Текст книги "Верь (СИ)"

Автор книги: Мария Власова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Верь

Глава первая. В чертогах памяти. (отредактированная)

– Я тебе не верю.

– Поверь мне…

Улыбаюсь и мотаю головой – не могу. Его теплая ладонь накрывает мою щеку, дыхание обжигает лицо.

– Просто… верь.

Всю свою жизнь я убегала от проблем. Разными способами: с помощью плеера с наушниками или интересной книги, наглотавшись таблеток или просто на своих двоих. Только от одного человека я так и не смогла убежать – от самой себя.

Глава 1. В чертогах памяти.

Что делает человека самим собой? Что проявляет нашу личность, и есть ли эта пресловутая личность на самом деле? Может, это просто набор поведенческих тенденций или действий в разных ситуациях?

Изменчивых, в своем роде, между прочим. Как вообще можно им доверять, если они все время меняются? Сделав когда-то давно выбор, мы меняемся под действием его последствий, или же наоборот остаемся прежними. Раз за разом, адаптируемся от последствий своего выбора и последствий выборов других, чтобы в конечном итоге понять, что ты уже совсем не тот человек, каким был раньше. Даже больше, не тот человек, которым видели люди вас раньше. Ведь, то, каким воспринимает сама себя личность и каким видят человека другие люди совсем разные вещи.

Раньше мама была очень религиозна, маленькими она водила нас по воскресеньям вместе с папой в храм. Мне там не нравилось, было скучно, но зато после всегда покупали мороженое. Ещё когда ей становилось грустно, она начинала петь «Hallelujah» и папа из другой комнаты кричал ей заткнуться. Это было привычно, и как-то по-доброму, но именно эта часть моего детства мне больше всего дорога. Частенько она согревала меня в самые сложные моменты, хотя иногда даже этого тепла мне не хватало, чтобы согреть замерзшее от одиночества сердце. Как это странно – рядом с родными людьми чувствовать себя одиноким.

Все изменилось, когда вернулась старая мамина болезнь, она не перестала молиться, но в церковь больше не ходила. Однажды я спросила ее почему, и она мне ответила: «Он разочаровал меня, не хочу молиться в храме, пока не избавлюсь от этого чувства». Не знаю, кого она имела в виду под ним, но не Бога точно.

В нашей семье странное отношение к религии, она как будто есть в нашей жизни, и даже занимает важное место, но на самом деле пустой звук. Отец приходил на службу в церковь каждое воскресение, но не для участия в таинствах причащения или исповедания, а чтобы побыть немного подальше от мамы. Я поступала, примерно, так же. Все школьные годы ходила в церковь – это место с особенной атмосферой, там было спокойно и можно было подумать, и вернуть себе внутренний покой. Оно значило для меня много, но в какой-то момент уже не смогло спасти от пропасти.

Когда стоишь на краю, что угодно может толкнуть тебя в бездонную пропасть, но чаще всего ты спрыгиваешь туда сам. Не видя выхода из сложной ситуации, подростковый максимализм показывает один простой вывод. Только взрослые понимают, пускай и не всегда, что это совсем не выход – это ещё одна пропасть. Но взрослых рядом не было, вообще никого не было. Как и до этого и все время после. Каждому нужен такой человек, который ему бы говорил: все, хватит жалеть себя. Но лучше, если этим человеком для себя будете вы сами. Вот только я такой не была, я была плаксой, точнее остаюсь ею. Жалость, жалось, жалость… Все что хотела я и хочу.

«Жалкая». – сказал он мне и эти слова совсем ничего не изменили.

Разве только одно – заставили меня по-настоящему, всем сердцем, его ненавидеть. Не из-за ударов, противных слов и насмешек, даже не из-за отвратного поступка, а из-за того, что он не захотел меня такую жалкую жалеть.

Только вдумайтесь в эти слова и поймете, насколько низко я пала в попытке доказать себе то, что является ложью для всех, кроме меня самой: Даша Петрова – сильная и независимая, умеет принимать все удары судьбы. И вот эта Дашка сейчас, как и раньше мечтает, чтобы кто-то пришел и спас ее, в очередной раз, да ещё и просто так! Может даже пожалел, на ручках поносил, слёзы утер, да хоть кровь со лба вытер, а то единственным видящим глазом ничего разобрать не могу из-за нее.

