растерянно смотрю на него, не зная, что и сказать, словно мы снова стоим на том кладбище.
– Мой зверь убил их, когда я перешел. Так что ты несомненно была права, называя меня монстром.
Он не смотрит мне в глаза, или это я прячу взгляд. Как было ему, совсем ещё ребёнку потерять родителей в таком возрасте и знать, что это сделала часть его. Юра говорил, что в оборотня человек и волк – одно целое, в альфы все по другому. Не зря все время казалось, что он мог разобраться в том, чего хочет, его желания и желания зверя не совпадали.