Но желающих, как и раньше, сделать это не наблюдается, так что приходиться самой. Чувствовать грудью, пускай и прикрытой свитером, каждый камень то ещё удовольствие, уже молчу о руке, которая совсем не слушается. Мне даже кажется, что то, слегка белое и выделяющееся на фоне кровавого месива – моя кость. От этой мысли становится поистине жутко и страшно, так что успокаиваю себя тем, что, мне кажется, и это просто в воде что-то в рану попало.

Боль – это хорошо, это значит, что я жива, все ещё жива. Даже когда меня выворачивало наизнанку, после жуткого пробуждения от удара животом в ствол дерева. Какое-то старое дерево упало в речку, преградив тем самым течение, именно это меня и спасло, ну ещё и то, что я животом ударилась, и все содержимое легких и желудка попросилось наружу. Если учитывать, что плавать меня никто не научил, да и самой не довелось, то выбраться из этой западни самостоятельно даже в сознании я бы не смогла. До берега добралась по дереву ползком, слезла на берег и поняла, что идти не могу по причине того, что из левой ноги торчит ветка толщиной с большой палец ноги. Кое-как сев сдираю рукав с целой руки, выдергиваю палку из ноги и перевязываю ее. Сердце бешено колотится в груди, больно и холодно, но даже не могу повернуться на спину, лежу на боку, уткнувшись лицом в тину. Адреналин ушел, и я чувствую жуткую усталость, холод и боль. Ядерный коктейль всех самых ужасных ощущений, но я почему-то криво улыбаюсь.

Ногам холодно очень, обувь унесло куда-то с течением, только носок на правой ноге ещё остался, но от него, как и остальной мокрой одежды тепла мало. Пожимаю ноги к груди, мне даже кажется, что так я смогу согреться. Изо рта идет пар, дышать больно, губы распухли и жутко болят, но лучше так, чем никак, носу досталось куда больше.

Может закричать? Позвать на помощь? А что я скажу, когда меня найдут? «Спасибо» или «простите»? Разве вообще будут важны слова? Если я не убила человека, то из-за меня погибло целых два человека. Пускай один из них это заслужил, но кто им дал право выбирать, кто достоин жизни, а кто нет? Даже столь никчемный человек как я, понимает, что жизнь – это не игрушка, что своя, что другого человека. А они играют, играют, играют… Как будто не замечая сколько жизней при этом ломают. Насколько же я глупа была, не воспринимая их всерьёз. Возможно живя все время в своем мирке, под какой-никакой защитой родителей, умышлено не замечала происходящего рядом зла и выросла такой жалкой.

Даже перед смертью меня бросил, альфа-козёл!

Если стоит жить ещё, так только что бы отомстить, не так как я хотела по-пьяни, а по-настоящему. Хочу увидеть на его красивом личике слёзы, хочу сделать ему настолько больно, чтобы он рыдал из-за меня.

Кашляю так сильно, что заваливаюсь с бока на живот. Лицо пачкаю в тине, но меня это мало заботит. Меня сильно клонит в сон, что неудивительно, ведь уже день, и я устала. Хочу просто спать, мне даже не холодно уже, только очень больно.

Проваливаюсь в сон незаметно, здесь хорошо, нет боли и так тепло. Вокруг темнота, такая чёрная и бесконечная. Сначала она несет покой, а затем разочарование. Хочу куда-нибудь в другое место, все равно куда. Сон меняется, меня даже слегка ослепляет солнце. Такого красивого рассвета я не видела никогда. Цвета странные, разве на самом деле существуют такие? Высоко, внизу удивительный и немного знакомый пейзаж. Кажется, это тот выступ, на котором та странная статуя Белого волка. Оборачиваюсь и не нахожу ее, одни скалы, укрытые снегом, даже старых развалин нет. Почему я здесь? Хотя какая разница.

Сажусь на выступ, опускаю ноги над пропастью и спокойно смотрю вниз. В жизни никогда бы так не сделала, боюсь высоты. Даже по открытой лестнице боюсь ходить, а тут кажется бескрайняя пропасть, скрытая облаками. Так высоко, что чувствую себя невесомым облачком. Распрямляю руки в стороны и, кажется, что лечу. Может спрыгнуть? Это же всего лишь сон? Мне часто снилось, как я падаю в подобную пропасть. Всегда после этого вздрагивала в реальности и просыпалась. Может, и в этот раз проснусь?

– Привет, – слышу голос и вздрагиваю всем телом, но почему-то не просыпаюсь.

Оборачиваюсь на него и сразу же зажмуриваюсь. Юра? Что в моем сне делает Говерла, да ещё и такой как был в детстве? Решаюсь открыть глаза снова, но его там больше нет. Теперь передо мной стоит Кристина, улыбнувшись, садится рядом со мной, пока я не могу поверить своим глазам.

– Чего застыла? – толкает меня плечом и с блаженной улыбкой закрывает глаза. – Смотри, красота-то какая!

– Кристина! – на глаза наворачиваются слёзы, что не вяжется со счастливой улыбкой.

Она жива, жива! Обнимаю ее, чувствую, как хлопает по спине, приобняв в ответ. Объятья длятся слишком долго, не могу отпустить ее. На глаза наворачиваются слёзы, и позволяю себе плакать и не отпускать. Конечно же, это не она, моя сестра мертва. Может и я тоже? Разве я могла после всего, что со мной случилось умереть так просто? От переохлаждения или потери крови? Смеюсь, судорожно прижимая такого знакомого и такого же не знакомого человека к себе. Смех сменивается слезами, с такой неудачницей как я, могло случиться что-то подобное.

– Тихо, тихо, моя дорогая, – говорит теперь уже моя мама.

Вытираю слёзы, отстраняюсь и с удивлением смотрю на маму. Не ту, которую видела вчера дома, а молодую и здоровую, такой она была ещё до болезни. Помню эту ее короткую прическу, мы с братом сидели в парикмахерской, пока ее делали. Этот свитер, зеленый вязаный, она его связала сама, а потом он сгорел, Эмма спалила его. Даже юбку эту помню, бордовую, подарок бабушки маме на день рождение.

– Кто ты? – спрашиваю и сразу же вижу, как образ меняется и передо мной теперь Ваня.

«Что ты такое?» – уже кричу, замечая такую знакомую улыбку брата. Обычно он улыбается, слегка зажмурившись, когда собирается солгать.

– Извини, у тебя столько близких людей, я не могу выбрать кого-то одного. – начинает говорить «это» сначала голосом брата, а потом заканчивает уже другим. – Кого ты хочешь увидеть? Может его?

Да и выглядит теперь как он. Рука сама двигается, когда я сталкиваю его в пропасть, и он летит в бездонную белизну. Все ещё не могу понять, что происходит, только смотрю в белые облака под ногами.

– Странная реакция, ну да ладно, – слышу за спиной все тот же голос.

Резко поворачиваюсь, чуть не свалившись в ту же пропасть. Пускай это сон, как он мог здесь оказался? Поднимаюсь на ноги, отхожу от края. Заношу руку для удара, но сама себя останавливаю. Это не он.

– По крайней мере, обниматься не лезешь, так что, пожалуй, оставим этого близкого тебе человека, – глаза режет эта надменная улыбка, насмешливый голос бьет по ушам.

– Нет! – кричу.

Даже дергаюсь вперед, желая то ли снова столкнуть в пропасть, то ли просто испугать. Напоминаю себе снова, что это не он. Разворачиваюсь, чтобы не видеть больше этого лица, а то точно сорвусь.

– Что ты такое? Зачем здесь, да ещё в этом дурацком… образе? Убери его!

– Не могу, я уже выбрал, как ты выразилась, «образ» для разговора с тобой. К тому же у вас так много общего.

Он улыбается, той самой гадкой улыбкой, мне даже не нужно поворачиваться, чтобы понять это. До зубного скрежета хочется столкнуть это нечто снова в пропасть.

– У нас нет ничего общего. – смотрю на рассвет и понимаю, что он уже не такой уж красивый. – Зачем тебе разговаривать со мной и что ты такое?

Вот умеет он все портить, даже при том, что его здесь как бы и нет. Уникальная личность, уникальный козёл, альфа-козёл.

– Разве? Ваши чувства друг к другу так похожи, что складывается впечатление, что вы половинки одного целого.

Издевается, точно издевается! На вопросы не отвечает, к словам цепляется, по больному бьет. Он, точно он, или просто «это» принимая чей-то образ на себя, приобретает не только внешность выбранного человека, но и его характер. Слышала я что-то подобное, ещё как слышала! Половинка, одна на миллионы!

– Да сколько повторять: не верю я в ваше связывание! Нет его, нет!

Об умопомешательстве на запахе и ломке по нему не говорю, слишком гадко.

– О, так ты знаешь? Ну и отлично, а я уже думал, как тебе сказать об этом.

Вот опять, поворачиваюсь резко к нему и не могу отличить от настоящего. Точнее заехать по лицу хочу кулаком, даже несмотря на то, что знаю, что это не он. Мало мне было столкнуть его раз, ох как мало!

– Не смешно, что ты такое? – сдерживаюсь, твержу себе «не он» мысленно. – Что тебе от меня надо?

– Я же сказал, поговорить, – «это» делает шаг на встречу и до боли знакомым движением убирает волосы с моего лица.

Отхожу назад и сама прыгаю в пропасть. Проснуться, хочу проснуться! Воздух выбивает из легких, зажмуриваюсь изо всех сил. Ощущение падания пугает, но я все равно не просыпаюсь. Открываю глаза только когда понимаю, что снова стою ровно, а не падаю вниз. Оглядываюсь, снова скала, снова он.

– Почему…

– Почему ты не можешь проснуться? – опережает меня он со своей гадкой улыбочкой.

Молчу, и он молчит, оглядываюсь по сторонам. Это кошмар? Мой персональный ад? Если это и правда он, тогда становится понятно, откуда здесь он, все же без него мой ад просто невозможно представить.

– Я…

– Нет, ты не умерла, – снова опережает он мой вопрос.

Прикусываю губу, это уже начинает конкретно так бесить. Он расставляет руки в стороны, на лице играет снисходительная улыбка.

– Что же ты отвлекаешься все время? Ну, давай, сделай это, я же вижу, как ты хочешь. А потом и поговорим, – лукаво улыбается, говоря все это сладким голоском.

Резко заношу кулак для удара и останавливаюсь, от чего-то тяжело дыша. Сжимаю руки в кулаки, мне так хочется ударить его, но я не могу. Может, потому, что ударить хочется не вот «это», а настоящего блондина? Опускаю руки, распрямляю плечи и смотрю на него, но не вижу его образ.

– Что ты такое? Ответь мне, наконец!

– Странная реакция, – повторяет он улыбкой и опускает руки, – я белый волк.

Издевается опять, закатываю глаза и давлю желание ударить.

– Я спрашиваю, что ты такое, не он, и его форма оборотня!

– Белый волк, – повторяет он без тени улыбки, и я начинаю что-то понимать.

– В смысле? – слегка оторопело спрашиваю.

– Тот самый Белый Волк, эти волчата мне еще поклоняются. Ты что забыла обо мне? Какие современные девушки забывчивые, однако, не то, что раньше.

– Раньше? – повторяю слегка ошарашено.

Белый Волк? Их божество? Вот этот вот?! В смысле не альфа-козёл, а вот этот вот… он? Что за хрень? Мне подобного бреда ещё никогда не снилось.

– Да, раньше девушки были скромнее, с горы, по крайней мере, не сталкивали, только визжали и убегали куда-то. Просили пощады, плакали, ноги целовали. Хорошее время, однако, было. Эх, воспоминания! – улыбается он так искренне и довольно, что меня даже передергивает.

Интересно это бог такой на самом деле больной, или образ альфа-козла на него так подействовал? Может, пора опять в пропасть? Авось во второй раз прокатит?

– Ты куда это пятнишься, крошка? А поговорить? – наступает этот подозрительный божок на меня.

Во второй раз падаю не лежа, а стоя, даже в воздухе пару раз кувыркаюсь. Глаза принципиально не закрываю, но в итоге снова оказываюсь на скале возле этого божка. Поток мата вырывается сам собой, с разбега прыгаю в третий раз, но результат один и тот же. Стою и думаю: как так прыгаю с разных мест скалы, а оказываюсь снова на одном и том же месте?

– Какие выражения, а ассоциации то какие! – говорит этот божок, с безумной улыбкой рассматривая собственные руки. – Хочешь посмотреть?

Вопрос он задал явно для проформы, ибо, не дожидаясь ответа, резко делает ко мне шаг и дает ладонью по лбу. Я даже не успела подумать о том, что образ тут не причём и божок просто такой же козел, как и блондин. Просто раз – и я резко захотела больше не материться никогда, после того как увидела все мной ранее сказанное в наглядных примерах. Для освобождения разума от этих убойный картинок ещё пару раз в пропасть спрыгнула – не помогло. Рвотные порывы так и душат. Успокоилась далеко не сразу, а этот божок все время стоял с гнусной улыбочкой и смотрел на мои мучения.

– Ну, что? Ещё показать? – говорит он сладко, а затем делает шаг ко мне снова.

Отпрыгиваю сразу же, боясь снова получить в лоб и ещё одну моральную травму.

– Умная девочка, – улыбается гаденько.

И я вдруг понимаю, что меня таким жутким способом пытаются заставить, не материться. Вот это методы воспитания, жестокие.

– Что те надо? – выдаю испугано.

– «Те»? – угрожающе приподнимает он руку.

– Вам, – быстро соглашаюсь на вежливое обращение.

– На «ты», конечно, говорить приятно, но ты-то мне не ровня, – кивает он чему-то.

Вот точно, как у него с этим божком много общего, просто словами не передать.

– Чего Вы хотите? Почему я здесь?

– Глупая, я же говорил: поговорить! – пренебрежительно улыбается этот субъект.

Нет, точно почти один и тот же человек, пафоса только больше. Думаю, если альфа-козлу дать божественную силу из него именно такое дерьмо и получится.

– Ну ладно, давай по порядку. Ты желание на Новый Год загадывала? – вздыхает он.

О чем это он? О той страной традиции? Неуверенно киваю.

– Чего молчишь? Не ты ли там меня обзывала? Говорила, что я этих волчат плохому учу? Да ещё и пожелала непонятно что?

Снова киваю, на всякий случай отхожу подальше. Вздыхает, совсем так же как Кай, слегка отворачиваясь. Прикусываю губу, зачем имя его вспомнила? Отворачиваюсь, может снова в пропасть?

– Так вот ты чего на самом деле хотела? – замечает моё поведение и кивает своим каким-то мыслям. – Ну, понятно

Вот не надо мне здесь додумывать!

– Если Вы тот божок, то я совсем не жалею о том, что тогда думала! То, что творят эти волки…

– Полнейшая ересь? – перебивает меня с улыбкой.

Удивленно поднимаю глаза, почему-то думала, что он будет отнекиваться, ну или разозлится.

– Я знаю, что творят мои волчата, они давно меня заставляют разочароваться. Все мои указы, все мои слова беспощадно исковерканы, переделаны для нужд популяции. Мои простые слова о том, что нужно искать подходящую женщину сначала среди себе подобных, а потом уже среди людей восприняли совсем не так. Связывание – всего лишь результат высказывания о человеческом мифе касательно половинок одного целого!

Все время своей тирады он ходит со стороны в сторону, резко жестикулирует. Кай делал бы так же? Никогда не видела его таким… растерянным и злым? Чувствую, что улыбаюсь, хотела бы я увидеть настоящего таким же.

– Ты меня вообще слушаешь? – резко выкрикивает, так что не удерживаюсь от смешка.

– Слушаю, но мне все это кажется бредом, кошмаром, если быть точнее. Правда, забавным. Божок оборотней и правда существует, а связывания на самом деле нет? Может это Рай такой, точнее его бюджетная версия? – пожимаю плечами, держась на расстоянии.

– Кажется, я понимаю, чем ты его зацепила. Бедный мальчик, на мои же грабли, да и с разбега! – его настроение меняется так же быстро как у настоящего альфа-козла.

Удивительно похожи. А что означает эта фраза? Кого я зацепила и почему этому «кому-то» сочувствуют?

– О чём вы говорите? И причем здесь я? Если вы, и правда, божок их, то вы мне своей болтовней жизнь всю сломали! Вы это понимаете?!

– А почему я, по-твоему, спрашиваю у тебя, глупое создание, чего ты на самом деле хотела? Исполнить все, что ты наговорила затруднительно, так что выбирай уже что-то одно! – разозлился он в ответ, даже хмурится точно так же как блондин.

Рука снова чешется от желания двинуть ему хорошенько. Когда этот кошмар то кончится?

– Можно мне обратно? Мне надоело быть здесь.

– А желание?

– Это и есть моё желание. Не хочу больше слушать бесполезного божка. Надеюсь, за него дорого не возьмете? – иронично улыбаюсь, сложив руки на груди.

– Моя плата всегда высока, – и злится точно так же, как и Кай, аж мурашки по коже, – милочка.

– В таком я полетела, – бросаю, прыгая в пропасть снова.

И так раз за разом, раз за разом, раз за разом. Пока божку это дело первому не надоело, и он меня как по лбу двинул, что все краски мира пропали. В этот раз никаких жутко пошлых картинок, теперь поменялось окружающее пространство.

Помню эти подсолнухи, их было так много, мы с братом играли в них в прятки. Он все время плакал и падал, когда я его ловила. Делал это специально, чтобы мама пришла и пожалела его, а заодно и меня отругала. Вот и домик старой бабки, стоит, как стоял. Такой же ветхий и всеми забытый, пускай и видно, что в нем кто-то живет. Этот косой заборчик тоже помню и лес что за ним и… его.

Мальчик стоит совсем рядом, с ним рядом какая-то пара. Они что-то говорят ему, но он не отвечает. Лицо у него детское, невинное, но глаза взрослые. Как будто он повидал многое. Никто из троих не замечает меня, так что решаюсь подойти ближе. У него что-то с волосами, почему-то они седые как у старика. Разве у детей должен быть такой цвет волос? Нагибаюсь и нерешительно протягиваю руку, чтобы коснутся его щеки, такой грустный, что хочется даже обнять его и пожалеть.

– Похож? – спрашивает божок резко.

Дергаюсь, не ожидая его увидеть, он стоит за спиной мальчика и в лицо сразу же бросается схожесть. Перевожу взгляд с ребенка на парня и обратно. Люди начинают двигаться вновь, мальчик смотрит куда-то, поворачиваюсь в ту же сторону. Ещё дети. Второй мальчик упал – плачет, девочка тоже плачет. Их мама приходит, но жалеет почему-то только мальчика. Девочка убегает в лес, но этого никто не замечает. Все так знакомо, как будто сцена из моей жизни, сцена которую я не помню. Картинка сменяется, и мы уже в лесу, первый грустный мальчик бежит куда-то по лесной чаще. Бегу следом и останавливаюсь на небольшом уступе. Девочка окружена волками, обычными волками. Плачет, ещё одна плакса.

– Даже в детстве ты их привлекала, – улыбается радом божок.

– Я? Причем здесь я?

– Это же твоё стертое воспоминание? Разве нет? – он снова улыбается и поворачивает меня лицом к происходящему.

Их загнали в угол, мальчик говорит ей закрыть глаза, и она закрывает. Сам он снимает с себя часть одежды и превращается в такого же волка, только чуть побольше и с белой шерстью. Я знаю этого волка, я знаю этого мальчика, я знаю, что девочка не сдержала обещание, потому что это была я. Этот оранжевый свитер, зеленое платье никогда не забуду. В то время у нас было мало денег, да и потом тоже, так что всю мою одежду можно было по пальцам пересчитать. А это платье я любила, даже помню, как папа его купил на рынке поздно ночью перед Рождеством.

Я не боялась его, по-детски решив: если защитил, то мой.

Смотрю на свою руку, затем на маленькие пальчики девочки, которые так небрежно гладят умытого в чужой крови волка. Картинка меняется, мы ещё в лесу, но ещё далеко от дома.

– Убери меня отсюда! – кричу, ища альфу взглядом.

Он где-то вдали, так что приходится бежать к нему, пытаясь не обращать внимания на дурацкое обещание когда-то давно данное мною.

– Ты даже имя ему дала, – с долей гнусливости произносит он, упираясь спиной на ближайшее дерево.

– Зачем? Зачем ты показываешь мне это? – кричу на него, внутри радуясь, что это всего лишь божок.

– Я показываю? О нет, это ты! Показываешь то, что прячется в этой черепушке, – он стучит пальцем мне по виску.

– Забери меня отсюда, – прошу, как бы это не было сложно для меня.

– Уверена? Не хочешь узнать, что будет дальше?

– Я знаю, вспомнила.

– Ну, тогда думаю воспоминаний с нас достаточно на сегодня, не так ли? – гадко улыбнувшись, он дает мне снова по лбу.

Все потемнело вокруг, затем мы снова оказались в другом месте. Этот жуткий розовый дом просто не забыть. Снег, машина, я в багажнике. Кай, но не тот, достает меня из машины. Я знаю, что будет дальше, потому ищу взглядом второго.

– Ты же сказал, что достаточно на сегодня?! – кричу на него.

– Соврал, – равнодушно пожимает плечами, наблюдая за попытками меня старой ударить блондина.

– Кай не врет, – зачем-то говорю ему.

Уже сама наблюдаю за этой сценой, на душе неприятное ощущение.

– Нет, конечно же, врет, но в основном себе. Смотри, сейчас что-то будет! – смеется он, тыкая пальцем в наши копии с воспоминаний.

Мы целуемся, просто целуемся, и в какой-то момент я просто выключаюсь, словно резко уснула. Блондин напуган, из него вырывается звериный злой рык, затем моё тело подхватывают на руки и несут в дом.

– Я хочу проснуться, плевать на цену, – говорю, когда картинка снова меняется.

Эта кухня – ненавижу ее, этот стол, хотя и выбросила его – тоже ненавижу.

– Уверена? По-моему, началось самое интересное, – улыбается этот гад, стоя в дверном проеме и смотря на представление возле стола.

Хватаю его за ворот и трясу что есть силы.

– Хватит играть с моими воспоминаниями! Ты хотел желание? Так вот оно: я хочу проснуться! Плевать на цену, плевать!!! – кричу, видя на таком знакомом лице такую мерзкую и непривычную улыбку.

– Хорошо, но цена будет велика, – говорит он.

– Жалкая, – слышу голос Кая из воспоминаний.

– Плевать, быстрее, верни меня обратно! – кричу, зажмуриваясь до боли.

– Ну, ладно, – легко соглашается он, – упрямая, вся в мать.

Легкий толчок по лбу и все.

Открываю глаза, точнее глаз, второй все ещё болит, и все ещё заплыл. Да здравствует жизнь, да здравствует боль! Что-то влажное проходится языком по лицу, так что дергаюсь в сторону и вскрикиваю. Спина! Гребанная спина! Поворачиваюсь снова на живот и тяжело дышу, приходя в себя после жуткой боли. Мельком замечаю две пары лап мохнатых совсем рядом. Оборотни! Везде оборотни, даже в кошмарах снятся. Кто это? Почему не превращается? Мех черный – радость-то какая! На рожу этого блондина ещё долго не смогу смотреть, во сне реально нагляделась.

Стоп, а кто это? Ваня? У него расцветка похожа, но комплекция в разы больше. Кто это? Это с других стай? Оборотень наклоняется к моей спине, а даже чувствую его горячее дыхание на коже.

– Не смей! – кричит резко кто-то, и оборотень дергается от меня как ошпаренный.

Меня тут полизать захотели, полечить, возможно, а тут кто-то мешает? Хотя, может, меня наоборот съесть захотели, откуда мне знать? Со стороны, наверное, виднее. Милостиво жду, когда какой-то мужик в армейской обуви подойдет ко мне. Подошел, и как ткнул ногой в бок, что я на спину перекатилась. А там… в общем спина! Я ору, волк воет, мужик матерится… как будто на тот свет снова собралась.

– Больно же! – возмущаюсь, когда сил кричать уже нет, и, только тяжело дышу.

Черный волк без спросу сует свой язык мне в лицо, за что тут же получает – его дергают на здоровый ошейник, словно шавку какую. Что вообще происходит? Почему кто-то держит оборотня на поводке, да еще и за собаку держит? Почему этот человек все ещё жив? Мужик тем временем замахивается рукой на здоровую голову оборотня, но не бьет, уж больно жалобно он скулит.

– Вы совсем сдурели так с человеком поступать? – сказала не подумав.

Это же рабство чистой воды!

– Да то ж человек… а она зверь, – говорит мужик и впервые замечаю, что черты его лица знакомы мне.

Она? Волчица? Они что волчицу на поводке держат? Может он тоже оборотень? Вот же… Да простит меня Белый Волк, но здесь только мат поможет.

– Сам ты зверь! Она девушка или женщина, а ты ее на цепь сажаешь, да еще и бьешь? Ну, ты и…

Договорить я не смогла, кашель сильный начался. За то волчица вдруг бросилась ко мне, да и принялась от мужика своим тельцем защищать.

– Так, значит, вот почему она к тебе полезла, утопленнице эдакой, – вот не хорошо его глаза блеснули, плохо это, очень плохо.

– Я не утопленница! – воскликнула испугано.

Ну и кто меня за язык тянул? Тут только на волчицу и приходится рассчитывать.

– Конечно, нет, ты же волчица! – он достал пистолет и под рык волчицы выстрелил в меня дротиками.

Похожими в диких зверей стреляют, чтобы усыпить. Почти мгновенно вырубилась, перед этим подумав, что расценки у Белого Волка явно завышены.